Текст книги "Странствия Варлафа (СИ)"
Автор книги: Мария Ермакова
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
– Уходим! – сказала я Демону – никак не могла привыкнуть к тому, что приказы можно отдавать и безмолвно.
Кот кивнул и вопросительно мякнул. Забавный звук, вылетевший из ужасающей пасти, заставил меня улыбнуться. Я пожала плечами и погладила голову Демона, находящуюся на уровне моей груди.
– Не знаю, куда идти. Нам бы выйти к какому-нибудь жилью! Как думаешь?…
Демон оценил мою деликатность – я спрашивала у него совета. Он потерся об мою руку ушами, и неспешно потрусил на восток, время от времени ловя носом ветер.
К вечеру мой провожатый вывел меня на окраину какого-то хутора. Несколько построек жались друг к другу в быстро темнеющем пространстве. В окнах горел свет. Из трубы центрального дома шел дым. Залаяла собака – истерично, испуганно. Демон тихо заурчал в ответ. Собака взвизгнула и смолкла – должно быть, забилась в будку. Звякнул замок. Дверь открылась, выплеснув оранжевый свет на половицы крыльца. Мельком я увидела стол и сидящих за ним людей. На столе стояли горшки, плошки и подсвечники. Свечи затрепыхались от сквозняка. Стоящий на крыльце мужчина держал в руках арбалет. И уж, наверное, он был заряжен. Мы с Демоном отступили глубже за деревья. Мое сердце неожиданно защемило от волнения – где-то далеко моя маленькая девочка должна была уже спросить у своего отца – а где ее мама? Почему ее нет дома в назначенный час? Я представила себе, как мечется по квартире вернувшийся с тренировки Максим, и мне стало еще поганее. Я сжала пальцы в кулаки, сцепила зубы до скрипа, и поклялась, что тот, кто сыграл со мной такую шутку, ответит – не будь я Волчицей!
Человек с арбалетом закрыл дверь, и тьма накрыла и крыльцо, и дома, и будку с собачонкой – сразу и такая кромешная, что я почти не видела пальцев собственной вытянутой руки. Светлое пятно рядом зашевелилось – Демон пошел на разведку. Мне не хотелось оставаться под деревом одной – позади загадочно шелестел ночной лес, а под его кронами было вообще ничего не разглядеть. Я пошла за Демоном. Естественно, наткнулась на низкую ограду и чуть не упала. Пальцы вцепились во что-то мягкое. Я потащила ткань на себя, и разглядела потасканную полотняную хламиду неопределенного цвета. Воровато оглядываясь (хотя в такой темноте меня все равно не разглядел бы никто, кроме Демона) я натянула хламиду на себя. У нее оказался еще и капюшон – вот удача! Стало чуть теплее. Поколебавшись, я положила на ограду одну монету. Рядом материализовался Демон, держащий в пасти трепыхающуюся курицу, и ткнул ее мне в руки. От неожиданности я ее уронила. Несчастная птица упала на землю, забив крыльями – ее шея была сломана, но она еще была жива. Демон явственно вздохнул, и наступил на нее лапой. Затем взял пастью и, поминутно оглядываясь, последовал прочь от хутора.
В кромешной темноте мы шли очень и очень долго. Когда я упала в сороковой раз, Демон пошел рядом, подставив шею мне под руку. Мне ужасно хотелось есть – запах вареных овощей и мяса, учуянный на хуторе через открытую дверь дома, преследовал меня до сих пор. Но я позволила себе лишь съесть одно печенье. Разжигать костер в ночи, вблизи обворованной фермы, было бы неразумно. Кроме того, мне предстояло что-то делать с курицей – Демон явно притащил ее для меня. Я же, дитя цивилизации, совершенно не представляла, как сделать ее пригодной к употреблению!
