Текст книги "Окольцованные злом"
Автор книги: Мария Семенова
Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)
* * *
Увидев ведро с розами, Катерина удивленно изогнула брови:
– Ты, Берсеньев, начинаешь меня пугать. Старушку, что ли, на рынке грохнул?
– Да нет, бабушка здорова, оц-тоц-первертоц, кушает компот. – Виктор Павлович развеселился. – Просто украл. Я сейчас.
Он оставил ведро в прихожей и направился к машине за корзиной со жратвой. Мишанин чемоданчик он решил пока оставить в «восьмерке», авось не уворуют. Укрыв его от любопытных глаз доставшейся еще от прежнего владельца брезентухой, киллер, не дожидаясь лифта, помчался по лестнице на пятый этаж.
На этот раз Катя встретила его улыбкой.
– А это что такое? – Забирая из его рук корзину с едой и одновременно чмокая в щетинистую щеку, она указала на увесистый кусок гранита. – За пазухой места не нашлось?
Камень, очевидно, был положен в ведро для устойчивости.
– Булыжник – оружие пролетариата. – Башуров усмехнулся и принялся стаскивать куртку. – Давай поужинаем, а? Только я вначале смою с себя кровавый пот с трудовой грязью, целую вахту отстоял.
– Что-то не очень ты похож на пролетария. – Задумчиво посмотрев на гору продуктов, Катя с трудом потащила корзину на кухню, стройные ноги молочно белели соблазнительными икрами.
Завидев Башурова, рыжий Кризис, сладко почивавший в ванной на ящике с грязным бельем, опять распушил длинный хвост, выгнулся, зашипел и стремительно проскользнул у киллера между ног. Отношения их явно не заладились.
– Вот я тебя, Чубайс хренов, кастрирую! – Виктор Павлович беззлобно рассмеялся и с наслаждением залез под душ. Долго фыркал, отплевывался, с остервенением тер мочалкой намыленные члены и наконец, облаченный в махровый халат, появился на кухне.
Его ожидал приятный сюрприз. Катерина не только была обучена искусству любви, она еще и готовила. Сегодня к его приходу был потушен кролик в сметанном соусе с грибами.
«А нехило Берсеньев устроился! – Виктор Павлович, глотая слюни, окинул голодным взором стол: салат морковный, салат фруктовый, салат крабовый… На тарелках что-то дымится… Винище… – Хотя, может, я зря грешу на покойного? Может, это Амстердам пошел на пользу?»
Он с чувством обнял Катю, нарезавшую на другом столике сыр, и, ощутив, что под легким шелковым халатом на ней ничего нет, забыл и про накрытый стол, и про тяжелый день. Крепко сжав ее в объятиях, он принялся страстно целовать шею, грудь, соски, которые моментально сделались твердыми. Послышался сладострастный стон, затем Виктор Павлович ощутил, как женские пальцы коснулись его бедра и начали медленно подниматься вверх. «Ну уж нет, милая, сегодня командовать парадом буду я». Резко развернув партнершу спиной к себе, он одним мощным движением вошел в нее.
Когда все-таки дело дошло до ужина, соус, в котором плавал кролик, превратился в прохладное желе с кусочками шампиньонов. Вскоре с жарким и салатами было покончено, и ликвидатор ощутил, что голод желудочный вновь уступает место голоду любовному. Поглядывая, как обнаженная сотрапезница потягивает из пузатого бокала бордовую искрящуюся «Ностальгию», он не выдержал и потащил Катю на диван.
Но всему настает конец. Когда, обессилев, любовники угомонились, было уже далеко за полночь. Как это обычно бывает при заморозках, небо прояснилось, выглянули холодные, колючие звезды, диск полной луны казался фонарем, подвешенным прямо за окном.
– Какое странное у тебя кольцо, что это за камень? – Катя нежно коснулась пальцем руки ликвидатора. – Я еще вчера заметила. Что, тоже из Голландии?
В полумраке комнаты от перстня исходило тусклое багровое мерцание.
– Достался по случаю, ничего особенного. – Башуров внезапно почувствовал, что стремительно проваливается в сон, усталость наконец брала свое, и зевнув, он повернулся на бок. – Спи.
