Текст книги "Черная вдова"

Автор книги: Марина Островская

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 1

Жара окутала Москву ватным одеялом. Счастливых обладателей автомобильных кондиционеров можно было вычислить по наглухо задраенным стеклам их машин. Остальные, млея от духоты, вяло поглядывали по сторонам. Любимая фраза, с которой начинались все разговоры: когда только кончится эта проклятая жара?

Москвичи вспоминали, что в последний раз такая погода была в 1972 году, когда горели торфяники вокруг столицы. Нынче все повторялось. Деловая жизнь города резко пошла на спад. Лихорадочную активность проявляли только сотрудники компаний, торгующих прохладительными напитками. При всем изобилии открытых летних кафе и ресторанчиков в них трудно было найти свободное место.

Швейцар ресторана «Севрюга», крепкий молодой парень в красной рубахе с петухами и черных сатиновых шароварах, заправленных в хромовые сапоги, с тоской поглядывал на праздную публику, прячущуюся от палящих солнечных лучей под фирменными зонтиками. Наконец его внимание зафиксировалось на весьма привлекательном объекте.

Эффектная платиновая блондинка в темных солнцезащитных очках, с минимумом одежды на сочном молодом теле сидела за ближним столиком, томно беседуя с распаренным немолодым мужчиной при полном, несмотря на зной, чиновничьем облачении. Капельки пота поблескивали на его едва прикрытой редкими волосами лысине, крылья носа нервно подрагивали, глаза похотливо поблескивали.

– Послушай, Оксана, так больше продолжаться не может. Мужчина я, в конце концов, или нет? – Он буквально облизывал ее взглядом.

Она, сознавая свою власть над ним, с напускным равнодушием потягивала через соломинку безалкогольный коктейль из высокого запотевшего бокала.

– Ну почему ты молчишь, Оксана? Не томи…

– А что говорить? – хмыкнула она, чуть-чуть сдвинув на нос темные очки, за стеклами которых угадывался слегка насмешливый взгляд. – Что вы хотите от меня услышать, Рэм Степанович? Что я буду преданна вам навеки?

Мужчина смутился и принялся порывистыми, неуверенными движениями расслаблять удавку галстука.

– Вы – человек семейный, – продолжала она все тем же холодным тоном, – у вас положение, статус… А я – просто слабая женщина с весьма неопределенным будущим, которая нуждается в надежной опоре…

– Но… Но я же могу быть такой опорой, – горячо заговорил он.

– Неужели?

– Ну конечно, у меня статус, твердый заработок…

– Какой заработок у чиновника на окладе? – На сей раз она не скрывала насмешки.

– Зря вы так думаете, Оксана. Я – человек состоятельный, с положением.

Мы – люди государственные, не какие-нибудь скороспелые миллионеры в красных пиджаках, которые сегодня хапнули, а завтра могут оказаться на нарах следственного изолятора. И это еще не худший вариант. За нами стабильность, мощь государства, а это намного важнее, чем сиюминутный успех.

– Стабильность… Это, конечно, очень важно, Рэм Степанович, особенно для вашего семейства. У вас ведь, кажется, две дочери?

И без того красное, лицо чиновника пошло багровыми пятнами. Он принялся помахивать полами пиджака как будто это сулило возможность хоть немного охладиться.

– Не надо так нервничать, Рэм Степанович. Закажите себе еще водички.

Рекомендую «Перье» с лимоном.

Он с радостью ухватился за это предложение, оно позволяло на время уйти от неприятного разговора. Залпом осушив стакан французской минеральной воды, чиновный поклонник женской красоты и свежести бросил себе в рот дольку лимона.

Слегка охладившись и успокоившись, он снова перешел в атаку:

– Оксана, я могу обеспечить твое будущее. Деньги у меня есть…

– А как же чувства? – Она глянула на него поверх очков.

– Ты не уверена в моих чувствах? Да я… Да я все, что хочешь!

– Так уж и все? – Чем тебе это доказать? Нужны деньги? Я могу…

– Я вам не содержанка, – резко оборвала она любвеобильного папика.

Он почувствовал, что переборщил, и, заерзав на пластиковом стуле, достал изо рта кусочек застрявшей между зубами лимонной кожуры. В руках у него появились пачка сигарет и зажигалка.

