Текст книги "Авантюрист"
Автор книги: Мариус Габриэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]
– По-вашему, она чувствует вину? – спросил Рейган.
– По поводу проступков, совершенных в прошлом, она определенно чувствует вину. Потом я заговорила о затеянных ею пожарах. Особенно меня интересовал случай с сожжением кукол. Она сразу же очень возбудилась. Я задала ей прямой вопрос, зачем она это сделала, и Тереза отреагировала весьма любопытным способом. – Доктор Хелен загадочно улыбнулась. – Она откинула голову назад, как будто ее давила петля, закатила глаза, так что были видны одни только белки, и плотно стиснула зубы. При этом все ее тело невероятно напряглось, руки согнулись, а пальцы начали скрести обивку кресла.
Перед глазами Бианчи на мгновение вдруг возник кадр с обугленным телом Барбары Флорио.
– Как долго это продолжалось?
– Примерно минуту или две, – ответила доктор Хелен.
– Означает ли это, что Тереза психически больна?
– Это определенно ненормально, – согласилась доктор Хелен. – Насколько ситуация серьезна, зависит от многих факторов. Тот случай с куклами интересен. Как известно, дети используют кукол по-разному, но цель практически всегда одна – они поручают им разыгрывать роли. Для тех детей, которым в этом мире очень плохо, которые ощущают свое полное бессилие что-либо изменить, куклы становятся актерами в том психологическом театре, где они моделируют различные ситуации в соответствии со своими желаниями. Тереза могла сжечь своих кукол в знак протеста против разлада между приемными родителями.
– Вы хотите сказать, что, сжигая кукол, Тереза Флорио обнаружила агрессивную склонность к убийству? – спросил Рейган.
– Позвольте, пожалуйста, мне продолжить, я сейчас все объясню. Итак, чтобы как-то к ней подладиться, потребовалось время. У меня на это ушло минут тридцать. Значит, оставалось всего десять минут. В самом начале нашего разговора я уже упоминала, что получила мало удовольствия от этой беседы, потому что не люблю без нужды подвергать детей любым видам стрессов. Но тут иного выхода не было. Я знала, что в моем распоряжении очень мало времени, а отец ни за что не согласится на продление беседы. Так что мне пришлось перейти непосредственно к вопросу о смерти ее приемной матери. И снова Тереза моментально сильно возбудилась, начала плакать, но разговор пока продолжала. Конец всему положил ключевой вопрос о куколке, которая была обнаружена в руках мертвой женщины. Я спросила се, знает ли она, каким образом эта вещица туда попала.
– И тут с ней случился очередной приступ, верно? – напряженно спросил Рейган.
Доктор Хелен чуть улыбнулась, недовольная тем, что он забегает вперед.
– Да. И на этот раз он был более острым. Голова откинулась назад, как и прежде, глаза закатились, на шее напряглись сухожилия. Руки искривились подобно клешням, все тело задергалось, и она сползла с кресла на пол.
Бианчи живо представила эту сцену.
– Она сама вышла из этого состояния, как и прежде?
– Нет. Все проходило много интенсивнее и длилось дольше. Стиснув зубы, она сильно прикусила язык. Появилось довольно много крови. Вначале я попыталась привести ее в чувство сама, а затем пришлось позвать отца. Он вошел в комнату вместе с Девон.
– В прекрасном расположении духа, могу поспорить, – сказал Рейган.
– Он был очень недоволен, – ответила доктор Хелен. – Мне показалось, даже напуган. Они с Девон подняли Терезу, положили себе на колени и начали тихо качать, целуя и что-то бормоча. Позднее он сказал мне, что после смерти матери у нее уже было несколько похожих припадков. Через несколько минут Тереза пришла в себя и начала всхлипывать, цепляясь за сестру. Я собралась уходить. – Доктор Хелен внимательно изучала свой блокнот. – А вот и финал. Потрясающий. Тереза вдруг начала кричать. Большая часть из того, что она выкрикивала, было несвязным. Но несколько фраз прозвучали вполне отчетливо. Они заслуживают того, чтобы их здесь воспроизвести. «Я думала, она проснется». Тереза повторила это по крайней мере три раза.
