Текст книги "Магам можно все (сборник)"
Автор книги: Марина и Сергей Дяченко
Жанр:
Классическое фэнтези
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 62 страниц) [доступный отрывок для чтения: 14 страниц]
* * *
«Никогда не сражайся с толпой! Толпа сильнее любого мага, толпа тупой и смрадный противник. Избегай людных мест, никогда не ходи на массовые действа; если уж тебя угораздило попасть в агрессивно настроенную толпу – выбирайся из ловушки с умом.
Никогда не становись невидимым. Тебя просто раздавят.
Если твоя степень выше второй – смело обращайся в птицу и лети. Вещи бросай без сожаления, жизнь и здоровье – важнее. Если твой коэффициент оборотничества по массе невелик – обращайся в очень крупную птицу одного с тобой веса. Далеко лететь тебе все равно не придется – ты должен всего лишь оторваться от земли и протянуть пару десятков метров.
Если твоя степень не позволяет тебе обратиться в птицу – прикрой себя всеми защитными заклинаниями, которые есть в твоем арсенале, и, угадывая направление человеческого потока, поскорее выбирайся из него.
Если толпа противостоит тебе… Никогда не доводи до такого, но если уж беда случилась – ни в коем случае не пытайся сражаться с множеством противников сразу!
Оглядись вокруг. Если поблизости имеется стена – опрокинь ее на толпу. Обрушь дерево, устрой пожар, брось молнию, убей одного или двух нападающих – ты должен напугать толпу в первую минуту противостояния. Если этого не удалось – оборачивайся в кого угодно и беги сломя голову…»
* * *
Бастард Аггей бегал по кругу. Как теленок вокруг колышка, как собака вокруг столба; видимых пут, связывающих Аггея, не было, но на невидимые я выложился даже больше, чем следовало. Все-таки Аггей был маг, хоть и слабенький, и следовало просто связать его – но я не удержался. Погнался за внешним эффектом, пожелал дополнительно унизить сопляка, и вот уже второй час он бегает, как собачка, по рыхлому песку, потный и едва живой от усталости, а его отец не отвечает на мои ультимативные требования. Плевать ему на Аггея, плевать ему на меня и на Кару.
А может быть, он просто не получал моих писем?
Мы с Орой сидели в центре вытоптанного Аггеем круга – между лентой реки и кромкой соснового леса. Страдальчески сморщившись, я в шестой раз выводил палочкой на утрамбованном речном песке: «Господина Марта зи Горофа приглашает к разговору господин Хорт зи Табор. Скорейший ответ послужит залогом доброго здравия бастарда Аггея, присутствующего здесь же и подвергающегося пыткам…»
Относительно пыток я пока что врал. Аггей просто бегал, что в его возрасте и при его роде занятий даже полезно.
Я протянул над текстом ладони с растопыренными пальцами. Напрягся, бормоча формулы отправки; послание потеряло разборчивость, подернулось рябью, исчезло. В шестой раз… Подтверждения о приеме не было. Я начинал нервничать.
– Молчит папаша, – сказал я Аггею. – Начхать ему на тебя. Вот я тебя резать начну на части – а папаша и не почешется…
– Ниче-о, – выдохнул бастард на бегу. – Ничо-о… Ма…маша почешется. И тебя по…чешет, и бабу твою…
Я щелкнул пальцами, ускоряя Аггею темп. Повинуясь заклятию, парень припустил быстрее; из-под бухающих сапог его вздымались фонтанчики песка.
– Хорт… – негромко сказала Ора.
Я молчал.
– Хорт… – повторила она; я не смотрел на Ору, но по тому, как изменился ее голос, догадался, что карие глаза опасно сузились. – Иногда я думаю… что зи Гороф во многом прав. Что вам за удовольствие издеваться над парнем?
– Это убийца, – сообщил я сквозь зубы. – Разбойник. Насильник. Это недостойная жизни скотина…
– Са… тако-ой… – выдохнул Аггей. Ага, он еще не потерял способность разговаривать; я щелкнул пальцами, и Аггей рванул вперед, как пришпоренная лошадь.
– Противно и стыдно на это смотреть, – сообщила Ора.
Я вспомнил четверых, прижавших ее однажды в темном переулке. Те парни ничем не отличались от Аггея; старичок, полезший Оре под юбку, был прообразом того, во что превратится Аггей, доживи он до старости.