– Постой, постой. – Катерина ухватила киллера за ладонь, вгляделась внимательнее. – Смотри, да здесь написано что-то!
Действительно, практически вся поверхность кольца была покрыта крохотными, будто острием иглы начертанными знаками, которые едва различимо светились в полумраке ночи. Однако Башурова это совершенно не трогало, – унесенный Морфеем, он уже пребывал далеко.
«Все вы, мужики, одинаковые: нажрался, натрахался и спать». Дух исследователя окончательно победил в Катерине желание выспаться. Она соскочила босыми ногами на паркет и, выудив на ощупь из сумочки шариковую ручку, принялась срисовывать непонятные знаки на обложку первой попавшейся книжки. Это был «Фараон» Болеслава Пруса. Провозилась она битый час. Наконец, отчаянно зевая, она зашвырнула «Фараона» на полку, сходила в туалет и, с комфортом устроившись под мышкой у Виктора Павловича, мгновенно уснула.
А через несколько часов пронзительно зазвенел будильник, и Катя, проклиная тяжелую женскую долю, принялась собираться на службу. Двигаясь на автопилоте, словно зомби, она посетила удобства, умылась, насыпала оголодавшему Кризису «Вискаса» и поставила на конфорку джезве. Пока кофе варился, Катя слушала по телевизору последние новости и старательно махала руками и ногами. Однако окончательно она проснулась только после второй чашки. Нанеся макияж по упрощенной схеме, оделась и, уже в дверях вспомнив о своем ночном трудовом подвиге, вернулась в комнату за «Фараоном». Увидев безмятежно спящего Башурова, она вдруг жутко захотела сорвать с себя одежду, нырнуть к нему под одеяло и уже никогда никуда не отпускать.
Но наши желания и наши возможности редко совпадают. Решительно утихомирив плоть свою окаянную, Катерина захлопнула квартиру и направилась на автостоянку. Иероглифы, срисованные ночью с перстня, она надеялась подсунуть своему начальству в лице профессора Чоха, который в области загадок древности уже не одну собаку съел.
Башуров же проснулся около полудня. С хрустом потянулся и, оценив по достоинству лежащее рядом на подушке послание: «Вечером жду», направился по утренним делам. Как следует вымокнув под душем, он минут сорок посвятил своим конечностям, позвоночнику и координации, а когда почувствовал, что организм после ночного сна пришел в норму, отправился на кухню завтракать.
Говоря откровенно, Катя готовила не очень, то есть, называя вещи своими именами, весьма посредственно. В крабовом салате было слишком много лука, отчего вкус членистоногих терялся, в оливье, наоборот, не хватало майонеза, а мясо было нарезано слишком крупно. Однако Башуров был не настолько гурман, чтобы из-за этого отказываться от доброкачественной домашней пищи, тем более приготовленной, хотелось бы надеяться, с любовью.
Завершив завтрак чаем с какой-то подзасохшей коврижкой, он вымыл посуду, зачехлил, надо думать ненадолго, ложе любви и, одевшись, захлопнул входную дверь, – ключей ему никто не оставлял. Внизу ликвидатора ожидал неприятный сюрприз: правое наружное зеркало на «восьмерке» было отломано. Ладно, зато хоть все остальное, слава труду, цело. Дав бедной «девочке» погреться вволю, Виктор Павлович в задумчивости порулил на Серебристый бульвар.
Как-то странно все складывается: в этом городе у него имелось два законных угла, а он ни в один из них даже сунуться не может, вынужден скитаться по приютам!
Залив по пути полный бак, Башуров запарковал машину неподалеку от гостиницы. Не торопясь поставил «восьмерку» на сигнализацию, подхватил Мишанин чемоданчик и размеренной походкой направился к себе в номер. Пока все было без изменений: деньги на месте, еле видимые волоски, прикрепленные в обычно шмонаемых местах, нетронуты. Ликвидатор запер дверь, задернул шторы и перенес настольную лампу с тумбочки на стол. Затем долго и тщательно осматривал Мишанин чемоданчик, сначала снаружи, аккуратно протыкая мягкую кожу иглой и обнюхивая, затем уже изнутри. Вскоре его внимание привлекли две продолговатые картонные коробки, красиво перетянутые лентами и обещавшие, если верить картинкам на упаковке, райское наслаждение любой женщине, в руки которой они попадут. Ликвидатор хмыкнул: покойник-то шутник, оказывается, тащил из Амстердама два здоровенных искусственных члена – угольно-черный и огненно-рыжий. На инструкции по применению значилось, что размер «дамской радости» соответствует детородному органу мамонта.
