Текст книги "Боярин, скиф и проклятая (СИ)"

Автор книги: Марина Мунс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 7 страниц)

– Не надо, не вставай, – голос Куницы был каким-то резким, неприятным. Или казался. – Ты еще слишком слаба.

– Не умру, – прохрипела Яра, схватившись за его руку, как за спасительную соломинку. – Все хорошо.

Взгляд, что никак не мог сосредоточиться на чем-то определенном, уперся в размытое пятно, лишь слегка похожее на лицо. Ярогнева пыталась рассмотреть лицо Куницы, пыталась подняться, но всякий раз он не давал этого сделать. Он нежно и осторожно укладывал ее обратно на шкуры, которые в мягкости своей стали просто невыносимыми, всякий раз говорил что-то приятное и теплое.

Его голос вскоре стал приятным, таким, как раньше. Он будоражил до мурашек. И мысль о том, что Куница мог все вспомнить, будоражила. Девушка глянула на обеспокоенного Куницу. Он держал ее за руку, нежно гладил по внутренней стороне ладони, но было очень непохоже на то, что он все вспомнил. Даже наоборот: казалось, что Куница и вовсе позабыл о ней вновь. Или это была просто глупая придирка? Порождение отравления чем-то неизвестным?

Лютобора и Татьяны не было рядом, был только он, и от этого стало тепло до невыносимого, но вместе с тем – холодно. Ее то морозило, то бросало в жар. Было то страшно, то безразлично. Яра путалась в собственных мыслях.

Ярогнева с надеждой заглянула в глаза Куницы и прошептала:

– Ты помнишь меня?

– Ну, как же я мог забыть? – он сел на край лежанки, и поцеловал пальцы девушки. – Я все вспомнил, и теперь никогда не забуду. Никогда.

Поцелуи плавно перешли на ладонь, запястье, а затем Куница склонился над ней, потянувшись к губам. Яра отвернулась, проворчав:

– Нет, не надо. Я… не обаятельна.

– Хочешь пить? – Куница нежно поцеловал ее в шею.

– Нет, – девушка поежилась от прилива до того холодного, что показалось, будто наступила зима, и крещенские морозы проникли прямо под кожу. – Холодно. Очень холодно.

– Сейчас я тебя согрею, – мужчина лег рядом с ней, и, завернув в одеяло, крепко обнял, прижимая к груди.

Его руки были действительно горячими. И то ли от близости Куницы, то ли от его рук на ее талии, но Яре стало очень жарко. Упустив тот момент, когда скиф потушил светильник, что рассеивал вокруг золотой свет и заставлял тени плясать на стенах, девушка почувствовала, что засыпает. Жара разморила, спокойствие разморило, руки Куницы, крепко прижимающие ее к горячему мужскому телу. Его дыхание успокаивало, заставляло чувствовать себя в безопасности. Она закрыла глаза, отдаваясь этому прекрасному чувству, и постепенно уснула. Просто провалилась в приятную черноту без сновидений.

Впервые за долгое время.

Куница никак не мог уснуть: каждый раз, когда веки начинали тяжелеть, ему казалось, что Яра перестала дышать. Но всякий раз, когда он проверял, девушка оказывалась живой, просто мирно спящей у него под боком. Оказалось, что беззащитной и слабой, без лука, стрел или ножа, Ярогнева была просто удивительно красивой и усталой девушкой. Несколько раз Куница просыпался просто, потому что хотел посмотреть на вновь обретенное сокровище.

Впервые за долгое время он понял, что Ярогнева была не просто белой и пугающей в своей бледности, но еще и маленькой. Крошечной. Маленькие ручки цепко ухватились одна за одеяло, а другая – за его палец. Тонкие пальцы казались хрупкими и неспособными держать что-то кроме ложки. И даже ноги, которые в один момент крепко обвили его ногу, что и не высвободить, казались тоненькими и хилыми.

Под утро он и сам уснул, наконец-то провалившись в сон, а затем, в ту же секунду, проснулся от крика Лютобора и Татьяны одновременно:

– Где Яра?!

