Текст книги "Боярин, скиф и проклятая (СИ)"
Автор книги: Марина Мунс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– Стая теперь твоя семья! – возражал Анагаст. – А Татьяна – добыча. За нее золотом уплачено.
– Моя семья – это жена, сын и сестра, – противился брат. – Где они?!
– Надо поговорить, – проговорила Яра, подойдя к брату. – Как закончишь со стариком бороться…
– Лютобор, разговор к тебе есть, – перебил Куница, подойдя к новоиспеченному вожаку стаи.
– Никаких разговоров! – взбесился боярин. – Анагаст, если ты не вернешь мне жену и сына, я тебя голыми руками придушу! Раз я вожак – значит, и добыча моя! Отдавай!
– Хватит вопить, – зашипела Татьяна, встав неподалеку с сыном на руках. – Вам двоим надо поговорить. А к тебе, волк, у меня дело есть.
Куница был в смятении. Он помнил все: и то, как Лютобору клятву дал, и как с ним путь нелегкий проделал, и как Яру бой проиграл. Но не мог вспомнить, была ли при всем этом беловолосая Ауруса, сестра бояринова. Руку мог дать на отсечение, что впервые ее видел, но Анагаст, да и другие волки в стае, говорили, что не отходил он от нее, что своей назвал, когда в стаю привел. И от одного взгляда на нее становилось Кунице странно. Казалось, будто вот-вот и в памяти промелькнет ее лицо, но ничего. Ничего он не чувствовал и ничего не помнил.
В стае шептались, что Ауруса его душу у Ареса вымолила, что к жизни он вернулся благодаря ей, хотя мертв был. Не просто так это было, Куница знал. Не просто так Ауруса о его воскрешении молилась, и не просто так она у самого Ареса его душу выпросила.
Хоть и не помнил, но к Аурусе подошел, увидев, что выскочила она из шатра Анагаста, куда жрец приказал отнести утром. Красивая она была, манящая, и, подумал Куница, раз уж она его была, так пусть будет его и дальше. Казалось, будет Ауруса рада это услышать, но… оттолкнула его. Мол, не мила она ему так, как хотелось бы. Но она была пригожа, с нежным голоском и руками, словно из шелка сделанными, белая, как снег, и как не быть милой всем вокруг, будучи такой прекрасной?
Татьяна кивнула ему в сторону, где никого из стаи не было, и пошла вперед, сына укачивая на руках. Куница пошел следом, оглянувшись на Аурусу, Лютобора в другую сторону уводящую. Что-то у него в груди переворачивалось, нехорошо ему было.
– Я Ярогневу знаю лучше и дольше тебя, – проговорила, чеканя каждое слово, Татьяна. – Аурусу, как вы ее тут называете. Она – упертое дитя, которому никто и никогда ни в чем не отказывал. Она останется тут, в… стае, – женщина поморщилась, словно слово коробило ее, – ее никто уже не переубедит, и это из-за тебя. Ты завлек ее сюда, тебе ее теперь беречь.
– Я ничего не помню о ней, – ответил Куница, хмурясь. – Но все говорят…
– Все говорят, что она – твоя, – перебила Татьяна. – Да, конечно. Но ты ей не пара, душегуб. Ты ее не заслужил, – она вся стала черная от гнева. – Яра – прекрасная, светлая и добрая, она тебя безоговорочно любит, но если ты ее обиди…
Голос Татьяны уплыл, затихая. Перед глазами Куницы пронеслась картинка: белое лицо, испачканное в крови, и волосы, разметавшиеся по земле, истоптанной копытами. А затем все вновь вернулось, из омута вынырнуло лицо Татьяны.
–…брат ее с малых лет охотиться учил, и уж поверь, с волками у нее один разговор, если тронут, даже с волками Ареса, – она закончила тираду и уставилась на него, видимо, ожидая ответа.
Куница снова глянул на Аурусу и, повернувшись к Татьяне, проговорил:
– Ее никто не тронет.
– Хорошо, что мы друг друга поняли, Куница, – женщина хотела было уйти, но вдруг смягчилась и тихо проговорила: – Ты делал ее очень счастливой. Никогда не видела, чтобы она так улыбалась, как подле тебя.