«Больные люди». Киллер вставил в слоновью гордость батарейки, потихоньку крутанул регулятор и, сразу же ощутив, как резиновое чудо мелко завибрировало, усмехнулся, – нет уж, как бы там ни было, но на идиота Берсеньев похож не был. Тут же в его руках оказался нож, и, располосовав искусственный член со сноровкой маньяка, он обнаружил в толще латекса трубчатый контейнер, плотно набитый колесами в разноцветных рубашках. Произведя подобную операцию с другим мамонтовым органом, Виктор Павлович извлек второй тайник с наркотиками. «Хорошо придумано. – Он одобрительно качнул головой. – Запах резины забьет нюх у собак, а потрошить без наводки вряд ли станут». Теперь уже было совершенно ясно, в какое конкретно дерьмо Башуров залез по самое дальше некуда:
1) замочил курьера солидной наркоструктуры,
2) следом отправил туда же наркома с поддужным,
3) и, наконец, опустил вышеуказанную организацию тысяч на сто «зеленых».
Вероятно, теперь его начнут искать. Прежде всего попытаются достать по телефону. Будут предлагать на сладких условиях вернуть товар, а если он клюнет, конечно же, убьют. Значит, трубку вообще включать не следует, что нет его в природе, испарился.
Вздохнув, Виктор Павлович аккуратно развесил Мишанины шмотки в шкафу, наркоту убрал подальше и, разложив на столе трофеи из карманов наркодельцов, принялся за них.
Так, ключи от входных дверей, пирожидкостный комплекс «Удар» – хорошая штука, поэффективней газового ствола будет; потертый кожаный лопатник с пятью тысячами баксов. Да, ребята попались, видно, непростые. Портативный электрошокер в форме пачки «Мальборо» – тоже неплохо. Зажигалка, сигареты, нож-прыгунок с рукояткой в форме женской ноги – занятная вещица, да и движок им можно заглушить в шесть секунд. А это что такое?
В руке Башуров держал карточку-заместитель – кусочек плотной бумаги, хорошо знакомый каждому, кто по долгу службы имеет дело с боевым оружием. Все очень просто: берешь в ружпарке свой табельный ствол, а картонку с личными данными оставляешь на его месте в ячейке, чтобы, значит, пусто в ней никогда не было. «Ну и дела». Ликвидатор вздохнул и, поднявшись, начал мерить комнату шагами. Вот теперь лицо его сделалось по-настоящему мрачным, потому что на карточке-заместителе, изъятой из кармана едва не убившего его амбала, значилось: «МВД РФ», а чуть ниже: «Капитан Коршунов А. С.»
* * *
«Здравствуйте, Дорогой Друг. Как у вас дела? Как здоровье, все ли в порядке?»
«Мое почтение, Аналитик. Дела идут – контора пишет. Здоровье в порядке, спасибо зарядке. Не томите, чувствую, у вас что-то интересное».
«Интуиция, Дорогой Друг, вас никогда не подводит. Пришел заказ на некоего Берсеньева Михаила Петровича, 1959 года рождения, адрес такой-то, денег столько-то, стопроцентная предоплата, однако просят сработать медленно и печально, чтобы клиент помучился. Что-нибудь вроде «боливийского галстука», поэтапной кастрации или накачивания быстродействующего герметика в задний проход».
«Полимер в толстую кишку? Чего ж тут интересного, дорогой Аналитик? Для педерастов разве что».
«Минуточку, Дорогой Друг, сейчас я вам покажу физиономию клиента, вот так, в фас и в профиль… Ну, каково?»
«Да, бывают чудеса на свете, это же Борзый, только шевелюра подлиннее. А что говорит компьютер, вы, надеюсь, задействовали программу двойников?»
