Текст книги "Окольцованные злом"
Автор книги: Мария Семенова
Соавторы: Феликс Разумовский
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц)
С добрым утром, тетя Хая, ай-я-яй,
Вам посылка из Шанхая, ай-я-яй…
Из стоявшего на сейфе «Панасоника» изливался задушевный голос Аркаши Северного, и на мгновение Виктору показалось, что он попал не в офис, а в средней руки забегаловку.
– Раньше чем занимался? – Хозяин кабинета пристально оглядел крепко сбитую фигуру вошедшего, однако присесть не предложил. – Если служил, то в каких войсках?
– Бывший капитан спецназа Пятого управления ГРУ. – Башуров вдруг почувствовал себя проституткой, старающейся продаться подороже, и произнес неожиданно резко: – Уволен за дискредитацию, по мозгам дал кое-кому.
– Ну, так все поют, а потом выясняется в натуре, что бортанули за бухалово, старая тема. – Лысый скривил в ухмылке тонкий рот, сплюнул прямо на ковер, хлебнул что-то из стакана, и стало ясно, что главный здесь он.
– Мне насрать, что другие говорят. – Внезапно Башурову к горлу подступил горький ком, который не проглотить и не выплюнуть, сказались, видно, события последних недель: допросы, протоколы, военный прокурор, паскуда, эх, ребром ладони бы ему по сонной артерии… Посмотрев в белесые глаза собеседника с такой свирепостью, что тот, не выдержав взгляда, отвернулся, он медленно произнес: – Я за свои слова отвечаю, а кто сомневается, пусть прикроет пасть.
Борзый. – Главный вдруг резко поднялся и повернулся к сидевшему за столом седому: – Павел Ильич, ты тут поработай пока с народом, а мы пойдем проверим, так ли уж товарищ крут. Трактор, со мной. – Это относилось уже к развалившемуся в кресле у окна – Виктор его сразу и не заметил – здоровенному коротко стриженому быку с остекленевшим взглядом выпученных глаз, какой бывает обычно у людей, перенесших перелом носа.
В глубине офиса, за пыльными коробками, оказалась еще одна дверь, и, миновав вслед за провожатыми небольшой грязный предбанник, Башуров очутился в спортзале, занимавшем почти весь первый этаж.
В левом его углу находился ринг, на котором двое бритых ребятишек не слишком умело изображали что-то отдаленно напоминающее фул-контакт; каратэ, рядом на матах какой-то недоумок в камуфляже делал вид, что «качает маятник», а справа, возле стенки для метания, двое начинающих безуспешно пытались всадить нож в катавшийся по полу деревянный шар. В целом зрелище было убогое.
– Залезай, борзый. – Лысый махнул рукой горе-каратэкам, чтобы убирались, и приглашающе приподнял канат. – Не стесняйся, покажи себя.
О каких-то там правилах он даже не заикнулся, – похоже, действовал старинный принцип: входит кто хочет, выходит кто может.
Следом за Виктором в ринг залез амбалистый Трактор, и, отметив про себя, что сделано это было привычно и с легкостью, капитан мысленно вступил в «круг внимания» – полностью сосредоточился на своем противнике. Тот был крепким, с длинными руками, килограммов на пятнадцать тяжелее, однако, как все ортодоксальные боксеры, представлял реальную опасность только на средней дистанции и вдобавок сразу же «отдал переднюю ногу».
Ярость, копившаяся в душе Башурова уже давно, наконец-то нашла свой выход. Стремительно сделав финт левой, он резко перенес центр тяжести вперед и, звонко крикнув: «Тя-я-я!», впечатал сверху вниз подъем стопы в бедро противника, ближе к колену, туда, где расположен нервный узел.
После такого удара человек обычно не то что ходить, стоять не может, и потерявшийся от сильной боли Трактор тут же пропустил существенный пинок в пах носком армейского ботинка. Схватившись за гениталии, он осел, начал сгибаться пополам, и, вложившись, Башуров добил его сильным апперкотом в челюсть.
Удар был страшен. Не издав ни звука, Трактор рухнул лицом вниз, превратившись в гору мяса, из разбитого рта шла кровь.
