Текст книги "Журнал «Если», 2006 № 09"

Автор книги: Марина и Сергей Дяченко

Соавторы: Сергей Алексеев,Святослав Логинов,Дмитрий Колодан,Питер Сойер Бигл,Вячеслав Рыбаков,Карина Шаинян,Дмитрий Байкалов,Глеб Елисеев,Василий Мидянин,Константин Арбенин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 23 страниц)

Наконец лицо его дрогнуло, король попытался улыбнуться.

– Ваше Величество, – сказал Шмендрик очень спокойно и внятно, – это мы: Шмендрик и Молли. Молли Гру.

Король несколько раз моргнул, но продолжал молчать.

– Молли с котенком, – шепотом добавила Молли. – Ты ведь помнишь котенка, Лир?

– Да, – сказал король. Казалось, ему потребовалась целая вечность, чтобы произнести одно-единственное слово. – Да, конечно, я помню котенка…

Но ничего больше он не прибавил, и мы стояли и молчали, а король продолжал улыбаться, глядя на что-то такое, что видел он один.

– Она тоже иногда забывала, кто Она такая… – негромко сказал Шмендрик Молли, и я заметила, как изменился его голос. Теперь он был почти таким же, как в тот раз, когда маг рассказывал, каким был этот край до Лира. – И тогда нам приходилось напоминать Ей, что Она – единорог, – закончил он.

Король тоже изменился. Его глаза прояснились, заблестели, наполнились мыслью, и он наконец увидел нас.

– О, мои дорогие друзья!.. – негромко проговорил Лир и, поднявшись, шагнул вперед и обнял сначала Шмендрика, потом Молли. Теперь я ясно видела, что он не только был героем, но и остался им; я даже подумала, что все еще может кончиться хорошо. Да, конечно, все будет хорошо…

– А кто эта юная принцесса? – осведомился король, глядя на меня с высоты своего гигантского роста. У него был подходящий голос для короля: сильный, звучный, но не страшный и не злой. Я попыталась назвать свое имя, но не смогла издать ни звука, и тогда король опустился передо мной на одно колено и взял меня за руку.

– Когда-то, – сказал он, – мне не раз удавалось помочь принцессам, попавшим в беду. Вам стоит только приказать, и я…

– Я никакая не принцесса, я Суз, – сказала я. – И приехала из деревни, про которую вы, наверное, никогда не слышали, но дело в том, что рядом с нами поселился грифон, который крадет детей!

Я выпалила все это единым духом, но король не стал смеяться и по-прежнему смотрел на меня серьезно и внимательно. Он спросил у меня, как называется моя деревня, а когда я ответила, сказал:

– Я знаю вашу деревню, сударыня. Мне уже приходилось там бывать, и я с удовольствием навещу ее снова.

Поверх его плеча я видела, как Шмендрик и Молли таращатся друг на друга. Маг уже собирался что-то сказать, но тут дверь отворилась, и в комнату вошла маленькая смуглая женщина, одетая, как и Молли, в тунику, узкие брюки и башмаки. На вид она была не старше моей матери. Глядя на нас, она произнесла негромким, но несколько напряженным голосом:

– К сожалению, меня только что известили о вашем приезде, и я искренне сожалею, что не смогла оказать старым друзьям Его Величества подобающий прием. Нет, нет, не трудитесь называть ваши славные имена, я знаю, кто вы! Мое имя – Лисон, и я секретарь, переводчик и компаньонка Его королевского Величества…

С этими словами она очень почтительно и осторожно взяла Лира за руку и повела обратно к креслу.

Шмендрику, похоже, понадобилось некоторое время, чтобы прийти в себя. Наконец он сказал:

– Я и представить себе не мог, что моему старому другу Лиру могут понадобиться секретарь и переводчик, не говоря уже о компаньонке!

Лисон как раз пыталась усадить Его Величество на прежнее место, поэтому она отвечала Шмендрику, не глядя на него:

– Как давно вы видели своего старого друга в последний раз, милорд?

Шмендрик не ответил. Голос Лисон звучал все так же тихо, но волновалась она значительно меньше.

