Текст книги "Эльфы на Диком западе: Убить Большого Билла (СИ)"

Автор книги: Мария Кимури

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 15 страниц)

– Ради нас. Нет у нас больше сокровища, Курво. Только мы сами. Если мы сейчас отступим – будем ли это ещё прежние мы? Снова бежать, снова прятаться? Разве перед нами Моргот? Перед нами лишь разбойники, что обещали нас убить. Не бойся за нас, Курво. Мы справимся.

…Потому что он должен был сказать именно это, понял Маэдрос в тот самый миг. Чтобы удержать их. Чтобы не утерять веру хотя бы в себя – сейчас, когда в душе раскрылась пустота, и смысла не было ни в чем больше.

Просто Курво встретился с этим – первым из них.

Маглор бесшумно появился рядом, его руки легли поверх ладоней Маэдроса. Карантир, Амрод, Амрас – они все шагнули друг к другу сейчас.

Они молчали, но это больше не было пустотой.

Фыркали неподалеку лошади. Шумно чесалась одна из них, и перебирал ногами вороной Кусака. Журчала, переливаясь по темно-розовым камням, вода.

…Наверху тоже сделалось тихо.

– А женщины нас научат, – сказал Маэдрос тихо и веско, разжимая стиснутые на плечах Куруфина пальцы. – Позже я пришлю ее вам помочь. Отправляйтесь, – он посмотрел на Младших. – Вздумаете не вернуться, я вас сам убью. Морьо, бери свой… Спрингфилд, вспоминай, как с ним обращаться, показывай братьям. Я иду учиться.

Он ещё на мгновение стиснул пальцы на плече Кано. А потом повернулся и двинулся наверх, в лагерь, где женщины ожидали завершения споров. Нужно было торопиться, пока не стемнело, и они не перестали различать мелкие предметы. Люди же.

– …Идиот. Болван… – прошептала Донна, даже не пытаясь орать и предупреждать своих спутниц, и от того ее ужас и ошеломление делались еще глубже. – Тупой самонадеянный кретин! Господь милосердный, а я обрадовалась!..

– Стой, – тихо сказал Маэдрос, перехватывая ее занесенную в ярости руку. – Слушай. Я дерусь коротким и длинным клинком. Стреляю из арбалета. Я воюю много лет. И я очень быстро учусь. Это всего лишь разновидность арбалета, я к ней приспособлюсь. Успокойся. Перестань бояться и учи меня.

– Воюешь много лет – и не умеешь стрелять? Как может быть такое? – Донна выдернула руку с трудом, и лишь потому, что Маэдрос сам разжал пальцы, не желая ее принуждать. – Силен ты, однако…

Странным образом, это успокоило ее. Она взяла свой Спрингфилд и начала неспешно заряжать, давая снова рассмотреть каждое движение. Ее руки еще вздрагивали.

– Откуда ты взялся на мою голову?

– Издалека, – сказал коротко Маэдрос. – Из очень дальнего угла мира.

– Господь, дай мне терпения… – она шумно вздохнула, переводя дух. – Ты всерьез думаешь научиться стрелять за одну ночь?

– Не стрелять, а пользоваться ружьем, – напомнил Маэдрос. – Стрелять я умею хорошо.

Он не стал повторять про железную руку. Только вспомнил, как пришлось после лука приспосабливаться к гномьему арбалету, когда одна рука может лишь поддерживать и направлять. Он смотрел на движения женщины, давно заученные и бездумные, которые она замедляла сейчас лишь усилием воли, и мысленно раскладывал, как повторить это левой.

Прозвучал оглушительный выстрел. Одна из трёх вершин колючки в конце лощины отлетела прочь, разбрасывая куски зелёной плоти. Взвизгнули и захрапели лошади поодаль, донёсся громкий уверенный голос Келегорма, который их успокаивал.

– Повторяй, – Донна сунула ему карабин. – Я поправлю.

Мысленно держа образ ее рук перед глазами, Маэдрос стал воспроизводить ее движения. Медленно, чтобы не сбиваться. Утром он сделает это быстрее.

– Правильно, – сказала она с удивлением. – И снова правильно… Господь милосердный, ты меня что, нарочно напугал?

– Нет. Зачем мне это?

– Вдруг ты решил, что это смешно.