Бой был молниеносным, не более пяти секунд, – единое неразрывное движение. Именно столько времени полагается тратить хорошему бойцу-рукопашнику на одного противника. В зале повисла тишина.
– Н-да, – лысый, прищурившись, посмотрел на Башурова с удивлением, будто увидел впервые, – обломал ты корешку моему рога. По понятиям тебя поиметь бы за это надо.
– А ты попробуй. – Виктор, нехорошо улыбнувшись, пробуравил своими прожекторами зрачки собеседника, и тот внезапно ощерился:
– Ладно, борзый, не бери в голову, все по железке. Рябой, Трактор на тебе, озадачься, – кинул он в глубину зала и поманил Башурова за собой: – Пошли, борзый, разговор к тебе есть.
Вдвоем они вышли на улицу, обогнули увитую диким виноградом стену здания и оказались на парковочной площадке.
– Садись. – Лысый достал брелок сигнализации от темно-зеленого пятисотого «мерса», запустил двигатель. – Ты чем теперь думаешь по жизни заниматься, в народное хозяйство куда ломанешься?
Не знаю. – Ощущая разгоряченным лицом льющуюся из кондиционера прохладу, Башуров бесцельно смотрел, как поплыли за тонированными стеклами пыльные улицы, полные спешащих по своим делам людей. Он впервые осознал, что, кроме как убивать и калечить, ничего не умеет.
Скоро «мерседес» остановился возле довольно приличной забегаловки. «Молодежное кафе «Эдельвейс»», – успел прочитать Башуров. Едва они появились в зале, большинство посетителей словно по команде оторвали свои зады от стульев – засвидетельствовали почтение, а подскочивший с быстротой молнии мэтр низко склонил украшенную пробором голову:
– Добрый день, Николай Степанович. Будете обедать?
Подумать только, у лысого и отчество имелось!
– Да, на двоих, в «заповедник». – Он слегка подтолкнул Виктора вперед, и, воспользовавшись служебным входом, они очутились в небольшой тенистой беседке, со всех сторон укрытой от любопытных глаз густыми зарослями винограда.
Не прошло и минуты, как два халдея в бабочках принялись накрывать на стол: скатерть белая, икра черная, винище красное. К стыду своему, Башуров ощутил, что рот его наполняется голодной слюной, – он уже забыл, когда последний раз нормально обедал.
– Жарко что-то, есть не хочется. – Он заставил себя не смотреть на окрошку с осетриной и, лениво пригубив запотевший бокал с хванчкарой, выжидательно глянул на лысого – мол, о чем разговор-то, Николай Степанович?
– У тебя оправилы в порядке? – Тот смачно жевал сочную свиную бастурму, густо намазывая каждый кусок горчицей. Заметив недоумение в глазах собеседника, пояснил: – Ну, бирка, Документ какой имеется?
Башуров молча достал из внутреннего кармана бумажонку, из которой явствовало, что прослужил он в Советской Армии столько-то лет, месяцев, а также дней, и лысый, внимательно прочитав, с хрустом разжевал зубчик маринованного чеснока:
– Это мы еще, Виктор Павлович, прокоцаем, какой ты жулан. Шмаляешь так же, как махаешься?
Виктор кивнул, говорить ему было трудно, мешала вязкая, тягучая слюна.
– Завтра приходи поутряне, дело есть. – Лысый впился немигающим взглядом Башурову в переносицу и медленно выложил на скатерть запечатанную пачку червонцев. – Вот тебе «воздуха», сходи пожри в тошниловке какой-нибудь, раз тебе со мной хавать западло.
В его пустых белесых глазах светилась ненависть.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Год 1999-й. Лето
Убивают людей по-всякому. Можно, к примеру, в переполненном вагоне метро сунуть клиенту в сердце заточенный надфиль и, обломав хрупкую сталь движением руки, вместе со всеми склониться над упавшим: надо же, человеку плохо стало!
Или дождаться в парадной и тупо завалить парой выстрелов из ствола с глушаком, главное – не забыть о контрольной пуле в лоб и аккуратно подобрать отстрелянные гильзы, если, конечно, они маркированные.
