Текст книги "Мой долгожданный (СИ)"
Автор книги: Марина Зимняя
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
16
– Длина восемьдесят восемь миллиметров, вес девятнадцать грамм. Смотрите, он машет ручками, улыбается доктор вместе с нами. Леша, как заворожённый смотрит на экран монитора. Мое сердце отбивает чечетку. – Сейчас сердечко послушаем. Сто шестьдесят семь ударов. Воротниковая в норме… Ира, все в пределах нормы. Хорошо развиваетесь.
– А пол – подает голос Леша.
– Скажу после шестнадцатой недели. Могу предположить, но это не точно. Вероятнее всего мальчик, – говорит Татьяна Васильевна. – Ира, еще кровь посмотрим. Я тебе позвоню. Пока все по плану.
– А снимок – снова голос Леши.
– Конечно, конечно, сейчас сделаем, – говорит доктор, улыбаясь. Передает ему квадратик бумаги. Леша рассматривает его несколько секунд. Потом убирает в папку с документами.
Когда выходим из клиники, понимаем, что на улице льет проливной дождь. До парковки бежать прилично. На территорию заезжают только скорые.
– Жди меня здесь. Я подгоню машину.
– Добежим. Ничего, страшно.
– А ну стоять! Ничего страшного! Совсем, что ли?
И вроде бы он так грубо меня одернул. А на душе все равно так тепло стало.
Теперь у меня другая фамилия. Так не привычно. Только на днях забрала новый паспорт. Нужно менять остальные документы. Как же стремительно изменяется моя жизнь. Какие-то полгода назад я даже подумать о таком не могла.
Леша договорился с охранником. Подогнал машину под самое крыльцо. Никто никогда обо мне так не заботился. О подобном жесте от Бориса я и мечтать не могла. Да и цветов, наверное, мне за всю жизнь столько не подарили, сколько за последние пару месяцев. Конечно, если не брать в расчет учеников. Уж на первое сентября и последний звонок мне дарят их предостаточно. Но только это все не то.
– Может, все-таки скажем маме? Ей нужны положительные эмоции.
– Нет! Нет, пожалуйста! – умоляю я его. – Пока незаметно. Давай будем молчать. Я и своим ничего не скажу.
– Хорошо, за ребенка говорить не будем. Но то, что мы теперь женаты, скрывать не вижу смысла. – он притормаживает на обочине. Тянется к бардачку, достает бардовую бархатную коробочку. Внутри два кольца. – Раз уж ты выбирать не захотела, купил на свой вкус.
– Как ты узнал размер?
– Ну, с первым же угадал. Второе купил по аналогии.
Берет мою руку, надевает второе, следующим за первым. Как красиво! Никогда не думала, что два кольца на одном пальце могут так великолепно смотреться на моей руке. Смотрю на них как завороженная.
– Мне наденешь? – он вручает мне свое кольцо. Я, затаив дыхание, надеваю его ему на палец. Он тянется ко мне и целует. Так, как, наверное, никогда еще не целовал. Я даже не могу передать весь спектр эмоций, которые сейчас разрывают меня. На его волосах блестят капельки воды. Сколько он бежал до машины? Ощупываю его плечи, пиджак мокрый до нитки.
– Ты что? Ты же заболеешь! Снимай давай!
– Главное, чтобы ты не заболела.
– Давай, давай, снимай. А то и правда заболеешь и заразишь меня.
Он стягивает пиджак, следом за ним рубашку. На заднем сидении лежала его серая толстовка. Накидывает ее прям на голое тело. Дождь усиливается. Хорошо, что мы стоим. Ехать в такую погоду, наверное не безопасно. Вообще ничего не видно. Вода водопадом стекает по лобовому стеклу и по боковым стеклам. А мы снова целуемся. Он просто пьет мои губы, а я пью его. Я люблю его и верю в то, что у нас обязательно все будет хорошо…
Добравшись до дома, мы решили, что расскажем Наталье Степановне о нас. Зачем держать женщину в неведении, если уже даже кольца надеты. Наверное, расстроится, что не сказали раньше. Но ей необязательно знать, как ее сын провернул это дело.
Я злилась на него, а теперь наоборот. Меня просто распирают приятны ощущения от этого факта. Скажем, что просто тихо расписались, никак не отмечая это событие.