– Ты мой стрелок. Ты учишь меня. Зачем мне смеяться над тобой?

– Потому что я всего лишь женщина, например? – сказала Донна невесело.

– Женщинам с непривычки может требоваться больше храбрости, чтобы сделать то, что привычно мужчине. Это достойно уважения. Над чем здесь смеяться?

И все же она сама рассмеялась и закрыла лицо руками.

– Господи, для чего ты мне послал проповедника, да еще такого красивого и так поздно? – сказала Донна скорее самой себе. – Если мне суждено умереть, я умру, хохоча как никогда.

Маэдрос ее не понял. Почувствовал лишь, что она боялась уже не больше, чем обычно, просто подбадривала себя такими словами.

– Мало что в мире суждено. Не пугай себя преждевременно, – предложил он.

– Все в этом мире уже предписано Создателем нашим, – сказала Донна назидательно. – Мы просто не знаем, что именно он нам предписал. Жизнь или смерть, ад или рай… Слушай, Май… а христианин ли ты вообще?

Здесь осталось только порадоваться внимательности, с которой он слушал местных вчера и утром и саму Донну за обедом.

– В Создателе я не сомневаюсь, если ты об этом, – сказал он сдержанно.

Хотя бы потому, мысленно добавил он, что своими глазами видел тех, кто строил и хранил этот мир… Вслух этого говорить не стоило. Во-первых, здесь что-то произошло с верованиями, во-вторых, за прошедшие тысячи лет смертные об этом все равно напрочь забыли.

– А, так ты просто невежда, как иные мужики, – ввернула Донна с заметным удовольствием. – Завоевался в своем дальнем углу… Хм, а где у нас такой дальний угол?

– На севере, – сказал он наугад. – Допустим, я невежда…

Перехватив ружье так, как доводилось когда-то держать арбалет, и как держал его Карантир в лавке оружейника, он поискал глазами подходящую цель. Донна тоже огляделась, прищурясь.

– Правую верхушку того кактуса, – предложила она, указав пальцем. – Нажимать на спусковой крючок надо плавно, медленно. Будь готов к сильной отдаче. С севера, говоришь? Индейцы канадские вас, что ли, вырастили?

Назначение маленькой петли наверху ружья – для прицеливания – он понял сам.

– Нет, стой. Не шевелись… – Донна деловито обошла его кругом. – В плечо упри получше, понадежнее. – Поправила сама. – А то отдачей выбьет плечо, или замком в зубы твои ровные, то-то будет весело. Вот так. Нажимай плавно.

В плечо мощно ударило. Значит, если стрелять долго, плечо заболит, особенно с непривычки, понял он. Зато выстрел идет совсем по прямой, по крайней мере, на таком расстоянии, и поправки на ветер и тяжесть не нужны вовсе. Если стрелять на дальность, пожалуй, могут понадобиться… позже он это проверит.

Колючка чуть вздрогнула. Но макушка осталась на месте.

– Хорошо для первого раза, – Донна внимательно на него смотрела, словно проверяя, не шутит ли он все-таки.

– Допустим, я невежда, – повторил Маэдрос, тщательно перезаряжая карабин. – Как из этого следует предопределенность?

– Может, ты и Библию не читал, рыжая твоя голова? И в церковь не ходил?

– Я или воевал, или работал, – как бы постараться ей напрямую не соврать? – Знания о том, что Создатель существует, мне было вполне довольно. Так что тебя смущает?

– Господи… – повторила Донна уже в который раз, всплеснув руками. – Да ты католик, что ли, рыжая голова? За что мне это все? Мало того, что стрелять не умеет, так еще небось и католик, Святого Писания не читавший!

Маэдрос тщательно прицелился, промедлил, не решаясь, затем снова выстрелил. Отлетела оставшаяся верхушка кактусовых лап. Медленно повторил все движения ещё раз, готовя Спрингфилд к бою. Огляделся, подыскивая новую цель.

– Вон тот, – ткнула зло пальцем Донна в кактус, отстоящий в два раза дальше. – Попади для начала.

Он медленно и тщательно отмеривал порох из маленького сосуда.

– Ты не ответила.

– Я, положим, не проповедник, – сказала Донна хмуро, когда дальний кактус вздрогнул. – Низко взял.