Убрать сидящего в автомобиле тоже не представляет особой проблемы. Достаточно закинуть в бензобак завязанный узлом презерватив, наполненный составом на основе марганцовки, или подвесить под водительским сиденьем гранату Ф-1, а сквозь ее кольцо продеть веревку, привязанную к кардану, – машинка тронется, чека предохранительная выскочит, и ажур.
Есть еще избитый вариант с радиоминой, знай нажимай на кнопочки! Это все, конечно, дедовские способы, можно придумать и поинтересней. Иногда приходится инсценировать самоубийство: устроить, скажем, бытовое поражение электротоком с летальным исходом, вколоть смертельную дозу хлористого кальция или, сделав спиртовую клизму, угробить жертву в аварии. Полет фантазии границ не знает.
А вот как быть, если объект не пользуется общественным транспортом, а ездит на шестисотом «мерседесе» в сопровождении трех телохранителей и живет не в хрущобе, а в двухэтажном особняке за трехметровым каменным забором?
«Никуда ты, голуба, не денешься». Башуров опустил сорокакратный цейсовский бинокль и принялся массировать уставшие от напряжения глаза. Пошли уже четвертые сутки, как он плотно занимался теледеятелем, сразу почему-то получившим погоняло Зяма, и теперь знал наверняка, что дело будет непростым. Даже для него – ликвидатора экстра-класса милостью божьей, если можно так выразиться, хотя, конечно, и он не без изъяна.
Идеальный киллер должен быть незаметным, легко растворимым в толпе, никто никогда не должен обращать на него внимания и уж тем более испытывать по отношению к нему каких-либо эмоций. А вот Виктор Павлович был мужчиной видным, с красивым, запоминающимся лицом, и, работая массажистом в оздоровительном центре, имел у представительниц слабого пола успех сногсшибательный, что с профессиональной точки зрения было не очень хорошо. Зато во всем остальном он считался настоящим мастером своего дела, и не случайно, что именно ему поручили воплотить в жизнь очередное решение об изменении курса российского телевидения.
Дела подобного рода всегда смертельно опасны. В случае успешной ликвидации менты и фээсбэшники начнут рвать жопы на сто лимонных долек, к тому же неизвестно, кого потом заказчик надумает убрать из связки – исполнителя или посредников, а может, и тех и других.
Соблазнил Башурова проклятый металл. Он давно уже подумывал завязать, но, когда увидел дипломат, набитый «зеленью», отказаться не смог.
И вот теперь, сидя за рулем «жигуленка», оформленного по левым документам, он внимательно наблюдал, как Зяма в сопровождении двух мордоворотов грузится в свой бронированный «мерс», а в голову лезли безрадостные мысли: может, и его самого скоро будут выпасать примерно так же?
Между тем перламутрово-белый «шестисотый» резво принял с места и, влившись в плотный поток машин, напористо попер по направлению к Кольцевой, откуда до островка комфорта и безопасности было рукой подать. Назывался этот оазис роскоши Домырино-2 и представлял собой десяток шикарных вилл в сосновом бору, на территории, отвоеванной у кремлевской здравницы. Отличные подъездные пути, централизованная охрана, система «Кактус», подведенная к колючей проволоке поверх бетонных заборов.
Каждый раз при виде этого заповедника Башурова охватывала холодная ярость, рука сама непроизвольно тянулась к левой подмышечной впадине. Нет, он не завидовал, он в принципе был не против богатства: хороший музыкант, писатель, врач, спортсмен – на здоровье, если ты умеешь делать что-то лучше, чем другие, то и живи соответственно.
Однако в Домырино-2 жили те, кто лучше, чем другие, научился воровать. Те, кто исхитрился своевременно урвать свой кусок пирога, испеченного еще при социализме. В основном это были деятели от партийной кассы, свежеиспеченные специалисты по приватизации и откровенные бандиты, выбившиеся во власть. Пена, словом.
Тем временем громада «шестисотого», катившая впереди, с отрывом корпусов в пятьдесят, свернула с шоссе и стремительно исчезла из виду. Башуров, проводив «мерседес» взглядом, проехал развилку, километров через пять свернул на проселок и дальше двинулся пешком – наискось, вдоль отлогого берега безымянной речушки.
