Текст книги "Перекресток в центре Европы"

Автор книги: Мария Дмитрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

– Дэйте уж мне покой! (Оставьте меня в покое), – было ее любимой фразой, и с легкой руки, самым ходовым выражением всего персонала.

– Оставьте меня в покое, – копировала скрипучие интонации Софа, когда пани Андулка особенно входила в начальственный раж.

«Пунктиком» начальницы были моющие средства. Она считала, что ее подчиненные слишком расточительно их используют, и всегда бывало трудно допроситься поменять пустой флакон. Пани выдавала их с таким видом, словно это была ее личная собственность. Она бесконечно их пересчитывала, ее душевное равновесие находилось в прямой зависимости от количества этих бутылочек. Она старательно прятала и перепрятывала свои сокровища, иногда намертво забывая, куда же пристроила их в очередной раз.

Однажды, по ошибке, вместо уксуса она влила в готовящееся блюдо изрядную порцию моющего средства. Ну, перепутала: поставила на место, где всегда стоял уксус свои ревностно оберегаемые бутылочки. И плеснула, не глядя. Пришлось срочно вносить коррективы в меню и сочинять на скорую руку что-то другое. Блюдо, покрывшееся непредусмотренными технологией пузырями, радостно вывалили в канализацию. К Юлькиному удивлению, ни у кого это не вызвало неудовольствия, все только посмеялись, а пан шеф ограничился тем, что строго погрозил изобретательной поварихе пухлым пальчиком из своего стеклянного чертога.

У пани была собственная система расходования этих средств. Она бесконечно их разводила, иногда до такого состояния, что первоначальный цвет еле угадывался. После подобных манипуляций средство наотрез отказывалось мылиться. За эти номера ей самой не раз мылил холку пан шеф. Мылил, правда, в своей манере: вежливо и корректно. Поэтому через некоторое время история с разведениями и перепрятываниями начиналась снова.

Юля, не знавшая, о таком трепетном отношении к сей драгоценной субстанции, как-то обратилась к начальнице с простой просьбой выдать ей новую бутылочку.

У пани Андулки немедленно разыгрался приступ экономности:

– Что? – ее физиономия моментально налилась свекольным цветом, – я только что дала тебе бутылку! Да куда же вы его деваете, пьете что ли?

Видимо она не утруждалась запоминать, кому из работниц что выдала, наверное, они все были для нее на одно лицо.

На вопли почтенной матроны тут же прибежала Софа:

– О, боже мой, я тебя не предупредила! – сказала она ошеломленно молчавшей Юле, – иди, работай…

Дальше Юля не расслышала, так как вернулась к моечному агрегату. Она оперлась о стенку, рядом с горой грязной посуды, и стояла, демонстративно сложив руки на груди, всем своим видом показывая, что ей нечем заняться. Причем намеренно стала так, чтобы ее простой увидел пан шеф. Очень хотелось, чтобы он изобразил изумление на своем лице, а она бы в ответ пожала плечами и указала пальцем на пани Андулку.

Через пару минут появилась Софа с моющим средством:

– Ты сама у нее ничего не проси. Если тебе что-то надо, лучше скажи мне, хорошо? Понимаешь, почему-то она реагирует только на жидкость для мытья. Можно расколотить кучу тарелок, часами не выключать воду и свет, разлить масло, молоко, рассыпать что угодно, даже закурить – ей до лампочки, а это, – Софа с подчеркнутым благоговением подняла бутылку, – это святое!

– Та-ак! – раздался торжествующий возглас, незаметно подкравшейся к ним пани Андулки, – стоило мне выдать вам бутылку, так вы тут уже тосты произносите! А ну, хватит болтать! Быстро, работать! Давай, давай!

– Ах, оставьте меня в покое! – отмахнулась от нее Софа и с достоинством удалилась.

