Текст книги "Перекресток в центре Европы"

Автор книги: Мария Дмитрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)

Она набрала номер Вовы. Его телефон оказался отключенным.

– Вот соня, ладно, придется звонить Зине.

– Тебе дали какую-то инструкцию на листочке? – переспросила та, выслушав Юлю, – прочитай, что там написано.

Юля добросовестно попыталась прочесть, но Зина ничего не могла понять.

– Знаешь что, – сказала она, – приезжай ко мне, разберемся. Только быстро, мне некогда!

Юля радостно рванулась к метро. Когда через час она выходила от Зины, ей одновременно хотелось смеяться и плакать. Надпись на листочке гласила: «Вам нужно обратиться в соседний кабинет №…».

– Вот почему та газовая барышня тыкала пальцем в стену! Она просто имела в виду, что мне нужно в другой кабинет! А я-то думала, что она указывает на календарь, намекает на время, дескать, ноябрь на дворе, что же вы так затянули с оплатой!

Юля вернулась в Плынарню, и зашла на этот раз в нужный кабинет. Ей сделали все необходимые отметки в документах, на страшную угрозу: «Я скоро буду как птица из леднички (холодильника)» заверили, что в ближайшее время пришлют рабочих, и все будет в полном порядке, не надо пани превращаться в птицу из леднички!

На эту возню и разъезды ушел почти целый день, поэтому визит в Электрарню (энергетическая компания) пришлось перенести на следующий день. А пока можно было пройтись по магазинам и посмотреть на материалы для ремонта.

Юля зашла в многоэтажный супермаркет, находящийся поблизости от газовой конторы, где продавалось, наверное, все, что только душа пожелает. Конечно, гораздо больше привлекали отделы с парфюмерией, одеждой и прочими интересными вещами, но пришлось дисциплинированно отправиться туда, где были выставлены разнообразные лакокрасочные причиндалы. Она даже не могла себе представить, насколько они могут быть разнообразными! Почти целый этаж был занят товарами, предназначенными для ремонта! Она взяла в руки первую попавшуюся банку. Что в ней плескалось, можно было только догадываться.

– Барва, – прочла она на этикетке, – ага, это краска. Судя по тому, что нарисована решетка, скорее всего, это краска для металла. Интересно, рядом абсолютно такая же банка, а почему цена разная? И с какой стати я за собственные деньги должна решать все эти ребусы?

С досадой вернув банки на полку, она медленно побрела дальше, рассматривая товар. Чего тут только не было! Разнокалиберные щетки, мешки с непонятными надписями, пластиковые овальные ведра с яркими крышками всех цветов, банки металлические, пластиковые и стеклянные с загадочным содержимым и масса других, совершенно незнакомых приспособлений, которых она вообще никогда раньше не видела. Разобраться во всем этом не было никакой возможности! Вдруг на глаза ей попались пакеты с вожделенной наждачной бумагой. Она радостно кинулась к ним, чувствуя себя счастливым кладоискателем.

– Брусна папира, – прочла она надпись на упаковке, – ага, теперь запомню на всю жизнь. Ну и какую мне нужно? Она же под номерами, а этот, с позволения сказать, мастер Григорий ничего мне не объяснил! И сколько надо покупать?

Она набрала его номер. Получив нужную информацию, уверенно положила в корзинку несколько упаковок и, окрыленная успехом, чинно отправилась дальше.

– Чего желает пани? – раздался рядом любезный голос. Вопрос, естественно, был задан по-чешски.

Юлька тяжело вздохнула.

– Ох, – покачала она головой, – мне нужно покрасить окна, – она поставила корзинку с бумагой на пол и нарисовала в воздухе прямоугольник, – окна, – повторила она, – красить, – она несколько раз провела воображаемой кисточкой перед носом у продавца, – красить окна, – медленно повторяла она, продолжая плавно махать рукой.

Со стороны все это смахивало на сеанс гипноза: продавец, на свое несчастье решивший обслужить русскую пани, как зачарованный следил за мерными взмахами ее руки. На них оглядывались и улыбались. Продавец начал багроветь.