Лето в этом году выдалось жарким, речка заметно обмелела, и Борзый без труда отыскал брод. Еще с полчаса он неслышно ступал по упругой хвойной подстилке и наконец, утопая ногами во мху, остановился возле покрытого толстой броней дерева-великана. Такую сосну в лесу не каждый день встретишь: высоченная, в три обхвата – настоящий реликт. Все хорошо, только смола страшно липкая.
«Не кочегары мы, не плотники…» Виктор Павлович натянул на одежду камуфляжный комбинезон, прицепил к ногам кошки и начал не спеша карабкаться наверх. Издали он, наверное, был похож на Винни-Пуха, лезущего за медом. Добравшись до подходящей ветки, он устроился поудобнее и достал из десантного рюкзака бинокль. Оптика была действительно мощной, сразу неправдоподобно близко, словно на расстоянии вытянутой руки, Башуров увидел все Зямино подворье – массивные ворота, гараж вплотную к дому, вместительный, не один «шестисотый» влезет, фонтанчик с амурами, мраморная беседка, утопающая в хризантемах. А вот и сам теледеятель, с коньячком и сигарой, увлеченно жестикулирует, разговаривая по сотовой трубке…
Вроде бы просто все: хватай ВСС, бесшумную снайперскую винтовку, и вперед, десять патронов в магазине – в капусту можно Зяму искрошить! Только Башуров не камикадзе. Не успеет изуродованный труп теледеятеля упасть на землю, как лесной массив и все дороги будут блокированы. Личная охрана, местная служба безопасности, ментовские посты на каждом километре… Это уже не ликвидация будет, а затяжные боевые действия!
«Нет, здесь вначале головой поработать нужно». Почувствовав, как сгущается вечерняя мгла, Виктор Павлович покинул пост наблюдения и, присев на рюкзак, не спеша съел «Сникерс», – во-первых, давно бы уже следовало поужинать, а во-вторых, от сладкого зрение быстрее привыкает к недостатку света.
Между тем совсем стемнело, легкий ветерок, волновавший верхушки сосен, затих, луна была закрыта облаками. «На «Сникерс» надейся, а сам не плошай». Усмехнувшись, Борзый нахлобучил ноктовизор и, окинув взглядом ставший сразу же нежно-розовым лес, принялся не спеша обходить поместье Зямы по большой дуге. Путь его лежал к трансформаторной подстанции. Она находилась совсем рядом со зданием поста централизованной охраны, у небольшого озерца.
Ни к селу ни к городу вдруг вспомнился старый детский анекдот про мальчонку, у которого папа служил трансформатором: получал двести двадцать, выдавал маме сто двадцать семь, а потом гудел, – и, улыбнувшись, Башуров полез за «арматурой» – набором воровских приспособлений.
Однако особо изгаляться не пришлось: железные дверцы подстанции были закрыты на простенький навесной замок – чик, и откроется. Действуя быстро и бесшумно, Борзый вытащил из рюкзака небольшую плоскую коробочку, щелкнул тумблером, отчего сразу замигал красный светодиод, и аккуратно сунул радиомину внутрь будки, поближе к стене. Теперь защелкнуть дужку замка – и все, больше здесь делать нечего. Чувствуя, как ночная сырость забирается под куртку, Виктор Павлович передернул плечами и двинулся в обратный путь, – У него разыгрался зверский аппетит. У дачи Зямы он засек время и что было сил понесся сквозь заснувший лес, остановиться он разрешил себе только возле покрытого обильной ночной росой «жигуленка».
Результат не радовал. «Боров позорный!» Башуров сплюнул, отдышался и принялся заводить машину. Впрочем, если завтра все сложится как надо, от скорости бега практически ничего зависеть не будет.
До города он доехал без приключений и скоро уже запарковывал свою «шестерку» во дворе недавно заселенного дома, где она сразу же затерялась в пестром автомобильном скопище. Включив сигнализацию, Виктор Павлович закурил, но, ощутив мерзкий запах «антидакта» – специального состава, покрывающего кисти рук, сигарету бросил и не спеша направился в соседний двор. Там неподалеку от помойки стояла его вторая машина, белая «девятка», – на транспорте экономят только идиоты и самоубийцы.