На кухне постоянно хотелось пить. Вода из-под крана вызывала большие сомнения, поэтому Юля запасалась минералкой. Бдительная начальница сразу заметила, что эта русская украдкой прикладывается к какой-то подозрительной бутылке. А что может там быть? Тут пани Андулка не сомневалась ни секунды! Конечно алкоголь! Что же еще?

– Та-ак, что это у тебя? – строго спросила она, ловко выхватывая из Юлиного кармана пластиковую бутылку.

– Вода, – спокойно ответила та и протянула руку, – отдайте, пожалуйста.

– Вода, – с насмешливым сомнением повторила пани, – а вот мы сейчас посмотрим, понюхаем…

В это же мгновение рядом возникла вездесущая Софа:

– Что опять?

– Скажи этой… пани Андулке, – с угрожающим спокойствием сказала Юля, в последний момент воздержавшись от крепкого выражения, – что если она посмеет высморкаться в мою воду, я заставлю ее всю выпить на моих глазах, а откажется – волью ей в глотку насильно!

– Перестань, – бросила ей Софа.

– Я тут что, раб на плантации? Какое она имеет право брать что-то из моего кармана? В чем дело? – Юля энергично вскинула руку, чтобы отобрать свою собственность, но жест получился таким, словно она хотела отвесить оплеуху.

Пани начальница испуганно отшатнулась, уронив бутылку.

– Если эта старая кикимора, еще раз…

– Иди работать, – прервала ее Софа. Она подняла и сунула Юле в руки ее бутылку и повернулась к притихшей пани.

Юлька быстро отошла от них, демонстративно швырнув бутыль в мусорный бак.

– Ты что это себе позволяешь руками махать? – подошла к ней через некоторое время Софа, – я ведь тебя предупреждала, что Андулка с большим приветом!

– Ничего, в следующий раз не полезет.

Софа только покачала головой.

В другой раз Юля «повздорила» с одним из молодых поваров.

На кухне судомоек называли просто: «Эй, ты», ну, или «Эй, голка (девчонка)». Их имен никто не удосуживался запоминать, даже пани Андулка знала по имени только Софу. Помоцной силе было, видимо, все равно, но Юле это категорически не нравилось. Еще бы! Всю сознательную жизнь ее величали, как любого врача, по имени-отчеству, а тут… Понятно, что она не претендует на какое-то особое отношение, но имя-то выучить можно! И если она еще могла простить проявления склероза пани Андулке, хотя даже той после случая с бутылкой удалось, наконец, запомнить, как ее зовут, то поварам называть себя «эй, ты» она не позволяла. Когда к ней обращались подобным образом, она просто не реагировала, делая вид, что не понимает. Как-то им удавалось решить все и без нее, поэтому к ней просто перестали обращаться. Однажды Юлю окликнул один из молодых поваров, который появился здесь совсем недавно. Она шла по коридору в подсобку, когда услышала обычное: «Эй, ты», обращенное именно к ней, так как в коридорчике больше никого не было. Она привычно проигнорировала этот оклик. Однако «эй, ты» повторилось уже громче, потом у самого ее уха, наконец, чья-то рука схватила ее за плечо:

– Эй ты, идиотка, – сердито крикнул повар, – ты что, не слышишь, я тебя зову!

Проглотить «идиотку» Юля не могла, хотя, скорее всего, парень рассчитывал, что она и не поймет этого слова. От ярости у нее потемнело в глазах.

– Слышу! – гаркнула она по-русски и стряхнула его руку со своего плеча, – слышу, сопляк! – в следующий момент она прижала парня к стене, – если ты еще раз, только глянешь не так в мою сторону, я тебя…, – злобно прошипела она, замахнувшись.

Парень, не ожидавший такого отпора, рефлекторно вжал голову в плечи.

Она отпустила его и с брезгливым видом смахнула с ладоней несуществующую грязь.

– А зовут меня, – самым сладким голосом заговорила она по-чешски, – Юлия! Тебе понятно?

– Понятно, – испуганно пробормотал парень.