К моей новоиспечённой свекрови поехали через кондитерскую. Взяли тортик и разных вкусняшек для Гели. На память пришло то, как она уплетала пирожные макарон моего собственного приготовления. Конечно, они у меня были страшненькие, не то что здесь. Половинки был разного размера, на многих отсутствовала юбочка, да и миндальную муку я, наверное, купила не очень удачную. Но все равно она уплетала их с неподдельным удовольствием. А мне было в удовольствие смотреть на то, как она сметает мои кондитерские недошедевры.
Но дома у Лешиной мамы нас ждал сюрприз. Его сестра Маргарита решила почтить своим визитом маму и дочку.
Наталья Степановна выглядела потерянной, да и Гелю тоже счастливой назвать было трудно. Рита с Ангелиной сидели в детской и о чем-то разговаривали. Точнее горе мамаша пыталась что-то объяснить девочке. Геля, увидев меня в дверном проеме, сорвалась с места и бросилась ко мне. Подбежала и обняла за ноги. Маргарита встала с кресла и пошла к нам на встречу.
Высокая стройная блондинка. О таких говорят: вся сделанная. Она совсем не походила на ту девушку, которую я видела во множестве рамок с фотографиями в гостиной у Натальи Степановны. На них была изображена девочка – подросток. Худенькая, угловатая, как и многие лет в шестнадцать-семнадцать. С длинными русыми волосами в высоком хвосте, хорошенькая. Геля очень на нее похожа, но не сейчас.
Сейчас на нас свысока смотрела стройная девица с длинными пепельными волосами до самых бедер. Слегка раскосые глаза в обрамлении пушистых наращённых ресниц смотрели на меня насмешливо. Полные губы кривились в не очень приветливой улыбке. Да и одета она тоже была специфически. Белые короткие шорты с высокой посадкой. Черный кроп топ. На теле множество небольших татуировок, бабочки, надписи. В общем, ни как она не вязалась у меня с понятием «мама». Да и ее слегка высокомерный взгляд, буравящий меня насквозь, несколько напрягал. Наконец она удосужилась представиться.
– Маргарита, – сказала она мне ленивым тоном.
– Ирина.
– Привет, Леша. Я смотрю, ты не слишком рад меня видеть. А так звал, так звал, – хмыкнула она. – Вот прилетела, как ты и хотел.
– Могла бы уже не прилетать. Без тебя прекрасно разобрались.
– Ну как же! Я все же соскучилась, – протянула она «соскучилась» насмешливым тоном и криво улыбнулась. – Я смотрю, меня тут уже заменили! Это что за новости?
– Ты бы еще дольше шлялась по своим курортам. Мы уже позабыть успели о твоем существовании.
– Я не шляюсь, а работаю. И зарабатываю, между прочим, во много раз больше, чем ты.
– И?
– Что и? Я перевожу деньги маме. Я сама содержу своего ребенка. Так что нечего ей тут своих баб подсовывать.
Наталья Степановна только ахнуть успела. А Геля вцепиться в меня еще сильнее. Леша выволок ее за руку в коридор, а за тем утащил на кухню. Они ругались минут пятнадцать. Я посадила Гелю к себе на колени и прижала к себе. Мне так хотелось закрыть ей ушки. Девочка была напряжена как пружинка. Наталья Степановна стояла у стены ни живая, ни мертвая. С кухни послышался какой-то грохот, что-то разбилось. И она сорвалась с места. Охая и вздыхая, поспешила выйти из комнаты.
– Я не хочу ехать с мамой. Она говорила, что там есть много попугайчиков, и рыбки всякие цветные, и пальмы кругом. Но я все равно не хочу. Я хочу быть с тобой и с дядей Лешей. Да и как же я бабушку оставлю. Лучик говорит, ее оставлять нельзя. Бабушка огорчится…
– Мама хочет забрать тебя с собой – спрашиваю ее осторожно. Геля кивает. Мое сердце наливается свинцом.
– Она сказала, что не нужна мне вторая мама. Лучше она меня с папой познакомит. А сама же говорила мне раньше, что нет его у меня! Откуда он взялся?
Ее бьёт мелкий озноб, аж губки посинели, ладошки холодные, холодные. Целую ее в макушку. Что мне ей сказать? Имею ли я вообще право что-либо ей говорить? Скорей бы уже Леша вернулся. Они хоть не поубивали там друг друга? Так и сидим молча еще некоторое время. Она прижалась ко мне, положила голову мне на плече. Я обнимаю ее, чувствую, как колотится сердечко.