Только в предрассветных сумерках мы остановились. Шатаясь от усталости, я разожгла костер, и упала рядом с пламенем, закутавшись в свой импровизированный плащ. Демон притулился рядом. Языки пламени играли в его зрачках свою дьявольскую музыку. Под нее я и уснула. Мне снилась моя квартира, Катенок, таскающий со стола печенье…
* * *
Утренняя разделка курицы оказалась делом ужасным. Сначала надо было ободрать перья, затем насадить тушку на палку, а палку поставить на распорки над костром. На двухсотом пере я плюнула и насадила курицу прямо целиком. О том, чтобы выпотрошить ее даже не было речи – пользоваться орочьим кинжалом мне отчего-то показалось негигиеничным. Когда запахло не палеными перьям, а жареным мясом, я стащила курицу с палки и, обжигаясь и отплевываясь, принялась поедать обгоревшую тушку. Я грустно размышляла о подкрадывающемся приступе гастрита и обсасывала кости, пока от курицы не осталось ни одной целой части. Весь этот ужас был заеден печеньем. А после захотелось пить. Такой жажды я не испытывала еще ни разу в жизни.
– Вода! – простонала я, хватаясь за горло. – Отведи меня к воде!
Кот, все это время с интересом наблюдающий за тем, как я насыщаюсь, неспешно поднялся и повел меня вглубь леса. Там, среди корней какого-то древесного гиганта в три обхвата толщиной, заманчиво поблескивала лужица мутной водички. Прогоняя прочь видения гастрита, энтерита, колита и глистов, я напилась из лужи и осторожно пощупала макушку – не режутся ли рожки? И хотя лужа не походила на след козьего копытца, сомнения грызли меня еще полдня. В самом деле – я еще не видела здешних коз! Быть может, они размером со слона и лазают по деревьям?
Мы вернулись на место давешней стоянки, затоптали костер, и Демон повел меня дальше на восток. Он несколько раз оставлял меня одну, а когда возвращался, морда его выражала довольство, а глазищи все более сыто поблескивал. Что уж он там ел – ума не приложу! Каждый раз выяснялось, что я сбилась с курса и он, возмущенно фыркая, толкал меня головой, направляя то вправо, то влево и вынуждая вернуться на путь, казавшийся ему правильным.
Минуло полдня пути. Леса стали редеть. Попадались вспаханные поляны. Людей по-прежнему не было видно. Однако я заметила, что Демон перешел на крадущийся шаг – он стелился по земле так, чтобы его не было видно в высокой траве. Кучные рощи остались за спиной. Впереди раскинулся благодатный фермерский край – желто-зеленые квадраты полей с одинокими деревьями посередине. Кое-где виднелись постройки – то ли схроны, то ли амбары. Но кот не давал мне передышки – он вел меня дальше. Мимо пастбищ, на которых паслись коровы густого шоколадного цвета, мимо зарослей бурно цветущих кустарников, от которых поднимался одуряющий аромат, мимо скирд соломы – до тех пор, пока не показались стены домов большой деревни. Здесь он остановился, выжидающе глядя на меня. Я прекрасно его поняла – не стоило мне показываться на люди в компании монстра. Но монстр был мне так дорог! С ним я не боялась никого и ничего.
– Ты ведь услышишь, если я позову? – жалобно пробормотала я, почесывая черные уши, переставшие быть похожими на кошачьи.
Демон кивнул. Раздвоенный язык лизнул меня в нос, и гибкое тело ускользнуло в поле золотой травы, похожей на пшеницу, так, что не дрогнул ни один колосок.
Мое сердце билось, как сумасшедшее – мне было страшно! Наверное, впервые с тех пор, как я узнала, что я – Избранная, существо владеющее высшим мастерством жизни – магией, впервые я боялась как обычный человек. В этом мире я и была им – бренной плотью, пожираемой собственными амбициями и страхами. Даже Демон, мое секретное оружие, мой хранитель и талисман, покинул меня.
Еще в лесу я подобрала толстую палку – с ее помощью было легко перебираться через поваленные стволы дерева или раздвигать колючие ветви кустов. Сейчас я ощутимо стукнула ею по земле, и пошла вперед. Каждый шаг по направлению к деревне давался мне огромным усилием. Я буквально заставляла себя, и от того со стороны выглядела, наверное, как помешанная – сгорбленная, пошатывающаяся от усталости, едва передвигающая ноги, скованные страхом неведомого. Я так сосредоточилась на собственном испуге, что не заметила первого аборигена.
– Устала, бабушка? – участливо спросил меня молодой парень в красной рубахе и широких полотняных штанах. – Выпьешь воды?
Я возмущенно вскинула на него глаза – ослеп что ли, мОлодец? Какая я тебе бабушка? И тут только поняла, что мое лицо скрыто капюшоном, а походка совершенно инвалидная. Что ж! Может, оно и к лучшему?
