Текст книги "Магам можно все (сборник)"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]

Его глаза сузились в две черных, полных ненависти ниточки:

–  Делайте, прах вас побери, делайте, любезный!

Правая рука его была заведена за спину. Внестепенной маг со стилетом – еще смешнее и печальнее, чем обезьяна в камзоле и с тростью…

– Как бы ваша сова не захворала, – сказал я укоризненно.

Снял с пояса кожаный футляр, вытряхнул из него глиняного уродца; Гор зи Харик по-прежнему буравил меня взглядом.

Я демонстративно повернулся к нему спиной.

Коснулся лбом холодного стекла.

Веселье внизу возобновилось, но какое-то искусственное. Король стоял рядом с князем у подножия трона; голова его была как-то странно наклонена к плечу. Как будто он изо всех сил сдерживался, чтобы не глянуть на витражное окошко под потолком.

Княжья свита внимательно слушала разговор двух властителей. Я видел, что усы у коренастых свешиваются чуть ли не до плеч. И что желтый обруч на бритой голове великана способен вобрать в себя всю магию, абсолютно всю, что есть сейчас в зале; вглядываясь в бегающие по тусклому металлу искорки, я вдруг совершенно явственно услышал голос Его Величества: «…не смогла порадовать нас своим присутствием. Вот уже две недели как поправляет здоровье на островах…»

В следующую секунду голос пропал.

Ладони, в которых ждал своей участи глиняный болван, сделались мокрыми.

– Никто не знает, как именно подействует Кара, – сказал я глухо. – Поэтому не спешите со своим стилетом, друг мой Гор. Если князь не свалится в первую секунду – это еще не значит…

– Делайте!!!

– Успокойтесь, – сказал я высокомерно. – Вашу истерику я вам припомню.

И положил три пальца на затылок глиняного болвана.

Проклятый князь. Проклятый колдун с проклятым обручем. Вряд ли я смогу пробить такую защиту. Для этого придется выложить все силы до конца – а чем это чревато, я понял еще в тринадцать лет, на темном дне колодца…

А может быть, не валять дурака? Потихоньку поменять болвана и… покарать. Не надо будет заботиться ни о княжьей защите, ни о дылде с обручем, Кара все сделает сама…

И это будет означать, что Хорта зи Табора наняли. А не наняли – так заставили, принудили. Что я отдал свою неприкосновенную собственность в обмен на обещание меня, сиротку, не обижать.

И еще – это будет означать конец моей власти…

– Карается, – я прикрыл глаза, будто бы вспоминая текст, – князь Дривегоциус, повинный в действиях, повлекших за собой угрозу целостности государства, как то отторжение областей Литка, Хадра, островов Малый Кин и Большой Кин, введение в указанных областях действия собственных княжеских законов, а также…

Текст я помнил прекрасно.

Сейчас я видел, как сгусток чужой воли вокруг князя медленно проворачивается, будто брошенный в воду мяч. Щит был однороден, одинаково крепок со всех сторон. В нем бесполезно искать брешь…

– …и неповиновение приказам своего Государя…

Человек с обручем на голове быстро скользнул глазами по витражным окнам. На долю секунды мой язык онемел.

В следующее мгновение князь приятельски кивнул королю – и направился прочь из зала!

– Скорее! – выдохнул Гор за моей спиной.

– И неповиновение… – механически повторил я. – Уходит! Я не могу…

Гор зи Харик ударил снизу вверх – по моим рукам. Тонкая глиняная шейка не выдержала. Раздался хруст – большая голова уродца оказалась в одной моей руке, тельце – в другой.

– Са-а-ва… – выдохнул я.

И ударил вслед уходящему князю. Ударил, потому что другого выхода у меня не было.

Показалось мне – или он действительно пошатнулся в дверях?

Показалось – или…

Оркестр гремел невыносимо. Заглушая все на свете, даже шум крови у меня в ушах.

На ковре под моими ногами валялся обезглавленный муляж.

Я прислонился к задрапированной бархатом стене; Гор зи Харик смотрел на меня, и в его опущенной руке теперь уже явно поблескивала сталь.

А я был пуст.

Я был обессилен, как тогда, на дне колодца. Меня не хватило бы даже на то, чтобы зажечь свечку.