Ярогнева отвернулась от Куницы, которого Татьяна наконец-то прекратила бранить, и повернулась к брату. Лютобор стоял хмурый и злой, недовольный. Не нравилось брату, что она в стае останется, но бороться с ее решением не мог. Яра ждала ответа на свой вопрос.
– Если бы это сталось с Татьяной, я бы, – Лютобор глянул на нее, прямо в глаза, – сделал все, чтобы к ней память вернуть.
Тяжёлая ладонь брата легла на ее голову, и Лютобор горько улыбнулся:
– Если он – твой выбор, и если рядом с ним ты счастлива, кто я такой, чтобы лишать счастья? Двери моего дома для тебя всегда открыты.
Яра всхлипнула и кинулась в объятия брата, как это было в детстве, когда ее что-то расстраивало. Лютобор неловко погладил ее по голове, проворчав:
– Ну, полно тебе, полно. Будь с ним счастлива, а если расстроит – стрелу в него пусти от моего имени. Я разрешаю.
Впервые за долгое время Ярогнева не чувствовала, что брат ее злит. Он снова стал тем, кем был раньше: понимающим и позволяющим самой решать, что хорошо для нее, а что плохо. К ним с улыбкой подошла Татьяна. Они, сплоченные общей бедой, впервые не ругались и не думали, что другой мог бы быть лучше. Яра улыбнулась и, бросив взгляд туда, где стоял Куница, замерла. Он смотрел в их сторону, и на миг показалось, что он все вспомнил. Но затем скиф отвел глаза и пошел прочь, хмурясь. Улыбаться стало сложнее.
========== Глава 11. В яблочко ==========
Яра сидела на камне и, кутаясь в куртку, принесенную Маду, наблюдала за братом, что помогал на стрельбищах. Все готовились к тому, чтобы подвести итоги заканчивающегося года: наступала зима на пятки, наступали холода, и скифы готовились отступить южнее. Но до того все должны были собраться вместе.
Маду рассказала, что раз в год, поздней осенью, мужчины племени собирались вместе, хвастались подвигами, добычей. Женщины тоже подводили свои итоги. А затем стая собиралась вместе и праздник начинался в полной мере: поднимали чаши за тех, у кого родились волчата в этом году, за новых членов стаи, за подросших волков.
Еще будут чествовать нового вожака: Лютобор с Анагастом нашли, все же, общий язык, и было решено, что Куница вожаком станет, а волки это решение поддержали. Думали, что Арес Кунице благоволит, раз вернул его душу. В то же время они спланировали засаду для того, кто Татьяну приказал похитить: как со златом и за боярыней явится, его и поймают, а затем к князю доставят.
Маду говорила, что это очень весело, и что Аурусе очень повезло прибыть в стаю как раз к этим отличным дням.
Вот только не было никакой радости у нее от этого: лук со стрелами ей так и не вернули, так что полезной себя она не могла почувствовать, кроме как дождаться, когда охотники на охоту сходят, вернутся наутро с дичью и потом только приступить к готовке. Вот только незадача: она тоже могла охотиться, да только никто из волков и слышать не хотел о том, чтобы позвать ее на охоту.
Куница вышел на стрельбище, держа в руках котел. На плече у него висела тяжелая шкура, чем-то похожая то ли на бычью, то ли на лошадиную.
– Что он делает? – спросила Яра, глянув на Маду, которая причесывала дочку костяным гребнем, напевая какую-то нежную и убаюкивающую песню.
– А? – Маду выпрямилась, глядя туда, куда указывала подруга. – Куница собирает тех, кто пойдет с ним на охоту. Это обычай такой, – женщина улыбнулась, – смотри: те, кто хотят помочь, садятся на шкуру, съедают кусочек мяса из котла, и этим показывают, что согласны помочь.
– Ну, наконец-то мне лук вернут со стрелами, – выдохнула девушка и, поднялась, не обращая внимания на то, что Маду слабо запротестовала, мол, женщины не охотятся.
Ноги сами понесли на стрельбище. Ей хотелось вырваться из спокойного селения, сбежать от видений и воспоминаний, которые догоняли ее, стоило всему вокруг замолчать. Хотелось наконец-то сделать то, что успокаивало, давало голове немного освежиться.
Ярогнева села напротив Куницы, проговорив:
– Я присоединюсь к охоте?
– Ты? – засмеялся Куница, и с ним засмеялись другие волки, и даже волчата, что сами стрелять толком не научились. – Ты стрелять-то умеешь?