Пока мотор грелся, Башуров все же закурил и уныло уставился в ночное небо. Тучи разошлись, откуда-то из мрака вынырнул лунный рожок, россыпью алмазов засверкали звезды. Может, и он когда-нибудь станет звездой, потом, после этой жизни… А пока… Он вдруг отчетливо ощутил свое одиночество. Ни жены, ни друзей – бляди не в счет, – всегда один, сам по себе, Как в жопе дырочка. Пожалуй, при его роде деятельности это главное. «Что знают двое, то знает свинья» – так вроде говаривал папаша Мюллер, а уж он-то в подобных вещах разбирался. Да, настоящий ликвидатор должен быть волком-одиночкой, иначе ему не выжить…
«Сантименты хуже поноса. – Выщелкнув окурок, Борзый сел за руль, врубил скорость и, плавно отпустив сцепление, притопил педаль газа. – Надо будет завтра матери позвонить, как она там…»
* * *
Директора оздоровительного центра, где Башуров арендовал свой массажный кабинет, звали Зоей Васильевной. Это была моложавая крашеная блондинка бальзаковского возраста, что называется, полная, но сохранившая талию. Будучи дамой темпераментной и по-женски весьма сметливой, денег за помещение брала она с Виктора Павловича до смешного мало, зато уж, совершенно не стесняясь, добирала натурой, что, впрочем, всех пока устраивало.
Вот и этим утром, стоило только массажисту появиться на работе, в дверь кабинета ласково поскребли ногтем и на пороге появилась Зоя Васильевна. Она была свежа, пахла парикмахерской и кокетливо щурилась.
– Виктор Павлович, дорогой мой, что-то второй день поясницу ломит. Не посмотришь? Может, массажик какой, м-м-м, внутренний…
Что ж, по счетам надо платить. Молча заперев дверь, Башуров улыбнулся, прижал директрису к стенке и начал неторопливо раздевать. Зоя Васильевна ему нравилась. Во-первых, он всегда любил женщин в теле, набивать себе синяки и шишки о костлявые тазобедренные выступы – увольте, не мальчик уже! Во-вторых, ввиду исключительно сильного темперамента партнерши всякие там петтинги, поцелуи и прочие любовные прелюдии отпадали за ненадобностью, что делало служебные сношения быстрыми, легкими и ненавязчивыми.
«Не женщина – вулкан!» К тому моменту, когда он дошел до пуговок на комбидресе, Зоя Васильевна уже изнемогала от готовности, пора было переходить непосредственно к процессу. Уложив арендодателя животом на массажный стол, Виктор Павлович напористо вошел в нее и, взяв темп, приступил к счету фрикций. Он не дошел еще и до трехсот, как директриса, с силой сжав мышцы влагалища, хрипло простонала:
– Все, все, кончай, мальчик мой, не могу больше! Башуров бросил счет, расслабился, мощное тело его изогнулось в сладостной истоме, и, как всегда крепко, до синяков, сжав талию партнерши, он ощутил внутри блаженный взрыв.
– Ты, Виктор Павлович, просто овцебык! Поясницу как рукой сняло, заряд бодрости на целый месяц! – Зоя Васильевна, без сомнения, оплатой осталась довольна. Не испытывая ни малейшего стеснения, она придвинула к раковине стул и, присев на корточки, начала трепетно приводить свою интимную сферу в порядок.
– Ну-ну, посмотрим, как вы до завтра дотянете. – Арендатор усмехнулся, кинул в мусорную корзину использованный презерватив и тоже подошел к умывальнику.
В это время раздался телефонный звонок, непривычно длинный, видимо межгород, и, застегивая на ходу ширинку, Виктор Павлович поднял трубку.
Звонила тетя Паша, дальняя родственница, Башуров, кажется, и видел-то ее всего лишь однажды, в детстве. Встретил бы, ей-богу, не узнал бы.
