Текст книги "Культ Змеи (СИ)"

Автор книги: Марина Фурман

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 13 страниц)

Когда они вернулись в лагерь, повсюду уже было полно темных эльфов, они передвигались по своим территориям гораздо быстрее. Вскоре они нашли тела, пара послушниц сосредоточенно допрашивала трупы, Рэндалу приходилось видеть это раньше, но никогда еще он не видел, как испрашивают истину у того, кого он знал при жизни.

Глаза Дайнис были открыты, их насыщенный красный свет погас, сменившись неестественным белым, блекло светящимся во тьме. Ее губы двигались, отвечая на вопросы о жрице, о ее воинах, о женщине, которую они хотели забрать с собой. В ее груди зияла рана от меча.

Она так боялась умирать…

Глава 22

Воин дроу, командовавший отрядом, приказал отправляться в погоню, как только стало ясно направление, но даже Рэндалу было понятно, что их главная цель – убедиться, что жрица ушла достаточно далеко и не вернется. Никто не захочет встретиться с еще одним демоном, как только солнце встанет и зайдет опять. Фаэрил достаточно сильна, чтобы призывать таких снова и снова.

В этот раз ей было плевать на общину, она преследовала культ. И она нашла то, что искала.

Когда допрос был окончен, послушницы сложили руки Дайнис на груди, закрыли ей глаза и погрузились в молитву. Не о ней, это было уже бесполезно – не успев пройти обряд, она вернется в сети Ксалисс. Они молились о том, чтобы эта участь не постигла больше никого. Не только в общине, никого на свете.

Рэндал подошел к ним и неслышно опустился на траву, одна из послушниц обернулась к нему, но не стала прогонять. Вместо этого она приложила руку к холодному лбу Дайнис и прочла молитву, которую он сам недавно выучил. О сохранении от тлена.

Простой трюк, с которым справится любой, кто уделил его изучению хоть немного времени – не оживить, не исцелить, только остановить разложение. У общины нет средств на воскрешение, и в ближайшие десять дней это вряд ли изменится, но ближайшие десять дней Дайнис не отправится к своей Темной Матери.

К их общей матери, если быть точным.

Послушницы окончили молитву и перешли к другому убитому, тело Дайнис погрузили на носилки и понесли в город. Рэндал еще некоторое время смотрел на примятую испачканную кровью траву, слушая звенящую тишину в голове, а затем поднялся на ноги и вернулся в лагерь.

Трикси ожесточенно сбрасывала в сумку вещи одну за другой – вещи Лииры, вещи Зеймара, она хватала все без разбора, руки ее мелко тряслись от напряжения.

– Мы уходим, – пояснила она. – Как только жрецы приведут Зеймара в порядок, мы отправимся в погоню.

– Это бессмысленно, – покачал головой Рэндал. – Она все равно умрет и довольно скоро.

– Что для тебя скоро, для других целая жизнь.

Вздохнув, он предпринял последнюю попытку открыть ей глаза. Пусть она рассержена и напугана, но нельзя же настолько игнорировать реальность…

– Выброс может случиться в любой момент, – напомнил он, повысив голос.

– Или не случиться никогда, – Трикси зашвырнула в сумку черную лютню так, будто та жгла ей руки, и выпрямилась. – Слушай, я не слепая, ясно? Я вижу, что тебе здесь лучше и компания тех, кто живет дольше, тебе больше по душе. Оставайся, если хочешь, я не собираюсь тащить тебя с нами силой.

Полурослица исчезла в зарослях быстрее, чем он успел еще хоть что-то возразить, и, смотря ей вслед, он заметил, как сквозь листву пробиваются первые лучи восходящего Солнца. Оно не звало его и ни в чем не укоряло, оно просто всегда было здесь, восходя на рассвете и скрываясь на закате, и оно будет здесь, даже если он отвернется.

«…встречай каждый рассвет, и он обратит в радость твои печали…» – когда Корни было восемь, а Рэндалу в восемь раз больше, он читал ему молитвы, если глаза его болели слишком сильно, чтобы он мог делать это самостоятельно, но Рэндал всегда чувствовал кожей тепло солнечного света.