– Ну вот, – сказал я, выдавив улыбку. – Все прошло как полагается, князь покаран и…

Королевский маг больше не смотрел на меня.

Смотрел вниз, в зал, и лицо его приобрело синеватый оттенок витражного стекла.

Я проследил за его взглядом.

В зале царило смятение; голоса роптали. Король стоял у подножия трона, взгляд его был прикован к дверям. Секунда – и двери распахнулись, и в зал влетел, спиной вперед, тот самый воинственный господин, которого сопровождали два карлика.

Сейчас карликов не было видно. Воин едва удержался на ногах; он выглядел по меньшей мере растерянным – кружевной воротник его был почти оторван и свисал лохмотьями. Мгновением спустя в зал ворвался – вне себя от бешенства – князь.

Я увидел его, и у меня потемнело в глазах. На лбу у князя имелась багровая шишка – в остальном он был бодр и вполне дееспособен.

– …Оскорбление, какого еще никто не решался нанести мне! Вы, – это королю, – вы, любезный зятек, ответите мне позже! А теперь я потребую ответа у этой скотины, позволившей украсить себя перевернутым гербом Дривегоциусов!

И князь потряс обрывком ткани, в котором все узнали кусок кружевного воротника.

Вокруг зашевелилась стража; рядом с князем мгновенно оказался великан с обручем на бритой голове. Князь раздраженным жестом велел ему убираться.

– Сделайте же что-нибудь, – истерически прокричал король. – Харик, сделай что-нибудь!

Я видел, как рядом с князем обнаружился второй королевский маг – Харик-младший. И как человек с обручем отогнал его прочь – одним только жестом.

– Любезный тесть, это ошибка! – рявкнул король, и ему почти удалось перекричать гул толпы. – Никто не хотел вас…

Князь уже рвал с себя камзол. На поясе у него обнаружились два коротких меча; его не разоружили перед входом в зал!

– Поединок! Немедленно! Я не желаю слышать оправданий! Вы все видели эту… этот оскорбительный знак! Вы все! – и он обвел вокруг широким обвинительным жестом, и те, на кого он указывал, поспешили отступить на шаг.

Княжеская свита сбилась в кучу. Бритый маг с обручем, по-прежнему возвышаясь над толпой, внимательно всматривался в витражное окошко под потолком – мне показалось, что он смотрит мне в глаза.

– Предатель!

Я едва успел перехватить руку со стилетом. По счастью, Харик-старший не успел еще понять, что я обезоружен, и его заклинания были направлены пока только на защиту. Спасибо папаше, который в свое время нанимал для меня учителей гимнастики и фехтования; спасибо милосердной сове – Гор зи Харик был много старше и уступал мне силой. Стилет полетел на пол.

Князь в зале что-то кричал; я ощутил всплеск магической воли, Харик ощутил его тоже – и его хватка чуть ослабела.

Оставив друг друга, мы прильнули к стеклу. Как раз вовремя – чтобы увидеть, как князь истерически орет на человека с обручем:

– Сними! Сними! Я не желаю! Поединок! Честно пролитая кровь! Сними!

Даже сверху было хорошо видать, как человек с обручем играет желваками.

И как спадает защитная завеса вокруг сумасшедшего князя Дривегоциуса – нет, не спадает, а раздается в стороны, впуская внутрь княжьего противника.

И как воин в ободранном кружевном воротнике – обруганный, униженный, лишившийся у входа своего огромного меча, но получивший взамен один из коротких мечей князя – готовиться отразить нападение.

И князь напал! Яростно, бесстрашно, умело и неудержимо.

Зазвенел металл. В толпе случилось несколько дамских обмороков.

– Это неслыханно! – закричал король. – Стража!

Стражники сделали слабую попытку разнять дерущихся, но, столкнувшись с защитной магией бритого великана, поспешно отступили.

Я успел заметить, что некоторые гости продолжают пиршество как ни в чем не бывало… И что Ора, моя сообщница Ора стоит за спиной у человека с обручем и внимательно смотрит ему в бритый затылок.

И он оборачивается, ощутив ее взгляд. Смотрит ей в лицо, переводит взгляд на гроздь побрякушек, украшающих высокую шею…

Ора беззаботно улыбнулась.