– Ну, ты же не мужик и не невежда, – вернул Маэдрос ее слова.

– Ну, хорошо, пропащая ты душа. Вот я скажу, что Господь наш Иисус и Отец его уже все в нашей жизни рассудили и выстроили, наперед решено, попаду я в ад или рай, и что я в жизни натворю, и остается только прилежно трудиться, делать, что должно, и надеяться. Легче тебе стало?

– Нет, – сказал Маэдрос. – Зачем тогда ты выступила со мной против Большого Билла, если ему все равно суждено быть убитым? Почему не сидишь дома и не ждешь, когда его убьют?

Теперь перезарядить побыстрее. С четвертого раза у него получилось ускориться.

– Потому что я хочу хоть попытаться эту сволочь пристрелить за Александера! Может, это я или вот ты, и будем орудием Господа, которое его поразит!

– Но это ты решала, ехать или нет. Никто не примет решения за тебя.

– Господь наперед знал, что я решу, – отрезала Донна. – И уж, наверное, он знал, что в наш город занесет таких сумасбродов, откуда не ждали. Не знаю уж, зачем Господь выбрал таких… невежд как вы, ружья в руках не державших. Точно, индейцы вас украли и вырастили, хорошо хоть ума сбежать хватило. Ты братьев-то зови, что ли. Пусть тоже стреляют.

Кажется, спорить с ее странными идеями было бессмысленно. А с ее идеями об их происхождении даже не надо было. Еще немного она так поразмыслит вслух – и готовая легенда сложится.

– Позову чуть позже.

– Так стемнеет совсем.

– Мне не мешает.

– Вот же ж упертый! Зови братьев, пока я хоть что-то вижу! – сказала она с негодованием. – И что, твои братцы такие же невежды?

– Слушай, Донна, – сказал Маэдрос сквозь зубы. – Мы все владеем оружием и ремеслами. Я еще посмотрю, кто здесь невежда. Какого… рожна тебе от них еще надо?

– Зови своих обормотов, – повторила женщина и вздохнула. Ее воинственная вспышка уходила, сменяясь терпеливой усталостью. – И главное, девчонкам не говори ничего, не пугай. Пусть думают, что вы новые ружья пристреливаете.

…Потом Келегорм очень возмущался. Выстрелы пугали их лошадей отчаянно, ему пришлось приложить все силы и всю волю, чтобы удержать их и запретить спасаться бегством.

А коротконогим здешним лошадкам, оказалось, все нипочём, лишь бы стреляли не над самым ухом.

Младшие без него выпили на двоих больше половины котелка этого горького отвара под названием кофе и умчались. Остальное Нэн оставила «нарочно для караульных»: даже горький запах этого варева бодрил. Братья разделили стражи на четверых, и Маэдрос взял себе первую, потому что знал – сразу не заснёт.

И если в первую ночь они засыпали, словно дети, то сейчас каждому найдется, о чем подумать в звёздном сумерке.

Он сидел, всматривался неотрывно в небо, где уже и звёзды исказились, сдвинулись со своих мест, где созвездие Серпа сузилось и сделалось ковшом, а Луинамирэ сдвинулась далеко в сторону, и вокруг нее больше не вращался небесный свод. Ему хотелось бы думать о том, что это значит. О том, что сделало мертвым камнем Луну. А думалось все больше о тяжести карабина в руке, и о том, что ствол при выстреле дёргает чуть вверх, и нужно подправлять его.

Когда Келегорм сменил его, Маэдрос опустился на попону, завернулся в плащ – и, сам того не ожидая, ушел в глубокий сон.

*

Чаще всего он видел-слышал в этой Грезе Маглора. С тех пор как тот здесь все же появился, он не оставлял Маэдроса одного слишком надолго, и иногда его звучание напоминало дружескую брань.

Двое средних держались вместе, как и до последнего, и даже Маэдросу был слышен диссонанс их песен. Они держались друг друга, держали друг друга – и поддерживали неким образом в себе этот разлад, эти вплетенные в них резкие ноты.

Встречать их было тяжело. Всегда приходили воспоминания, а потом мысли, что он не сделал, чтобы они не стали такими. Они, эти мысли тоже были диссонансом, подсказывал ему разум, но он сжился с ними – как можно было действительно счесть их фальшивой нотой?

