Текст книги "Журнал «Если», 2008 № 08"
Автор книги: Марина и Сергей Дяченко
Соавторы: Наталья Резанова,Джеффри Форд,Аркадий Шушпанов,Владимир Гаков,Евгений Войскунский,Иван Наумов,Джеймс Стоддард,Ал Мишо,Джордж Такер,Роберт Джешонек
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 22 страниц)
На экране сменилась картинка. Человек со свежей ссадиной на лбу взволнованно рассказывал журналистке:
– Я шел к машине от магазина, вдруг будто в глазах потемнело… Показалось, знаете, будто стрекозы летят, миллионы, все небо закрыли… Миллионы стрекоз! Почти ничего не помню – как он выбежал, как они его встретили, а когда очнулся – лежу на асфальте, и все!
Агата сидела перед телевизором, приоткрыв влажный рот. Игрис остановился рядом.
– Агата, вы уже взяли билеты на завтра или вам помочь?
– Какие билеты?
– На поезд. Или на автобус, как хотите.
– Ты что, выгоняешь нас?!
– Нет. Просто мне кажется, что вам лучше уехать.
– А ты знаешь, что нам лучше?! Ну конечно, ты все знаешь! Столичный житель, сноб надутый! Мы тебе не люди, да? Нами можно вертеть, как угодно, в постель тянуть, а потом…
Он вышел, не дослушав ее. Снял телефонную трубку.
– Певец? Это Трихвоста говорит.
– Добрый день, – Певец на том конце связи, казалось, урчал, как сытый кот. – Вот и все, собственно… Грохнули потенциального манипулятора. Эфирных протоколов нет, конечно, но уже доказана его связь с адвокатами Карги…
– Сделаете покойника ответственным за убийство учительницы?
– Ему заказали скомпрометировать Алистана. Он выполнил задание на «пять». Но долго после этого не прожил… Ваше дело закрывается, Игрис.
– Кто такой этот Юлиус Хан? Откуда он взялся? Его не было в «Интеркороне», он не знаком с Алисией Жёлудь…
– Не важно, – в голосе Певца обозначился металл. – Преступления, совершенные с помощью магии, имеют свою специфику, которой вам по некоторым причинам никогда не понять. Впрочем, спасибо – вы старались быть честным.
– А вы – нет, – вырвалось у Игриса.
– Я старался быть эффективным. У меня получилось.
* * *
– Добрый вечер, прошу прощения за поздний звонок. Это я, Игрис Трихвоста, следователь по делу… Да-да. Я был у вас. Нет. Пока все то же… У меня к вам один вопрос: двадцать лет назад у Алисии Жёлудь был роман. Вы не знаете, как звали молодого человека?
В трубке замолчали.
Директриса, пожилая дама, привыкла рано вставать и рано ложиться. Сейчас она, наверное, допивала свой вечерний кефир, прижав к уху телефонную трубку. Вопрос Игриса заставил ее поперхнуться.
– Я понимаю, что вопрос странный и не вполне деликатный. Тем не менее… Вы работаете директором школы с тех времен, как…
– Да-да, – хрипловато произнесла женщина. – А почему вы спрашиваете? Это было двадцать лет назад…
Игрис заставил себя быть тактичным.
– Некоторые документы навели меня на мысль, что молодой человек занимал в жизни Алисии нерядовую роль. К тому же они познакомились вскоре после смерти ее отца. Я бы хотел поговорить с ним – пусть и через двадцать лет.
– Это ничего не даст!
– Почему же? – Игрис начал терять терпение.
– Потому что… откуда вы узнали вообще-то?
– Я нашел их фотографии. Хочу напомнить вам, что я веду дело об убийстве Алисии Жёлудь и сам решаю, какие свидетельства важны, а какие – нет.
– Фотографии, – задумчиво повторила директриса. – И они сняты вдвоем?
– Да.
Молчание в телефонной трубке.
– Прошу прощения?
– Это мой сын, – с неприязнью сообщила директриса. – У них в самом деле было… что-то. Не имевшее продолжения. Двадцать лет назад…
– Почему вы сразу не сказали?!
– А вы не спрашивали. Какое отношение он имеет к убийству Алисии? Да никакого!
– Единственный ключ к разгадке – личность самой Алисии. Я так понимаю, у нее не было настоящих близких друзей, кроме…
– Двадцать лет назад!
