Текст книги "Поверь мне (СИ)"

Автор книги: Мария Власова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 20 страниц)

Поверь мне

Глава первая. Молчание

– Милый, тебе не кажется, что с нас уже хватит? – Женщина попыталась отвлечь водителя от дороги, удерживая его правую руку на руле.

– О чем ты, дорогая? – Слегка рассеянно ответил мужчина, смотря только на дорогу. Он знает, о чем она говорит, но все равно делает вид, что не понимает.

– О нём! – Женщина переходит на недовольное шипение и оглядывается на заднее сидение.

Мы встречаемся взглядом, и она вздрагивает всем телом. Быстро отводит свой взгляд и смотрит на меня уже тайком, в зеркало заднего вида. Какое-то время не решается заговорить, но потом все же возвращается к разговору.

– Ты понимаешь, что эта бабулька, это последний его шанс? Я не намеренна, больше терпеть это, в своем доме! – Женщина срывается, тайком поглядывает на меня, но я не реагирую.

Где-то в глубине что-то страшное впилось в мою грудь. Оно терзает меня, требует выпустить его на свободу, но я могу этого сделать. Слишком опасно, слишком страшно.

– Нина! Что ты такое говоришь?! Он же просто ребенок! Мой, между прочим, племянник! – Мужчина злиться, его седые брови сходятся домиком.

Он отвлекается от дороги и поворачивается ко мне. Дядя Игорь всегда был похож на моего отца, голубые добрые глаза, усы и коротко стриженые волосы, плотное телосложение. В висках видна седина, она появилась после смерти его брата. На его лице сочувствие и вина, в последние дни на его лице оно постоянно, когда он смотрит на меня. Я уже знаю, что эта поездка последняя, совсем скоро они избавятся от меня. Его жена, тетя Нина совсем непохожа на мужа. Младше его на пятнадцать лет, еще одна искательница легкой наживы. Ей еще рано быть матерью, если она вообще ею будет, с такой любовью к своему внешнему виду. Когда умерли мои родители, дядя Игорь взял меня к ним, не посоветовавшись с ней. Возможно, он сумел бы уговорить жену оставить меня, или все решить вместо нее, но он сомневался. Это было видно по всему: по взгляду, по словам, по запаху. Но больше всего по тому с каким рвением он пытался вылечить меня от того, что вылечить не возможно.

– Не бери в голову, малой! Все будет хорошо, я обещаю! – Он улыбается, натянуто и неестественно.

– Да он тебе все равно не ответит! Молчит как рыба! – Фыркнула тетя Нина, поправляя макияж.

– Я бы на тебя посмотрел, если бы у тебя в восемь лет на глазах дикие звери загрызли обоих родителей! Не удивительно, что бедный ребенок посидел от ужаса. Такое впечатление, что тебе не понятно такое слово как «сочувствие»! Постыдилась бы, родная! – Мужчина дальше занялся ездой, на его заявление женщина только презрительно фыркнула.

Отвернулся к окну, там кругом было только одно подсолнуховое поле. От желтого цвета рябело в глазах, пришлось закрыть их и успокоится. Говорить мне тяжело, особенно с остальными людьми. Что-то жуткое и отвратительное внутри пронзает иголками, каждый раз, когда очередной врач, психолог, милиционер, так называемый целитель, пытается расспросить меня, что произошло той ночью, когда умерли мои родители. Сам я не могу сказать точно, что именно тогда случилось. Только одно могу сказать точно – никаких диких зверей не было.

В конце поля мы выехали на поляну перед захудалым деревенским домиком на опушке, рядом с лесом. Тетя Нина сразу брезгливо сморщилась.

– И ты, правда, думаешь, что бабулька живущая здесь, то, что нам нужно? – В ее словах читалась неприкрытая ирония, но она все же открыла дверь, в след замужем.

– Это наш последний шанс. – Ответил ей дядя, думая что, находясь, все еще в машине, я его не расслышал. Он лгал сам себе, на самом деле дядя уже давно решил, что опека над проблемным племянником, не то что ему нужно. Эта все бессмысленно, мне никто не сможет помочь заговорить. Просто потому, что я не хочу.