Легче было с младшими, простыми и ясными. Он видел-слышал их поющими вместе, как два языка пламени, то злого, то ласкового. Они повторяли здесь, как и там, друг за другом все разлады своей мелодии, не особенно задумываясь, принимая ее как есть и повторяя дальше. Приближаясь, он слушал их – и не вмешивался.

Одинокая песня Карантира, похожая на звон гонга и охотничьего рога, встречалась вблизи Маглора или неподалеку от двоих средних. Карантир радовался созвучию-соприкосновению, когда оно случалось, но нечасто стремился к нему сам.

И только в Маглоре Старший не мог расслышать неверных нот. Он просто был, притягивал к себе одним видом и звучанием своим, а потом исчезал, чтобы вернуться, и разбудить, и сказать что-то о других…

Лишь к отцу у них не получалось приблизиться. Его вспышки голоса и света оставались далёкими и раскалёнными, словно окутанными пеплом. Словно отталкивающими всех. И каждый раз, пытаясь к нему подобраться и отступая от жара и пепла, Маэдрос надолго оставался наедине с чувством своей слабости и бесполезности. И оттого пытался все реже и реже.

К ним приходили иногда… обитатели грезы, звал их Маглор. Их звук-образ был ясным и простым, они пытались порой заговаривать с ними – но Маэдрос не чувствовал, что ему есть о чем говорить с ними.

И так длилось очень долго. Собственная память и соприкосновения с братьями заполняли эту длительность, и было смутное понимание некоего ожидания от них – и усталого своего отторжения, вызванного чужими ожиданиями.

Что вы ещё от нас хотите, думал он иногда, когда эти чужие чувства доносились до него отзвуками и отблесками. Мы уже все сделали и гораздо больше, чем хотели.

Однажды… что-то собрало их вместе, а это бывало нечасто. Здесь было время и место разговоров наедине – в те времена, когда не говоришь с собственной памятью.

Потом пришла эта музыка, печальная и спокойная, тихий свет удивительной глубины звучания. Таковы Строители Мира – их настоящий облик, не тела, в которые они одеваются. Пришла, чтобы…

Кажется, они спорили об этом. Принимать ли их предложение.

Маэдрос лучше всего помнил, как спросил об отце – предложат ли ему такой выход? Предложат ли ему отправиться с ними вместе? И ему ответили – он выбрал другой путь, один.

Зачем вам это, спросил тогда Куруфин, выкрикнул, спел, задребезжал голосом в сумраке, вам ведь нужно, чтобы мы оставались здесь и не мутили воду!

Не нужно, грустно отозвалась музыка со всех сторон. А вам разве нужно – это?

Нам не нужны подачки, зазвучал тогда трубно Келегорм. Отпустите нас или оставьте в покое.

Я ещё не могу открыть для вас ворота домой, отозвалась печальная свет-песня-музыка. Но я могу открыть их на другой путь. Может быть, вы захотите отправиться в путь, а не бродить и грезить здесь. Грезы покоя оказались бесполезны для бурных и беспокойных. Мы не знали, что так бывает. Теперь знаем.

Мы знаем, что вы не собирались нас выпускать, спели двое младших на один голос. Это же мы затеяли третью усобицу. Мы сожгли город. Но возможно, вы не прочь избавиться от нас вовсе. Мы согласились бы. Жаль только, что не увидим больше мать.

Я не говорю, что не увидите, прошептала музыка. Я лишь предлагаю третий путь вместо двух прежних.

Что от нас за это захотят, сухо зазвенело со стороны Карантира. Он звучал сомнением и недоверием.

Мы дадим вам советы. Попробуйте выполнить их. Но сперва, пропела свет и музыка, я обращаюсь к одному из вас. Ты можешь вернуться домой. Ты – сможешь.

И Маглор ответил ей тихим и чистым звоном: снова одним из семерых? На сколько лет? Нет, пропел он совсем живым голосом, я иду с ними вместе. Я не смогу в одиночку вынести горе матери по остальным, да и ее радость тоже.

Сумерки отступали, пока они звучали. Теперь под их ногами была земля, устланная сухой травой. Из теней выскальзывали отблески света, простые и игривые, и обращались лошадьми, касаясь сухой травы. Самый темный и грозный скользнул к Маглору, укрылся блестящей черной шкурой, потянулся к нему головой. Большой и медный манил к себе сильнее всего, Маэдрос невольно потянулся к нему мыслью и памятью о теле, коснулся его – и услышал спокойную и сильную жажду жить и бежать вдаль.