«Обижаете, Дорогой Друг. Машина с девяностопроцентной вероятностью утверждает, что Башуров и Берсеньев однояйцевые близнецы-братья. Как Ленин и партия».
«Да, тайны мадридского двора. Я попрошу вас, Аналитик, узнать дату смерти и место захоронения матери Борзого. Без сомнения, он будет на кладбище на девятый день, ликвидаторы – люди до смешного сентиментальные. Глядишь, и братец его, Берсеньев, подтянется. Да… Благодарю вас, конец связи».
«Вам, Дорогой Друг, насчет ликвидаторов, конечно, виднее. Но что-то за вами особых сантиментов я не замечал. Всего хорошего. До свидания».
ГЛАВА СЕДЬМАЯ
«Вот она жизнь, менты в наркомы подались… Хотя, конечно, не факт, карточка-заместитель может быть и не его. Только, спрашивается, какого хрена он ее тогда с собой таскал? – Башуров достал из ящика нераспечатанную пачку «Парламента», закурил. – Наверняка и удостоверение было, просто в спешке не нашел. Крысы теперь читают». Он усмехнулся. Вернулся к столу и, обнаружив и водительские корки на имя Коршунова, удостоверился в правоте своих мыслей. Виктор Павлович затушил сигарету, хмыкнул, хрустнул чьей-то начатой упаковкой «Сумамеда» и принялся неторопливо листать записную книжку Берсеньева.
В основном вся она была посвящена слабому полу: против каждого женского имени были аккуратно проставлены телефон, обхват груди, талии и бедер, цвет волос и оценка по десятибалльной шкале. Открыв страницу на букву К, ликвидатор между Клавой М. и Кариной С. легко отыскал рабочий и домашний номера брюнетки Кати П. с габаритами 90-62-92, оцененной всего в семь условных единиц. «Так, – он опять нервно заходил по комнате, – бурный роман необходимо экстренно заканчивать. Вряд ли Мишаня названивал своим бабам с коммунального телефона в общем коридоре. Наверняка, мудак, звонил по сотовому». А это значит, все номера забиты в памяти компьютера и в конце концов бандиты ли, менты ли – неважно – выйдут на Катю. Остальное – дело техники.
«Да, Башуров, жила себе баба спокойно, ковырялась в своих исторических древностях. Так нет же влез, изгадил ей жизнь. Роковой самец, блин! Да эти уроды за свои сто тысяч кому угодно матку вывернут. – Виктор Павлович на мгновение представил Катю распятой вниз головой, с отрезанными сосками и клитором, исходящую кровью и животным криком, однако вместо страха за ее жизнь почему-то испытал возбуждение. Он опять себя обругал, мотнул головой, отгоняя видения в стиле Босха, и решительно подошел к окну. – Ладно, надо что-то думать».
Кипучая натура ликвидатора одними мыслями, однако, не ограничилась. До самого вечера он занимался организационными вопросами. Первым делом рассовал деньги и наркотики по персональным сейфам. Затем тщательно продумал возможные варианты развития ситуации. И напоследок, помня мудрость древних: хочешь мира, готовься к войне, – привел в идеальное состояние модернизированный браунинг образца 1903 года, перекрещенный стараниями товарища Токарева в пистолет ТТ.
Наконец желудок киллера напомнил, что неплохо было бы поужинать. Жрать в одиночку? Нет, только не сегодня. Виктор Павлович покинул гостеприимную «Чайку», мечтая о бастурме, купил на рынке свиную вырезку и неторопливо попилил на Васильевский. Спешить особо было некуда, Катерина, наверное, еще на службе, а потому дорожные заторы его не раздражали, он даже всю дорогу напевал что-то веселенькое, типа: «Другому пасть порвал и выдал плюху, а остальному откусил пол-уха…»
Однако выяснилось, что сегодня Катя с работы отпросилась пораньше: какое может быть искусство на больную голову? К приходу Башурова она уже выспалась, приняла душ и прикидывала, чем бы перекусить, так что он со своей свининой оказался как нельзя кстати.
