Текст книги "Держи меня крепче (СИ)"
Автор книги: Мария Русланова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 14 страниц)
Глава 28
Дима
– Давыдов! Быстро! Ко мне! В кабинет! – Елена Захаровна рявкает мне таким командным тоном, что все, кто был рядом, втягивают голову в плечи и стараются испариться из зоны ее видимости в доли секунды. Потому что знают, что попасть под горячую руку Елены Захаровны – это намного хуже, чем попасть под едущий каток. Разница только в одном – после катка еще есть шанс выжить. Меня ее гнев всегда обходил стороной, потому что каким бы разгильдяем я не был, но работу свою знал хорошо. Но последний месяц я методично и изощренно испытывал терпение всего персонала клиники и ее лично. И видимо настал предел даже для такого железного терпения, как у Захаровны. Молча захожу в ее кабинет и закрываю за собой дверь. Захаровна стоит за своим столом и опирается о него руками. Смотрит на меня немигающим взглядом, поджав губы. На столе разбросаны листы бумаги, что нетипично для такой аккуратистки, как она.
– Ну ка быстро сел, – кивком указывает мне на стул, и я молча выполняю ее приказ. Понимаю, что разговор будет непростым и набираю полные легкие воздуха, внутренне готовясь услышать не самые лицеприятные вещи о себе. Не знаю почему, но именно сейчас невольно вспоминаю, как несколько месяцев назад также зашел в кабинет и застал на этом самом стуле Аню. Она тогда представляла из себя жалкое зрелище со сгорбленной спиной и взглядом побитой собаки. Невольно ухмыляюсь. Наверное, сейчас я выгляжу ненамного лучше, чем она в тот день. Но что неизменно, так это Елена Захаровна, которой приходится всегда быть по ту сторону стола и пытаться достучаться до таких непутевых как мы.
– Давыдов, что с тобой? Ты совсем берега попутал? Ходишь по больнице и кошмаришь весь персонал. Санитарок уже до слез довел, они видят тебя и уносят ноги, чтобы не дай Бог ты их не заметил.
– Да потому что курицы тупые, не могут…
– А ну рот закрыл. Я каждую санитарку, каждого врача лично проверяю, прежде чем к нам взять. Нет здесь тупых куриц, Димочка, – Елена Захаровна резко выдыхает, и наклонив голову, постукивает подушечками пальцев по столу.
– Ладно наши врачи, внутри мы конфликт замнем как ни будь. И то не факт, если кто в Защиту труда пойдет. А поводов уже предостаточно, Димочка. Каждый день жалобы выслушиваю и всеми правдами, и неправдами успокаиваю коллег. Но есть кое-что похуже. На тебя сегодня поступила жалоба. От мужа нашей роженицы, Васильевой Ирины.
– Это от того хлюпика, который все роды у меня под ногами мешался?
– В смысле мешался? У них были партнерские роды, он имел право быть рядом. И они это заранее с нами обговорили. А ты что сделал?
– И что я такого ужасного сделал?
– Ты выпихнул его из родильного зала, еще и нахамил напоследок.
– Да потому что достал. Каждую минуту лез под руку, советы мне давал. Мне?! Если у его жены слабая родовая деятельность, кто виноват? Я и так делал все что мог. И вообще, нечего мужику на родах быть. Ему это зачем? Сидел бы, как все нормальные мужики, в коридоре и ждал своего часа.
– А это Дима вообще не твое собачье дело. Это было их решение. А ты им испортил самое важное событие в жизни.
Елена Захаровна устало выдыхает и наконец то садится в свое кресло. Трет свои виски, и я вижу, что темные круги под глазами становятся отчетливее. Лоб разрезают морщинки, и теперь она мне кажется на лет десять старше. У нее и без меня проблем всегда хватает, а тут еще я со своим не самым покладистым характером. Раньше я всегда мужественно терпел, когда под рукой крутился какой-нибудь озабоченный папаша и раздавал мне советы. А в тот раз не сдержался. Нервы сдали и я, взяв его за лацканы одежды, выставил за пределы палаты. К счастью после этого ребенок родился быстро, и мне не пришлось долго слушать его ругань за дверью. Но, конечно, признать свою вину я не могу, хотя бы из природной вредности.