Поединщики, отгороженные кругом магической воли, бились яростно и молча. Оба оказались искусными бойцами. Оба были до крайности взбешены, и недостаток хладнокровия мешал обоим.

– Конец, – хрипло сказал Гор зи Харик, и вздрогнул от прозвучавшего в его голосе отчаяния.

Колыхнулись огоньки свечей на люстре – будто бы от сквозняка. Некоторые погасли.

Князь Дривегоциус, на чьем лице застыла гримаса ненависти, смотрел в глаза врагу – врагу, которого он четверть часа назад знать не знал и чей клинок торчал теперь у него из груди.

Потом его сиятельство Дривегоциус, столь славный, столь опасный, столь неугодный королевский тесть, потихоньку осел на пол – в лужу собственной крови.

* * *

…Все, что дается нам тяжким трудом – достается им легко, по праву рождения. Всем, чего мы достигаем к зрелым годам, они владеют уже в детстве; мой юный друг, мы с тобой – назначенные маги, и сыновья наши не смогут унаследовать ни дара нашего, ни звания. Всю жизнь кропотливо собирая магическую премудрость, мы обречены унести ее за собой в могилу. Что ж, разве это повод для отчаяния?

Мой друг, ты пишешь, что усилия твои бессмысленны, а результаты подвергаются осмеянию; прискорбно слышать такое от волевого и серьезного юноши, каким я тебя помню. Под луной нет ничего, лишенного смысла; не осмеяние делает нас жалкими, а готовность отступиться от дела всей жизни в угоду насмешникам.

Надеюсь, что письмо твое было написано и отправлено под влиянием минутной слабости, что детское отчаяние прошло без следа и ты сам рад бы забыть тобой же сказанное; охотно помогу тебе. Давай забудем последнее твое послание и поговорим о предметах куда более полезных и правильных…

Мир магии стоит на наших плечах; именно назначенные маги-ремесленники, а вовсе не пресыщенные наследственные снобы определяют лицо магического сообщества. Хозяйственная магия, магия на пользу людям приносит душевное удовлетворение и постоянный доход. Наследственные маги не убивают и не разрушают, изощряясь в воинских заклинаниях, – но созидают, преуспевая в строительстве, портняжном и скорняцком деле, управлении погодой и способствовании урожаю. Назначенный маг, пусть даже четвертой степени, есть уважаемый всеми труженик, есть пчела, несущая в общий улей свою толику меда, в то время как наследственный бездельник, пусть даже и внестепенной – всего лишь яркая бабочка, порхающая бессмысленно, на потеху ребятишкам.

А посему – не завидуй, друг мой! Не завидуй тому, что зависти недостойно!

* * *

– Никого не принимаю! – крикнул я хрипло.

Стук повторился. И донесся приглушенный голос хозяина:

– Но, господин, там дама… Ее имя Шанталья, она говорит, что ее-то вы примете!

Я подавил стон. Да что она себе позволяет, эта…

Все мои камушки остались у Оры. Я знал, что встретиться нам все равно придется – но, сова, только не сейчас!

Я сел на кровати. Голова раскалывалась, но я не желал расходовать силы даже на мельчайшее лечебное заклинание. Надо попросить у хозяина каких-то пилюль…

Негоже, чтобы меня видели без личины! У служанки хватит ума подглядывать в замочную скважину…

– Любезный господин, – послышался за дверью нарочито мягкий, едва ли не мурлыкающий голос Оры. – Вам следовало бы впустить меня, потому что то, что я скажу, очень для вас важно, мой дорогой друг… вы понимаете?

А как она разузнала мой новый адрес?! Я же переехал, не предупредив ее…

Я подошел к двери. Набросил плащ – чтобы капюшоном прикрыть лицо. И предосторожности оказались нелишними – когда дверь приоткрылась, впуская Ору, хозяин не преминул сунуть в щель свой любопытный нос.

Он удивился, отчего это постоялец отдыхает в плаще. Он еще больше удивился бы, если бы увидел вместо прыщавого лавочника – моей последней личины – настоящее лицо Хорта зи Табора…

А на личину у меня не хватает сил. Даже не личину!

