Текст книги "Странствия Варлафа (СИ)"

Автор книги: Мария Ермакова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 10 страниц)

Зашмыгав носом, я привычно полезла в карман куртки за платком. Рука наткнулась на шуршащую упаковку с печеньем и… на зажигалку! Странно. Варлаф не обыскал меня. Лишь отнял кинжал и забрал себе ранец. Удивительная беспечность для столь опытного человека. Или он знал, что Ацуца заставит меня принести клятву крови? Но распространяется ли она на магические предметы, каким он, несомненно, счел зажигалку? Было и еще кое-что. Я, наконец, отыскала в закоулках собственной памяти затерявшуюся давеча мысль! Ацуца и ее люди вели себя так, словно не знали о том, что смерть в лице, точнее, в черной морде моего личного демона бродит поблизости. Варлаф не сказал ей об этом? Сам не принял никаких мер предосторожности? Зная его силу? Или наоборот, они сговорились так вести себя, в надежде, что я прикажу ему вернуться, чтобы спасти меня, и тем самым сама приведу его им в руки?

Слабая надежда затеплилась в моем сердце. И как я ни гнала ее прочь, пытаясь удобнее устроиться на дне клетки метр на полтора, она отчаянно сопротивлялась, цеплялась острым коготком каждый раз, когда я решительно намеревалась от нее избавиться.

Далеко за полночь полог шатра откинулся и на пороге показался Варлаф. Я лежала лицом к шатру и делала вид, что сплю. Мне ужасно хотелось посмотреть на него – мне никогда не доводилось наблюдать предателя, удовлетворенного любовными ласками, в естественной среде обитания. Странно, но удовлетворенным он не выглядел. Лицо его было темно и еще более непонятно. При взгляде на него у меня сжалось сердце, и накатила такая тоска, хоть вой. Не повернув головы в мою сторону, он подобрал свою перевязь, и ушел в лес, не сказав никому ни слова.

Я перевернулась на другой бок и попыталась уснуть. Негромкие голоса подручных Ацуцы мешали мне. Поневоле я стала прислушиваться.

– Хозяйка, небось, спит сладко! – посмеиваясь, говорил один, – После ЭТОГО ей всегда сон надобен. Говорят, колдуньи в постели силу теряют.

– Вранье, – отвечал другой, – после этого сон всем надобен, а не только колдуньям. А вот нам всю ночь глаз не смыкать. Может, скрасим себе вечерок?

– Ты чего! – возмутился третий, – Хозяйка узнает…

– Не узнает, – поддержал первый голос, – у нас будут эти… агрументы!

– Аргументы, балда! – промолвил четвертый, молчавший доселе, голос. – Но ты прав. Кто она без своего колдовства. Да и герой куда-то смылся. Еще неизвестно, может, он присоединился бы к нам, если бы мы ему предложили поучаствовать? Думаю, сейчас самое лучшее время!

Забряцала амуниция. Я уже давно навострила уши, но только сейчас до меня дошел истинный смысл сказанного. Я вскочила на ноги и прижалась спиной к прутьям клетки. Мысли истерично метались – может быть, все это подстроено, чтобы я в отчаянии позвала Демона? Тогда я не буду его звать! Но, Боже мой, что же я буду делать?

Они уже бряцали ключами, открывая клетку. Похоть на их лицах была всамделишная, они похохатывали, подталкивая друг друга, и от них воняло! Как же от них воняло!

Я молчала, наблюдая, как распахивается дверца. Да и что я могла сказать?

– Выходи, подружка, – сказал первый – я узнала его по голосу, – мы будем галантны, если ты нам немного поможешь! Ну, чего встала? Иди сюда…

И он похлопал рукой по своему бедру, словно собаку подзывал.

– Ты лучше иди, – доброжелательно сказал номер четыре – он был самым здоровым из всех, – а то хуже будет!

Совершенно не к месту я вспомнила, как делала прививку Томиной кошке. Абиссинка Сонька была маленькая и изящная. Они держали ее вдвоем – Тома и ее помощница Вика, а я пыталась уколоть песочный бок, извивающийся, словно бешеный угорь на горячей сковородке. Такой дьявольской силы просто не могло быть в легком и тонком теле, но вот поди ж ты! Сонька оказалась сильнее троих человек, а ведь она была куда меньше, чем мы!