Я уже открыл рот, чтобы высказать Оре все, что думал по этому поводу – но передумал. Ситуация зашла в тупик; я допустил ошибку, задумав шантажировать Горофа. Вернее, это Ора подсказала мне неправильный ход…
И теперь ей, видите ли, противно и стыдно.
Нежно, в три голоса, заквакали лягушки у берега. Река была как черное парчовое покрывало; некоторое время я раздувал ноздри, принюхиваясь к запахам воды, сосны и мокрого песка.
Что же. Значит, неудача.
– Отвернитесь, – сказал я Оре. – Я намереваюсь поплавать у берега.
Ора ничего не сказала; я перешагнул через вытоптанную Аггеем канавку и подошел к воде.
Тишина. Лягушки.
Некоторое время я раздумывал, не обернуться ли выдрой. Решил в конце концов, что удовольствие, полученное от купания в человеческой шкуре, стоит даже таких неудобств, как, например, мокрые подштанники. А решившись, скинул куртку, рубашку, расстегнул пояс; поколебавшись, положил поверх одежды футляр с заклинанием Кары.
Ора старательно смотрела в сторону. Я снял штаны, ежась, вошел в реку по щиколотку. Есть особенное наслаждение в том, чтобы не плюхаться сразу в холодную воду, а вот так, по волоску, погружаться, чувствуя, как затапливает тело – снизу вверх – приятная прохлада, как бегут по коже острые, непротивные мурашки…
Я медленно погрузился по грудь, потом не выдержал – и нырнул. Шарахнулась прочь темная рыбина, лягушки удивленно заткнулись; вынырнув, я точно знал, что мастера камушков – найду и покараю. Пусть это не Гороф; пусть это кто угодно, да хоть Ондра Голый Шпиль, но драконолюба мы посетили не случайно – он знает что-то о природе камушков, а значит, поможет мне в поисках, даже если для этого придется взять его замок в осаду. Неудача еще не означает поражения; время есть. Еще четыре месяца Кара безраздельно принадлежит мне…
Я почувствовал, что попал в стремнину. Нырнул, выгреб в сторону, повернул к берегу…
Сосны – вернее, их отражения – восхитительно змеились на волнистой водной глади. И столь же восхитительно подрагивали отражения множества людей, бесшумно наполнявших берег.
Они вышли одновременно отовсюду. Их было не меньше нескольких сотен; они вышли – и остановились плотным полукольцом. Ора Шанталья отступила к самой воде и выставила защитку «от железа и дерева» – нелишне, но и не особенно эффективно. Аггей все еще бегал по кругу, некоторое время разбойники взирали на него кто с ужасом, кто с сочувствием, кто со злорадством.
Моя одежда – и поверх тряпок футляр с заклинанием – лежали на песке, в полной досягаемости любого из разбойников. Ора, отступив, не догадалась захватить с собой столь ценного глиняного болвана; остановка изменилась так быстро, что даже я разинул рот – ненадолго, зато широко.
– Ма! – крикнул все еще бегущий Аггей.
Среди разбойников обнаружилась женщина. То есть я сперва подумал, что это мальчик; простоволосая, коротко стриженая, в каких-то линялых штанах, в шерстяной накидке с бахромой, в сапогах выше колена, она казалась ровесницей Аггея.
И я не сразу понял, что именно к ней обращено было его отчаянное: «Ма!»
Она посмотрела сперва на бегущего Аггея, а потом и на меня – голого, мокрого, стоящего по грудь в воде. От ее взгляда мне сделалось холодно – это была не просто «ма», а «Ма» с большой буквы. И на ее глазах мучили ненаглядного сыночка, малыша, беззащитную кровиночку. И что полагается за это мучителям – я прочитал в ее взгляде, и мне на секунду захотелось обернуться выдрой, бросить все и уплыть на тот берег…
Атаманша шагнула вперед, ловко поймала бегущего Аггея за шиворот, дернула в сторону; по тому, как она вытаскивала сына из-под власти заклятия, я сразу понял, что ей и раньше приходилось иметь дело с магами. Ну вот; мальчишка рухнул на песок, хватая воздух ртом, ноги его продолжали бежать уже в воздухе – но основные нити заклинания были нарушены, через несколько секунд парень сможет наконец-то отдохнуть…
А вот интересно, что за отношения у них с Горофом, спросил я сам себя. Та еще семейка – маг, атаманша, бастард…
Пауза затянулась. Разбойники стояли полукольцом, ожидая, что скажет им тощая маленькая женщина с неровно подрезанными светлыми волосами; я смотрел на своего уродца.