Дядя первым пошел к дому, но не успел войти. Хилая деревянная дверь распахнулась, и на улицу выбежали двое детей.

– Я первая! – Закричала девочка, смеясь, она бежала впереди.

– Нет, я! – Крикнул в след мальчик и схватил ее за свитер. От этого девочка потеряла равновесие и упала, и вслед за ней.

Мальчишка сразу же закричал, зовя маму. Он даже не пытался подняться самостоятельно, только громко ревел.

– Эй, ты в порядке? – Испугано, спросила девочка, поднявшись на колени и осматривая мальчика. Та не заставила себя ждать, выбежала вслед за детьми и схватила паренька на руки. Но ее слегка оттолкнула женщина, что выбежала на крики с дома. Она подхватила мальчишку на руки и начала дуть на его слегка разбитый локоть.

– Где болит? – Женщина прижала сына к себе. Что-то в чертах детей и женщины было очень похожее. Особенно в мальчика и женщины: овальное лицо, яркие зеленые глаза, пухлые губы и темно коричневые волосы. Девочка так же была похожа слегка на мальчика, только личико круглое, да еще испачкано в грязи и крови, так что сказать точно тяжело. Кажется, она затормозила лицом и руками. На ней темно-зеленое платье из бархата, и яркий оранжевый свитерок в клетку. На мальчике, кстати, точно такой же, только серый, и темные брюки.

– Мама! – Девочка так же громко заплакала и кинулась к женщине, пытаясь ее обнять. Но женщина не утешала ее, наоборот оттолкнула от себя.

– Ты что делаешь?! Он же маленький! Ты должна его защищать!!! Как тебе не стыдно! Умойся, живо! – Женщина прижала мальчика к себе и вернулась с ним в дом. Мальчик плакал, показывая как ему плохо, но стоило женщине вместе с ним пойти к дому, улыбнулся и показал девочке язык.

Девочка заплакала еще громче и, повернувшись, убежала прямо в лес.

– Только не говори мне, что нам еще и этот детский сад придётся терпеть? – Запричитала тетя Нина, кажется детский плач не то что она готова терпеть.

– Успокойся. – Рыкнул на жену дядя и подтолкнул меня к дому.

Невольно взглянул в лес, где между деревьев уже почти не виден оранжевый свитер. Какая капризная девчонка, что не по нее, так сразу бежит, куда глаза видят, обижается. Девочки – что с них взять. Но и ее братец не хуже, разбалованный очень, привык что ему все сходит с рук. Даже в доме показательно вздыхает на коленях у мамы. Интересно, почему ни кого из родителей не заинтересовался, куда она убежала? Хотя, если родителям все равно, почему меня это должно волновать?

Женщина все утешала мальчика, пока дядя посадил меня на лавку рядом и поинтересовался, не знает ли она, где та самая бабка.

– С ней мой муж разговаривает, так что вам придётся подождать. – Слегка рассеянно выговорила она, осматривая тетю и дядю с каким-то странным не одобрением. При этом она почему-то совсем не смотрела на меня, причем специально.

Через несколько минут малому надоело сидеть на руках у мамы, и он спустился с ее колен. Подошел ко мне впритык и улыбнулся.

– Давай играть? У тебя есть какие-то игрушки? – Я взглянул ему в глаза, собираясь испугать. Все боятся смотреть мне в глазах, наверное, то гадкое, что во мне, их пугает. Вот только этого мальчика оно не испугало. Наоборот, он еще больше улыбнулся мне.

– А можно машину посмотреть? – Это этот зеленоглазый малец уже у моего дяди спрашивал, ибо тот смотрел на него как на седьмое чудо света. Дядя после той ночи пытался меня растормошить, заставить играть с другими детьми, моими друзьями. Вот только те дети убегали от меня, как от прокаженного.

– Да, да… Конечно можно! – Он даже ключи от машины достал, но тетя ударила его по рукам.

– Ты что удумал? Видишь какие на них обноски, а если сворует что? – Зашипела она зло, а потом уже к маме мальчика обратилась, – Вы бы за своими детьми лучше следили! Вот девочка ваша в лес убежала, а вы тут сидите, как ни в чем не бывало.