Волк взвился на лежанке, и обнаружил, что его накрыли одеялом, подложили под голову подушку, которая валялась в другом конце шатра, да так и оставили спать. Еще Куница обнаружил, что на него смотрят боярин с боярыней, хмуро и так злобно, словно готовы разодрать на куски. И, в отличие от Татьяны, Лютобор мог это сделать. Куница подскочил и заозирался по сторонам, пытаясь понять, куда могла деться Яра. И все указывало на то, что в шатре ее точно нет: сапоги пропали, пропала и его куртка. Значит, девица как-то выскочила, когда он уснул, подумал Куница, и рванул к выходу из шатра.

– Где Яра, я тебя спрашиваю! – заорал боярин, выскакивая вслед за ним.

– Что ты орешь на всю округу? – донесся усталый голос. – Дай людям поспать нормально, с самого утра, бороду не причесал, харю не умыл, а горланишь, как в жопу кто укусил.

К ним, опираясь на палку, медленно ковыляла Ярогнева, которая, несмотря на слабость и болезненную бледность, сияла чистотой, благоухала и успела добыть себе яблоко и грызть его.

– Яра, кто тебе разрешил вставать?! – гаркнул Куница. – Тебя вчера отравили! Если хотела есть, могла меня разбудить!

– Знаешь, я впервые соглашусь с ним! – протянула Татьяна, укачивая на руках сына. – Ты должна была разбудить Куницу, если что-то хотела.

– Да ладно, – фыркнула девушка, тихо засмеявшись. – Вы что, объединились, чтобы пилить и воспитывать меня вместе? Когда это вы внезапно стали добрыми друзьями?

– Я тебя, конечно, люблю, – проговорил Куница, поднимая ее на руки под ворчание Лютобора, который явно не мог понять, на что огрызнуться: на то, что волк его сестру тронул, или на то что Яра делает глупости, – но с Лютобором согласен. Ты могла сделать себе хуже. Забыла, что больше не бессмертная?

Девица только фыркнула, отвернувшись.

– Ну, что ты надулась, как мышь на крупу? – скиф засмеялся и, усадив ее на лежанку, погладил по щеке. Она только отмахнулась, нахмурившись и глядя в сторону. – Яра, – Куница рычаще зашептал ей на ухо: – Яр-р-р-ра. Будешь много дуться, щеки лопнут.

Яра хихикнула, но все еще играла в обиженную. При дневном свете она казалась еще краше и милее. Куница засмеялся, взяв ее за руку, и поцеловал в ладошку, пахнущую яблоком. Позади Лютобор заворчал недовольно, но был успокоен Татьяной, что еле слышно прошептала:

– Да, оставь ты, пусть воркуют. На нас, как две капли, похожи.

Куница улыбнулся и, услышав, как с шорохом опустился полог шатра, ловко прикоснулся губами к губам Яры. Девушка тихо засмеялась, и повернулась к нему, на что скиф снова поцеловал ее, но уже существеннее, крепче. Губы у нее были горячие и мягкие, на вкус как яблоко, и от этого вкуса у него мурашки по спине прошли, а в паху потяжелело, стало жарко. Он коротко рыкнул, и повалил Яру на шкуры, подминая под себя.

– Полегче, я же все еще раненная, – засмеялась она. – Убьешь ненароком.

– Не могу ничего поделать, – прошептал Куница, целуя ее в шею и путаясь пальцами в мягких волосах. – Хоть немного приласкай, пока с Лютобором не ушел дела делать.

– Тот, кто Татьяну наказал похитить? – Яра посерьезнела.

– Да, – мужчина лег рядом и притянул к себе, укладывая головой к себе на грудь. – Ты с нами не идешь. Будь в шатре, жди меня и отдыхай.

– М-м-м, так скучно, – девушка хихикнула, усевшись на его бедра. – Ты вручил мне лук со стрелами, коня подогнал. Я цельный охотник, могу пару стрел пустить.

– Можешь, верю, – Куница засмеялся, наблюдая за ней и ощущая, как внизу живота вновь собирается жар и тяжесть. – Но давай сделаем так, как я прошу? Я тебе не Лютобор, приказывать не буду, и давить тоже, но…

– Но все же ты мне не разрешаешь, – Яра взяла его за руки и потянула на себя, заставляя сесть.

– Не разрешаю, – мужчина нежно захватил ее в объятия, прижимая к себе. – Я никогда не замечал, что ты такая маленькая.

– Маленькая? – спросила она, улыбаясь, пока он снял с нее свою куртку, и отбросил в сторону.