– У нас сегодня вечером мероприятие. – Катя принялась жарить мясо сама, было заметно, что ей здорово хочется есть. – Люська Балашова отмечает защиту кандидатской, ну скромно так, на дому, по-стариковски. Ты как?
– Я всегда за приятное общество. – Ликвидатор нетерпеливо наколол на вилку дымящийся кусок свинины, хищно ощерясь, надкусил и принялся с энтузиазмом жевать. – Катерина Викторовна, готово.
Быстро разложили мясо по тарелкам, достали вчерашние салаты и наелись так, что сразу захотелось прилечь. Однако в постели обоим стало не до сна, время полетело стремительно и незаметно. Словом, к Люське выбрались только в девятом часу. Не догадываясь об автомобилистских наклонностях Башурова, Катя усадила его рядом с собой на «кресло смертника», слегка погрела выстуженный двигатель и лихо взяла с места. Путь предстоял неблизкий – в Купчино.
На Московском в хвост «пятерке» пристроился нахальный «шевроле-блайзер». Наплевав на безопасность движения, он прижался вплотную к бамперу, слепил мощными фарами и наконец взревел могучим, подобным паровозному, гудком. «Щас тебе, ублюдок». Озверевшая от подобной наглости Катерина дорогу уступать и не подумала: проезжая часть свободна, обгоняйте! А на красном они встретились. Джип встал справа от «пятерки», тонированное стекло на водительской дверце опустилось, и гладкобритый рулевой жестом предложил ликвидатору сделать то же самое. «Опять начинается». Раздраженно вздохнув, Виктор Павлович принялся крутить ручку подъемника.
– Эй, фуфел, скажи своей пятицилиндровой, сейчас она у меня отсосет. – Бритый приподнял рукой темные очки и тягуче сплюнул прямо на капот «жигуленка». – А потом и тебя на четыре кости бортанем.
– Ась? – Башуров по-дурацки улыбнулся, показывая на уши, он принялся вылезать из машины. – Простите, я вас не понял, у меня в слуховом проходе пробки.
– Хорошо, что не в заднем, придурок! – Смачно заржав, бритый даже придвинул харю поближе к окошку, чтобы лучше рассмотреть козла рогатого, а ликвидатор коротким движением «от кармана» моментально сломал ему челюсть. Подождав, пока начнет открываться задняя дверь джипа, он с силой пнул ее ногой, раздробив вылезавшему колено, затем в гневе сокрушил локтем боковое зеркало иномарки и наконец, угомонившись, вернулся в «Жигули»:
– Поехали, зеленый.
По Катиному лицу снова пробежала тень недоумения:
– Чтобы так драться, Берсеньев, лет десять учиться нужно. Это ж не трусы, из Амстердама не привезешь… – Она посмотрела на киллера как-то странно, пожалуй даже настороженно.
– Да брось ты… – Башуров деланно рассмеялся. – Надо просто чаще видик смотреть. – И, переводя разговор в другое русло, поинтересовался: – Юбиляршу-то как радовать будем?
Катерина усмехнулась:
– Ей бы мужика найти хорошего, лучше не придумаешь! Да только на дороге нынче не валяются. А вообще-то мы уже собирали деньги на подарок. – Она в раздумье пожала плечами. – Даже не знаю, ну, сладкоежка она, ликерчиком побаловаться любит…
Сладкоежка, говоришь? Тормозни-ка. – Виктор Павлович выскочил у какого-то метро, нырнув в скопление ларьков, быстро вернулся с огромным шоколадным тортом и снежно-белой пузатой бутылью клубничного «Мисти». – Покатили.
Объехав по кривой фигуру вождя пролетариата с протянутой дланью, «пятерка» вырулила на проспект Славы, стремительно нырнула под Витебский и, повернув направо, вскоре остановилась возле кирпичного точечного уродца, – прибыли.
Виновница торжества оказалась застенчивой миловидной женщиной лет тридцати пяти, с умными серыми глазами и, судя по всему, нелегкой женской долей. Кроме нее за праздничным столом располагалось с полдесятка академического вида дам при кавалерах с галстуками, а также счастливая мать и слегка уже пьяненький папаша. Веселье было в самом разгаре, и гости на опоздавших отреагировали слабо. Лишь родитель вновь испеченного кандидата отчего-то сразу проникся к Башурову пылким чувством и, поминутно опираясь животом на скатерть, чтобы чокнуться, проникновенно уверял:
– Один только ты здесь с яйцами, остальные с галстуками.