Тысячи пузырьков воздуха наполнили покалыванием мои пальцы. Нет, к сожалению, это не было триумфальным возвращением моей магической силы. Это ненависть переполнила меня. Ненависть женщины, которую собираются взять силой. Я поняла, что если меня попытаются вытащить наружу, я буду сопротивляться так, как научила меня маленькая абиссинская кошка – я забуду о собственном достоинстве, о человеческой сущности, о гигиене и санитарии, наконец! Я вцеплюсь зубами в горло первому, вошедшему в клетку, я буду рвать его плоть пальцами, в которых ненависть танцует воздушными пузырьками, я выколю его глаза и…

– Развлекаемся? – раздался спокойный голос Варлафа.

Он неторопливо шел от леса, неся обнаженный меч на плече, словно палку.

– Присоединишься? – осторожно предложил второй.

– Или ты уже ее попробовал? – загоготал первый. Особым умом он явно не отличался.

– Благодарю, – Варлаф остановился чуть позади, – не стоит. И вам не советую.

– Это почему? – ощерился четвертый и чуть выступил вперед.

Он был не выше Варлафа, но значительно шире того в плечах. Варлаф склонил голову на бок и добродушно усмехнулся.

– Не стоит со мной ссориться, – заметил он. – Хозяйке не понравится, если вы испортите ее жертву. Мне, быть может, кликнуть ее?

– Не много ли ты берешь на себя? – осипшим от бешенства голосом спросил здоровяк и внезапно кинулся на Варлафа.

Дальнейшее произошло так быстро, что я не успела ничего разглядеть. Номер четвертый неожиданно взлетел в воздух, перелетел через голову Варлафа, и шмякнулся пятой точкой прямо в огонь. Он заорал так, что спящие у других костров повскакали и заголосили. Вокруг слышался призыв к оружию, ржание лошадей и рев перепуганных быков.

Полог шатра откинулся, и на пороге показалась Ацуца, закутанная в длинную шаль. Она держала в руке свой посох, вершина которого ярко светилась голубым и потрескивала.

– Что здесь происходит? – поинтересовалась она.

Этот низкий голос перекрыл все звуки, и разом наступила тишина.

Варлаф уже успел отобрать ключи у горе-охранников, запереть мою клетку и подойти к Ацуце. Он молча протянул ей связку, обнял ее за плечи, стараясь держаться подальше от посоха, и увел внутрь.

Шепотом кляня любителей клубнички на чем свет стоит, люди Ацуцы успокаивали лошадей, укладывались обратно. Трое охранников понуро уселись вокруг костра. Номер четвертый остался стоять…

Я сползла на дно клетки и свернулась калачиком, баюкая подступающие слезы. Надежда вцепилась в мое сердце всей когтистой дланью – запирая дверцу клетки, Варлаф посмотрел мне прямо в глаза – для нее, глупой, этого было достаточно!

* * *

Следующие два дня обоз двигался неуклонно и неутомимо к северу. Мы миновали окрестности Ордустиса – чьи высоченные стены и свет в ночи были видны издалека, прошли мимо четырех из восьми виденных мною холмов с древними развалинами. Каждый раз, приближаясь к холму, Ацуца делала нам знак остановиться, слезала с лошади и, помогая себе своим посохом, взбиралась на вершину холма, чтобы исчезнуть в развалинах на некоторое время. Один раз Варлаф вызвался сопровождать ее, но она рассмеялась, похлопала его по крепкому плечу и ушла одна. Взгляд, которым он провожал ее спину, мне не понравился.

Из нашего лагеря по ночам стали исчезать люди. Охрану стоянок удвоили, но все равно пятеро из двадцати солдат Ацуцы пропали бесследно под низким сплошным пологом древнего леса. В том, что этот лес был древним, сомневаться не приходилось. Достаточно было взглянуть на толщину древесных стволов, на узловатые, покрытые паутиной мхов и лишайников ветви, на густо поросшую белесым мхом почву. В тишине порой раздавались странные крики, которые я никак не могла идентифицировать. Несколько раз, вечером я видела чьи-то любопытно горящие в темноте глазки. Они злобно щурились на свет наших костров и взблескивали зелеными лунными искрами. Так и хотелось крикнуть в темноту: «Мы с тобой одной крови! Славные мы, хорошие мы! Голлум! Голлум!».