– Этот твой легендарный… поклонник… – затягиваясь ароматным дымом и вытирая со лба капельки пота, начал чиновник. – Как его, кстати, зовут?

– Не важно.

– Ну, не важно так не важно. Что он может тебе предложить? Какую стабильность? Тоже небось женат.

Она выразительно посмотрела в сторону парковки, где стояла новенькая, редкого бирюзового цвета спортивная «Тойота».

– Намек понял, – с вызовом горделиво сказал он. – Женщины вообще любят все блестящее и дорогое. Так мы тоже не лыком шиты.

– Рэм Степанович, у вас в роду купцов не было?

– Нет, – насторожился он. – А что?

– Ведете себя временами, как купчина – громких слов много…

– Почему только слов? Ты мне не веришь? – Он достал из заднего кармана брюк толстый бумажник, выдернул пачку «зелени» и возбужденно произнес:

– Вот, возьми. Это тебе.

– Низко же вы меня цените, Рэм Степанович. Как будто на Охотном подцепили.

Он с готовностью убрал деньги назад в бумажник и пожал плечами.

– Ты сама знаешь, чего хочешь? – Он фамильярно махнул рукой. – Ох уж эта мне женская логика…

– Да, знаю, – с неожиданной твердостью сказала она, – я люблю камни.

Помните сакраментальную фразу – бриллианты вечны? Камни лучше всего другого подтверждают подлинность настоящих чувств, дорогой Рэм Степанович.

– Не вопрос, – кивнул тот, обрадовавшись хоть какой-то определенности.

– Завтра будут тебе драгоценные камни.

– Не завтра, а сейчас. Мы знакомы уже месяц, и ничего, кроме горячих уверений и пылких слов… Ну, Рэм Степанович… – Она аккуратно убрала его руку со своего колена, с укоризненным добродушием глянув ему в глаза.

– Эх, черт побери! – нервно вскинулся он. – Официантка, коньяку!

Блондинка повернула голову и, заметив обращенный на нее взгляд молодого швейцара, чуть-чуть растянула губы в улыбке. Парень понимающе хмыкнул. За недолгое время работы в ресторане он уже успел насмотреться на подобные сцены.

Небольшой пузатый графинчик опустел в считанные минуты. Дожевывая овощной салат, Рэм Степанович Сердюков, ответственный работник Минтопэнерго, резко встал из-за стола.

– Поехали! – ухарски махнул он рукой. – Поехали куда скажешь, весь мир будет у твоих ног!

Спустя еще несколько минут черная министерская «Волга» пристроилась в хвост юркой, резвой «Тойоте». Машины направились в сторону центра.

Влажные, поблескивающие глазки Рэма Сердюкова шарили по гладкой загорелой коже Оксаны. Она вела машину спокойно и уверенно, держа одну руку на руле, другую – на рычаге переключения передач. На одном из поворотов, который Оксана проходила на высокой скорости, как заправский, автогонщик, Сердюков припал к ее плечу и стал покрывать жадными поцелуями нежную, тонкую шею девушки.

Она почувствовала отвращение, когда слюнявые губы чиновника оставили на ее коже холодящее влажное пятно.

– Рэм Степанович, держите себя в руках. Не отвлекайте водителя во время движения, – произнесла она, не поворачивая головы.

– Оксана… – не в силах прервать очередную серию поцелуев, прорычал Сердюков.

Наконец машина, провизжав покрышками по асфальту, остановилась у ювелирного салона «Поле чудес».

– Приехали, – широко улыбаясь, сообщила блондинка.

Вежливый, галантный администратор в белой рубашке с короткими рукавами, при галстуке встретил их у прилавка.

– Вы желаете приобрести для дамы эксклюзивный товар? – уверенно обратился он к Сердюкову. – Могу предложить…

– Я думаю, мы предоставим право выбора ей самой, – хамовато оборвал его Сердюков, удачно избавляясь от необходимости демонстрировать свои весьма скромные познания в ювелирном деле.

Администратор спокойно повернулся к Оксане:

– Что вас интересует? Колье, броши, серьги?

– Меня бы вполне устроило маленькое колечко с камнем.

– Я так понимаю, вас интересуют только натуральные камни, – полуутвердительно сказал администратор.