– Рано или поздно, – добавила она, – время доберется до каждого из нас. Оно не знает жалости, Милорд, и все мы уже не те, что прежде…

Король Лир послушно опустился в кресло и закрыл глаза. Я чувствовала, что Шмендрик не на шутку рассердился и что с каждой минутой гнев его вскипает все жарче, хотя он никак этого не выказывал. Точно так же сердится мой папа – вот почему я знала.

– Его Величество, – сказал Шмендрик, – только что согласился поехать вместе с этой юной особой в ее деревню, чтобы избавить тамошних жителей от сеющего смерть и опустошение грифона.

Лисон так быстро обернулась, что я была почти уверена – сейчас она начнет кричать на нас и прикажет нам убираться, но ничего такого она не сделала. По ней вообще не было видно, что она чем-то расстроена, огорчена или взволнована.

– Боюсь, милорд, это невозможно, – сказала Лисон спокойно. – В настоящее время Его Величеству не по силам подобное путешествие, не говоря уже об остальном.

– Его Величество, похоже, придерживается на сей счет иной точки зрения, – возразил Шмендрик сквозь стиснутые зубы.

– Вы уверены, милорд? – Лисон показала на кресло, и я увидела, что Лир заснул.

Его голова свесилась на грудь (я даже испугалась, что корона может упасть на пол), а рот приоткрылся. Лисон сказала:

– Вы искали великого воина, каким вы его помните, а нашли дряхлого, слабоумного старика. Поверьте, я понимаю, как вы огорчены, но вы сами должны видеть, что…

Однако Шмендрик ее перебил. Раньше я не понимала, что значит, когда говорят, будто чьи-то глаза метали молнии, но теперь!.. Во всяком случае, зеленые глаза на это способны. В эти несколько секунд Шмендрик казался мне еще выше, чем был на самом деле, а когда он вытянул в сторону Лисон указательный палец, я была совершенно уверена, что сейчас она превратится в пепел или растает. Но больше всего напугал меня его голос, потому что он был спокойным и тихим. Шмендрик сказал:

– А теперь послушай меня, женщина. Я великий маг Шмендрик и отлично вижу, что мой старый друг Лир как всегда мудр, могуч и в добром здравии, потому что только такого человека могла полюбить Единорог!

И при этом последнем слове король снова проснулся. Он моргнул, потом взялся за подлокотники кресла и поднялся на ноги. На нас он не смотрел. Глядя на Лисон, Лир сказал:

– Я поеду с ними. Это мой долг и мой дар. Проследи, чтобы все было готово как можно скорее.

– Нет, Ваше Величество! – воскликнула Лисон. – Умоляю вас!

Король Лир заключил ее лицо между своими огромными ладонями, и я увидела, что эти двое любят друг друга.

– Это мой долг, – повторил он. – Для этого и нужен король, и ты знаешь это так же хорошо, как и маг. Не печалься, душа моя, лучше помоги мне собраться в дорогу да позаботься, чтобы в замке все оставалось в порядке, пока меня не будет.

Лисон выглядела такой печальной, такой потерянной, что я просто не знала, что и думать – о ней ли, о короле, обо всем… Сама того не замечая, я попятилась и остановилась, только когда Молли положила мне руку на голову. Она ничего не сказала, но было приятно чувствовать ее уютный запах и знать, что Молли рядом.

– Я обо всем позабочусь, Ваше Величество, – тихо сказала Лисон.

Потом она повернулась и, низко опустив голову, двинулась к выходу. Я думаю, ей не хотелось на нас смотреть, но она не сдержалась. Уже у самых дверей Лисон вскинула голову и посмотрела на Шмендрика с такой неприкрытой ненавистью, что я от страха готова была зарыться лицом в плащ Молли, лишь бы не видеть ее глаз. Когда Лисон заговорила, казалось, что каждое слово дается ей с огромным трудом.

– Его смерть будет на твоей совести, волшебник, – проговорила она негромко. Мне кажется, она плакала, но совсем не так, как плачут взрослые люди.

А потом я услышала ответ Шмендрика. Его голос был таким холодным и чужим, что я бы, наверное, вовсе не узнала его, если бы не видела, как движутся его губы.

