Текст книги "Черная вдова"

Автор книги: Марина Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

«Еще бы не воспользоваться – при такой-то супруге».

– Вот Гатаулин и не удержался. Знаете, какая забавная вещь произошла? В субботу, после того как вы стремительно исчезли, она Руслану Каримовичу на мобильный позвонила. Он ей говорит: «Фатима, дорогая, я сейчас занят, у нас важное совещание…» А вокруг шум, девчонки плещутся, режиссер на них орать начал – в роль вошел, репетицию устроил. Фатима, видно, жутко взбеленилась, услышав все это в трубке. Гатаулин тут же все бросил, в машину и домой. Даже не знаю, как он с ней объяснялся. Но, видимо, обошлось. А то, бывало, с синяками и царапинами на службу приходил. На фирме все, конечно, знают, а секретарша Гатаулина – та и вовсе ее платный агент. Руслан Каримович не часто может позволить себе оттянуться, разве что за границей.

– Значит, кино для него – не более чем способ совместить приятное с полезным? – как бы между прочим поинтересовалась Наталья.

Нурали едва заметно шевельнул плечами и откинулся на спинку стула.

– А я отношусь к этому иначе, – сказала она, вставая. – Благодарю за то, что уделили мне внимание.

Глава 7

– Опять опаздываешь, – добродушно проворчала вахтерша, провожая взглядом стремительно влетевшую в вестибюль Наталью. – Кстати, тут тебя один мужчина спрашивал. Интересный такой…

Наталья едва не споткнулась, представив себе круглое лицо Гатаулина и его пухлые волосатые руки.

– Небольшого роста, полный, с лысиной? – спросила она, резко обернувшись.

– Как раз наоборот, Наташенька. Молодой, высокий, красивый, на мушкетера похож на этого… Боярского. Только в молодости.

Стремительно перебрав в уме знакомых, Наталья так и не смогла вычислить таинственного посетителя. Поэтому в восторг от сообщения не пришла – она относилась к тому редкому типу женщин, которые не любят сюрпризов. Пожав плечами, она развернулась и зашагала по вестибюлю.

– Надо будет – найдет, – бросила через плечо. В гримерке в кресле перед зеркалом недовольно ерзала Елена Добржанская.

– Ну сколько тебя можно ждать? Вечно одна и та же песня.

Ничего не говоря, Наталья тут же взялась за работу. Ее напарница, отпустив своего клиента, присела на краешек стола и, сложив руки на груди, загадочно смотрела на Наталью. Та спиной почувствовала пристальный взгляд.

– У меня что, лифчик из-под комбинезона торчит? – поинтересовалась она не оборачиваясь.

– Вообще-то тут тобой интересуются.

– Мушкетер?

– А ты откуда знаешь? – выкатила глаза Валентина.

– Мы же в театре работаем, здесь даже стены говорят.

Валентина насмешливо фыркнула.

– Все-то ты знаешь, везде-то ты побывала, – намекнула она на непристойный анекдот. Наталья оставила колкость без ответа.

– Сказал, что позже зайдет, после беседы с главрежем.

Наталья уже заканчивала гримировать Елену, когда дверь гримерки открылась и на пороге возник Крымов. На нем были потертые синие джинсы от «Труссарди», джинсовая рубашка из той же коллекции и ботинки от «Доктора Мартина». Из нагрудного кармана рубашки торчала короткая антенна сотового телефона.

– Извините за вторжение, – с достоинством произнес он. – Натали, мне хотелось бы с вами поговорить. Однако, здравствуйте…

– Здравствуйте, – не поворачивая головы, бросила Наталья. – Я занята.

– Время терпит. Хотя вообще-то и я человек занятой.

Наталья поймала в зеркале слегка удивленный взгляд Добржанской: дерзай, Наташка.

Наталья напоследок поправила ей прическу и, по обыкновению глядя на творение своих рук, отступила в сторону. Елена встала, профессионально игнорируя присутствующего в гримерке мужчину, сняла гетры, несколько раз приподнялась на пуантах и вышла.

Крымов проводил ее восхищенным взглядом.

– Люблю балет. А к балеринам с детства испытываю почти благоговение, – полушутливо сказал он.

– Присаживайтесь, – предложила ему Наталья, указывая на потертый диван.

