Текст книги "Черная вдова"

Автор книги: Марина Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 4

В теплое субботнее утро, просто идеальное для прогулок верхом, по аллее Битцевского лесопарка, пустив лошадей неторопливым шагом, ехали двое молодых людей: он и она. Обоим было по восемнадцать лет, оба наслаждались молодостью и жизнью, которая казалась им прекрасной и бесконечной.

– Дашка, а как ты смотришь на то, чтобы забуриться сегодня вечером ко мне? Предки слиняли на дачу, флэт свободен, можно посидеть, оттянуться…

– Как же, у тебя на флэте оттянешься, – с иронией ответила девушка в тонком жокейском трико, высоких кожаных сапогах и приталенном ярко-красном камзоле. Ее длинные светлые волосы были аккуратно упрятаны под черную жокейскую шапочку, в руке она держала тонкий гибкий стек, которым время от времени похлестывала по крупу свою гнедую. – Знаю я тебя, Санька. У тебя – всегда одно и то же…

– Постоянство – знак хорошего тона, – отшутился щеголеватый молодой человек, одетый так же, как и его спутница.

– Бабник ты, Санька, – смеясь, сказала девушка. – Вечно так: говоришь, будем только мы с тобой, а у тебя всегда толпа каких-то однокурсников… И однокурсниц, между прочим.

– Ты что, ревнуешь?

– Вот еще! Было бы из-за кого. Эта публика интересуются совсем другим.

– Чем же?

– Холодильником и баром твоего папика.

– Сессия закончилась, и они все уже разъехались.

– Не будет этих – притащатся другие. У тебя, между прочим, еще и одноклассников – толпа, – поддела девушка.

– К твоему сведению, Дарья, с большинством одноклассников я прекратил отношения. У меня своя судьба, у них – своя.

– Так уж и прекратил?

– А что, не веришь? Мы уже взрослые люди, у каждого собственные интересы. Ты лучше не увиливай, а скажи прямо: придешь?

Девушка хитро взглянула на него и со смехом выпалила:

– Догонишь – приду! – Резко взмахнув стеком, она вонзила шпоры в лоснящиеся бока кобылы и во весь опор помчалась по дорожке парка.

Немного замешкавшийся молодой человек весело крикнул ей вслед:

– Ну, держись! – И, пустив своего коня галопом, он устремился за нею.

Внезапно гнедая кобыла по кличке Изабелла свернула с дорожки и помчала свою хозяйку по траве среди деревьев.

– Дашка! Сумасшедшая! – воскликнул молодой человек, осаживая разогнавшегося жеребца. – Ты куда?

– Догоняй!

Юноше ничего не оставалось, как поддаться азартному порыву спутницы.

Вскоре она скрылась за густыми зарослями орешника. Потом он снова увидел гнедой круп кобылы и низко прижавшуюся к ее гриве всадницу. Они успели уйти вперед метров на пятьдесят.

– Я же тебя все равно догоню! – пришпорив жеребца, крикнул молодой человек. – Скачи, мой верный Росинант!

Минута-другая, и он стал настигать гнедую кобылу, но наездница и не думала сдаваться. Лошади мчались, не разбирая дороги, ветки хлестали их и наездников, но разгоряченные азартом скачки молодые люди не обращали на это внимания.

Промчавшись мимо одного из многочисленных прудов, они перемахнули через Городню – ручей, разрезавший парк почти пополам. Юноша уже почти нагнал свою соперницу-амазонку, когда гнедая кобыла вдруг захрапела и остановилась как вкопанная. Вслед за этим раздался сдавленный крик девушки.

– Что, сдаешься?! – победно произнес юноша, останавливая рядом своего жеребца.

– Дурак! – громким шепотом отозвалась девушка. – Смотри!..

Под широким, раскидистым кустом виднелось обнаженное тело. По его неестественной позе было видно, что человек отнюдь не принимает воздушные ванны.

– Что это?.. – запоздало проговорил юноша, уже не сомневаясь в достоверности своей страшной догадки.

– Не знаю… По-моему…

– Стой здесь, Дашка! – Он спрыгнул с лошади.

– Санька, не ходи туда! – взвился ее насмерть перепуганный голос.

– Надо посмотреть. – Он передал Дарье повод. – Подержи коня, а то еще испугается, рванет.

Он остановился, не доходя нескольких шагов до тела. Его взору открылась ужасная картина.