– Вы скверно выглядите, – сквозь зубы сказала Ора. От ее мурлыкания не осталось и следа.

– Приношу свои извинения, – я отвесил шутовской поклон.

– Да, вам следует извиниться, – Ора опустилась в продавленное кресло. – И неизвестно еще, приму я извинения или нет.

Я снял плащ. Плотнее запахнул халат, усмехнулся:

– Радуйтесь, вы свободны от долга передо мной, Закон Весов исполнен… И отдайте безделушки.

Она царственным жестом бросила на стол связку магических камней. Сухо улыбнулась:

– Это не такие уж безделушки, как вы пытаетесь меня уверить… вчера на эту наживку клюнули по меньшей мере две рыбины.

– Что?!

Я вскочил. Меня опять зазнобило; Ора смотрела прямо и жестко, ее взгляд мокрым камнем упирался мне в лицо:

– Вы негодяй, Табор. Вчера вы поставили меня в очень скверное положение.

– Вы женщина, – сказал я, судорожно проглотив слюну. – Потому я, может быть, сумею забыть это слово, которым вы меня…

– Негодяй, – повторила она ровно. – Вы привели меня туда – и бросили. Зная, что случится потом!

– Я не знал, – вырвалось у меня, и я сразу же пожалел о своих словах.

Ора прищурилась:

– Если вы не знали – куда, зачем, почему вы сразу спрятались? Вы ведь наблюдали за всем исподтишка, я чувствовала ваш взгляд…

– Быть не может, – сказал я глухо.

Ора подняла подбородок:

– Я знаю, какого вы мнения о моих способностях… Тем не менее я сумела ощутить ваш взгляд. И понять, что вы с самого начала ждали неприятностей.

– Я не так виноват, как вам кажется, – сказал я, отворачиваясь. Терпеть не могу оправдываться.

– Откровение за откровение, – сказала Ора, помолчав. – Вы рассказываете мне, что вы делали во дворце, я рассказываю вам, кто именно из магов проявил интерес к вашим камушкам… да не просто проявил интерес, а прямо-таки затрясся! Вам ведь очень хочется это узнать?

Я огляделся – в комнате было только одно кресло. Пришлось сесть на кровать, закинуть ногу за ногу, сосчитать до десяти, чтобы успокоился пульс.

– Ора. Во-первых, я действительно прошу прощения за все, что случилось не по моей вине. Так получилось. Во-вторых, я пришел на этот прием, чтобы проследить… чтобы, как вы догадались, увидеть реакцию кое-кого из магов на ваши камушки. За этим я пришел, клянусь памятью отца…

– Вы говорите правду, – сказала Ора медленно. – Как вписывается в эту версию ваше внезапное исчезновение?

– Ко мне подошел королевский внестепенной, – сказал я, глядя ей в глаза. – Вы его видели, его зовут Гор зи Харик. Он обманом завлек меня… Короче, я не смог вернуться. Я не знал, что так сложится, клянусь… чем хотите.

– Поклянитесь памятью отца, – потребовала Шанталья.

– Клянусь, – сказал я медленно. – Клянусь памятью отца – я не знал, что так все получится…

Ора неожиданно улыбнулась:

– А вы мастак играть словами… Хорошо. Вы мне надоели, Хорт зи Табор. Прощайте.

И, легко поднявшись из кресла, коварная мерзавка шагнула к двери.

– Минуточку!

Я заступил ей дорогу. Теперь мне хотелось ее ударить – по-настоящему.

– Минуточку, милая дама! Вы ничего не забыли?

– Нет, – она смотрела мне в лицо. Правый глаз ее был подкрашен голубой краской, левый – зеленой.

Я взял ее за руку. Запястье было тонким, изящным, таким хрупким…

– Вы мне руку сломаете, вы!!!

– Сломаю, – пообещал я тихо. – Не надо играть со мной, Ора. Вы обещали мне кое-что рассказать!

– Отпустите!

И она ударила меня ручной молнией. Слабенькой, дамской, жгучей, как оса.

Я отпустил ее – всего на секунду. В следующее мгновение – она пыталась отодвинуть тяжелый засов на двери – я поймал ее за воротник и бросил на кровать.