Крымов воспользовался предложением, сел, нога на ногу, и повернулся к Валентине.

– Вы не могли бы оставить нас наедине? Нам надо поговорить с Натальей тет-а-тет.

Валентина непонимающе захлопала глазами: видимо, французское «тет-а-тет» означало для нее нечто непристойное. Она состроила презрительную гримасу и вышла из комнаты, демонстративно хлопнув дверью.

Чувствуя на себе пристальный взгляд Крымова, Наталья заметила:

– Ваша фактурная бородка вызывает у театральных дам ассоциации с героями Александра Дюма.

– Я к этому привык, – небрежно бросил Крымов. – Так вот, я человек действительно занятой, поэтому мне хотелось бы сразу перейти к делу. Вы должны сниматься в моем фильме.

– А вас не смущает то, что у меня нет никакого кинематографического опыта, а на жизнь я зарабатываю штукатурными работами? – Она бросила выразительный взгляд на гримерный столик.

– Меня совершенно не интересует, чем вы в данный момент зарабатываете себе на жизнь. Я вас видел перед камерой, для меня этого вполне достаточно. Я не считаю себя кинематографическим зубром, но, поверьте, такой естественности и такого точного попадания в тему мне еще видеть не приходилось. Случалось, что даже опытные актрисы на пробах выглядели гораздо примитивнее. – Он неожиданно вскочил с дивана и, выбросив вперед руки, воскликнул:

– В вас есть искренность!

Я сделаю из вас русскую Никиту!

Сравнение с героиней одноименного сериала, бывшей наркоманкой, приговоренной к смерти за убийство полицейского, а затем превратившейся стараниями опытного «педагога» в первоклассного агента, Наталью покоробило.

Всплыли некоторые слишком явственные ассоциации с ее прошлым.

– Мне не нравится то, во что превратили талантливый фильм Люка Бессона телевизионные ремесленники.

Крымов едва не захлопал в ладоши:

– Вдобавок ко всему у нас с вами одинаковые вкусы. Я в этом не сомневался! Я ведь и не собираюсь снимать сериал. Мы с вами сделаем шедевр.

– В последние несколько лет со всех сторон только и слышишь громогласные заявления о том, что снимаются шедевры, а смотреть нечего.

– Все это было только отрыжкой совкового соцреализма. Я сниму фильм, который не стыдно будет показать в Каннах и Венеции.

– Откуда такая уверенность?

– Теперь у меня для этого есть все – деньги, профессиональная съемочная группа и актриса, не скованная узкими рамками отечественного театрального, образования.

– А вы смелый человек, – вынуждена была признать Наталья.

– Мы отряхнем прах прошлого со своих ног! – высокопарно воскликнул Крымов.

«Совсем в духе Гатаулина. Или наоборот?..»

– Надо внедрять в нашем кино новую эстетику. Никакой затянутости, никаких длинных планов, никакого занудства – только динамика и яркая, эффектная выразительность. Я собираюсь делать кино не для старых пердунов, а для современной молодежи.

– Новое поколение выбирает пепси? – скептически протянула Наталья.

– Да! – абсолютно серьезно заявил Крымов. – Вы совершенно напрасно иронизируете. Именно новое, молодое поколение будет нашим зрителем. Мы погрузим его в водоворот страстей и действий. Фильм будет смотреться на одном дыхании.

Никаких пауз, никакой тошнотворной мелодраматической чернушной пошлятины.

– В этом случае ваш фильм действительно будет мало похож на реализм. – А нам и не нужно никакого реализма!

– А как же искренность?

– Искренность и реализм – это разные вещи. Мы изобретаем собственную виртуальную реальность и погружаем в нее зрителя с головой.

– Тогда получится компьютерная игра.

– Вот именно! – пылко поддержал ее Крымов. – Этого я и хочу добиться.

Мы сделаем фильм для интеллектуальной молодежи, которая давно привыкла к экрану компьютерного монитора и к общению через Интернет.

Он говорил так уверенно и экзальтированно, что Наталья не сразу уловила противоречие в его словах. Фильм Люка Бессона о девушке-суперагенте по кличке Никита нравился ей именно тем, что отвергал компьютерный схематизм.