Пока что господа разбойники не обратили на него внимания…
Все. Уже обратили.
Волосатые руки, потянувшиеся было к моим вещам, сперва отдернулись под взглядом атаманши – и только потом, получив молчаливое «добро», потянулись снова.
Я рванулся на берег – меня остановили два десятка арбалетов, нацелившихся мне в грудь. Несколько запоздало я вспомнил, что на мне-то защитного заклинания нет, и поспешил прикрыть себя – прямо поверх «гусиной кожи» и мокрых подштанников.
Наблюдавшие за мной разбойники загоготали.
Нет, не зря маги предпочитают черные плащи и высокие шляпы. Человек повелевающий должен и выглядеть соответственно – а попробуй-ка сотворить сколько-нибудь приличное заклинание вот так, нагишом, да еще под взглядами хохочущих вооруженных мужланов…
Разбойники уже обшарили мое платье, вытряхнули карманы и выпотрошили кошелек; сдавленный вопль восторга знаменовал еще одну находку – разбойникам попался мешочек с камушками. Я увидел, как загадочные мои самоцветы, добытые с таким трудом, связанные каждый со своей особенной тайной – расползаются по грязным рукам, разбойники цокают языками, а кое-кто уже и напялил на себя опасное украшение…
Но самое печально было все-таки не это. Атаманша, безошибочно определив, какой из трофеев имеет наибольшую ценность, жестом потребовала передать ей футляр с Карой.
Я попытался вспомнить, что говорил господин председатель клуба относительно таких вот случаев – Кара в чужих руках. Я попытался вспомнить – и не смог; может быть, таких случаев вообще не предусматривалось? Ну какой же внестепенной маг допустит, чтобы у него отобрали муляж Корневого заклинания?!
– Мадам, – сказал я как мог проникновенно. – Эту вещь вам лучше не трогать. Мне будет обидно, если с вами что-нибудь случится…
Она бросила на меня быстрый оценивающий взгляд. Повертела муляж в руках, легонько подтолкнула Аггея, все еще валявшегося на земле, по-матерински так пнула сапогом:
– Малый, это что за лялька?
Голос у нее был неожиданно тонкий. Хрипловатый – от вечных простуд и, вероятно, курения, – но тонкий, как у девочки.
Аггей сел. Посмотрел на меня – змееныш! Мог бы – живьем бы меня сожрал, проглотил бы, не жуя…
– Это Корневое заклинание, – сообщил мрачно. – Ежели этому, – кивнул на меня, – в руки попадет – ищи-свищи, привет сове. А так – я егона части порву…
Это даже хорошо, что на свете бывают такие самоуверенные юнцы. Это даже правильно; я приободрился.
– Грохнуть? – спросила атаманша, с отвращением разглядывая глиняную куклу.
– Пускай, – сказал Аггей и оглядел разбойников оценивающим взглядом, – пускай Вилка грохнет…
– А че? – возмутился молодой разбойник, примерно одних с Аггеем лет. – А че я?!
– Слышал? – атаманша протянула ему болвана. – Давай, сломай ему шею-то… Небось глиняный, сдачи не даст. Давай-давай, делай, что сказано…
Аггей рассчитал верно. Понял, что завладеть Карой все равно не сможет, и решил с минимальными потерями – ну, околеет какой-нибудь Вилка – лишить меня честно выигранного Корневого заклинания…
Я вскинул обе руки ладонями кверху. В небо ударили две очень сильные молнии; кроны сосен справа и слева вспыхнули как пакля. Если бы я был в черном плаще и при шляпе – разбойники дали бы деру все до единого. Но я был в мокрых подштанниках, а потому в стане врага случился всего лишь небольшой переполох.
Во-первых, Вилка с перепугу – или с умыслом – уронил болвана на песок.