– А! Пани желает краску для дерева, – наконец догадался он.

– Да! – обрадовалась Юлька. Фраза «барва про древо», была вполне понятна.

Продавец с заметным облегчением подвел ее к нужной полке и поспешил скрыться.

Однако купить указанный товар Юля не решилась. Во-первых, она не была уверенна, то ли это, что ей действительно нужно, во-вторых, цена показалась слишком высокой, а в-третьих, она опять не знала, сколько нужно покупать. Да и не могла она вот так просто взять и купить первую попавшуюся краску. Прежде она должна была обойти несколько магазинов, чтобы определиться с ценой, а вдруг точно такая же где-то стоит гораздо дешевле. Нет, делать такие покупки без специалиста было совершенно невозможно! Оплатив брусну папиру, она отправилась домой. Надо было все-таки убедить несговорчивого Григория пойти с ней и помочь с выбором.

Недалеко от ее дома попался небольшой магазинчик «Лаки – краски», куда она тоже решила заглянуть.

– Цо си пршеете (чего желаете), – поинтересовался молодой продавец.

– Потршебуем штэтку (мне нужна щетка).

– Штэтку? – повторил продавец, – малиршску (малярную)?

– Нет, просто штэтку! – ответила Юлька, уже слегка поднаторевшая в ремонтной терминологии, она твердо запомнила, что со всеми этими их щетками нужно держать ухо востро.

Молодой человек за прилавком неожиданно расхохотался, на его смех из боковой двери вышла женщина средних лет. Он начал что-то быстро ей рассказывать, часто повторяя на разные лады эту самую штэтку. Пани нехорошо ухмыльнулась и, процедив сквозь зубы: «Она сама штэтка», резко повернулась и швырнула на прилавок прямоугольную коробочку. Юльке захотелось так же резко повернуться и уйти, но она взяла себя в руки, молча оплатила покупку и ушла.

«Мощно я готовлюсь к ремонту! Наждачная бумага и щетка для краски. Можно начинать!», – сердито думала Юля, поднимаясь по винтовой лестнице в свою холодную пустую квартиру.

– Почему такой ажиотаж из-за обыкновенной щетки? – недоумевала она, рассказывая вечером о своих приключениях, заглянувшим на огонек Вове с Аллой.

– Штэтка, говоришь? – усмехнулся Вова, – «штэтка» на сленге значит «проститутка»! Ты пришла в магазин и потребовала проститутку.

– Ах, вот оно что! Как? – встрепенулась Юля, – значит, и меня ни за что, ни про что обозвали проституткой? Что я им сделала плохого?

– Не расстраивайся, – махнул рукой Вова, – ну, не любят они нас, что с этим поделать!

– Ноги моей больше не будет в этом магазине! Жаль только, что хозяйке я не могу сказать, что хотелось бы, а то зашла бы завтра. Хоть с переводчиком иди, так хочется учинить там скандальчик, чтоб знали кто тут штетка! Надо срочно учить язык!

– Да, ради этого, конечно, нужно поторопиться! – засмеялся Вова, – не обращай внимания, будь выше!

– Надо же, – не могла успокоиться оскорбленная Юлька, – в глаза улыбаются, а за глаза…

– Ну и что? Подумаешь, новости! Можно подумать ты только что об этом узнала! За что им нас любить? Мы приехали в их страну, претендуем на их работу, многие из нас урывают больший кусок их пирога, многие просто нарушают законы, мешают жить…

– Ой, Вов, ну что ты их оправдываешь? – неожиданно возмутилась Аллочка, – Да они счастливы должны быть, что наши за гроши реставрируют их средневековые развалины – везде все обновляют! А кто, скажи мне, всем этим занимается? Скажешь чехи? Да они пиво лакают по господкам! Не будь наших, вся Прага развалилась бы от ветхости! А аборигены прокисли бы тут в своем стоячем болоте! Они же спят на ходу, гоблины, прости господи, иначе и не скажешь! У них даже эскалаторы в метро едут в два раза медленнее, чем у нас! Центр Европы, елки – палки! Трясина!