– Убежала? Как убежала? – Женщина вскочила с места и выбежала во двор. Странно, что правда не заметила? Там она долго кричала, звала девочку, но та не отвечала, по-видимому.

Дядя, тетя и я только молча смотрели за их скитаниями во дворе. Когда дверь в маленькую комнату открылась, оттуда вышел мужчина, чем-то очень похожий на девочку, он сразу заметил, что его семьи нет в доме. Бросился к выходу и после краткого объяснения жены. Мужчина залепил ей такую пощёчину, что та свалилась на землю. Мальчик, смотрел на это все спокойно, как будто видел уже не раз. Сколько ему лет? Пять? Четыре? И он уже считает, что когда папа бьет маму – это нормально.

Раньше мне казалось, что это только мой с мамой позор. Что таких семей, где отец поднимает руку – мало. Как же я ошибался, оказывается. Каждый раз, когда мама вытирала тряпкой собственную кровь, и замазывала синяки кремом, спрашивал себя: она рядом с ним и терпит все это из-за меня? Это я на самом деле виноват в ее страданиях и боли? Интересно, а этот мальчик, хоть раз думал об этом? Нет?

Моя мама часто повторяла мне, что без отца мы не выживем. Он дал нам крышу над головой, кормит и обеспечивает нас, потому мы должны терпеть. У нас просто нет выбора. Но мне всегда казалось, что он есть, только она слишком боялась сделать. Иногда мне хотелось, что бы она была словно тётя Нина, хитрая и изворотливая, но мама всегда была прямолинейной и слишком доброй. Она жалела отца, я видел это. Видела в нем то, чего на самом деле не было. Она часто повторяла мне, как он любит нас, какой он хороший. Вот только я чувствовал себя живым и свободным, только тогда, когда его не было дома. Вся моя жизнь была как клетка, пускай и золотая. Мы с мамой в ней были только украшением и дополнением к образу, который папа создавал многие годы – успешного бизнесмена и образцового семьянина. Никто не знал, что он творил за закрытыми дверями. Мама долгие годы молчала и заставляла меня молчать. Она говорила, что это наш позор, он разозлится, и на самом деле он хороший. Просто сейчас у него трудности в бизнесе. Но было ли это нашим позором? В чем мы с мамой виноваты? В чем я виноват? В том, что родился, в том, что жив?

– Максим. – Рука дяди ложится на моё плечо, наверное, он много раз меня звал, но я не слышал.

Интересно, он чувствует вину?

Это был наш позор, мама все время говорила мне, молчать об этом. Но накануне отец чуть не забыл ее до смерти, из-за того, что она поздоровалась с соседом. Мама называла это ревностью, я бы назвал это по другому – жуткой болезнью. В тот день мы поехали в гости к дяде, и тёте и я решился попросить помощи. Дядя всегда казался мне хорошим человеком, лучше, чем отец. Тогда он не поверил мне. Сказал, что это детские бредни и сделал кое-что ужасное, рассказал обо всем отцу.

До утра ни моя мать, ни отец так и не дожили. Я лишился своей золотой клетки, но не стал свободным – всего лишь сам стал клеткой, для чего-то ужасного.

Дядя Игорь знает, что он косвенно причастен к этому? Наверное, догадывается, его мучает вина. Но виноват ли он на самом деле? Стоит ли мне винить кого-то еще, кроме себя и того чудовища, запертого в клетке?

– Пойдем, пойдем, дорогой. – Он оттолкнул меня подальше в комнату, даже закрыл дверь, что бы я ни видел, что будет происходить дальше на улице.

Со второй комнаты вышла бабушка, ее теплый взгляд вызвал некоторое смятение. Она меня не боялась, совсем. Платок в белый цветочек, серое платье старомодного кроя и поверх цветастый фартук.

– Проходи, дорогой. – Она пропустила меня в маленькую комнату без окон, освещенную только свечой. Здесь только кровать и тумбочка, что навлекало на неприятные мысли. Это место больше похоже, на место для заточения.