– Он уже умер, – сказал маг. – И поэтому смерть для него – благо. Любая смерть лучше, чем та, которую ты зовешь жизнью и которая медленно убивает тебя в кресле. И если грифон его прикончит, тем самым он спасет его жизнь… и честь.

– Что он имел в виду, когда сказал, что король уже умер? – спросила я Молли, стараясь говорить как можно тише, но она не ответила. Отодвинув меня в сторону, она подошла к королю и, опустившись перед ним на колени, взяла его руку в свои.

– Милорд… Ваше Величество! – проговорила Молли. – Друг мой, вспомни. Прошу тебя: пожалуйста, вспомни!

Король Лир слегка покачивался из стороны в сторону, однако он все же положил свободную руку на голову Молли и пробормотал:

– Суз, дитя мое… Тебя ведь зовут Суз, верно?… Конечно, я поеду с тобой в твою деревню, как обещал. Еще не родился… – (Он сказал: «вылупился». Грифоны появляются из яиц, хотя они птицы только наполовину.) – …тот грифон, который посмел бы безнаказанно совершать злодеяния на моей земле!

С этими словами король снова сел в кресло, но на этот раз его движения были четкими и осмысленными. По-прежнему держа руку на голове Молли, он долго смотрел на нее своими голубыми глазами, и губы его чуть дрожали. Наконец он сказал:

– Только ты должна напоминать мне, дитя мое. Иногда я забываю… забываю себя, забываю даже Ее… И ты должна напоминать мне, что я все еще ищу, все еще жду… Что я всегда помнил о Ней и никогда не отступал от того, чему Она меня научила. Я сижу здесь… сижу, потому что короли должны сидеть на троне, но в мыслях я всегда, всегда с Ней!

Тогда я ровным счетом ничего не поняла, но теперь-то я знаю…

Потом король снова заснул, но и во сне он не выпустил руку Молли, и она, положив голову к нему на колени, сидела с ним довольно долго. Шмендрик пошел посмотреть, действительно ли Лисон занимается тем, что велел ей Лир – готовит все к отъезду короля. Из-за двери доносился лязг железа и громкие крики: можно было подумать, что началась небольшая война, но никто не пришел, чтобы повидаться с королем, поговорить с ним, пожелать удачи, наконец…

Мне было совершенно нечем заняться, и я решила написать письмо родителям. Я хотела рассказать им про короля и про замок, но в конце концов заснула, как Лир, и проспала не только остаток дня, но и всю ночь. Проснулась я в постели (как в нее попала, я совершенно не помнила). Надо мной стоял Шмендрик.

– Проснись, детка, – сказал он. – Вставай! Ты заварила эту кашу и теперь должна довести дело до конца. Король едет сражаться с твоим грифоном.

Он не успел еще закончить, как я уже выскочила из постели и спросила:

– Сейчас? Мы отправляемся прямо сейчас?!

Шмендрик пожал плечами.

– До полудня мы, пожалуй, отправимся, если только мне удастся убедить Лисон и остальных, что они не едут… Эта сумасшедшая женщина хочет взять с собой пятьдесят вооруженных всадников, с десяток фургонов с имуществом и провизией, целую ораву скороходов, чтобы доставлять сообщения в замок и обратно, а также всех врачей, какие только отыщутся в королевстве. – Он вздохнул и развел руками. – Боюсь, если мы непременно хотим тронуться в путь сегодня, мне придется превратить всех этих людей в бессловесные камни.

Я решила, что он шутит, хотя к этому моменту уже знала, что со Шмендриком никогда нельзя быть уверенным в чем-то до конца.

– Если Лир отправится в поход с целым штатом слуг, курьеров и секретарем, это будет уже не Лир. Ты понимаешь меня, Суз?

Я покачала головой, и волшебник снова вздохнул.

– Самое обидное, что это моя вина, – сказал он. – Ах, если бы только я бывал здесь почаще! Думаю, я бы сумел что-то сделать, чтобы вернуть того Лира, которого мы с Молли знали когда-то. Да, это я виноват. Я просто не подумал…

Тут я вспомнила, как Молли говорила мне, будто Шмендрик не в ладах со временем, но тогда я не поняла, что она имеет в виду. Впрочем, я не понимала этого и сейчас, и все, что говорил мне Шмендрик, казалось совершенной белибердой.

