Текст книги "Седьмая луна"
Автор книги: Мариус Габриэль
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 24 страниц)
– Фрэнсин, ты могла бы иметь другую семью и других детей, – заметил Клайв.
Она положила пакет с хинином в сумку.
– Нет, Клайв, только не с тобой. Да и ни с кем другим. Эта часть моей жизни умерла, и возродить ее уже невозможно.
– Значит, твоя жизнь в Гонконге – это всего лишь попытка убежать от самой себя и хоть в какой-то степени компенсировать потерю дочери?
– Я просто пытаюсь построить новую жизнь, основанную на новых ценностях.
– Большой шаг вперед, – иронично произнес Клайв. – Вместо того чтобы строить жизнь, ты строишь заводы и фабрики, делаешь деньги, создаешь финансовую империю и так далее и тому подобное. Неужели это заполняет ту пропасть, которая образовалась в твоей душе после утраты дочери?
Она повернулась и посмотрела ему в глаза:
– Просыпаясь каждое утро, я первым делом вспоминаю Рут и делаю это перед тем, как уснуть. Она приходит ко мне в снах, мерещится в мечтах, преследует по пятам каждый божий день. Нет, Клайв, эту пропасть никто не может заполнить.
Он поднял руки:
– Прости, я не хотел тебя обидеть.
– Я смирилась с ее смертью, – продолжала Фрэнсин. – И это действительно огромный шаг вперед по сравнению с тем, что было со мной сразу после войны, Если бы я не смирилась с ее смертью, я бы просто-напросто погибла. Только теперь в моей жизни появилось нечто такое, что поглощает все мои силы и отодвигает в сторону горькие воспоминания. Ты не испытал на себе это ужасное, неразрешимое противоречие, которое разрывает тебя на части. Ты возвращаешься в свою Австралию и живешь привычной тебе жизнью, а я остаюсь наедине со своей болью. Именно поэтому ты не способен понять, что для меня возвращение в эти джунгли означает новую пытку, новые переживания, новые приступы боли. Мне кажется, что я в очередной раз теряю Рут без всякой надежды отыскать ее. Я не могу так, Клайв, не могу! Этот кошмар должен когда-нибудь прекратиться.
– Понимаю, – тихо сказал он.
– Очень надеюсь на это.
Клайв кивнул и повернулся к двери.
– Спокойной ночи, Фрэнсин.
Она тоже кивнула, подошла к кровати и помолилась за то, чтобы через несколько дней, когда они вернутся в эту гостиницу, она наконец-то успокоилась и навсегда смирилась с мыслью, что дочери больше нет в живых.
Рано утром Фрэнсин проснулась от сильного раската грома. Вскочив с постели, она накинула халат и отправилась на кухню. Клайв уже был там и возился у плиты.
– Эти чертовы спички никак не зажигаются, – проворчал он, бросив быстрый взгляд на Фрэнсин. – Совсем отсырели.
Она пошла к себе, отыскала в сумке сухие спички и принесла ему.
– Однако для нашего путешествия погода вполне подходит, – сказал он, кивая на залитое дождем окно.
– Да, пора, отправляться в путь, – ответила Фрэнсин.
– Прямо сейчас? – удивился Клайв.
– А чего ждать? Наш проводник уже готов.
Клайв пожал плечами:
– Ну ладно, пойдем.
Фрэнсин знала, что он сердит на нее из-за вчерашнего разговора и сейчас, вероятно, переживает не самые приятные минуты в своей жизни, но утешить его она не могла. Сама же она испытывала совсем противоположные чувства, радуясь тому, что наконец-то между ними не будет больше никаких недомолвок и недоразумений. Он даже и не подозревает, каких трудов ей стоило произнести те самые слова, которые ему так не понравились. Ведь, несмотря на все, что ей пришлось пережить, она любит его всей душой. Даже слишком, как ей иногда казалось. Целых двенадцать лет она, Клайв и призрак погибшей Рут находились в каком-то странном состоянии взаимного тяготения и сопричастности, и смерть дочери навсегда связала их общим горем.