– Она попадает в яблоко, подброшенное в воздух, – проговорил Лютобор, который показывал мальчишке, как лучше держать лук. – С первого раза.
Они установили временное перемирье, и теперь брат говорил с гордостью о том, что научил ее охотиться. Яра ему за это была благодарна, ведь пойти на охоту с Куницей – это значило провести с ним немного времени и вместе с тем – отвлечься от дурных мыслей и воспоминаний, что начинали терзать, стоило хоть немного расслабиться.
Куница глянул начала на Лютобора, а затем – на нее. Его взгляд, янтарный и яркий, завораживал. Яра почувствовала, что у нее снова колотится, как безумное, сердце. Она знала этот взгляд. Так Куница смотрел, когда его что-то страшно интересовало. Он буквально загорался от любопытства, и в его глазах в эти моменты начинали плясать озорные чертята.
– Нар, – протянул Куница, усмехаясь, – дай Аурусе лук и стрелу. И принеси яблоко.
Едва получив из рук высокого и хмурого скифа лук и единственную стрелу с красно-черным оперением. Яра осмотрела оружие, попробовала тетиву и примерилась к стреле. Они были гораздо легче, чем те, к которым она привыкла. С такого лука на коне стрелять сподручнее. Девушка глянула на Куницу, которому принесли небольшое яблочко. Он стоял, подкидывая его вверх-вниз, и усмехался. С усмешкой же встал и Лютобор, скрестив руки на груди, и наблюдая. Как единственному ее наставнику в стрельбе и в охотничьем деле, ему было любопытно поглядеть на представление.
– Ну, что? – спросил Куница. – Попадешь в яблоко – на охоту пойдешь с нами.
– Бросай, – проговорила Яра, вложив в лук стрелу. – И готовь седло, потому что я всегда попадаю в цель.
На это Куница только усмехнулся и швырнул яблоко вверх, и оно стремительно стало отдаляться. Яра натянула тетиву, отпустила: стрела пропела в воздухе и воткнулась в яблоко, пригвоздив его к столбу, к которому была привязана скотина. Вокруг все затихло, и Ярогнева глянула на Куницу, выжидая. Тот выглядел удивленно и… ошарашенно.
– Ауруса идет с нами! – громко проговорил новоиспеченный вожак стаи, чтобы все услышали, а затем добавил уже тише: – Не знал, что стрелять умеешь.
– Забыл, – фыркнула Яра, неохотно протянув ему лук.
– Оставь у себя, – Куница замер, рассматривая ее лицо, словно пытаясь вспомнить что-то. – Я слышал, что твое оружие забрали. Выступаем в полдень.
– Спасибо, – выдохнула девушка, сжав теплое дерево.
– Стрелы, – пробасил Нар, вручив ей колчан со стрелами, хмуря густые и черные брови.
Не было похоже на то, что ему нравится то, что женщину взяли охотиться, но Яра уже на это не обращала внимания: ей отдали лук и стрелы, и она может отправиться на охоту, заняться любимым делом. Девушка бросила взгляд на Куницу, закрепив колчан со стрелами на поясе. Взгляд скифа был странным, каким-то… непонятным. Необъяснимым.
Ярогнева опустила взгляд на свои сапоги, и, смущенно буркнув что-то неопределенное, пошла вынимать из столба стрелу с яблоком, крепко сжимая теплое дерево дрожащими пальцами. В груди поселилась какая-то неприятная дрожь, похожая то ли на страх, то ли на вожделение, то ли на суеверный ужас – для самой Яры это было секретом. Ей просто было неловко и как-то странно находиться в обществе Куницы. Он был и желанным и отталкивающим одновременно: ей казалось, что она делает что-то не то, и что-то не так.
– Ауруса! – голос Куницы заставил ее остановиться. – Подожди!
– Что? – выдохнула она, повернувшись к нему лицом, красным от смущения.
– Я хочу, чтобы ты рассказала, – проговорил он, пнув в сторону камешек, – о том, что еще я забыл.
– Почему? – Яра вытаращила на него бледные глаза, не веря, что это происходит.
– Да, просто… – Куница отвернулся. – Просто хочу знать. Кажется, ты для меня важна была.
– Если хочешь, расскажу. Мне не жалко.
– Хочу, – торопливо подтвердил вожак, оглянувшись на волков, что собирались у шкуры, расстеленной на сухой траве. – В полдень выезжаем.