– Крошечная, – Куница почувствовал, как на его грудь легли горячие ручки, и погладили, распаляя еще больший жар в груди.

Ярогнева осторожно наклонилась к его губам и прикоснулась к ним своими. Казалось, что этот миг будет длиться вечность. Куница мягко уложил ее на лежанку, и продолжил целовать, путаясь пальцами в белоснежных волосах. Хотелось целовать Яру целую вечность, и не только целовать, но…

– Подожди, – прошептал Куница, ощутив, что ремень на штанах ослабился и бряцнула потертая пряжка. – Подожди, Яра.

– Что? – выдохнула она.

– Тебя вчера отравили, – он отстранил руки Ярогневы. – Ты должна отдыхать, восстанавливаться. Так что отдыхай.

Куница неохотно поднялся, застегивая ремень. Яра была прекрасной, восхитительной, и больше всего ему хотелось остаться с ней в шатре. Но осознание того, что накануне она чуть не умерла, останавливало. Кунице казалось, что совсем небольшое прикосновение, и Яра умрет. Надев куртку, он глянул на обиженное лицо девушки, и наклонился, потянувшись за поцелуем. Она отклонилась, надув губы. Мужчина поцеловал ее в висок и, прошептав на ухо нежность, выскочил из шатра.

========== Глава 17. Новое начало ==========

Над пустошью собирался ночной холод, что вот-вот должен был опуститься на шатры скифов. Лютобор наконец-то разобрался со своим делом, что дал князь: схватил человека, что заплатил за похищение Татьяны, и был готов попрощаться и с Куницей, и с остальными скифами, да только не с Ярогневой.

Кунице Лютобор пожал руку, сердечно хлопнул по спине, обнимая, а вот сестру все никак не желал отпускать, говорил ей что-то, хмуро нависая над ней. Под конец разговора брат обнял Яру, поцеловал в лоб. Так же поступила Татьяна, погладив ее по голове. Это было прощание. До того Куница ожидал, что Яра сядет на коня, и ускачет домой, но теперь он был полностью уверен: она останется.

Ярогнева стояла в одиночестве, пока фигуры ее родных не растворились в ночной темноте. Зима пришла, и начало очень рано темнеть. Но не это беспокоило Куницу. Он смотрел на темный силуэт Яры-Аурусы, которая продолжала стоять, где стояла, не двигаясь с места, и на миг ему показалось, что она жалеет о том, что осталась.

– Куница, – окликнул его тоненький детский голос, – почему ты Аурусу больше не любишь?

Скиф обернулся и увидел, что к нему, оставшись незамеченной, подошла рыжеволосая дочка Маду, держа в руках куклу из тряпья.

– Почему же не люблю? – спросил мужчина, присев рядом с ней.

– Потому что не хочешь с ней поговорить, а тут стоишь.

– Да, точно, – Куница встрепенулся и, поднявшись, зашагал к Яре, что продолжала таращиться в ночную темноту. – Яра? Ты как?

Она обернулась, бледная и какая-то перепуганная, выдохнув:

– Не знаю. Как-то… как-то странно все… я запуталась.

В груди у Куницы все оборвалось. Конечно же, она хочет вернуться домой. Мужчина глубоко вдохнул и отчеканил:

– Седлай коня, бери лук, я Анагасту скажу, что домой тебя везу, и поедем.

– Ты что?.. Ты меня выгоняешь?! – она рвано всхлипнула, по щекам градом покатились слезы, а затем девушка гаркнула: – После всего, что наговорил, ты просто выпинываешь меня прочь, как псину ненужную?! Да, что я тебе, сука, сделала?! За что ты так со мной?!

Куница отказался что-либо понимать: она ведь хотела вернуться домой? Она ведь запуталась, и грустила, потому что была не готова оставаться с ним и хотела обратно?! Или нет? Мужчина глянул на ее бледное личико, искривленное яростью, на то, как она зябко обняла себя за плечи, и как дрожала, то ли от злости, то ли от обиды.

– Ну, как же я выгоню тебя? – выдохнул Куница, попытавшись обнять ее. Ярогнева оттолкнула его руки, один раз, второй, третий. На четвертый раз мужчине удалось ухватить ее за руку и притянуть к себе, заключая в крепкие объятия. – Яра, я же люблю тебя. Как я могу так с тобой поступить?