– Где сейчас ваш сын? В Верхнем Кроте?
Пауза.
– В столице. У него семья, своя сложившаяся жизнь. Какое отношение…
– Прошу прощения. Если вы назовете мне его адрес и телефон, не будет необходимости разыскивать и вызывать его на допрос через прокуратуру…
Игрис блефовал. Уже завтра, скорее всего, он никого не сможет вызвать на допрос по делу Алисии Жёлудь.
* * *
Агата плакала.
Притихшие близнецы сидели за столом в кухне, глядя то на рыдающую мать, то на Елену у плиты. Рыжий кот наблюдал за сценой с высоты холодильника.
– Непорядочно это, тетя Елка, – Агата едва могла говорить, так душили ее слезы. – У самих-то детей нет, откуда вам понимать. Только о себе, о своей жизни безбедной, детей потом заведем… А когда – потом, ты и так уже пожилая первородящая…
– Игрис, – Елену разбирал нервный смех, – ну что мне с ней делать? Я ведь ей морду набью. В жизни никого не била, а тут…
– Одиннадцатый час, – отрывисто сообщил Игрис. – Дети, спать. Агата, собирать чемоданы. Через пять минут тушу свет.
* * *
– Спасибо, что согласились встретиться, несмотря на поздний час.
– Это официальный допрос? Будет какой-то протокол?
– Нет… не совсем.
– Тогда я не понимаю…
– Одну минуту. Когда вы узнали о смерти Алисии?
– Мать позвонила. Когда вы приезжали в Верхний Крот. Она звонит мне несколько раз в неделю, так что ничего удивительного.
Юноша, когда-то запечатленный на старых фотографиях в смешном мешковатом костюме, превратился в упитанного, ухоженного, лысеющего человека в хорошем плаще и дорогих ботинках. Он работал на телестудии, писал сценарии для многих сериалов, в том числе таких знаменитых, как «Замарашка», «Все ветры с запада» и «Кровь». Последние полгода был занят в группе «Под надежным крылом».
– Нет, разумеется, я не маг и не имею никакого отношения к «Коршуну». Я адаптировал некоторые их громкие дела для сериала… И это все. Бедную Алисию я не видел двадцать лет. Хотя, разумеется, мне все равно очень жаль.
Встреча происходила в кафе неподалеку от дома, где жил Ливан Зеленый Пруд – так звали сына директрисы. Снова начался дождь, барабанил по стеклянной крыше. Как медузы в толще вод, нависали над головой вазоны с вьющимися растениями.
– Почему вы расстались с Алисией?
– Я что, обязан отвечать?
– Не обязаны. Но ваши ответы, может быть, помогут мне понять, за что ее убили.
– За что, – Ливан потер переносицу. – Я вот тоже все время думаю. Маг? Алисию? За что?!
– Так почему вы расстались?
– А почему расстаются двадцатилетние? Обычное дело… У нее был ужасный характер. Вся в отца. Все на свете должно было происходить так, как она запланировала, и никак иначе. Поначалу я пытался смягчить ее упрямство, шутил, веселился, я был влюблен… Но она все больше становилась фельдфебелем. Не завидую ученикам… Все ее боялись.
– А не любили? Мне показалось, что о ней говорили с любовью…
– Любили – тоже, да. Не все, но многие. Но боялись – все. Она была, как взбесившийся поезд, который не знает ничего, кроме своих рельсов, но уж если на рельсах преграда – снесет, не задумываясь, камень ли это, дом, человек… Ничего, что я так о покойной?
– Думаю, Алисии Жёлудь уже все равно, – осторожно заметил Игрис. – Вы сказали, она вся в отца… Вы были знакомы с ее отцом?
– Нет. Виделся несколько раз, вот и все. Мы сошлись с Алисией уже после его смерти. Она мне рассказывала про него – армейское воспитание, коленями на горох, дисциплина, режим… По-моему, она его ненавидела.
– Отца? За строгость?
– Но когда он умер, она впала в жуткую депрессию. Думали, сама отправится за ним в гроб.
– Можно понять.
Ливан отхлебнул из рюмки коньяку, которым угостил его Игрис.
– Вы, значит, следователь? Хороший коньяк… Зачем вам это надо – отец, Алисия, наши отношения?
– Чтобы понять…
– Ах да. Вы уже говорили. Ничего вы не поймете. Это было слишком давно… И потом, вы думаете, она рассказывала мне все? Она даже мне всего не рассказывала. Такая скрытная была.