– Да, – Ярогнева кивнула и выдернула из столба стрелу, а затем – надкусила кислющее яблоко, поморщившись. – Ты говорил уже.
– Точно, – Куница криво усмехнулся. – Теперь я понял, почему не согласилась моей быть снова. Ты сама себе волк, сама себя кормить умеешь.
– Много ты знаешь, Куница, – фыркнула девушка и, спрятав стрелу в колчан, немного надкусила кислую мякоть. – Не в еде дело, и не в волках с волчицами. В общем, я расскажу тебе о том, что забыл, а ты взамен научи вашему языку, а то Маду устала мне все переводить. По рукам?
– По рукам, – вожак кивнул, с любопытством заглядывая в ее глаза. – Знаешь, что значит твое имя?
– Анагаст сказал, что «белая», – Яра протянула ему яблоко. – Будешь?
– Яблоки – это не еда, – фыркнул Куница. – Не только «белая» значит. Ауруса – это…
– Куница! – окликнул Нар. – Еще пятеро волков на охоту пойти хотят!
– Во время привала скажу, – он кивнул и пошел к Нару и остальным волкам, которые тоже собрались на охоту.
Ярогнева выдохнула и, быстро обкусав яблоко, бросила огрызок в сухие кусты. Куница разговаривал с другими волками, и все еще выглядел чужим. С воскрешением что-то в нем исчезло, и это что-то было… важным. Важнейшим. Самым прекрасным, самым… восхитительным. Это что-то исчезло. Он отдалялся, несмотря на то, что они продолжали разговаривать, и даже договариваться о чем-то. Прикусив губу, девушка глянула на Анагаста, который положил немного сена для жеребят, и направилась к нему.
– Старикан, – проговорила она, выскочив справа от жреца, – мне нужен совет кого-то старого, как этот мир.
– Прекрати называть меня стариканом, дочка, и тогда поговорим, – проскрежетал Анагаст. – И выпрыгивать из-за спины. У меня уже годы не те.
– Ну, ты же старый, – хмыкнула Яра. – Сам сказал, что годы уже не те. Так что, дашь совет? Ты единственный, кто не скрипит, как старый пень.
– Хорошо, – дед смиловался. – Что у тебя на уме, белая?
– Куница… он… – девушка запнулась, не находя слов на то, чтобы описать все то, что варилось в голове. – В нем… в нем как будто что-то исчезло. Ты понимаешь, старик?
– Он забыл тебя, – Анагаст нахмурился. – Он забыл, за что тебя полюбил, и забыл, что вообще любил, если это была любовь.
Яра застыла на месте и ошарашенно выдохнула:
– Что ты только что сказал?
– Что слышала. С чего ты взяла, что Куница тебя любил? – старик нахмурился. – В стае молодых волчиц мало, он тобой увлекся, когда увидел. Чего смотришь, белая? Ты – молода, пригожа. Всякому мила будешь, кто не знает, что тебе смерть покровительствует.
– Да, пошел ты, Анагаст, – девушка отвернулась, и вознамерилась было пойти прочь, но старик вцепился в предплечье, не дав уйти. – Что еще?
– Ты не рычи, не рычи на меня, – жрец покачал головой, глядя осуждающе. – Вот тебе мой совет: не пытайся поладить с мужчиной, когда сама с собой не в ладах. Ты все еще маленькая боярыня с придурью и без царя в голове. Ты думаешь, что тебе нужен Куница, но не хочешь жить по правилам его стаи, думаешь, что готова жить не под крылом брата, но в голове у тебя ветер, да стрелы с лошадьми, – Анагаст нахмурился. – Жизнь – это не сказка о любви, в которой княжну можно разбудить от смертного сна поцелуем.
– Как ты мог заметить, мертвого воскресить можно, – цыкнула Ярогнева, багровея от злости. – Он на стрельбище на шкуре сидит и на охоту собирает людей, если не видишь, подойди и посмотри. И я тебе не маленькая боярыня, дед.
– Тебе шестнадцатое лето, – Анагаст погладил бороду. – Это в порядке вещей. И подумай: сама-то ты его любишь?
– Конечно же, люблю, – девушка попыталась выдернуть руку из хватки старика, но тот держал цепко. – Что за дурные вопросы?