Рэндал может остаться здесь, укрыться в пещерах вместе с остальными и никогда больше не пытаться сделать лучше этот мир. Его родители не хотели, чтобы он стал слугой бога света, они просто хотели, чтобы он выжил. Если он останется, никакого наказания, кроме угасания, не последует, Камадар милостив и не мстителен.

«…куда бы ты ни шел, сажай семена надежды, ибо взойдут и принесут плоды по воле Пресветлого…» – когда Корнелиус вырос, а Рэндал – нет, он все равно слушал его голос на службах просто потому, что привык к этому.

Лиира погибнет скоро, Зеймар немного позже, Трикси уйдет последней, но все равно уйдет. В том, чтобы оставаться рядом с ними нет никакого смысла. Нет разницы, получить еще одну сквозную дыру в груди сейчас или пятидесятью годами позже…

«…помогай нуждающимся, способствуй возрождению, противодействуй тлетворному влиянию смерти…» – даже когда он состарился, ученики все еще смотрели на него с благоговением и Рэндал оставался одним из них.

* * *

Если раньше для того, чтобы поспевать за Зеймаром, Трикси нужно было делать три шага, пока он делает один, то сейчас не нужно было даже особенно торопиться. Они брели вместе сквозь лес, и Зеймар под длинным черным эльфийским плащом не был похож даже на тень того воина, которого она знала. Жрецы сделали все, что смогли, они действительно очень старались, для них он был героем и безусловно заслуживал помощи, но даже заново покрыв кожей его искалеченное тело, прежнюю силу они ему не вернули – слишком много плоти было уничтожено кислотой. И не только плоти – волосы, борода, брови, ресницы, ногти…

Трикси могла только догадываться, как он чувствует себя по этому поводу, но судя по тому, что от плаща он не отказался, дело плохо. Наверное, она не должна была говорить ему, что случилось, пока он голыми руками месил эту ядовитую дрянь, но если бы она промолчала и позволила ему оставаться в неведении до тех пор, пока время для погони не будет упущено, он бы возненавидел ее за то, что не сказала.

Она не предполагала, что он отправится с ней, она точно знала это. Зеймар бросился спасать ее от темных эльфов, когда у него не было ничего, кроме секиры и дурмана, он сделает это снова. И не потому, что Трикси какая-то особенная, дело вообще не в ней и тем более не в Лиире… а в пустой комнате в его доме и в девушке, которая ненавидит его.

– Разведчики сказали, здесь они видели последние следы, – развернув карту, проговорила Трикси. – Дальше только боги нам помогут.

Зеймар внимательно огляделся по сторонам, его лицо, оплывшее от ожогов, на миг стало видно из-под капюшона, и Трикси в который раз за прошедшие три дня прикусила губу, чтобы не сказать чего-нибудь сочувственного по этому поводу. Они вообще мало разговаривали.

Деревья впереди редели, лес заканчивался, начинались обработанные поля ближайших поселений.

– Они будут избегать открытых пространств так долго, как только смогут, и постараются украсть какую-нибудь крытую повозку, чтобы передвигаться днем, – глухо проговорил Зеймар. – Я не знаю, сколько у них припасов, но им в любом случае нужен достаточно большой населенный пункт, чтобы отбить все необходимое.

– Тогда нам на север, там Саммерфилд, – проследив по карте направление, проговорила она. – Та еще дыра: ни стражи, ни ополчения…

Позади хрустнула ветка, и Трикси мгновенно выпустила из рук карту, чтобы схватиться за лук и выстрелить наугад, времени прицеливаться не было – дроу спустит курок арбалета быстрее, чем она натянет тетиву. Зеймар выхватил секиру и стоял, низко опустив ее к земле.

– Северо-запад, – сказал Рэндал, покосившись на вонзившуюся в ближайшее дерево стрелу. Он больше не носил белых одежд, а был укутан в серый дорожный плащ и мужскую одежду, которая была ему немного велика. – Они идут на северо-запад, за жителей Саммерфилда можно не волноваться.