– Естественно, – встрял в разговор Сердюков.

– Что ж, вы не ошиблись, обратившись именно к нам. Мы располагаем прекрасной коллекцией колец с бриллиантами всемирно известной фирмы «Ван Клифф и Арпельс».

Сердюков согласно закивал.

В свете неоновых ламп умопомрачительно полыхали бриллианты.

– Как вы понимаете, цена изделия зависит от каратности, – напомнил администратор. – На чем остановимся? «Ван Клифф и Арпельс» предлагают на ваш выбор разнообразные камни. Самый маленький, конечно, в одну десятую карата, вот две десятых, четверть, половина…

– Да не пудри нам мозги своими десятыми! – снова прервал администратора Сердюков. – Я люблю ровный счет.

– Прекрасно, – бодро ответил администратор. – Вот кольца с бриллиантами в один карат. Но учтите, цена…

– Что ты все долдонишь про эту цену. Цена меня не волнует, – вальяжно произнес Сердюков.

Едва заметная улыбка тронула лицо администратора.

– Попрошу ручку дамы. У вас восемнадцатый, – навскидку определил он.

– Семнадцать с половиной, – уточнила она.

– Вот прекрасное колечко из белого золота с платиновой вставкой, с бриллиантом чистоты ай-эф.

– Чего-чего? – насупил брови Сердюков.

– Чистота камня безупречная, – терпеливо объяснил администратор. – Даже при десятикратном увеличении под лупой вы не увидите ни единого изъяна.

После этих слов он надел кольцо Оксане на палец.

– Тебе нравится? – спросил чиновник. Вместо ответа девушка блаженно закатила глаза.

– Мне тоже нравится, – уверенно кивнул Сердюков. – Сколько стоит эта побрякушка?

– Извините, я должен заглянуть в каталог.

– А где ценники? – недовольно поинтересовался Сердюков.

Администратор стал еще более многословен:

– Вы понимаете, в салонах нашего класса своя политика работы с клиентами. Дешевыми вещами мы не торгуем, наши покупатели…

– Короче!

– Двести тысяч, – сказал администратор, полистав каталог.

– «Зеленых»? – округлил глаза Сердюков.

– Нет, что вы, – поспешно произнес администратор. – Мы указываем цены в российских рублях.

– А сколько это в американских «рублях»? – наморщил лоб Сердюков. После коньяка его мыслительная деятельность была сильно затруднена.

– Ровно восемь тысяч условных единиц. Берете?

Оксана испытующе посмотрела на Сердюкова. На его лице появились признаки сомнений, но, встретившись со взглядом блондинки, он махнул рукой и смело заявил:

– А! Однова живем… Заворачивай.

– Как будете платить? Мы принимаем кредитные карточки «Виза», «Мастер кард», «Америкэн экспресс».

Сердюков почесал затылок и, понизив голос, заговорщицки обратился к администратору:

– А налом берете? В «зеленых».

Администратор опустил глаза.

– Вы меня ставите в неудобное положение. Может быть, вы воспользуетесь услугами обменного пункта? Здесь недалеко. К сожалению, свой мы еще не открыли.

– Да успокойся, парень, здесь все свои. Не бросать же мне даму.

– Ну хорошо, – не без колебаний согласился администратор. – Желание клиента для нас – закон. Я потом сам поменяю.

– Отлично! – обрадовался Сердюков и полез за бумажником…

Выходя из магазина, девушка рассматривала при дневном свете сверкающий бриллиант. Она сладко улыбнулась и чмокнула Сердюкова в щеку.

– Спасибо, Рэмушка. Это – царский подарок. Ты не пожалеешь.

Его лицо расплылось в самодовольной улыбке.

– Ну так… Оксана, это дело надо отметить.

– Непременно, – с готовностью согласилась она. – Вечером идем в ресторан.

– А потом?

– По полной программе, Рэмушка, – заверила его блондинка. – Ты это заслужил, но не забывай: ты – занятой человек.

– Да-да, мне еще надо показаться на работе.

– Вот и прекрасно, заезжай за мной вечером. Надеюсь, адрес помнишь?

– А как же…

– Тогда до вечера, дорогой.

Она обвила его шею длинными тонкими руками и теперь уже страстно поцеловала в губы.