Тем не менее ей импонировала уверенность Крымова в своих силах и его эмоциональная энергетика. Он и впрямь обладал талантом заражать людей своим энтузиазмом. Если до этой встречи к предполагаемой роли в кино Наталья относилась с известной долей иронии, то сейчас в ней стала зарождаться уверенность, что скоро она сможет изменить свою жизнь.

Легко, словно на крыльях, Наталья сбежала по ступенькам театрального подъезда. Все еще будучи под впечатлением от разговора с Крымовым, она не замечала ничего вокруг. Даже Олег Сретенский, с которым она столкнулась у выхода, был удивлен произошедшей в ней переменой.

– Куда ты так торопишься? У меня есть пара часов свободного времени, мы могли бы поработать над картиной.

– Извини, Лелик, сегодня не могу, – с легкостью отмахнулась она.

Сретенский был явно опечален.

– Жаль, у тебя сегодня такие глаза…

– Какие?

В ответ он пробормотал что-то нечленораздельное и начал водить перед собой руками.

– Это… Это – настоящая астральность. Я вижу в них глубину космоса…

– Ты что, ЛСД наглотался?

– Вовсе нет. Ты действительно классно выглядишь сегодня. И ты знаешь, что я не наркоман.

– Извини, Лелик, не хотела тебя обидеть. И все-таки сегодня я не смогу усидеть на месте больше минуты. Ты уж как-нибудь постарайся, пиши, что ли, по памяти. – Она умоляюще посмотрела на художника.

– Что-то у меня по-настоящему голова кружится, – нерешительно произнес он.

– Ты устал. – Она ласково обняла его за плечи и прикоснулась губами к щеке. – Пойди выпей чего-нибудь, отдохни сегодня от меня…

Летящей походкой она скользила вдоль серых громад домов, не замечая разморенных, уставших от жары и повседневной рутины лиц прохожих. Не услышала и скрипа тормозов остановившейся рядом машины. Только увидев внезапно выросшего перед ней, как черт из табакерки, Руслана Гатаулина, она вернулась к реальности.

– А вы откуда? – выдохнула она.

– Из «Мерседеса», – хихикнул он. Рядом, неслышно шурша шинами, катился громадина автомобиль.

– Вы сегодня явно в хорошем настроении, – как кот промурлыкал Гатаулин.

– А вам хочется его испортить?

– Ни в коем случае! – Бизнесмен замахал коротенькими ручками. – Я хону порадоваться вместе с вами. Давайте порадуемся в ресторане. Я знаю одно очень неплохое местечко. По дороге вы мне расскажете, что явилось причиной столь разительной перемены в вашем отношении к миру. Когда я видел вас в последний раз, вы заставили меня страдать.

Наталья мгновенно оценила ситуацию. Похоже, Гатаулин еще не знает о ее разговоре с Сергеем Крымовым, но, поскольку вопрос с картиной вроде как решен, ей еще не раз придется встретиться с продюсером. Упрямо держать его на расстоянии в сложившейся ситуации вряд ли разумно. К тому же она сама, похоже, проголодалась, так что предложение посетить ресторан упало на благодатную почву. Да и Гатаулин в эти минуты вовсе не казался ей похотливым толстяком, каким она его видела в прошлый раз. Кажется, он тоже кое-что начал понимать.

Что ж, игра в поддавки – это даже забавляло ее.

– В вашем уютном местечке угощают нектаром? – начиная запланированное отступление, спросила она. Гатаулин радостно потер руки.

– Шампанское «Дом Периньон» сойдет?

– Поехали. Сначала ко мне домой. Не пойду же я в джинсах…

Ресторан «Цезарь» относился к той категории питейных заведений, которые мало известны в широких кругах московской тусовки. По причине неумеренной дороговизны. На стоянке перед рестораном сверкали лаком и хромом с полдюжины дорогих «Мерседесов» и пара «Лексусов». У входа, выполненного в псевдоантичном стиле, с колоннами и портиком, посетителей встречали два ливрейных швейцара.

Они приветствовали Руслана Гатаулина почтительными поклонами (завсегдатай!) и распахнули перед ним дверь:

– Добро пожаловать, Руслан Каримович. В шикарном вестибюле, стены которого были украшены росписью под античные фрески, эстафету у швейцаров приняли двое плечистых молодых людей в двубортных пиджаках с бейджами секьюрити. Один из них проводил Гатаулина и его спутницу в зал.