Она ощерилась, обнажив крупные белые зубы. И совершенно спокойно сказала:

– У вас нет сил на заклинания, Хорт. Вы истратились полностью. Ваш папа никогда не учил вас, что так нельзя делать?

Я, не глядя, протянул руку. Снял с гвоздя узкий ремешок, принадлежавший хозяину и перешедший в мое пользование вместе с комнатой:

– У меня достанет силы на кое-что другое.

– Правда? – ее оскал вдруг сменился сладенькой улыбочкой. – Неужели?

До меня дошла двусмысленность моих собственных слов. Я в бешенстве хлестанул ремнем по спинке кресла:

– Говорите, кто клюнул на камни, и выметайтесь отсюда! Иначе я с вас шкуру спущу безо всяких заклинаний!

Кожа на лбу, там, куда клюнула меня ее квелая молния, начинала ощутимо саднить.

– Вы прекрасны, Хорт, – сказала женщина, беззастенчиво меня разглядывая. – Как горит ваш неистовый желтый глаз… Стоп, – она подняла руку, будто отгораживаясь от меня и моего ремня. – Стоп, не спешите, не лезьте в драку, я вам все скажу… Сядьте!

Я смотрел ей в глаза.

– Сядьте, – повторила она повелительным тоном. И добавила ворчливо, поправляя платье: – Вы порвали мне воротник…

– Говорите, – сказал я. – Последний раз прошу по-человечески.

Она чуть заметно усмехнулась:

– Ладно… Итак, первым, кто заинтересовался вашими камушками, был этот провинциальный внестепенной… его зовут Март зи Гороф, ему сорок два года, внешне он неприметный такой… но вы сами его отметили, еще на лестнице. Все, кто знакомился со мной до того, с любопытством поглядывали на камушки, но только этот, Гороф, по настоящему вздрогнул. Понимаете, о чем я?

Я проглотил слюну. Дамочка, оказывается, была очень добросовестной, способной наблюдательницей.

– Второй, – она помедлила, чуть свела брови. – Второй… вы только не пугайтесь. Это тот самый, что держал защиту князя. Который так буквально исполнил приказ своего его сиятельства – и снял ее; вероятно, он и сам был не прочь, чтобы князя проткнули. Возможно, подкуп… Все было очень ловко подстроено.

– Здоровенный бритый тип с обручем, – сказал я шепотом.

– Вот именно, – Ора кивнула. – Обруч… если с него снять обруч, он будет внестепенным, как вы. Но сама эта вещь стоит многого. Это Корневая вещь, сродни вашей Каре, но если Кару вам дали «поиграться», то этот обруч безраздельно принадлежит Голому Шпилю…

– Что…

– Его зовут так. Кличка. Голый Шпиль – это имя подходит ему, правда?

– Никогда не слышал о таком маге, – сказал я медленно.

Ора пожала плечами:

– Вы ведь и не претендовали на всеведение, не так ли?

Некоторое время мы молчали. Ора приводила в порядок воротник, бормотала коротенькие бытовые заклинания; я вдруг почувствовал, что опустошен. Что не смогу встать с кресла.

– Откуда вы все это знаете? – спросил я наконец.

Ора подняла глаза:

– Что именно?

– Про Голого Шпиля. Про Корневую природу его обруча…

– Я наблюдательна, – сказала она, как отрезала. – И приобрела вчера много ценных знакомств… Не знаю, сохранятся ли они после всего этого ужаса. Все без исключения гости ночевали во дворце, а подозрительных, вроде меня, вообще не желали отпускать, грозили кинуть в каменный мешок, уже и палача пригласили…

– Палача?!

– Со мной не было никого, кто мог бы за меня поручиться, – сухо сказала Ора. – Нас таких было девять человек – не знакомых королю лично, не бывавших на приемах прежде, получивших приглашение всеми правдами и неправдами. Четверо господ и пять дам. Нас загнали в одну комнату… Когда пришел палач, среди дам начались обмороки, а их кавалеры ползали на коленях, уверяя, что не причастны к провокации и убийству князя.

Я молчал.