Взгляд Варлафа – мимолетный, дремучий, вонзившийся в мое сердце наподобие орочьего кривого кинжала, не давал мне покоя! «Разнообразием мимики» Варлаф превосходил всех моих знакомых, оставаясь для меня до сих пор таким же чужим и непостижимым, как и в начале нашего знакомства. Если он не желал, мне не удавалось прочесть на его толстокожем лице ни строчки – а он и не желал! Но этот взгляд, который он прежде тщательно скрывал от меня – ведь с момента своего предательства он ни разу не посмотрел в мою сторону – взбудоражил и испугал меня одновременно.

На третий день пути на меня навалилась тоска, накрыла похоронным саваном эмоции, убаюкала возбуждение бездействия, знакомое человеку, оказавшемуся взаперти. Тщетно я пыталась прогнать ее с груди, где она уселась серой жабой, изредка шевеля вялыми лапами и прихватывая мое горло слабым удушьем несостоявшегося плача. Тщетно вызывала в памяти воспоминания о дочке и любимом мужчине. Прежде придававшие мне силы, побуждавшие к борьбе, они нынче совсем не трогали меня, являясь призрачными картинами призрачного мира. Эмбрионом лежала я на дне клетки, изредка протягивая руку за куском хлеба, более не борясь со сном и странным оцепенением, охватившим члены. Мысли слабо шевелились в голове, словно больные рыбы проплывали, обмякнув, перед внутренним взором, чтобы исчезнуть в тумане дрёмного забвенья. Пока одна из них не остановилась прямо перед моим внутренним зрением, подпрыгивая и отчаянно размахивая транспарантом с надписью «Тут что-то не так!». Я прогнала ее прочь. Ну, право, что «не так» может быть с человеком, который выходит из клетки два раза в сутки, один раз получает краюху сухого хлеба и кувшин питья, а все остальное время спит, как сурок? Но упрямая мысль возвращалась снова и снова, продиралась через сумерки сознания, мельтешила перед глазами, мешая окончательно погрузиться в сладкую дрему и забыть обо всем… И я сдалась ей. Я вспомнила, что подобное состояние мне, человеку, в принципе, деятельному, совершенно не свойственно! Даже в тот малоприятный период жизни, когда наши с Игорем отношения трещали по швам, я не лежала, обнимая подушку, на диване, а погружалась с головой в работу, пинками выгоняла себя на улицу – с дочкой в театр или кино, на выставки или, на худой конец, в МакДональдс. Все, что угодно, лишь бы не смотреть пустыми глазами в потолок, разыскивая ответ на вопрос, не подразумевающий ответа!

Я присмотрелась к той еде, что мне приносили. «Айран» обладал обычным густо-кислым вкусом и подозрений не вызвал. А вот хлеб – подсохший, с вкраплениями черных зерен, отличался особенным, ни на что не похожим ароматом. Я перестала его есть. Прятала в карманах куртки, а потом, «в кустиках», выбрасывала подальше от глаз моих охранников. К слову сказать, после взбучки, устроенной Варлафом, они даже говорить обо мне перестали, не то, что подглядывать или ощупывать. Да и ключи от клетки Ацуца выдавала им теперь два раза в день.

«Неужели, – думала я еще через день пути, с удивлением ощущая, как спадают обрывки сна, а к сознанию возвращается способность анализировать ситуацию, – кто-то пытался отравить меня? Или дурман, подсыпанный в хлеб, призван лишить меня воли, сделать послушной марионеткой в руках Ацуцы? Как она говорила – «отмоем и приоденем»?». Мне представилась отмытая и приодетая марионетка, которая послушно ложиться на жертвенный камень, лицом вверх, чтобы увидеть, как упадет с неба странный кинжал с обсидиановой ручкой и распорет нежную оболочку души. Мы как раз подъезжали к очередному, кажется шестому холму с развалинами на вершине. Раздались крики погонщиков, скрип колес усилился и смолк – обоз остановился. Ацуца ловко спрыгнула с седла, и заторопилась наверх – уже темнело. Отчего-то она не захотела ждать утра, чтобы подняться на холм.