Наконец Леша возвращается к нам в комнату.
– Поехали, – говорит он мне осипшим, севшим голосом. Я смотрю на него в недоумении. Взглядом указываю на Гелю.
– А как же?
Леша присаживается перед нами на присядки. Берет Ангелину за руку.
– Гель. Ты хочешь ехать с мамой?
Она отрицательно мотает головой. Слышим: на кухне мать с дочерью не перестают скандалить. Точнее, кричит в основном Рита. Наталья Степановна лишь изредка что-то парирует ей в ответ.
– Гелька, – снова Леша обращается к племяннице. – Ты сейчас поедешь с мамой в гостиницу. Я тебя прошу, покажи себя во всей красе. Веди себя так же, как со мной. Вот прям делай все, что хочешь. Покажи ей, где раки зимуют, не стесняйся.
На лице Гели расцветает едва заметная улыбка.
– Если я буду баловаться, она не захочет меня с собой брать?
– Геля, ты сообразительная не по годам, – подмигивает он племяшке. И шепчет ей на ухо заговорчески:
– Тебе первой скажем. Гель, мы поженились. Ира теперь моя жена. Давай, доведи мамку до белого каления, и мы тебя заберем.
Ангелина улыбается. Наконец с нее спадает то оцепенение, которым она была охвачена.
– Ангелина, одевайся. Я уже вызвала такси, – говорит Рита. Смотрит как будто бы сквозь меня.
– Мам, а давай останемся на ночь у бабушки?
– Нет. Твоей маме здесь не рады. Мы поедем в гостиницу. Тебе там понравится.
Геля спускается с моих коленей и послушно идет к матери. Они одеваются молча. Девочка спохватывается и возвращается в комнату, берет Лучика.
– Ангелина, оставь его, я тебе другого куплю. На него смотреть страшно.
– Нет!
– Оставь, я сказала!
– Рита! Она без него не уснет! – кричит ей Леша. Его сестрица фыркает что-то себе под нос. Но больше против Лучика не возражает. Ангелина бросает несколько тревожных взглядов в нашу сторону. Они уходят.
На кухне пахнет сердечными каплями. Наталья Степановна сидит за столом, поникшим взглядом смотрит в стену.
– Сынок. А если и правда увезет – траурным голосом спрашивает она.
– Не увезет. Посмотрим, на сколько ее хватит…
17
В ту ночь мы вынуждены были остаться у Натальи Степановны. У нее поднялось давление. Пришлось вызвать скорую. Такой стресс на и так уже ослабленный организм оказался слишком сильной нагрузкой. Свекровь слегла. Леша клял Маргариту. Наталья Степановна нервничала. Я не знала, куда мне деться. О том, что мы расписались, сообщили ей между делом. Она улыбнулась, выдавила из себя какие-то поздравления, но все равно было ясно, что ее мысли сейчас заняты другим.
К утру ей стало легче. Леша умчался на работу. Я осталась с ней. Хотя, если честно, находиться в такой напряженной обстановке мне было крайне некомфортно. Но и оставить ее я тоже не могла.
– Спасибо тебе, Ирочка! Столько хлопот со мной. А тебе на работу не нужно?
– Нужно, – не задумываясь, соврала я. – Но я на сегодня отпросилась.
– Из-за меня? Да не нужно было, – принялась причитать женщина.
– Да бросьте вы. Нам всем так будет спокойнее. Вам снова плохо – спросила я, поскольку заметила, что у нее на глаза навернулись слезы. Она отрицательно помотала головой.
– Да нет, доченька, все нормально.
Эта ее «доченька» как молния поразила меня. Боже, да зачем мне сейчас эти эмоции – думаю я, а сама пытаюсь сморгнуть слезы.
– Ирочка. Я очень за вас рада. Вы не думайте, что мне все равно. Я рада, что мой сын, наконец, встретил хорошую девушку. Рада, что ты тоже его разглядела. Лешка не плохой. Разгильдяй, конечно, если так можно говорить о сорокалетнем детине. Но я то знаю, какой он на самом деле. Ребеночка бы вам теперь родить. Он так с Гелей носится, как с родной. Он будет хорошим отцом, да и ты тоже хорошей матерью. Хоть за ваших детей моя душа будет спокойна.
Нет, ну как мне оставаться невозмутимой после этих слов? Но Наталья Степановна продолжает.