Во-вторых, наиболее робкие разбойники шарахнулись и присели, а наиболее храбрые вскинули оружие; в мою защиту ударили три или четыре тяжелых арбалетных стрелы.
– Залпом! – крикнул гаденыш-Аггей. – Залпом, остолопы!
Да, парнишка вовсе не был глуп. Я с ужасом понял, что одновременный удар десяти, к примеру, стрел даже моей замечательной защите не сдержать…
Я мельком взглянул на Ору; никакой Оры не было. Там, где только что стояла моя помощница, обнаружилась теперь небольшая водяная крыса; зверь ушел в воду без плеска, оставляя меня одного против трех сотен головорезов – но одновременно развязывая мне руки.
– Всех сожгу! – заорал я, подкрепляя слова новой молнией. Разбойники отшатнулись; сосны пылали, огонь перекидывался с кроны на крону, становилось жарко. Больше всего я боялся, что в суматохе кто-то наступит на мою Кару, а тогда уж, как правильно заметил Аггей, привет сове…
Повелительно рявкнула женщина в линялых штанах. Полукольцо разбойников, развалившееся было, снова сомкнулось; воняло паленым, кое-кто недосчитался бороды, кое-кто остался без бровей и ресниц, но в целом разбойничье воинство оставалось по-прежнему боеспособным. Атаманша махнула рукой, отдавая команду арбалетчикам, залп – и я повалился ничком в воду. Стрелы зашлепали в реку у меня за спиной; я впервые задумался о том, что этихтри сотни, а я, хоть и внестепенной маг, но один…
Где-то в юности я читал подобную историю. Трое могущественных магов пали жертвой толпы дикарей – потому что дикарей было много, и маги истратили все силы до конца. Мои силы тоже не бесконечны, я хорошо это усвоил еще в детстве, сидя в глубоком колодце.
Да, обыкновенные разбойники давно поседели бы и отступили. Но эти– эти всю жизнь прожили бок о бок с драконьим замком, магов знали не понаслышке, а значит, запугать их не удастся, значит, пора убивать…
Будто прочитав мои мысли, стриженая женщина скомандовала новую атаку.
Заклинание «от железа и дерева» удержало нападающих, но ненадолго – от ножей и топоров они догадались избавиться, а металлические бляхи на одежде не воспринимались заклинанием всерьез. Мой барьер пронзительно звенел – но пропускал безоружных разбойников почти без сопротивления.
Я отступил в воду почти по грудь. Я сбивал нападавших некрасивыми, серыми, но очень эффективными молниями.
Они падали один за другим – но они не думали отступать! Они спотыкались о тела сраженных товарищей, но перли и перли; ко мне тянулась по меньшей мере сотня безоружных, но от этого не менее волосатых и загребущих лапищ.
Са-ава! Да что они о себе возомнили!
Я обернулся выдрой. Нырнул; поверхность воды, подсвеченная пожаром, колыхалась над моей головой, будто оранжевое шелковое полотнище. Я видел разбойничьи ноги в сапогах – и фонтанчики песка, поднимавшиеся со дна при каждом их шаге; кое-где на мелководье имелись безжизненные тела, и вода вокруг них мутилась.
– Где он? Где? – спрашивало толстое копье с железным наконечником, тычась в дно и распугивая мальков.
– Может, пусть себе? – осторожно предположили хорошие сапоги, из-за голенищ которых тянулись струйки радужных пузырьков. – На кой он нам сдался?
Неразборчиво закричала атаманша на берегу, и владелец хороших сапог присел так, что я и качество штанов его смог оценить – штаны, между прочим, тоже неплохие…
Достойно ли внестепенному магу спасаться бегством от банды головорезов?
Цела моя Кара, или на нее уже кто-то наступил?
Ни ответить на эти вопросы, ни принять решение я так и не успел. Там, за оранжевой водной поверхностью, случилось что-то не вполне понятное.
Дикий вопль. Еще один; неразборчивые проклятия, мольбы, шипение; исчезло копье, убежали на берег хорошие сапоги, и даже одно из безжизненных тел заворочалось, пытаясь подняться.
Грязно ругался Аггей.
– Брось! Брось! – орала атаманша.
Я осторожно высунул из воды маленькую, темную, покрытую жесткой шерстью голову.