Наконец все в первом приближении насытились, квартира начала наполняться сигаретным дымом и интеллектуальными речами. Мать юбилярши меняла тарелки гостей на чистые. В это время во входную дверь позвонили, и в комнату прошествовал крупный плечистый дядька с букетом белых роз.
– Ой, Игорь Васильевич, спасибо! – Балашова просияла и покрылась легким румянцем. – Какая красота!
Присутствующие дамы начали незаметно прихорашиваться, их спутники приосанились для внушительности и даже как бы протрезвели.
Тем временем вновь прибывший, приветственно всем покивав, уселся на мгновенно освобожденное за столом место. Штрафную ему наливать постеснялись: начальник все-таки! Ждали, пока сам произнесет тост.
– Ну что ж, Людмила, давай-ка за тебя выпьем. – Игорь Васильевич наконец поднялся, с улыбкой обвел присутствующих взглядом. – Растет наша молодая поросль, пробивается даже через толщу демократических реформ. Не успеешь оглянуться докторскую обмывать будем. Так что, Людмила Петровна, за ваши будущие успехи, в творчестве и во всем остальном!
Он ловко опрокинул рюмку водки, все дружно захлопали, юбилярша окончательно расцвела, и веселье разгорелось по новой.
Виктор Павлович рассматривал усевшегося рядом гостя с интересом. Его смуглое лицо было на восточный манер скуласто-узкоглазым, мясистый длинный нос красноречиво свидетельствовал, что здесь не обошлось и без сынов Израиля, а напомаженные острые кончики пышных ухоженных усов закручивались кверху, словно у легендарного Василия Ивановича. Та еще, как видно, смесь кровей! Возраст соседа был так же неопределим, как и национальность. Двигался он по-юношески легко, во всем его облике ощущалась хорошо контролируемая сила, а во взгляде чувствовались ирония и немалый жизненный опыт.
На сером фоне малахольных интеллигентов с уже сбившимися набок галстуками усатый Башурову понравился сразу. Заметив вдобавок ко всему на его руках гипертрофированную надкостницу «набивки», ликвидатор и вовсе повеселел:
– Сетокан?
Тот коротко улыбнулся:
– Было дело, – и, взявшись за запотевшую бутылку «Столичной», взглянул на Виктора Павловича вопросительно: – Выпьем водки?
Скоро общество разбилось на небольшие кружки по интересам. Обсуждали все подряд: тактику ведения чеченской кампании, предвыборные технологии, пиар, способы консервирования цветной капусты, состав золотого лака, использовавшегося для покрытия японской деревянной скульптуры тринадцатого века. Башуров, чокаясь с соседом уже по третьему разу, успел узнать много нового из области синоби-дзюцу, потому как, работая в Японии, доктор наук Игорь Васильевич Чох три года занимался у самого Масааки Хатсуми – тридцать четвертого патриарха школы «искусства терпеливых» Тогакурэ-рю. Как-то незаметно перешли на «ты», а когда к ним подсела Катя, раскрасневшаяся от ликера и уставшая от чужих проблем с детьми младшего школьного возраста, беседа сама собой перетекла на рельсы исторической науки. И вскоре Чох оседлал любимого конька, – о загадочном и необъяснимом он мог говорить часами.
– Египетские пирамиды – это тьфу! – Доктор наук с сожалением взглянул на пустую бутылку из-под водки и, вздохнув, принялся разливать кизлярский «Багратион». – Взять хотя бы крепость Саксайуаман в Перу. Она сложена из гигантских, тщательно подогнанных друг к другу каменных блоков, каждый из которых размером с трехэтажный дом и весит около ста пятидесяти тонн.
Чох выпил, зажевал лимончиком и положил себе на тарелку салата из сыра с чесноком и майонезом.