– Было, что скрывать?
– Не знаю, – Ливан задумался. – Но скрытность – ее вторая натура. Какие-то секретные кармашки, тайнички…
– Она не интересовалась магией? Никогда?
Ливан повертел в пальцах рюмку, глядя, как маленьким водоворотом закручивается янтарная жидкость.
– Одно время она увлекалась, чисто теоретически, магией в связи с экологией. После Коптильни ей взбрело в голову, что маги просто обязаны решать экологические проблемы: собственно, в этом и есть их предназначение. Писала в журналы, возмущалась, что ее не принимают всерьез… Купила на букинистической распродаже какие-то книги… Кстати, много позже были разработки в этом направлении, я читал. А тогда поэты воспевали черные дымы над городом как символ развития, будущего…
– И что же – Алисия потом отказалась от этой идеи?
– А что она могла сделать? Сама она к магии не имела никакого отношения.
Ливан снова глотнул. Зажмурился:
– Да… Еще у нее была страсть к ритуалам. Можно было разбрасывать вещи, не мыть посуду, но ни в коем случае нельзя ставить сумку на стул. А стеклянную вазу нельзя убирать с этажерки, и когда я один раз ее переставил, Алисия впала в ярость…
– Вы жили вместе?
– Нет, – неохотно признался Ливан. – Это же поселок, какие-то правила приличия, да и времена были не такие свободные… Алисия получила полдома в единоличное пользование, а я бывал у нее в гостях… Но чаще мы гуляли. Мать говорила о каких-то фотографиях?
– Да. Я нашел ваши фото в архиве Алисии.
– Я бы хотел, чтобы вы мне их отдали.
– Понимаю. Но только после того, как дело будет завершено.
Ливан тоскливо вздохнул:
– Все это было так давно…
– Вы упомянули страсть к ритуалам.
– Да. Но это были не болезненные ритуалы, как у сумасшедших. Это был какой-то придуманный мир, в который она играла… Скажем, в полночь после дождя собирать на бульваре червяков-выползков. Почему именно в полночь? «Я так хочу». Гроза – это вообще было нечто особенное, «чистое время», а куда молния ударит – «знак»… Равелину и Двенадцати она поклонялась, как каким-то божествам: она с ними говорила, я сам слышал. В школе как раз устанавливали памятный знак…
Ливан вдруг замолчал, будто что-то вспомнив.
– Да-да?
– Ну вот, – Ливан мигнул. – Плиту устанавливали. Вы видели этот памятник?
Игрис вспомнил цветы, принесенные школьниками, на мраморе возле школы.
– Да.
– В день открытия памятника она зажгла свечу у себя на пороге и понесла на школьный двор. День был ветреный. Она возвращалась раз десять, все время свеча гасла. Ну, в стакан бы поставила, раз охота ритуал соблюсти… Нет. Она возвращалась. Уже под утро донесла, когда ветер немного утих, поставила к памятнику и стояла рядом такая счастливая… Это было незадолго до нашего разрыва. Она сказала так высокопарно, пафосно: «Он безумный лжец, но я все искупила жертвой. Я вернула его героям». Она обожала такие выражения.
– Это о ком?
– Не знаю. Меня так вымотала эта ночь, я так злился… Думаю, это она об отце.
– «Искупила жертвой»? О чем она? «Вернула его героям»? Что это значит?
– Двадцать лет назад, – снова заныл Ливан. – Не помню. Не имею понятия. Так давно… Зачем ворошить, а?
– Когда вы разговаривали с Алисией в последний раз? – спросил Игрис, все еще думая о странных словах двадцатилетней давности.
Ливан вдруг напрягся:
– Я ведь говорю, мы не виделись с тех пор, как я уехал из Крота, почти сразу после разрыва, и больше мы никогда не встречались. У меня семья, дети, хорошая работа, но очень мало свободного времени…
– А по телефону она не звонила?
Ливан хлебнул коньяку. Лицо его чуть покраснело. Сейчас соврет, подумал Игрис.
– Не… то есть… бывало несколько раз. Три или четыре за все это время. Она привозила детей на экскурсию, однажды я им устроил билеты в театр… Но мы не виделись.
– Когда она вам звонила в последний раз?
Розовые щеки Ливана сделались пунцовыми.