– Ты же сам только что сказал, что домой меня увезешь, – она всхлипнула. – За что ты так?..

– Мне показалось, что ты не хочешь остаться, – мужчина погладил Яру по белым волосам, прижимая к себе так крепко, чтобы точно не смогла высвободиться. – Ты же… ты мне нужна. Пойдем, – он потянул дрожащую девушку к своему шатру, – ты замерзла, и говорить лучше не у всех на глазах.

В шатре было теплее, чем на улице, но Кунице казалось, что его морозит. Мужчина завозился с кресалом и вскоре зажег светильники, что рассеяли внутри золотой свет. Яра была бледной, она все еще дрожала и всхлипывала, выглядела такой несчастной, что казалось, будто он только что сделал ей чертовски больно. Куница присел рядом с ней и, положив руки на колени, проговорил:

– Я люблю тебя. Слышишь?

Она кивнула, рвано всхлипнув.

– Не плачь, – мужчина прикоснулся губами к ее лбу, горячему настолько, что, казалось, вот-вот обожжет. – Яра, ну не плачь. Все же хорошо?

– Все хорошо, – Ярогнева всхлипнула еще раз, и стерла слезы рукавом. – Прости, что накричала. Не знаю, что со мной.

– Иди ко мне, приласкаю, – Куница сел на лежанку рядом с ней, и положил ладонь на подрагивающее плечико.

Яра тут же оказалась в его объятиях, и Куница вздохнул с облегчением. Она теперь никуда не денется. Никто теперь ее не заберет. Мужчина наклонился к заплаканному личику девушки и нежно прикоснулся к ее губам своими, постепенно углубляя поцелуй. Спустя столь долгое время, что он сдерживал себя, наконец-то можно было прижать ее к себе, можно было поцеловать без страха, что Лютобор придет и застукает их вместе.

Куница оторвался от таких желанных губ, и скользнул к уху, в котором тускло поблескивала сережка. Металл был холодным, и слегка обжег ладонь, когда он протянул украшение Яре, прошептав:

– Будешь моей?

– Б…буду, – проговорила она, побагровев, – если только ты будешь моим.

– Ну, а куда же я от тебя денусь? – Куница вдел в мочку ее уха сережку, и поцеловал в щеку. – Ведьма.

– Ведьма?! – засмеялась Яра, хлопнув его по плечу. – Ты что, хочешь подраться, Куница?

– Околдовала меня, что глаз не отвести, – мужчина перехватил ее ручки и стал целовать их, – кто же ты, как не ведьма? Но знаешь, мне нравится. Ты – самая очаровательная ведьма, которую я видел.

Поцелуи перебрались с рук на шею, а с шеи – на лицо. Куница целовал, и не мог нацеловаться, как будто страдал от жажды, и никак не мог напиться. Ему хотелось обнимать ее вечность, хотелось обнять так крепко, чтобы стать единым целым, и более никогда не расставаться. Он почувствовал, как руки Яры прошлись по плечам, неуверенно скользнули к шнуровке куртки, и как она осторожно потянула за шнурок. Сердце ее колотилось так громко, что, казалось, вот-вот выскочит из груди.

– Не боишься? – спросил Куница, оторвавшись от ее губ.

– Не боюсь, – пискнула Яра, прикусив алую от поцелуев губу. – Не боюсь вовсе.

– Врушка, – прошептал он, нежно гладя по белым волосам.

– Не боюсь, – она неуверенно улыбнулась, и, густо побагровев, проговорила: – Это… просто это для меня впервые… а для тебя, видимо, нет, раз ты так уверен.

– Ты права, – Куница осторожно уложил ее на шкуры, разосланные на лежанке, и стянул куртку, отбросив в сторону. – Не впервые. Для того чтобы стать из щенка волком, нужно не только убить врага в бою. Ну, и потом еще было…

– Я не хочу знать! – Яра рыкнула, ревниво и огорченно скривившись.

– Но с тех пор, как увидел тебя, – мужчина навис над ней, целуя в надутые губы, – все забыл, всех забыл, – Куница засмеялся, услышав тихий и недовольный вздох. – Ревнуешь?

– Не ревную, – огрызнулась она.