– Давай, сынок! – проскрипела я самым противным голосом, на какой была способна. – Денег тебе и счастья в личной жизни!
Парень протянул мне ковш. От стылой воды заныли зубы. Теперь, с ухмылкой садистки, ко мне подкрадывалась ангина.
– Иде я нахожуся? – напившись, спросила я. – Совсем я, сынок, из ума выжила – забыла куда шла!
– Это Октабер-Фес.
Октабер, Октабер – где я это уже слышала?
– А лесочек позади меня не Октаберский ли?
– Он самый. А ты, бабушка, откуда?
– Оттудова! – я махнула рукой куда-то в поля. – А Улльская долина стал быть…
– Прямо за нашей деревней, – любезно довершил парень. – Ты туда идешь что ли?
– Туда, туда. У меня внучка там. В этом, как его…
– В Суммоне?
– Э-э!
– В Ордустисе?
– Вот-вот. Давно уехала. А места тут у вас неспокойные, сам знаешь! Вот, решила ее проведать. Как идти еще помню – хаживала раньше, а вот названия старость отняла! А что, сынок, орки показываются?
Я заметила, как парень мельком окинул взглядом пространство вокруг.
– Охотники из тех, кто далеко ходит, говорят, видели несколько стойбищ. Но у нас герой столуется. Уже пару лет как тут живет. Едва орки близко подходят, как он им пару голов отрежет, и они снова в чащу отступают. Хотя в лес, конечно, лучше одному не ходить!
– Ерой?! – восхитилась я. – Прямо настоящий? А где поглядеть на него?
– Пойдем, провожу тебя до таверны. Хозяин – мой дядя. Накормит тебя и денег не возьмет, не бойся!
– Это за что ж такая щедрость? – я удивленно посмотрела на него.
Парень пожал плечами.
– Мы тут все друг за друга держимся. Нас-то, людей, все меньше остается. Это до Суммона еще более-менее безопасно. А за Улльсом, даже близь Ордустиса, уже страшно. Говорят, Темные боги просыпаются в своих пещерах! А раз проснулись, значит, и выйдут, дай срок! Да что я тебе говорю – сама знаешь!
– Ты говори! – я похлопала его по плечу. – В одиночку ходить тяжело и скучно. Я по голосу человеческому соскучилась!
– А чего ж ты одна? – удивился парень, а я прикусила свой болтливый язык. – Пристала бы к обозу. Они сейчас без охраны не ходят.
– Денег они много требуют за охрану-то, – наобум сказала я. – А у меня почти ничего и нет. Да мне уже и не страшно ничего! Даже орки меня есть не станут – кому интересны старые кости? А за ужин я заплачу. Не нищая, чай!
– А говоришь, не страшно ничего? – покачал головой парень. – Стукнут по темечку-то, и деньги отберут.
– Да и хрен с ними, с деньгами! – неожиданно разозлилась я. – Мне главное до места дойти. Как ероя-то зовут?
– Озилла Крокцинум! – важно произнес парень.
Я поперхнулась. В моем мире существовало лекарство от гриппа с похожим названием.
– А тебя как зовут, сынок?
– Сенупред.
Я больно укусила себя за нижнюю губу – ну и имена у них тут! Неужели кого-то могут звать, например, Иммодиум? Или Фарлакс? Или, этот, Лопедиум?
Сдавленное хрюканье, донесшееся до Сенупреда из-под капюшона, он расценил как признак усталости.
– Потерпи, – участливо сказал он. – Еще пару домов пройдем… Вон видишь крыша красная? Это и есть «Приют Онольгейна». Онольгейн – это дядя мой. А тебя как прозывают, бабушка?
– Виагра! – дрожащим от истерики голосом произнесла я.
Сенупред подвел меня к крепкому каменному дому. Я заметила, как он поглядывает на меня – мол, видишь, какие мы! Не лыком шиты!
В просторном зале под темными балками низкого потолка народу было немного.
– Рано еще, – заметил мой провожатый, – сейчас с полей начнут возвращаться, и заскочат – пару кружек эля пропустить! Иди, садись. Я сейчас дядю позову.