– Ой, да ладно. Еще нарожают.
– Хорошо. А вот что с его жалобой будем делать?
– Выкинь в мусорку.
– Да не получится, Димочка. Он жалобу не мне написал. Он в Министерство не поленился съездить. Вот, письмо официальное. Приедут с проверкой теперь.
Хмуро смотрю на письмо и до меня плавно доходит весь смысл и пипец происходящего.
– Ты понимаешь, что тебе как минимум могут выговор влепить за профнепригодность? А как максимум отобрать диплом, и ты вообще врачом не сможешь работать.
– Да, ладно, ну подумаешь чуть переборщил.
– Дима, они персонал будут расспрашивать. Возможно пациентов. Ты уверен, что все в один голос тебя защищать будут? Ты за последнее время и с персоналом, и с пациентами – со всеми ругался.
– Не ругался я ни с кем. Ну приходилось иногда объяснять, как работу свою делать…
– Так, Дима, все! Мое терпение закончилось. С завтрашнего дня ты отстранен до окончания разбирательства. Я попробую замять это дело, но тебе пока лучше не отсвечивать, только хуже будет для всех.
– Елена Захаровна, я.… – а что я? И не знаю, что сказать. Правильно все она сказала, крыть мне нечем.
– Ты когда в отпуске был в последний раз?
– Год, два назад… или…
– Вот именно. Отдохни с месяц. А то уже на людей стал бросаться. Так выгоришь, и совсем не захочешь в профессию возвращаться. А несмотря ни на что врач то ты один из лучших. И Дим… не знаю, что уж у тебя случилось… Разберись уже со своей жизнью.
Елена Захаровна как всегда проницательно и точно бьет в самое яблочко. За столько лет руководящей должности, да еще на таком ответственном участке, она научилась безошибочно считывать и понимать людей.
– Я тут постараюсь все уладить, связи все-таки есть какие никакие. А ты за это время постарайся наладить свои отношения с Аней, на тебя смотреть страшно.
Вздрагиваю и с удивлением смотрю на нее. Я и слова не говорил о том, что у нас отношения с Аней. Да что там, я даже не рассказывал, что приютил ее у себя.
– Что смотришь, глаза выпучил. Я в тот день видела, как Аня на скамейке сидела и плакала. Думала уже к себе ее забрать, а потом домой отправить. Только ты меня опередил. Видела я тогда, как ты ее в машину к себе посадил. А потом тебя как подменили – на человека стал похож, улыбаться стал. На работе больше не задерживался. Тут гением не надо быть, чтобы сложить два плюс два.
С удивлением смотрю на нее, вот ведь кого никогда вокруг пальца не обведешь.
– Обидел я ее, – с горьким вздохом признаюсь ей. Наговорил лишнего, не простит она меня.
– Простит, если любит. Так уж женское сердце устроено. Ты главное скажи – ты сам то ее любишь?
– Люблю, – отвечаю без малейшей паузы и замираю в шоке. Первый раз произношу это слово вслух. И только сейчас, когда оно срывается с моих губ, я понимаю, что хочу сказать его еще много и много раз. И чтобы при этом смотреть в глаза Ани и видеть в них отражение своих чувств.
– Ну тогда что стоишь. Борись за нее. Девушка то она хорошая. Ну да, обожглась по молодости. Но не сдалась, не испугалась. Такая как она никогда не предаст и не бросит. А в жизни всякое ведь бывает, Дима.
Киваю и молча выхожу из кабинета. Иду по коридору дальше и вижу, как из-за угла выходит, а потом резко поворачивается и убегает наша стажерка. Да уж, навел я тут страху. Последний месяц, как Аня ушла, все пошло кувырком. Сначала пытался держаться и даже уговорил себя, что все к лучшему, что старая жизнь меня более чем устраивала. Что ничего нет лучше, чем вернуться ночью с работы, поесть наспех приготовленный из полуфабрикатов ужин, и завалиться спать. Чтобы с утра снова повторить весь этот круг сначала. И так до бесконечности. Не нужно ни о ком заботиться, не нужно думать о ежедневных бытовых проблемах. Все прекрасно. Все настолько прекрасно, что хочется выть. Каждый день, подъезжая домой, все выглядывал Антонину Михайловну. Пару раз видел ее и подходил поздороваться. Спрашивал, как там Аня, но ответ всегда был лаконичным – С ней все хорошо.