– Врушка, – он улыбнулся, с нежностью глядя в бледно-зеленые глаза, и осторожно взял ее за руку, прижав ее ладошкой к своему лицу, и по-звериному потершись о нее щекой, ластясь. – Только твой теперь. Только твой.

Яра сменила гнев на милость, и улыбнулась. Нежно и легко, как будто дуновение весеннего ветерка. Куница почувствовал, как по загривку прошелся жар, и как внизу живота потяжелело от этой улыбки. От того, что она была рядом, и что она была словно сокровище, которое досталось только ему одному. Сняв с Яры куртку и рубашку, Куница глянул на голую грудь, и на живот. Она была вся покрыта шрамами от челюстей звериных.

Девушка попыталась прикрыться, и прошептала:

– Некрасивые.

– Самые красивые, – Куница осторожно поцеловал самый большой шрам, отводя ее руки. – Что с тобой сталось?

– Меня принесли в жертву, – помедлив, прошептала Яра. – Той зимой, когда я… поменялась, меня принесли в жертву, и скормили зверям в лесу. Я… умерла тогда, как ты мог понять.

– Больше тебе не доведется так страдать, – проговорил Куница, нежно целуя другой шрам. – Я убью каждого, кто к тебе прикоснется не так, как надо, кто криво посмотрит, – мужчина осторожно повел рукой по плоскому, подрагивающему животу, вверх к груди, и задел кончиками пальцев затвердевший тут же сосок.

Он вел пальцами, нежно очерчивая только ему известные узоры, целовал каждый участок кожи, еще нетронутый поцелуями, необласканный прикосновениями. В шатре стало так жарко, что казалось, будто не зима наступает, а жаркий летний зной. Яра рвано выдохнула и под его ласками издала тихий стон.

– Все хорошо, не бойся, – прошептал Куница, осторожно расстегивая пояс на ее штанах.

Вскоре она осталась нагая, и смущенно потянула на себя покрывало, прикрываясь. Куница улыбнулся и позволил ей это сделать, сев рядом. Встретившись со взглядом Яры, смущенным и разгоряченным лаской, он фыркнул со смеху. И хочется, и колется. Звериное естество требовало от Куницы схватить и взять грубо и быстро, кусая и до боли сжимая пальцами белоснежные и худые бедра. Но вместе с тем другое, человеческое, требовало приласкать, нежностью с ума свести, а лишь потом взять осторожно, медленно, с лаской.

Куница поднялся и стянул с себя сапоги, а затем – штаны и исподнее, нагим оставаясь. Яра выдохнула, смущенно опустив взгляд на покрывало. Погасив светильники, мужчина погрузил шатер в кромешную темноту. Когда Куница сел на лежанку рядом с девушкой, она тихо и испуганно выдохнула, отодвинувшись.

– Не бойся, силой брать не буду, – проговорил он, ложась на шкуры. – Я люблю тебя больше.

– Я… не боюсь, – прошептала Яра, упорно не желая ложиться рядом. – Просто… я не знаю…

– Ложись, трусишка моя, – Куница погладил ее по обнаженной спине, заставив вздрогнуть.

– Я не знаю, что делать дальше! – вскрикнула Ярогнева.

В шатре воцарилась тишина, а затем Куница расхохотался. Неожиданно вся мягкая атмосфера, весь жар от томящегося желания, выветрились, уступив веселью. Он продолжил смеяться, пока Яра, возмущенно пропищав, хлопнула его по груди с громким шлепком. Куница уличил момент и схватил ее за руку, нежно поцеловав дрожащие пальчики.

Жар и истома вновь накатили, стоило Ярогневе прикоснуться к его груди. Пальцы у нее были горячими, обжигающими, пробуждали в нем звериное нечто, что рычало и требовало продолжения. Куница чувствовал, что с ума сходит от того, насколько жарко ему стало от этих прикосновений.

– Я покажу, – прошептал мужчина, бережно укладывая ее на шкуры. – Если станет неприятно – попроси остановиться.

– Хорошо, – тихо выдохнула она, покоряясь.

– Расслабься, – Куница навис над Ярой, нежно целуя в губы. – Это не охота, целиться не нужно, и убивать тоже.