Она нашла в себе силы вырваться из этих страшных оков и основать свое дело, отнимавшее теперь у нее все время. Теперь она свободна. А Клайв так и не сумел найти себе достойного занятия и освободиться от невыносимо тяжелого груза прошлого. Она обнаружила в себе истинный талант делать деньги и добиваться успеха в бизнесе, однако отдавала себе отчет в том, что это лишь побочный продукт ее внутреннего освобождения.
На прошлой неделе она с удовлетворением наблюдала за тем, как мощный бульдозер срезал пласты желтой земли, готовя площадку для нового завода. Это была ее земля, и здесь скоро вырастут корпуса предприятия, а потом появятся люди, готовые отдать ей свои силы и знания, а она с такой же готовностью будет платить им зарплату, о которой в этих краях можно только мечтать. Благодаря этому и заживают потихоньку те раны, которые она получила в годы войны.
– Знаешь что, Клайв, – решительно заявила она, – это в последний раз.
Он удивленно уставился на нее:
– В последний раз? Что ты имеешь в виду?
– Мы встречаемся с тобой в последний раз, – терпеливо пояснила она, пряча глаза, – Больше никаких встреч между нами не будет, так и знай.
Его глаза потемнели, лицо исказила боль.
– Боже мой, Фрэнсин, иногда ты бываешь похожа на бессердечную стерву, готовую растерзать любого, кто попадется тебе под руку. Как ты можешь говорить мне это после стольких лет совместной жизни, и всего, что мы с тобой перенесли?
– Клайв, пожалуйста, – попросила она тихо, но твердо, – не надо слов. Я прекрасно знаю, что мы с тобой пережили и через что прошли, но все это в прошлом, а сейчас настали совсем другие времена, И не надо больше говорить об этом.
– Я знаю, в чем дело, Фрэнсин, – грустно улыбнулся он. – Тебя испортили большие деньги. Они разрушают твою психику и портят характер. Раньше ты никогда не была такой злой, беспощадной и жестокой. – Он резко отвернулся от нее и начал остервенело швырять в сумку первые попавшиеся под руку вещи.
– Я знаю, кто я такая, – примирительным тоном сказала Фрэнсин, – но я не та, за кого ты меня принимаешь.
– Значит, ты считаешь, что я тебя плохо знаю? – Он оторвал взгляд от сумки и посмотрел на нее потемневшими от ярости глазами. – Думаешь, я не понимаю тебя, не способен проникнуть в твою душу? Да если хочешь знать, я до сих пор помню каждую родинку на твоем теле. Фрэнсин, не обольщайся, я знаю тебя лучше, чем ты себя.
– Каждую родинку? – ухмыльнулась она. – Еще бы. Ведь неспроста же ты так настойчиво домогался меня после первой встречи. Ты как клещ вцепился в бедную азиатскую женщину, которая оказалась в отчаянном положении, нуждалась в твоей помощи и всецело зависела от тебя. Именно поэтому ты и не хотел, чтобы я стала другой, более независимой и более самостоятельной. Именно поэтому ты так противился тому, чтобы я занималась собственным бизнесом. Одна мысль о том, что я могу встать на ноги и добиться самостоятельности, приводила тебя в бешенство.
– Ошибаешься! – выпалил Клайв побелевшими от гнева губами. – Больше всего на свете меня бесило, что тебя перестала беспокоить судьба Рут, ты стала забывать ее. Меня бесят не твои успехи и даже не твои деньги, а то, что ты готова ради них забыть о святом долге матери перед несчастной дочерью. Ты предпочитаешь сидеть в своем Гонконге и делать деньги, а не искать Рут в джунглях.
– Моя дочь мертва, – побледнев, проговорила дрогнувшим голосом Фрэнсин. – А ты все время вырываешь из могилы ее труп и терзаешь меня абсолютно бессмысленными и пустыми идеями. Ты ведешь себя, Клайв, как безмозглый, обезумевший пес, разрывающий зубами мертвое тело. А ведь если хорошенько вспомнить, то кто виноват во всем? Разве не ты убедил меня в том, что ее лучше оставить в деревне? Если бы я не послушала тебя тогда и взяла ее с собой, она сейчас была бы со мной, цела и невредима.
Он отшатнулся, словно она влепила ему пощечину.