Я выбрала стол у стены – лицом к дверям. Отсюда были видны не только створки входной двери, но и скрытый сейчас цветастой занавеской проход за стойкой. Занавеска зашевелилась, и на пороге показалась прелестная девушка. На ней была коричневая пышная юбка чуть ниже колен, малиновый корсет затягивал тонкую талию, низкий вырез белой рубахи с широкими рукавами открывал обольстительное декольте. Светлые волосы девушки были собраны в высокий хвост, а голубые, чуть навыкате, глаза смотрели безмятежно и доверчиво. Блондинка, в общем! Перебирая стройными ногами в полосатых чулках, она подошла ко мне и поставила на стол поднос с кувшином и краюхой хлеба. Хлеб был еще теплый, а в кувшине оказался кисломолочный напиток, похожий на айран.
– Кушай, странница, – ласково сказала она. – Только прошу тебя, пересядь с этого места на любое другое.
– А в чем дело? – удивилась я.
– Этот стол облюбовал почтенный Озилла, – она покосилась на входную дверь, и вздохнула, – а он не любит, когда занимают его место!
– Конечно, драгоценная, – закивала я, и, подобрав полы своей хламиды, живо переместилась в самый темный и дальний угол заведения.
Девушка перенесла поднос на мой столик. Подошедший Сенупред ласково тронул ее за плечо.
– Как поживаешь, Фесталия?
Девушка кротко улыбнулась ему, и снова взглянула на входную дверь. Похоже, этот предмет интерьера здорово нервировал ее!
– Фесталия? – пробормотала я, вспомнив про гастрит. – Какое красивое имя! Ты приготовь мне с собой корзиночку еды, дочка. Я заплачу, не беспокойся! Сколько монеток нужно – совсем у меня, старой, с цифрами плохо!
– Всего одну. Если, конечно, ты не желаешь вина или эля!
– А бутылочку вина положи! – оживилась я, представив, как славно будет вечером согреться им у костра.
– Тогда еще монетку.
– Дорогое у вас вино! – заметила я, и вцепилась зубами в краюху.
Она была восхитительно мягкой, вкусной и пахла дымом.
– Так ближайшие виноградники на той стороне Улльса, – пояснил Сенупред. – Вино оттуда приходит редко и нерегулярно. Последнюю партию, вот, дядюшка получил аж шесть месяцев назад! Поэтому приходится заказывать по ту сторону леса – в Дарии или в Караге. Перевозка, охрана – дорого!
– Дорого! – с набитым ртом согласилась я. – Как мне вкусно, ребятки!
Фесталия радостно улыбнулась. Улыбка осветила ее лицо, сделав еще более привлекательным. Глядя на нее, заулыбался и Синупред, а глаза его приобрели мечтательное выражение. С этими двумя все ясно!
Девушка ушла, забрав поднос. Он долго смотрел ей вслед.
– Она – твоя сестра? – понимающе спросила я.
Вот, попал парень!
Но Синупред неожиданно покачал головой.
– Нет. Она его воспитанница. Орки всю ее семью вырезали, а она в очаге спряталась. Дядя в ту пору местным дозором командовал. Они по следу орочьего отряда шли, вот и наткнулись на разрушенную ферму. Он Фесталию к себе и забрал. Жена его давно уж умерла, а он так боле и не женился. Детей не было. Так он девчонку, как родную, воспитывал.
– Ну и, слава Богу! – пробормотала я, и невзначай поинтересовалась. – А ты почему на ней не женишься?
Синупред удивленно посмотрел на меня, а затем вдруг опустился на скамью рядом и крепко потер макушку.
– За невесту надо отцу выкуп давать. А за такую, как Фесталия свиньями да козами не обойдешься. Тут конь нужен – породистый и сильный. Чтоб и плуг возил и воина в доспехах, ежели понадобиться.
– А без коня никак?
Поникший парень молча покачал головой.
С улицы стали заходить крепкие загорелые крестьяне. Не только мужчины, но и женщины. Некоторые несли младенцев в цветастых платках, повязанных через плечо. Видимо, после трудового дня у Онольгейна собиралось все население Октабер-Феса.
– Пойду я дяде помогу! – встрепенулся Синупред, и убежал за стойку.
Я с грустью посмотрела ему вслед. Выходит, сама того не зная, я пожелала ему именно то, чего ему не хватало – денег и счастья в личной жизни.