– Ты только представь себе, Миша, как древние мастера смогли вырубить эти глыбы, придать им форму, доставить за десятки километров, ведь им пришлось преодолевать реки, рельеф местности, затаскивать камни на гору? Как они смогли с такой точностью подогнать их друг к другу? Один из этих гигантов был в высоту восемь с половиной метров и весил триста шестьдесят тонн, как полтыщи небольших автомобилей! Ну это ладно. – Доктор наук помассировал на затылке седой, стриженный ежиком череп. – В гранитных скалах в нескольких сотнях метров от Саксайуамана выдолблен целый город – гроты, комнаты, туннели. Они образуют грандиозную пещерную систему, причем стены сотен коридоров и помещений отполированы до зеркального блеска. Но ведь, дорогие мои, это гранит, даже на современной стадии технического прогресса подобная обработка вряд ли возможна!
Пользуясь на мгновение повисшей паузой, Башуров налил всем еще по одной, а Катя посмотрела на начальство укоризненно:
– Игорь Васильевич, что-то вы уж слишком суровы сегодня к египетским пирамидам.
Согласен, погорячился. – Доктор наук деловито обвел взглядом стол, добавил себе чесночно-сырного салата, шпротину и селедку «под шубой». – Вот за них давайте и выпьем. До сих пор, окаянные, продолжают удивлять. Я уж не говорю о том, что высота пирамиды Хеопса равна одной миллиардной расстояния до Солнца, применявшийся при ее строительстве «святой локоть» составляет одну десятимиллионную часть радиуса Земли, а длина стороны основания, измеренная в этих самых локтях, соответствует числу дней в астрономическом году. Это так же общеизвестно, как и тот факт, что масса саркофага фараона точно в миллион миллиардов раз меньше массы нашей планеты. Представьте, недавние исследования показали, что грани пирамиды Хеопса имеют небольшую вогнутость – около метра. Если вспомнить, что когда-то пирамида имела полированную облицовку, получается, что ее грани – это своеобразные вогнутые зеркала, или рефлекторы, которые могли собирать отраженные от их поверхности солнечные лучи в фокус. При этом температура в фокусе могла достигать сотен градусов и сопровождаться световыми и прочими эффектами. Э, да что говорить… Вот вы, Миша, ответьте, – Игорь Васильевич прервался, положил шпротину на кусочек черного хлеба, прожевал и вытер чапаевские усы, – почему в склеенной из картона пирамидке мясо не портится, а часы замедляют свой ход? Отчего это в ней затупленное бритвенное лезвие восстанавливает свои физико-механические параметры, никто не знает? Да, не так все просто.
Чох поставил пустую коньячную бутылку под стол и покрутил головой в поисках еще чего-нибудь подходящего. Внезапно его взгляд наткнулся на указательный палец Башурова, которым тот придерживал дымившуюся сигарету.
– Интересная штуковина, Михаил, откуда она у вас?
– Досталась по случаю. – Виктор Павлович сразу же спрятал руку и, пресекая все вопросы в корне, тяжело вздохнул: – Грустные воспоминания, даже говорить не хочется.
– Ну не хочется, так и не надо. – Доктор наук понимающе качнул головой и повернулся к подчиненной: – У тебя, Катюша, «антиполицая» не найдется?
Действительно, веселье пора было сворачивать. От избытка впечатлений, а также съеденного и выпитого юбилярше поплохело, она то и дело надолго закрывалась в ванной и просила ее не тревожить. Остальные перебравшие по-интеллигентному пользовались балконом или раковиной на кухне. Некоторые уже спали. Первым, заглотив полпакета «антиполицая», отчалил на своей «Волге» Чох. Менее склонная к авантюрам Катя пошла другим путем. По телефону экстренно был вызван экипаж из фирмы «Лежачего не бить», и, не прощаясь, они с Башуровым спустились вниз к машине. Вскоре прибыл «опель», один из ребятишек без приключений довел «пятерку» до стоянки, получил по таксе и, пожелав удачи, исчез в ночи на катившей следом иномарке.
После уютного тепла салона колючий северный ветер пробирал до костей, хрустели под ногами покрывшиеся ледяной корочкой лужи, и, быстро трезвея, Катя покрепче ухватилась за локоть Виктора Павловича:
– Холодает чего-то…
– Что ж тебя любовь к родине не греет? – Ликвидатор тоже зябко повел широким плечом, поглубже втянул голову в воротник куртки. – А начальник этот твой, Чох, интересный мужик, и с яйцами, чувствуется.