– Нет, Фрэнсин, ты ведь прекрасно знаешь, что она умерла бы в течение нескольких дней!
– Она умерла бы у меня на руках! – кричала, не в силах сдержаться, она. – И сейчас мы бы знали, где ее могила, и давно бы уже успокоились. – Она обвела руками вокруг себя. – Это же сущий ад, Клайв, неужели ты не понимаешь? Тот самый ад, откуда я пытаюсь выбраться, а ты все время тащишь меня назад. Но теперь все кончено. Больше я не позволю тебе измываться надо мной. Все кончено, Клайв, заруби это себе на носу! Я клянусь, что больше никогда не поддамся на твою провокацию.
Через несколько часов пути Бата выключил мотор и поднял его над водой, чтобы не повредить винт. Река в этом месте была мелкая, а дно усыпано большими камнями, которые могли в считанные секунды разнести его в щепки. Бата и Клайв сели на весла и целый час гребли, напрягая силы, чтобы преодолеть сильное течение. А Фрэнсин сидела на корме и пристально вглядывалась в поросшие деревьями и кустарником берега.
– Смотрите! – закричала она, увидев на берегу четверых мальчишек, весело раскачивающихся на лианах.
Мужчины подняли весла и уставились на берег, откуда на них с любопытством смотрели четыре пары мальчишеских глаз. Мальчишки напряженно молчали, глядя на незнакомцев.
Бата высоко поднял весло в знак приветствия и что-то прокричал им на местном наречии. Один мальчишка ответил ему писклявым голоском и показал рукой вверх по течению. После этого ребята весело засмеялись и мгновенно скрылись в чаще джунглей.
– Они говорят, что нужная нам деревня находится чуть выше, сразу за очередным изгибом реки, – перевел он спутникам.
Фрэнсин удовлетворенно кивнула и снова уставилась на берег, а Клайв и Бата, схватив весла, погнали катер вперед. С тех пор как они покинули гостиницу шесть дней назад, Клайв и Фрэнсин не обмолвились ни словом, а единственным звуковым сопровождением для них был шум дождя да крик диковинных птиц. К сожалению, их путешествие заняло больше времени, чем они ожидали. Во-первых, из-за дождей река несла свои воды с огромной скоростью, чего не ожидал их проводник, а во-вторых, им то и дело приходилось преодолевать многочисленные пороги и водопады, образовавшиеся в результате обильного, ни на минуту не прекращавшегося дождя, А иногда они даже вытаскивали лодку на берег и тащили ее по песку до следующего полноводного участка реки. При этом Бата внимательно следил за течением и наотрез отказывался спускать лодку на воду, если не был на сто процентов уверен, что река здесь вполне безопасна. Кроме того, много времени ушло на поиски еды, за которой их проводнику приходилось углубляться далеко в джунгли.
На Фрэнсин были шорты и белая блузка, концы которой она завязала под грудью. Ее руки загорели на солнце, а лицо обветрилось и чем-то напоминало теперь лица местных жителей. Вот уж, наверное, удивились бы, увидев ее сейчас, банкиры из Гонконга и Шанхая, перед которыми она обычно показывалась в европейской одежде и с дорогой косметикой на лице. Она давно пользовалась репутацией светской львицы, образованной, изысканной, неприступной, а тут перед ними предстала бы полуобнаженная женщина с загорелым лицом и грязными руками. Да что там банкиры – она и сама вдруг ощутила себя совершенно другим человеком, оторванным от цивилизации и затерянным в джунглях Борнео. Весь ее имидж, на создание которого она потратила многие годы, казалось, был навсегда смыт непрекращающимся дождем и выгорел под палящим тропическим солнцем. Но самое странное заключалось в том, что ее ничуть не смущали эти перемены. Более того, она снова почувствовала себя маленькой девочкой, выросшей в глухой азиатской деревне и привыкшей к местным условиям.