– Да как вы не поймете, – прервал Вова тараторящую жену, – не нужно им всего этого! Никаких наших благодеяний! Они привыкли жить так, зачем что-то менять? Им хорошо в этом их болоте! Спроси любого чеха, чего он хочет, он тебе ответит: добрый быт (квартиру), халупку (дачу), теплую манжелку (жену) под бок, пивичко и пенизки (денежки) без хлопот и чтоб никто на это не посягал! Все! А уж что там в мире творится, это им неинтересно!

– Ну, по-моему, это голубая мечта любого обывателя, независимо от национальности! – покачала головой Юля, – все хотят спокойствия и достатка.

– Здесь это вообще доходит до полного абсурда. Вот, например, представь: тебе нужно найти какую-то улицу. Ты, как водится, задаешь вопрос прохожим. Тебе обычно начинают объяснять, часто к этому подключается масса других доброжелателей, как в том анекдоте, ты уже ушел, а все еще спорят, как тебе лучше добраться. Знаете, да? Так вот, я столкнулся с тем, что такого тут практически не случается. Народ, конечно, пытается помочь, но никто не может толком вспомнить, где находится искомая улица. А уж объяснить …, – Вова обреченно махнул рукой, – они понятия не имеют, где что есть в их собственном городе, лучше спрашивать туристов. Да и к местным за помощью не всегда получается обратиться, чехи шарахаются от моего произношения, как от чумы. Тут население запугано до колик, что все русские – сплошная мафия!

– Кто мафия? – удивилась Юля, – Вы – мафия? Я – мафия? Они что же не видят обычных людей?

– А у тебя и у меня на лбу не написано, что мы – обычные. Говорим по-русски, значит, мафия…

– А их бандиты маскируются под русских, – добавила Алла, – Чуть что где случилось – русские виноваты, а сами-то – я читала в газетах, Вов, да мы же с тобой вместе читали – наряжаются в кожаные куртки и матерятся на ломаном русском для антуража…

– Знаете, – грустно сказала Юля, – я сюда приехала, имея большое уважение как к стране, так и к ее жителям, я готова подчиняться их законам и чтить традиции. В конце концов, в чужой монастырь со своим уставом не ходят. Но если даже невинная покупка превращается в демонстрацию национального протеста, мне будет трудно что-то этому противопоставить кроме встречного протеста! Я же ничего не нарушаю, плачу налоги, мои документы в порядке, я даже хочу выучить их язык!

– Ну и что, – усмехнулся Вова, – от этого ты никогда не станешь здесь своей, не надейся. Маленький народ, они не хотят раствориться в том мощном потоке, который хлынул на них с востока. Даже если бы у тебя был настоящий чешский муж, и это не играло бы никакой роли. Вот послушай, что я расскажу, – Вова устроился поудобней, – у нас с Аллой есть одна знакомая. Она приехала сюда давно, вышла замуж за чеха по большой любви. У ее мужа родной брат – наркоман, такая беда. Мать мужа была категорически против этого брака и, когда будущая невестка приехала знакомиться, изрекла историческую фразу: «Лучше сын – наркоман, чем русская невестка!» На свадьбу не явилась, с невесткой не общается, внуков не признает. Вот и все. Они нас просто на дух не переносят! И СМИ подливают масло в огонь. Формируют такое общественное мнение, опираясь, кстати, на события 1969 года, когда наши ввели войска. Это вообще их излюбленная тема. Подожди, еще не раз столкнешься!

Юля только удивлялась. Действительно, она не ожидала, что будет иметь такие проблемы. Она выросла в стране, где пропагандировалась дружба народов, дома всегда окружали люди самых разных национальностей. Ей бы в голову не пришло относиться к кому-то предвзято только из-за того, что этот кто-то не был русским. Ее лучшая подруга Манана была грузинкой. Кстати те же Аллочка и Вова не были русскими: Алла – украинка, Вова – белорус. И это обстоятельство не помешало им подружиться.