– Под утро нас выпустили, – вздохнула Ора. – Только одного бросили в темницу – какого-то дурачка, который вздумал возмущаться и орать о своих правах…

– Простите, – сказал я глухо. – Я в самом деле не думал…

– Верю, – Ора поднялась. – А теперь разрешите откланяться. Закон Весов действительно соблюден, мой долг исполнен, прощайте, господин Хорт зи Табор.

– Если я виноват… – промямлил я.

Двери за визитершей закрылись.

* * *

«Не путайте магические предметы с магическими объектами, а те в свою очередь – с магическими субъектами. Запомните – Большая Ложка, Быстрые Ботинки, Жестокая Скрипка, Лживое Зеркало и так далее – все это магические предметы. Свежий Источник – уже магический объект; он территориально фиксирован. Как правило, над Свежими Источниками строятся королевские дворцы. Возможность черпать из Источника имеет только лицо королевской крови – когда добыть воду пытается некто некоролевского происхождения, Источник высыхает, «прячется». Свежий источник называют еще Живым Источником, однако жидкость, источаемая им, не имеет никакого отношения к легендарной живой воде, хотя и используется в фармакологии для изготовления некоторых сильнодействующих лекарств. Дом Одежды – тоже магический объект, а вот Сетевой Чернорот – магический субъект… Это практически неуловимое существо похоже на паука, но питается не мухами и не кровью, а отрицательными эмоциями. Сидя в паутине над оживленной дорогой, Чернорот испускает потоки оскорблений в адрес прохожих – и растет, как на дрожжах, поглощая ответные потоки брани и обид…»

* * *

Я сидел над грудой камушков, водил ладонью, ощущая прикосновение чужой воли, и думал, что делать дальше – когда в дверь снова постучали:

– Господин, на этот раз вас спрашивает какой-то маг… Он говорит, что он на королевской службе… Я опасаюсь, мой господин, лучше его принять…

– Зови, – сказал я отрывисто.

Потом вытащил из футляра подлинное заклинание Кары и утопил в широком рукаве халата. Силы мои восстановились менее чем наполовину, а чувствовать себя беззащитным я не любил.

Моим гостем оказался не Гор зи Харик, как я опасался, а его сын – в последний раз я видел его на приеме, с того времени юноша здорово похудел и осунулся, хотя прошло всего два дня.

– Прошу садиться, – сказал я сухо. Глиняный болван в рукаве неприятно царапал кожу.

Парень помедлил – и снял заговоренный плащ. Жест, безусловно означающий добрые намерения, но кто знает, что у мальчика на уме? Особенно если мальчик – маг вне степени…

Он опустился на самый краешек кресла. Я сел на самый краешек кровати.

– Первое, – сказал Харик-младший, глядя мне через плечо. – Король удовлетворен. Возможно, он поверил, что Кара действует именно так… Тем более что мы показали ему остатки муляжа…

Я напрягся.

– …Он удовлетворен и не станет вас преследовать.

– Префект? – тихо спросил я.

Парень пожал плечами:

– Король сообщил ему свою волю… Открыто мстить префект не будет. Что до его тайных помыслов… вы понимаете, тут вам не поможет даже король.

– То есть меня обманули, – сказал я горько.

Парень сглотнул – и впервые посмотрел мне прямо в глаза:

– Вы ведь тоже обманули, господин Хорт зи Табор. Возьмите… – он снял с пояса черный полотняный мешок, вытряхнул его содержимое на стол. Это был глиняный человечек – тело отдельно, уродливая голова – сама по себе.

– Это оригинально, – тихо сказал парень. – Но, вы понимаете… Мы с отцом могли запросто открыть королю глаза. Пояснить, что муляж фальшивый. Любой маг выше второй степени это подтвердит.

– Почему же вы этого не сделали? – спросил я шепотом.

– Потому что, – парень вздохнул. – Потому что… Ну, короче говоря, князь все равно погиб. И король на радостях… исполнил обещание. Он допустил отца к Источнику… И отец смог изготовить лекарство для мамы. Три мерки. Этого ей хватит на полтора года.

Я молчал.

– Моя мать больна, – пояснил парень сухо. – Единственное лекарство, способное поддерживать ее жизнь, готовится на воде из Источника. Его Величество, – он криво ухмыльнулся, – черпает из Источника… Мы служим королю потому, что он дает нам – иногда – эту воду. Иногда не дает…

Он встал. Я поднялся тоже.