– Витенька, голубь ты мой, слава богу, дозвонилась. Вчерась-то прям никак, не соединят, и все тут. – Тетя Паша явно пыталась справиться с волнением, но потом все же громко, в голос, пустила слезу. – Приезжай, голубь, мать-то плоха больно. Рак, Витенька. В больнице разрезали да зашили, поздно, говорят. Ох, не сегодня завтра, боюсь, богу душу отдаст. Приезжай, голубь, а то мне одной не управиться будет. – Тетка опять пошмыгала носом, но больше уж не голосила. – Дохтур-то, что уколы делать приходит, диву дается, как мать жива еще, руками разводит. А она, бедная, все тебя кличет, не помру, говорит, пока сыночка не увижу…
– Тетя Паша, – Башуров вдруг почувствовал к себе глубокое отвращение, с трудом протолкнул застрявший в горле ком, – послезавтра ждите, обязательно, послезавтра.
Раздались короткие гудки, видимо трубку повесили.
Несколько секунд Виктор Павлович молчал, тупо уставившись в стену, потом медленно опустил трубку.
– Случилось что? – вернул его к жизни настороженный голос Зои Васильевны.
– Да нет, ничего. У знакомых неприятности, придется уехать ненадолго. – Башуров уже взял себя в руки и даже смог вымученно улыбнуться.
– Если что-то нужно, Виктор Павлович, ты не стесняйся, говори. – Директриса сделала понимающее лицо и принялась аккуратно натягивать чулки. – Поможем чем сможем.
– Спасибо.
Он проводил любовницу до дверей, потом, накинув куртку, спустился к машине. «Надо же, как мать подгадала, теперь и объясняться с Зойкой не нужно». Он завел «девятку», отъехал за угол и вытащил из кармана куртки сотовую трубу:
– Льва Борисовича, будьте любезны.
– Говорите, – раздался тут же негромкий голос.
– Лева, если сегодня, я согласен за двадцатку. Голос сделался заинтересованным:
– Восемнадцать, Витя, ты же знаешь, район не очень.
– Слушай, Лева, там аппаратуры одной на две тыщи баксов. – Башурову вдруг стало противно – докатился, спецназовец, торгуешься, как последний барыга! – и, чувствуя омерзение и к себе и к собеседнику, он резко поставил точку: – Двадцать, или другие покупатели найдутся.
Постой ты, не горячись. – Лев Борисович ненадолго замолчал, соображая, он прекрасно знал, что за четвертной квартира улетит в неделю. – Давай через час на Таганке, как в прошлый раз, подходит?
– Договорились. – Борзый отключился и, врубив погромче Розенбаума, которого уважал за упертость, порулил на встречу со своим старинным знакомцем, известным спекулянтом недвижимостью Львом Борисовичем Смиловицким.
Издалека заметив ярко-желтый «ягуар», Башуров подпер его своей «девяткой», пересел в иномарку, сдержанно поздоровался:
– Физкульт-привет.
С профессионалом иметь дело – одно удовольствие. Лева прихватил с собой не только деньги, но и нотариуса, внушительного, седовласого, с солидной гайкой на пухлом мизинце. Через пятнадцать минут сделка была завершена, обменяв ключи на баксы, партнеры разбежались.
– Ежели понадоблюсь, телефон знаешь. – Смиловицкий удовлетворенно кивнул, и его попугаистый «ягуар» растворился в водовороте столицы.
Между тем время перевалило за полдень, но, несмотря на показавшееся солнце, было холодно. Дул резкий северный ветер, уже вовсю гонявший вдоль бульваров опавшую листву, прохожие ежились, поднимали воротники и старались побыстрее укрыться от неумолимого дыхания осени.
«Как бы заморозков ночью не было». Башуров зябко повел плечами, забрался в нагретый салон «девятки» и покатил в направлении Юго-Запада, где еще месяц назад снял однокомнатную квартиру в одной из новостроек. Обстановка тут была спартанская. Из мебели только колченогий кухонный стол, табуретка и спальник, американский, пуховый, приобретение Виктора Павловича. Впрочем, жить здесь никто и не собирался.