Они согласились быть вашими товарищами, прозвенела музыка с чуть меньшей грустью, словно тихо улыбаясь вдалеке. Вас не отправят беспомощными в пустоту. Вы будете знать речь.

И что же теперь, спросил Маэдрос последним из всех, прозвучав своей медью и сталью. Что нам нужно будет сделать для вас? Что же нужно вам самим, строители и хранители мира?

Свет-звук-музыка приблизились, охватывая его со всех сторон…

Сейчас он вспомнит.

Сейчас.

Под ним зашуршала постеленная попона, захрустела сухая трава. Память беспощадно ускользала сквозь веки, сквозь пальцы, сквозь ощущения шерстяного колючего одеяла, наброшенного поверх неснятой одежды, запаха дыма, кожи седельной сумки под головой…

Он снова упустил ответ. Пальцы левой руки Маэдроса сжались, но лишь наскребли полгорсти сухой красноватой земли.

Глава 5

Заброшенная старая тропа облегчила лошадям путь наверх. Когда-то люди ходили здесь чаще, а теперь остались лишь светлые полосы на камнях от их ног и несколько почти смытых водой рисунков зверей на стене, в выемке. Отдохнувшие и соскучившиеся кобылы шли бодро, и амродова, с похожей на цветок отметиной во лбу, все прихватывала его зубами за рукав. Хотела быстрее. Хотела бежать и играть. Глупая, думал он, ноги здесь поломать ещё!

Наверху было прохладно. Лёгкий ветер дул с северо-востока, обещая холодную ночь. Когда они выбрались наверх, только всходила Луна, этот изрытый отметинами круглый небесный камень, такой непривычный в этих смещенных и перекошенных небесах. Амрод осмотрел ещё раз звездный купол над головой, нашел взглядом знакомые звёзды и положил себе разобраться с этой загадкой позже. А сейчас в звёздном и лунном сумраке он видел старую тропу, ведущую на восток, и уверенно направил по ней лошадь. На этой скудной земле растения и травы должны возрождаться долго, а значит, чужие пути будут им приметны даже в темноте.

– Курво сильно накрыло, – задумчиво проговорил позади Амрас. – Он даже не подначивал нас сегодня.

– Не сейчас. Смотри лучше вперёд.

– Думаешь, нас ждёт хорошая драка?

– Нас ждёт нечто интересное, будь уверен.

– Даже на Больших Лугах редко бывал такой звездный свод...

Воздух был сухим. Северный ветер нёс ночной холод, но успел растратить влагу по дороге и не размывал очертания звёзд, особенно холодных и далеких теперь. Они ехали в этом жемчужном свете молча, Луна бросала их тени на каменистую землю и клочки сухой травы. Иногда подобие других старых троп пересекало их собственную, и Амрод, оглядевшись, выбирал более явную, запоминая приметы на обратный путь, а дважды даже создал их сам, начертив камнем на земле руну "Ф" едва заметно.

– Хороший следопыт заметит, – Амрас был недоволен.

– А среди скотокрадов и грабителей он есть?

...Прежние люди на их землях долгое время решали свои дела сами, и лишь в годы после Битвы Слёз, когда вокруг Амон Эреб, почти смешавшись, жили эльфы двух народов и остатки смертных беорингов и людей Бора, они столкнулись с этой стороной людской жизни. Воровство. Отчаяние, переходящее в злобу. Обездоленные люди сами сбивались в малые отряды ради обороны и добычи еды – и случалось, они не только сражались с врагами, но и отбирали последнее у соплеменников. Себе в награду. Сами люди были к таким безжалостны. Но разве здесь, в этом нищем краю, была война? Донна не упоминала о таком. Значит, не отчаяние толкнуло этих людей грабить и убивать.

– Или грабитель тебе всегда глупец?

– Слепец. Хороший следопыт найдет себе другое применение.

– Они не в отчаянии, – Амрас усмехнулся его мыслям. – И не глупцы.

– Затер бы уж сам!

– Следы.