– Я не помню. Мне пора идти. Уже очень поздно. Если вам понадобится вызвать меня официально – пожалуйста. Только я приду с адвокатом, как это принято у…
– Вам ничего не грозит. Вас никто ни в чем не подозревает. Я только хочу понять, что случилось с Алисией. Скажите мне.
Ливан тяжело задышал. На его лице была написана борьба: сейчас он встанет и уйдет, и тогда, весьма вероятно, ему не миновать повестки, придется платить адвокату и, возможно, отчитываться перед женой. Коготок увяз – всей птичке пропасть…
– Она позвонила мне утром… Около восьми… Несколько дней назад.
– Вас никто ни в чем не обвинит, – все так же мягко повторил Игрис. – Когда конкретно, вы не помните?
– Двадцать девятого августа, – с гримасой боли пробормотал Ливан. – Угораздило же…
Игрис почувствовал, как прилипает к спине рубашка. Захотелось встать, сгрести телевизионщика за ворот, тряхнуть; вместо этого он ласково, как ребенку, улыбнулся:
– Мы говорим без протокола, без свидетелей, без формальностей. Просто помогите мне. О чем она вас просила?
– Почему именно «просила»?
– Она приехала в столицу с утра, одна, вероятно, ей что-то было нужно от вас…
Ливан тупо разглядывал пустую рюмку.
– Заказать еще? – предложил Игрис. – Граммов сто?
– Нет, – Ливан вздохнул. – Она спросила меня, не знаю ли я лично кого-то из наших консультантов в «Коршуне». Это если идет фактический материал об их работе, чтобы не было ошибок и чтобы верно все отображалось…
От волнения Ливан сделался косноязычным.
– И вы…
– Не хотелось ей отказывать. Я дал ей три номера… Двух каких-то ассистентов и, по ошибке, телефон Алистана Каменный Берег. Я просто посмотрел мимо, я был сонный… А когда понял свою ошибку, уже было поздно. Я лег спать. А через два дня позвонила мама…
Молодой человек! – Ливан махнул рукой официанту. – Еще сто пятьдесят того же самого коньяка…
Он перевел дух. Игрис сидел перед ним, боясь шелохнуться.
– Я не обязан был все это рассказывать, – торопливо сказал Ливан. – Меня не вызывали на допрос. Ни о чем не спрашивали. Я понятия не имею, почему он убил Алисию. Я ни в чем не виноват.
* * *
– Все, как я и говорил, – скучно покивал шеф. – Дело окончательно переходит «Коршуну». Твоя работа признана неудовлетворительной.
– Кем признана?
– Межведомственной комиссией.
– Когда успели?
– А долго ли? – шеф грустно усмехнулся. – Хотел я тебя вытянуть из этого дерьма. А теперь отмываться будешь, на повышение не пойдешь…
– У меня есть свидетель. Алисия не была под манипуляцией – она вполне осознанно позвонила с вокзала старому другу и узнала у него телефон Алистана.
– Старый друг свободно располагает телефоном одного из шефов «Коршуна»? Кто это?
– Телевизионщик, его фамилия Зеленый Пруд. Послушайте, ведь тот факт, что она не могла знать номера Алистана, они приводят в доказательство своей версии…
Шеф покачал головой:
– У них есть масса других «доказательств». Маги бывают очень неприятными. Особенно когда борются за своего.
* * *
– Это в самом деле магия, – сказал рыжий крепыш в кожаном кресле.
Он взял за консультацию сумму, приведшую Игриса в трепет. Тем более что платить пришлось из своего кармана. В богатом офисе под вывеской «Магическая консультация: юриспруденция, быт, прочие аспекты» было прохладно и сухо, еле слышно ворчал кондиционер, в глубине аквариума висели, чуть шевеля плавниками, огромные яркие рыбы.
На столе перед рыжим крепышом лежали те самые листы с пометками, обнаруженные Игрисом среди бумаг поселковой учительницы.
– Что конкретно?
– Вот это, например, фильтрация загрязненного воздуха. Гм… Это в самом деле должно работать, хотя заклинание очень трудоемкое. Публикации прошлых лет, когда об этом всерьез никто не задумывался.
– Магия и экология?
– Да. Вот именно. Это разрозненная подборка материалов, вот что-то на машинке перепечатывали. Системы особенной не вижу, но тематически – магия на службе экологии. Вы правы.
– Спасибо, – сказал Игрис.