– Откуда тебе знать, что такое любить в шестнадцать-то лет?
– Пошел ты, старый пень! – прошипела Яра, вырвавшись из его хватки. – Стала бы я отдавать бессмертие ради него, если бы не любила?
– Стала бы, – ответил Анагаст. – Ты молодая и глупая. Вы всегда совершаете ошибки, и это в порядке вещей! Смирись с этим и подумай головой.
– Я люблю его, – прорычала девушка, с ненавистью глядя на лицо старика. – И, может, я тупая и маленькая, но брат научил меня делать ради любимых поступки, а не мериться, у кого жизненный опыт больше. Она предлагала мне помочь забыть Куницу и сохранить бессмертие, – она глянула на стрельбища, где уже собрались волки на охоту, и на Куницу, который направился в их сторону, видать, за ней. – А теперь мне пора на охоту, потому что от тебя ни совета, ни ответа не дождешься. Сама разберусь, потому что ты вообще ничего не понимаешь!
– Я дал тебе совет, просто ты его слушать не хочешь! – отчетливо проговорил вслед жрец.
Пора было отправиться на охоту и просто… забыть обо всем, занимаясь тем, что хоть как-то отвлекало от дурных мыслей и страхов. Девушка выдохнула, глянув в лицо Куницы, и попыталась сделать вид, что все было в порядке, но улыбка вышла какой-то натянутой, да и не слишком-то хорошо Яра умела делать вид, что все у нее нормально.
========== Глава 12. С волками выть – по-волчьи жить? ==========
Охота всегда расслабляла и успокаивала, и Ярогнева, едва вырвавшись из застоя спокойной жизни в селении, погрузилась в спокойствие. Конь трусил в сторону леса, фыркал, стучал копытами по холодной земле. Девушка узнала тот лес, с которого они вышли в пустошь, и нахмурилась. Еще несколько дней назад они с Куницей, спрятавшись за деревом от Лютобора, целовались, а в тот день он был такой, словно ничего и не было вовсе. От этого было горько. Яра отвела в сторону взгляд, в последний момент заметив, что скиф повернулся к ней. С девушкой поравнялся молодой скиф с рыжими короткими волосами, вечно растрепанными, и какими-то странными, лисьими чертами лица.
Ауруса держалась в седле уверенно, и вся словно поменялась, даже на лице переменилась, стоило выехать на охоту. Она мечтательно улыбалась, глядя на лес и поглаживая шею гнедого коня, а холодный ветерок играл с несколькими прядями, выбившимися из толстых белых кос. Куница бросил взгляд на молодого волка, звавшегося Лисом, который во все глаза глядел на Аурусу на стрельбище, а в пути поравнялся с ней и все хотел заговорить, но не решался.
– Так твоя она, или нет? – спросил Нар, поравнявшись с вожаком.
– Что? – Куница вскинул бровь, отведя взгляд от белоснежных кос Аурусы.
– Твоя Ауруса, или не твоя? – повторил скиф. – Волки не спрашивают, боятся, но сам понимаешь: она молода, пригожа, а ты к ней больше не подходишь, не объявил своей перед стаей.
– Она моей быть не хочет больше, – проговорил Куница, хмурясь.
– Даже когда вожаком стал? – Нар усмехнулся.
Ауруса была странной. Даже в какой-то мере ненормальной. Никогда ещё волчица не отказывалась от вожака стаи, а эта отказалась и даже не сожалеет о своем поступке. Казалось, что Аурусе и так хорошо, одной: она умела ездить верхом, стрелять из лука, не носила платье, и вместе с тем была девицей нежной, тонкой и звонкой на вид.
И как бы Кунице ни хотелось сказать, что она – его, он не мог этого сказать: слова застревали в горле.
– Если ты ее не хочешь, я предложу себя, – проговорил Нар. – Пока вокруг нее не стал крутиться молодняк.
– Как знаешь, – ответил вожак, хмурясь. – Но, похоже, она ни с кем не хочет быть. Странная какая-то.
– Молодая еще, – хмыкнул волк. – Но хороша – взгляда не отвести.
– Да, – неожиданно для себя согласился Куница.
Ауруса, словно почувствовав на себе его взгляд, обернулась и ее бледные щеки покрылись легким румянцем. Девушка отвернулась, мотнув косами, и Нар с усмешкой проговорил:
– Зря отказываешься, я бы не отказался.