Они уходили! В панике, волоча за собой раненых, не оглядываясь, они уходили, и позади всех бежала стриженая женщина в линялых штанах…
От черного дыма даже выдре было нечем дышать. Над берегом уверенно разрастался настоящий лесной пожар; пора было уходить, и уходить через реку.
Я принял человеческое обличье и выбрался на берег. На всякий случай прикрыл себя заклинанием «от железа»; опустился на четвереньки. Задыхаясь и кашляя, взялся осматривать нечистый заплеванный песок – вот здесь стоял Вилка, когда муляж Кары вывалился у него из рук…
Я полз, не разгибая спины. Совсем рядом упала горящая ветка; я просеивал песок между пальцами, я рыл ямы и воздвигал горки – со стороны могло бы показаться, что Хорт зи Табор не наигрался в детстве в песочек…
– Вы что-то потеряли? – спросил Март зи Гороф.
Даже не глядя в его сторону, я уже знал, что это он, и что стоит в пяти шагах от меня, и даже приблизительно догадывался, что у него в руках…
Я поднял голову.
Он стоял там, где я ожидал его увидеть. И в руках у него была моя Кара – целая и невредимая.
Са-ава…
Надо было как-то, по возможности не теряя достоинства, подняться с колен. Защитка «от железа» по-прежнему была на мне, но при беседе с внестепенным магом толку от нее не было вовсе.
Осторожно, стараясь не делать резких движений, я перебрался в положение «сидя на корточках». И потом уже, осторожно выпрямляя колени, разогнулся.
– Как здоровье вашей совы, господин зи Гороф?
Гороф вздохнул. Посмотрел на фигурку в своих руках, перевел взгляд на меня:
– Сова поживает прекрасно, благодарю вас…
– Это вы убедили господ разбойников… удалиться? – спросил я кротко.
Он серьезно покачал головой.
– Странно, – сказал я, механически вытирая руки о подштанники. – Мне показалось, что их кто-то очень настойчиво убедил… и так неожиданно…
– Я получал ваши письма, Табор, – сказал зи Гороф задумчиво.
– Вы не находите, что вежливее было бы ответить?
Он снова покачал головой:
– Нет… Если сию секунду не потушить пожар, в моих владениях случится настоящая катастрофа. Было бы справедливо, если бы тот, кто этот огонь зажег, постарался поскорее потушить его.
– Меня спровоцировали, – сказал я и закашлялся от дыма.
– Беритесь за работу. Потушите пожар.
– Меня невозможно принудить, – сказал я, обозлясь. – Раз уж этот лес относится к вашим владениям – вам бы и позаботиться о порядке. А пока орды разбойников нападают на честных…
– Заткнись, – сказал Гороф. Выдержка все-таки оставила его; я видел, как напряглись, сдавив статуэтку, длинные белые пальцы.
– Я вовсе не подвергал вашего сына пыткам, – сказал я примирительно. – Я… несколько преувеличил. Да к тому же вы ничего не сможете с ней сделать! Это не ваша Кара. Не вы ее выиграли. Не вам ее применять…
– Да, – сказал зи Гороф. – Применить я ее не могу, да и не собираюсь… Но вот забросить болвана туда, где он преспокойно пролежит еще четыре месяца – я могу, Табор. И я это сделаю.
– Не сделаете, – сказал я и шагнул вперед.
Гороф прищурился.
Нет, он не превосходил меня силой. Но я сегодня уже здорово потратился, я устал, я был зол и посрамлен, я был, в конце концов, по-прежнему в одних подштанниках, а это не добавляет самоуверенности…
Горящее дерево зашипело, и нас с Горофом окутало облако пара. Мы одновременно обернулись; под кронами пылающего леса стояла, раскинув руки, Ора Шанталья. Тушила, по мере сил, разожженный мною пожар.
А сил у нее было совсем немного.
Гороф снова посмотрел на меня. Неприятно посмотрел; не отводя взгляда, упаковал глиняную фигурку в кожаную сумку с двумя ремнями, закинул за спину. Повернулся, зашагал к Оре – и огонь сразу же будто смутился, дым стал реже, зато белого пара прибавилось…
Некоторое время я стоял и смотрел, как они тушат огонь.
Потом принялся засыпать песком горящую траву и упавшие ветки. Я хотел продемонстрировать Горофу добрую волю, не истратив при этом ни капли магических сил. Которые, я чувствовал, сегодня еще понадобятся.