Вошел и обернулся на женщину, она не предлагала мне присесть, только смотрела на меня странно. Дядя и тётя остались в предыдущей комнате вместе с ней, от чего я еще больше чувствовал себя пленником. Ее долгий и пронзительный взгляд щекотал нервы, но я не хотел с ней разговаривать. Как в прочем, и с остальными людьми. Не хотел никому объяснять, как так вышло, что мои родители погибли, а я вышел. Не хотел даже себе отвечать на этот вопрос.

Дядя Игорь поспешно рассказывал бабушке историю моей жизни, та никак не реагировала на нее. Даже когда он решился рассказать о том, каков мой отец был на самом деле, она никак не отреагировала. Дядя выговорился, облегчил свою душу, но даже не подумал попросить прощения. Я уже часть его искупления, вместо слов, уже никому никому не нужных. Вот только до какой поры он еще будет терпеть меня, воспоминание о совсем непримерном брате? Сколько он будет терпеть в совсем доме его убийцу? Ведь сколько я не думал и не пытался вспомнить о прошлом, только этот ответ на все вопросы приходил в мою голову. Мне только восемь, но кажется, я повзрослел за одну ночь на много лет. Поседел, как старец и заточил в себе собственное чудище, о котором ни рассказать, ни думать не хочу.

– Мальчик мой, – Прошептала бабушка, положив руку мне на голову.

– Вы сможете ему помочь? – Тихо спросил дядя, в его голосе не было надежды, он не верил.

– Вопрос не в этом. – Бабушка взяла меня за подбородок и заставила посмотреть в свои серые глаза.

– Так вы не поможете? – Уточнила тётя, в ее голосе можно было услышать беспокойство.

– Вопрос в том, что он сделает с ней, когда найдет ее? – Она улыбнулась снова, только в этот раз ее улыбка показалась мне ужасной. Я вырвался и обошел ее, отступая к дяде.

Ведьма, точно ведьма. Почему-то сразу пошла у меня такая ассоциация. Что-то жуткое в этой бабушке, на первый взгляд не приметное.

– О чем она говорит? – Спросила тётя и разозлилась. – Ты кого вообще нашел, бабку какую-то больную!

– Не понимаю… О чем вы говорите? – Дядя пытался держать лицо, пока я отступал за него.

Я понимал, о чем она говорит. О девочке, и ее жестоком отце. Ведь когда он найдет ее, случится что-то плохое.

– Скорее, пока не стало слишком поздно. – Ведьма смотрела только на меня, и что-то в этом взгляде заставило меня вздрогнуть и сорваться с места.

– Максим, ты куда?

– Максим! – Доносились крики в спину, пока я перепрыгивал низкий забор и бежал в глубину леса.

Я не спасал ее, не хотел спасать. Так я буду говорить себе, долго и настойчиво, только через много лет, когда в следующий раз буду бежать за ней в густой темный лес.

Глава вторая. Кай и Герда

Глава вторая. Кай и Герда.

Темно, скоро солнце скроется за горизонтом, и в лесу станет еще страшнее. Не мне, я боюсь только самого себя, девочке, которая заблудилась в лесу. Птицы порхают с ветки на ветку, где-то совсем рядом притаился заяц, а под тем вот большим деревом живет семейство ёжиков. Откуда я знаю? Я чувствую их запах, слышу шум, который они издают. Это не нормально, совсем не нормально. Только сейчас это не имеет значения, если я так смогу найти эту девочку раньше ее отца? Закрываю глаза, в лесу полно запахов, ветру тяжело их переносить по воздуху, пробираясь сквозь деревья. Распознать среди всех их, ее тяжело, я не принюхивался, не запомнил его. Следов в полумраке не видно. И как мне ее найти?

Я злюсь, это плохо, это опасно. Эти месяцы, я делал все, только бы не чувствовать ничего. Эмоции губительны, особенно злость. Один раз, выпустив зверя с клетки, мне не хочется это повторять. Кто может знать, что случится в этот раз? Сколько людей пострадает из-за меня?

Вхожу глубже в чащу и пытаюсь на этот раз найти не девочку, а ее родных. Один из них с лева, удаляется от меня, уходит глубже в лес. Еще двое справа, запахи в одно время и похожи друг на друга, как бывает у кровных родственников, но при этом второй запах отличается. Запах зверя, этот точно запах зверя, смешанный с человеческим запахом. Я пахну почти так же, и это очень странно. Судя по слегка грубому оттенку запаха, это мужчина. Хотя нет, это тот мальчик? Запах не такой сильный и яркий, как бывает у взрослых. Не понимаю, почему запахи у меня с красками ассоциируется, возможно, потому, что мне раньше нравилось рисовать?