Внутреннее оформление, видимо, должно было напомнить посетителю о безумной роскоши императорского Рима: мраморные столики, дорические колонны, гипсовые копии статуй давно забытых римских цезарей и полководцев, вызывающе огромные вазы и амфоры на постаментах. Над полупустым залом витал звук одинокой флейты.

– Милое местечко, – покачала головой Наталья, оглядывая зал.

На ней было длинное черное вечернее платье с глубоким декольте и открытой спиной, к которому так и просилось бриллиантовое колье. Но поскольку Наталья не могла похвастаться наличием такой эффектной вещицы среди своих украшений, то решила обойтись вовсе без них.

Если бы в этом заведении до конца следовали требованиям стиля, метрдотелю полагалось бы облачиться в длинную белоснежную тогу и сандалии с перепонками, тем более что царившая в городе жара вполне позволяла вспомнить о климате Средиземноморья. Однако, вопреки ожиданиям, на столь ответственном лице оказался банальный черный смокинг с бабочкой. А вот флейтистка, одиноко стоявшая на невысоком подиуме, была в почти прозрачной тунике и действительно походила на древнегреческую богиню.

Гатаулин и Наталья заняли места за мраморным столиком, рядом с которым на постаменте в форме невысокой колонны был водружен бюст некоего бородача с увесистой фибулой на пл'ече.

– Я вижу, вам здесь нравится, – расплылся в улыбке Гатаулин.

– Нравится, – честно призналась Наталья. – Такого в Москве я еще не видела.

– Сейчас в Москве, как в Греции, все есть, – в своей манере пошутил бизнесмен.

– Правда, я не вижу кратеров с разбавленным вином и юношей-виночерпиев.

– Вы так хорошо знакомы с древней историей… – подвигал бровями Гатаулин.

– Когда-то это было мне интересно.

Метрдотель предложил меню в тисненой кожаной обложке и карту вин. Из всего разнообразия напитков Гатаулин заказал себе самый дорогой греческий коньяк «Метакса», а Наталье – шампанское «Дом Периньон».

– Как и было обещано, – не преминул заметить он. Изучив меню, Наталья разочарованно отложила его в сторону.

– Вам не нравятся здешние блюда? – удивился Гатаулин.

– Здесь нет моего любимого заливного из языков жаворонков.

– О! – вытянулось лицо ее спутника. – А птичек вам не жалко? Может, лучше заказать жаркое из седла барашка?

– А вам не жалко того барашка, чье седло вы будете поедать?

– Вы рассуждаете как вегетарианка, – хмыкнул Гатаулин, догадавшись, что его разыгрывают.

– Когда-нибудь обязательно буду таковой, а пока не стала, меня вполне устраивает седло барашка.

В такой непринужденной пикировке прошли несколько минут, прежде чем им подали напитки.

– Выпьем за ваш кинодебют! – Гатаулин поднял рюмку с коньяком.

Звон хрусталя возвестил: заключено деловое соглашение между кинопродюсером и начинающей актрисой…

Глава 8

В салоне автомобиля было прохладно – на полную мощность работал кондиционер. Гатаулин вальяжно развалился на кожаном сиденье и, размахивая дымящейся сигаретой, разглагольствовал без умолку:

– Россия – богатейшая страна. У нас есть все: золото, изумруды, нефть, газ. Что нам какие-то америкашки или япошки? У них же шаром покати, нам ничего не стоит поставить их на колени. Перестанем продавать им сырье, и куда они денутся?

– Да? – насмешливо спросила Наталья. – Откуда же возьмутся деньги, если мы перестанем продавать им сырье?

– Да у нас этих денег – навалом! – Гатаулина понесло. – Главное, с умом ими распорядиться. Вот, Наташка, как ты думаешь, зачем я вкладываю деньги в кино и вообще в искусство? Американцы думают, что у них есть Бродвей и Голливуд. Ну, есть у них Бродвей и Голливуд. Ну и что? У нас таких бродвеев по России – в каждом городе навалом. Вот я своим компаньонам объясняю, а они – дубы дубами. Ни во что не врубаются. Дай людям деньжат, дай хоть немного, чтоб они могли семьи прокормить, они же такое навернут! Куда там какому-нибудь сраному Шварценеггеру. Помнишь, у Высоцкого: «Им платят деньжищи – огромные тыщи»? А наши за зарплату горбатятся. Плати им чуть побольше, и весь мир будет смотреть не это голливудское дерьмо, а наше кино. Да ты возьми любого русского актера. Вот Юрий Никулин, например. Какой талантище! Куда там Сильвестру накачанному?