Оставив обалдевшего от счастья, помеченного яркой помадой и окутанного облаком французских духов чиновника стоять на тротуаре, блондинка легко порхнула к своей машине, села за руль и, сделав на прощание ручкой, рванула с места.

Не успевший опомниться Сердюков проводил круглыми глазами бирюзовую «Тойоту» и на негнущихся ногах потащился к поджидавшей его служебной «Волге».

Шофер, высунувшись из открытого окна, подмигнул начальнику:

– Ну, Рэм Степанович, ты даешь! Теперь эта телка вся твоя, с потрохами.

– А ты поменьше языком молоти, Василий, а то еще жене проболтаешься.

– Ты чего, Степанович? За кого ты меня принимаешь? Я же – могила.

Полчаса спустя бирюзовая спортивная «Тойота» припарковалась во дворе трехэтажного особняка. Хозяйка этого миленького сооружения сидела за столиком посреди аккуратно подстриженной лужайки – что-то читала.

Блондинка вышла из машины и, прихватив сумочку, направилась в ее сторону.

– Ключи – в замке зажигания, спасибо, Леночка. Ты меня очень выручила.

– Выпьешь чего-нибудь, Наташка? У меня есть классный ирландский джин.

– Извини, Леночка, не могу, тороплюсь. Увидимся в театре.

Через несколько минут, уже сидя на заднем сиденье в такси, она сняла платиновый парик и, подмигнув озадаченному водителю в зеркале заднего вида, принялась стирать с лица остатки грима.

Таксист высадил ее возле высотки на Котельнической набережной. Кивком поздоровавшись с вахтершей в вестибюле, она прошла к лифту, поднялась на десятый этаж, достала из сумочки ключи и открыла дверь.

Из ванной доносился шум льющейся воды.

– Валерка, ты дома? – крикнула она из прихожей. Дверь ванной приоткрылась, из нее высунулась мокрая голова.

– Натали! – радостно вскричал он. – Серебро!

– Поздравляю! Молодец!

– Ты бы видела, как мы их сделали!

– Кого сделали?

– Китаезов, конечно. До немцев мы пока не допрыгиваем, но всех остальных делаем – на три пятнадцать.

– Ты еще долго? От этой жары приходится принимать душ по пять раз в день.

– Выхожу.

Парень, обернутый чуть ниже пояса махровым полотенцем, появился в прихожей, демонстрируя мощный торс.

– Ты уже собираешься? – расстроенно спросил он, заметив, что она складывает вещи в большую кожаную сумку. – А может, не будешь слишком торопиться?

Парень подрулил к Наталье, фамильярно обнял ее за бедра и недвусмысленно подмигнул, кивнув в сторону спальни. Она несколько секунд смотрела на него в упор, затем цепкими пальцами взяла за запястья, оторвала его руки от себя и вытянула их вдоль его туловища.

– Стоять смирно! Ты меня понял? Приказываю руки не распускать.

– Есть руки не распускать, – после недолгой паузы расстроенно пробормотал Валера.

– Вот и чудненько. Я всегда знала, что ты умница. Тетка может тобой гордиться. Так ей и передай. А теперь – смена караула. Продукты в холодильнике, коту дай «Вискас» и поменяй туалет, он у нас чистюля. Хозяйка – в Израиле, вернется через пару недель. Ключи оставляю под зеркалом. И еще, пока не забыла, – она остановилась на пороге ванной, – личная просьба… Будут тревожить мои поклонники – спускай их с лестницы.

– На этот счет можешь не беспокоиться. Я – твой главный и единственный поклонник! – мужественно пробасил молодой человек. Он вскинул мускулистые руки и поиграл бицепсами. – Пусть только сунутся.

Распахнув стеклянную дверь «Макдональдса», девушка выпустила шумную стайку девочек-подростков с красными бумажными флажками в руках и прошла к столику, за которым сидел скромный молодой человек, в котором без труда можно было узнать администратора ювелирного салона. При ее появлении он демонстративно посмотрел на циферблат наручных часов.

– Опаздываешь, Натали.

– Извини, Сережа.

– Лед растаял.

– Ничего страшного, – сказала она, вставляя соломинку в крышку большого бумажного стакана.

Сделав несколько глотков, девушка достала из сумочки маленькую бархатную коробочку.