На траве, еще покрытой капельками утренней росы, лежал истерзанный труп женщины со множеством ножевых ранений. Вокруг трупа растеклось темное пятно наполовину впитавшейся в землю, наполовину запекшейся крови, над которым уже кружили мухи.

– О черт!.. – пробормотал юноша и отступил на шаг.

Почувствовав неодолимые позывы к рвоте, он отвернулся и прикрыл рот рукой. К счастью, желудок был пуст, все обошлось парой коротких конвульсий.

Придя в себя, он метнулся назад и обхватил руками шею коня. Жеребец захрапел и, прядая ушами, подался в сторону.

– Тихо-тихо… – успокаивал его наездник. Девушка уже все поняла.

– Что будем делать?

– Разворачивайся и скачи к Варшавке, позвони из гостиницы в милицию, – сказал, только теперь побледнев, молодой человек.

– А ты?

– Я побуду здесь.

– Поехали вместе, мне страшно.

– Не выдумывай, скачи.

* * *

Толпы изнуренных жарой москвичей переполнили вагоны ранних электричек.

Автодороги, ведущие за город, были забиты рядами машин. Темно-синий микроавтобус «Форд-Транзит» вынужден был тащиться со скоростью черепахи. Даже черный «шестисотый» «Мерседес» с правительственными номерами и мигалкой, возмущенно завывая сиреной, с трудом пробивал себе дорогу среди ощерившихся стройматериалами, саженцами и шанцевым инструментом скромных легковушек.

Наталья сидела у открытого окошка среди десятка других претенденток на главную роль, которые были так похожи друг на дружку, что казалось, будто целый выводок однояйцевых близнецов выезжал на прогулку за город. Различались они разве что по масти, но это, как говорится, вопрос не природы, а химии. Высокие длинноногие блондинки и брюнетки, не пожалевшие времени и денег на макияж, вели себя, пожалуй, слишком беззаботно для предстоящих им ответственных испытаний.

Лишь одна-две из них упорно помалкивали, бросая ревнивые взгляды на конкуренток.

Наталья листала детектив Полины Дашковой, купленный с лотка в метро.

Главная героиня книги чем-то напоминала ей ее саму: одинокая, самостоятельная, решительная женщина, привыкшая полагаться во всем только на себя, не рассчитывая на помощь окружающих.

Правда, мрачноватая атмосфера романа слегка угнетала. Слишком много вокруг героини было подонков, ублюдков, похотливых жеребцов, слюнявых селадонов, тупых, самоуверенных нуворишей и злодеев самого разного пошиба.

Не без помощи следовавшего сначала за ним почти впритирку, а потом вырвавшегося вперед громадного джипа, который расталкивал нерасторопных частников своим «кенгурятником», черному «Мерседесу» удалось прорваться по средней полосе трассы. Наталья с иронической усмешкой проводила взглядом «членовоз» новорусского образца и мысленно дала происходящему собственное определение, которое звучало примерно так: брюхатый чиновник транспортирует свое семейство на дачу, конечно, с уверенностью в том, что совершает действо государственной важности.

«Где ты сейчас, незабвенный Рэм Степанович Сердюков? – по ассоциации подумала она. – Наверное, паришься в какой-нибудь пробке на заднем сиденье своей скромненькой „Волги“. До джипа сопровождения ты еще не дослужился».

– Что читаем? – вторгся в ее мысли голос соседки.

Наталья слегка поморщилась. Оставаясь наедине с героиней книги, она чувствовала себя вполне комфортно, а теперь, похоже, будет этого лишена.

– Читаю то же, что и все. – Она показала обложку. В пустом взгляде блондинки не отразилось ровным счетом ничего: ни удивления, ни понимания, ни иронии.

– И как, нравится?

Наталья пожала плечами:

– Какая разница? Иногда приходится играть и не такие роли.

– Да-да-да… – защебетала блондинка и тут же бесцеремонно перешла на «ты»:

– Это ты точно заметила. Иногда приходится изображать такое дерево!

«Тебе и изображать особо не надо», – критично оценила ее Наталья.

– Но ведь секрет профессионализма как раз в том и состоит, чтобы изображать кого угодно и где угодно. Ой, я в детстве смотрела передачу «Вокруг смеха», так хохотала, так хохотала, когда Ярмольник показывал цыпленка табака или лампочку. А особенно мне нравилось, когда он изображал воздушный шарик. – Девушка принялась неумело пародировать известного артиста, надувая щеки и размахивая руками у Натальи перед лицом. Та улыбнулась.