...Два свежих лошадиных следа тянулись на северо-восток, вперекрестье с их путем. Братья осмотрелись, надеясь увидеть вдалеке всадников, но здешний простор был изрыт низинами, промоинами и небольшими оврагами, и скрыл от них вражьих разведчиков.

Все снова делалось просто сейчас. Позади свои, впереди враги.

Амрас вытащил револьвер, который отдал ему Маглор перед выездом. Взвесил в руке, улыбнулся, спрятал. Оружие ближнего боя, не более.

Не сговариваясь, они развернули безымянных ещё лошадей и пустились в погоню.

Цель свою они увидели в лунном свете – две серых фигуры всадников в широкополых шляпах, их приземистые лошади неспешно брели по гребню невысокого холма, и всадники временами привставали на стременах, оглядываясь. Братья разом соскользнули на землю и почти бесшумно ринулись в погоню. Под ногами Амрода хрустели мелкие камни: подошвы его сапог были из жёсткой плотной кожи, в то время как он привык к мягкой, в которой можно двигаться бесшумно. Амрас бежал рядом и бессловесно жалел, что здесь нечем обмотать копыта лошадей, чтобы бесшумно подобраться.

В лунном свете люди видят хуже, земля, кусты и живые существа сливаются в их глазах в неясные серые силуэты. Если всадники оборачивались, братья припадали к земле и замирали, а затем незамеченными спешили дальше.

В воздухе уже висел запах курительной травы, которой один из всадников пропах насквозь.

– Ей-богу, Гарри, там позади лошадь, – донеслось от них. Голос приближался, и братья плавно отклонились к востоку, куда враги почти не оборачивались. – Вон там, у ложбины стоит!

– Ты лучше уши насторожи, – сказал второй. – Под луной всякое померещится.

– А если от них сбежала?

– Они что, совсем безмозглые, перед дракой лошадей упускать?

– Давай проверим!

– Не валяй дурака. Я хочу вернуться скорее и пожрать.

В этой пустыне было не так легко прятаться: пучки травы и колючек, разбросанные по земле колючие столбы с протянутыми к небу руками отростков – братья скользили в сером свете от одного укрытия до другого, почти бесшумно, и Амрод все досадовал на здешнюю обувь. Даже лук натягивал с этой мыслью. Повернул стрелу ребром, чтобы не блеснула на ней Луна.

– Зверьё что ли тут шарится? – сказал недовольно Гарри, отворачиваясь и доставая револьвер. Амрод спустил тетиву, и оба вражьих разведчика развернулись к нему. Гарри успел выстрелить в его сторону, и пуля со шлепком угодила в кактус, а потом в груди у него возникла стрела, и он повалился с раскинутыми руками. Другой выкрикнул "Индейцы!" и ударил пятками в бока лошади, но тут из-за груды камней немного впереди вырвался звериный рев – и безобидная серая лошадь, взвизгнув от ужаса, встала на дыбы, порываясь мчаться назад. Даже умелому всаднику не удалось с ней сладить сразу... А когда человек ее удержал, Амрод уже скользнул к нему и с разбегу вскочил на круп его лошади. Приставил левой рукой нож к горлу, правой – перехватил его руку с револьвером.

Человек замер. Только вырвались у него несколько невнятных слов. Затем его прошибло потом, и запах сделался испуганным и резким, смешиваясь с табачным.

– Тихо, – велел Амрод, отбирая револьвер и кидая возникшему рядом Амрасу. Брат перехватил, свистнул своим лошадям. Амрод выдернул ещё нож, висевший у человека на поясе, отшвырнул. А затем не очень умело, но тщательно связал пленного его же собственным ремнем. Спрыгнул, перехватил повод. Человек стучал зубами, косился на них испуганно.

Позади раздался топот, и лошади примчались радостно на зов. Та, что с бутоном на лбу, ткнулась радостно бархатной мордой Амроду в ухо и фыркнула. Ей было очень весело и хотелось бежать и играть ещё.

– Показывай дорогу, – приказал Амрод и взлетел в седло. Перехватил поводья серой лошади.

– А потом? – буркнул человек, стараясь справиться со страхом.

Амрод приблизился, направив лошадь вплотную к серой, посмотрел ему в глаза сверху вниз. Запах страха усилился.

– Дорогу, – повторил он холодно. Вновь достал нож, невольно поморщился от отвращения.