Бутылка греческого коньяка, которую Гатаулин влил в себя в ресторане, вселила в него неиссякаемую веру в грядущее русского искусства. Наталья слушала его с едва заметной улыбкой.

«Ну вот, – думала она, – еще один купчина, набив карманы, задумался о высоком и вечном. Хотя… Может, так и должно быть? В конце концов, в этом ничего плохого нет. Совсем неплохо, если он поделится своим достатком с людьми творческими. Все-таки вкладывает не в попсовых певичек, а в кино и театр».

– А какой у нас театр, какой у нас балет! – распаляясь, восклицал Гатаулин. – Наш большой гремит во всем мире. Эти имена знают все: Галина Уланова, Майя Плисецкая, э… Ну вот…

– Никогда не думала, что вам нравится балет.

– Честно говоря, – осклабился Гатаулин, – я в нем ничего не понимаю, но мне нравится. Знаешь, эти костюмы, эти декорации, эта атмосфера… Просто феерия какая-то!

Машина свернула с шоссе Энтузиастов на проспект Маршала Буденного.

Заметив это, Наталья вынуждена была оборвать нетрезвые излияния Гатаулина.

– Мне нужно чуть дальше и направо, на Плеханова, – сказала она шоферу.

Тот промолчал, но Наталья заметила в зеркале заднего вида его быстрый взгляд.

– Нет-нет, Наташа, не беспокойся. Федор правильно едет. – Гатаулин как бы невзначай положил ладонь ей на плечо.

– Правильно – это куда? – насторожилась Наталья.

– Едем подписывать контракт, – с комичной торжественностью заявил Гатаулин. – Мы же деловые люди, верно?

– Может быть, заняться этим завтра? – осторожно спросила Наталья. – Сегодня вроде бы поздновато, да и обстановка не та.

– А что нам обстановка? Какую надо, такую и создадим.

Автомобиль свернул во двор новой кирпичной многоэтажки, стоящей этаким Монбланом среди приземистых пятиэтажек послевоенной постройки.

– О, – выглянув в окно, сказал Гатаулин, – приехали.

«На конторское здание это не очень-то похоже», – отметила про себя Наталья.

Словно прочитав ее мысли, Гатаулин объяснил:

– Мы тут снимаем квартиру для нашего творческого отдела. Эти ребята не любят официоза.

«Я и сама не люблю», – подумала Наталья, выходя из машины.

Хотя дом был новый и в подъезде еще пахло краской, лифт уже являл собой печальное зрелище. Пластмассовые кнопки были изуродованы, на стенках красовались надписи, восславляющие московский «Спартак», группы «Гражданская оборона» и «Коррозия металла».

Они вышли на восьмом этаже, и пошатывающийся Гатаулин направился к одной из квартир. Повозившись немного с замком, он отпер тяжелую металлическую дверь и пригласил Наталью войти.

В темной прихожей ударило в нос застоявшимся запахом табака и дорогой парфюмерии.

"Как в театральных курилках, – подумала Наталья и тут же поправила себя:

– В дамских. Откуда в мужских быть дорогой парфюмерии?"

– И где же сотрудники вашего творческого отдела? – с сарказмом спросила она.

– Поздно, все по домам разъехались, – ответил Гатаулин, включая свет. – Да и зачем они нам?

В прихожей царил художественный беспорядок.

– Прошу в комнату, – пригласил хозяин, – а я займусь посудой.

Пока Гатаулин звенел на кухне фужерами, Наталья присела на диван с велюровой обивкой и с интересом осмотрелась. Мебель в квартире была не слишком дорогой, но вполне приличной. Стойку в дальнем углу комнаты обременяли японский телевизор с широким экраном и два видеомагнитофона, повсюду валялись видеокассеты, проспекты кинофестивалей, фотографии улыбающихся девиц, иностранные киножурналы.