В его ладони тускло светился золотистый солнечный луч, указывающий направление. Тихо хмыкнув, Зеймар с усилием убрал секиру за спину.

– Ты в курсе, что ты не бессмертный, мать твою? – выдохнув, проворчала Трикси и нагнулась, чтобы поднять и отряхнуть карту.

Рэндал неопределенно пожал плечами и застыл, глядя в изуродованное лицо Зеймара.

– Как я выгляжу? – сбросив капюшон, оскалился тот. Лицо, покрытое рубцами, не слушалось, но Зеймар и не пытался произвести хорошее впечатление.

– Лучше… ожидаемого, – выдавил Рэндал.

– Смотри-ка, – Зеймар поднял бы брови, если бы они у него были, – может лет через двести из тебя все же получится дипломат.

* * *

Темные эльфы передвигались бесшумно. Пробираясь через лес, точно тени, они не издавали ни звука, но действовали слаженно, как единый организм. Складывалось впечатление, будто речь им вовсе не нужна, и Лиира слишком поздно поняла, почему.

После более чем суток в пути, она начала падать, и не потому, что действительно хотела замедлить отряд, меньше всего ей хотелось расстаться с глазом на полпути к Гаэрлинд, ведь если у нее и будет шанс сбежать, то только там. После того, как она третий раз ударилась о землю и распорола себе щеку, поскольку руками, связанными за спиной, защититься от падения не могла, жрица пренебрежительно фыркнула и приказала отряду остановиться у корней огромного дерева.

Солнце стояло высоко, но его лучи не пробивались через плотную листву и темные эльфы чувствовали себя более или менее комфортно. Им стоило бы пройти как можно большее расстояние, но их силы тоже не бесконечны, и если кому-то придется нести ее, это все равно замедлит отряд. Лиира опустилась прямо на землю и испустила длинный протяжный вздох, губы и язык пересохли, но она едва замечала это, усталость была сильнее жажды.

Сняв с нее наручники, один из эльфов поставил перед ней чашку с каким-то бесформенным месивом. Лиира понятия не имела, что в ней, но готова была спорить на что угодно, что это проклятые грибы. Есть их она, конечно же, не собиралась.

Лиира не видела предыдущую битву и не могла правильно оценить, на что способна Фаэрил на самом деле, но если она не само воплощение своей богини, шансов против культа у нее нет. И где-то между ее плетью и посохом Нараэ должна быть щель, через которую при большой удаче можно ускользнуть. И при удаче еще более невероятной…

– Так у тебя есть сын, – проговорила жрица, наслаждаясь тем, как распахиваются глаза и вытягивается лицо ее пленницы. – У меня двое, совершенно бесполезные создания, я бы не стала рисковать своей жизнью ни для одного из них.

Доля секунды потребовалось Лиире, чтобы понять, что все, о чем она думала последние сутки, жрица наматывала на пальцы точно шелк и теперь знала гораздо больше, чем ей полагалось. Вот почему Фаэрил первым делом не принялась ее пытать, вот почему этот отряд темных эльфов прекрасно обходится без речи…

Лиира вскинула руки и тьма вскипела вокруг нее средь бела дня, обвивая щупальцами и жрицу, и подошедшего к ней ближе воина. К дьяволу мечты о спасении, чудес не бывает! Она прожила на свободе достаточно долго, чтобы наконец подохнуть…

– Ты не умрешь, – услышала она одновременно с хрустом своих костей, предплечье правой руки вывернулось и боль заставила ее рассеять заклинание. – Ты дойдешь до Клаудвотера, вопрос только в том, целиком или частично.

Фаэрил провернула руку еще немного, и Лиира заорала в голос, боль была невыносимой. Когда жрица отступила на шаг и посмотрела на нее, жалкую, напуганную и прижимающую к себе сломанную руку, она склонила голову набок и улыбнулась.