– Со стариками такое бывает, – сказала я самым авторитетным тоном. – У нас в деревне есть несколько древних стариков, которые разговаривают точь-в-точь как он. И одна старуха тоже… Ее зовут мамаша Дженнет, и она всегда плачет, когда идет дождь.

Шмендрик сжал кулак и несколько раз ударил себя по колену.

– Король не спятил, девчонка! – воскликнул он. – И никакой он не слабоумный, хотя кое-кто, похоже, считает иначе! Нет, Суз, он – Лир! Все еще Лир, можешь мне поверить… Увы, в этом замке, в окружении добрых и верных слуг и друзей, которые его любят и которые, если им позволить, способны свести его своей любовью в могилу, Лир превращается… ну, ты сама видела, что с ним творится. – Шмендрик немного помолчал, потом наклонился и пристально посмотрел на меня.

– Ты заметила, как он переменился, когда я заговорил о единорогах? – спросил он.

– О единороге, – поправила я. – О единороге, которая его любила… Да, я заметила.

Шмендрик продолжал смотреть на меня так, будто увидел впервые. Наконец он сказал:

– Прости меня, Суз, я считал тебя ребенком… Да, ты права. Я говорил об одном единороге. Точнее, об одной… Лир не видел Ее с тех пор, как стал королем, но всем, что у него есть, он обязан Ей. И каждый раз, когда я произношу это слово – «единорог», или когда Молли и я упоминаем Ее имя, Лир приходит в себя. – Он снова помолчал и добавил негромко: – А ведь я помню времена, когда нам приходилось напоминать Ей, кто Она такая и как Ее зовут.

– Вот не знала, что у единорогов тоже есть имена, – сказала я. – И я никогда не слышала, что они могут любить людей.

– Они и не могут. Она была особенной. – Шмендрик покачал головой, потом повернулся и быстро пошел прочь. На ходу он обернулся через плечо и сказал: – Ее звали Амальтея. А теперь вставай скорее, лежебока. Найди Молли – она распорядится, чтобы тебя покормили.

Комната, в которой я спала, оказалась совсем небольшой, словно и не в замке, а где-нибудь в обычном доме. У Катании, старосты нашей деревни, была почти такая же спальня: я знала это, потому что часто играла с ее дочерью Софией. Зато простыни и покрывала на кровати были расшиты золотыми коронами, а на деревянном изголовье помещалось раскрашенное резное изображение синего флага с белым единорогом на нем. Получалось – я провела ночь на королевском ложе, а сам Лир дремал в своем неудобном деревянном кресле!

Я не стала разыскивать Молли, чтобы позавтракать, хотя есть хотелось ужасно. Вместо этого я побежала в ту маленькую комнатку, где я вчера видела короля. Он был там, но так переменился, что от удивления у меня перехватило дыхание и я застыла на пороге. Вокруг Лира суетились трое мужчин; они были похожи на портных, только надевали на него не камзол, а доспехи: сначала они помогли королю натянуть стеганую куртку-бригантину, потом стали прилаживать и застегивать отдельные детали (до сих пор не знаю, как они называются), защищавшие плечи, грудь, руки и ноги. Шлем король еще не надел, поэтому его голова – седая, с большим носом и голубыми глазами – торчала над массивным панцирем, как у черепахи, но он вовсе не казался смешным. Напротив, Лир выглядел настоящим гигантом.

Увидев меня, король улыбнулся теплой, дружеской улыбкой. Он был рад видеть меня, но я все равно почувствовала, как по коже побежали мурашки: нечто подобное я испытала, когда впервые увидела, как горит в черном ночном небе золотое оперение грифона. Это была улыбка героя, поэтому неудивительно, что я оробела – настоящих героев мне еще никогда встречать не приходилось.

– Доброе утро, малышка, – приветствовал меня король. – Будь добра, помоги мне пристегнуть меч. Для меня это будет большой честью.