Тут и там – на небольшом журнальном столике, на подоконнике, на горке из черного пластика – стояли чашки с засохшими остатками кофейной гущи. В углу вдоль стены выстроились несколько пустых бутылок из-под коньяка и шампанского.

На пороге с двумя мокрыми фужерами и бутылкой в руках возник Гатаулин.

– Вообще-то мартини пьют со льдом и оливкой, – словно извиняясь, сказал он, – но в холодильнике пустота. Так что предлагаю выпить в неразбавленном виде.

– А как же контракт?

– Вот сразу и обмоем. Между прочим, это дурная примета – не обмыть сделку, – деловито присаживаясь за столик и с треском скручивая пробку, заметил Гатаулин.

Наталье не без основания подумалось, что за всей этой трепотней о любви к русскому искусству, о подписании контракта, за комичным пафосом скрывалась примитивная похотливость самца. Да и квартира сильно напоминала гнездышко для любовных утех, где вешают лапшу на уши простодушным девицам.

Пока Гатаулин разливал мартини, Наталья из любопытства повертела в руках валявшуюся на журнальном столике видеокассету. Фильм под названием «Горячие шведские девушки» вряд ли мог принадлежать к образцам высокого киноискусства. Подобная продукция явно носила утилитарный характер.

«Да, Мазурова, – печально констатировала она, – опять ты купилась на дешевую болтовню. Сколько же можно так прокалываться?»

– Ну, давай выпьем, Наташка! – фамильярно поглаживая ее по руке, сказал Гатаулин и потянулся к ней с фужером.

Легкое опьянение, которое она испытывала после двух-трех бокалов шампанского, выпитых в ресторане, мгновенно улетучилось. Наталья поняла, что она в западне: дверь заперта, ключ – в кармане у ее спутника, а он вряд ли согласится добровольно выпустить ее из этой ловушки. Но, в конце концов, не бить же его бутылкой по голове. Тогда что? Ей необходимо было собраться с мыслями.

Мило улыбнувшись, она взяла свой фужер и чокнулась с Гатаулиным.

– За будущую великую актрису! – торжественно провозгласил он и залпом выпил. Его глаза сверкнули, недвусмысленно заявляя о дальнейших намерениях. – Что-то тут жарко…

Гатаулин, не вставая с дивана, снял пиджак и швырнул его в кресло. Из внутреннего кармана выпал и раскрылся бумажник из крокодиловой кожи.

«Интересно, где у него ключи?» – подумала Мазурова.

Тяжело сопя, бизнесмен вытер тыльной стороной ладони выступивший на лбу пот. Он явно перебрал с мартини. Почти не контролируя себя, он принялся мять колени Натальи и попытался приподнять подол платья. Когда ему это удалось, он разочарованно пробурчал:

– У-у-у, колготки… В такую жару…

– Возьмите себя в руки, Руслан Каримович, – сдерживая возмущение, проговорила Наталья. – Вы, видно, забыли, зачем мы сюда приехали.

Он выпрямился и заплетающимся языком произнес:

– А зачем мы сюда приехали?

– Чтобы заключить контракт, помнится.

– Вот сейчас и заключим.

Он грубо схватил ее за плечи и присосался слюнявыми губами к обнаженной шее. Густое облако перегара вызвало у Натальи приступ тошноты. Почувствовав острую потребность освободить желудок от содержимого, она бросилась в ванную.

– Наташка! Ты куда? – взревел Гатаулин.

Он попытался вскочить с дивана и броситься за ней, но, зацепившись за угол столика, под звон разбитой посуды растянулся посреди комнаты.

Наталья едва успела закрыться на защелку и тут же склонилась над раковиной. Несколько минут ее буквально выворачивало наизнанку. Наконец, обессиленная и измученная, она медленно выпрямилась и посмотрела на себя в зеркало.

«Ну и хороша же ты, дура. Глаза как у кролика, косметика размазана, рот – словно у циркового клоуна».

Она заметила в нижней части зеркала надпись губной помадой: «Русланчик, позвони мне». Здесь же был и номер телефона.

«Ах ты, скотина! Сколько дурочек вроде меня ты затащил сюда на „подписание контракта“? Ладно, я тебе устрою возрождение отечественного кинематографа».