– Деньги товар – деньги, – по-деловому произнесла она.

Молодой человек передал ей в руки длинный узкий конверт.

– Здесь ровно половина, как договаривались. Не мешало бы вспрыснуть удачную сделку.

– А чем мы, по-твоему, занимаемся? – Она демонстративно подняла картонный стакан. – Ты же знаешь, я спиртное не люблю. А тебе надо поторапливаться, чтобы вернуть колечко на место.

– Само собой, – кивнул он. – Это же «Ван Клифф и Арпельс»… производства смоленского завода ювелирных изделий.

Они дружно рассмеялись.

– Ну, Натали, смотрю я на тебя и не перестаю восхищаться. Честно говоря, я немного струхнул, когда предлагал ему расплатиться кредитной карточкой. Не приведи господь согласился бы…

– Исключено, – отрезала она. – Жена держит его в ежовых рукавицах. Он мне сам признался, что она постоянно интересуется состоянием его банковского счета. Сердюков, конечно, сексуально озабоченный чинуша, но не такой дурак, чтобы засвечивать свои взятки.

– Тогда выпьем за продолжение сотрудничества.

– Какого еще сотрудничества? – вскинула брови Наталья.

– Какого пожелаешь. Можно делового, а можно и…

Девушка даже не удивилась. Лишь вздохнула почти обреченно: и этот, мол, туда же.

– Послушай, Сережа, – начала она тоном школьной учительницы, – ни о каком деловом сотрудничестве не может быть и речи. В том, что сегодня произошло с Сердюковым, виноват только он один, и никто больше. Поэтому мне его нисколько не жаль. Сам напросился. Сам, слышишь? На дураках воду возят. Но это не значит, что я – рыболов-спортсмен по поимке «карасей». Напросится еще кто-нибудь на неприятность, снова обращусь к тебе за помощью. Но это будет просьба об услуге, а не деловое, как ты выражаешься, сотрудничество.

– Ладно-ладно, – зашептал поспешно продавец. – Это я так… А может, как-нибудь поужинаем вместе?

– В каком?

– Что в каком?

– В каком месте? – улыбнулась она.

– А… ты про это…

– «Про это» по НТВ показывают, Сережа. И ужинать нам с тобой не стоит.

– Почему?

– Еще влюбишься в меня, и тогда – прощай, спокойная жизнь женатого человека. Или тебя интересуют серьезные отношения на стороне?

– В общем, нет, – сконфуженно признался молодой человек. – Я просто подумал…

– Старайся меньше думать, Сережа. Это очень обременительно и вообще – занятие неблагодарное.

Наталья схватила сумочку, резко поднялась и, не попрощавшись, с независимым видом направилась в сторону стеклянной двери, постукивая по отполированному до блеска полу тонкими каблучками.

«Вовсе не обязательно тебе, Сережа, знать, почему я так обхожусь с этими слизняками, – мысленно продолжала она разговор. – Мой отец носил гордое имя Александр, был сильный, мужественный и обветренный ветрами военный моряк».

Она почти не помнила своего отца. Время стерло детали, и теперь он представлялся ей именно таким, мужественным, благородным мужчиной.

«Но он погиб из-за такого вот слизняка! Однако я не мщу… Нет, это не месть. Да и какое отношение ко всему этому имеют Сердюков и ему подобные? Я просто восстанавливаю высшую справедливость. Указываю им то место, которое они заслуживают. И пусть у меня нет силы и отваги отца, чтобы сражаться с ними на равных. Я уничтожаю их морально, что гораздо эффективнее. И не им тягаться со мной. В этом мне нет равных!»

Глава 2

У служебного входа в театр оперы и балета, как всегда, было многолюдно.

Несколько музыкантов из оркестра бурно обсуждали подробности вчерашнего банкета, устроенного по поводу юбилея главного дирижера.

– Она заходит в подсобку репетиционного зала, а он там Нинку из корды шарит.

– Какую Нинку? У которой муж – инвалид?

– Нет, ту, что в прошлом году из Испании привезла норковую шубу. Ну, помнишь, еще в аэропорту скандал был? Она хотела четырнадцатипроцентную пошлину вернуть, а в банковском отделении аэропорта были одни песеты. На хрена ей эти песеты, ей баксы были нужны.