Пожар понемногу издох.
Стоящие у берега сосны приобрели жуткий, неживой вид. Дымились черные кусты; было уже почти темно, и дневным зрением я не мог разглядеть ни Горофа, ни Ору в ее черном платье.
Страшно хотелось пить. Но напиться из реки, в которой все еще мокла пара разбойничьих тел, я побрезговал.
Всего двое? Мне казалось, что своими молниями и перебил не меньше полусотни…
Я подтащил одного из разбойников к берегу. Перевернул на спину; Вилка. Теперь, после смерти, ему можно было дать лет семнадцать.
Сова-сова…
Я вдруг понял, что мне холодно. Что я провонял дымом, что я почти наг, что я убийца, что я неудачник; увиденный ночным зрением, дымился коричневый лес, смотрел в небо мертвый парнишка у моих ног, а в темно-бежевом песке тут и там виднелись камушки-самоцветы с глазами и мордами, моя разграбленная коллекция…
Я стал собирать их. Не зная, зачем.
– Хорт, мы с господином зи Горофом нашли общий язык, – сказала Ора за моей спиной.
Я не обернулся. Камушки находились легко, будто сами просились мне в руки; они были здесь почти все… Нет, совершенно все, до одного. Странно, я ведь сам видел, как разбойники рассовывали их по карманам, по кошелькам, кое-кто за голенище сунул…
Моей одежды не было на берегу. Зато валялись два чужих сапога – обе левых.
– Вы слышите, Хорт? История с Агеем полностью разъяснилась. Господин зи Гороф больше не держит на нас зла…
Я выпрямился, держа в горстях два десятка цветных камушков. Мне просто некуда было их спрятать; стоя перед Орой и Горофом, я понял вдруг, что чувство наготы владеет мной не потому, что я раздет.
Я ощущал себя голым, потому что со мной не было Кары.
* * *
– Да, каждый из этих камней – магическая вещь с собственной историей и собственным назначением…
– Догадались и без вас, – грубо сказал я.
– Хорт, не стоит так себя вести, – предложила Ора.
– Не стоит давать мне советы, – отозвался я еще более грубо.
Март зи Гороф усмехнулся.
Моя Кара была все еще при нем. В сумке, закинутой за спину; оба клапана были прикрыты сторожевым заклинанием, но я пока и не пытался отнять заклинание силой.
Такая попытка была чревата поражением.
Пока.
Мы шли через ночной лес – увиденный ночным зрением, он казался мне чужим, враждебным, лилово-коричневым. Я не стал создавать на себе иллюзию одежды – это было своеобразным вызовом, все мы маги, мол, чего стыдиться? А потому и спутница моя, и спутник были вынуждены терпеть рядом с собой полуголого босого мужчину.
И они, надо сказать, терпели меня с достоинством.
– Так вот, – назидательно продолжал зи Гороф. – Эти камни имеют ценность как по отдельности, так и все вместе… Эти камни остаются орудием того, кто их создал.
Он замолчал, ожидая вопроса.
Я не открывал рта; мне казалось, что колючие шишки и выпуклые корешки сбежались со всего леса на встречу с моими нежными, не привыкшими к босоногим прогулкам ступнями. Цветные камушки, завернутые в Орин носовой платок, бились о бедро при каждом шаге.
– Господин зи Гороф, – мягко сказала Ора. – Мы, собственно, в последние дни только и заняты, что поисками хозяина камушков… Возможно, вы знаете больше? Ведь тогда на королевском приеме… на том недоброй памяти приеме вы обратили на них внимание, я заметила…
Гороф как-то странно хмыкнул. Некоторое время мы шли молча.
– Одна деталь, – сказал Гороф, глядя себе под ноги. – Я наблюдал за выяснением отношений между господином зи Табором и местными жителями… не с начала, правда, но наблюдал. У меня сложилось впечатление, что битва зашла в тупик…
Он ждал, наверное, что я вмешаюсь, но я по-прежнему молчал.
– Да, – продолжал задумчиво Гороф. – Эти воинственные господа видели кое-что пострашнее горящего леса, молний и прочей магической атрибутики. Однако… они ушли, и причиной этому вовсе не усилия господина Табора, вернее, не только его усилия…
Он снова замолчал.