– Человеческое тело способно переваривать само себя. В твоих интересах сделать так, чтобы твой язык оставался во рту, а не попал в желудок через продольный разрез, который мне не составит труда открыть и закрыть снова, если ты будешь упорствовать и не начнешь есть сама. Приступай.

Бросив на нее последний пренебрежительный взгляд, Фаэрил развернулась с тем, чтобы уйти и бросила через плечо:

– Если тебя стошнит, начнешь сначала.

В миске и вправду была грибная каша, сильно отдающая плесенью, и невозможно было понять, она испортилась или плесень – это один из ее основных ингредиентов. Запихивая ложку в рот здоровой рукой и пытаясь удержать себя от вполне естественного порыва вывернуться наизнанку, Лиира отстраненно думала о том, до всех ли ее воспоминаний добралась жрица и развито ли ее чувство прекрасного настолько, чтобы приказать кому-нибудь из отряда повторить их в случае необходимости. Говорят, темные эльфийки предпочитают снимать с врагов кожу заживо, но это сильно вредит здоровью и скорости передвижения, а ей нужно, чтобы пленница ходила сама… хотя бы некоторое время.

Отодвинув от себя пустую чашку, Лиира снова прислонилась спиной к корню большого дерева и осторожно оглядела отряд. Жрица не заставила своего Пса приглядывать за ней и тот свободно переходил от одного собрата к другому, занимался лагерной рутиной и, разумеется, прекрасно говорил, когда в этом возникала необходимость. Лучше бы он ее прирезал в самом деле… сгинуть в пасти Змеи – это конец, попасть в чертоги ее культа – это только начало.

Лиира не уснула бы на этом привале, даже если бы сломанная рука не болела и пища не грозилась вырваться на свободу каждые несколько минут. В каком бы отчаянном положении она не находилась, она все еще принадлежала Адхар, а Адхар принадлежали все дурные сны, до которых могли дотянуться ее адепты. Нир не был единственным, кому не нравилось то, что он видел под закрытыми веками, и сделав над собой отчаянное усилие, Лиира отвернулась от него. Пошел он к дьяволу – пусть проторчит несколько часов наедине с собой сейчас, а во все последующие бесчисленные годы своей чертовски длинной жизни не встретит на пути ни одного адепта Змеи, согласного взять на себя эту ношу.

Только ближе к вечеру она наконец дождалась, когда жрица снимет доспех и усядется на своей подстилке, темные эльфы отдыхали по очереди, и когда глаза закрывала она, открытыми оставались почти все прочие. Но Фаэрил не видела ничего, что хоть как-то нарушало бы ее душевное равновесие, и прислушиваясь к ней так и эдак в попытке узнать хоть что-то о ее слабостях, Лиира не могла не задумываться о том, как это «ничего» могло бы выглядеть. С одним и тем же успехом это могли быть грезы о прекрасных наложниках и о кровавых битвах и разлетающихся вокруг внутренностях, при условии что и то, и другое приносит ей исключительно удовлетворение.

Когда осталось всего двое отдыхающих солдат, выбирать было уже не из чего и она схватилась за первый сон, который коснулся ее разума.

Нанести удар кинжалом в спину – это просто, и проще всего ударить того, кто тебе доверяет. Она стояла у стола, протирая оружие перед следующим караулом, белые вьющиеся волосы свободно спадали с плеч. Он не видел ее лица, но знал, как она улыбнулась, когда он обнял ее левой рукой за талию. Ни звука она не издала, когда правой рукой он пронзил ее сердце – в стражу набирают самых крепких женщин, но она не потратила последние секунды своей жизни на попытку отомстить. Отпустив ее и позволив ей упасть на пол, он обнаружил, что она все еще смотрит на него, захлебываясь кровью, заполняющей легкие.

– Мне очень жаль, Зарра, – проговорил он, – но я возвращаюсь домой.

Конвульсивно дернувшись, она повернула голову в сторону, туда, где в соседней комнате спал их сын. Она открывала рот, но вместо слов вырывались только хрипы…

«Благослови тебя Адхар, ублюдок», – вынырнув на поверхность моря чужой вины, с облегчением выдохнула Лиира. Она прекрасно помнила эту женщину и знала парня, которому очень не понравится то, что она только что увидела.