– Прямо и... направо на развилке, – буркнул человек, отворачиваясь. У врага должно было быть обозначение на здешнем языке, вспомнил Амрод. Bandidos. Бандит. Да.

Амрас посмотрел на лежащего, ещё вовсе не погасшего, выдернул стрелу, отвернулся и тоже вскочил в седло.

Теперь под Луной ехали трое. Амрас рассмотрел ещё один отобранный револьвер, тяжёлый и неуклюжий, потом осторожно завернул и убрал в седельную сумку. Амрод нехотя думал о том, что придется сделать ему, как старшему, и о том, что в этой стычке была и доля везения. Бандит оказался неплохим стрелком. Быть может, они ошиблись, так решительно отвергая людское оружие?

А бандит рядом с ними со всей силой боролся со страхом и метался от надежды к отчаянию, и чувства его читались и слышались отчётливо, будто в раскрытой книге. И сказать ему было нечего. Временами он хриплым голосом указывал дорогу.

Индейцы, отвлекаясь, думал Амрод. Кто же это? Он спросит, только позже. Ещё не сейчас.

Когда более стражи спустя одна из ложбин, в которую нырнула тропа, поднялась справа и слева стенами каньона, Амрас остановил их.

– О чем задумался? – спросил он с упрёком закрывшегося брата.

– И верно, – кивнул Амрод. – Вернёмся и поднимемся наверх.

Человек злобно покосился на них, напрягся было, но Амрод снова взмахнул ножом перед его лицом – и тот не издал ни звука. Поверху братья и их невольный проводник обходили каньон ещё некоторое время, пока он не раздался вширь и не озарился впереди сиянием костров на его дне.

И все это, подумал Амрод хмуро, не так уж далеко от их стоянки, если ехать напрямую. То ли удача, то ли наоборот.

Ссаженный с лошади бандит то потел от страха, то надеялся на что-то, то просто злился.

– Сколько вас там, внизу? – спросил Амрод.

– Три дюжины, – буркнул тот.

– Из кого состоят ваши три дюжины? Какое оружие?

– Из самых крутых парней в округе! – оскалился бандит. – Оружие хорошее, драться умеем. И пушка у нас есть. Не воображай о себе слишком много, ловкач.

– Что за пушка? – спросил немедленно Амрас.

– Пушка – это пушка, дикарь! Стреляет чем угодно, хоть гвоздями! Увидите, сразу поймете! А не надо было вам и этим дурам из города с нами связываться! Теперь Билл вам из пушки головы посносит, а скальпы на стену повесит!

...Люди-волки – звали разбойников прежние людские союзники братьев.

– Где стоит стража? – продолжал спрашивать Амрод.

– Расскажу, если отпустишь, – близость лагеря придала бандиту злости, он определенно думал о побеге, но пока Амрод за ним следил, у него не было шанса. – А нет, сам полезешь под пули. Ну, давай! Решай уже скорей!

– Кто такие индейцы?

Человек хлопнул глазами, удивление сбило его злость.

– Ты придуриваешься? Они тут везде!

– Или ты отвечаешь, или ты нам больше не нужен, – холодно произнес Амрод.

– Да и вы мне ни к чему! – выдохнул тот отчаянно.

Амрод развернул его от себя резко, сильным взмахом ножа разрубил ременный узел.

– Чего это?.. – с надеждой пробормотал мужчина, потирая руки.

Амрод снова дёрнул его за плечо, разворачивая лицом к себе, и сделал быстрый выпад. Нож вошёл точно между ребер – человек захрипел, втягивая воздух от боли, и осел на землю. На лице его застыло недоумение.

Закрыв шляпой ему лицо, Амрод отвернулся.

Чуть позже они осторожно спустились на край каньона, стараясь не тревожить мелкие камни. В плотных сапогах с твердой подошвой ноги не чувствовали землю, и Амроду казалось, что он движется медленно и неуклюже. Но вот они уже лежали на краю, осторожно выглядывая из-за камней, и стоящая высоко Луна заливала серебристым светом этот разруб в земле, а навстречу ей светил большой костер и неслась негромкая хриплая песня.