– Мужчины это очень любят, – объяснила блондинка. – Особенно когда выпьют.

* * *

Следователь Московского уголовного розыска Владимир Старостин проснулся от необычайно громкого гомона птиц.

– Чертово воронье, – простонал он, не открывая глаз. – Вот уж не повезло с квартирой. Мало того, что вид на кладбище, так еще эта жара…

Чем дольше он жил на Госпитальном валу, тем больше не нравился ему этот район возле Введенского кладбища с его несметными стаями крикливых птиц. А ведь семь лет назад, получив заветный ордер после нескольких лет работы в МУРе, он радовался, как ребенок. Еще бы: сменить комнатку в Бескудникове, где они ютились с двумя маленькими детьми, на квартиру почти в центре города, да еще вдвое большей площади!

Если бы не жара, можно было бы хоть окна закрыть. Но прочно державшееся на протяжении последнего месяца «ясно» не позволяло этого сделать. Вороны продолжали орать, и Старостин волей-неволей открыл глаза. Первым делом он посмотрел на будильник. Было начало восьмого.

«Поспать еще бы хоть часок», – подумал он, переворачиваясь на другой бок.

День предстоял не из легких. После напряженной трудовой недели он решил выходные полностью посвятить семье. Ему повезло: накануне вечером удалось забрать наконец из ремонта старенькие «Жигули», и теперь Старостин мог, не обращаясь к друзьям, отвезти супругу к теще на дачу, прихватить там детей – двенадцатилетнюю Олю и семилетнего Игоря, – свозить их на аттракционы в парк Горького, а вечером, вернувшись, помочь тестю в строительстве баньки.

Супруга Старостина, Светлана, работала гинекологом в районной женской консультации и за неделю уставала не меньше мужа. Хотя пребывание на даче в субботу не обещало безмятежного отдыха в шезлонге, а всегда оборачивалось работой на участке, смена обстановки уже сама по себе обещала восстановление сил.

По недовольному сопению супруги Старостин понял, что она тоже не спит.

– Да чего они разорались? – недовольно пробурчала Светлана, натягивая одеяло на голову. – Хоронят кого, что ли?

– Да какие похороны в такую рань? – безнадежно промычал Старостин, понимая, что с мечтой о субботнем продолжительном сне можно распрощаться.

– Ненавижу ворон, от них смертью веет.

– Еще бы, возле кладбища живем…

– Это все потому, что ты не умеешь ждать. Всегда соглашаешься на первое предложение. Твои сослуживцы не дураки, все, как один, отказались от этой квартиры, только ты обрадовался.

– А про себя забыла? Сама же уговаривала: давай переедем, давай переедем, не могу больше в этой клетушке…

– А ты бы еще десять лет торчал в той дыре на окраине!

– Ну вот, опять начинается! – Старостин сел и стал растирать обеими руками слипающиеся глаза. – Ты можешь хоть раз не портить мне выходные с самого утра?

– А ты мне уже тринадцать лет портишь, и не только выходные, но и всю жизнь, – не шевельнувшись, ответила она. – Вышла бы за Колю – горя бы не знала.

Он теперь в собственном особняке живет на Рублевке.

Старостину все труднее было бороться с раздражением.

– Вот бы и выходила за своего Колю! Кто тебя за уши тащил?

– Да ты же и тащил, – обыденно буркнула Светлана. – Забыл, как уговаривал?

– Ну, уговаривал… А кто был твой Колька пятнадцать лет назад? Еле-еле институт закончил, чуть ли не всем курсом ему дипломную писали.

– Ну и что? Зато ты у нас был отличником! А теперь кто? Шерлок Холмс с майорским окладом.

– Для тебя еще не все потеряно. Твой Колька с очередной женой развелся, сейчас свободен. Ступай к нему, может, примет по старой памяти, – полушутя-полусерьезно сказал Старостин.

– Ха! – откликнулась жена. – Очень я ему теперь нужна – с двумя детьми и расшатанными нервами.

– А при чем тут дети? О детях речь и не идет.

– Ты хочешь сказать, что отпустишь меня одну? Но я же все-таки мать, я должна о них заботиться. И потом, им отец нужен, а не богатый дядя.

– Ну и не морочь мне голову с самого утра, – утомленно сказал Старостин, откидывая одеяло и вставая с постели.

Сунув ноги в растоптанные шлепанцы, он направился в ванную. Ополоснув лицо холодной водой и выпрямившись, взглянул на свое отражение в зеркале.