Они достигли изгиба реки, и их взорам неожиданно открылась примостившаяся на берегу деревня. Судя по всему, встретившие их мальчишки уже оповестили население, и сейчас на причале собралась небольшая толпа, разглядывающая непрошеных гостей. Бата развернул лодку и начал медленно приближаться к берегу. Фрэнсин успела заметить, что деревня находилась в глухом, труднодоступном месте, хорошо укрытом за многочисленными речными порогами и высокой стеной джунглей. Местные жители оказались приветливыми и добродушными людьми. Они тут же вытащили лодку на берег, оживленно переговариваясь на своем языке с их проводником. По всему было видно, что они не часто получают весточки из цивилизованного мира.
– Она здесь, – сообщил им Бата, вдоволь наговорившись со своими земляками.
– Женщина по имени Анна? – на всякий случай уточнил Клайв.
Бата кивнул и показал на деревню:
– Она живет вон там. А это ее деверь, – Он показал рукой па стоящего рядом с ними мужчину. – Его зовут Исмаил.
Мужчина в набедренной повязке широко улыбнулся и закивал головой:
– Да, да, Анна у себя в доме со своим ребенком. Я сейчас скажу ей, что вы приехали к ней.
Фрэнсин почувствовала, как в груди что-то сжалось, и в сердце появилась тупая боль. Она посмотрела на Клайва, который порылся в сумке и предложил Исмаилу большую пачку табака.
– Эта Анна родом из племени ибан, – перевел он Фрэнсин, – А во время войны с японцами она находилась в деревне вождя Нендака.
Фрэнсин кивнула и облизала внезапно пересохшие губы. Только сейчас она поняла, что Клайв не обманывал ее. Он действительно отыскал человека, который может пролить свет на гибель ее дочери. Неужели через минуту она встретится с женщиной, которая что-то знает о Рут? Даже не верится, что это может произойти.
Подчиняясь невольному порыву, она схватила Клайва за руку и прижалась к нему.
– Она здесь, – прошептала она дрогнувшим от волнения голосом.
Клайв кивнул:
– Да, она здесь.
– Пойдем к ней, – нетерпеливо попросила Фрэнсин, чувствуя, что ноги отказываются ей подчиняться.
– Нет, погоди. Пусть сначала они сами поговорят с ней. Кроме того, нам следует нанести визит вежливости вождю племени. Таков обычай. Но это не отнимет у нас много времени.
Фрэнсин с трудом подавила желание броситься по тропинке к тому дому, на который указал мужчина в набедренной повязке.
– Да, ты прав, надо соблюсти приличия. Но давай побыстрей, Клайв, умоляю тебя!
Только поздно вечером, когда дождь немного утих, им разрешили навестить женщину в ее ветхом бунгало. А до этого они несколько часов просидели в хижине вождя, пили рисовое пиво и рассказывали местным жителям обо всем, что произошло и происходит в больших городах. Фрэнсин старалась не показывать своего нетерпения, но не могла дождаться конца этой продолжительной беседы. Рассеянно отвечая на многочисленные вопросы хозяев, она всеми мыслями была в хижине Анны, которая сейчас, по всей видимости, осталась единственной живой свидетельницей той страшной трагедии. А они никак не хотели отпускать их, расспрашивая обо всем на свете, даже о ставшем знаменитым в эти годы Элвисе Пресли.
В конце концов, престарелый вождь изрядно захмелел от крепкого рисового пива и задремал, свесив голову на плечо. Тогда Бата наклонился к ним и прошептал, что теперь они могут навестить ту самую женщину, ради которой проделали столь долгий и опасный путь.
– Ее деверь проводит вас к ее дому, – добавил он и хитро подмигнул.
Не успели они переступить порог ее хижины, как снова разразился ливень. Фрэнсин не сразу освоилась в полутемном помещении и беспрестанно протирала глаза от едкого дыма, который скапливался внутри хижины, не имея выхода наружу. Анна сидела перед очагом, одной рукой прижимая к себе крохотного младенца, а другой помешивая что-то в большом котле. Ребенок был еще совсем маленький, он жадно сосал материнскую грудь, причмокивая от удовольствия.