– Значит, не отказываюсь, – выпалил Куница. – Кого выберет – с тем пусть и будет.
Он от самого себя не ожидал того, что выпалил. Что-то в голове не давало ему сил воли отказаться от Аурусы. Возможно, еще несколько дней назад, она была для него чем-то особенным. Куница хотел вспомнить, или чтобы ему хотя бы обо всем рассказала Ауруса. Лицо Нара слегка переменилось: он выглядел разочарованным и не слишком-то довольным происходящим. Хотя, когда Нар вообще хоть чем-то был доволен? Куница перевел взгляд на Аурусу, что звонко засмеялась над шуткой Лиса, махнув тонкой ручкой.
– Впереди! – крикнул молодой волк, указав на маленькую стайку косуль, и выхватил из колчана стрелу.
Ауруса натянула тетиву лука и выстрелила. Ее стрела одной из первых просвистела в воздухе и вонзилась в глазницу косули. Остальные бросились в рассыпную под градом стрел, но упали только три. Куница глянул на Аурусу, что с торжеством во взгляде опустила лук. Охота обещала быть долгой: волки запасались не только на праздник, но еще и на долгий переход на новое место, это значило, что нужно было много мяса, чтобы прокормить всю стаю.
– Здорово ты стреляешь! – проговорил Лис, продолжая крутиться рядом с Аурусой.
– Да, прямо в глаз, – подъехал к ним еще один молодой волк, лишь недавно убивший своего первого врага. – Не всяк так умеет, и не скажешь, что женщина.
– Мне просто повезло, – улыбнулась Ауруса.
– Лис, Стура, отвезите добычу в стаю, и догоняйте! – приказал Куница, подъехав к троице, и украдкой заглянув в глаза девушки.
Она глянула на него все с той же улыбкой, с которой говорила, что ей просто повезло. Куница уже хотел было что-то сказать, но в один момент кто-то словно черный мешок на голову накинул, непроглядный. Он оказался посреди леса, сидящим на коне и глядящим на медленно проносящуюся мимо фигурку с белоснежными волосами. Лицо Аурусы было каким-то испуганным, и она что-то говорила одними губами, что Куница не мог разобрать, и не смог: видение исчезло.
– Что-то не так? – спросила Ауруса, вскинув белые брови.
– Ты хорошо справляешься, – проговорил Куница, отвернувшись. – Не ожидал.
– Мне просто повезло, – повторила девушка со смешинкой в голосе, и припустила лошадь трусцой в сторону леса.
Но что-то подсказывало Кунице, что не в везении было дело. Слишком уж уверенным и твердым был взгляд Аурусы, и слишком уж она ловко управлялась с луком. Куница припустил следом, а за ним устремились и другие волки. Аурусу он быстро нагнал, и, поравнявшись с ней, снова глянул на белое лицо. Охота продолжалась и времени на то, чтобы подумать об увиденном, у Куницы не было. Если бы каждый вожак был занят тем, что думал о женщинах и проблемах с ними, скифов не стало бы уже давным-давно. Хоть и приятно было думать об Аурусе, Куница выбросил ее из головы до привала.
Ночью охотиться было бесполезно, да и традиция сложилась уже: наутро возвращаться с охоты, а не среди глухой ночи. Свои изменения вносило присутствие Аурусы. При ней все вольные разговоры увядали, стоило только их начать: все же она была вчерашней чужачкой, так еще и девицей. Но оказалось, что слушать их разговоры Ауруса не слишком-то хотела. Едва они затеяли вторую попытку начать говорить, как раньше, до нее, девушка поднялась и, буркнув на вопросительные взгляды, что хочет умыться, направилась к журчащему неподалеку ручейку. И только ее и видели: растворилась в темноте так быстро, что Куница и сказать ничего не успел.
Он слушал вполуха: в голове снова закрутились странные картинки. Свет от костра мелькнул, и Куница оказался на том же месте, но перед ним сидела Ауруса и свежевала зайца. В один момент нож соскользнул по ее белому пальчику, и на нем заалела капля крови. Во рту появился металлический, солоноватый вкус. А затем все оборвалось. Он вновь сидел у костра с другими волками. Аурусы не было.
– Что-то долго ее нет, – проговорил Лис.