Оруженосцам пришлось показать мне, как это делается. Оружейный пояс даже с пустыми ножнами был таким тяжелым, что все время выскальзывал из рук, и я с трудом могла его удержать. С пряжкой я тоже справилась только после того, как один из мужчин помог мне, зато меч в ножны я вложила сама, хотя мне и понадобились обе руки, чтобы поднять его. Когда клинок скользнул в ножны, раздался такой звук, будто захлопнулась тяжелая дверь.

Когда я закончила, король Лир осторожно коснулся моей щеки холодной железной перчаткой и сказал:

– Благодарю тебя, малышка. В следующий раз этот меч покинет ножны для того, чтобы освободить твою деревню от грифона. Это мое королевское слово.

В этот момент в комнату вошел Шмендрик. Окинув нас взглядом, он только головой покачал.

– Это же просто смешно, – сказал он. – Дорога займет четыре, может быть, пять дней, а солнце шпарит так, что омары рискуют заживо свариться в своих панцирях, если только не научатся рыть норы в айсбергах. Его Величеству не нужны доспехи, пока он не встретится с грифоном.

По его лицу было видно, какими глупыми он нас считает, но Лир только улыбнулся в ответ, как он улыбался мне, и Шмендрик сразу замолчал.

– Мой старый друг, – сказал король. – Я отправляюсь в путь в том, в чем мне хотелось бы вернуться. Не мешай мне. Я так решил.

На мгновение Шмендрик сам стал похож на маленького мальчика, который только что получил нагоняй. Он сумел выдавить:

– Что ж, как вам будет угодно, только потом не вините меня… – и все же добавил: – Не надевайте хотя бы шлем!

Он повернулся, чтобы покинуть нас, но дверь комнаты отворилась, и вошла Молли. Увидев Лира, она воскликнула:

– О, Ваше Величество, вы великолепны!

Она произнесла это таким тоном, каким моя тетя Зерельда обычно говорит о моем брате Уилфриде. Он может порвать штаны, может залезть в свинарник и изгваздаться с ног до головы, и все равно тетя Зерельда будет твердить, что он самый умный и самый красивый мальчик на свете. Но Молли была не такая. Нетерпеливым жестом она отослала оруженосцев и, привстав на цыпочки, пригладила седые волосы короля. Я услышала, как Молли прошептала:

– Как бы мне хотелось, чтобы Она видела тебя сейчас!

Король Лир долго смотрел на нее и молчал. Шмендрик, стоя в стороне, тоже не произнес ни слова, но они были вместе. Все трое. Они были – одно. И глядя на них, я захотела, чтобы и мы с Фелиситой тоже могли стать столь же близки, когда состаримся.

Потом король Лир посмотрел на меня и сказал:

– Девочка ждет.

И мы отправились в путь: король, Шмендрик, Молли и я.

Бедняжка Лисон до последней минуты пыталась уговорить короля взять с собой хотя бы нескольких рыцарей. Мы уже отъехали, а она все шла за нами и причитала:

– Коли не хотите брать рыцарей, возьмите хотя бы меня! Возьмите, Ваше Величество! Пожалуйста!

В конце концов король остановился и, развернув коня, подъехал к ней. Спешившись, он обнял Лисон и что-то сказал ей, а она что-то произнесла в ответ.

О чем они говорили, я не слышала, но после этого Лисон вернулась в замок.

Больше всего я ехала с королем, сидя перед ним на спине его нервной вороной кобылы. Я все боялась, что кобыла укусит меня за коленку или попытается лягнуть, как только я отвернусь, но король меня успокоил:

– Она волнуется, только когда вокруг мирно и безопасно, – сказал он. – Но ты увидишь, на что она способна, если на нас ринется изрыгающий смерть дракон – в буквальном смысле, изрыгающий; отрыжка дракона, как известно, опаснее пламени – или когда на нас нападет этот твой грифон…

И все равно вороная кобыла не внушала мне доверия, а вот сам король с каждым часом нравился мне все больше и больше. Он не пел веселых песенок, как Шмендрик, зато он знал множество удивительнейших историй. И это не были какие-нибудь легенды или сказки для малышей! Это были самые настоящие, взаправдашние истории, потому что все, о чем Лир рассказывал, случилось с ним самим. Ничего подобного я не слышала и уже не услышу. Никогда, я знаю…