Лихорадочно соображая, что бы такое отмочить, она принялась плескать себе в лицо холодной водой и полоскать рот. Несмотря на духоту, Наталью бил озноб. Сняв висевшее на дверном крючке полотенце, она заметила под ним кружевной лифчик.

– Творческий отдел! Мать-перемать… – не сдержалась она. – Скотина!

Только попробуй еще раз сунуться ко мне, я тебе глаза выцарапаю.

Она решительно распахнула дверь и вышла из ванной. В квартире было подозрительно тихо.

Наталья насторожилась. Бесшумно ступая по паркету, подошла к распахнутой двери и заглянула в комнату.

Гатаулин лежал на полу возле журнального столика с неестественно заломленной за спину рукой и запрокинутой головой. Глаза были широко открыты, остекленевшие белки делали его похожим на сломанную механическую куклу.

Наталья почувствовала, как страх холодной змеей вползает в душу.

«Господи, а вдруг он окочурился? Только этого мне не хватало!» Она стала лихорадочно шарить глазами по комнате, не зная, что предпринять. «Кукла» не издавала ни единого звука.

Она вдруг представила, что делает Гатаулину искусственное дыхание «изо рта в рот», и новый приступ тошноты подступил к горлу. Подрагивающими пальцами она схватила с журнального столика пачку сигарет, зажигалку и закурила.

«Что делать? Вызвать „Скорую“? Но ведь я даже адреса не знаю. Сбегать вниз, позвать шофера? Он скорее всего уехал. Откачивать этого кретина или позвать кого-нибудь из соседей? Нет-нет, все это не то. Боже, как я влипла!»

Внезапно ей показалось, что Гатаулин шевельнулся. По крайней мере, веки его слегка дрогнули. Она осторожно опустилась на колени рядом и, отведя руку с дымящейся сигаретой за спину, наклонилась над ним.

– Руслан Каримович, – позвала она тихо.

Ответом ей был громкий икающий звук. От неожиданности Наталья отпрянула, а Гатаулин, еще раз зычно рыгнув, зачмокал губами, промычал что-то невнятное, повернулся на бок и, подложив кулак под ухо, раз и другой всхрапнул.

Но что-то, видно, его не устраивало. Булькая надувшимися губами, причмокивая, он улегся на полу поудобнее и погрузился в глубокий сон.

«Вот скотина! Я уже хоронить его собралась, а он тут дрыхнет! Ну и храпи себе, животное!»

Она метнулась к креслу и стала обшаривать карманы пиджака в поисках ключей. На пол посыпались пачки презервативов, скомканные зеленые банкноты, золотистая металлическая визитница с дарственной гравировкой на крышке.

.

Упав на пол, коробочка раскрылась, и визитки веером рассыпались по ковру. Следом из кармана выпали ключи. Наклонившись за ними, Наталья подобрала одну из карточек: "Фатима Мусаевна Гатаулина, президент фирмы «Заря», чуть ниже – номера телефонов.

– Сейчас я тебе устрою контракт! – мгновенно созрело решение.

Наталья взяла телефонный аппарат и набрала первый из указанных в визитной карточке номеров.

В трубке раздался недовольный женский голос.

– Ну, кто еще?

– Фатима Мусаевна?

– Да, а кто спрашивает?

– Не важно.

– Что значит «не важно»? – Собеседница явно не была настроена продолжать анонимный разговор.

– Подождите, не кладите, пожалуйста, трубку. Уверена, то, что я скажу, вас заинтересует. Речь идет о Руслане Каримовиче.

– Что с ним?

Наталья будто ощутила в трубке жаркое дыхание супруги Гатаулина.

– С ним, кажется, все в порядке. Но вам бы следовало забрать его.

– Откуда? – В голосе Фатимы Гатаулиной был ледяной холод.

Наталья постаралась более или менее вразумительно объяснить, как добраться до любовного гнездышка Гатаулина. Но это ей не очень удалось: в округе – одни жилые дома и никаких зацепок – ни кинотеатра рядом она не заметила, ни ресторана, ни известного магазина. Было слышно, что Фатима начинает нервничать все больше. И тут Наталья нашлась – склонилась над телефоном и продиктовала его номер. «Теперь, если захочет, адрес быстро узнает, – подумала она. – Думаю, что захочет…»

– Это у них называется «творческим отделом». – Она не отказала себе в удовольствии пустить шпильку.