– На-адгэрне-э! (Замечательно), – пропела Юля, подражая пражскому выговору, и с гордым видом удалилась в сторону подсобок.

Парень проводил ее изумленным взглядом, совершенно забыв, зачем он вообще так настойчиво ее окликал. Он не то чтобы испугался, но все-таки слегка струхнул: кто их знает, этих русских, что у них там на уме?

Все произошло очень быстро, Софы поблизости не оказалось, никто ничего не видел, однако к концу рабочего дня все стали поглядывать на Юлю с большим, чем обычно, интересом.

– Ты что это? – наконец спросила Софа, – стоило мне отвернуться, как ты уже повара чуть не убила! Строптива ты, мать, не по чину!

– Ерунда, не верь, все сплетни!

– За что хоть? Приставал что ли?

– Наоборот, – сокрушенно вздохнула Юля, – ни за что не хотел приставать! Вот я и расстроилась.

– Смотри, не расстраивайся больше так, а то мигом уволят! То на Андулку бедную кулаками машешь, то мальчика в угол зажала! Кому понравятся такие художества?

Юлька и сама испугалась этой вспышки:

«Мама дорогая, что это?»

«Он сам виноват, – оправдывалась она перед собой, – зачем было называть меня идиоткой? Эй, ты, идиотка! Думает, если я иностранка, то ему все позволено?»

«Да он просто тебя окликнул, ты же молчала, как каменная, вот он и разозлился!»

«Разозлился он! Да плевать мне на его злость! Я старше его, уже не говорю о том, что я врач, в конце концов, а не какая-нибудь там поди – принеси!»

«И как он мог так обознаться? Конечно, ведь именно так себя ведут интеллигентные врачи! Чуть что не так – пациент легко излечивается путем размазывания по стене! У тебя уже замашки, как у хабалки! Ты – посудомойка, – припечатала она сама себя, – понятно тебе? Посудомойка и больше никто! И плевать всем на твои амбиции. А не нравится – уходи!».

Юля не знала, что история имела короткое продолжение. Обиженный повар нажаловался Андулке, та немедленно все донесла шефу, который не захотел разбираться, а просто царственно махнул пухлой ручкой: «Оставьте ее в покое». Объяснялось это просто: устраивая Юлю на работу, «клиент» шепнул шефу, что эта русская – его хорошая знакомая и что он лично просит пана шефа проследить, чтобы ее тут никто не обижал. Юля и не знала, что у нее имеется такая защита, но благодаря этому замолвленному словечку ей сходили с рук все выходки и промахи. Справедливости ради надо сказать, что этих выходок было не так уж много, да и работала она не хуже других.

Юля пообещала себе, что в дальнейшем все-таки постарается сдерживаться.

«И на что приходится жизнь тратить? То с бумажками по конторам бегала, то из-за ремонта переживала, теперь вот вкалываю на какой-то дурацкой кухне, и мной помыкает полусумасшедшая баба! А в это время Сережка растет без меня, я теряю квалификацию врача… Ради чего все это?»

«Прекрати ныть! – одергивала она себя, – это все временно! Тебе же сказали: выучишь язык, будешь работать врачом! А пока надо потерпеть. Да и Иван должен скоро приехать. Ох, скорее бы он возвращался, как же тяжело одной!».

Кроме пренебрежительного отношения к своей персоне нужно было мириться с тем, что волей-неволей пришлось принимать участие в процветающем на кухне воровстве. В чужой монастырь со своим уставом не ходят, это всем известно, поэтому призывать кого-то к праведности было бы просто глупо, в стороне же оставаться не получалось.

Юля сразу заметила, что ежеутренний процесс выдачи продуктов сопровождался какой-то подозрительной суетой. В это время открывались, обычно запертые на замки, хранилища, где очень даже было чем поживиться. Повара, за редким исключением, являлись на работу часом позже, шеф вообще приплывал к девяти, поэтому на кухне в это время царствовала придурковатая пани Андулка. Она, сверяясь с разнарядкой и меню, лично открывала кладовые, указывала перстом на нужные продукты и с чувством выполненного долга отбывала пить кофе.