Облизнув пересохшие губы, она снова посмотрела на жрицу, застывшую в статичной позе для медитации точно высеченное из обсидиана изваяние. Фаэрил не будет отдыхать дольше своих воинов, а когда очнется, снова залезет ей в голову. Времени мало: у ее способностей наверняка есть ограничения, она не может читать мысли непрерывно, и уж точно не может делать этого во сне, но рисковать не стоит – второго шанса не будет.

Солнце медленно опускалось за горизонт, сломанная рука распухла и ныла, усталость давила на плечи, думать становилось все тяжелее.

Этого мужчину зовут Бэл, и он очень привязан к своему сыну. По крайней мере был лет сто пятьдесят назад, когда тот был ребенком. Говорят, за это время многое может измениться. Многое, но не главное. Вряд ли за прошедшие годы он всерьез пытался рассказать сыну, что хладнокровно зарезал его мать. Скорее всего, он просто молчал. И это молчание породило беспокойство, не зря же они оба видят эти сны.

Глава 23

Осмотрев лагерь снова, она не обнаружила Нира поблизости, должно быть, настала его очередь нести дозор. Прикрыв глаза, она выдохнула и толкнула к Бэлу короткое, но содержательное видение о том, как, сидя на коленях и прижимая к себе раненую руку, она рассказывает его сыну обо всем, что только что увидела, и как выражение его лица меняется от удивленного к озлобленному. Вздрогнув, Бэл открыл глаза, посмотрел на колдунью, и она поняла, что настала ее очередь учиться обходиться без речи. К счастью, донести нужно было не такую уж сложную мысль.

Она улыбнулась.

Следующим движением, медленным и почти незаметным, Бэл обернулся к жрице. Очевидно, он тоже принимал во внимание вероятность того, что она узнает о его планах до того, как он успеет воплотить их в жизнь. Фаэрил все еще пребывала в трансе.

Бэл поднялся на ноги и поднял меч, который лежал около его подстилки. Лиира почувствовала, как кожа покрывается липким потом. Она хотела умереть, хотела, чтобы все закончилось, и не хотела рисковать, пытаясь сбежать из поместья снова. Молния не ударяет в одно и то же место дважды, она уже не так молода, чтобы повторить это, и на этот раз все вокруг прекрасно осведомлены о том, что она попытается. Шансы ничтожны, смерть – единственный гарантированный способ избежать страшной участи.

– Ты не скажешь ни слова, – она скорее догадалась, чем услышала, что он сказал, настолько тихим был его шепот.

– Конечно, скажу, – кивнула она, стараясь говорить также тихо. – Ты ведь и сам знаешь, как трудно с этим жить.

И тогда Бэл сделал то, чего делать был ни в коем случае не должен – он задумался. Он размышлял над тем, выживет ли сам после того, как прикончит стратегически важную для жрицы пленницу. Посреди лагеря сделать это тайно практически невозможно, и даже если бы ему это удалось, как только Фаэрил узнает об этом, она вывернет наизнанку мозги каждого своего солдата.

Стиснув зубы, Лиира поняла, что время уходит и предприняла последнюю попытку:

– Все, что знаю я, узнает Фаэрил, как только очнется, – быстро прошептала она. – Она найдет этой информации лучшее применение.

– Уже нашла.

* * *

Зеймар давно не помнил, что значит быть слабым. Ему случалось подхватить лихорадку, случалось быть раненым множество раз, но слабость как неотъемлемое и постоянное свойство его тела удивляла каждым неверным шагом, каждым тяжелым вздохом, каждой вынужденной остановкой. Слабость не вписывалась ни во что из того, что он знал о себе, она противоречила его планам, она сбивала с толку…