Так шел день за днем, и я незаметно для себя стал срываться. Мне до тошноты в горле было тоскливо. Днем я забивал голову мыслями о работе, ругался и препирался со всеми, а ночью наступал мой персональный ад. Несколько раз я порывался среди ночи вскочить и пойти к Антонине Михайловне. Хотел заставить ее сказать мне адрес Ани, хотел мчаться к ней, упасть в ноги и умолять не выгонять меня. Останавливал себя уже в коридоре и стонал как раненый зверь, понимая глупость всех своих порывов. Разве она простит меня после всего, что я наговорил ей. Но самое главное, я до спазма в кишках боялся услышать, что наши отношения были ошибкой, и что я им не нужен. Я покрывался холодным противным потом при одной мысли, что Аня разочарована во мне, и что жалеет о наших с ней отношениях. Возможно, она также как мои отец и брат считает, что я неудачник и лучше бы не появлялся в ее жизни.
Сажусь в машину и завожу мотор. Пока еду прокручиваю в голове слова, сказанные Еленой Захаровной. Но фоном всех моих мыслей громко, словно набатом, звучит одно единственно слово – Люблю. Неожиданно все становится кристально ясно и понятно. Аня нужна мне. Нужна как воздух, которым я дышу. Я очень даже не уверен, что ей нужен такой кретин как я. Но я же гребаный эгоист. Я вдруг явственно понимаю, что заберу ее себе, хочет она того, или нет. Елена Захаровна права, мне в жизни выпал шанс, причем не знаю за какие уж такие заслуги. И я сам своими руками отказался от него.
Стою на светофоре пока горит красный свет и в этот момент слышу, как звонит мой телефон. Смотрю на него мельком. Когда я за рулем, то стараюсь не отвечать на звонки. Но имя, которое высветилось на дисплее не дает мне возможности не ответить. Слишком редко этот абонент звонит мне.
Глава 29
Дима
– Да, отец…
– Дима, срочно приезжай в городскую клинику, – отец даже не здоровается со мной, начиная разговор в ту же секунду, как я принимаю вызов. Слышу в его голосе панику и волнение и это мне совсем не нравится.
– Зачем? Что случилось? – за секунду в голове проносится миллион мыслей, что могло произойти. И ни одна из этих мыслей мне ни черта не нравится.
– Игорь попал в аварию. Я только приехал в больницу. Жду что скажут врачи. Сейчас Кристина тоже подъедет. Приезжай… пожалуйста… – в горле встает комок, потому что первый раз слышу от отца это слово – пожалуйста.
Все также держа телефон у уха, я параллельно оцениваю ситуацию на дороге. Движение машин сильно заторможено из-за падающего снега. На перекрестке организовалась пробка и водители раздраженно сигналят друг другу в попытке побыстрее выбраться из этого затора. Вот уж правду говорят, что беда не приходит одна. Отчаянно сжимаю руками руль и рвано выдыхаю, пытаясь привести свои мысли и состояние в относительный порядок.
– Скоро буду, – два слова, которые я смог из себя выжать и начал перестраиваться, нарушая все правила дорожного движения. Уверен, что навлек на себя немало праведного гнева водителей, не говоря уже о штрафах, которые мне наверняка прилетят за мои маневры. Но сейчас это меня волнует меньше всего, я должен добраться до больницы чего бы мне это не стоило.