– Что же произошло? – терпеливо спросила Ора.
– Самоцветы, – сказал Гороф, поддевая носком сапога бледный гриб посреди тропинки. – Глупое мужичье растащило коллекцию господина Табора в буквальном смысле по камушку… И вот, когда великая битва, – в его голосе проскользнула насмешливая нотка, – когда великая битва зашла в тупик – камушки дали о себе знать. Я сам видел, как неудачливые господа рвали на себе одежду, спеша от них отделаться…
– Но ведь камушков было что-то около двадцати, – быстро сказала Ора. – А разбойников… гм. Местных жителей было куда больше, и вряд ли общая паника…
– Я говорю о том, что видел, – мрачно сказал Гороф. – Именно после того, как камушки – внезапно и все разом – обнаружили свой норов, господа горожане решили покинуть поле боя…
Я обнаружил, что руку с узелком держу на отлете – подальше от себя, как будто самоцветы вот-вот должны были превратиться в пылающие уголья; мне вдруг страшно захотелось рассказать кому-нибудь про феномен, свидетелем которого я был: тогда слабенький шлейф чужой воли, окутывающий горку камней как бы облачком, вздулся, будто вылезший из орбиты кровавый глаз…
Я сдержался.
– Господин зи Гороф, – сказала Ора торжественно. – Как вы уже убедились, мы с господином зи Табором не имеем никакого отношения к мастеру камушков. Мы ищем, его, чтобы…
– Чтобы покарать, – сказал я хрипло.
Гороф быстро взглянул на меня – но ничего не сказал.
– Хорт, – после паузы предложила Ора. – А не рассказать ли вам… учитывая, что между нами и господином Горофом возникло некоторое взаимопонимание, и ради укрепления этого, хрупкого пока что, мира… не рассказать ли вам историю, которую вы в свое время рассказали мне?
Я наступил пяткой на острый камень – и зашипел, подобно рассерженному коту.
– Стало быть, это, – Гороф шевельнул плечом, поправляя сумку на своей спине, – эта вещь… предназначена хозяину камушков? Я правильно вас понял?
– Это было бы разумно и честно, – сказала Ора, и я в друг понял, что она повторяет мои же слова. – Потому что кого-нибудь другого можно покарать и так, своими силами… если возникнет необходимость карать. А тот, кто препарирует людей, награждая их потом камушками…
– Препарирует? – быстро спросил Гороф.
Ора запнулась.
– Препарирует… – повторил господин внестепенной маг, отводя от лица нависшую над тропинкой ветку. – Какое неприятное… в то же время какое точное слово. Госпожа Шанталья… мне действительно хочется услышать эту историю. Если господин Табор набрал в рот воды – может быть, вы могли бы…
Из коричневатой темноты вылетели бесшумно, будто надутые воздухом, три пестрых лохматых шара. Две совы мелькнули над нашими головами, третья изменила траекторию – и тяжело бухнулась на плечо Горофу. Тот неуклюже присел, пытаясь сохранить равновесие.
– Не сова, а куль с отрубями, – сказал Гороф почти зло.
Птица повернула голову и смерила меня желтым взглядом. Потом развернулась к Оре – и таким же образом изучила ее. Переступила лапами, устраиваясь поудобнее. Гороф поморщился.
– Я не скажу ни слова, – пообещал я мрачно. – И госпоже Шанталье не позволю ничего рассказывать… пока мне по доброй воле не вернут мою собственность.
– Госпожа Шанталья, – сказал Гороф, поправляя на плече сову, как поправляют шарф или капюшон. – Должен сообщить вам, что Корневое заклинание Кары обладает странным, не до конца изученным свойством – она изменяет личность того, кому принадлежит. Вытаскивает на поверхность все самое гадкое и низменное. Воспитывает палача. Ваш спутник возится с Карой больше двух месяцев – вы ничего такого за ним не замечали?
– Мы познакомились сразу после того, как господин зи Табор получил свой выигрыш, – подумав, сообщила Ора. – Но мне кажется, вы преувеличиваете, господин зи Гороф.