Хотя ясное зрение и вернулось ко мне, я продолжала делать вид, что слабею с каждым часом. Я лежала на дне клетки, свернувшись калачиком и зажмурив глаза. Заходящее солнце окрасило небо красным. Его было гораздо больше на небе, чем голубого или серого. Размышляя о сторонах света, я вдруг почувствовала, что холодею. И как это раньше не приходило мне в голову? Обоз Ацуцы двигался почти в том направлении, в каком следовало идти мне, если я хотела достичь места, откуда никто не возвращался! Мы, правда, немного отклонились к западу, следуя заброшенной и сильно заросшей дороге, пролегавшей от холма к холму. Но сейчас я была ближе к точке перехода, чем когда бы то ни было! Если, конечно, таковая действительно существовала.

Бежать! Эта мысль забилась во мне лихорадкой, учащая дыхание и заставляя сжимать пальцы в кулаки. Бежать при первой возможности, которая скоро должна мне представиться – во время вечернего похода в пресловутые кустики. Как только я отойду достаточно далеко, я призову Демона и то, что у меня нет ни припасов, ни оружия, перестанет меня беспокоить.

Небеса над моей головой остывали. Когда Ацуца вернулась с холма, ее помощники уже разложили двойное кольцо охранных костров, весело потрескивающих в темноте, и выдали мне вечерний паек. Я, давясь, выпила айран, пользуясь тем, что охранники занялись приготовлением ужина, рассовала отравленный хлеб по карманам и снова улеглась на пол, лицом к шатру. Из-под полуопущенных век я наблюдала за лагерем. Мое волнение неожиданно улеглось, уступив место «козлиному», как говаривала моя мама, упрямству. Я убегу сегодня – чего бы мне это ни стоило! Я хочу свободы!

Варлаф сидел спиной ко мне. На привалах он раскладывал свой костер почти у границы света и тьмы, ни с кем не переговаривался, не шутил, приглашений к чужим кострам не принимал. Варил что-то в походном котелке, иногда пробовал, недовольно качал головой. Вставал, уходил в лес, не опасаясь темноты, положа меч на плечи, словно дубину. Возвращался, неся какие-то травки, добавлял в варево. Затем снимал котел с распорок, отставлял в сторону – остывать, и уходил в шатер Ацуцы, где его ждал хороший ужин и ее жаждущее любви, немолодое, но крепкое тело.

Вот и сейчас он поднялся, подвигал онемевшими плечами и пошел к ней – ни взгляда в мою сторону! Я провожала его глазами, зная, что больше не увижу. Мне до сих пор было больно – словно я потеряла друга, а, возможно, кое-что большее! И отчего это люди тоскуют по тем, кто их бросает?

Полог шатра упал, скрыв Варлафа от моих глаз. Я судорожно вздохнула и зажмурилась, загоняя слезы обратно. Если он посмеет погнаться за мной – будет убит моим личным сиамским Демоном. Возможно, зрелище его разорванного горла и ярко-алой, артериальной, крови успокоит мою душу, приглушит тоску?

– Вставай! – услышала я грубый голос одного из охранников. – Пора облегчиться!

Я пробормотала что-то неразборчивое и перевернулась на другой бок.

– Помоги, слышь! – сказал охранник другому. – Надо ее вытащить и на ноги поставить. Быстро она спеклась!

– Хозяйка знает, что делает, – ответил второй голос.

Ага! Значит, все-таки марионетка, а не труп!

Загремели ключи, заскрипела дверца. Меня под белы рученьки вытащили наружу и доволокли до кустов. Я спотыкалась и порывалась улечься спать прямо на земле. Меня трясли за плечи и легонько шлепали по щекам. К тому моменту, как мы ушли с поляны, это возымело действие. Я, хотя и покачивалась, но стояла прямо и понимала последовательность действий.

«Кустики» в этот раз представляли собой густые заросли темно-вишневых блестящих веток, обсыпанные, явно не по сезону, пурпурно-алыми цветами, похожими на бальзамин. Охранники завели меня вглубь, а сами встали по периметру, держа оружие наготове. У двоих в руках покачивались взведенные арбалеты.