Так какой мне искать запах, похожий на мальчика или на помесь запахов ее родителей? Все равно что искать иголку, в стоге сена. Чем глубже я захожу, тем больше запахов, тем больше я путаюсь, тем больше злюсь. Ну как мне найти ее?! Чёрт, чёрт, чёрт!

Мужчина далеко, он пошел в глубину чащи, женщина и мальчик далеко не заходят, обходят лес по кругу. Как стоит поступить в таком случае мне? Почему она забежала так далеко? Неужели не понимала как это опасно? Хотела сбежать? Нет, она слишком маленькая, что бы что-то понимать. Запахи и звуки не помогают, они отвлекают. Срываюсь и бегу, надеюсь на то, что где-то там она кричит, и я услышу ее первым. Вот только что я буду делать потом?

Ладно, плевать, главное найти ее. Уже стемнело, но я уже понимаю, что слышу рычание. Где-то по близости волки, они рычат, пугают свою жертву. Слышу тихий плач и сразу же сворачиваю в ту сторону. Она пахнет странно, чем-то похожим на своего брата, но при этом совсем другим. Делаю несколько шагов и в полутьме замечаю оранжевый свитер. Она стоит среди поляны и тихо плачет, это она жертва, это ее загнала стая. Их страшные глаза светятся в темноте, они почти окружили ее, их много, с десяток, наверное. Мне кажется, я чувствую их голод и ее страх. Ступаю несколько шагов к ней и подо мной, скрипит ветка. Этот звук такой громкий, в напряжённой тишине. Волки и девочка поворачиваются на звук и видят меня.

– БЕГИ!!! – Кричит девочка, пока за ее спиной несколько волков прыгают на нее со спины, пытаясь повалить на землю и загрызть. Остальные же срываются на меня, не желая отпускать добычу, которая так любезно пришла к ним.

Это всего лишь мгновение, но такое долгое, как будто кто-то остановил время, что бы я мог подумать, смог решиться. Она пыталась спасти меня? Может, просто хотела таким образом сбросить волков на меня? Хотя какая разница, даже если захочу, я не смогу спасти ее. Зубы одного из волков в метре от ее головы, я не успею, попросту не успею. Бросить ее и сбежать? Так зачем я вообще тогда побежал сюда? Есть ли смысл думать об этом сейчас, когда уже слишком поздно?

Вместо того, что думать дальше, что бы решать, что делать дальше, я делаю рывок к ней и выхватываю из – под самых зубов. Не знаю, как успел, я просто сделал это и все. Волки сбываются в кучу и падают на землю, пока я пытаюсь унести девочку за собой. Это тяжело, она не может бежать так быстро, напугана и плачет.

Не люблю когда девушки или женщины плачут. Моя мама много плакала, когда оставалась наедине. Никогда не знал, как ее утешить, потому и злился на собственное бессилие, злился каждый раз, когда она плакала. Вот и сейчас ее скулеж бесит, то, что приходится ее почти нести – бесит, волки – бесят, ее слезы – безумно бесят. Меня все бесит, я ужасно злюсь на себя и свою выходку. И моя злость приоткрывает клетку, почти выпускает зверя. Мы подбегаем до подножья небольшого обрыва, нам не забраться наверх быстро, оббегать слишком далеко, не успеем. Все что остается, наедятся на зверя, надеяться на монстра.

Волки окружают нас, пока мы стоим под обрывом в нерешительности. Маленькие пухлые пальчики сжимают мою ладонь. Она не прячется за меня, стоит рядом, тихо всхлипывая. Ей страшно, мне кажется тоже. Девочка икает, волки в этот раз не спешат, обходят, окружат так, что бы ни сбежали. На моей коже проступают белые волоски, дышать становится сложно, грудь распирает. Моя клетка ломается, и совсем скоро зверь вырвется наружу. Мой страх, моя злость питают его, выпускают наружу. Что будет после это? Волков не станет? Но что если зверю будет мало этого? Что если он и ее не пощадит? Я не могу контролировать его, я не могу быть уверенным в чем-то.