Володя с Аллочкой часто навещали Юлю, всей троице очень нравились эти вечера. При тусклом свете подслеповатой лампы в гостиной за чашкой чая велись разговоры на самые разные темы: о прошлой жизни до отъезда, о бывшей работе, о планах на будущее, о прочитанных книгах. Они часами философствовали на темы счастья, добра и зла, но больше, конечно, слушали Вову, который был прекрасным рассказчиком, а, кроме того, гораздо лучше разбирался в том, что происходило вокруг. Юля никогда не упускала возможности получить дельный совет, вот и сейчас рассказала о своем удачном визите в газовую кампанию и пожаловалась, что снова возникли проблемы с электричеством.

– Не понимаю, о каком долге опять идет речь! Мы же все заплатили! Я их посетила тогда, ну помнишь, когда мне три раза присылали квитанции. Все вроде было в порядке, а тут вдруг выяснилось, что опять надо что-то доплачивать.

– Сколько? – ахнул Вова, когда она назвала сумму, – не может быть, скорее всего, это какая-то ошибка. Такой долг может получиться, если бы в квартире имелось промышленное производство.

Юле очень хотелось, чтобы Вова пошел в эту электрическую контору с ней, но просить об этом было неудобно: у него своих дел хватает, а злоупотреблять его добротой и порядочностью было неприлично.

– Знаешь, ты там скажи: моя квартира – не фабрика. Только вежливо и любезно скажи, не налетай с кулаками. И еще: подари клерку подарок, ну, какую-нибудь недорогую бутылку, Бехеровку, например, и вложи в конверт немного денег. Это сработает лучше всего.

– Немного, это сколько?

– Ну, крон 200, больше не надо.

– Так мало?! Что можно купить за такую мизерную сумму? Какую-нибудь очень средненькую коробку конфет. Или блок «Петры» – препоганые сигареты, я тебе скажу…

– Не курю, – перебил ее Вова, – не спорь, сделай, как я говорю. У чехов и такие подарки – большая редкость, они вообще столбенеют, когда имеют дело с нашими людьми. У наших-то душа широкая, действительно, если уж дают в лапу, так тысячами. Скоро совсем разбалуют законопослушных чешских граждан. А ты собери пакетик, подари и увидишь, что все решится самым лучшим образом. Тут явно какая-то ошибка, но ведь клерка надо убедить в том, чтобы с ней как можно скорей разобрались, причем, разобрались правильно.

На следующий день Юля последовала совету Вовы и к ее неописуемому изумлению проблема с долгом за электричество волшебным образом благополучно разрешилась.

Оставалось разобраться с телефоном. И здесь неожиданно повезло. На входе в здание компании она разговорилась с дежурным, который поинтересовался, куда это пани направляется. Услышав ее чудовищный ломаный чешский, он поморщился и перешел на не менее чудовищный ломаный русский. Результатом этого международного диалога явилось обещание передать заявление специалистам. Он записал Юлины данные в какой-то журнал и заверил, что в течение трех – пяти дней все уладится.

– Пани не следует ни о чем беспокоиться!

Слегка ошарашенная такой удачей, пани попрощалась с любезным служителем и вышла на улицу.

– Надо же, как просто, а я даже боялась зайти в это здание…

Действительно, это был не первый ее визит сюда. Сначала она даже не решилась зайти, просто приехала, посмотрела на помпезный подъезд и уехала. Потом, вооружившись составленной с помощью словаря речью, попыталась-таки пообщаться. И опять ничего не получилось: служители слабо поняли, чего хочет от них эта цизинка (иностранка), а она, в свою очередь, не поняла, что именно ей ответили. И вот теперь все оказалось так просто! Видимо, с самого начала следовало обратиться к дежурному при входе, скорее всего, он для того тут и находился, чтобы принимать заявки. А она-то просто ввалилась в первый попавшийся кабинет, надеясь, что там ей все объяснят. Они, наверное, и объясняли. Да вот только она не поняла.