В итоге дорога до больницы занимает у меня не меньше часа. Подъехав к клинике я кажется первый раз за последний час делаю полноценный вдох. Забегаю в здание, надеваю бахилы и быстро выясняю на регистратуре где сейчас находится мой брат. На полной скорости несусь к лифту и нажимаю на кнопку вызова. Со мной заходит еще несколько человек, и поездка мне кажется бесконечной. Мы останавливаемся на каждом этаже, выпуская и впуская врачей и пациентов. Едва лифт останавливается на нужном мне этаже и его створки открываются, я буквально вылетаю из него и судорожно оглядываюсь по сторонам. Глаза моментально цепляются за одинокую фигуру, которая сидит на диване в дальнем углу коридора. Всегда гордо расправленные плечи отца понуро опущены. Локтями он уперся в колени и обхватил голову руками. Сердце невольно сжимается и под ребрами начинает противно ныть. Для меня отец всегда был образцом уверенности и стойкости. Он смог практически с нуля поставить многомиллионный бизнес. Сколько конкурентов пытались подставить его и отобрать все, чего он добился. Но он всегда действовал хладнокровно и отстоял свои позиции в этом жестоком мире бизнеса, не терпящим слабых игроков. Единственное, что он так и не смог пережить – это потеря любимой жены и нашей мамы. Он никогда не показывал этого, но я видел, что в его душе поселилась пустота, которую уже ни одна женщина не смогла заполнить. Но даже здесь он смог взять себя в руки и продолжать жить несмотря ни на что. И сейчас мне больно и непривычно видеть его настолько растерянным и одиноким. Глядя на него, я в полной мере осознаю, что он уже не молод и даже у такого железного человека есть свой предел.
Кристина стоит у окна и резко поворачивается, когда слышит мои шаги. Вижу в ее глазах испуг и растерянность. Она судорожно обнимает себя руками, кивает мне и снова отворачивается к окну. Отец поднимает голову и наконец то замечает меня. Несколько секунд мы молча смотрим друг на друга, и я теряюсь, не зная, что сказать. Я не привык видеть в его глазах то, что вижу сейчас. Тоску – да, грусть – да. Но никогда я не видел, чтобы в его глазах были благодарность и надежда.
– Как он, – все-таки нарушаю затянувшееся неловкое молчание.
– Его осматривают. Из-за снега машину занесло, и она выехала на встречку, лобовое столкновение. Оба водителя погибли. Игорь чудом остался жив.
Отец говорит отрывистыми фразами, видно, что каждое слово приносит ему боль. У меня на лбу выступает холодный пот. Ведь на месте погибшего водителя сейчас мог быть мой брат. Да, наши отношения нельзя назвать братскими и близкими. Любое наше общение заканчивалось ссорами или взаимными упреками. Но сейчас, перед лицом смерти, все это отходит на второй план.
Я молча сажусь на диван рядом с отцом и обнимаю его за плечи. Прижимаю к себе и крепко обнимаю. С горечью понимаю, что никогда раньше мы не были с ним так близки, как сейчас. Не помню, чтобы мы так сидели с ним на одном диване и разговаривали как отец и сын.
Не знаю сколько проходит времени. Мы вздрагиваем от каждого шума и с паникой смотрим в сторону палаты, в которой сейчас находится Игорь. Когда дверь наконец то открывается и к нам выходит врач, мы с отцом вскакиваем и подбегаем к нему.
– Как он? Серьезные ранения? – голос отца дрожит, и я кладу руку ему на плечо в попытке хоть немного его успокоить.
– У меня есть и хорошие, и плохие новости, – врач серьезно смотрит на нас и продолжает. – Жить он будет, к счастью органы серьезно не задеты. Но у него серьезная травма позвоночника. Нужна операция. Сейчас мы не можем сказать наверняка сможет он ходить, или нет. Это покажет время и как он будет восстанавливаться.
Я слышу вскрик. Резко повернув голову, вижу Кристину, которая стоит с расширенными от ужаса глазами, закрыв рот ладонью. Она явно на грани истерики, но и нам сейчас не легче. Эта новость для каждого из нас становится тяжким грузом.
– Сейчас мы его готовим к срочной операции. Сделаем все возможное. Но вы должны понимать, что самое главное – это ваша забота и поддержка. Если у него будет мотивация и желание встать, то я уверен, что шансы будут.
– Спасибо, доктор. Прошу вас, сделайте все возможное. А мы не оставим его, верно Дим? – отец смотрит на меня с надеждой и мольбой. Не раздумывая ни секунды крепко сжимаю его плечо и киваю головой.
– Не нужно отчаиваться. Когда рядом любящая семья и есть ради чего жить, то люди и с того света возвращаются. Уж поверьте мне как врачу со стажем. А ваш сын уже чудом избежал того света.
Врач поворачивается и скрывается за дверьми палаты. Мы же остаемся на месте, не в состоянии произнести ни слова. Не хватает воздуха, мысли путаются. Как легко спасать жизни людей, когда они для тебя никто. И как тяжело быть в адекватном состоянии, когда под угрозой жизнь твоего родного человека.