Фрэнсин сложила перед собой руки в знак приветствия и уселась перед очагом, скрестив ноги. Клайв примостился рядом, но по-европейски, так как без тренировки сесть на скрещенные ноги практически невозможно. Женщина смущенно улыбнулась и приветливо кивнула. На вид ей было примерно лет двадцать пять, но Фрэнсин знала, как легко ошибиться в определении возраста туземцев. Она была довольно красивой, с густыми иссиня-черными волосами и живыми серьезными глазами, пытливо изучавшими незнакомцев. На ее овальном лице ярко выделялись толстые чувственные губы, их контур был подчеркнут необычной краской. Как у всех туземных женщин, шею ее украшало изрядное количество дешевых ожерелий, а на запястьях и щиколотках звенели металлические браслеты. Вскоре Фрэнсин поняла причину такого пристрастия Анны к ожерельям и бусам. От щеки и до самой груди через все горло тянулся багровый шрам, который лишь слегка прикрывали бусы и ожерелья. Судя по всему, эту женщину кто-то полоснул ножом, и она лишь чудом выжила после такой страшной раны.
– У вас прекрасный ребенок, – прошептала Фрэнсин на малайском языке. – Как его зовут?
– Кана, – тихо ответила Анна, нежно поглаживая маленькую головку.
– Дай Бог, чтобы он вырос сильным, здоровым и стал настоящим мужчиной.
Анна улыбнулась:
– Благодарю вас, мы тоже молимся за это.
– Мы привезли вам небольшие подарки, – спохватилась Фрэнсин, раскрывая дорожную сумку.
Она извлекла из нее тарелки, чашки, блок сигарет, жевательные резинки и прочую мелочь. Глаза Анны засверкали от радости. Все подарки пришлись как нельзя более кстати.
– Вы помните нас, Анна? – спросила Фрэнсин, затаив дыхание.
Та посмотрела на нее, а потом перевела взгляд на Клайва.
– Да, – последовал не совсем уверенный ответ.
– Значит, вы знаете, кто мы такие? – продолжала допытываться она.
Анна неуверенно кивнула.
– Если не ошибаюсь, вы те самые белые люди, которые в годы войны пришли в нашу деревню вместе с Нендаком. Да-да, те самые, которые оставили девочку, а сами потом ушли в джунгли.
Фрэнсин застыла с открытым ртом, боясь продолжить расспросы. У нее перехватило дыхание, а сердце пронзила боль. Все предыдущие свидетели, как правило, не могли вспомнить тот момент, когда они впервые появились в деревне Нендака. Правда, они были намного старше, а некоторые вообще уже впали в старческий маразм. А эта женщина была молодой и помнила не только их, но и Рут.
– Вы помните маленькую девочку, которую мы оставили и деревне? – спросила она пересохшими губами.
Анна крепче прижала к себе ребенка.
– Да, я помню, как она плакала и кричала, когда вы оставили ее в деревне и ушли. Я также помню ваше лицо, залитое слезами и искаженное отчаянием. Такое забыть невозможно.
– Вы помните это! – воскликнула Фрэнсин и подалась, вперед.
Женщина грустно вздохнула и отвернулась.
– Я помню, как нам пришлось догонять ее и возвращать в деревню. Она бежала за вами до самого леса. – Анна сделала паузу, а затем продолжила: – Кто-то из мужчин взял ее на руки и попытался успокоить, но не тут-то было. Она продолжала кричать, и ему пришлось закрыть ей рот рукой. Я до сих пор не могу забыть ее крик. Это было невыносимо. Она плакала еще несколько дней, а потом немножко успокоилась и только вытирала слезы. И все это время она порывалась в джунгли вслед за вами, но мы стерегли ее и быстро догоняли. Кроме того, она долго отказывалась от еды, и мы даже думали, что она решила умереть от голода. А потом в один прекрасный день она перестала всхлипывать, выпила немного воды и постепенно ожила. – Анна покачала ребенка и посмотрела куда-то в сторону. – Мне тогда было то ли тринадцать, то ли четырнадцать лет, и я прекрасно помню, как мне было жаль ее. Я была одной из тех, кто кормил ее и пытался хоть как-то утешить.
После этих слов Фрэнсин уже не могла удержаться, и слезы ручьем полились по ее щекам. Она попыталась вытереть лицо, но руки ее не слушались. Она конвульсивно сглотнула и подалась вперед.