* * *
– Они никуда не уехали, – Елена курила, сидя на стуле посреди кухни. Она не брала сигарету уже лет шесть.
– Почему? – Игрис открыл посудомоечную машину и принялся складывать в нее грязные тарелки из высоченной стопки перед раковиной.
– Не достали билетов. Завтра достанут. Или не достанут.
– Я возьму им билеты… Елка, брось сигарету.
– Это никогда не закончится, – жена вздохнула. – Ни-ког-да. Слушай, я сниму квартиру возле своей работы, и…
– Это закончится завтра.
– В который раз…
Он запустил посудомойку. Вытер руки полотенцем:
– В последний раз. Обещаю.
* * *
Елена заснула, едва коснувшись подушки. Игрис долго маялся: будить ее? Не будить? Он страшно соскучился по жене. Но у Елены было такое усталое, такое несчастное лицо, что он не решился ее тревожить.
Он больше не властен над этим делом. Все можно выбросить из головы, и Алисию Жёлудь, и Алистана Каменный Берег. Посмотреть на досуге пару серий «Под надежным крылом»: скоро небось покажут и про Болотную Каргу…
За стеной захныкал ребенок. Тонким голосом прикрикнула Агата, и ребенок замолчал. Бедные двойняшки, с такой-то мамашей…
Герман Жёлудь всю жизнь работал на вредных предприятиях. Он не был магом, но собирал – или получил от кого-то? – разработки по магическим экологическим проектам. Разрозненные, устаревшие. Но ведь Алисия их-то с собой не взяла. Возможно, были другие? Материалы, которые Алистан Каменный Берег счел угрозой человечеству…
В полусне Игрису привиделся высоченный обрыв – каменный берег… Каменный Берег. Человек на краю, человек с лицом Алистана, и черный смерч, наступающий из бездны, морок, за которым идет конец света. Человек с лицом Алистана вскинул руки, из пальцев его, красиво ветвясь, прыгнули в небо молнии, и в этот момент в сознании Игриса кто-то сухо и буднично сказал: «Слово погибели номер пять».
Игрис проснулся.
Прошло всего несколько минут. Елена спала. За стеной кто-то мерил шагами комнату. Агата? Или ее молчаливый Борис? Тоже не может уснуть…
Топ-топ. Топ-топ-топ. Качнулась форточка под порывом ветра. Где-то очень далеко заворчал гром.
«Он безумный лжец. Я все искупила жертвой. Я вернула его героям». Алисия Жёлудь, при всей своей внешней обыкновенности, была фанатичкой. Разумеется, Ливан Зеленый Пруд испугался, шарахнулся от этого огня, одновременно светлого и мрачного. Она была чем-то похожа на Алистана Каменный Берег – тоже присвоила себе право решать за всех, «искупать жертвой». Они близнецы, убийца и убитая. Маг и поселковая учительница. Знать бы, о чем они говорили…
Если бы показания Ливана Зеленый Пруд появились в первые дни расследования! Если бы…
Игрис перевернулся на другой бок. Что-то осталось в разговоре с Ливаном, какая-то непроясненная деталь.
«В школе как раз устанавливали памятную плиту…»
В этот момент Игрису показалось: Ливан что-то вспомнил, но не сказал вслух. Наоборот – заторопился, стал рассказывать о странностях Алисии и добился своего – переключил внимание собеседника. Свечка, двадцатилетняя учительница несет свечку на ветру…
Который час?
Игрис встал, в одних трусах прошел на кухню и набрал мобильный номер Ливана. Половина двенадцатого ночи. Следствие закончено. Зачем?..
– Алло! – отозвалась трубка.
– Извините за поздний звонок. Это Игрис Трихвоста, следователь.
– Вы знаете, который… А. Да. Здравствуйте. Чего вы теперь-то хотите?
– Вы мне что-то хотели сказать о памятнике.
– О чем?
– О мемориальном знаке на школьном дворе. О нем и Алисии Жёлудь.
– Понятия не имею, о чем вы. Алисия была случайной жертвой, она оказалась под властью мага-манипулятора, все подстроили адвокаты Болотной Карги, это свершившийся факт! Нам заказали новую серию «Под надежным крылом» с таким сюжетом.
– Ливан. Алисию убили потому, что она обладала некоей информацией. Если убийца решит, будто вы тоже что-то знаете – новую серию будут делать без вас.