– Господи, – тихо сказала Бианчи.
Доктор Хелен посмотрела в свои записи.
– Она сказала также: «Я не хотела этого», тоже несколько раз. Затем отпрянула от сестры, схватила отца за руки и заговорила очень быстро, почти завопила. По существу, она повторяла только две фразы, варьируя их. «Я думала, она проснется» и «Я не хотела ее убивать».
В кабинете доктора Хелен наступило продолжительное молчание.
– И что же Флорио? – спросила наконец Бианчи.
– Он был потрясен. Причем сильно, – ответила доктор Хелен. – Недовольно повернулся ко мне и попросил уйти. Мне показалось, что все это его сильно напугало.
– А он не мог притворяться? – предположил Рейган.
– Конечно, мог.
– Доктор, – негромко проговорила Бианчи, – как по-вашему, можно считать, что Тереза признала свою вину?
Доктор Хелен внимательно посмотрела в чашку с остатками ромашкового чая.
– Думаю, что да. Как я уже говорила, для работы с обеими девочками мне нужно гораздо больше времени. Если бы я получила их в свое распоряжение, разумеется, без отца, на неделю или дней на десять, тогда можно было бы сделать вполне определенные выводы. Он сильно препятствует общению. Их нужно поместить на время в какое-нибудь спокойное место и дать мне возможность с ними беседовать. Потому что мне кажется, стоит копнуть глубже, и можно добраться до правды.
– Будем просить вмешаться службу социального обеспечения, – сказала Бианчи. – Там могут счесть, что девочки подвергаются серьезной опасности.
– Сейчас нужно все это как следует раскрутить, – резко вставил Рейган, – сделать нужные движения, чтобы заставить Флорио согласиться. С вашими свидетельствами, доктор Хелен, я не думаю, что с этим могут возникнуть серьезные проблемы.
Бианчи неохотно кивнула, соглашаясь.
Через полтора часа, возвратившись в свой кабинет, детективы застали там ожидающего их Джошуа Вонга, следователя из управления шерифа округа.
– Флорио нагрузил вас изрядной чушью, – сразу же заявил он.
– О чем это ты? – спросил Рейган.
– На той пленке, что вы мне дали, – сказал Вонг, – практически каждое утверждение – сплошное вранье. Майкл Флорио с женой ссорились постоянно. И не раз дело доходило до рукоприкладства. Особенно острым у них был конфликт из-за дочерей. Кстати, вы знаете, что они обе приемные?
– Знаем, – сказала Карла Бианчи. – Продолжай.
Вонг начал загибать один палец за другим, подсчитывая, сколько раз Майкл Флорио солгал.
– После того как они разъехались, у Флорио был инцидент с одним из приятелей жены. Католическим священником, которого зовут отец Тимоти Дин.
– Священником?
– В прошлом году отец Дин написал жалобу на Флорио, пытаясь получить судебное решение, запрещающее Флорио приближаться к нему. Он утверждал, что тот ему угрожает.
– Оружием?
– Он грозился сломать священнику хребет.
– Дальше.
– Через отца Дина миссис Флорио намеревалась сделать или уже сделала очень крупное пожертвование для церкви. Дин обвинял Флорио в том, что тот пытался его запугать. Флорио же на суде заявил, что ему безразлично, какие пожертвования делает его жена.
– Миссис Флорио вызывали в суд в качестве свидетельницы?
– Нет, – сказал Вонг. – Флорио сделал заявление, что добровольно соглашается не приближаться к отцу Дину. Судью это удовлетворило. Он решил, что отныне отцу Дину от Майкла Флорио опасность не угрожает. Но Флорио в любом случае, даже если бы сильно возражал, все равно не смог бы помешать жене делать любые пожертвования. За два месяца до гибели миссис Флорио начала подготовку к разводу. Ее адвокат собрал необходимые документы. Если говорить о финансах, то с Флорио этот вопрос обсуждать было нечего, потому что он не имел никакого веса, то есть был круглый ноль. Практически все принадлежало ей, либо потому, что было в ее собственности до замужества, либо согласно брачному контракту. – Вонг криво улыбнулся. – Кстати, их брачный контракт похож на Энциклопедию Уэбстера. Вся собственность принадлежит ей, в том числе все банковские вклады, машины, яхта и так далее. Даже помещения и участки его фирмы оформлены на ее имя, потому что куплены на ее деньги. Без нее у Флорио ничего бы не было. Ни цента. Без денег жены Флорио гол как сокол. И это несмотря на то что его фирма, кажется, процветает.