Помоцна сила начинала перетаскивать сетки с овощами, пакеты с крупами и все остальное, что требовалось на текущий день. Через пять – десять минут являлась, подобревшая после кофе, пожилая пани и собственноручно запирала кладовые. Это без изменений повторялось каждое утро.

Здесь вообще очень чтили традиции и уважали точность, основным законом здешней конституции являлось меню на текущий день. Все происходящее строго регламентировалось и подчинялось раз и навсегда давно заведенному порядку. Абсолютно все укладывалось в какие-то единицы измерения: часы, минуты, граммы, килограммы, литры, мешки, сетки, ящики, в крайнем случае – штуки, ну и так далее. Таким образом, с неба могли сыпаться булыжники, землю сотрясать десятибалльное землетрясение – ничто не могло отменить обязательный утренний ритуал.

За эти пять – десять минут, пока их начальница наслаждалась чашечкой кофе, помоцна сила компенсировала себе те пятьдесят процентов недоплаченной зарплаты, которую удерживал в свою пользу устроивший их на работу «клиент». Тащили все, что плохо лежит: овощи, фрукты, крупы, яйца, масло, не брезговали даже солью. Единственным, до чего никогда не удавалось добраться, было мясо. В мясной цех помоцна сила допускалась только для уборки, которая производилась под бдительным присмотром мясника, да в такие моменты тут ничего уже и не оставалось. Кроме продуктов большим спросом пользовалась посуда, столовые приборы, салфетки, полотенца и всякие мелкие приспособления. А когда требовалось убрать зал после так называемых акций, всегда можно было стянуть несколько кофейных чашек, разнообразных бокалов и стаканов. Если предметы принимали по счету, что случалось крайне редко, можно было сослаться на неаккуратность: уж осколки никто не стал бы пересчитывать. А из украденной посуды постепенно составлялись целые сервизы. Причем существовала очередность: скажем, Софа хочет как раз такие бокалы, ей берем еще два, а кто-то собирает по частям кофейный сервиз, почему именно сегодня не могла разбиться эта миленькая сахарница?

Сумки на выходе никогда не проверяли, даже если они были огромными, даже если у владелиц, которые их несли, ноги складывались в букву Х от натуги.

Бывало, конечно, выпадали и неудачные дни, когда кроме ведра картошки не удавалось стащить ничего. С кражи картошки обычно начинался рабочий день, что тоже являлось традицией.

Юлю в первые же дни попытались «принять в компанию»:

– Это тебе, – Софа протянула Юле бумажный пакет с картошкой.

– Почистить?

Софа с жалостью посмотрела на нее. Помоцна сила в полном составе упала от смеха.

До Юльки, наконец, дошло.

– Мне не надо, у меня есть.

– Ты что? За деньги покупаешь? – спросила одна из коллег.

– Она богатая, ей не надо – недобро усмехнулась другая, – а мы, значит, ворюги!

Дело принимало дурной оборот, лица женщин не предвещали ничего хорошего.

– Девочки, – торопливо заговорила Юля, – ваши дела меня не касаются. Спасибо за заботу, но у меня и съесть-то некому такое количество, правда.

Женщины, в отличие от Юли, находились тут со своими мужьями и поневоле вынуждены были тратить часть заработка на еду.

Коллеги злобно молчали.

– Ну что, вы бить меня, что ли будете?

– Ладно, – сказала Софа, – не хочешь брать, не надо. Но завтра в хранилище за картошкой пойдешь ты.

Несмотря на драматизм ситуации, стало смешно: ее пытались повязать общим делом!

– Я не имею никаких талантов к воровскому ремеслу! – пожала Юля плечами, – Да и в кладовках ориентируюсь плохо.

– Будешь стоять на стреме! – распорядилась Софа.

Отвертеться не было никакой возможности.