Таким образом, все формальности, связанные с коммунальными конторами, были улажены. На повестке дня остался один вопрос – ремонт.

Юля обошла все рекомендованные Григорием магазины, но так ничего и не купила. Ну не разбиралась она во всей этой музыке! Одних только цементов было несколько разновидностей! Даже если бы и знала, что именно нужно, она ни за что не дотащила бы сама все эти мешки. На такси, что ли, цемент возить? А растворитель для краски? Как, скажите на милость, объяснить не понимающим ее продавцам, что именно она хочет? Они решительно не понимали пантомимы. В словаре же этого слова не было.

– Позвоню и поставлю вопрос ребром! – решила Юля, – пусть или сам все покупает или я отказываюсь от его услуг! Да неужели в Праге больше некого нанять!

В конце концов, от услуг Григория действительно пришлось отказаться. Еще несколько дней он все тянул с началом работ, объясняя отсрочку тем, что его бригада занята на другом объекте. Однако каждый день непременно навещал клиентку, заводя пространные разговоры о ремонте в частности и о жизни здесь вообще. Видимо вдохновленный Юлиным неприкаянным одиночеством и превратно истолковав ее вежливые улыбки, он как-то заявился поздно вечером и многозначительно поставил на стол бутылку водки. Юля без лишних церемоний выставила незваного гостя.

Когда же он, наконец, привел «рабочих»: тощего, похожего на вопросительный знак, подростка и хромоногую женщину, Юля весьма невежливо выгнала прочь всю компанию.

На следующий же день она отправилась к Зине, чтобы, не ругаться с ней, нет, просто поинтересоваться, зачем это она прислала ей такого никудышнего мастера.

Однако Зина даже не дала ей открыть рот.

– Отлично, просто отлично, что ты пришла, – оглушила она ее с порога жизнерадостным визгом, – ты мне нужна!

Она энергично потащила ее в тот самый антикварный кабинет, треща по своему обыкновению на ходу. Оказывается, для Юли нашлась работа! Нет, она не ждет благодарности, она просто хочет оказать услугу хорошей милой девочке.

Юля сразу насторожилась. Оказалось, не зря. После фанфар и дифирамбов зазвучала весьма пугающая музыка.

Пани Зина задумала новое дело. Но без Юли оно никак не выгорит, поскольку все и затевается-то именно для нее. Свой процент она, конечно, оговорит особо, а дальше вопрос только в Юлиной расторопности и мастерстве. Почему бы ей не начать работать врачом прямо сейчас? Собственный врачебный кабинет! Небольшой, уютненький, специализирующийся на… абортах. Клиентуру Зина берет на себя, благо, католическая Польша рядом, да в очередь записываться будут! Выгодное дело, и думать не о чем!

– Чистоплюйка, – недовольно прошипела Зина, когда Юля ушла.

– Старая сводня, – злилась Юля, шагая домой.

Несмотря на обоюдное неудовольствие, тональность разговора удалось удержать на нейтральном уровне и не скатиться до вполне уместного выражения возмущения.

О проходимце Грише, таким образом, не было сказано ни слова.

Мастер Григорий больше не появился, однако через некоторое время к Юле вернулся тот самый долговязый сутулый парень из его «бригады». После недолгих переговоров он сумел убедить обозленную хозяйку, что вполне справится с такой ерундой, как покраска окон.

– Как зовут? – строго спросила Юля.

– Женя.

– А сколько тебе лет?

– Скоро двадцать.

– Ну ладно. Значит так, меня зовут Юля, – «Может, правильнее по имени-отчеству?». – Можешь приступать.

Она вручила молодому человеку орудие труда и вышла из комнаты, откуда сразу начали доноситься шаркающие звуки.

Ремонт наконец-то начался.

Вечером позвонил Иван. Он остался недоволен тем, что Юля не смогла найти общего, как он выразился, языка с Григорием. А, услышав ее соображения по поводу пани Зинаиды, и вовсе разозлился:

– Ты понимаешь, что это единственный человек, который прекрасно ориентируется в том, что происходит вокруг? Да тебе молиться надо на нее, а ты придумываешь какую-то чепуху!