Я нарочито громко зашелестела одеждой, присела на корточки, пытаясь разыскать лаз в плотной стене зарослей. Вдруг ветви бесшумно сдвинулись и мне явилась зеленая черепахоподобная морда с маленькими красными глазками. Эти глазки под низко нависающими надбровными дугами уставились на меня с непередаваемым выражением голодного удава и удовлетворенно мигнули. Голова исчезла, оставив чернеющую дыру прохода в кустах. Но я уже забыла о своем намерении сбежать, и вознамерилась издать некое подобие ультразвука. В тот же миг просвистел воздух над моим ухом, и один из охранников начал тяжело оседать на землю. Он успел спустить тетиву – арбалетный болт стартовал в небо.

Я упала на землю и, более не оглядываясь, поползла в раздвинутый чьими-то сильными руками лаз. За спиной раздались крики и звон оружия. Воздух наполнился свистом.

Я ползла, не поднимаясь, довольно долго. Звуки боя за спиной и не думали стихать. Сочтя, что обо мне в такой суматохе хоть на несколько минут да забудут, я поднялась, благоразумно прячась за толстым древесным стволом. Высунула голову, выбирая направление и собираясь со спринтерской скоростью рвануть в темноту леса. И застыла. Прямо на меня бежала когорта тяжеловооруженных орков. Заметив меня, они радостно заревели и прибавили шаг. Вот тут уж я завизжала и рванула обратно. Нырнула в давешний лаз, споткнулась обо что-то, и упала прямо на труп одного из моих охранников – в его горле торчала уже знакомая мне духовая стрела. За кустами слышался рев – преследовавшие меня орки пытались взять лагерь Ацуцы в клещи.

Не медля, я вернулась на поляну, сочтя зло в человеческом обличье меньшим. Телеги были перевернуты и превращены в редуты. Часть людей Ацуцы, спрятавшись за ними, спешно натягивала тяжелые доспехи. Другая отстреливалась из луков и арбалетов, поливая темноту за границей света дождем стрел.

Положение людей казалось невыгодным – их позиция была ярко освещена кольцом охранных костров, в то время как орки прятались за древесными стволами в темноте леса. Но, кроме моих охранников, более ни одного человека Ацуцы не лежало на земле. Стрелы летели в обе стороны, не прибавляя трупов ни с той ни с другой стороны. Спрятавшись за грудой тюков с провиантом, неподалеку от шатра Ацуцы, я огляделась и поняла причину этого. Чуть впереди, не прячась и не уклоняясь от стрел, стояла она сама, держа в высоко поднятой руке свой пугающий посох. Верхушка его светилась оранжевым, словно злой глаз. Стрелы падали на землю, не долетая до наших позиций. Но она еще не знала про второй отряд орков! Я вспомнила их зеленые рыла, кривые желтые клыки и красные глазки, полные ненависти – живописная картина получилась. И их много! Их чертовски много – раза в два больше, чем людей! Сейчас они вывалятся на поляну, и тут такое начнется!

Я завертела головой, как Катенок в магазине игрушек. Прятаться на поляне было решительно негде, кроме…

Пригибаясь к земле, я метнулась прямо к шатру Ацуцы, подползла под одну из стенок и оказалась внутри. Опасения, что Варлаф тоже может быть здесь, не сбылись. Шатер был пуст. У его дальней стены лежала развороченная постель, рядом низкая скамья, а на ней… мое зеркало! Я бросилась к нему, прижала к груди, баюкая, словно ребенка. Сейчас я вылезу с другой стороны шатра и ускользну прочь!

Многоголосый рев пригвоздил меня к земле. Я услышала звон оружия и такой грохот, словно два паровых молота танцевали тустеп. А вслед за тем – о, ужас! – я ясно различила приближающиеся быстрые шаги. Я пискнула от отчаяния и нырнула прямо в самое нутро расхристанного ложа любви, с головой укрывшись одеялом и не дыша.

В шатер зашла Ацуца и, следом за ней, тяжело дышащий Варлаф. Обоих я узнала по голосам. Они негромко и взволнованно переговаривались.

– Нашел ее? – спросила колдунья.

– Нет. Но ее охранники убиты. Все четверо. Она может быть у орков.

– Попробуй выяснить, пока мои люди сцепились с ними.

– Хорошо.

Варлаф вышел.