Во все глаза братья высматривали людей на стенах и на дне каньона, но видели лишь четверых мужчин, собравшихся кругом у костра. Один из них, в цветастом шерстяном плаще, играл на лютне сложной формы, остальные трое подпевали ему, хрипло, но слаженно; слова песни братья разобрать не могли. Еще один человек был чем-то занят в стороне под стеной. Наверху никто не караулил.

«Один страж на въезде».

«Хорошо за камнями устроился».

«Можно достать сверху».

Выше и ниже убежища каньон сильно сужался, создавая здесь природную крепость с двумя выходами; через верхний вход шла утоптанная тропа, а над ней за насыпью из камней неподвижно сидел одинокий часовой с ружьем. За его спиной тлел маленький очаг.

«Второй вход не охраняется».

«Это значит, с той стороны нет удобных троп. Оттуда никого не ждут».

«Стены крутые, спускаться будет трудно».

«Женщины не смогут».

Примерно треть дна каньона занимало ложе ручья под другой стеной из скал, и сейчас он почти пересох, лишь отдельные лужи блестели на дне, переливаясь друг в друга среди камней. Остальную его часть занимали обнесенные жердями загоны, где толкались коровы – рослые, плотные, длиннорогие. В отдельной выгородке стоял здоровенный бык и дремал, положив морду на жердь. Выше загонов вдоль стены каньона стояли шатры и палатки из одинаковой светлой ткани, кое-где залатанной. Некоторые шатры подпирали доски. Пожалуй, две дюжины людей уместились бы в них…

«Неплохое место для обороны. Вход узкий, спрятаться сложно. Мы будем мишенями для их оружия».

«Напасть со стен? Мы будем сверху, это даст нам преимущество».

«Нас мало. А они укроются под скалами и будут стрелять оттуда. У них припасов больше. Не годится».

«Со входа нельзя. Оборонять вход можно долго».

«Зайти через второй вход? А если у них там секрет? "

«Ты видишь хоть один секрет?» – беззвучно спросил Амрас, в голове Амрода возник и рассыпался его смех. – «Они беспечны, как бабочки! Единственный страж почти спит, а у костра поют и ничего не слышат. Было бы нас здесь десяток, и никто из них не увидел бы рассвета!»

«Смотри!»

Самый большой шатер, из плотной ковровой ткани, стоял высоко на уступе, над загоном, и возле него скучал еще один охранник. А подальше него, над палатками, виднелась лестница к скале и дощатое крыльцо с навесом, опиравшееся на каменную кладку. В темноте угадывалась тяжёлая дверь, ведущая куда-то под скалы.

«Шатер вожака», – подумал Амрод. – «А если…»

Они переглянулись и беззвучно засмеялись, блеснув зубами в сумерках.

«Майтимо велел вернуться. И мы вернёмся. Чуть позже».

Расщелина, пригодная для спуска, нашлась в стороне – узкая дождевая промоина, глубоко врезавшаяся в стену. Будь на них привычая обувь на мягкой кожаной подошве, они слетели бы вниз мигом, но жёсткие подошвы здешних сапог скользили и потребовалась изрядная ловкость, чтобы спуститься в них на дно. Но без них здесь ходить не стоило – обломки и сколы камня были острыми, а толстые колючие кусты росли везде и встречались даже на уступах стен. Амрод слегка рассадил ладонь, неосторожно схватившись за такую удобную ветку. Чувствовать боль снова было очень странно… Словно она придавала яркость жизни и предостерегала разом.

Амрас посмотрел вверх, на колючие кусты в трещине. На загон с коровами, на быка. Снова улыбнулся – и потянулся к колючим ветвям у себя над головой.

…Бык был ещё молод, здоров и мощен. Ему предстояло вырасти в настоящее чудовище, но и сейчас он был здесь крупнее всех, с вытянутыми в стороны мощными рогами. Отблески костра играли на его пыльных коричневых боках. Амрод скользнул под жердями и встал перед мордой, глядя в удивлённо выпучившиеся глаза.

– Привет, рогач, – сказал он тихо на родном языке. – Нам нужна твоя помощь.

Мысли в этой голове текли очень неспешно. Это создание было глупее и злее своих сородичей с полян Белерианда, словно его предков долго отбирали именно по этим признакам. Договариваться он не хотел. Он был маленьким хозяйчиком здешних маленьких коровьих жизней, центром крошечного мира, и возникший чужак его лишь раздражал.