Спорить с ним было бесполезно.

– Когда ты приедешь? – спросила Юля.

– Пока не собираюсь.

– А новый год?

– Ну, ты же собираешься домой на Новый год, поедешь через Москву, вот и пересечемся.

«Пересечемся! А я-то надеялась, что мы все-таки семейная пара и будем не пересекаться, а жить вместе! Ладно, – вздохнула она, – период становления, пока не получается вместе. Потом все будет хорошо».

Она старалась не думать о том, когда же настанет это самое «потом».

Вечера Юля проводила с учебником чешского языка. Язык был необходим, заслуживающих доверия курсов найти пока не удалось, вот и приходилось корпеть над учебником. Считается, что можно легко и просто изучить любой язык, если находишься среди его носителей. Только вот беда в том, что эти самые носители никак не желали общаться. Конечно, можно было перекинуться парой фраз в магазинах, кафе, банках и других публичных местах, но это имело свои трудности, чешская речь как в той загадке: «вьется, а в руки не дается». На первый взгляд, те же слова, ну может произнесенные чуть иначе. А смысл-то совсем другой! Например, чешское – «запомнит», означает, совсем даже наоборот, «забыть», «жадны» – никакой, «проч» – почему, «хитры» – умный… И еще множество привычных слов, сменивших смысл, словно зайцы окрас после линьки. А уж ответить и вовсе невозможно. Стоило открыть рот, как на тебя устремлялся удивленный или даже испуганный взгляд (а то и не один). Юля просто цепенела, подозревая, что сказала что-то очень неприличное, такими странными взглядами ее награждали. Хотелось покраснеть и начать оправдываться, что она не имела в виду ничего такого, ее просто интересует, как пройти туда-то или сколько стоит вот это. Просмотр телевизионных передач тоже ничего не давал, с его помощью можно было только тренировать интуицию, вылавливая из быстрого речевого потока знакомые слова. Оставались журналы и газеты, Юля добросовестно пыталась разгадать смысл слов, украшенных сверху разными черточками, галочками и кружочками. Выглядело все это очень красиво, весьма интригующе, но совершенно непонятно.

Очень хотелось записаться на курсы, но Вова высказывался о них весьма резко.

– Эти курсы – сплошное надувательство и шарлатанство, – сердито говорил он, – Знаю я людей, окончивших такие курсы. Курам на смех! Заплатили деньги, походили куда-то пару месяцев, и как не могли связать двух слов, так и не могут! Или еще веселей. Болтают на каком-то диком наречии, чехи их вообще не понимают!

В последнее время в Праге действительно появилось огромное количество обучающих курсов. Даже дипломы какие-то выдавали по окончании. Дипломы эти, ясное дело, никакой юридической силы не имели, и единственным подходящим местом для них было мусорное ведро. Русские местные газеты пестрели объявлениями, рекламирующими очередные суперускоренные суперкурсы дающие суперзнания по очередным суперметодикам, однако Юля, вовремя предупрежденная Вовой, предпочитала изучать язык самостоятельно.

В квартире стоял просто арктический холод – газ так и не подключили – и поэтому приходилось надевать на себя верхнюю одежду. А руки, постоянно соприкасающиеся со стеклянным столом, немедленно покрылись цыпками и приобрели какой-то лиловый оттенок. Из-за колючего всепроникающего холода приходилось спать, зарывшись, как медведь в берлогу, в ворох теплой одежды, навалив сверху все, что могло не то чтобы согреть, а хотя бы не пропускало холодный воздух.

– Надо купить обогреватель, а то я замерзну раньше, чем подключат газ.

Долго находиться в нетопленой квартире было совершенно невозможно, и Юля отправлялась гулять по городу, уже готовому к встрече Рождества. Всюду переливались разноцветными огнями елки, владельцы магазинов словно устроили негласное соревнование – кто лучше украсит витрины. Их можно было бесконечно рассматривать, восхищаясь фантазией декораторов.