Сначала король перечислил все, о чем необходимо помнить, когда сражаешься с драконом. Потом он рассказал, что огры вовсе не так глупы, как кажется; объяснил, почему нельзя плавать в горных озерах, когда тает снег, и растолковал, как иногда – очень редко! – человек может подружиться с троллем. Еще он поведал о замке своего отца, в котором вырос; о том, как он встретил Шмендрика и Молли, и даже о Моллином котенке – маленьком, смешном котенке с поврежденным ушком. Но когда я спросила, почему этот замок разрушился, король – совсем как Шмендрик – не захотел или просто не смог ответить. Глядя куда-то вдаль, он проговорил тихо и задумчиво:

– Я многое забыл, малышка. Я очень, очень старался не забывать, но все равно забываю…

Ну, это я знала… Король, к примеру, то и дело называл Молли «Суз», а меня величал только «малышкой»; кроме того, Шмендрику частенько приходилось напоминать ему, куда и зачем мы едем. Впрочем, это случалось с Лиром только по вечерам; днем он чувствовал себя нормально и все помнил. К счастью, каждый раз когда король уходил мыслями вдаль (и не только мыслями: однажды ночью он ушел в лес и стоял там, разговаривая с каким-то деревом, как будто это его отец, пока я его не нашла), достаточно было только упомянуть имя Единорога – Амальтея, и Лир тотчас возвращался к нам. Обычно имя называл Шмендрик, но в тот раз я тоже воспользовалась его способом, и помогло: король сам привел меня назад к костру, при этом он держал меня за руку и рассказывал, по каким признакам можно своевременно распознать пикси и почему это так важно.

Но ни разу мне не удалось заставить короля рассказать что-то о Единороге.

Там, где я живу, осень наступает рано. Дни, однако, стояли довольно жаркие, и все же король не снимал своих доспехов – разве только на ночь, когда ложился спать. Даже шлем – блестящий железный шлем с красивым голубым плюмажем – он носил постоянно. Зато по ночам бывало холодно, и чтобы не замерзнуть, я ложилась между Шмендриком и Молли. Была пора оленьих свадеб, и я часто слышала, как в чаще трубят самцы, вызывая друг друга на поединок. Один из них даже напал на нас с королем (вернее, пожелал его вороную кобылу), и Шмендрик уже готов был применить против него какую-нибудь магию – совсем как в тот раз, когда он вызвал ястреба, чтобы прогнать ворону, – но король только рассмеялся и направил лошадь прямо на оленя, на его огромные, ветвистые рога. Я даже взвизгнула, но вороная не дрогнула, и олень струсил. В последний момент он отпрянул в сторону, в самые заросли, и сразу пропал из вида, однако я успела заметить: он быстро крутил своим коротеньким хвостиком, как делают козы, а вид у него был такой же удивленный и растерянный, как прежде у самого Лира.

Едва справившись с испугом, я ужасно возгордилась, что мы с королем такие храбрые, но Шмендрик и Молли довольно сурово отчитали Лира за его мальчишество, и король до самого вечера извинялся передо мной: мол, подверг мою жизнь опасности. (Это Молли сказала, что ему не мешало бы извиниться, и он послушался!) «Понимаешь, малышка, – говорил он, – я совершенно забыл, что в мое попечительство вверена девочка, и уже за одно это я готов просить у тебя прощения до конца своих дней». Потом он улыбнулся мне своей геройской улыбкой, которую я уже видела в замке, и добавил: «Но, малышка, зато я вспомнил кое-что другое!». И в тот вечер он никуда не ушел и не заблудился, а напротив – сидел с довольным видом у лагерного костра и пел нам длинную-предлинную песню о приключениях какого-то разбойника, которого звали капитан Калли. Я о таком никогда не слышала, но песня мне понравилась.

К моей деревне мы подъехали вечером четвертого дня пути. Прежде чем мы прибыли, Шмендрик велел нам остановиться и обратился ко мне с такими словами:

– Ты не должна никому говорить, что перед ними король, потому что из этого ничего хорошего не выйдет. Будет шум и суета, и все станут праздновать, и никто из нас не отдохнет как следует. Будет гораздо лучше, если ты скажешь своим односельчанам, что с нами приехал самый знаменитый королевский рыцарь. И ему нужно провести ночь в бдении и молитве, чтобы очистить сердце и душу перед схваткой с грифоном… Ты поняла?