– Мы с мужем долго ждали Риту. Лешей я забеременела в первый же месяц после свадьбы. Помню, все кумушки – соседки без конца высчитывали, не беременной ли я замуж выходила! Мать нервничала очень по этому поводу. Времена были другие. Отец у меня очень строгим был. И хоть замуж я выходила взрослой девушкой, успела уже закончить и пединститут, и поработать год в школе. Родители честь мою блюли, лишнего шагу сделать не позволяли. Так вот, Лешку выносила, даже не заметила. За всю беременность ни дня недомогания не почувствовала. Может потому, что молодой и здоровой была, может просто так совпало. Знаешь, многие говорят после родов, что больше ни за что и никогда. А я думала, сына родила. Скорей бы теперь дочку. Ты знаешь, я готова была ее хоть через год рожать. Очень мне хотелось большую семью. Я одна у родителей была ни брата, ни сестры. Вот сейчас, если бы не сын, совсем бы одна осталась на старости лет. Но второго ребенка я потеряла на раннем сроке, и третий ребеночек тоже замер. Не знаю почему, просто так случилось и все. Но самым страшным для меня было то, что много лет беременность не наступала вовсе.
Я срываюсь с места и быстро ухожу на балкон. Господи, зачем она мне это рассказывает? Все! Все… Пойду домой!
– Ира, что случилось – трогает меня за плечо Наталья Степановна. Я делаю над собой усилие, поворачиваюсь к ней.
– Наталья Степановна, давайте не будем о плохом вспоминать? Расскажите мне лучше что-нибудь из детства Леши или об Ангелине.
Я ставлю чайник. Она достает наш вчерашний Наполеон. Мы даже коробку не открыли вчера. Я вроде бы взяла себя в руки. Мы садимся пить чай.
– Да что про него рассказывать? Бандитом рос… Помню, мать мою доводил. Она его летом больше недели терпеть не могла. Когда отца не стало, матери в квартире стало одиноко. И она перебралась в поселок. Там то огород, то цветник, то кошка, то собака. Курочек завела. В общем, всю жизнь была городской, а на старости лет ее к земле потянуло. Ох, уж этих георгин у не было! А роз… Весь огород засадила. Лешу лет с восьми начали отправлять к ней на лето. Так он такое там с местными ребятишками устраивал. Бабушка каждый день за него выслушивала. Наломают с пацанятами бузины, привяжут к велосипедам и давай по улицам носиться, пыль поднимать. Жара кругом, и так сушь страшная, а они столбом пыль поднимают. Соседка у матери была пожилая, уже в преклонных годах. Выскочит, костылем им грозит: Ах вы, суки, собаки! А ну прекратите! – кричит что есть мочи. А им хоть бы что. Они уже в обратную сторону мчатся. Заявится вечером домой, грязный! У бузины ягоды черные, сок не отстирывается, не отмывается. Как оборванец…
Улыбаюсь. Хоть у кого-то детство было. А у меня была школа, музыкальная школа и домой. Меня даже во двор отпускали по расписанию. Я гуляла, только когда музыкалку прогуливала. Терпеть сольфеджио не могла. Папа подвезет меня, я, пока он смотрит, покручусь у входа. Он уедет, а я с Катькой в кино. Но на такое я стала решаться уже лет в двенадцать.