«Сережке бы понравилось», – с тоской думала Юля, провожая глазами детей, увлекающих родителей от одной яркой витрины к другой. В любом магазине она прежде всего отправлялась в отдел игрушек и подолгу рассматривала все подряд, прикидывая, что купит, когда поедет домой.

Ей быстро надоело бродить по праздничному городу: какой смысл заходить во все эти магазины? Слоняться унылой одиночкой среди людей, покупающих подарки к празднику, было невыносимо.

Весь центр был уже исхожен вдоль и поперек. Юля не раз прошла туристической тропой, начинавшейся от Музеума, мимо памятника святому Вацлаву, в простонародье – «коня» или «лошади» – до Пражского града, откуда весь город просматривался почти до окраин.

От «пятачка» в конце Вацлавской площади разбегались три дороги.

Направо – ровный, как стрела, пестрый от рекламных щитов и вывесок модных магазинов Пршекоп, вел к старинной Прашнэ бране (пороховая башня), к подавляющему роскошью Обецниму думу (общественный дом) на Намести Рэпублики (площадь республики), дальше зеленовато-голубая, палево-розовая перспектива домов спускалась Длоугой тршидой (Длинная улица) к Штефаникову мосту через Влтаву.

Налево – улица 28 октября, с нелепо перемешанными старинными и стеклобетонными зданиями выводила на площадь (по размерам, скорее перекресток) Мустек (мостик), совершенно непонятно почему так зовущимся – там в помине не было никакого моста. Дальше – Народни (народная) улица, слегка изгибаясь, приводила к умопомрачительной красоты зданию Народниго дивадла (народного театра), через дорогу от которого находилось знаменитое своими пирожными и богемными тусовками кафе «Славиа». Улица, приподнимаясь, переходила в мост Легии, нависшим над Влтавой и волчьим хвостом Стрелецкого острова, покрытого облетевшими деревьями.

Путь от Музеума через весь Вацлавак, когда идешь, никуда не сворачивая, не пытаясь вывернуться из людского потока, вел неширокими Рытиршской и Милантриховой улицам, с каждым шагом все больше погружая в путаницу узких переулков. С застывшей бессмысленно-восхищенной улыбкой, провожаемый из всех витрин веселым блеском чешского стекла, уже не пытаешься на чем-то остановить взгляд. И, пройдя под двумя арками в самом конце Милантриховой, сужающейся до такой степени, что, кажется, там не разминуться и двум людям, вдруг вырываешься на простор, и на тебя обрушивается Старомесская площадь всем своим великолепием. Налюбовавшись орлоем (курантами), Тынским костелом, пересчитав загадочные крестики перед ратушей, набродившись по площади, идешь дальше и попадаешь на треугольную Малую площадь с ее старинным колодцем, окруженным затейливой решеткой с хороводом ангелочков и увенчанным шаром, служащим пьедесталом коронованному льву. Дальше, опять за толпой глазеющих по сторонам туристов, петляя и поворачивая, выходишь на стиснутый со всех сторон клочок Сметанова набрежи (набережная) и видишь сразу все: Восточную башню Карлова моста, кафедральный собор, памятник Карлу IV, вдалеке через реку – костел святого Витта и всюду – куда хватит глаз – толпы людей рассматривающих, позирующих, читающих путеводители, приценивающихся к сувенирам, фотографирующих, спешащих, как цеплячий выводок, за гидами. Потом Королевской дорогой через Карлов мост, Малостранскэ намести (площадь) поднимаешься широкими, рассчитанными на всадников ступенями Замкового спуска и весь Пражский град гостеприимно открывает перед тобой свои диковины.

Именно по этим трем дорогам пульсировали основные людские потоки. Стоило немного углубиться в лабиринт многочисленных узких улочек и переулков, прохожих становилось меньше, вывески кафе зазывающих отведать тэплэ йидло по целы дэн (горячая еда целый день) встречались все реже и почти совсем исчезали. Затейливо вымощенные улицы выводили на не менее величественные площади, и к таким же, как на туристических тропах, домам, но тут уже не было беззаботной толчеи, и прохожие уже не глазели расслабленно по сторонам, а сосредоточенно вышагивали по узорчатым тротуарам, спеша по делам.