– Хорошо, я поняла. Восьмой этаж, направо… Одно только неясно. – Голос Фатимы внезапно сорвался на крик:

– Зачем ты звонишь мне, шлюха?!!

– Меня еще никто не называл шлюхой, – твердым голосом сказала Наталья.

– А звоню потому, что меня с кем-то перепутали.

– Кто перепутал?

– Ваш супруг.

И положила трубку. Выйдя в прихожую, она подобрала нужный ключ, открыла дверной замок и оказалась на лестничной площадке. Лифта не было, казалось, целую вечность. В кабине она стояла, безотрывно глядя в одну точку.

«Крымову придется искать новую исполнительницу, – со злостью думала она. – Что за чертова невезуха? Все из-за этих гнусных самцов… Где же благородные принцы, о которых так любят писать в книгах и снимать кино? Чушь собачья! Никому нельзя верить, все только и норовят затащить тебя в постель, попользоваться и вышвырнуть на улицу, как паршивую собачонку. Со мною этот номер больше не пройдет».

Наконец двери лифта, двигавшегося с черепашьей скоростью, открылись.

Миновав парадное, Наталья выскочила из полутемного подъезда и, придерживая подол вечернего платья, быстро зашагала по двору.

Но тут в вечернем мраке перед ней выросла фигура плечистого мужчины.

Лица она разглядеть не смогла.

– Куда торопишься, подруга?

Что-то в его голосе показалось Наталье знакомым. Не утруждая себя ответом, она шагнула в сторону, чтобы обойти неожиданное припятстйие. Но незнакомец схватил ее за руку.

– Пошел к черту! – прошипела она. – Мне больно.

– Насрать! – грубо рявкнул мужчина и потащил ее куда-то за собой.

– Я сейчас заору на весь двор, и ты…

Огромная, пропахшая табаком ладонь легла ей на лицо. Наталья хотела было закричать, но тщетно – вместо крика раздалось какое-то жалкое мычание.

Одним профессиональным движением незнакомец заломил ей руку за спину и теперь уже толкал перед собой. Она еще пыталась сопротивляться, но вскоре поняла, что это бесполезно.

«Ну, все. Завтра твой труп, Мазурова, со всеми признаками насильственной смерти найдут на какой-нибудь помойке. Допрыгалась…»

Нет, вскоре они остановились возле припаркованной под деревьями машины.

Открыв заднюю дверцу, мужчина грубо втолкнул туда Наташу и втиснулся рядом, заблокировав дверцы.

Автомобиль оказался «Мерседесом» Гатаулина, а предполагаемый маньяк – его личным шофером. Наталья успела это рассмотреть, когда в салоне на короткое время загорелась подсветка.

– Ты что, спятил, идиот? – сквозь зубы прошипела она.

– Где хозяин?

– Дрыхнет твой хозяин.

– Что значит «дрыхнет»?

– То и значит! – нервно выкрикнула она. – Храпит, как бегемот.

– Ты что, клофелином его уделала, сучка? Небось все карманы обчистила?

– Он сорвал с ее плеча сумочку и принялся рыться в ней.

Наталья задохнулась от возмущения:

– Ты за кого, гад, меня принимаешь?

– Сейчас мы узнаем, кто ты такая. – В голосе шофера слышалась плохо скрываемая ненависть.

Он включил в салоне свет и высыпал содержимое сумочки на кожаное сиденье. Среди тюбиков с губной помадой, пудрениц и прочих дамских мелочей увидел ее служебный пропуск.

– Мазурова Наталья Александровна, – прочел он вслух. – Так я и думал.

– Что ты думал, козлина? – грубо спросила Наталья, отворачиваясь.

– Заткни пасть, – прорычал он в ответ. – Я тебя сразу вычислил, только сомневался.

– А я тебя в первый раз вижу, – парировала она.

– Нет, не в первый. – Шофер бросил удостоверение под ноги, резко наклонился к Наталье, обхватил ее голову своими громадными ручищами и повернул к себе.

Она, изловчившись, со звоном влепила ему пощечину.