Теперь каждое утро Юлька с неправдоподобно рассеянным видом торчала в коридоре, пока коллеги шарили по открытым кладовым. Картошку ей больше не предлагали, но периодически в ее рюкзачке оказывались, то пакет молока, то пачка маргарина, то несколько помидоров, то еще что-нибудь. Понятно, что ей не доверяли и хотя бы таким способом пытались нейтрализовать.

Особая технология также существовала для выноса напитков из столовой. Там находился аппарат, который наполнялся разными безалкогольными напитками: спрайт, кола, фанта и так далее. Пользоваться этим аппаратом помоцной силе категорически воспрещалось. Однако когда в послеобеденные часы в столовой оставалась дежурная для уборки, никто не мог помешать нарушить этот запрет. Первое время Юлю не назначали дежурить, потом это упущение, видимо, решили устранить.

– Сегодня твоя очередь убирать столовую, – приказала Софа, протягивая ключ от лифта. Второй ключ находился у шефа, таким образом, теперь кроме Юли больше никто не мог воспользоваться техническим лифтом.

– Значит так, – перешла Софа на деловой тон, – ты умеешь пользоваться поилкой? Будешь что-нибудь себе брать? Или как обычно…

– Ой, – скривилась Юля, – я пью только минералку!

– Ладненько, тогда набери две бутылки колы, и одну – фанты. Бутылки – в сухом мусоре. Наберешь, положишь туда же. Кстати заливать надо под самое горлышко, чтобы не булькало. Поняла?

«И почему я такая неправильная? – думала Юлька, наполняя двухлитровые бутыли, – картошку не ворую, фанту не люблю… Одна морока со мной»!

Риска, в общем-то, не было. Теоретически никто не должен был здесь появиться в это время. Иногда, правда, пани Андулка заявлялась с инспекторской проверкой, но это бывало не так уж часто, а, кроме того, ей понадобилось бы время, чтобы отпереть закрытую на замок входную дверь. Пока бы она возилась с ключом, можно было успеть уничтожить следы преступления. Существовала только одна неприятность: дурацкий автомат имел обыкновение булькать и протяжно завывать, и на то, чтобы он утихомирился, требовалось некоторое время.

Все, однако, прошло как по маслу. Юля беспрепятственно наполнила бутыли, и после окончания уборки спустилась вместе с пакетами, содержавшими помимо мусора шесть литров заказанных напитков.

В процессе выноса мусора обычно участвовали два человека. Пакетов всегда получалось много, кроме того, крышку мусорного контейнера было трудно открывать в одиночку. Поэтому не было ничего странного, что у выхода из лифта Юлю встретила одна из коллег. Они подхватили пакеты, по дороге, когда их никто не мог видеть, женщина быстро забрала бутылки, и, сунула их за пояс. На этом операция завершилась.

Напитки таким манером выносили каждый день, это делала очередная дежурная.

Отказаться от участия в этом аттракционе было нельзя: с какой стати ее вдруг освободили бы от обязательных для всех дежурств? Чем она лучше других? Собственно, Юля и не расстраивалась по этому поводу: с волками жить, по-волчьи выть.

Единственное, от чего ее все-таки отстранили, были вышеупомянутые дребезжащие «возики» с посудой.

– Твоя очередь идти в зал, – скомандовала Софа, – следующий «возик» – твой.

– Ой, – заволновалась Юля, – а если он опрокинется?

– Пока такого не было!

Юля вышла в зал, переставила подносы, заполняя пустующие места, и неуверенно двинулась в сторону мойки. Ее очень беспокоило это истерическое дребезжание, но что-то изменить было не в ее силах.

– Гроб с музыкой, – покачала она головой, подкатывая «возик» к мойке.

То ли она его слишком резко остановила, то ли еще что, но вдруг верхние подносы сдвинулись и стремительно обрушились вниз, увлекая за собой все, что стояло ниже.

Юлька, застыв, во все глаза смотрела на то, что еще недавно было посудой.