– Вы… – голос в трубке дрогнул. – Да что вы такое говорите? Я ничего не знаю, я не видел ее…
– …двадцать лет. Что вы не рассказали мне о памятном знаке в поселке?
– Я не знаю. Я не уверен. Она меня не посвящала. Я однажды случайно увидел…
– Что?
– Кажется… Кажется, у нее там тоже был тайник.
* * *
«Он безумный лжец. Я все искупила жертвой. Я вернула его героям».
Игрис вывел машину из гаража. Снял с крыши велосипеды. Они с Еленой так давно собирались покататься в выходные…
Три с половиной часа на поезде. Сколько времени займет путь по трассе? Ночь, пусто. Свободное шоссе. Игрис развернул на коленях распечатанную карту; там еще грунтовка, а в последнее время идут и идут дожди…
За рулем он успокоился.
Он едет для очистки совести. Поспешит и вернется к утру. И тогда уже выкинет из головы Каменный Берег, Алисию, магию, экологию, Ливана Зеленый Пруд, Певца, а заодно и шефа. Пусть кто угодно получает повышение, Игрис и ухом не поведет – он живет не ради карьеры, он свободный человек, а когда уедет Агата с семьей, так и вовсе освободится…
Белая дорожная разметка горела в лучах фар. Ветер выл, обтекая машину, несущуюся, как болид. Гроза прошла стороной, небо прояснилось, показались звезды. На трассе было так пусто, что Игрису опять не ко времени вспомнилась Болотная Карга: вот так же ночью, на другой дороге – не прямой, туманной, скользкой, путешественник ощущал вдруг непреодолимое желание остановиться…
А ведь старуху теперь посадят, подумал Игрис.
* * *
Верхний Крот спал. Четыре часа утра; в окнах школы не светилось ни огонька.
Игрис выбрался из машины, облитой грязью от крыши до днища. На грунтовке пришлось тяжело: лужи, ямы. Зато он ни разу не пропустил поворот и не сбился с пути.
Он вытащил фонарь из бардачка. Калитка была прикрыта, но не заперта. Есть ли в школе сторож? Спит ли? Игрис не собирается ничего воровать…
На асфальте двора он разглядел меловую разметку: несколько дней назад здесь прошла линейка, праздник первого звонка. Памятник Равелину и Двенадцати был завален цветами.
Он сразу увидел трещину. Это о ней говорила учительница химии Дана: «Молния ударила в мемориальную плиту, камень раскололся, да так неудачно…»
Трещину пытались замазать, спрятать, и частично это удалось. Игрис поднес фонарь ближе; под барельефом Равелина были высечены на камне двенадцать портретов, трещина проходила через лицо третьего справа героя. Это был, кажется, Сталевар: его всегда изображали с усами, и смотрел он сурово. Правда, на этой глыбе все изображения условны…
Тонкая черная линия пересекла лицо Сталевара пополам. Казалось, герой подмигивает. Игрис провел рукой по мрамору. Надо быть сумасшедшей, чтобы устроить тайник в памятнике на виду у всех…
Или, наоборот, необычайно хитрой и умной?
Черная плита с барельефом, поставленная вертикально. Серая горизонтальная плита, на которой теперь лежат цветы. Под цветами – Игрис помнил – гладкий мрамор. Где здесь прятать?
Он наклонился. Постамент казался сложенным из камня, из огромных булыжников. Или это фальшивая стенка, камнем обложено бетонное основание? Но тогда тут и подавно нельзя устроить никакого тайника…
Ливан, сволочь, отомстил надоедливому следователю. И претензий ведь не предъявишь: «Двадцать лет прошло… Я же сказал, что не помню точно».
Промежутки между камнями залиты раствором, заполнены пылью, мхом, и ясно, что если здесь и был тайник – к нему никто не притрагивался по крайней мере с прошлой весны. А может быть, с позапрошлой. Где-то залаяла собака, тут же отозвалась другая. «Ну и дурак же я, что подумает Елена, когда проснется?!»
Он наугад потрогал один камень в основании памятника. Другой. Бесполезно…
Третий камень чуть заметно покачнулся под его рукой.
Игрис принялся расшатывать его. Полетела крошка. Что он делает, ломает мемориал посреди поселка, самый скверный школьник на такое не решится…
Камень отделился от кладки. Открылось темное отверстие. Игрис сунул туда руку – пусто. Пусто! Неровная полость, бетонные волглые стенки, рука тут же измазалась в какой-то плесени…
И только в самом дальнем краю, у стены, пальцы Игриса нащупали полиэтиленовый сверток.