– А Рита появилась, – продолжает свекровь. – Он уже взрослым парнем был, как раз девятый класс заканчивал. Так он и смотреть поначалу на нее не хотел. В жизни бы не подумала, что у такого взрослого ребенка может ревность появиться. Хотя муж говорил, что это просто эгоизм. Может быть, так оно и было. Но как только ей пару месяцев исполнилось, Леша свое отношение к сестренке пересмотрел и с коляской гулял, и кормил, и качал. Я такой счастливой в то время была. Мы так долго ее ждали. Отец тоже нарадоваться не мог. Все бы было хорошо, если бы она бедовой такой не была. А характер какой, просто кошмар! Ну, это ты уже поняла. Не раз мы переживали ужасные моменты, связанные с ней. В конце одного лета, как раз перед школой поехали на море. Рита в первый класс должна была идти. Мы ей обещали. И чуть сами своего ребенка не угробили. Отец катал ее на матрасе по волнам, в какой-то момент она с него соскользнула. Они уже на приличной глубине были. Муж давай за ней нырять, а нет ее ни где. Как вообще такое могло произойти? Я чуть с ума не сошла, пока смотрела на то, как он выныривает на поверхность с пустыми руками. А я ведь и плавать не умею. Только на четвёртый раз он ее вытащил. Она, наверное, от страха сознание потеряла, воды наглоталась. В общем, вся жизнь у меня перед глазами пролетела, пока мы ее откачивали. Слава Богу, обошлось. Потом, через пару месяцев она у нас под машину попала. Никто домой ее из школы одну не отпускал. Она сама пошла. Несмотря на то, что ей наказано было ждать меня. Не дошла до пешеходного перехода, перебегала дорогу, буквально в десяти метрах от него, машина ее зацепила. Могло быть все гораздо страшнее, но отделались только поломанной рукой и гипсом на полгода. Сколько других случаев с ней было! Она Лешку в этом плане во всем переплюнула: то с деревьев, то с велосипеда падала. А сколько раз она обжигалась и обваривалась – вообще не перечесть. Мы за нее боялись страшно, она нас все время в тонусе держала. А подростком Рита из отца просто веревки вила, все ей позволялось и покупалось по первому требованию. Видишь теперь результат нашего воспитания? Ведь ей дела ни до кого нет – ни до собственного ребенка, ни до матери, а до брата и подавно. Я не знаю, что я буду делать, если она увезет Гелечку. Представить боюсь, как она будет там, моя мышечка, в другой стране. Там же и язык другой, и люди другие. И что там у Ритки за сожители, я не знаю. Каждый раз новое имя! Да и вообще, бросит ее на кого-нибудь. Сказала же, няньку наймет. А зачем ей нянька, если я есть? – женщина снова начинает нервничать, в голосе появляются истерические нотки.
– Пойдемте приляжем, – увожу ее в спальню. Она не спорит, поднимается, еле двигаясь, идет в комнату.
С работы Леша приехал с новостями. Заезжал до сестры, разговаривал. Завтра обещала из гостиницы к матери перебраться. Приехала то она на неделю. Короче, худо-бедно пообщались, поговорили, даже пришли к минимальному взаимопониманию. Ангелина была поникшей, но, услышав про возвращение к бабушке, ожила. Так что домой мы уезжали с более-менее спокойной душой. Наталья Степановна тоже приободрилась и начала нас выпроваживать. Нечего, говорила, с ней нянчиться, если что, она позвонит. На том и разошлись.
– Ир. Думаю, пора тебе ко мне перебираться, – заявляет Леша, когда я открываю свою дверь.
– Зачем? Разве нам у меня плохо? Думаю, что тебе перебраться ко мне гораздо легче, чем мне к тебе. К тому же ты там и не обжился толком, – вижу, ему эта идея ни очень нравится. – Леш. У нас квартиры идентичные. Я уже здесь больше двух лет обитаю, а ты несколько месяцев. Знаешь, о чем я сегодня подумала? Может, перевезти в твою квартиру Наталью Степановну. Нам за ней так легче приглядывать будет. И Геля, если Рита ее все же оставит, будет всегда рядом.
– Не думаю, что это хорошая идея.
– Почему?
– Ты за два года обжилась в своей квартире. Как думаешь, как моя мать обжилась в своей за сорок лет?
– Да, действительно. Я не подумала об этом.
– Давай так. Я живу у тебя, пока ты обустраиваешь мою квартиру по своему вкусу. Можешь делать все, что хочешь. Давай ремонт сделаем? Я после прежних хозяев ничего не менял. У нас ребенок скоро будут, а там, как в склепе, все серое и черное.
– Леш! Ну, я же просила!
– Все, хватит! Давай, закругляйся со своим пессимизмом. Пол узнаем и детскую делать начнем.
– Я думаю, что пол не будет иметь никакого значения при выборе обоев.
– Почему?
– А Геля? Геля же все-таки девочка! Будем делать что-нибудь нейтральное, что бы им обоим нравилось. Как думаешь? Она ее оставит?
– Оставит Ир. Сегодня ее запал уже поугас. Ребенок – это не ручная собачка. Она себе даже не представляет, какой это труд. Поверь мне, она не захочет этот труд на себя брать. Я даю ей три дня максимум. Может даже меньше, посмотрим…
– Мне сегодня твоя мама рассказывала, как ты в деревне терроризировал всю улицу.