– Да не переживай ты, – подбодрила ее Софа, – не так уж много ты разбила!

– И что теперь будет?

– Не знаю, может быть вычтут из зарплаты.

Юля вздохнула и принялась разгребать осколки.

Через какое-то время, опять подошла ее очередь выходить в зал. Сопровождаемая взглядами всех присутствующих, она, обреченно вздохнув, взялась за перекладины «возика». Однако на этот раз все прошло благополучно, следующий раз – тоже. Все потеряли к ней интерес, и именно в этот момент ей удалось не просто расколотить все вдребезги, но и эффектно завалить несчастный «возик» на бок.

– Супэр! – донеслось до нее из обеденного зала. Народу явно пришлось по вкусу развлечение, внесшее приятное разнообразие в обеденный перерыв. Раздались единичные аплодисменты. Юля решила, что терять ей нечего, повернулась к зрителям и исполнила великолепный реверанс.

– Самое лучшее – все для вас, – продекламировала она фирменный лозунг заведения.

Раздался смех, аплодисменты усилились. Повара за прилавками тоже не могли удержаться от смеха. Получилась настоящая овация.

«А, ну их всех! Уволят – значит, уволят, что теперь сделаешь?»

– Какой у тебя успех сегодня, за такое короткое время: два «возика» – вдребезги! – к Юле подошла Софа, – давай, звезда, бери метелку.

Юля морально подготовилась к предстоящим репрессиям. Но их не последовало, так как выяснилось, что с этим «возиком» было не все в порядке: что-то там разболталось, ослабло какое-то крепление. В общем, прямой ее вины как бы и не было. Поэтому из зарплаты за бой у нее не вычли.

А хулиганская выходка с реверансом была сочтена за удачную шутку: повара потом передразнивали Юлю, церемонно приседая, вместо приветствия. Даже пан шеф, которому естественно донесли о происшествии, прохрюкал что-то одобрительное.

После этого случая Софа решила, что не стоит близко подпускать Юльку к такому количеству посуды, и той больше не довелось сорвать аплодисменты.

Неожиданно Юле очень повезло. Ее забрали на «холодную» кухню. Каждое утро кто-то из женщин отправлялся туда помогать. Работы там тоже хватало, но она была не в пример легче, бесконечного мытья огромных посудин. Попасть туда просто по желанию было невозможно, всем распоряжалась Софа, а она неизменно направляла туда только своих подружек. Хозяйка этой кухни, молодая статная пани, одним прекрасным утром заявила, что сегодня ей потребуется две помощницы, вместо одной, как обычно.

– Вот она, – указала пани на Юлю, – ни разу у меня не работала.

Все утро Юля провела, занимаясь приготовлением безумного количества бутербродов. Работала она очень быстро, что понравилось хозяйке, поэтому на следующее утро та просто сказала Софе, что хотела бы, чтобы эта голка всегда была к ее услугам, ровно с семи до десяти часов.

Это было замечательно! И не только из-за несравнимо легкой работы. Самым замечательным являлось то, что здесь можно было … нормально поесть. Несмотря на то, что Юля целый день крутилась рядом с самой разнообразной едой, она постоянно ходила голодной. Среди статей расходов этого огромного предприятия не была предусмотрена такая, как «кормление персонала». Примерно в десять часов выставлялся поднос, заполненный большими, но совершенно несерьезными бутербродами. Они были намазаны тонюсеньким слоем маргарина и присыпаны тертым сыром, иногда сверху красовался кружочек помидора или огурца. Их всегда было ровно столько, сколько человек на кухне. Следующая еда, как уже говорилось, разрешалась в два часа, и обычно состояла только из овощей и гарнира. Этого было явно недостаточно, особенно при такой нагрузке, когда постоянно приходилось поднимать тяжести, бесконечно наклоняться и вообще целый день находиться на ногах. Даже стульев не имелось, чтобы никто не рассиживался в рабочие часы. На холодной кухне можно было работать сидя! Боже, какое же это было счастье! Тут, конечно тоже все выдавалось строго по весу, но все равно неизбежно оставались какие-то излишки, которые можно было спокойно съесть. Здесь же готовились различные салаты, их разрешалось «пробовать».