– Ага, вспомнил. Она тогда на уши весь оркестр поставила. Так что, он ее поимел?

– Да он вчера мог поиметь весь театр. Юбиляр как-никак…

Несколько угрюмых грузчиков тащили через служебный вход тяжелые металлические кофры с проржавевшими уголками. Стайка студенток хореографического училища задержалась у входа после репетиции в классе известного балетмейстера, обмениваясь впечатлениями:

– Вы видели, как он на меня смотрел? Видели?

– Ну и что, ему просто понравились твои ноги.

– Ой, не просто понравились!

– Брось, Танька, они же все голубые.

– Так уж и все?

– Ну, может быть, два-три старикашки старорежимных только и осталось.

– А он немолод.

– Ладно тебе задаваться.

– Вот посмотрим, что вы запоете, когда будет экзамен…

За свою не слишком долгую жизнь Наталья Мазурова вдосталь наслушалась подобных разговоров, чтобы пропускать их мимо ушей. В свои двадцать семь она считала себя старожилом театрального мира. Тем более что даже ее первые детские воспоминания были связаны с богемным закулисьем.

От станции метро ей пришлось идти спорым шагом, почти бежать. Проскочив мимо завсегдатаев театрального подъезда, она с усилием рванула на себя ручку тяжелой дубовой двери. Вахтерша приветствовала ее ласковой и одновременно ироничной улыбкой.

– Здравствуй, Наташенька. Опять опаздываешь?

– Вас это еще удивляет, Фаина Яковлевна? – улыбнулась Наталья, поправляя бретель джинсового комбинезона.

На ее простом, открытом, без малейших следов макияжа лице благожелательно лучились большие зеленые глаза. Разве что взгляд был слишком глубоким и цепким для простой театральной гримерши.

– Валя на месте?

– Не только. И Леночка уже приехала.

– Да-да, я видела ее «Тойоту» на стоянке.

– «Тойоту», или как там ее, не знаю, – пожала плечами седая полнотелая вахтерша. – Я в этих ваших иномарках не разбираюсь. Знаю только, что зеленого цвета.

– Не зеленого, а бирюзового, – машинально поправила ее Наталья и быстро растворилась в полумраке длинного коридора.

Влетев в гримерку, она швырнула сумочку на потертый, с засаленной обивкой диван.

– Всем привет!

Солистка балета Елена Добржанская, скучавшая в кресле у зеркала, укоризненно посмотрела на нее. Наталья виновато вскинула руки:

– Сдаюсь. Ты, Леночка, главное, не волнуйся. Я тебя когда-нибудь подводила?

– Наташка у нас всегда появляется и исчезает, как ураган, – прокомментировала ее напарница по гримерке Валентина, пухлая перезрелая дама неопределенного возраста. На первый взгляд ей можно было дать все шестьдесят, однако Валентина лишь месяц назад разменяла пятый десяток.

Наталья, не размениваясь на пустой обмен репликами, тут же приступила к работе. Ловкими, изящными движениями пальцев она стала наносить театральный грим на лицо Добржанской.

Спустя четверть часа лицо молодой солистки превратилось в холодный, бледный лик злой колдуньи. Глядя на творение своих рук, Наталья отступила на шаг.

– Ну как? – чуть улыбаясь, спросила она.

– Настоящая ведьма, – прокомментировала солистка. – Если бы я не знала тебя так близко, Наташка подумала бы, что ты меня ненавидишь.

– Отделала, как бог черепаху, – глянув на ее отражение в зеркале, заметила Валентина. – Видел бы тебя сейчас твой муж.

– Он меня видел и не в таком обличье.

– Это как? – не поняла Валентина.

– Да вот на днях он имел наглость притащиться в четыре утра и заявить, что у них был коллоквиум. Я ему варфоломеевское утро устроила.

– Ты что, на метле летала? – поинтересовалась Наталья.

– На метле летал он. Стервецу еще повезло, что мне каминная кочерга под руку не попалась.

Напарница Натальи с изумленным восторгом смотрела на балерину. Наталья, пряча усмешку, отвернулась. Она-то прекрасно знала, что муж Елены души в ней не чает, чуть ли не ежедневно встречает охапками цветов и ни о каких коллоквиумах, затягивающихся до утра, даже не помышляет. Впрочем, что правда, то правда: характер у Елены Добржанской был тяжелый. Перед свадьбой она поставила будущему мужу жесткие условия, нарушение которых грозило ему непредсказуемыми последствиями.