– Про бабку Маньку – улыбаясь, спрашивает Леша.
– Наверное.
– Да я в детстве еще тем подарочком был. Бедная бабка белье настирает, развесит на солнышке, а мы тут как тут со своими великами тюнингованными. Сам бы себя сейчас прибил, – смеется он. – Ир, а как бы ты ребенка назвать хотела?
– А ты?
– Нет. Ты сначала скажи.
– Мальчика Романом, а девочку Настенькой… Чего молчишь? А ты бы как назвал?
Леша обнимает меня. – Точно так же.
– Нет. Так не пойдет. Как бы ты хотел?
– Ира, мне нравятся твои варианты. Просто недавно у коллеги сын родился, они его Ратибором назвали. Я хотел убедиться, что ты ничем подобным не страдаешь, – улыбаясь, говорит Леша.
18
– Мама! Почему она стоит в углу?
– Сынок, а что я могу поделать? Она мать! Сказала, если выпущу ее из угла, всем нам плохо будет!
– И давно она там стоит?
– Около часа, – поникшим голосом говорит мама. – Леша. Ведь это ты ее надоумил? Она почти все ее наряды ножницами покромсала. Да еще ума хватила сказать, что это проверка мамы на вшивость! Так и заявила ей!
– Геля, выходи давай! Хватит там сопеть!
– Мама не разрешает, – расстроенным, но вполне спокойным голосом говорит Ангелина.
– Леша, не вмешивайся! Ее действительно нужно наказать. Рита сказала, что из угла Геля выйдет, только когда она вернется. А может, и не выйдет вовсе. Все будет зависеть от ее поведения, – говорит мама. – Слышишь, Ангелина! Про ножницы забудь! Больше ты у меня их не получишь!
– А Ритка где?
– Она у Вики Алтуфьевой. В соседнем подъезде ее одноклассница живет. Пошла нервы успокаивать. Должна вернуться скоро.
Мама уводит меня на кухню. – Леш. Ангелина, правда, перегнула. Она почти все ее вещи испортила. Мало того, что порезала одежду, ну, это, по крайней мере, она объяснила. Теперь почти все ее куклы одеты по-новому. Она им столько одежек намастерила. А еще она по всему дивану вчера вечером разложила слайм.
– Говори по-русски. Откуда я знаю, что такое слайм!
Мама берет контейнер со стола и показывает мне какую-то розовую жижу с блестками, напоминающую сопли.
– Вот эту субстанцию Рита все утро вычесывала и вымывала из волос. Но боюсь, что без парикмахера не обойдется.
– Я тебя умоляю! Нарастит себе патлы еще длинней, чем прежние.
– Она говорит, что мы испортили ребенка. Леш, я не знаю, как она ведет себя с тобой. Уж я то в курсе, что Геля очень шкодная, я с нее глаз стараюсь не спускать. Но это ведь ты ее научил довести мать так, чтобы та от нее отказалась?
– Мам. А ты хочешь, чтобы Рита ее увезла? И ребенок неизвестно где сам себе предоставлен был?
– В любом случае она ее мама!
– Как ты заговорила! А чем, скажи мне, эта мама занималась, пока ребенок ателье в ее чемодане организовывал?
– С парнем своим на лоджии разговаривала.
– Сколько? Пять минут? Десять? Сколько времени понадобилось Геле, чтобы переодеть свои сто пятьдесят кукол!
– Часа полтора… Я тоже прилегла и задремала. Плохо себя чувствовала, – опустив глаза, говорит мама.
– А что вы хотели? Ты забыла, какой была Рита в ее возрасте?
– Точно такой же.
– Вот и пожалуйста, чего и следовало ожидать! Звони ей, пусть возвращается и общается со своим ребенком. А не по подружкам шляется. Что бы ребенок был воспитанным, его нужно воспитывать! Не пропадать на годы, а потом появляться и наказывать углом, а разговаривать со своим дитём и объяснять, как следует себя вести, а как не следует.
Слышу за своей спиной редкие аплодисменты.
– Вот это речь! Ты когда, Алешенька, таким умным стать успел? Себе роди ребенка и разговаривай с ним. А нас оставь в покое! Я взяла билеты на четверг. Я не собираюсь оставлять ее здесь! Я уже увидела, как ее здесь воспитывают! Она же невыносимая! Ничего не слышит, полностью меня игнорирует, на месте десяти минут не сидит! Мама, ты вообще меня поразила! Как ты такое могла допустить?