– Вот что еще отец просил вам передать, – сказал парень, оборачиваясь от двери. – Князь Дривегоциус никогда не страдал припадками немотивированной ярости. Он был всегда осторожен, хладнокровен, расчетлив. Он никогда не появлялся на людях без своего мастера защиты… которому платил больше, чем всем своим наемникам, вместе взятым. Самое страшное оскорбление не могло вывести его из равновесия настолько, чтобы кинуться в глупый поединок. Это первое.

Я молчал. Такова была моя планида этим вечером – слушать и молчать.

– Второе… Причиной поединка стала золотая брошка на воротнике капитана Вишги – якобы перевернутый герб Дривегоциусов. В поединке брошку затоптали – но рисунок все еще виден отчетливо. Абстрактный узор, пересекающиеся линии – вчера ночью капитан в присутствии палача подтвердил, что брошка его собственная, досталась ему от матери, никто никогда не видел на ней никаких перевернутых гербов…

Я облизнул губы.

– …Тем не менее капитан умер на рассвете – сердце не выдержало.

Я молчал.

– Третье и последнее… Нам с вами повезло, господин зи Табор. Князь пал жертвой другого заговора, куда более изящного и хитроумного, причем ловушка была подстроена с помощью немыслимо тонкой магии. Главный подозреваемый – мастер охраны Дривегоциуса, Ондра по прозвищу Голый Шпиль… Но этого на суд не притащишь. Он исчез сразу после инцидента и сейчас уже, наверное, сидит в одной из своих берлог. Непонятно, зачем ему понадобилось все это, он ведь получал баснословные деньги! Сам срубил дерево, плодоносящее золотом… Но…

Парень оборвал сам себя. Помолчал, взялся за ручку двери:

– Прощайте, господин зи Табор. Извините, если что не так.

– Здоровья вашей матушке, – сказал я.

Парень горько усмехнулся:

– Спасибо… Вот еще, господин зи Табор. Когда вы решитесь кого-то покарать… Вспомните мои слова. Покарайте короля.

Дверь закрылась.

Миллион лет назад (начало цитаты)

* * *

Они лежали, обнявшись, в темноте сопел Алик на своей раскладушке, у Стаса было гладкое, загорелое плечо. Уткнувшись горячим носом мужу в ухо, Юля думала, что все хорошо. Что она почти дома. Что ей тепло и уютно, и ни о чем не надо беспокоиться.

…Они встретились в метро. Два взрослых уже, самостоятельных, ничуть не легкомысленных человека впервые встретились в метро – в потоке, в толчее, почти в толпе. Был ноябрь; оба возвращались с работы, усталые и голодные, обоим было неуютно и даже тоскливо, обоих дома никто не ждал…

Эскалаторы тащили их на встречу друг с другом – и дальше, в разные стороны; оба имели обыкновение глазеть на встречный человеческий конвейер. Каждый из них сразу же заметил другого.

Юля почти сразу отвела взгляд – неудобно пялиться на незнакомого мужчину; в какой-то момент ей показалось, правда, что она откуда-то знает этого человека, но не может вспомнить, где они прежде встречались…

Сойдя с эскалатора, она некоторое время топталась рядом с книжной раскладкой – а потом неожиданно для себя повернула обратно и поехала вниз, туда, откуда только что выбралась. Половину дистанции она то корила себя за подростковую глупость, то утешалась тем, что времени на дурацкие разъезды потеряно не так уж много – ну, минут семь…

А прямо посреди эскалатора – как и в прошлый раз – она увидела знакомого незнакомца, который снова ехал навстречу.

И сразу же отвела глаза.

Может быть, он кивнул ей. Может быть, смотрел недоуменно, как она отворачивается, упорно делая вид, что не замечает его…

Так, краснея и глядя под ноги, она доехала вниз, до платформы.