* * *
Он гнал, как сумасшедший. Рассвет застал его на половине дороги. Несколько раз пытался дозвониться Елене, но телефоны были выключены – жена спала. Поросший щетиной, с воспаленными глазами, он загнал машину в гараж в начале девятого утра. Тихо отпер внутреннюю дверь и на цыпочках просочился в дом.
Его поразили тишина и полумрак. Шторы задернуты, жалюзи опущены. Все спят…
Игрис заглянул на кухню. Посуда оказалась вымытой и расставленной на полках. Дверь комнаты, в которой жили Агата и Борис с детьми, была приоткрыта. Оттуда не доносилось ни звука.
Игрис заглянул краем глаза. Потом просунул голову. Кровать пустовала, раскладушки, на которых обычно спали дети, стояли рядом у стены – сложенные и даже упрятанные в чехлы. Шкаф открыт. Чемоданы и вещи исчезли. Игрис снова посмотрел на часы: восемь часов двадцать минут…
– Ваши родственники уехали.
Игрис обернулся.
Алистан стоял в глубине прихожей. Алистан Каменный Берег. По своему обыкновению чуть рассеянный, расслабленный, отрешенный.
– Вас выпустили? – после короткой паузы спросил Игрис.
– Можно сказать и так.
– Вы вырвались из-под стражи?!
– Меня трудно остановить. Что вы нашли?
Цокали часы на стене прихожей.
– Где моя жена? – быстро спросил Игрис.
– Спит.
– Она ничего не знает.
– Разумеется. Так что же вы нашли?
– Ничего.
Вряд ли удастся что-то утаить от человека, который всерьез занимался механикой. А Слово погибели, как теперь известно, убивает мгновенно. Замедлилось время; Игрис говорил неторопливо, спокойно, дружелюбно:
– Я ничего не нашел. Ее отец хранил магические заметки, связанные с экологией, но это мусор, ничего существенного. Вы зря вломились ко мне в дом, Алистан.
– Я вас просил, – тихо сказал маг. – Вы же нормальный, разумный человек… Зачем вы?
Игрис понял, что не может сделать ни шага. Ноги его приклеились к полу. Это не было последствием шока, это не было поэтическое преувеличение; Игрис стоял как столб, впервые в жизни ощущая, что такое чужая воля внутри. Воля манипулятора.
Не паниковать.
Глядя Игрису в глаза, маг-убийца медленно повернулся. Поднял сумку, лежащую у входной двери:
– Вот это вы привезли из Верхнего Крота? Да? И там, внутри, ваша добыча?
– Я не знаю, что это. Я еще не смотрел.
Игрис говорил правду. Внутри свертка оказалась одна древняя кассета. Прослушать ее можно было только на антикварном магнитофоне, коротавшем век на веранде. Если пленка цела. Если не размагнитилась.
Алистан дернул застежку на сумке. Безошибочно вытащил сверток – грязный, волглый полиэтилен, обернутый свежей рекламной газетой.
– Такая простая вещь, – сказал Алистан задумчиво.
– Я видел вашу жену, – проговорил Игрис. – Ради нее и ради вашего сына – не делайте глупостей.
Алистан уронил на пол газету. Развернул полиэтилен, один слой за другим. Двумя пальцами вытащил кассету.
– Что здесь, как вы думаете, Игрис?
– Послушайте, у меня заканчивается терпение. Отпустите меня!
Алистан вздохнул:
– Я мог бы уничтожить эту вещь сейчас так, чтобы даже пепла не осталось. Но теперь, после всего, что вы сделали, я хочу, чтобы вы ее прослушали. Вы заслужили, – он скверно усмехнулся.
Игрис молчал.
– Нам обоим повезло, если она испорчена, – продолжал маг. – Но я вижу, что она цела… скорее всего. Я долго думал, у меня оказалось много свободного времени. И, знаете ли, я тоже хочу послушать. Любопытство – неправильный двигатель. Но очень уж трудно устоять.
– Алистан, вы ведь не сумасшедший. Побег, взлом, манипуляция сотрудником прокуратуры… Будет только хуже!