Башуров разделся, не спеша перекусил купленной по дороге пиццей, развел большую кружку «капуччино» и, поставив будильник, разрешил себе минут триста поспать, – ночь обещала быть беспокойной. Пять часов пролетели как мгновение. Когда он, потягиваясь так, что хрустнули кости, вылез из спальника, за окнами уже разливался мертвенный свет фонарей, – дело к осени, дни все короче…
Виктор Павлович умылся, слегка размявшись, позавтракал чем бог послал: кофе, ветчина, творожный крем с изюмом – и принялся неспешно собираться. Поглядывая в крохотное зеркальце на футляре электробритвы, он аккуратно приклеил рыжие пушистые усы с закрученными кверху кончиками, бороденку а-ля черт, примерил шляпу и усмехнулся – Зиновьев чи Каменев. «Один хрен». Он погримасничал, проверяя крепость клея, показал своему отражению язык и принялся укладывать имущество в большую спортивную сумку. Затем тщательно осмотрелся – не забыто ли что? – оделся и, бросив ключи на пол в прихожей, захлопнул за собой входную дверь.
Снаружи моросил мелкий противный дождь, прохожих было мало. «Ну, девочка, давай». Не привлекая постороннего внимания, Борзый погрузился в «девятку» и отправился в другой конец города, в неприметный двор, где стоял серый «жигуленок» седьмой модели. Ехать на нем предстояло в первый и последний раз.
Запарковав «девятку» у фонаря, Виктор Павлович навесил «кочергу», – береженного бог бережет, – включил сигнализацию и гуляющей походкой человека со странностями направился вдоль дома к черневшей впереди арке. Во тьме прохода светились два сигаретных огонька. Это спасались от сочившейся с неба влаги патрульно-постовые шакалы. Блюстители порядка, заметив трезвого, хорошо одетого чудака, гуляющего под дождем, равнодушно отвернулись, – поиметь что-либо с такого затруднительно. «Семерка» находилась неподалеку, прямо за углом, но Виктор Павлович торопиться не стал, выгуливался до тех пор, пока менты не; докурили и не убрались подальше. Лишние глаза ни к чему.
Наконец он забрался в промозглый холод салона, со второго раза запустил мотор и, чтобы согреться, задержал дыхание, почти сразу же ощутив бодрящее действие переизбытка углекислоты.
«Ну, помогай нам аллах. – Он включил фары и, внимательно вглядываясь в косую сетку дождя, плавно отпустил сцепление. – С богом!» До указателя «Домырино-2» Виктор Павлович добрался быстро и без приключений, сбросил скорость, повернул. И будто съехал с накатанной жизненной колеи на узкую, смертельно опасную дорогу с односторонним движением…
* * *
Башуров как в воду глядел. Когда он вылез из «жигуленка», под ногами захрустело, – дождь кончился, начинало подмораживать. Небо прояснело, выступили звезды, лунный блин завис где-то совсем низко, над самыми макушками сосен.
«Кому не спится в ночь глухую…» Виктор Павлович усмехнулся, чутко вслушался в тишину спящего леса и не торопясь начал собираться. Плащ и шляпу он аккуратно сложил на заднем сиденье, а поверх свитера, штанов и бронежилета – береженого бог бережет! – надел камуфляжный комбинезон. Прямо на специальные, сшитые на заказ ботинки с железными вставками натянул маскировочные бахилы, на правое голенище прицепил «летучий» нож – хорошая штука, человека прошьет до позвоночника, без шума и пыли. Однако ствол все же лучше.
«Ну-ка, ну-ка, идите к папочке». Сдвинув водительское кресло до упора, Борзый откинул в сторону резиновый коврик и принялся вытаскивать из тайника основные орудия производства: АС – специальный автомат, с четырехсот метров выводящий из строя грузовик, и ПСС – бесшумный пистолет, пробивающий стальной двухмиллиметровый лист с расстояния двадцати пяти метров. «Тьфу, тьфу, тьфу». Башуров сплюнул через левое плечо, подхватил рюкзак и, нацепив ноктовизор, двинулся знакомой уже лесной дорогой к усадьбе теледеятеля.
Было около полуночи, когда он приблизился к подворью Зямы на расстояние прямой видимости. Вскоре окна в доме одно за другим начали гаснуть, однако Борзый для гарантии прождал еще час и лишь затем вытащил из нагрудного кармана небольшую, с сигаретную пачку, черную коробочку. Поспешишь – людей насмешишь. Очень, очень серьезных людей.