– Отец, тебе лучше поехать домой. У тебя очень уставший вид. А я буду здесь.
– Я не смогу сейчас быть дома один. Дождемся окончания операции вместе. Кристина, а тебе лучше поехать домой. Отдохни, впереди нас ждут много тяжелых дней. Надо набраться сил.
Кристина нервно дергает плечом, лицо передергивает судорога. Даже на расстоянии чувствую ее паническое состояние.
– Да, да, конечно… и Лешу нужно подготовить, чтобы он не волновался… – Кристина говорит, и у меня в сердце поселяется неясная тревога. Поддержка Кристины нужна Игорю как-никогда. Сколько бы усилий мы не приложили в выздоровление Игоря, но самым главным лекарством, конечно, является любимая женщина.
– Кристина, может тебя отвезти, в таком состоянии лучше не садиться за руль, – обращаюсь к Кристине, потому что мне и правда не нравится, как она выглядит.
– Я в порядке, сама доеду, – Кристина хватает сумочку и быстро попрощавшись убегает в сторону лифта. Молча смотрю ей вслед и вновь у меня появляется какое-то нехорошее предчувствие.
Отец садится на диван, устало откинув голову и прикрыв глаза. Судя по всему, у нас впереди бессонная ночь в ожидании вердикта врачей.
– Мы поднимем его. Обязательно поднимем. Я все-таки врач, и не только роды умею принимать. Сделаем ради него все возможное.
– Спасибо, Дима. Все-таки у меня замечательные сыновья, – отец с грустью улыбается и смотрит на меня с благодарностью. В голову приходит мысль – а переживал бы он так же, если бы это я попал в аварию?
– Я бы переживал так же Дима. Ты мой сын. Вы оба мои сыновья. Я был далеко не лучшим отцом для тебя. И мне стыдно за это. Но я хочу, чтобы ты знал, что я всегда любил тебя и гордился тобой. И я знаю, что твоя мама также гордилась бы таким сыном как ты.
Я не заметил, как пролетел час нашей беседы с отцом. Первый полноценный час разговора с ним, который мы полностью посвятили друг другу. Уставший от такого морально сложно дня, я ложусь на кушетку, которую мне любезно предоставил персонал больницы. Кое как расположившись на ней, я достаю свой сотовый и снимаю блокировку. Экран вспыхивает и на нем появляется фотография Ани. Кончиками пальцев обвожу ее волосы, которые красивой волной лежат на ее плечах. Ее темные и задорные глаза кажется смотрят мне в самую душу и как никто понимают, что сейчас со мной творится. Небольшие ямочки на щечках украшают ее улыбку, и так хочется сейчас почувствовать вишневый вкус ее сладких губ. Обвожу пальцем ее личико и сжимаю телефон рукой.
– Малышка моя, как же ты мне сейчас нужна.
Глава 30
Дима
Просыпаюсь с легким вскриком и хватаюсь за горло. В сознании всплывают обрывки сна. Я плыву по озеру. Чистая гладь воды приятно обволакивает тело. На улице летний солнечный день, и чувство полного счастья и безмятежности делает меня легким и невесомым. И вдруг какая-то неведомая сила хватает меня снизу и начинает тянуть на дно. Я судорожно борюсь за каждый вздох, но начинаю захлебываться водой, которая уже начинает наполнять легкие. Меня охватывает дикий ужас, что еще мгновение и я захлебнусь.
Оглядываюсь по сторонам и с облегчением осознаю, что мне просто приснился кошмар. Поднявшись с кровати, бреду на кухню, чтобы сварить себе кофе и отделаться от неприятного осадка, который оставил утренний сон. Зайдя на кухню спотыкаюсь обо что-то на полу и больно ударяюсь о край стола. Гляжу под ноги и вижу бутылку из-под пива, которая валяется здесь уже видимо не первый день. Оглядываюсь и кажется только теперь замечаю в каком бардаке я живу последнее время. Нестиранная одежда грудой валяется около стиральной машины в ванной комнате. В мойке немытая посуда, которую мне лень вовремя закинуть в посудомоечную машину. Каждый мой тухлый день проходил на автопилоте. Все стало пресным и безликим, я не чувствовал ни запахов, ни вкуса. Мне становится самому стыдно, потому что я никогда не был таким неопрятным. А все потому, что старался проводить как можно меньше времени дома. В стенах квартиры на меня наваливалась такая тоска, что хотелось волком выть. Поэтому торчал на работе как можно дольше и чаще. Это стало для меня относительным спасением, и кошмаром для всех моих коллег.