– Ну, сейчас я вам устрою! – бормотала Ацуца, явно роясь в вещах.

Раздражение ее становилось все сильнее. Она швыряла какие-то безделушки, которые, падая на землю, раскалывались со звоном, перебирала тряпье, ругаясь, на чем свет стоит. Верхушка посоха шипела и плевалась, как разгневанный кот. Ацуца что-то искала и никак не могла найти. К сожалению, я догадывалась – что!

Неожиданно, она дернуло одеяло за край, и стащила его с меня. Мгновение, мы с изумлением смотрели друг на друга. Она перевела глаза на мои руки, увидела зеркало, и лицо ее потемнело.

– Ах ты, дрянь! – прошипела она и вскинула высоко свой посох, рассыпающий вокруг яркие искры. – Сейчас я немного проучу тебя. Как раз, чтобы ты успела выздороветь к концу нашего путешествия!

С верхушки посоха сорвался желтый шар и метнулся в мою сторону. Я перекатилась, вскочила на ноги и попятилась к задней стене шатра. Прелестный серебряный кубок попал мне под каблук. Я потеряла равновесие, и полетела на пол, выставив вперед руки, инстинктивно пытаясь укрыться от шара, метившего в лицо. Жар обжег пальцы, а ярчайшая вспышка света на мгновение лишила меня зрения. Какой-то нечеловечески страшный крик потряс шатер до самого основания. Когда я вновь обрела способность видеть, то, как была на четвереньках, попятилась назад. И пятилась до тех пор, пока не уперлась спиной в стену.

У входа стоял Варлаф и молча смотрел на меня. В его глазах плясала смерть, дико взмахивая косой, и разевая беззубый рот. Его пальцы сжимали рукоять меча, направленного острием в мое сердце. Но что-то задержало удар. Опустив взгляд, я разглядела причину. На полу без движения лежала Ацуца, придавленная собственным посохом. Слабый огонек едва теплился в его верхушке. Колдунья была полностью обездвижена, но ее глаза – большие, выпуклые, своевольные, еще жили на лице, на котором не осталось ни кровинки. Начиная догадываться, я посмотрела на свои руки – они были покрыты черной копотью по локоть. Чеканная рамка зеркала оплавилась, а само оно – о, ужас! – рассыпалось в пыль.

Я медленно поднялась на ноги. Прошла мимо Варлафа и вышла наружу. Достала из кармана зажигалку и подпалила полог шатра Ацуцы. В моей голове не было ни единой мысли. Затем я села на землю, не сводя глаз с останков волшебного стекла. Ослепшее зеркало смотрело на меня поджаренным оком. Связь с моим миром утрачена навсегда. Меня хотят убить и те и эти. Я больше никогда не увижу свою девочку…

Я сидела на земле, обхватив руками колени, и рыдала, размазывая слезы по грязному лицу. За спиной трещал огонь, заглатывая полотнища шатра с жадным гудением. Раздался треск – это подломились опорные столбы. С шумом и жаром шатер рухнул, погребая под собой содержимое.

Вокруг шел бой не на жизнь, а на смерть. Люди Ацуцы были хорошо обучены и серьезно вооружены, но орков было больше, и они явно недостаточно ценили свои жизни. Над моей головой просвистела стрела, а я продолжала безучастно сидеть, не делая попыток спрятаться или бежать. Мне казалось – мир кончился, осталась только почерневшая оплавленная рамка.

Рядом кто-то присел, глухо и тяжело кашляя. Я покосилась на него и с удивлением увидела Варлафа. Он был живой и относительно здоровый, только весь покрытый копотью и пеплом. Искры кое-где еще тлели на его одежде. Он ладонью прибил их и, криво усмехнувшись, посмотрел на меня. Я опустила голову. Я понимала, что сейчас он убьет меня – я прочитала свою смерть в его глазах в тот миг, когда он вошел в шатер и обнаружил лежащую у моих ног обездвиженную ведьму. Мне хватило бы, даже если бы он ударил меня своим мечом плашмя, а не острием.

– Будь ты проклята, чужестранка! – отдышавшись, заговорил он. – Это я должен был убить ее!

Я не поверила своим ушам. Точнее, сначала я просто не услышала его. Я уже представляла, как меч прославленного героя разрубает меня надвое, прибавляя мой труп к тем, что усеяли его путь.