Горофовская сова смотрела на меня теперь неотрывно. И неспроста – как раз в эту секунду я прикидывал, как бы половчее напасть на Горофа и отобрать у него сумку с Карой…
– Предлагаю компромиссный вариант, – быстро сказала Ора. – Вы, господин зи Гороф, можете предложить господину зи Табору понести эту сумку. Она, вероятно, тяжелая?
Несколько мгновений мы с Горофом молча дивились Ориной наглости. Потом он неожиданно расхохотался, так, что сова на плече подпрыгнула:
– А ведь верно… Как иначе господину зи Табору нести свое сокровище? Под мышкой? А так мы выиграем оба: я немолод и быстро устаю от самой легкой ноши, а господин зи Табор полон сил и охотно поможет престарелому собрату… Так ведь?
Гороф издевался. Во-первых, ему было чуть больше сорока. А во-вторых, передавая мне сумку, он умышленно не снял сторожевых заклинаний.
Я промолчал. Усталость брала верх; я не готов был сцепиться с Горофом в открытую, следовательно, надо было терпеть.
Сумка его вовсе не была такой тяжелой. Сквозь тонкую кожу отлично прощупывалась моя статуэтка – она была цела. Уродливая голова, над которой пронеслось столько опасностей, по-прежнему сидела на тонкой шейке. Шутки шутками, но, ощутив Кару в своих руках, я как-то сразу успокоился.
– Хорт, – напомнила Ора. – Вы обещали рассказать.
Ничего я не обещал.
Лес кончился; мы вышли в поле, над нами пролегло бурое, без единой звездочки небо. Моя кожа покрылась пупырышками от прохладного и очень настойчивого ветра; с подсохших подштанников сыпался, понемногу отлипая, песок.
На дороге не было ни души. Пахло осенью; впереди, почти на коричневом горизонте, высился камень в виде драконьей морды. Стало быть, до замка еще идти и идти…
Хотя что мне там делать, в замке у Горофа? Ору он пригласил переночевать в комфорте, вот пусть Ора и…
– У меня есть друг, – сказал я хрипло. – Друг детства, которому я обязан жизнью. Однажды его отец пропал…
Я рассказывал длинно и подробно, ничего не выпуская; ни один из моих спутников ни разу не перебил меня. Когда я закончил, мы были уже на мосту перед замком – примитивная ловушка почуяла хозяина и беспрепятственно нас пропустила.
Низенькая дверь в стальных воротах открылась широко и гостеприимно. Ора вошла первой; я замялся. Орина рука поманила меня уже из-за ворот; за моей спиной стоял Гороф, терпеливо ожидая, пока я войду…
И я вошел.
Здесь, по счастью, горели фонари, было почти светло, и от ночного зрения можно было спокойно отказаться.
Мигнув, я огляделся.
Прямо у меня под ногами начинался еще один мост – каменный, горбатый, ведущий к парадному входу; слева от моста имелось странное строение, круглое, сложенное из огромных гранитных глыб.
Пастью темнела полукруглая арка-вход. Два узких окошка под крышей казались выпученными глазами.
Я перевел взгляд.
Поперек моста лежала цепь, каждое звено которой было размером с тележное колесо. Один ее конец уходил внутрь гранитного строения, другой…
На другом помещался кожаный ошейник. Огромный.
Пустой.
Ноздри мои дернулись – ветер принес клочок запаха. Несильного, но – впечатляющего.
– Идите же, – раздраженно сказал Гороф.
Я отстранил Ору рукой – и пошел первым.
На середине моста приостановился; запах здесь был сильнее, приходилось дышать ртом.
Цепь перегораживала мне дорогу; собравшись с духам, я переступил через нее – и помог перебраться Оре.
Пустой ошейник притягивал взгляд. Завораживал; мне показалось, что я вижу прилипшую к грубой коже чешуйку.
Померещилось.
У входа в замок запах ослабел. Гороф прошел вперед, бормоча заклинания-ключи, морщась, о чем-то тягостно раздумывая…
Сова нагадила ему прямо на плечо – но Гороф этого не заметил.
* * *
«…Выбирая совенка, будьте бдительны: птица должна быть здоровой, с блестящим оперением, с выразительными крупными глазами и чистым клювом. Если вам предложили на выбор нескольких совят, покажите им привлекающий внимание предмет (например связку ключей) и посмотрите, кто из птенцов первым на него среагирует.