– Глаза закрой. – Говорю, освобождаю свою руку из захвата. Сейчас темно, она не видит пока, что я поменялся. Когда же зверь появится, не сможет этого, не заметить и испугается. Попытается убежать, и зверь может решить, что она еще одна добыча и убьет ее.

– Только не двигайся, чтобы ты не услышала, не двигайся. – Говорю ей, прикладывая ее руки к глазам, что закрыть их.

Девочка только кивнула, слишком напугана, что бы говорить. Стаскиваю из себя куртку и свитер, остальное не успеваю. Мой разум растворяется, тело мне больше не принадлежит. Оно меняется, зверь подстраивает его под себя. Ломаются кости и отрастает шерсть, обостряются и увеличиваются зубы, ногти становятся когтями, руки и ноги лапами.

Со дня смерти моих родителей прошло где-то полгода, за это время зверь овладевал моим телом четыре раза. На третий раз, я ему это сам позволил, хотел увидеть, во что такое ужасное превращаюсь. Взял дядину камеру и заперся в подвале, потом разозлился и зверь захватил моё тело. Это волк, или зверь очень похожий на него. Белоснежный волк, больше настоящих волков в полтора раза с большими страшными кровавыми глазами, которые светятся к тому же. Когда я просматривал запись, то с удивлением понял, что зверь знал, что я за ним смотрю. Эти страшные кровавые глаза я никогда не забуду, иногда они снятся мне в кошмарах. Не помню, когда нормально спал в последний раз.

Моё сознание уплывает, совсем скоро я усну, но совсем не так как бы мне хотелось. Каждый раз, мне кажется, что я больше не вернусь, зверь заберет моё тело себе. Это пугает меня, мне страшно, я боюсь его. С каждым разом сознание уплывает все медленней, в этот раз дольше, чем в предыдущий раз. Мои глаза видят совсем не в нормальных цветах, кажется, я вижу и ультрафиолетовый спектр, стоя на четвереньках. Зверь бросается на волков, загрызает их, пока они накидываются на него целым скопом. Они кусают меня, я чувствую боль, она реальна, хотя я и не управляю своим телом. Их слишком много, по одному разбираться долго и опасно. Зверь раздирает глотку альфе, но волки слишком разозлены, что бы испугаться, он крутится, скидывая их с себя. В итоге зверь просто разрывает одного из волков, заставляя его вить перед смертью. Волки убегают, но зверь не останавливается на этом. Чувствую, как бешено, грохочет сердце в груди, как больно от ран и как теплая волчья кровь течет в глаза.

Зверь поворачивает и замечает ее, девочку. Она стоит на том же месте и держит руки возле глаз. Ее маленькое тельце дрожит от страха, я слышу, как бешено, стучит ее сердце, чувствую ее страх, чувствую ее запах, и он мне нравится. А мне ли?

Зверь дергает моей головой, девочка питается убрать руки от лица и он рычит на нее. Она вздрагивает и больше не двигается, он еще больше напугал ее. Но с другой стороны, что будет, когда она откроет глаза и увидит валяющиеся трупы волков и кишки повсюду? Стоило мне об этом подумать, как волк начала оттаскивать тела подальше с поляны. Мне это показалось странным, как и то, что после этого он начал себя вылизывать как кошка, отмывая от крови. Ощущения при этом были не очень, было просто брезгливо умываться собственной слюной смешанной с чьей-то кровью. Волк явно никуда не торопился, вот только время от времени поглядывал на девочку. Она больше не дрожала, что навело меня на мысль, что эта малявка попросту подглядывает между пальцев.

Стоило мне об этом подумать, зверь сорвался с места и подошел к ней ближе, от чего мне стало совсем не по себе. Он смотрел на нее сверху вниз и даже облизнулся, как будто захотел съесть. От этой мысли меня передёрнуло, причем так сильно, что даже тело дёрнулось от нее в сторону. Мне захотелось отключиться, чтобы не видеть что будет дальше. Зверь и правда, ее загрызёт, как в ту ночь моих родителей? Не хочу этого знать, не хочу знать, что и в самом деле я виноват в их смерти.