– Что я тебе говорил? – Рейган торжествующе повернулся к Бианчи.
– А вот еще. – Вонг загнул следующий палец. – Этот наркотик, который нашли в крови жертвы. Кажется, расслабитель мускулов?
– Да?
– Его миссис Флорио никогда не выписывали. Зато Флорио наблюдался у спортивного доктора в своем клубе. Его зовут Иэн Макивер. Так вот, доктор Макивер говорит, что два месяца назад выписал Флорио курс этих таблеток для лечения спортивной травмы. Мы проверили – Флорио действительно получил по рецепту в аптеке пятьдесят таблеток. Можно уморить кого угодно, и еще останется.
Бианчи с Рейганом переглянулись.
– Ну и ну, – пробормотал Рейган.
– Да, – кивнула Бианчи. – Но ему достаточно сказать, что он принял весь курс. И точка.
– Да, но есть одна вещь, – с удовольствием произнес Вонг. – Согласно показаниям Макивера, Флорио терпеть не мог лекарств, особенно в таблетках. По отношению к ним у него была какая-то фобия. Макивер специально спросил его: «Если я вам их выпишу, вы будете принимать?» – и тот ответил: «Да». Именно поэтому доктор и выписал Флорио рецепт, потому что тот согласился их принимать. Но Макивер помнит, что у него были на этот счет сомнения.
– Флорио бывший наркоман, – сказал Рейган. – В любом случае он не стал бы так легко принимать психотропные препараты.
– Это не зацепка, – сказала Бианчи. – На присяжных сильно не подействует, зато даст возможность проявить себя адвокатам.
Но Рейган оскалился, как взявшая след ищейка.
– Он должен был держать эти таблетки у себя дома, верно? Так в чем же дело? Необходимо только выяснить, там ли они в настоящее время. Если нет, значит, наверное, он размолол их и растворил в бокале бренди, который его жена регулярно выпивала перед сном. – Он повернулся и торжествующе посмотрел на Карлу Бианчи. – Как насчет такого расклада? Ты все еще продолжаешь думать, что это сделала малышка Тереза? Нет, моя дорогая, похоже, тут папочка постарался.
– Может быть, – вздохнула Бианчи. – Но все равно у меня еще есть по этому поводу много вопросов.
– Ну что еще за вопросы, Бога ради? Какие еще иллюзии ты питаешь насчет этого типа?
Она подумала.
– Ладно, Эл. Начнем с того, как он вытаскивал детей из пожара. Вряд ли ты станешь отрицать, что Флорио действовал просто героически. Так вот, если ради спасения дочерей он был готов рисковать жизнью, разве стал бы он подвергать их такой смертельной опасности, поджигая дом? И потом, если перед этим он накачал жену транквилизаторами, почему бы просто не оставить ее тихо умирать во сне. Она могла захлебнуться рвотой, с ней могло случиться что угодно – нам бы все равно не удалось докопаться, а поджигать дом с целью убийства – это довольно глупо.
– Послушай, Карла, поджог был излюбленным орудием убийства во все времена. Ты это знаешь. Это единственный вид преступления, после которого не остается никаких улик. И вот еще одна пикантная подробность: он явился туда как раз вовремя, чтобы успеть спасти детей. Но не жену. У него при себе было сигнальное устройство, так что ему с самого начала было известно, что это не ограбление, а пожар. Откуда мы знаем, что он получил сигнал тревоги ровно за пятнадцать минут до того, как такой же сигнал приняла пожарная станция? Только с его слов. Откуда мы знаем, что все это он не подстроил заранее, как военную диверсию? Кажется, именно этим он и занимался во Вьетнаме.