– Мам! Можно я выйду из угла? Я писать хочу!
– Нет!
– Ты не нормальная? Она же сказала, что хочет в туалет!
– Пусть терпит! Не младенец уже!
– Дура! Ей всего пять лет!
– Ну, пожалуйста! Я уже не могу!
Иду в комнату. Беру на руки Гелю, несу ее в туалет.
– Ты охренел! Я ее мать! Я не позволяла ей!
– Рита. Да сколько можно? Мать! Мать! Сколько можно кричать, что ты ей мать! Да ей Ирина гораздо больше мать, чем ты! – наконец не выдерживает и мама.
– Мы сейчас же отсюда уедем! Я на тебя рассчитывала, полагалась на тебя! Зря! – зло бросает Рита маме.
– Дочка, ну что ты такое говоришь? Ты здесь всего три дня. И еще минуты спокойной у нас не было. Ребенок тебе не такой! Я ее запустила! Леша вообще право ни на что не имеет. А если бы не он, где бы была Геля, пока я в больнице лежала?
Ангелина выходит из ванной, подходит ко мне. Обнимает меня за ноги. Рита с психом уходит в комнату, хлопает дверью.
– Мам. Не рви себе душу. Ты же видишь, она не пробиваемая.
– Леш. Я так устала слышать про то, что она нас содержит. Ни копейки больше у нее не возьму. Буду жить на пенсию. Да я ведь на себя и не тратила ничего. Большая часть денег так и лежит на карте не тронутыми. Одежду, игрушки ребенку покупаю и все на этом. А она заладила: Я вас содержу, я вас содержу!
– Дядь Леш. Я не хочу с ней уезжать! Она злая. Я хочу к тебе и к Ире. Почему Ира не приехала – шмыгая носиком, говорит Ангелина.
– Побудь с бабушкой. Пожалей ее. Видишь, ей плохо. Я попробую еще поговорить с твоей мамой.
Геля садится рядом с бабушкой, начинает поглаживать ее по руке.
– Рита, давай поговорим спокойно, – закрываю за собой дверь. Сестра лежит на диване. Отвернулась. Плечи вздрагивают. Плачет. Сажусь с ней рядом. – Рит ну чего ты упираешься? Ты же прекрасно понимаешь, что ты не сможешь уделять ей должного внимания. Я понимаю если бы ты вернулась домой, мы бы тебе помогали. Ты хочешь повесить ее на постороннего человека. Лишь бы нам насолить. Ты не думаешь о том, как мама переживет ее отъезд?
– Мой же пережила! – резко говорит сестра и поворачивается.
– Не сравнивай. Ты была взрослой и мнила себя самостоятельной, разве можно было тебя остановить? А Ангелина еще совсем малышка.
– Леш. А чего ты с ней возишься? Тебе то до нее какое дело?
– Потому что люблю ее, привязался к ней. Ты думаешь она у меня не проказничает? Еще как Рит! Но я то понимаю, что она ребенок. Очень многое она вытворяет совершенно без злого умысла.
– Ты хочешь сказать, что ты любишь моего ребенка, а я нет?
– Я так не сказал.
– Леша, я тоже по ней скучаю. Когда она твою жену мамой назвала, меня аж пробрало всю от головы до пяток. Я хочу быть ей мамой. Но и работу я бросить не могу. Я только-только жить по-человечески начала, не считать эти копейки. А тратить деньги на себя, на своего ребенка. Чего ей не хватает? Зайди к ней в комнату, у нее же все есть!
– Все есть, а мамы нет…
– Роб, сюда не поедет. Я его на Москву уговариваю, но он все равно не хочет.
– Робин, что ли?
– Роберт! Леша, тебе лишь бы что-нибудь перековеркать по-своему!
– Ну а что? Робин Гуд, Робин Бобин…
Ритка едва заметно улыбается.
– Рит. Мой тебе совет: поменяй билеты, побудь лишнюю неделю с дочкой и с мамой. Попытайся наладить с ней отношения. Поиграй, пообщайся. Попробуй послушать своего ребенка.
– О-о-о… Я ее уже слушала. Она такая брехуха! Она ведь постоянно врет! Скажешь, что это тоже нормально?
– Она не врет, а фантазирует. Это разные понятия.
– Ладно. Я подумаю. Если получиться, я побуду здесь подольше.