* * *
Почти все столы были заняты. Кто-то, выпив пару кружек эля и закусив жареной в очаге колбаской, торопился домой – ждали дела. Кто-то оставался подольше – поболтать о том, о сем, обсудить цены на зерно и мясо, попугать друг друга орками. Стол героя еще пустовал. Фесталия не успевала присесть – таскала тяжелые подносы с кружками, отшучивалась от легко захмелевших с работы мужиков, успевала и помыть посуду, и выставить на стойку чистые стаканы. Да, нелегка была ее жизнь, а ведь девушка казалась такой хрупкой. Из-за занавески, тяжело ступая, вышел хозяин – здоровенный, похожий на медведя мужик, седой, бородатый, суровый. Я никогда не видела старых вояк, но вот этот был как раз таким. Синупред помогал и ему и Фесталии. В конце концов, Онольгейн оставил стойку полностью под присмотром племянника, а сам подсел за один из столов к мужикам, судачащим о чем-то. Я наблюдала за своим молодым знакомым – парню явно нравилось то, что он делал. Он ловко разливал пенящийся эль, не марая клоками пены стойку, быстро протирал стаканы, отсчитывал сдачу, переворачивал колбаски, жарящиеся на решетке в очаге, резал хлеб. Из него вышел был отличный зять, которому не страшно было бы оставить ни воспитанницу, ни собственное дело!
С грохотом ударила створка двери. Народ притих и вжал голову в плечи. Некоторые засобирались домой, другие заерзали, словно устраивались поудобнее. В таверну ввалился толстый краснолицый господин в начищенных до блеска латах и шлеме с пурпурным – о, господи! – плюмажем. Выражение его лица мне совсем не понравилось – господину было скучно, и он жаждал развлечений.
Онольгейн подозвал к себе Фесталию.
– Помоги Синупреду – у него колбаски подгорают! – приказал он, а сам поспешил на встречу господину, низко кланяясь.
– Что сегодня на ужин, почтенный хозяин? – громогласно вопросил тот. – Я никого не убивал уже две недели! От этого всегда хочется жрать!
– Жареный на вертеле поросенок, гусиная печень, яблоки в меду…, – принялся перечислять радушный хозяин, провожая господина, который, несомненно, и был героем Озиллой, к его столу.
Я заметила, что Синупред набрал полный поднос еды и принялся разносить ее по залу. Фесталия хлопотала за стойкой, не поднимая глаз.
Синупред, тоже низко кланяясь, расставил на столе героя горшочки и тарелочки. Хозяин собственноручно принес огромный кубок, украшенный каменьями и вылил туда целую бутылку вина.
– Люблю так! – бесхитростно заявил Озилла. – А где же прекрасная Фесталия? Эй, девочка, ты, что же, не поздороваешься со мной?
Девушка низко поклонилась, и отвернулась к очагу. На скулах Онольгейна заходили желваки.
– Пусть господин простит ее – она очень занята! – сказал он. – У этого неумехи Синупреда всегда подгорают колбаски!
И он дал затрещину своему племяннику. Затрещина была настоящей – и Озилла это оценил!
– По-моему он просто дурачок, этот твой племянник! – захохотал он. – Как я не приду, у него всегда что-нибудь не так – то колбаски подгорят, то тарелка разобьется! И зачем ты посадил его на свою шею?
– Я обещал его отцу, моему брату, что буду заботиться о нем! – смиренно ответил Онольгейн, и шикнул на парня. – Прочь с моих глаз, неумеха!
Синупред быстро отступил в единственный плохо освещенный угол таверны – как раз туда, где стоял мой столик. Я увидела у него слезы на глазах – слезы боли и обиды. Уж, наверное, рука бывшего воина была тяжела!
– Эй, сынок! – позвала я. – Иди сюда! Не слишком ли дорого тебе обходится этот отвод глаз?
– Фесталии будет еще хуже, если он доберется до нее! – вздохнул парень. – Он уже и так, и этак. И у дома ее караулит, и сюда постоянно заявляется, руки распускает. Она плачет потом целый вечер – у нее все ноги в синяках от его ухаживаний. Вот мы с дядей и придумали этого «неумеху Синупреда». Озилле все равно, над кем издеваться!
– Беда! – вздохнула я. – Иди, тебя дядя зовет.