Карла Бианчи медленно кивнула.
– Нам нужно все это подкрепить доказательствами, Эл. А у нас нет ничего, кроме того, что он нам неприятен.
– Доказательства, говоришь! – воскликнул Рейган. – Мы их получим. Получим.
– Когда вы в следующий раз будете беседовать с Флорио? – спросил Вонг.
– Послезавтра, – бодро отозвался Рейган. – Вчера коронер[6] выдал ее тело. Завтра похороны. Мы встретимся с ним на следующий день.
Катманду
– Ускорить ваше выздоровление невозможно, – твердо произнес доктор Моан Сингх. – Гипс можно снять не раньше положенного срока. Как врач, вы это знаете не хуже меня. Что же касается вашего возвращения в Америку в таком состоянии, так это вообще не стоит обсуждать. Дело может кончиться тем, что вам придется до конца своих дней ходить с палкой. – Моан Сингх довольно свободно говорил по-английски и очень радовался возможности совершенствовать его в разговорах с Ребеккой. Они уже называли друг друга по имени, и он чувствовал, что между ними завязываются дружеские отношения. То, что она задумала, его огорчало. – В конце концов, а в чем проблема? Вам не нравится, как вас здесь лечат?
– Вовсе нет.
– В таком случае почему вам так не терпится возвратиться в Америку?
Пару секунд она молчала.
– Моан, тринадцать лет назад я родила ребенка, девочку. Мне было тогда семнадцать, понимаете? Я чувствовала, что если оставлю ее, то вся моя жизнь пойдет насмарку. И я приняла решение отдать ее на удочерение. И вот теперь узнала, что с ней случилась большая беда. Я должна ей помочь.
Сингх придвинул стул и сел.
– Вы были замужем?
– Нет. Я вышла замуж позднее. Но не за отца ребенка. Я вышла замуж за коллегу-хирурга, но наш брак продлился недолго. А когда я родила, то не была даже совершеннолетней.
– И что за беда случилась с вашим ребенком?
– Ее приемная мать погибла. Во время пожара.
Миндалевидные глаза Сингха сделались печальными.
– Это очень плохо.
– Это ужасно. Хуже, чем вы можете вообразить. – Ребекка взяла со столика журнал «Тайм» и протянула ему. – До этого случая были еще и другие пожары. – Ее рука дрогнула и голос тоже. – Серьезные пожары. Все таблоиды полны сообщениями, что моя дочь одержима манией поджогов. Там прямо сказано, что это она убила свою приемную мать. – Ребекка не могла больше говорить, потому что сжалось горло.
Сингх взял журнал и медленно прочитал статью. Закончив, снял очки и хмуро посмотрел на нее.
– Что вы собираетесь делать?
– Я должна быть с ней.
– Но вы, наверное, предполагаете чего-то добиться?
– Не знаю, – сказала Ребекка, и, несмотря на все усилия, ее прекрасные серые глаза наполнились слезами.
– Думаете, ее вам отдадут?
– Нет, я так не думаю, но твердо знаю, что сейчас нужна ей. У нее нет матери, понимаете.
На сердце у Сингха было тяжело. Он надеялся, что впереди еще много времени, что она останется в Катманду до тех пор, пока окончательно не придет в себя. Он надеялся, что их отношения за это время станут более глубокими. Он надеялся… Мало ли на что он надеялся! Сейчас стало ясно, что его мечтаниям сбыться не суждено. Никакого романа не предвидится. Она покинет Непал, как только снимут гипс. Пусть даже на костылях.
– Но ваш приезд может принести больше вреда, чем пользы.
– Возможно. Но я верю в то, что смогу помочь.
– А девочка знает, кем вы ей доводитесь?
– Сомневаюсь, – сказала Ребекка. – Соглашение было составлено таким образом, чтобы все кадры со мной были из ее фильма вырезаны. Мне официально запрещалось вступать с ней в контакт без разрешения приемных родителей и агентства.
– В таком случае как вы собираетесь вступить с ней в контакт?