Тут Шмендрик взял меня за подбородок и заставил посмотреть себе в глаза. И пока я смотрела в эти странные зеленые глаза, он добавил раздельно и твердо:

– Ты должна верить мне, девочка. Я знаю, что делаю – всегдазнаю, и в этом моя беда. Ты должна сказать всем жителям деревни то, что я сейчас сказал тебе.

А Молли погладила меня по руке, и хотя она ничего не добавила, я поняла, что все в порядке и Шмендрик прав.

Потом они расположились лагерем на окраине деревни, а я отправилась к своему дому пешком.

Первой встретила меня Малка. Она почуяла меня еще до того, как я миновала таверну Саймона и Элси, и бросилась мне навстречу. Малка налетела на меня с разбега, сбила с ног и, прижав лапами к земле, принялась так неистово лизать мое лицо, что в конце концов мне пришлось ущипнуть ее за нос. Потом я побежала к дому, а Малка – за мной.

Папа ушел со стадом, но мама и Уилфрид были дома. Они схватили меня и едва не задушили в объятиях; при этом они плакали (глупый, противный Уилфрид тоже плакал!), потому что были уверены, что меня утащил и съел грифон. Наплакавшись, мама как следует отшлепала меня за то, что я без спроса убежала из дома. И папа тоже меня отшлепал, когда вернулся, но я не особенно возражала.

Потом я рассказала, что видела самого короля Лира, побывала в его замке и – как велел Шмендрик – добавила: король прислал со мной своего самого лучшего рыцаря, которому под силу убить грифона. Но никого это известие почему-то не обрадовало. Папа, во всяком случае, сел на лавку и насмешливо фыркнул:

– Еще один великий воин – нам на утешение, грифону на десерт! – сказал он. – Этот дурацкий король только и знает, что посылать к нам бесполезных рыцарей: сам он ни за что сюда не приедет, можешь не сомневаться!

Мама, конечно, сказала, что он не должен говорить так о короле при мне и Уилфриде, но папа только отмахнулся от нее и продолжал:

– Быть может, когда-то наш король действительно заботился о простых людях, живущих в маленьких деревушках вроде нашей, но теперь он уже стар, а старые короли способны думать только об одном: кто займет их место. Я знаю, что говорю, и никто меня не переубедит!

Мне ужасно хотелось сказать ему, что он не прав, что король Лир здесь, меньше чем в полумиле от нашего дома, но я промолчала, и не только потому, что Шмендрик велел мне ничего не говорить. Я боялась, что Лир – седой, нетвердо стоящий на ногах и временами теряющий память – может не понравиться моему папе, да и другим тоже. Честно говоря, я и сама не знала, что думать… Конечно, Лир был очень славным, и он рассказывал такие замечательные истории, но я с трудом представляла себе, как этот по-настоящему пожилой человек отправится один в наш Черный лес, чтобы сражаться с грифоном, который уже съел несколько молодых и сильных рыцарей. Нет, что хотите делайте, но я не могла представить себе такого! Хуже того: теперь, когда я все сделала и привезла короля в деревню, мне вдруг стало страшно, что из-за меня он может погибнуть. А я знала, что если это случится, я никогда себе не прощу. Никогда!

И мне сразу захотелось снова увидеться со Шмендриком, Молли и королем – лежать рядом с ними на холодной, твердой земле и слушать, как они разговаривают. Быть может, тогда, подумалось мне, я не буду так сильно беспокоиться о том, что случится завтра. Но об этом, конечно же, нечего было и думать. Мои родители ни за что бы не разрешили мне пойти к ним – они и так старались ни на секунду не выпускать меня из вида, словно боялись, что я снова могу исчезнуть. Уилфрид – тот и вовсе ходил за мной по пятам и выпытывал всякие подробности про короля и замок.

Ближе к вечеру папа отвел меня к Катании, и там мне пришлось рассказать всю историю снова.