Нет, я не хочу! Я не позволю ему снова убить кого-то. Смешно, я видь сам захотел, что бы он убил тех волков. Может и родителей я хотел убить? Нет, маму я бы ни за что не тронул, ничто бы не заставило меня сделать ей больно. Но с отцом все обстояло иначе, я ненавидел его, возможно даже желал ему смерти. Я не хороший человек, если меня еще можно назвать им. Я тварь, тот самый зверь, который не заслуживает жизни, но все равно живет, ибо жизнь несправедлива.

Она касается моего лица, проводит рукой против шерсти от носа к ушам. Понимает, что ошиблась только после рыка. Убирает руку, но через некоторое время снова решается коснуться моей морды, гладит меня какую-то собаку, честное слово! Меня воротит от этого действия, даже от того, что она делает вид, что закрыла глаза второй рукой. При этом я чувствую тепло, как в груди расплывается что-то теплое и хорошее, запоздало понимаю, что это чувства зверя. Ему нравится то, что она делает. Нравится ее запах, нравится, что она его не боится. Почему она его не боится? Почему это происходит? Чем эта девочка отличается от моей матери и отца? Почему ее он пощадил? Почему она живет, а они нет?

Зверь рычит, я понимаю, что он злится, потому что я злюсь. Он понимает меня, не словами, а чувствами – это наш язык общения. Девочка вздрагивает, и закрывает лицо обеими руками. Правильно, это из-за тебя, я злюсь из-за тебя. Чувствую, как превращаюсь обратно, это странные ощущения, очень болезненные, как будто что-то ломает каждую косточку моего тела и перестраивает ее обратно. Шерсть выпадает и превращается в пепел, зубы как будто обратно врастают в челюсть, а зрение обычным становится.

Еще минуту он контролировал моё тело, а теперь я стою на четвереньках, терпя боль превращения в зверя обратно. Разгибаюсь только после того, как стоять так становится неудобно. Ищу свою обувь и штаны, надеясь, что в этот раз, они не сильно пострадали. Интересно, как смешно выглядит огромный белый волк в голубых трусах с Микки Маусом? Нет, лучше мне об этом не знать. Штаны лопнули по швам, обувь непонятно где валяется так еще с дырками от когтей. Тяжело вздохнул, обулся, натянул свитер и надел куртку. Майку жалко, она осталась валяться где-то в опавшей листве.

– Я же сказал тебе не смотреть, дура! – Шиплю на нее, как же она меня бесит.

– Я и не смотрю! – Она показательно зажала себе глаза еще сильнее, это разозлило меня еще больше.

– Пошли. – Прохладно приказал ей, обходя обрыв и забираясь наверх.

Злость колотит внутри, это впервые за полгода я могу спокойно испытывать ее, не боясь, что это отдаст моё тело под контроль зверя. Девочка не поспевает за мной, только замедляет. Все время то падает, то спотыкается, то вообще с размаху ударяется об ствол дерева. Видимо в темноте она видит намного хуже, чем я. Меня это все равно раздражает.

Она в очередной раз спотыкаться и почти падает, это так раздражает меня. Зачем я только побежал в лес за ней? Сожрали бы ее волки, отец забил, да какая разница, что бы с ней случилось?! Почему все получилось именно так? Хватаю ее за руку, хочу быстро выбраться с этого леса и забыть о ней. Забить о том, что зверь не монстр, ему не все равно кого убивать.

– Как тебя зовут? – Спрашивает она мне в спину, ее голос дрожит. Не отвечаю, не хочу с ней говорить. Мне хочется заткнуть ей рот, только бы она не задала тот самый вопрос, который я слышать не хочу.

– Ты тоже болеешь? – Снова спрашивает она, несколько секунд ждет ответа, но я не отвечаю. – Моя мама говорит, что мы с братом очень больны. Она много плачет из-за этого. Мама верит, что эта бабушка излечит нас с братом.

Она замолчала, все так же крепко сжимая мою ладонь. Что-то в ее голосе и рассказе меня насторожило, но я не мог понять, что. Пробираемся сквозь кусты, далеко же мы забрались. Если бы не мой слух и обаяние, мы бы не выбрались с такой чащи самостоятельно.