Борясь со звериным желанием взять сразу же, повинуясь порывам, и утолить жажду, избавиться от тяжести, Куница осторожно прикоснулся к горячей шее, подставленной под ласку доверчиво и без страха. Он чувствовал, как под пальцами забилась венка еще сильнее, пульсируя жаром. А затем – услышал тонкий вздох, сладостью отозвавшийся в груди. Куница повел ладонью вниз, по нежной коже меж маленьких грудок, и стал целовать.

Бросало то в жар, то в холод. Тяжесть стала просто невыносимой, требовала развязки, но тянуть время было невероятно приятно. Куница услышал еще один тихий стон-выдох, и осторожное прикосновение горячих пальцев к выбритым вискам. Он зарычал, потершись об горячую ладонь щекой, и ощутил, как вторая ручка легла жаром на грудь, и несмело, медленно, очень неуверенно, потянулась вниз, очерчивая горячую дорожку к паху, где поднявшаяся плоть ныла и пульсировала, требовала развязки, прикосновения. Ручка замерла так близко, что он чувствовал ее жар. Яра не решалась прикоснуться, хоть и, видимо, чуяла, что правильно все делает.

Смелая на охоте, смелая на берендея кинуться, смелая под копыта лечь и смелая на аресова волка оскалиться, она превратилась в испуганную девочку, стоило только приласкать. Куница улыбнулся в темноту и прошептал:

– Не бойся, не укусит.

Она выдохнула, и горячим прикосновением вышибла из груди Куницы рык. Живо он подался вперед, толкнувшись в горячие пальцы, и прикосновение исчезло. Сердце Яры заколотилось, сама она испуганно выдохнула:

– Прости, я не хотела делать больно.

– Это было не больно, – Куница мягко поцеловал ее горячие и дрожащие губы, и осторожно под бедра ее подхватил.

Девушка тут же застыла, ноги напряглись, задрожали.

– Расслабься, – выдохнул он, борясь с желанием войти быстро, на всю длину. – Расслабься, я осторожно.

Горячее и тугое, лоно встретило его напряжением. Яра то ли всхлипнула, то ли застонала, и ослабела, поддаваясь нежной ласке. Куница осторожно подался вперед, успокаивая ее поцелуями, зацеловывая боль.

Тихий и охрипший вскрик заставил его вспомнить страшный вечер, когда Яр стал вожаком, и себе забрал последнюю молодую волчицу в стае, его одногодку. Вспомнил, как та с вожакова шатра вопила от боли, умоляла прекратить, а стая ничего не могла сделать.

– Прости, – прошептал Куница, выйдя из горячей тесноты. – Прости меня.

– Нет, все хорошо, – выдохнула она, гладя его по шее и нежно целуя в подбородок. – Все хорошо, совсем не больно, продолжай.

– Не хочу делать тебе больно, – мужчина лег рядом, ощущая липкое неприятие от воспоминания, что все еще крутилось в голове.

– Ну, когда-то же это нужно будет сделать, – Яра легла головой на его тяжело вздымающуюся грудь. – Куница, ну чего ты?

– Спи, маленькая, – он погладил по тонкому плечу, и в один момент она выскользнула из его объятий.

Яра села на его бедра и мягко прикоснулась дрожащими пальцами к члену, что вмиг отвердел, отзываясь на жаркое прикосновение. Куница выдохнул:

– Не надо, Яра.

– Тихо будь, – проговорила она, перехватив его руки, и крепко сжала, переплетя их пальцы. – Или ты меня не хочешь?

– Хочу, но…

– Вот и помолчи, – девушка поцеловала его руку, и отпустила.

Куница хотел было что-то сказать, но горячее и тугое ощущение вернулось, заставляя тихо зарычать вместо слов. Яра насадила себя на него, медленно и осторожно, поскуливая, как щенок. Всего в себя вобрала, и жар на мужчину накатил такой, что дышать стало невыносимо. Он неосознанно двинул бедрами и услышал тихий стон. Его руки сами легли на талию девушки, и перешли на бедра, которыми Яра медленно вильнула, заставляя Куницу коротко рыкнуть от жара, накатившего на все тело. Томление и тяжесть нашли свой выход. Жар стал почти невыносимым от движений девичьих бедер. А затем Куница, тяжело застонав, излился внутрь Яры.

Ее стон слился с его собственным, казалось, разнесся по всей стоянке и поднялся вверх, к самому Аресу.