Рядом что-то взревело. Варлаф поднялся, коротко ударил, подтащил к нашим ногам тело орка, чьи широченные плечи укрыли нас словно щит. И снова присел рядом. Взял мои руки в свои, вложил в них эльфийский кинжал. Только тут я заметила, что рядом с ним лежит посох Ацуцы, верхушка которого крепко замотана какой-то тряпкой. Я изумленно посмотрела в его осунувшееся лицо. И как я раньше не замечала, что он похудел?

– Прощения просить не буду! – рявкнул он, отворачиваясь. – Даже и не думай!

С все возрастающим изумлением пыталась я поймать его взгляд, который он, как и прежде, прятал от меня. Наконец, я подняла руку и дотронулась до его щеки, заставив поднять голову. Мне показалось, или его темные заросшие щеки окрасил румянец?

– Ты не предавал меня? – тихо спросила я. – На все была причина?

– Была, – глухо признался он. – Мы не прошли бы мимо холмов. Пробуждение Черных богов вызвало к жизни силы, сокрытые в древних развалинах. Злые духи, охраняющие их, пропустили бы только того, кто обладал одним из семи древних артефактов. Ацуца обладала сразу двумя. Посохом и черным кинжалом. Тем самым, которым она собиралась пустить тебе кровь на жертвенном камне в урочище Черных богов. Я услышал об этом случайно, пока ждал ее аудиенции в тот день, когда мы решили переплыть реку. Не было времени возвращаться и делиться с тобой моим планом. К тому же, ей уже доложили, что я жду ее. И я отдал ей и тебя и зеркало. Представил все так, словно я специально привел тебя к ней. Я сказал ей, что ты могущественная волшебница, и что, изучив тебя, она сможет забрать твою силу и воспользоваться твоими знаниями. Но ей нужна была твоя кровь. Чужеродная кровь существа из другого мира. Ведь Боги дали бы ей силу бОльшую, чем ты!

Слушая его, я ощутила, словно в моем сердце забурлил кипяток, возвращая ему силу и цвет. Словно ледяная рука, доселе сжимавшая его, растаяла, открыв доступ жару, жизни, радости бытия, которые окрасили мир яркими красками, исчезнувшими в ту минуту, когда Варлаф предал меня.

– Была и другая причина, по которой я не предупредил тебя даже тогда, когда ты оказалась в клетке, – продолжал он. – Ацуца была умна. Она легко отличила бы настоящие эмоции от поддельных. А твоя ненависть ко мне была неподдельной! – Он улыбнулся, глядя на меня. – Я даже пожалел, что ты поклялась на крови не использовать свою силу! Было бы на что посмотреть!

– Не на что там было бы смотреть! – буркнула я, убирая свою руку от его лица и отворачиваясь. – Неприглядная получилась бы картина!

– Догадываюсь, – со смешком согласился он. – Я намекнул ей, что у меня дело в этой части Улльской долины. Она была не против причислить меня к своим людям. За время в пути я постарался убедить ее, что она не разочаруется.

«И как часто ты убеждал ее? – хотелось съязвить мне. – Пять, шесть раз за ночь?». Он так спокойно, с усмешечкой, говорил об этом! Мне уже не было больно, нет, я была в бешенстве! Действительно, жаль, что моя сила не при мне! Тратясь на дорогие лекарства, этот герой-любовник еще долго вспоминал бы свое постельное приключение!

Я с удивлением взглянула на внезапно замолчавшего Варлафа. Он снова смотрел перед собой, и глаза были огромные, темные, пугающие.

– Когда мы были с ней вместе, – с трудом, словно язык отказывался повиноваться ему, произнес он, – я увидел…

Чья-то рука прижала к моему лицу приторно пахнущую ткань. Теряя сознание, я успела увидеть, как вскинулся и грузно осел на землю мой собеседник. «Кто мог подкрасться к НЕМУ незамеченным? – было моей последней мыслью. – Кто это может быть?». А затем наступили темнота, тишина и бездвижие.