Выслушав меня, Катания покачала головой. В общем-то она была согласна с отцом, сказав, что кого бы король ни прислал, результат будет тот же. Потом мы вернулись домой, и до самой ночи мама то пичкала меня лакомствами, то награждала шлепками, то бранила, то обнимала – и все это более или менее одновременно. Когда же стало совсем поздно, мы снова услышали, как кричит в ночи грифон. Этот негромкий, протяжный звук так сильно на меня подействовал, что я почти не спала, хотя устала ужасно.

Но утром, когда я помогла Уилфриду доить коз, мне наконец-то разрешили сбегать в лагерь, но только если я возьму с собой Малку. В лагере Молли помогала королю облачиться в доспехи, и Шмендрик тоже, причем все трое вели себя так, словно сегодня был просто еще один день нашего путешествия. Увидев меня, они как ни в чем не бывало поздоровались, а Шмендрик поблагодарил меня: мол, я поступила правильно, и король получил возможность отдохнуть и выспаться перед…

Я не дослушала. Даже не знаю, что на меня нашло. Клянусь, я не подозревала, что способна на что-то подобное. Бросившись к королю, я обняла его обеими руками и воскликнула:

– Не ходи! Не ходи никуда, я передумала! Пожалуйста, не надо сражаться!

Король Лир посмотрел на меня сверху вниз. В эти секунды он казался очень высоким – как самое старое и могучее дерево в лесу или даже выше. Осторожно погладив меня по голове своей латной рукавицей, он сказал:

– Но я долженсражаться, малышка. Это моя работа.

То же самое я всегда говорила себе, но теперь мне казалось – это было ужасно давно, и от того, что король повторил мои же слова, мне сделалось нехорошо.

– Не ходи туда! – попросила я. – Я передумала. Пусть этого дурацкого грифона убьет кто-нибудь другой. Ты вовсе не обязан рисковать собой. Возвращайся к себе в замок и живи, как прежде: будь нашим королем, управляй нами… ну и все такое. – Так я лепетала и шмыгала носом – словом, вела себя как самая глупая девчонка на свете. Хорошо еще, что Уилфрид меня не видел.

Король Лир продолжал одной рукой гладить меня по голове, а другой пытался отодвинуть, но я только еще крепче вцепилась в него. Кажется, я даже пыталась вытащить из ножен его меч, чтобы удрать с ним. Не будет же король сражаться без меча, думала я в отчаянии.

– Нет, малышка, ты не понимаешь… – мягко сказал Лир. – Есть чудовища, убить которых под силу только королю. Я знал это… и все-таки послал других людей умирать вместо меня. Я не должен был этого делать и теперь сожалею. Нет, никто, кроме меня, не сможет тебе помочь и избавить твою деревню от грифона. Это моя работа и мой… долг. – Тут он наклонился и поцеловал мою руку, как, наверное, целовал руки придворным дамам. Он поцеловал мне руку – совсем как им!

Потом подошла Молли и увела меня от короля. Прижимая меня к себе, она гладила меня по голове и говорила:

– Суз, детка, поверь: ни он, ни ты уже не можете обратить историю назад. Это судьба: ты должна была явиться к нему с этой последней трудной задачей, а он должен был попытаться решить ее, и ни один из вас, будучи тем, кто он есть, не мог поступить иначе. Теперь тебе остается одно: быть такой же смелой и мужественной, как Лир, и вместе с нами ждать, пока… – Тут Молли спохватилась, что сказала что-то не то. – И ждать, – добавила она. – Потому что ты, конечно, не пойдешь с нами в этот ужасный лес.

– Пойду! – сказала я. – И вы меня не остановите. Никто меня не остановит!

Я уже не клянчила и не хлюпала. Я сказала это совершенно нормальным тоном, и это, похоже, напугало Молли больше всего. Держа меня на расстоянии вытянутой руки, она несколько раз тряхнула меня и очень серьезно посмотрела мне в глаза. Наконец Молли сказала:

– Хорошо, Суз, ты пойдешь в лес, но только при одном условии: сейчас ты честно и откровенно скажешь мне, что родители разрешили тебе идти с нами. Ну?…