Первым ее порывом было удрать. Вскочить в поезд метро – и поминай как звали; она придет домой минут на сорок позже, зато не надо будет выбиваться из привычного, комфортного, размеренного одиночества. Никаких знакомств, никаких тревог…

А потом она подумала – а вдруг они и вправду знакомы? Просто она забыла о прежней встрече, а этот мужчина – нет? Может быть, они встречались в институте, и ее бегство покажется в этой ситуации странным и оскорбительным?

Она топталась уже внизу – возле будочки дежурной, на сквозняке. На белом мраморе стены было выцарапано дежурное ругательство; Юля чувствовала себя неуютно, будто в очереди к врачу. Прошло минут пять – она то и дело подносила часы к самому носу, ей казалось, что они остановились…

Прошло десять минут.

А потом пятнадцать.

Дежурная из стеклянной будочки поглядывала сочувственно. А Юля стояла, то и дело влипая взглядом в нацарапанную надпись – будто каблуком в коровью лепешку.

Прошло двадцать минут, и она поняла, что двадцать четыре прожитых года не добавили ей ни капли ума. Красная, будто первомайское полотенце, вступила на ведущий вверх эскалатор, и всю дорогу до самой поверхности не поднимала глаз.

Несколько дней ей было без причины грустно, а потом все пошло по-прежнему, она успешно забыла человека на эскалаторе, и очень смутилась, когда однажды на перроне метро ее осторожно взяли за локоть:

– Извините…

Она глазела на него, не умея вспомнить, где они виделись раньше. Такое случалось с ней и прежде – незнакомые люди прекрасно знали Юлю и приветливо спрашивали о делах, а она натянуто улыбалась без надежды вспомнить не то что имя собеседника – область жизни, их познакомившую. И вот – она хлопала глазами, пытаясь понять, кто перед ней, только на этот раз смутился мужчина:

– Простите, мне, наверное, не следовало… Эскалатор, помните?

Она вспомнила.

Подошел ее поезд; у нее еще был шанс прохладно кивнуть и проскользнуть в вагон, где так соблазнительно виднелись свободные места на дерматиновом диванчике. Она колебалась; двери захлопнулись перед ее носом. Поезд ушел.

– Меня зовут Станислав…

Они сходились постепенно, осторожно, опасливо – как два незнакомых зверя, как два трусливых боксера. Они подолгу молчали, бродя заснеженным парком, кружили по собственным следам – все молча. Юля опиралась на руку Стаса, и не раз и не два ее ноги в парадных сапожках, для сугробов не предназначенных, оступались и скользили на обледеневших склонах, и тогда мужская рука оборачивалась стальным поручнем, железобетонной опорой, и ни разу – ни разу! – Стас не позволил ей не то что упасть – коснуться снега краем зимнего пальто…

Как-то сразу оказалось, что все проблемы, прежде приводившие Юлю в отчаяние, – разрешимы. Все – от насморка до разборок с неприятными соседями. Само появление Стаса заставляло, казалось, даже сцепившихся собак на улице прекращать ссору и расходиться, порыкивая, по разным углам…

Новый год они встретили тихо и мирно, на изломанной исторической улочке недалеко от Юлиного дома, а потом пешком пошли через весь город к Стасу, разогрели красного вина и ни разу за остаток ночи не включили телевизор… Оказалось, что еще один барьер, казавшийся Юле непреодолимым, да просто пугающий барьер между мужчиной и женщиной – проламывается легко и естественно. Так трескается яичная скорлупа, поддаваясь усилиям нарождающегося птенца; утро первого января оказалось сырым и туманным. Юля сидела за крохотным столом посреди крохотной Стасовой «гостинки», и вился пар над огромной белой чашкой молока с медом…

Еще через месяц выяснилось, что Стас прежде был женат. Юля поразилась: почему не сказать сразу?! И попросила, можно сказать, даже потребовала подробностей: что случилось в той семье, и замужем ли бывшая жена, а главное – есть ли у Стаса дети?

Он не ответил.

Юля разнервничалась; Стас собрался и ушел. И четыре месяца – даже четыре с половиной – они не встречались, не звонили друг другу, а Юлины сотрудницы, отследившие, конечно же, начало ее романа, теперь отследили и конец – и сочувственно кивали, поджимая губы…

Она сделалась нервной и нелегкой в общении. Она, которую весь отдел ценил (и немножко презирал) за покладистость.