– Послушайте, Анна, с тех пор я никогда больше не видела своего ребенка. Именно поэтому я и приехала к вам. Мне нужно знать, что случилось с ней потом.
Глаза Анны расширились от удивления.
– Вы ничего, не знаете?
Фрэнсин покачала головой:
– Ничего. Несмотря на все мои старания, я так и не смогла ничего узнать о ее судьбе.
Анна молча отняла ребенка от груди, завернула его в пеленку и прижала к себе, нежно убаюкивая. Но малыш спать явно не собирался, он отчаянно сопротивлялся, колотил ее крохотными кулачками и беспрестанно дрыгал ножками.
– Не понимаю, как вы можете не знать этого! – наконец воскликнула Анна, устав бороться с малышом. – Неужели вам никто не сказал? Такого просто не может быть!
– Знаете, Анна, из всех жителей деревни уцелело лишь несколько человек, – пояснил ей Клайв, сгорая от нетерпения. – В большинстве своем это были старые люди, которых японцы пощадили из-за седых волос. Вы же знаете, они уважают стариков. Так вот, никто из них не мог ничего вспомнить о девочке, которую мы оставили в деревне. Они даже нас самих не могли вспомнить.
– Не могу понять, – Анна задумчиво посмотрела на них, – почему вы не вернулись за ней?
– Мы возвращались в вашу деревню много раз, – объяснил Клайв, – но так и не смогли ничего отыскать. Надеюсь, вы знаете, что от самой деревни не осталось и следа, а оставшиеся в живых люди рассеялись по окрестным селениям. Мы, конечно, пытались отыскать их всех, но, к сожалению, они ничем не смогли нам помочь. Что же касается вас, то ваше имя мы услышали всего несколько недель назад и сразу отправились к вам. Откровенно говоря, до сегодняшнего утра мы вообще сомневались, что вы существуете на свете. Поначалу нам казалось, что все это пустые слухи, не более того. Вы ведь знаете, что ваша деревня находится в таких дебрях, что белому человеку не так-то просто ее отыскать.
Женщина провела рукой по глубокому – шраму на шее.
– Я больше не желаю видеть внешний мир, – тихо проговорила она. – Именно поэтому я выбрала это отдаленное, Богом забытое место. – Она погладила ребенка по голове и надолго умолкла, стараясь не смотреть гостям в глаза.
А они сидели, нетерпеливо поглядывая на нее, и ждали продолжения рассказа.
– Это случилось вскоре после того, как вы оставили деревню, – тихо начала она через минуту или две. – Я точно не помню, но примерно через месяц или два. Они пришли к нам рано утром, высадившись из патрульного катера. Их было много, человек тридцать. Осмотрев деревню, они заставили всех жителей собраться на площади и ждать дальнейших распоряжений. Их командир долго кричал на нас по-японски, но мы ничего не понимали, а молодые парни стали смеяться над ним, кривляясь и передразнивая. Я пыталась их успокоить, так как хорошо понимала, зачем они пришли к нам, но это не помогло. – Она помолчала и смахнула слезу. – Разозлившись на глупых парней, командир приказал отделить их от группы и расстрелять. Они убили их в считанные минуты, а потом принялись за нас, но при этом решили не тратить патроны, а убивали всех штыками и длинными мечами. – Анна провела рукой по длинному шраму на шее, – Мы были бессильны что-либо сделать. В деревне к тому времени уже не осталось никого, кто мог бы нас защитить. Я своими глазами видела, как они убили мою мать и двоих сестер. После этого какой-то офицер полоснул меня мечом по горлу, но я успела отпрянуть, и удар получился не слишком сильный. Я упала на землю и притворилась мертвой, а они продолжали добивать остальных. Я понимала, что рана не слишком глубокая, но все равно не надеялась выжить, так как мне нечем было остановить кровь. Я была абсолютно уверена, что умру от потери крови. После расправы над жителями японцы подожгли наши дома и ушли из деревни, не дожидаясь, пока они сгорят дотла. Я с трудом выбралась из-под кучи трупов, наспех перевязала рану, а потом доползла до реки и поплыла вниз по течению. Примерно через полчаса меня заметили местные рыбаки и вытащили на берег. Вот так я и спасла свою жизнь.