Я заглянула в кувшин – там оставалась еще половина «айрана». Вполне достаточно, чтобы посидеть еще немного в шуме и гаме человеческого жилища, прежде чем вновь выйти на неисследованные и жуткие просторы Улльской долины. Да, несправедливость, видимо, постоянная спутница жизни. И, как жаль, я ничем не могу помочь! Будь со мной моя Сила, я бы наслала на этого омерзительного ероя чесотку или еще что похлеще! Нехорошо, конечно, но оно того стоит!
Вновь подошедший Синупред принес корзину, в которой лежали аккуратно завернутые в чистые льняные салфетки и аппетитно пахнущие вкусности. Оттуда же торчало горлышко бутылки красного стекла.
Я порылась в складках своей хламиды, нащупывая кошелек. Выложила на стол две монетки. Парень протянул было за ними руку, но вдруг отдернул и побледнел.
– Я… – прошептал он, меняясь на глазах, – сейчас дядю позову!
Я принялась допивать напиток, хищно поводя носом – запахи из корзины призывали меня съесть припасы здесь и сейчас!
Подошел Онольгейн. Кивнул мне, как старой знакомой, сгреб монеты и принялся их разглядывать.
– Откуда они у тебя? – спросил он. – Эти деньги? Покажи мне лицо!
Я ощутила, как мои ладони вмиг стали мокрыми. Звать Демона, или еще рано?
– Если ты человек, – тихо сказал Онольгейн, наклоняясь ко мне, – и скажешь мне, где ты взяла это золото, я не причиню тебе зла!
Подумав, я согласилась. Едва заметно кивнула, и на мгновенье приподняла капюшон. Брови хозяина таверны поползли вверх – он-то ожидал увидеть старуху, про которую ему говорил племянник.
– Эге! – крякнул он. – Ты не здешняя. Острижена – бежала с каторги, что ли?
– Кто это тут у нас бежал с каторги? – раздался трубный глас прямо над моим ухом.
Я подскочила, но тяжелый стальной кулак ударом швырнул меня обратно.
– Ты у нас кто? – поинтересовался подкравшийся к нам герой, дыша луком мне в лицо. – Здесь у нас что?
– Все в порядке! – успокоительно сказал Онольгейн. – Она заплатила сколько нужно. Оставь странницу в покое, пойдем, уважаемый, я открою для тебя замечательное вино…
Но герой уже заинтересовался. Он схватил мои руки и поднес к самым глазам.
– Ты не старуха! – компетентно заявил он, и сдернул мой капюшон. – Ага! Стриженная! Откуда откинулась?
– Как??? – возмутилась я, пытаясь выдернуть руки.
Люди в таверне молча наблюдали за нами. Я увидела, что Синупред и Фесталия испуганно переглядываются.
– Бежала, спрашиваю, откуда? С Проклятых островов или из Змеиных каменоломен? Видишь, я все про тебя знаю. Давай, колись!
«Это сон! – облегченно подумала я. – И диск, и гипертрофированный Демон, и эта таверна! Сейчас я проснусь, и отведу Катенка в изостудию рисовать восхитительно лимонные осенние листья! Ну, просыпайся же! Просыпайся же, мать твою (прости, мама!)!».
Герой держал мои руки одной своей дланью в стальной перчатке, доставляя мне невыносимую боль. А другую руку он вдруг запустил мне под хламиду и принялся… Мои щеки вспыхнули сами собой. Я злобно боднула его головой в плечо и ушла под стол. Не ожидающий этого Озилла расцепил руки, а я вылезла с другой стороны.
Онольгейн сделал шаг вперед и оказался рядом со мной.
– Оставь ее в покое! – попросил он. – Она уже уходит. Нам нет до нее дела! Никому из нас!
И он оглянулся на своих людей. Те согласно закивали головами. Я поняла, что хотя они и побаиваются своего прирученного героя, но Онольгейн является их признанным лидером.
– Это ж непорядок! – взревел Озилла.
Должно быть, он, и правда, был героем. Во всяком случае, двигался он примерно в центнере своего металлолома, неожиданно легко и ловко. Он молниеносно переместился ко мне и обхватил меня за шею, ощутимо придушив.
– Я ее арестовываю, и забираю к себе для допроса! – заявил он. – А ты, почтенный хозяин, грей мне ужин – после таких допросов всегда хочется жрать!