Перед глазами было измученное, помятое, невыразительное лицо с бесцветными бровями и такими же ресницами. Старостин родился почти стопроцентным альбиносом, и за глаза сослуживцы в «убойном отделе» МУРа называли его либо Кроликом, либо Белой вороной.

Сквозь шум льющейся воды донеслась трель телефонного звонка. «Ну что там опять стряслось в такую рань? – поморщился он. – С самого утра достают».

Он вышел в коридор и снял трубку.

– Володя? – Старостин узнал голос своего шефа – начальника отдела полковника Арсеньева.

– Я, Виктор Васильевич.

– Слушай, такое дело… Я, конечно, понимаю, что лишаю тебя заслуженного отдыха, но мне только что позвонили из Чертанова. Это по твоей части.

«Ясно, семейный уикенд накрылся», – обреченно подумал Старостин, живо представив себе грядущую сцену объяснения с женой.

– Что случилось?

– В Битцевском парке обнаружили труп женщины. Множество ножевых ранений…

– Они там что, сами не могут разобраться? – пытаясь ухватиться за соломинку, спросил Старостин.

– На бытовуху не тянет. Ясно, что все равно к нам попадет. Так что поезжай, разберись на месте. Машину за тобой я уже выслал.

– Час от часу не легче, – простонал Старостин, кладя трубку.

Ничего не сказав жене, он вернулся к прерванному утреннему туалету.

Сквозь жужжание электрической бритвы не сразу услышал, как в ванную комнату заглянула супруга.

– Только не говори мне, что тебя опять срочно вызывают на работу.

– А я ничего и не говорю, – ответил он, не оборачиваясь и продолжая водить электробритвой по щеке.

– Кто звонил? – мрачно спросила жена.

– Арсеньев. – Значит, я не ошиблась. Почему ты молчишь?

– А что говорить? Ты за меня все сказала.

– Ну вот, приехали. – Поджав губы, Светлана развернулась и ушла.

«Послать бы все к едрене фене! Надоело до смерти!.. Всем что-то от меня нужно: жене – одно, начальству – другое, детям – третье. Уехать бы в деревню, к черту на рога, забыть про всех, ковыряться в земле, бычкам хвосты крутить, а по вечерам с мужиками хлебать самогонку… Вот была бы жизнь! А надоест животноводством заниматься – садись и пиши детективы. Материала накопилось – выше крыши. Писателем бы стал не хуже Корецкого».

Едва закончив приводить себя в порядок, Старостин услышал звонок в дверь.

«Карета подана», – подумал майор, на ходу затягивая узел галстука.

– Свет, я поехал. Ты там извинись за меня перед детьми.

Жена, которой совсем не хотелось ехать на дачу в душной, переполненной электричке, ничего не ответила.

* * *

Пансионат «Лесные дали» обосновался в сосновом бору на берегу Яузы.

Широкий песчаный пляж манил к себе любителей активного отдыха, которых собралось уже не меньше двух десятков. В небо взлетал волейбольный мяч, доносился плеск воды и громкий смех.

Микроавтобус остановился возле главного корпуса пансионата – мрачноватого трехэтажного здания с длинными рядами балконов на каждом этаже.

Претенденток на роль в новом фильме встретила мужеподобная дама неопределенного возраста в широком клетчатом пиджаке и измятых, чуть расклешенных брюках.

Рыжими, прокуренными зубами она грызла дымящуюся «беломорину», руки были заняты широким блокнотом, а на отвороте пиджака красовался запечатанный в пластик бейдж с надписью «Администратор».

– Так, девочки, – сказала она сиплым, прокуренным голосом, поправляя рукой непослушно торчащие в разные стороны волосы. – Прошу не разбегаться!

Сначала проведем перекличку.

Она раскрыла блокнот, зачитала фамилии и рассортировала участниц проб по парам.

– Все остаются до завтрашнего вечера. Двухместные номера заказаны, обед, ужин и завтрак – тоже.

– А я не предупредила мужа, что сегодня меня не будет дома, – сказала одна из претенденток.

– Здесь есть телефон – позвоните, – властно распорядилась администратор.

Перекличка закончилась, но фамилии Мазуровой в списке не оказалось.

«Ну конечно, – подумала Наталья, – я же никому не представлялась».

Недоразумение уладилось легко. После того как ее данные были аккуратно переписаны в блокнот, администратор повела девушек за собой.