Вздрагиваю от резкого звука звонка, который неожиданно нарушает окружающую тишину. Часы показывают всего десять утра. И кого могло принести в такое раннее утро. Не совсем раннее, конечно, но, если учесть, что домой я приехал далеко за полночь, спал я не так много и вполне законно могу считать, что еще рано. Открываю дверь и замираю, потому что никак не ожидал увидеть этого гостя на пороге моего дома.
– Доброе утро, Дима. Гуляю по утрам и последнее время смотрю твоя машина часто на парковке стоит. Ты что не на работе? Или в другую смену работаешь?
– Здравствуйте Антонина Михайловна, – с удивлением смотрю на нее и теряюсь от неожиданности. Последнее время она и здороваться со мной не хотела, а тут пришла узнать, как мои дела. Видимо все-таки не считает меня совсем пропавшим. И это вдруг совершенно неожиданно вселяет в меня надежду. Пусть еще совсем эфемерную, которая парит в воздухе легким невесомым перышком. Но мне и этого достаточно, чтобы бережно ухватиться за нее в предвкушении какого-то чуда.
– Проходите, не стойте на пороге, – спохватываюсь и отхожу в сторону, чтобы дать своей гостье возможность зайти внутрь.
Антонина Михайловна переступает порог, с удивлением оглядывает весь бардак, который царит в квартире.
– Ты что-то совсем забомжевался. На тебя совсем непохоже, ты же чистюля.
– Я несколько дней почти дома не был. Вот и не успел прибраться.
Ну не рассказывать же ей, что я в принципе последний месяц об уборке и не думал. Да и вообще старался ни о чем кроме работы и не думать. Гнал все мысли прочь, потому что любая мысль неизменно приводила меня в тот день, когда я потерял свою кареглазую малышку. И от этих воспоминаний мне хотелось удариться головой о стену и разворотить свой упертый лоб.
– А что так? Случилось что?
– Брат в аварию попал.
Антонина Михайловна с подозрением смотрит на меня и прищуривает глаза.
– Это тот, который Аню обидел?
– Он это не со зла. Вернее, не со зла к ней.
– Ну и? Как сейчас себя чувствует? – вижу, что спрашивает из вежливости, и скорее всего ее особо не интересует его состояние.
– Пока без сознания. Мы с отцом в больнице практически живем.
И тут я не преувеличиваю. Брат в реанимации уже три дня, и мы за эти дни срослись с больничными стенами. Игорь практически все время без сознания, ему вкалывают обезболивающие и снотворное. Сейчас для него главное покой и целебное время. Но вчера вечером нам позволили зайти к нему ненадолго. Отцу нелегко дался этот визит. Нет ничего ужасней, чем видеть собственного ребенка в таком беспомощном и тяжёлом состоянии. К счастью операция прошла успешно, насколько это возможно в его ситуации. Как врач и сказал, травма оказалась очень серьезной, но возможность, что он встанет все же есть. Мы с отцом смирились с этой мыслью, поэтому приняли эту новость спокойно и внутренне готовы к борьбе. А она нам предстоит, в этом я, как врач, даже не сомневаюсь. Все эти дни мы очень много времени проводим с отцом вместе. Сидим в кафетерии неподалеку или просто гуляем в парке. Мне кажется мы за всю жизнь столько не разговаривали и только сейчас стали по-настоящему узнавать друг друга. Конечно, жаль, что причиной нашего сближения стали не самые лучшие жизненные обстоятельства. Но жизнь есть жизнь, и не всегда все случается, как мы того хотим.
– А как же на работе то отпустили? – Антонина Михайловна с присущей ей проницательностью внимательно смотрит на меня и продолжает вести свой допрос.