– Странный он. – Расставаясь с хмелем, Катерина широко зевнула. – Первая жена, говорят, от него сбежала, не вынесла чудачеств. А случилось это, когда, занимаясь биоэнергетикой, он чуть не умер от функционального расстройства органов пищеварения – не совладал со своей внутренней энергией ци, как говорят китайцы.
– А ты-то его хорошо знаешь? – Виктор Павлович распахнул дверь подъезда и, узнав, что Катя трудится в музее не так давно, внезапно громко топнул ногой на веселую откормленную крысу, замершую сусликом на мусорном ведре. – Кыш, хвостатая, на Тракторную, у нас жрать нечего.
Дома их ждал неприятный сюрприз, – Кризис постарался. Умело подложил хозяевам свинью: продрал когтями оклейку сигнализации, вызвав тем самым вневедомственную охрану. Менты квартиру обшмонали, следов криминала не нашли и, составив акт, что все в порядке, спокойно отчалили восвояси. При этом кухонную дверь, конечно, не закрыли, как положено, на крючок, и хвостатый паразит, вломившись внутрь, вспрыгнул на подоконник, где стоял предмет его мечтаний – горшок с лохматым экзотическим папирусом.
Все оставшееся время до прихода хозяев Кризис провел с максимально возможной пользой для здоровья, предаваясь многократной процедуре очистки желудка. Когда Катя с Башуровым вошли в квартиру, представитель африканской флоры был уже обглодан начисто, весь пол на кухне покрыт лужицами кошачьей блевотины, а сам виновник безобразия, сидя под потолком на холодильнике свесив голову, издавал характерные утробные звуки, напомнившие хозяевам о страданиях юбилярши.
Завидев ликвидатора, кот зашипел, изогнулся дугой, шерсть на нем встала дыбом. Исполнив в воздухе смертельный номер, он вихрем слетел с холодильника и стремительно кинулся в прихожую под вешалку.
– Странно, – Катя кончиками пальцев намотала половую тряпку на швабру и принялась наводить порядок, – раньше Кризис у тебя с колен не слезал.
– Ну а теперь ему это надоело. – Виктор Павлович неожиданно ощутил приступ злости и нестерпимое желание шваркнуть хозяйского питомца башкой обо что-нибудь бетонное. Вот это было действительно странно: в отличие от себе подобных братьев наших меньших он всегда очень даже уважал.
«Что-то характер стал портиться, как у старой девы с годами». Ликвидатор быстро заперся в ванной, залез под душ, воспользовался специально купленной зубной щеткой и, не дожидаясь Кати, постыдно заснул.
Сразу же он почувствовал на своем лице дуновение, которое даже среди зноя пустыни показалось ему обжигающим. С каждым мигом становилось все жарче, и одновременно Башуров увидел, как горизонт с удивительной быстротой заволакивает темнота.
– Что это, учитель? – Он оглянулся на белобородого гиганта, который из-под руки, прищурившись, смотрел на становившееся кроваво-красным солнце. – Я ощущаю на себе дыхание Нефтиды.
Землю между тем уже объяла тьма, по небу со страшной скоростью носились тучи пыли, и каждая песчинка обжигала, словно раскаленная искра.
– Ты был чуть не прав, – белобородый внезапно улыбнулся, – это дыхание ее супруга, злобного Сета. – Он достал из складок одежды небольшой сосуд из серпентина, повелительным жестом поднес его к губам Башурова: – Пей, Гернухор, это радость богов.
Задержав дыхание, тот сделал глоток и внезапно понял, что перенесся за прозрачную, будто сделанную из хрусталя стену, под ласковые лучи полуденного солнца. На мгновение он потерял сознание, а когда очнулся, увидел рядом с собой учителя, тело того было прозрачно и сияло голубым светом мудрости.
– Где мы, Трижды великий?
– В царстве истины. – Гигант протянул руку, на указательном пальце тускло блеснуло кольцо с неброским красным камнем. – Смотри.