Наталья была единственной, кто не взял с собой никаких вещей, кроме купальника. Остальные тащили сумки и большие полиэтиленовые пакеты с одеждой.

«Зачем? – недоумевала Наталья. – Об этом должны заботиться организаторы проб. Их дело решать, какие костюмы должны быть на героине».

Вручив девушкам ключи от номеров, администратор назначила общий сбор через полчаса.

– И не вздумайте опаздывать, – громогласно предупредила она. – У нас строгие правила.

Площадка для проб была оборудована в полукилометре от пансионата: на лужайке среди соснового бора стояли несколько пластиковых столиков под солнцезащитными зонтами и пара переносных декораций, имитирующих некий интерьер.

Отдельное место отводилось для костюмеров и гримеров – с раздвижными ширмами и столиками. На одном штативе была установлена потертая кинокамера «Аррифлекс», на другом, пониже, – видеокамера «Бетакам».

Осветители тянули от распределительного электрощита пансионата кабели для установки «юпитеров». По периметру лужайка была обнесена широкой красно-белой лентой, призванной предотвратить появление на съемочной площадке посторонних. Вдоль импровизированной ограды прохаживались несколько дюжих охранников в майках-безрукавках, камуфляжных мешковатых шароварах и кроссовках на босу ногу.

Режиссер уже занял свое место на раскладном брезентовом стуле, спинку которого украшала лаконичная надпись «С. Крымов». Это был высокий плечистый молодой мужчина со слегка карикатурной, но аккуратной мефистофельской бородкой клинышком. На его коротко стриженной голове красовалась перевернутая козырьком назад ярко-красная бейсболка с надписью «Голливуд» на английском языке. С кисло-надменным выражением лица он потягивал из высокого стакана холодную кока-колу. Прокуренная дама-администратор поставила на небольшой пластиковый столик перед режиссером термос с дробленым льдом.

Крымов негромко переговаривался с оператором, обрюзгшим немолодым мужчиной с длинными седыми волосами и неухоженной бородой. Его свисающее над кожаным ремнем пивное брюшко было обтянуто черной майкой, купленной, по его словам, на последнем концерте «Роллинг стоунз».

До недавних пор о режиссерских талантах Сергея Крымова никто даже не подозревал. Во ВГИКе, который он закончил десять лет назад по специальности «Режиссура игрового кино», его считали студентом весьма посредственным. Большую часть времени он проводил среди «золотой» молодежи, которая к любому роду деятельности, будь то работа или учеба, относилась с врожденным презрением.

Откровенно говоря, Крымова не столько привлекала кинематографическая карьера, сколько сама богемная жизнь, открывавшая широкие возможности для разнообразных наслаждений и излишеств. Первым в этом ряду стояло знакомство с наркотиками.

В перестроенные годы в Москву потоком хлынули настоящие тяжелые наркотики с Запада: кокаин, героин, ЛСД, амфетамины, барбитураты. Крымов перепробовал, наверное, все виды «дури», какие только были известны в кругах московских наркоманов.

Но, к своему счастью и на радость российскому кинематографу, он сумел вовремя остановиться. Увлечение женщинами, которых во все времена вокруг киношников увивалось великое множество, прошло вместе с увлечением наркотиками.

Нарождающийся российский капитализм открывал новые возможности для молодых, энергичных, талантливых людей.

А талант Сергея Крымова раскрылся именно в тот момент, когда на нем все уже поставили крест. С появлением первых бирж, финансовых пирамид и банков возник спрос на агрессивную телевизионную рекламу. Сергей Крымов оказался именно тем человеком, природный талант которого вкупе с приобретенным цинизмом и ярким воображением бывшего наркомана наиболее полно соответствовал требованиям нового времени.

Под всеми самыми знаменитыми роликами начала и середины девяностых годов мог бы поставить, а под некоторыми и ставил свою подпись Сергей Крымов.

После того как финансовые пирамиды, построенные на песке, рухнули, придавив пол-России под своими развалинами, после того как с громким треском полопались мыльные пузыри финансовых компаний и банков, возникла потребность в создании мира грез, способного отвлечь приунывший народ от мрачной действительности.

Главная роль в этом мучительном процессе отводилась сладкой, как патока, эстрадной попсе. Вместо рекламы всяких там «хопров», «тибетов» и «эмэмэмов» телевизионные экраны запестрели смазливыми физиономиями певцов и певичек. Снимая музыкальные видеоклипы, Крымов утвердил свое реноме незаурядного режиссера, который тонко чувствует потребности публики.