* * *

Мягкое тепло, ласковый свет и голоса, журчащие и переливающиеся, как струи весенних ручьев… Ах, я наверное, в раю? Орочья шипастая стрела вонзилась в мою плоть, разорвав ее связь с душой, отпустила, наконец, странницу домой, заставила покинуть эту юдоль, столь же полную горя и ненависти, как и та, откуда я родом? Почему же я не могу пошевелиться? Отчего не разведу прозрачные крылья и не полечу любоваться горним миром?…

Я приоткрыла глаза и тут же зажмурилась от яркого света. Неподалеку горел костер, подобного которому я прежде не видела. Языки пламени величиной в человеческий рост цвели так ровно и ярко, что наводили на мысль о колдовстве. Тихая мелодичная музыка – лесные флейты и колокольца – пели на разные голоса, и в такт им огонь волновал собственные одежды, изгибался, стелился по земле, не обжигая сидящих вокруг людей. Людей? Я не была в этом уверена. Пламя ярко освещало их неестественно длинные фигуры, неправдоподобно пышные волосы, слишком тонкие руки, слишком чуткие пальцы. Когда они говорили друг с другом, то, поворачиваясь в профиль, позволяли мне разглядеть нечеловечески огромные, чуть раскосые, глаза, мерцавшие, как звездное небо в безлунную ночь. Боже мой, кто же это? Неужели инопланетяне добрались и сюда? Или программа WINDOWS опять совершила непоправимую (или какую там еще?) ошибку, и перебросила меня в очередной мир?

Осознав это, я дернулась, и тут обнаружила, что лежу прямо на земле, укрытая по шею какой-то тканью, на ощупь похожую на мой любимый флис. Именно она не давала мне пошевелиться, мягко и в то же время с силой удерживая члены в одном положении. Я даже мизинцем не могла двинуть!

Я отчаянно завертела головой, пытаясь определить собственное местонахождение. Надо мной все так же нависал глухой мрачный свод древнего леса, в котором то загорались, то потухали враждебные искры чьих-то глаз… Чертенята? Болотные грымзы?

Совершив крайнее насилие над собственными шейными позвонками, я извернулась так, чтобы видеть доселе невидимую мне область и, к своему крайнему изумлению, обнаружила там Варлафа. Он преспокойненько сидел у другого костра, пил что-то из своей «походной» кружки и слушал высокий голос одного из «пришельцев» – так я окрестила про себя неведомый мне народ. Неужели опять продал? Разумеется, из благих побуждений, ведь нам осталось еще несколько километров пути?

Я отчетливо ощутила, как мои уши навострились. Высокий голос, которым говорил собеседник Варлафа, был гармоничен и красив, но мне показался неприятным. А когда я вслушалась в то, что он говорил, то он и вовсе перестал мне нравиться.

– Уничтожив ее, мы в очередной раз запрем двери этим выскочкам из преисподней! – звенел голос, словно натянутая струна, по которой били серебряным молотком, – Другого выхода я не вижу! Видишь ли ты, прославленный герой, нечто, недоступное моему взору?

– Ты мог бы отпустить ее со мной, о, благородный Вибрукаль! – миролюбиво заметил Варлаф, осушив свою кружку. – А я дал бы тебе слово, в котором не сомневаются ни люди, ни орки, ни эльфы, что доведу ее до МЕСТА, ОТКУДА НИКТО НЕ ВОЗВРАЩАЕТСЯ, и прослежу, чтобы и она не вернулась тоже!

«Вот оно, – подумалось мне, – благородство истинного героя! А если в этом самом месте ничего нет? Вымысел? Фуфел? Зона аномального вранья? И никто туда не ходил, и потому никто и не возвращался! И что тогда останется прославленному – проломить мне голову, чтобы исполнить данное благородному кому-то там слово, в котором не сомневаются ни люди, ни орки, ни…» – на этом месте мысль моя споткнулась и покатилась кувырком. Я дернула шеей, заработав себе грыжу межпозвоночного диска, и с утроенным вниманием принялась разглядывать «пришельцев». Этот удлиненный череп я уже видела! Правда, он был голой белой костью, а у этих головы покрыты роскошными белокурыми волосами. Я более не сомневалась – судьба свела меня еще с одним народом, имя которого гремело на страницах фэнтезийных романов. Этими книгами я зачитывалась и до сих пор. Отчего же благородные эльфы не выказывают своего благородства по отношению ко мне? Впрочем, мое пожелание было тут же исполнено!