– Не знаю. Я это потом обдумаю.
– А если ребенок окажется виновен в этом ужасном преступлении? – спросил он. – Вы собираетесь взять вину на себя?
Ее лицо стало мрачным, таким он его еще ни разу не видел.
– Вину? – повторила она хрипло. – Моан, если тринадцатилетняя девочка совершает нечто подобное, то это потому, что ее в течение многих лет систематически травмировали. Уверяю вас, это не врожденный порок.
Сингх неопределенно качнул головой, что одновременно могло означать согласие и несогласие.
– Вы предполагаете, что с вашим ребенком плохо обращались? Но если эти мистер и миссис Флорио так хотели детей, то почему бы не предположить, что они были хорошими родителями?
Она едва заметно пожала плечами.
– Неизвестно, почему они хотели детей. Может быть, из каких-то темных, ненормальных побуждений.
Он задумался.
– Это родители вынудили вас отдать девочку?
– Нет. Решение я приняла сама. И сделала это задолго до того, как она родилась. Я очень хотела стать врачом. У меня были большие жизненные планы, очень не хотелось, чтобы все расстроилось.
– А отец ребенка?
– С ним то же самое.
– Вы его любили? – спросил Сингх.
– О да. Райан был замечательный. Такое решение далось ему очень трудно. Нам обоим это далось трудно. Но что было делать? Моя беременность – это же в буквальном смысле несчастный случай. Жениться он хотел не больше, чем я выходить замуж. Потому что не время было нам обзаводиться семьей. Планы у него были еще амбициознее, чем у меня. Когда я забеременела, мы оба знали, что ни я, ни он еще долгое время не имеем права вступать в брак, тем более заводить детей. Решение отдать ребенка было обоюдным.
– Вы с ним встречаетесь?
Ребекка помолчала.
– Я не видела его много лет. Он специализировался на педиатрии. Несколько лет назад вступил в брак, примерно в то же время, что и я. Есть ли дети, не знаю.
– Он выбрал ту же профессию, что и вы?
Она улыбнулась вымученной улыбкой.
– Может быть, паши мысли шли в одном направлении. Кто знает?
– Вы не считаете, что с ним нужно поговорить? – осторожно спросил Сингх.
– С Райаном?
– Он отец девочки. И вы говорите, что когда-то любили его.
Ребекка молча покачала головой. Несколько лет назад она получила от Райана длинное страстное письмо. Он женился и развелся, теперь работал в детской больнице в Монтеррее, в Мексике. Предлагал встретиться. Между строчками она могла прочитать, что его чувства к ней сохранились. Райан писал о том, что они совершили ужасную ошибку, что им обоим нужно залечить раны прошлого.
Но письмо это пришло практически накануне ее свадьбы с Малкольмом Бернсом. Она написала ответ в очень нейтральном тоне, дав попять, что пытается найти счастье и устроить свою жизнь с другим человеком. Она знала, что он понял, потому что с тех пор никаких вестей от него больше не поступало.
Сингх внимательно наблюдал за ней. Ее лицо снова просветлело, в нем больше не было ни жалости к себе, ни сентиментальности.
– А с приемными родителями вашей дочери вы встречались? – спросил он. – С мистером и миссис Флорио?
– Только с ней.
– А с мужем?
– Нет.
– А что-нибудь о них знаете?
– Их очень основательно проверили сотрудники агентства и дали нам гарантии. Это было агентство с серьезной репутацией. Мы с Райаном после долгих поисков с трудом нашли такое, которому действительно можно было доверять.
– И вы больше никогда своего ребенка не видели?
– Нет.
– У нас такое было бы совершенно немыслимо. Подобные вещи здесь делаются открыто. В Непале принято усыновлять и удочерять детей. Но они с самого начала знают, кто их настоящие родители, и в большинстве случаев встречаются с ними чуть ли не каждый день.
Ребекка слегка поморщилась.
– Это очень похвально, Моан. Но наше общество на такие вещи смотрит несколько иначе. У нас, наоборот, принято все покрывать вуалью. Это называется конфиденциальностью.