Ах, как я пожалела об отсутствии своей Силы! Нет, досточтимый Озилла Кокцинум, или как тебя там, одной чесоткой ты бы не отделался! Я уже зажмурилась, собираясь призвать Демона, как вдруг услышала хриплый голос, перекрывший весь шум.
– Это моя женщина! – сказал кто-то. – Отпусти ее, Озилла!
И голос этот был мне знаком!
* * *
Герой так рьяно сжимал мое горло, что в глазах у меня стало темнеть. Пытаясь удержать уплывающее сознание, я никак не могла разглядеть стоящего в дверях мужчину. Однако я явственно услышала, как Озилла пробормотал с досадой:
– Только его здесь не хватало!
– Отпусти ее, – повторил голос.
В нем не было ни просьбы, ни угрозы, но от будничного тона, с которым говорил незнакомец, по коже побежали мурашки.
– Если она твоя женщина, почему пришла одна? – ехидно поинтересовался Озилла. – Прятала свое лицо под капюшоном? Отчего она стриженная?
– От вшей, – коротко отвечал мужчина.
Я снова поймала разум, пытающийся в очередной раз упасть в обморок, и возмущенно затрясла головой.
– Тебя давно не было в наших краях, – по-прежнему ехидно продолжал герой, – и куда же ты теперь направляешься?
– Не много ли вопросов ты задаешь? – скучно поинтересовался незнакомец и невзначай положил руку на рукоять меча, торчащего сбоку из-под плаща. – В третий раз повторяю, отпусти ее!
Наверное, это что-то значило, потому что Озилла неожиданно отцепился от меня и грубо толкнул в сторону незнакомца. Меня ноги не держали – я пролетела через весь зал, и рухнула прямо в его объятия, упершись носом в увесистый медальон на его груди. Мне было совсем дурно, но не от этого я не могла взглянуть в его лицо – мне, и правда, стало страшно увидеть… кого?
К нам, кланяясь, поспешил Онольгейн.
– Рады видеть тебя, господин. Почтенный Озилла прав – тебя давно не было! Переночуешь у меня, как в старые времена?
– Проводи в комнату и принеси ужин.
Незнакомец говорил по-прежнему лаконично, но в его голосе я различила нотки симпатии.
Поддерживая меня за талию, под любопытными взглядами крестьян, незнакомец повел меня вглубь зала, за стойку, не забыв, проходя, задеть Озиллу плечом. Тот, в своих доспехах, едва не потерял равновесие и опасно зашатался.
По лестнице, оказавшейся в комнатке за стойкой, неизвестный тащил меня силком. Затем толкнул первую попавшуюся дверь и швырнул меня внутрь маленькой комнаты, в которой стояли две кровати и стол между ними. Я упала лицом как раз на него и несколько секунд восстанавливала дыхание, размышляя, звать ли Демона? Или опять рано? А затем, набрав в грудь побольше воздуха, возмущенно повернулась к незнакомцу. Тот как раз закрыл за собой дверь и разворачивался в мою сторону. Набранный мной воздух ушел вглубь легких, вызвав дикий приступ кашля. Я узнала это грубо вылепленное лицо, рябую кожу, шрам, идущий через левую щеку, и навсегда приподнявший уголок рта в недоброй усмешке.
– Ва… Вар… лаф! – кашляя, простонала я.
Мужчина поднял брови, разглядывая меня.
– Ты меня знаешь? – то ли спросил, то ли констатировал он. – Откуда?
– Видела твой портрет в Эрмитаже! – сердито пробормотала я. – Откуда же еще?
– Ты родом оттуда? – поинтересовался он. – Из Эрмитажа?
– Я – из Кунсткамеры, – еще больше рассердилась я. – А направляюсь прямиком в Белые столбы – слышал о таком месте?
– Слышал, – неожиданно кивнул здоровяк, – это на той стороне Улльса. А вот где находится этот… Эрмитаж?
– Слушай, – миролюбиво предложила я, – давай прекратим этот беспредметный разговор? Я же не спрашиваю у тебя, откуда ты родом и как звали твою повитуху? Меня зовут… э-э… Виагра! А как тебя зовут – я знаю. Спасибо, что спас мне жизнь!
Темные глубокие глаза прищурились. Заблудившаяся мурашка пробежала вдоль моего позвоночника.
– Разговор наш отнюдь не беспредметный, почтенная Виагра! – усмехнулся он и двинулся в мою сторону. – Отнюдь!