Раздался первый звонок. Балерина встала с кресла, стащила с бедер теплые гетры и, постукивая пуантами по дощатому полу, пошла к выходу.

– Погоди-погоди! – воскликнула Наталья, быстро наклонилась к столу и схватила черный косметический карандаш.

Нагнав солистку, она нарисовала на ее правой щеке аккуратную черную «мушку».

– Ну, ты вообще хочешь из меня стерву сделать, – придерживая пачку, рассмеялась балерина.

– Ничего, так гораздо эффектнее.

Едва та вышла, Наталья поспешно сложила под зеркалом гримерные принадлежности, облачилась в шикарное театральное платье средневековой дворянки и тоже направилась к двери.

– Что, опять к своему художнику? – язвительно спросила Валентина.

– Он не мой, он театральный.

– Знаем мы ваши театральные шуры-муры. Лучше бы мужа себе нашла хорошего.

– Вот ты мне и подскажи, где хорошего мужа найти, – без всякой задней мысли бросила Наталья.

Валентина, семейная жизнь которой ежедневно подвергалась тяжким испытаниям из-за безудержного пьянства мужа, умолкла на полуслове и бросила на напарницу испепеляющий взгляд.

Декораторская располагалась за сценой, этажом выше костюмерной и осветительного цеха. Это был огромный зал, в котором тем не менее едва умещался полуготовый задник для нового спектакля.

Художник-декоратор Олег Сретенский с кистью в руках стоял на четвереньках, перенося с эскиза на полотно некую деталь сумрачного полуфантастического пейзажа. Его длинные русые волосы были собраны сзади в пучок. Рабочая одежда декоратора состояла из заляпанных краской джинсов и когда-то имевшей вороной цвет, а ныне отчаянно застиранной майки с полустертым портретом Курта Кобейна на груди. Студент художественного училища имени Шишкина, Олег подрабатывав в театре декоратором. Здесь его в шутку называли Пикассо, хотя гораздо охотнее он откликался на имя Лелик.

Наталья сбросила легкие летние туфли и, пройдя босиком по загрунтованному участку холста, присела рядом с Леликом.

– Привет, – сказала она, чмокнув его в щеку. При ярком освещении она заметила, как на лице Сретенского вспыхнул румянец смущения.

– Здравствуй, моя Лаура, – полуиронично произнес он.

– Какие у тебя планы? Будешь добивать декорацию?

– Когда ты рядом, декорация отдыхает. Погоди минутку, я вымою кисти.

Стены приткнувшейся рядом с декораторской подсобки были увешаны почерневшими от времени багетными рамами, эскизами костюмов, проектами декораций и набросками театральных афиш. В центре этой импровизированной мастерской на станке был установлен подрамник с холстом, аккуратно накрытым куском белой материи.

Наталья с проказливым видом подошла к подрамнику и притронулась двумя пальцами к уголку ткани.

– А ну-ка посмотрим, что ты тут изобразил?

Она не собиралась нарушать табу, но ей доставляло удовольствие каждый раз подшучивать над молодым художником. Он же, испытывая священный трепет перед раскрытием тайны незаконченного полотна, предсказуемо бледнел и пугался.

– Наталья, перестань!

– Хорошо, не буду. Но, я надеюсь, ты когда-нибудь покажешь мой портрет.

Она опустилась на стул в дальнем углу комнаты в смиренной позе.

– Это уж как мне захочется, – буркнул Лелик.

– Ты уже три раза загрунтовывал холст. Лелик, я понимаю, ты ищешь образ, но раз у тебя ничего не получается, может быть, я не твоя Лаура?

– Ты бы лучше помалкивала, а то получишь кистью по лбу, – беззлобно пробормотал он, растирая краску на палитре.

– Запачкаешь брызгами от кисти реквизит, придется платить из собственного жалованья, – заметила она, расправляя складки пышного платья. – А оно у тебя…

– Ничего, из гонораров отдам.

– Мечтаешь о славе Шагала?