Но время шло, и узкие рамки эстрадно-клипового жанра стали тяжелыми веригами сковывать его раскрепощенную творческую натуру. Когда в России появились люди, готовые вкладывать деньги не только в сулящую сиюминутную выгоду телевизионную жвачку, Крымов вовремя сориентировался и снова оказался в авангарде новых веяний. Он был переполнен замыслами и видел перед собой самые радужные перспективы. Скудные эстетические представления денежных мешков, заказывающих музыку, до некоторых пор не подрезали ему крылья – это еще было впереди.

А пока…

– Галя, – недовольно посмотрел Крымов на администраторшу, – они, в конце концов, когда-нибудь закончат гримироваться? Будем мы сегодня работать или нет?

Галина Федорова, двадцать лет проработавшая на киностудии имени Горького, твердо усвоила главное правило поведения администратора на съемочной площадке: беспрекословно выполнять все указания главного режиссера.

– Девочки! – проорала она иерихонской трубой. – Быстро на площадку!

Здесь вам не салон красоты.

Затем она выкрикнула первую фамилию из своего списка, и из-за ширмы появилась загримированная претендентка на главную роль.

– Свет, оператор, готовы? Начинаем пробы.

Перед камерой, к которой прильнул оператор, неизвестно откуда возникла размалеванная девица с хлопушкой в руках:

– Пробы на фильм «Тень врага». Дубль первый.

Девушка в легком летнем платье и туфлях на высоких каблуках, оставшись под светом «юпитеров» наедине с пожирающим ее оком объектива, тут же споткнулась и виновато развела руками.

– Так! Что застряла? Работаем-работаем! – раздался недовольный голос режиссера. – Иди прямо. Так, остановилась. Подошла к столику, остановилась, присела, взяла стакан, налила себе кока-колы, выпила…

Девушка, сначала послушно выполнявшая команды режиссера, в недоумении замерла, посмотрев на пустой столик и стакан.

– А что пить-то? – растерянно вопросила она. – Тут же нет никакой кока-колы.

– Стоп! – взбешенно заорал Крымов. – Ты же актриса! Какая тебе разница, есть там бутылка или нет! Твое дело – команды выполнять. Следущая.

Наталья по списку шла последней. Пока Крымов бесновался на площадке, гоняя претенденток взад-вперед, она сидела перед зеркалом в импровизированной гримуборной и с настороженным вниманием следила за работой визажистки. Наконец ее терпение лопнуло.

– Нет, это никуда не годится, – едва сдерживая раздражение, сказала она. – Вместо того чтобы подчеркнуть мои пусть и скромные, но достоинства, вы выпячиваете недостатки. Вот зачем здесь эта тень?

Молоденькая гримерша, пожалуй, ровесница Натальи, обиженно фыркнула:

– Это всего лишь пробы.

Наталья, понимая, что от этих проб зависит ее будущее, рассвирепела:

– Если вам это безразлично, то мне – нет. Идите-ка, любезная, прогуляйтесь. Я сама.

Визажистка, демонстративно сложив руки на груди, удалилась с видом оскорбленного достоинства.

Легкими профессиональными движениями пальцев Наталья сняла ее грим и быстро создала новый образ.

Когда она появилась в кадре, Крымов облегченно вздохнул. Пробы всех предыдущих девушек привели его в глубокое уныние.

– Так-так, – заерзал он на своем раскладном стульчике. – Так. Иди.

Хорошо… Достаточно. Присела. Есть-есть, годится. Так, камеру не останавливать. Милочка, как вас там?.. Вы когда-нибудь держали в руках оружие?

Нет? Ну, не важно. Вы наверняка много раз видели это в кино. Быстренько дали ей пистолет!

Администраторша подскочила к столику, за которым сидела Наталья, сунула ей в руку увесистый револьвер. В принципе Наталье приходилось видеть вблизи газовое оружие – в свое время кое-кто из актеров их театра, опасаясь излишне ретивых поклонников, обзавелся такими игрушками. Она открыла барабан, одним движением откинула его в сторону и, убедившись, что револьвер не заряжен, вернула барабан на место. Затем взвела курок и, небрежно прицелившись в объектив, нажала на спусковой крючок.

– Стоп! – раздался радостный возглас Крымова. – Снято! Очень хорошо.

Всем – спасибо! – Он повернулся к оператору и удовлетворенно произнес:

– Единственная, кто не похожа на куклу.