Я вжалась в стол. Раздавшийся стук в дверь остановил его движение, хотя, казалось, для этого понадобился бы паровой молот. Вошедший Онольгейн быстро окинул нас взглядом, поставил на стол поднос и повернулся к Варлафу. Они молча пожали друг другу руки, а затем, неожиданно, обнялись. На меня никто не обращал внимания.
– А весело у тебя, старый вояка! – добродушно сказал Варлаф. – Только зачем Озиллу позвали? Он вам всех девок попортит!
Онольгейн тяжко вздохнул.
– Пару лет назад орки совсем одолели. Лезли и лезли из леса. В ту пору Озилла как раз мимо странствовал. Вот мы и договорились о взаимной, так сказать, помощи. Он работу свою делает – с десяток орочьих голов на колья вокруг деревни насадит, и снова на пару месяцев тишина! А мы ему почет и угощение… Только прав ты, как всегда, Варлаф, и насчет девок и вообще. Теперь уж мы и сами не рады – обнаглел прославленный герой вконец. Девочка моя ему приглянулась. Э-э, да что говорить! Я бы ее замуж выдал прямо щас, да она моего племянника любит без памяти. А он, видать, ее. Парень толковый, только беден. Мой братишка, отец его – Алик Зельцер, помер о прошлый год. А прежде все имущество продал и отправился в Суммон, пропился и проигрался, вернулся сюда и с горя утопился. Вот такая история! Хлебнул с ним Синупред. Да и без матери рос. С детства у меня ошивался, помогал помаленьку – да что я тебе говорю, ты и сам помнишь, наверное?
– Помню, – улыбнулся Варлаф.
Когда он улыбался, вокруг его глаз собирались мелкие морщинки, а лицо неожиданно светлело. Мое сердце как-то подозрительно екнуло.
– Парень за любую работу берется, и у меня в таверне помогает, и в батраках у некоторых наших ходит – копит деньги на свадебный подарок мне. Если бы можно было пойти против правил, я бы плюнул бы на этот подарок, Варлаф! Но правила таковы…
– Правила таковы! – посерьезнел прославленный воин. – Приготовь мне провианта с собой – завтра уйду на рассвете.
– Вернешься?
– Не знаю.
Двое мужчин посмотрели в глаза друг другу. Слов им более не требовалось.
Онольгейн повернулся ко мне.
– Не стану тебя ни о чем спрашивать, странница, кроме… – он достал из кармана давешнюю монетку с кузнечиком. – Кроме этого ублюдена…
– Чего? – не поняла я.
Варлаф подался вперед, разглядывая монету.
– Орочьи деньги! Ага! – непонятно чему обрадовался он.
– Тебе – ага, а нам головная боль! – беззлобно заметил Онольгейн. – Откуда у тебя орочьи ублюдены?
– Это вот эти монеты так называются? – осторожно уточнила я.
Варлаф уставился на меня так, что мне стало нехорошо. Онольгейн пожал плечами.
– Видно, ты, правда, нездешняя! Да, это – орочьи деньги. Вот тут и бог их нарисован – Отиглакук.
Этот Отиглакук добил меня вконец. Я махнула рукой на предосторожности, на таинственность, присущую ситуации, и, тщательно подбирая слова, рассказала, как заблудилась в лесу и наткнулась на перебивших друг друга орков. О том, что монеты были рассыпаны по всей поляне – видимо из-за них орки и перессорились. И, конечно, я не могла пройти мимо такого богатства! Деньги же никогда не лишние? Уважаемый хозяин заведения должен это понимать лучше других! Естественно, я не упомянула ни про одинокого орка, умершего в лесу от отравленного дротика, ни про то, ЧТО он не желал отдавать даже после смерти.
– Сколько было орков? – поинтересовался Онольгейн.
– Около десятка.
– Значит, разведывательный отряд.
Глаза старого вояки весело заблестели.
– Пойду, порадую Озиллу! С недельку теперь мы его не увидим!
Он коротко кивнул Варлафу и вышел, тщательно закрыв за собою дверь. В ту же секунду Варлаф бросился ко мне, схватил за плечи и затряс с такой силой, что у меня застучали зубы.
– Ну, сука, говори теперь правду! Где волшебное зеркало Ацуцы?