– Об этом мечтает каждый художник. Зато, представь, когда я стану таким же великим, как Шагал, за испачканное моей кистью платье из театральной костюмерной на аукционах будут драться богатенькие япошки.

– Ты меня просто пугаешь. Может, мне надо посерьезнее относиться к твоим чувствам?

– Конечно, – подыграл ей он. – Через пару лет это может оказаться поздно. Я буду окружен частоколом длинноногих моделей, за которыми ты просто затеряешься. Хотя нет, вру, ты ни в одной толпе не затеряешься.

– Не стоит льстить мне так грубо, господин оформитель.

– Разве это лесть? – Лелик пожал плечами.

– Я не могу понять, когда ты шутишь, а когда говоришь серьезно.

– Ты для меня тоже загадка.

Он прищурился, внимательно посмотрев на нее, и сделал на холсте несколько мелких мазков.

– И все-таки ты меня удивляешь своим суеверием, – продолжала подзадоривать художника Наталья.

– Помолчи! – довольно резко оборвал ее Лелик, боясь, что разрушится только-только появившееся хрупкое ощущение творческого порыва. И тут же заговорил негромким монотонным голосом, словно гипнотизируя ее:

– В последнее время жанр портрета опошлили, он ценится уже не выше натюрморта. А на самом деле нет ничего сложное в искусстве, чем портрет. Гораздо легче уловить характер человека в динамике, в движении. А когда он вот так спокойно сидит перед тобой, то показать все, что творится у него внутри, – невероятно тяжело.

Конечно, если у него не одна извилина и не одна, подавляющая все остальные, черта характера – страсть к алкоголю, например, или тупая гордость.

Он своего добился – Наталья стала серьезной.

– Но откуда ты можешь знать, что у меня внутри? – не шевелясь, поинтересовалась она.

– Пытаюсь уловить, – отозвался Лелик. – Если у меня получится, то каждый, взглянув на портрет, скажет, что это – ты.

– А пока не получается?

– Пока нет… – признался он.

Губы Натальи тронула едва заметная улыбка.

– Ты не можешь знать, что у меня внутри. Я и сама этого не знаю.

– Знать не обязательно. Достаточно уловить.

– Чтобы уловить, ты должен испытывать особенные чувства ко мне. Чем они сильней – тем больше уловишь. Но ведь ты меня не любишь, правда? С такими амбициями, как у тебя, объекты любви должны быть соответствующего масштаба.

Наталья в упор посмотрела на парня. Лелик смутился и слегка покраснел.

– Достаточно полюбить твое изображение, – нашелся он, – в королевском наряде. Это – прямая обратная связь.

– Так вот почему ты называешь свою картину «Портретом Лауры»…

В динамиках раздались последние такты музыки из второго отделения спектакля.

– Все, мне надо бежать, – вскочила Наталья, придерживая обеими руками подол платья. Сретенский огорченно взглянул на нее:

– Я только-только почувствовал фактуру…

– Мне нужно гримировать Лену перед третьим отделением.

– На сегодня – все?

– Все, Лелик, пока. – Она подскочила к художнику, чмокнула его в щеку, стараясь не смотреть в сторону холста. – Не бойся, не вижу. Я так понимаю, изображение мое ты пока тоже не слишком любишь.

Лелик потупил взгляд.

– Мой самовлюбленный Нарцисс! – Наталья взъерошила его волосы и выбежала из комнаты.

Группа солидных мужчин, явно бизнесменов, медленно двигалась по театральному коридору в сопровождении коммерческого директора театра. Михаил Львович Фридман – пухлый вальяжный мужчина лет сорока пяти, в элегантном деловом костюме, застегнутом на одну пуговицу, – на минуту отвлекся, чтобы ответить на звонок по сотовому телефону.

На время предоставленные самим себе, мужчины с интересом созерцали скрытую от посторонних глаз жизнь театра.

Солистка балета в ярко-розовой пачке, не обращая внимания на посторонних, разогревалась – совершала ногой махи перед огромным зеркалом.

Монтировщики сцены, звеня закрепленными на поясе инструментами, нетрезво подтягивали детали декораций. Утомленно вышли в коридор сказочные богатыри, которые только из зала казались могучими витязями. Яркий грим на их морщинистых лицах выглядел неестественно и чужеродно.