– И что в этом хорошего? – недовольно проворчал он. – Ведь нет ничего позорного, если кто-то возьмет на воспитание чужого ребенка.
– Позорного в этом, разумеется, ничего нет, но существуют другие проблемы. А кроме того, это было тринадцать лет назад. В то время конфиденциальность была нормой. Агентство предприняло официальные юридические шаги, чтобы затруднить мне или Райану общение с ребенком. Мы подписали согласительный документ, что добровольно отказываемся от ребенка. Мы также согласились, что никогда не вступим в контакт с ребенком без предварительного согласия агентства. Вначале они даже не хотели ничего сообщать о приемных родителях ребенка, но я настояла, чтобы встретиться с матерью. Хотела знать, кому передаю Терезу. Документы о рождении у меня ребенка были запечатаны в конверт и положены под спуд. Открыть их может только суд. Взамен были составлены новые, свидетельствующие, что этот ребенок появился на свет в семье Флорио. Много чего еще было придумано, чтобы сделать процесс необратимым.
– Вы советовались с адвокатом?
– Что вы? Мы вообще об этом никому не говорили. Советовались же исключительно друг с другом. И страшно переживали. Для агентства же главными были приемные родители, которые считались клиентами. А мы с Райаном клиентами не были. Мы просто поставляли им нашего младенца как товар.
– Как это все ужасно. – Пейджер Сингха настойчиво забибикал. Обычно он очень гордился этим устройством, но сейчас, поднимаясь, раздраженно выключил его. – Поговорим позднее. И не вставать, Ребекка. – Он строго погрозил пальцем. – Ваше колено может не выдержать напряжения. Постарайтесь сохранять терпение и хладнокровие.
Она молча смотрела ему вслед, погружаясь мыслями в прошлое.
Они отдали Терезу через восемь дней после рождения, Ребекка и Райан Фостер. Теперь надо было выполнять подписанные условия. Думали, что забудут девочку, а вышло наоборот. Они приговорили себя к пожизненной эмоциональной каторге, и память о ребенке терзала и преследовала их всю оставшуюся жизнь.
«Знала бы, что так получится, – думала Ребекка, – обязательно бы настояла на возможности каким-то образом встречаться с дочкой. Это было бы гораздо лучше. А так я запрятала мину замедленного действия в свое сердце, и в сердце моего ребенка тоже. Не эта ли мина взорвалась наконец сейчас в Сан-Франциско?»
В этом своем жутком страхе Ребекка не была способна признаться даже добрейшему Моану Сингху.
Ребенок являлся к ней во сне. Многие годы. Девочка в этих снах ничего не говорила, а только печально смотрела прямо в глаза и молчала. Больно было непереносимо.
Ребекка наконец выучилась, стала педиатром, прочитала много книг по специальности, и ей уже давно было ясно, что ребенок все равно рано или поздно узнает правду, даже если приемные родители будут хранить молчание. И это открытие может отразиться на ней самым пагубным образом, потому что потом всю жизнь девочку будет преследовать комплекс неполноценности. Но может случиться и хуже. В еще не окрепшей душе может образоваться такой эмоциональный хаос, она может почувствовать внутри такую пустоту, что дальше все непредсказуемо. Не это ли случилось сейчас в Сан-Франциско?
Ей вдруг захотелось поговорить с Райаном. Очень сильно. Захотелось ощутить его мудрость, чуткость, доброту. Но Райан был далеко отсюда, на другом конце земли. Когда-то они безраздельно принадлежали друг другу, но с тех пор много воды утекло. Очень много.
Вконец измучившись, она закрыла глаза и позволила сну одержать верх.
Обед Ребекке принесли в двух горшочках. В одном что-то относительно мягкое, овощное, приправленное соусом карри, в другом – жаркое из бочкообразных черных грибов, обильно сдобренных асафетидой. Ребекка, конечно, не знала, что все это приготовили для нее, бедной одинокой американки, за которой некому ухаживать, родственницы Моана Сингха. Впрочем, еда ее интересовала сейчас постольку поскольку, потому что вся она была поглощена своими мыслями. Съев по нескольку ложек из каждого горшочка, Ребекка отщипнула кусочек от плоского индийского хлеба чепати.