Вздыхаю, со всеми заботами с братом, проблема на работе отошла на второй план. Как-то стало все равно, что будет дальше, уволят меня, или отделаюсь испугом.
– Меня отстранили на месяц. Клиент нажаловался.
– Да ты что! – по-моему Антонину Михайловну больше впечатлило это событие из моей жизни, нежели состояние брата.
– Ничего страшного. Уверен, что во всем разберутся. А если и нет, то не пропаду.
– Да уж, чуть больше месяца с тобой не виделась, а тебя за это время вижу жизнь то потрепала. И сам выглядишь как бомж, уж прости, конечно, за такое сравнение. Поворачиваюсь к зеркалу и только теперь вижу себя во всей красе. Волосы грязные и всклокоченные, щетина отросла, вид уставший и изможденный.
– Да уж, как-то все наперекосяк пошло, как только Аня…
В это время оживает мой телефон, и я вижу на дисплее Отец. Хватаю трубку и буквально кричу в нее:
– Алло! Отец…
На той стороне меня перебивает его взволнованный голос:
– Дима, Игорь пришел в себя, нас пустят к нему. Приезжай скорее.
– Хорошо, скоро буду.
Антонина Михайловна, видя, что у меня снова аврал, разворачивается и идет к двери, но я, сбросив звонок, буквально ловлю ее за локоть.
– Антонина Михайловна, пожалуйста, мне нужно сказать вам еще несколько слов.
Кажется моя эфемерная надежда стала превращаться во вполне себе четкое понимание, что я должен делать дальше.
– Я знаю, что вы злитесь на меня. И, конечно, вы полностью правы. Я вину не отрицаю и готов нести любое наказание. Хотя что уж там – я и так наказан. Каждый день прохожу все круги ада. Не могу я без Ани, подыхаю без нее, от тоски на стену готов лезть. Мне нужно поговорить с ней Не по телефону, мне нужно глаза ее видеть. Я прощение на коленях вымаливать буду.
– Раньше надо было думать. А то вон какой сильный, никто ему не нужен. А сейчас на колени готов встать, да прощение вымаливать, смотри ка.
– Готов, и на колени встать, и вымаливать, и весь мир ей под ноги бросить. Я знаю, что я не подарок. Я старше, на работе непонятно что, характер хреновый. Короче не знаю, как Ане так повезло со мной, – с горечью усмехаюсь, – Она заслуживает намного большего, чем такой кретин как я. Но сдохну я без нее, понимаете. Люблю я ее. Люблю.
Антонина Михайловна поворачивается ко мне, но отвечать не спешит. Убийственно медленно что-то обдумывает в своей хитроумной голове и внимательно разглядывает меня, прищурив свои глаза.
– Вы главное скажите Ане, что я люблю ее, и чтобы она дала мне шанс поговорить с ней. Прощение я сам буду просить.
– Ладно, увижу так передам. Правда, когда свидимся не знаю. Ноги у меня болеть начали, из дома почти не выхожу, – Антонина Михайловна словно отмирает и отводит от меня свои глаза.
Улыбаюсь и с благодарностью целую ей руку. Не знаю откуда, но прекрасно понимаю, что вся эта строгость и равнодушие – напускные. Не сомневаюсь, что в душе она очень болезненно переживает наше с Аней расставание.
– И еще, передайте ей кое-что. Скажите, что сейчас я захлебываюсь.
Антонина Михайловна смотрит на меня с удивлением, но сейчас нет времени ей все объяснять.
– Просто передайте. Она поймет.
Антонина Михайловна кивает головой и быстро выходит из квартиры. Я же за считаные минуты принимаю душ и надеваю на себя то свежее, что смог найти в своем шкафу. Собираю на кухне объедки, из-за которых в доме стоит не самый свежий запах и подхожу к окну, чтобы открыть форточку. Вижу издалека как по тротуару, по направлению к остановке, важным и быстрым шагом движется такая знакомая мне фигура. Всем бы так бойко с больными ногами ходить. Прикладываю лоб к стеклу и невольно начинаю улыбаться. Поиграл в сильного независимого мужика и хватит. Моя маленькая девочка с бездонными глазами все-таки сделала из меня последнего подкаблучника. И сейчас, ясно осознавая и принимая это как данность, я чувствую себя счастливым как никогда в жизни.