Куница, ни слова не говоря, поднялся и пошел в ту сторону, в которую ушла Ауруса. Волки притихли, а затем возобновили свои разговоры. Он шел вперед, даже не шел, а крался. Что-то подсказывало ему, что стоит вести себя тише. Не то, чтобы Кунице хотелось застать Аурусу врасплох за тем, чем она занималась. Просто что-то ему подсказало, что слабый свет, виднеющийся вдалеке, между стволами деревьев, не к добру. И то, что Ауруса там – тоже не к добру.
Притаившись за толстым стволом дуба, Куница услышал голос. И это была не Ауруса. В бледном свете возвышалась фигура женщины, одетой совсем не для прогулки по лесу: на ней было тонкое платье, не под такой холод, и много тяжелых украшений, сверкающих самоцветами. Женщина стояла, и из ее руки бил свет, в то время как Ауруса сидела на поваленном стволе дерева.
– Ты не стала соглашаться? – спросила женщина с недоумением. – Почему? Он же… сам к тебе пришел, Куница твой.
– Не любит он меня, – хмуро проговорила Ауруса. – Нет того, что было между нами раньше. Да и не по-людски это.
– Не по-людски?! Ты без него волком воешь, а говоришь, что не по-людски это? Ты ведь хочешь…
– Не в желаниях дело, – она поднялась с бревна. – Я ему не мила, как раньше. Не хочу себя ему на шею повесить. Может, никогда мила не была.
– И ради этого ты…
Все перед глазами у Куницы померкло, и он увидел яблоко, поднесенное к его губам. Руки стало давить, как будто веревками стянуты, плечо – болеть и ныть. На нем Куница еще раньше обнаружил синяк от хорошего укуса, крепкого такого, что на следах зубов кровь запеклась.
– Куница? – донеслось словно сквозь плотное одеяло. – Куница, ты чего?
И все вновь переменилось.
– С кем ты говорила? – спросил скиф, увидев перед собой бледное в свете луны лицо Аурусы. – Где… вторая?
– Вторая? – она занервничала. – Нет тут никого. Сам видишь. Я с собой говорила.
– Я собственными глазами видел. Свет и женщину, – Куница прошел мимо нее и осмотрелся, принюхиваясь. – И голос ее слышал.
– Да, не слышал ты никакой голос, – ласково засмеялась Ауруса. – Я охрипла немного, холодного воздуха надышалась, вот и показалось тебе, что чужой голос слышишь. Куница, ну ты чего? Откуда тут женщине взяться? Лес, ночь глухая. Успокойся.
– Что-то с тобой нечисто, – проговорил он, повернувшись к девушке, на которую мягко ложился лунный свет, выбеливая и без того белое лицо и волосы. – Что ты такое?
– Всего лишь человек, – она улыбнулась, разведя в стороны руками.
– Ага, а почему на брата своего не похожа никак? – Куница нахмурился.
– Потому что я бороду сбриваю каждое утро, – фыркнула Ауруса.
– Ты поняла, о чем я, не притворяйся глупой, – он нахмурился еще больше, заглядывая в ее глаза. – Белая вся, у Ареса душу мою выпросила, с кем-то в лесу говоришь. Кто ты такая? Ведьма какая-то, что ли?
– Да, нет, просто так все сложилось, – она пожала плечами, и направилась было к костру, к остальным, но Куница крепко вцепился ей в плечо, не давая уйти. – Ну, что? Что ты хочешь услышать? Что я ведьма и мертвых оживляю? Сам твой Арес тебя воскресил.
– Мой Арес? А ты что, значит, в Ареса не веришь? – прищурился Куница.
– Есть у меня уже бог, – Ауруса отвернулась, нахмурившись. – Твоего не трогаю, и ты к моему не цепляйся.
– Я вообще-то вожак, – протянул он, прищурившись. – Ты в стае, но жить по законам стаи не хочешь.
– Куница, – засмеялась она, покачав головой, – конечно же, ты вожак. Но есть в мире вещи, которые не подчиняются законам стаи, и никогда не подчинятся. Ты не сможешь их контролировать.
– А ты, значит, сможешь? – Куница ощутил опасность, исходящую от ее слов, хотя говорила Ауруса по-доброму, глядя на его лицо с такой невероятной нежностью, словно разговаривала с возлюбленным.
– И я не смогу, – она убрала за ухо белоснежную прядь. – Так что, вернемся к остальным, или ты хочешь еще в чем-то меня обвинить?