Наскоро утолив голод, она отодвинула поднос и при этом невольно напрягла ногу. Колено пронзила острая боль.
Ребекка думала о Барбаре Флорио. Она ей тогда не очень понравилась. В агентстве ни в какую не хотели раскрывать личности приемных родителей. Понятное дело, они хотели исключить для нее любую возможность позднее возвратиться к Терезе. Но Ребекка категорически настояла, чтобы встретиться по крайней мере с приемной матерью, угрожая, что в противном случае все переговоры о передаче ребенка прекращает. Тогда сотрудники агентства с видимой неохотой вынуждены были организовать две короткие встречи.
Во время этих встреч Барбаре Флорио не терпелось произвести впечатление. Разговор велся в основном вокруг того, насколько она богата и какая райская жизнь ожидает ребенка. Барбара Флорио полагала – впрочем, это вполне естественно, – что молодая мамаша нищая. Ей в голову не приходило, что Ребекка может быть из семьи не менее богатой, чем она.
При втором свидании Барбара Флорио начала навязывать Ребекке деньги, предлагая оплатить все ее счета, «и чтобы были еще кое-какие карманные деньги для вас, дорогая». Ребекка, разумеется, восприняла это болезненно и быстро пресекла все разговоры о деньгах. Больше встречаться с этой женщиной у нее охоты не было. Она даже начала подумывать о том, чтобы изменить решение о передаче ребенка семье Флорио, но позднее сообразила, что Барбара просто хотела убедить ее, что она отдает ребенка в хорошие руки, стремилась показать себя с наилучшей стороны, просто делала это неуклюже. Исотрудники агентства рассказали ей, как давно атакует их миссис Флорио, какие отчаянные попытки предпринимает, чтобы стать матерью.
И вот теперь она умерла. Ужасная смерть в огне.
Худшая из всех смертей. Самая страшная, самая болезненная. Ребекке стоило только представить это, как тут же начинала болеть голова. А в прессе смаковалась версия о том, как тринадцатилетняя девочка Тереза Флорио, «трудный подросток», и раньше устраивавшая поджоги ради проказы, на этот раз устроила такой пожар, в котором сгорела ее приемная мать. Мысль о том, что подобные сообщения щекочут нервишки обывателей, была Ребекке отвратительна.
Она закрывала глаза, и ее тут же начинали терзать ужасные видения. Пальцы девочки, крупный план. Чиркают спичкой. Ее глаза, тоже крупным планом. В них отражается пламя. Крупно рот, раздираемый криком.
Сан-Франциско
Прикрытая зеленым покрывалом могила Барбары Флорио была расположена в замечательном месте – в одном из самых высоких уголков кладбища, откуда открывался вид на город и бухту. На утреннем солнце ярко сияли башни моста «Золотые ворота», но скоро все небо заволокло облаками. Сильный северо-восточный ветер возмутил океан, подняв из глубин массы ледяной воды. Холодный поток заставил дрожащих купальщиков ринуться на берег, а также понизил температуру обычно теплого прибрежного воздуха, отчего тот сконденсировался в густой, мягкий туман, который наплывал сейчас на берег, поливая дождичком низины.
Появился кортеж. Приехавшие раньше Бианчи и Рейган наблюдали, как плавно двигаются в гору черные лимузины.
– Начинается, – сказал Рейган. Он сделал последнюю затяжку «Кэмела», отшвырнул окурок в сторону и застегнул пиджак на все пуговицы.
Провожающие вразнобой повылезали из лимузинов и двинулись по направлению к могиле. Несколько пожилых женщин время от времени прижимали к глазам платки, видно, плакали в церкви, во время отпевания. Чей-то отставший ребенок лет пяти-шести начал проказничать где-то в задних рядах, пока нянька или мать не схватила его за руку. Прибывшие подчеркнуто не замечали представителей полиции, понимая, зачем они здесь, и не желая, чтобы им напоминали о том, как страшно погибла Барбара Флорио.