– Хочешь секрет? Мы с братом на самом деле не больны, у нас ничего не болит. Мы повторяли папе и маме это много раз, но они нам не верят. Может ты знаешь, чем я больна? – Что-то я уже скучаю по ее плачу, кто же знал что она болтливая такая.

Осталось еще немного, как только выйдем к домику, сразу же уйду к дяде и тёте. Вот только что я буду делать дальше? Моё будущее в последнее время, меня совсем не интересовало. Может, уеду куда подальше, от прошлого, от людей, которые окружают.

– Мне кажется, я знаю, чем ты болен. – Вдруг говорит она необычайно серьёзным тоном.

Резко останавливаюсь, от чего она ударяется лбом в моё плечо.

– И чем же? – Не могу скрыть иронию.

– Мама нам с братом часто читает сказку, Снежная королева называется. – Начала она объяснять, только когда я снова пошел впереди.

– И причем здесь какая-то сказка? – Ребенок, что с нее взять.

– Там в сказке есть мальчик, Кай. Ему в глаз попал осколок зеркала снежной королевы. От чего он начал видеть в мире только зло, и начал творить только зло. – Забавные мысли по поводу сказки, в обычного ребенка.

– Так причем здесь я и моя болезнь? – Повторяюсь, потому что она почему-то замолчала.

– Мама говорит… Нет, я думаю, что все люди рождаются добрыми, просто в какой-то момент жизни, такой осколок зеркала попадает им в глаза, и они злыми становятся. – Кажется, я начал понимать, какую болезнь она мне приписала.

Резко разворачиваюсь и, отпустив руку, смотрю на нее сверху в низ.

– То есть ты хочешь сказать, что я злой? А ничего, что я тебя от волков спас и сейчас жизнь спасаю, с леса вывожу? – Вот же неблагодарная мелкая зараза!

– Я хотела сказать совсем не это. – Мать честная, она сейчас что ли опять плакать собралась?! – Просто ты как Кай, на самом деле не злой, а хороший. Я бы хотела спасти тебя, как Герда спасла Кая.

– Слышь ты, Герда! С чего ты взяла, что мне это нужно? Это я вообще-то тебя спасаю, не заметила?! – Так, она точно уже начала плакать, наверное, думает, что я не вижу. Хотя мне все равно, меня она все больше бесит.

– Потому что это правильно. Мне тебя жалко, и волчонка твоего тоже. Папа говорит, что благодарить людей стоит не словами, а ответными поступками.

– Какого еще волчонка? – До меня не сразу дошло, что эта малявка так зверя назвала.

– Того, что остальных волков отогнал! А ты на него нарычал! Где он? – Она огляделась по сторонам, но было похоже на то, что она и собственного носа не видит.

Я потерял дар речи, пока эта наглая маленькая зараза не попыталась погладить меня по голове, словно какого-то щенка.

– Ты что делаешь? – Отбиваюсь от ее руки, как от назойливого насекомого, ибо она все пытается погладить меня по голове. Еще и смеется! Как ей удается почти добываться цели, при том, что она на голову ниже и почти ничего не видит?

– Мама говорит, что каждому нужна забота и жалость. Вот я и хочу тебя пожалеть, а ты вырываешься! – Она снова потянулась к моим и так, наверное, грязным от крови волосам.

Мне надоело, серьёзно, надоело! Хватаю ее за лоб одной рукой и удерживаю на расстоянии вытянутой руки. Ну что с этой малявкой не так? У нее не все дома?

– Твои родители, сектанты? От того ты такая больная на всю голову?

– Не обзывай моих родителей! – Она как-то вывернула голову, так еще ударила меня в колено!

– Ах ты мелкая… – Попытался ее схватить, но эта зараза увернулась и отпрыгнула назад. Язык мне показывает, дразнится зараза. Может бросить ее в этом лису, хотя бы напугать, сказав, что ухожу?

– Ну и чёрт с тобой! Я ушел, а ты сама с леса выбирайся, дура! – Разворачиваюсь и слышу ее насмешливое фырканье. То есть теперь я ей не нужен?!