– А наш ребенок? – не выдержал Клайв.
– Они убили ее, – едва слышно произнесла Анна. – Я видела это своими глазами. Какой-то солдат ударил ее штыком в грудь, и я видела, как лезвие вышло с другой стороны. Он проткнул ее насквозь. Она не могла выжить после такого удара.
Фрэнсин опустила голову и тихо заплакала. Невыносимая боль сдавила ее грудь, перехватила дыхание и лишила сил. Она давно хотела узнать правду о дочери, но никогда не думала, что она окажется такой невыносимо страшной. Клайв обнял ее за плечи и прижал к себе, но она уже ничего не ощущала. Раньше ей казалось, что правда о гибели Рут принесет ей хоть какое-то облегчение, но оказалось, что прекратить многолетнюю агонию не так-то просто. Правда, облеченная в слова, нанесла ей такую рану, от которой она не сможет оправиться до конца жизни. Но самое ужасное заключалось в том, что эта трагедия произошла по ее вине. Нужно было прислушаться к доводам сердца, а не к равнодушным аргументам Клайва и других людей.
Анна с сочувствием смотрела на убитую горем гостью и все сильнее прижимала к груди собственного ребенка.
– Фрэнсин, дорогая, слезами горю не поможешь, успокойся, – нежно говорил Клайв.
Но она уже не владела собой. Сердце бешено колотилось в груди, а из горла вырвался хриплый вой. Ее окутал мрак, а под ногами разверзлась страшная бездонная пропасть. Она падала в эту пропасть, и ей казалось, что жизнь покидает ее истерзанную страданиями душу. В последнее мгновение она вдруг увидела перед собой сияющее от радости лицо Рут. Девочка смеялась и звала маму к себе, протягивая к ней тоненькие ручонки. Фрэнсин рванулась к ней, но дочь исчезла так же внезапно, как и появилась. Несчастная мать издала громкий крик, схватилась руками за голову, и спасительная темнота накрыла ее.
Клайв вынес ее на свежий воздух и положил на коврик у хижины. Тело Фрэнсин обмякло, и Клайв испуганно приложил ухо к ее груди, чтобы убедиться, что она жива. Пульс почти не прослушивался. Он начал тормошить ее, без конца повторяя ее имя. Собравшиеся вокруг них жители деревни с трудом оторвали его от Фрэнсин, объясняя, что человека в таком состоянии трогать нельзя.
– Она будет спать всю ночь и весь следующий день, – сказала какая-то женщина. – Но тормошить ее ни в коем случае нельзя.
В конце концов, они оттащили Клайва в сторону и усадили под деревом, откуда он с отсутствующим видом наблюдал, как женщины осторожно завернули Фрэнсин в шерстяное одеяло и отнесли в хижину.
– Не волнуйтесь, господин, они присмотрят за ней, – успокоил его суетившийся поблизости Исмаил. – Они знают, что нужно делать в подобных случаях.
– Я должен доставить ее в больницу, – пробормотал Клайв, прекрасно понимая, что в данных обстоятельствах его слова прозвучали очень глупо.
– Она сейчас не сможет проделать обратный путь, – тихо сказал Бата и положил руку ему на плечо. – Они правы, она может умереть, если ее не оставить в покое на пару дней.
– Для нее это страшный удар, – угрюмо произнес Клайв, чувствуя, что и сам может свалиться от такого потрясения.
Странно, но его больше всего поразил не рассказ Анны об обстоятельствах смерти Рут, а реакция Фрэнсин. Ему казалось, что она отнесется к этому более спокойно, так как давно уже твердила, что ее дочь погибла и искать ее нет смысла. К тому же никогда прежде он не видел ее в таком состоянии. Фрэнсин всегда была твердой, волевой, прекрасно владела собой и никогда не проявляла слабость даже в самых отчаянных ситуациях.
Исмаил свернул огромную сигару из табака, который подарили ему гости, и повернулся к Клайву:
– Она немного поспит и придет в себя… А вам, господин, тоже не мешало бы отдохнуть. Мои люди накормят вас и отведут в дом, где вы сможете немного вздремнуть. А мы пока подготовимся к сегодняшнему празднику. Всю ночь мы будем танцевать, петь песни и пить домашнее пиво.