– Хуже? – Алистан вопросительно поднял брови, отчего сморщился его высокий, с залысинами лоб. – Куда хуже, Игрис? Я покойник… Так я себя ощущаю. А вы – вы столько усилий потратили, чтобы обесценить все, за что я так дорого заплатил… Где вы это нашли?
– В тайнике под мемориальной плитой. На школьном дворе в поселке Верхний Крот.
– Как долго и как сложно, – пробормотал Алистан. – Наверняка я расспросил ее о тайнике. Но решил, что никто не доберется. Вероятность была ничтожная.
Это правда, подумал Игрис. Его ноги затекли, он почти не чувствовал ступней.
– Вы больше не ведете дело, – маг покачал кассету на ладони. – Тогда зачем? Ради выслуги? Чтобы кому-то что-то доказать?
– Ради правды.
– Не смешите, Игрис.
– Я вправе знать, что вы решили утаить от меня. Вы мне не нянька и не цензор, Алистан, – его злость брала верх над осторожностью, и он нарочно злился, чтобы заглушить страх. Чувство подвластности чужой воле пугало до одури.
– Сейчас я отпущу вас, – сказал маг-убийца. – Только не надо резких движений. Не пытайтесь выйти из дома или кому-то позвонить. Ваша жена не проснется, пока я ей не разрешу… Где магнитофон? Я тоже хочу узнать, что записано на этой кассете.
* * *
Кассета сохранилась отлично. Она была из прозрачного пластика, очень легкая: всего по пятнадцать минут записи на каждой стороне. Первая сторона оказалась пустой – Алистан терпеливо слушал тишину и шорохи, не пропуская ни секунды. Игрис тоже слушал. За окнами веранды прояснялось небо, пели синицы на яблонях. Тянулась лента, магнитофон молчал, Игрис испытывал попеременно облегчение и ярость, разочарование и стыд.
Магнитофон щелкнул. Пленка закончилась.
– Ясно, – коротко сказал Алистан. – Перевернем.
Игрис перевернул кассету. Снова потянулась тишина, подернутая шорохами, как старое полотно трещинками.
– Ты слушаешь это, значит, я умер, – сказал резкий старческий голос. Игрис еле удержался, чтобы не вздрогнуть. Алистан поднял голову. Последовала пауза. Кассета вертелась.
– И очень хорошо, – сварливо сказал старик. – Я расскажу тебе. Это надо для справедливости! Можешь сказать потом, что я выжил из ума. Но это не так. Я, Герман Жёлудь, в здравом уме и трезвой памяти расскажу, что со мной было и что было на самом деле…
Наверное, старик делал эту запись, очень низко склонившись к микрофону. Он говорил то очень быстро, взахлеб, то надолго умолкал, и тогда слышно было его дыхание.
– Мое прозвище было Жук, из-за усов, его – Тихоня. Все наши знали, что он за тихоня, а чужие ловились, бывало, на его невинный вид, выглядел он тюфяк тюфяком… Ни один памятник не похож на него. Только тот, что в парке, и то немного. Я никогда не знал про него правды… Время заканчивается, а я болтаю невесть что… Слушай, дочка. Дослушай до конца и прокрути еще раз. Нас было двенадцать человек. Вечером второго сентября…
Игрис нажал на кнопку «Стоп», лента остановилась. Сам он не мог бы объяснить в этот момент, почему так сделал: рука сама поднялась и нажала на черную клавишу. Маг-манипулятор был тут ни при чем.
– Это не документ. Это семейная реликвия. Болтовня старика, выжившего из ума.
Алистан молчал. Он сидел в плетеном кресле, закинув ногу на ногу, и смотрел в окно на галдящих синиц. У Игриса звенело в ушах – казалось, надвигается чудовищное землетрясение, идет волна, и пенная верхушка ее уже видна на горизонте.
– Это семейное дело чужих умерших людей, – повторил он с нажимом. – Мне неприятно это слушать.
– А придется, – тихо сказал Алистан.
Скрипнуло кресло.
– Вы же хотели знать правду? Я вам не нянька и не цензор. Слушайте! Знайте правду, вы так трудились, чтобы ее добыть!
– Это не правда. Это не документ. Это…
– Тем более. Почему вы нервничаете, как девица? Вы следователь, как я понимаю, с опытом? Почему Алисия Жёлудь выслушала это до конца, а вы пасуете?
– Ладно, я дослушаю, – сказал Игрис. – Но я не верю ни единому слову!