Слова Куницы, да и начавший расти гнев, застряли в горле, не найдя выхода. Он просто уставился на белоснежное лицо, на волосы, которые трепал легкий ночной ветерок, и на то, как легко и спокойно улыбалась Ауруса. Она совсем не боялась ни его, ни других волков, ничего вообще. Как будто не было ничего, что могло бы ее испугать. Куница нахмурился, вспоминая слова, подслушанные еще недавно, и проговорил, осторожно:
– Ты была моя раньше, – взгляд упал на куртку, в которую она куталась все время, словно пытаясь спрятаться от всего вокруг. – Почему не хочешь быть теперь? Если ты моя была, значит, что…
– Ничего не значит, – перебила его Ауруса, мрачнея. – Ты забыл обо всем, так что…
– Не перебивай меня! – гавкнул Куница. – Если была моей, значит, моей остаешься. Смерть этого не меняет. И если у нас волчонок будет, то…
– Что?! – она вытаращила на него бледные глаза.
– Помолчи, – он закрыл ей рот рукой. – Вот, просто помолчи. Сначала я скажу, что нужно, а потом ты говорить будешь, – Куница посмотрел в глаза Аурусы, ощутив какое-то странное чувство, словно давно позабытое. – Не мне тебе объяснять, что бывает, когда мужчина и женщина сходятся вместе. И не мне тебе говорить, что от этого бывают дети. Ты была моя, значит, остаешься моя. И если у нас будет дитя, значит, оно будет нашим. Не крути носом, вернись в мой шатер и живи в стае, с волком, как подобает, иначе я к Лютобору пойду, и во всем признаюсь.
Он отпустил Аурусу, отведя ладонь от ее лица, и ожидая ответа. Она молчала. Куница сверлил ее внимательным, пронзительным взглядом, и вслушивался в тишину, что внезапно их окружила. Ауруса выглядела скорбной, рассеянной, ошарашенной. Девушка приоткрыла губы, мягкие и горячие, и проговорила, еле слышно:
– Тебя убили, прежде чем у нас что-то… было. Так что если только это тебя беспокоит – не беспокойся.
– Меня не только это беспокоит, – Куница смягчился. – Меня ты беспокоишь.
– Не беспокойся, – фыркнула Ауруса. – Будешь много беспокоиться – спать плохо станешь.
Слова ее выбили из Куницы все остальное, и он хохотнул. Скорее от непонимания того, как может девица вроде нее, со странностями и непонятками, прекрасно жить, уживаться, да еще и смеяться в перерывах. Ауруса была странной, она беспокоила его, заставляла думать о себе, даже когда рядом ее не было. Куница кивнул на виднеющийся вдалеке огонь костра, и буркнул, что пора им уже возвращаться назад.
========== Глава 13. Дикое ==========
Раннее утро, когда надо было, по-хорошему, просыпаться всем и ехать обратно на стоянку, не спала только Ярогнева. Она наблюдала за спящим неподалеку Куницей, и куталась в куртку, защищаясь от утреннего пронизывающего холодка. Его красивое лицо было таким безмятежным и спокойным, что будить и вовсе не хотелось. Куница улыбнулся во сне и пробормотал:
– Яра моя, Ярушка.
Лицо Ярогневы вспыхнуло от смущения, и она отвернулась, улыбаясь. Все же помнил, пусть и во сне. В груди существенно потеплело, девушка тихо засмеялась, прикрыв улыбку рукавом. Куница продолжал бормотать всякие нежности, а затем его лицо переменилось: улыбка завяла, брови нахмурились, и затем мужчина вскрикнул «Яра!», проснувшись.
– Все хорошо, – бросила Ярогнева, протягивая ему флягу с водой.
– Ты не спала? – спросил Куница, приняв флягу и сев рядом с ней.
– Недавно проснулась, – девушка отвернулась.
– Ты обещала рассказать, что я забыл, – проговорил скиф. – Начинай сначала.
Ярогнева нахмурилась, глянув на спящих волков. Кто-то из них храпел, кто-то – громко сопел. Вряд ли бы их услышали.
– Ты пришел меня убивать, – начала она, вспоминая первую встречу лицом к лицу. – И почему-то не захотел этого делать. Я попыталась тебя поколотить, покусала, а потом ты врезал мне в живот и оставил в коридоре.