Можно сказать, что эта работа была творческой, поскольку бутерброды обычно затейливо украшали. Из-под рук мастерицы выходили настоящие произведения искусства, декорированные изысканными ветчинными цветами, кружевной сеточкой из майонеза; пани могла изобразить на куске хлеба целую картину, соорудить настоящий замок или бригантину с сырными парусами.

Помимо эстетического удовольствия здесь можно было получить конкретную пользу для пустого желудка. Поскольку помоцну силу держали впроголодь, они решали эту проблему самостоятельно. Кража готовой еды процветала пышным цветом. Как и все, работавшие в этом райском уголке ранее, Юля заботилась о коллегах. Она приносила с собой пакетики, незаметно для хозяйки наполняла их и украдкой оставляла в условленных местах. Приносить собственную еду и устраивать перерывы, тоже было строго запрещено. Поэтому бесперебойно функционировала четко разработанная система укромных местечек, где каждая из судомоек оставляла добычу, которую удалось стянуть. Все, что там находилось, было общим. Обычно тайники опустошали парами: одна ела, а другая следила, чтобы никто не помешал.

Незаметно пролетел месяц. Юля получила свою первую, заработанную в чужой стране, зарплату. Оказавшаяся в руках вполне приличная сумма теперь впечатляла гораздо меньше, чем поначалу. А после оплаты коммунальных счетов и еще каких-то архиважных трат, вообще пришлось признать, что изматывать себя на такой тяжелой работе нет никакого резона.

Казалось, время остановилось, оно походило на вязкий молочный кисель или густой непроглядный туман, из которого удавалось высунуть нос только на выходные. Неожиданно стали одолевать какие-то непонятные хвори, вроде ничего не болит, а сил нет, постоянно чумная голова и никакого интереса к жизни. Работа – сон, сон – работа. Как автомат. От постоянного соприкосновения с горячей водой руки превращались в заскорузлые клешни, и приходилось изводить тонны крема, чтобы хоть как-то замедлить этот процесс. В самом начале кухонной карьеры Юлю еще как-то огорчало, что она теперь – не более чем придаток к посудомоечной машине, но теперь даже это не вызывало протеста. Полная апатия.

Никакого общения на чешском языке, на которое она так рассчитывала, не получалось. Единственным достижением было освоение кастрюльно-сковородочной терминологии.

Марго, посещавшая языковую школу, осыпала подругу насмешками:

– Что ты дурака валяешь? Почему нельзя учиться языку цивилизованно, как я, например? В школе, официально, у прекрасных преподавателей? Тебя все время куда-то заносит: то моталась к какой-то старушке-лесовушке, то теперь на кухне собеседников ищешь. Очень рекомендую тебе оторваться от грязных горшков и присоединиться, наконец, к нашей

группе!

«Все, – решила Юля, – доработаю месяц и уволюсь».

Она предупредила «клиента», что работает до ближайшей зарплаты, чтоб ей нашли замену. Кстати, где-то в глубине души было даже жаль расставаться с коллективом. Пани Андулка давно не приставала к ней по пустякам, все, наконец, выучили ее имя, тот молоденький повар, которого она чуть не зашибла когда-то, активно строил ей глазки. Хозяйка холодной кухни оказалась большой любительницей кофе: вопреки строгим запретам, они частенько делали паузы в работе, а для легкого перекуса всегда находились «некондиционные» бутерброды. Конечно, приходилось запираться изнутри, чтобы у обеих не возникли проблемы из-за такого отношения к работе. Необходимость приносить бутыли с ворованными напитками Юля уже воспринимала, как профессиональную обязанность, а кража снеди для пополнения тайников и вовсе казалась благим делом. Привыкла.