Когда все ушли, Клайв прислонился к стволу дерева и долго, смотрел на темную стену джунглей. Как странно все-таки устроена жизнь. Он и Фрэнсин проделали нелегкий путь, чтобы узнать ужасные подробности о смерти дорогого им человека, но они и представить себе не могли, что Рут постигнет такая жуткая участь. Никто из них не надеялся услышать, что она жива, но информация, полученная от очевидца тех ужасных событий, оказалась настолько страшной, что они едва ли когда-нибудь смогут ее пережить.
И тем не менее это известие должно положить конец их многолетним мучениям. Все-таки в тех злых словах, которые обрушила на него Фрэнсин накануне отъезда, была значительная доля правды. Судьба Рут и тщетные поиски ее следов в джунглях – это единственное, что объединяло их в последние годы. Рут была призраком, витавшим между ними и державшим в своих мертвых руках тонкую ниточку тех некогда прочных отношений, которые связывали их в военные годы. Он делал все возможное, чтобы эта ниточка не порвалась, не желая понимать, что она становится тоньше с каждым годом, и он никогда не сможет вернуть их прошлое. Да, как это ни печально, но он действительно терзал ее сердце бессмысленными поисками, лишь бы иметь возможность хоть изредка находиться рядом с ней. «Да, старик, – пробормотал он себе под нос, – тебе попались плохие карты, так что не стоит надеяться на победу в этой игре. Ты проиграл».
Клайв посмотрел на грозовые тучи, готовые пролить на землю небесную влагу. Почему же так получилось, что он полностью сосредоточился на прошлом, на Рут и на их прежних отношениях, а Фрэнсин преодолела в себе это бремя и занялась строительством будущего? Уж не потому ли, что она больше не могла копаться в прошлом и терзать себя несбыточными надеждами? Так почему же он не смог перестроить себя? Скорее всего потому, что очень боялся потерять ее и знал, что если она уедет в Гонконг и займется там своим делом, отношения, связывающие их, порвутся навсегда. Так оно и вышло. Она перестала зависеть от него, разбогатела, занимаясь своим бизнесом, а он не может покончить с прошлым, потому что в его сознании оно навсегда связано с любимой женщиной.
Более того, в глубине души он порой желал ей неудачи, провала, мечтая о том, как однажды она потеряет свой, капитал, и в конце концов вернется к нему. Разумеется, это были мерзкие, гадкие мысли, но он ничего не мог с собой поделать. «Пора в отставку», – колокольным звоном прозвучало в его голове. Если бы он сосредоточился не на прошлом Фрэнсин, а на ее будущем, то сейчас, вероятно, был бы рядом с ней. А когда она стала заниматься бизнесом, надо было не мешать ей, а помогать, и не только морально, но и материально. Но кто знал, что у этой маленькой женщины столько, силы воли, столько энергии и такой азарт? Ему и в голову не могло прийти, что она когда-нибудь добьется такого грандиозного успеха и станет вполне самостоятельным человеком, не нуждающимся в посторонней помощи.
Над деревней сгущались сумерки. Высоко в небе прогремел гром, и в ту же секунду на землю обрушился очередной шквал дождя. Клайв Нейпир никогда еще не чувствовал себя таким одиноким и таким несчастным.
Фрэнсин лежала на коврике в дальнем углу хижины. Сквозь круглое отверстие в потолке прямо над очагом в хижину пробивался слабый утренний свет. Женщины уже проснулись и были заняты приготовлением пищи, что-то помешивая палочкой в большом котле.
Фрэнсин чувствовала себя очень слабой, перед глазами плыли темные круги, а в сознании эхом отдавались слова Анны о гибели дочери. Правда, к которой она стремилась все эти годы, оказалась слишком тяжким бременем для ее израненной души. Теперь в ней образовалась пустота – страшная и невыносимая, как не подлежащий обжалованию смертный приговор. Смертоносный, опустошительный ураган смел все на своем пути, оставив после себя лишь жалкие осколки ее прежней жизни.