– А вот и подкрепление, – сказал Рейган, увидев припарковывающийся темно-красный «сатурн», откуда вылезли Луиза Стайглитц и Дэвид Кэнделл, сопровождаемые Леонардом Муром, руководителем отдела по расследованию поджогов. Бианчи и Рейган направились к ним.
Все обменялись короткими рукопожатиями, после чего Мур быстро осмотрелся.
– Так-так. Сильные города сего сегодня все здесь. Настоящие престижные похороны.
– Вы утром говорили с Флорио? – спросил Рейган.
– Еще нет. У нас на завтра назначена встреча. Мы обратились в суд с просьбой выдать разрешение на допрос обеих девочек. Судья затребовал предварительный отчет психиатра. Если Тереза снова выкинет свой маленький фокус, то не вижу причин, почему судья должен отказать. А тогда мы можем поместить девочек в какое-нибудь укромное местечко, где Брансепет покопается в них, так глубоко и долго, как захочет.
– Замечательно. Где девочки?
– До вчерашнего дня они оставались с отцом, у него на квартире. Семейный доктор всю последнюю неделю прописывал им что-то успокаивающее, потому что у обеих был плохой сон. А эту ночь они провели в доме на Пасифик-Хайтс.
– Где погибла мать? Кто это так придумал?
– По-видимому, они этого захотели.
Пространство вокруг могилы постепенно заполняли негромко переговаривающиеся люди. Поглазеть, как хоронят Барбару Флорио, пришло больше сотни человек.
Катафалк остановился под раскидистыми ветвями огромного кедра. Офицеры полиции замолчали и стали наблюдать, как извлекают гроб и несут к могиле. Впереди двигался молодой католический священник. Майкла Флорио нигде видно не было. Бианчи отчего-то стало не по себе.
– Где Флорио? – спросила она. – Я его не вижу.
– Я тоже, – сказал Рейган. – Может быть, он где-нибудь сзади.
Карла Бианчи окинула взглядом одетую в черное толпу, но высокой фигуры Майкла Флорио нигде видно не было. Не смогла она увидеть и девочек. Переглянувшись с Рейганом, Бианчи поспешила вперед к священнику, протискиваясь сквозь толпу провожающих. Он собирался двинуться к могиле, но она опередила его и тронула за рукав.
– Отец, Майкл Флорио и дочери еще не пришли.
Он поднял глаза, скорее шокированный, чем недовольный тем, что его прервали.
– Кто вы?
Она показала ему жетон.
– Детектив Карла Бианчи. Я веду дело миссис Флорио.
– В таком случае вам должно быть известно, что мистер Флорио и его дочери на похоронах не присутствуют. А теперь позвольте…
– Почему не присутствуют?
Он начал возбужденно перелистывать свой молитвенник.
– Пожалуйста, прошу вас. Я должен начать погребальную церемонию.
– Почему их нет? – настойчиво повторила она.
По гладким щекам священника разлилась красная краска.
– Они не захотели прийти.
– А на отпевании в церкви они были? – спросила Бианчи.
Священник покачал головой, с трудом сдерживая негодование.
– Не пожелали, – проговорил он, задыхаясь.
– Когда вам сообщили, что они не приедут?
– Вчера вечером. Теперь, будьте добры, позвольте мне продолжить службу…
– Во сколько вчера вечером?
– Примерно в десять. Эго возмутительно, я вынужден настаивать. Вы не имеете права.
– Извините, – сказала она и быстро отошла прочь.
Священник встал с раскрытым молитвенником у покрытой пологом могилы. Наступила тишина. Откашлявшись, он произнес высоким голосом первые слова молитвы. Началась служба. Присутствующие на похоронах отзывались глухим невнятным рокотом, повторяя заключительные фразы каждого стиха. Из-под черных вуалей и черных очков любопытные взгляды сопровождали пробирающуюся на свое место детектива Бианчи.
С мрачным лицом она приблизилась к группе офицеров полиции и коротко бросила:
– Его здесь не будет. Терезы и Девон тоже. Вчера в десять вечера он позвонил священнику и сказал, что не придет. Ты ведь говорил с ним сегодня утром, Эл?