Освоив центр, Юля с пеших прогулок переключилась на метро, забираясь теперь в отдаленные районы.

– Позор! Двэржэ сэ завирайи! Пришти заставка: Ежиго з Подэбрад (Осторожно! Двери закрываются! Следущая остановка – Иржи из Подебрад)! – ласково и певуче объявляли чарующие женские голоса названия станций.

Юля выходила по вдохновению на какой-нибудь станции и бродила по близлежащим улицам. Иногда, садилась на трамвай и делала круг, пытаясь создать мысленный образ Праги. Не отмеченные интересом туристов старые районы, мало чем отличались от ее Карлина. Бертрамка, Летняны, Жижков, Скалка, Пальмовка, Смихов: те же старые, разной степени помпезности, дома, расписанные граффити, вереницы маленьких магазинчиков, господок (маленький пивной ресторан) и мусорных контейнеров. Спальные микрорайоны Юля даже не стала рассматривать. Побродив по Розтылам, Просеку и Баррандову среди новеньких зеленовато-белых многоэтажек, она больше не углублялась в сидлиште (микрорайон), полностью удовлетворив свое любопытство.

Вскоре она уже могла неплохо ориентироваться, мысленно расставив флажки на своей собственной Праге.

***

Юный мастер на все руки Женя каждое утро являлся точно в оговоренное время, чем очень расположил в свою пользу Юлю, любящую точность и пунктуальность.

Вообще знакомство с ним оказалось очень полезным, чего никак нельзя было предположить.

Он, оказывается, вполне сносно объяснялся по-чешски, и больше не пришлось веселить продавцов в магазинах, изображая столь необходимый растворитель.

Женя просветил Юлю относительно Григория. Оказывается, не был он никаким бригадиром, да и вообще не имел никакого отношения к строительству. Просто пани Зина почему-то оказала ему честь представлять ее интересы в сфере «клиентского» бизнеса. Из этого ничего путного не получилось, так как Григорий поработав некоторое время начал бессовестно ловчить с выплатами как людям, так и уважаемой шефине, и так запутал дела, что пришлось с треском выгонять прохвоста с доходного места. Обычный проходимец, который пытался заработать на проблемах вновь прибывших переселенцев, таких, с позволения сказать, «мастеров» здесь было видимо-невидимо.

Женя всегда был в курсе всех дел, знал все про всех и имел обширные знакомства среди эмигрантов, приехавших сюда в последние полгода. Почему-то его очень заботило, что Юля почти ни с кем не общается, он взялся это исправить, и теперь редкий вечер обходился без гостей.

Почти всех, кого Женя приводил в дом, он рекомендовал, как своих родственников, что было не то чтобы неправдой, но и не таким уж большим преувеличением. Все эти люди были его земляками, прибывшими в страну, можно сказать, одним рейсом.

Неожиданно пустая холодная берлога превратилась в популярный клуб, куда приходили пообщаться, поговорить о делах, или просто побыть среди «своих». Получались очень уютные посиделки, когда по щучьему велению стол накрывался принесенными гостинцами, а вчера еще незнакомые люди становились приятелями. У всех гостей были общие проблемы, темы разговоров ежевечерне повторялись, однако, от этого вечеринки ничуть не теряли привлекательности.

Также выяснилось, что Женька может решить любую бытовую проблему, он действительно оказался мастером на все руки. Более того, он утверждал, что имеет специальность плотника и готов сделать любую мебель.

– Если у тебя нет мебели, – сказал он, – это, конечно, плохо, но поправимо.

– Понятное дело. Можно купить.

– Зачем? – удивился он, – Ох уж мне эти богатеи…

Юля не дала ему договорить:

– Ну-ка быстро говори, откуда информация про богатеев?

– А я что, я – ничего. Зина сказала, что у тебя полные карманы денег, ты со своим мужем, богатенькие буратинки…, – бесхитростно признался Женя.