Щёлкнул тумблер, замигал неяркий красный огонек, и, как только палец киллера коснулся кнопки, на противоположной стороне озера полыхнуло. Плохонький прожектор у здания центрального поста сразу вырубился, погасли окна в домыринских дворцах – оазис роскоши и великолепия мгновенно погрузился в океан тьмы.
Не теряя времени, Борзый подобрался к Зяминой усадьбе, закинув на забор кошку – особой формы металлический зацеп, вскарабкался наверх и, скользнув по веревке, мягко приземлился среди кустов крыжовника. На секунду он замер, вслушиваясь, но в доме все было тихо. «В Багдаде все спокойно…» Киллер усмехнулся и, неслышно ступая по песчаной дорожке, направился прямиком к воротам гаража. Массивные, обитые железом створки были заперты, но не изнутри, как полагалось бы, а на «соплю» – паршивый висячий замок. Забурел, видать, Зямин рулевой, не с руки ему стало выбираться через весь дом из гаража. Что ж, дело хозяйское. Башуров достал волчий прикус – специальный резак с длинными ручками – и, легко справившись с дужкой замка, беззвучно скользнул внутрь.
Гараж действительно был просторным – громада «шестисотого» едва ли занимала половину помещения. Сразу же за «мерседесом», в углу, обнаружилась дверь, которая вела внутрь дома. Она тоже была железной, с мощным ригельным замком, однако здесь, вдали от посторонних взглядов, можно было смело воспользоваться автогеном.
Нацепив вместо фотонного умножителя черные очки, Виктор Павлович приоткрыл маховичок редуктора, щелкнул зажигалкой и, отрегулировав пламя, направил шипящий язычок перпендикулярно ригелям замка. Сейчас же весело брызнул во все стороны фейерверк раскаленных искр, запахло горелым металлом, затем, на удивление быстро, огненный водопад иссяк. Дверь подалась легко, без скрипа. «Дело мастера боится». Киллер убрал «гусек», вытащил ствол из кобуры и, снова нацепив ноктовизор, принялся подниматься по узенькой бетонной лестнице. Очутившись в коридоре первого этажа, он услышал из-за ближайшей двери смачный храп, скорее всего одного из телохранителей. Дверь была не заперта, охранник спал сидя в кресле, открытый рот казался темной дырой на бледном овале лица.
«Баюшки-баю». Киллер осторожно подкрался, сунул ствол пистолета спящему между зубов и плавно нажал на спуск. Раздался звук, будто кто-то хлопнул в ладоши, рука Башурова ощутила легкий толчок отдачи, и по спинке кресла начало стремительно расплываться кроваво-черное пятно.
Такие ранения, как правило, всегда смертельны, однако Борзый по привычке всадил еще и контрольную пулю, между бровей. Отстрелянные гильзы он подбирать не стал, – плевать, немаркированные.
Второй телохранитель был более предусмотрителен – дверь в его комнату была заперта, но увы!
С помощью «уистити» – специальных щипцов для проворачивания ключа в замочной скважине – Башуров в течение минуты справился с замком и двумя выстрелами в голову прикончил и его.
«А где же третий поросенок?» Внимательно прислушиваясь, киллер осмотрел весь первый этаж, однако, кроме двух убитых охранников, там никого больше не было. Стояла мертвая тишина. «Что-то в доме не чувствуется женской руки». Башуров пересек огромный холл с камином и принялся подниматься по широкой, устланной ковром лестнице. Она привела его в гостиную – шикарная кожаная мебель, старинные картины, полутораметровый экран телевизора, – и, прислушавшись к звукам, доносившимся из соседней комнаты, Башуров понял, что теледеятель был там не один. От омерзения лицо киллера исказилось, распахнув дверь ударом ноги, он ворвался в спальню и принялся методично расстреливать потные, слившиеся воедино мужские тела. Выпустив каждому любовничку по контрольной пуле в лоб, Виктор Павлович начал неслышно спускаться по лестнице, благополучно выбрался из дома и, преодолев стену, стал присыпать дорожку отхода «антисобакином» – хуже не будет.