Привал они сделали у самой кромки леса, и смотря вдаль поверх засеянных полей, он пытался рассчитать, с какой скоростью способны передвигаться темные эльфы на поверхности и как скоро Рэндал потеряет их, если они найдут транспорт. Зеймар вытряхнул из Трикси все, что она знала о Лиире и ее культе, но единственное, что узнал – она никогда не называла место его расположения и очень не хотела туда возвращаться. Даже попытку обогнать эльфов и прийти к месту первыми они предпринять не могли…

Задремав под деревом в надежде, что Трикси поднимет тревогу, если что-то пойдет не так, он попытался расслабиться, но обнаружил, что слишком зол для этого. Что за жестокая насмешка судьбы? Почему он снова должен гнаться за какой-то девкой через полмира? В прошлый раз ничего из этого не вышло и он слишком стар для этого дерьма…

Почувствовав, как что-то прикасается к его лицу, Зеймар нахмурился и открыл глаза. Рэндал с самым сосредоточенным выражением лица тыкал его пальцем в бровь, и на то, что пациент не спит и раздраженно дергает веком, не обращал вообще никакого внимания. С минуту Зеймар честно ждал объяснений, но дождался только того, что Рэндал обхватил его лицо ладонями и оттянул большими пальцами кожу на щеках вниз, уставившись в его выпученные глаза.

– Ты зря так переживаешь, Трикси, – наконец проговорил Рэндал, отпустил его щеки и надавил большими пальцами на челюсть, заставив открыть рот. Зеймар издал протестующее рычание и попытался высказать все, что он думает об этом, но пальцы у мальчишки были что клещи. – Cвязки работают, чувствительность есть – он здоров, жрецы Тиэли знают свое дело.

Даже после того, как Рэндал его отпустил, ему потребовалось некоторое время, чтобы совладать с челюстью, не желающей возвращаться на место. Пожалуй, Рэндал мог бы и сломать ее, если бы захотел.

– Восстановить кожу будет стоить огромного количества денег, но ведь они у него есть… – пожав плечами, Рэндал отвернулся и посмотрел на Трикси, которая стояла в двух шагах от него, красная до самых корней своих светлых волос.

– Я не говорила ему делать этого, честное слово, – выдавила она, – я просто спросила…

Поджав губы, Зеймар уставился на Трикси. Нет совершенно ничего удивительного в том, что ограбив его дом, она залезла и в выписку с банковского счета. Вот только это не его счет и он не может с него ничего забрать, да он и не стал бы. Пусть Латифа не хочет этих денег сейчас, но она молода и неопытна, разум еще возьмет верх над гордостью, потому что если нет – все достанется детям ее отчима. В любом случае, Зеймар не собирался использовать накопленное, чтобы вернуть свой прежний облик, по крайней мере пока. У него не было лица, это правда, но впервые за очень долгое время племенных татуировок не было тоже. Увидев его, люди посчитают его чудовищем, но никто из них больше не признает в нем воина Наласкара.

– И мне нужно было посмотреть ближе, чтобы ответить, – продолжал Рэндал. – Меня же не было во время ритуала.

Последнее, что помнил Зеймар после битвы с демоном – это белое пятно, к которому он шагнул в надежде, что боль уйдет и плоть перестанет гореть. Но Рэндал не сделал ничего, это темные эльфы снова обернули в кожу его обожженную плоть. Пожалуй, стоит списать с них пару долгов за это… По крайней мере с тех, кто поклоняется Тиэли.

– Чем ты занимался все это время? – наконец подал голос Зеймар.

Опустив плечи, Рэндал вздохнул и помолчал немного, но потом все же ответил.

– Вымаливал прощение за то, что оставил служение… и вас, – он развернул ладонь, в которой все еще светился солнечный луч, указывающий направление. – Я не должен был.

– А я спала под дверьми храма, – фыркнула Трикси и уселась на землю прямо там, где стояла, – внутрь меня не пускали.

«Только не говори им, – голос Лииры поднялся из темноты, усталый и болезненный, – но весь этот бардак был похож на семью гораздо больше, чем все, что я за свою жизнь повидала».

* * *

Дни слились в бесконечную вереницу боли, страха и тьмы. Фаэрил не понравилось то, что ее пленница попыталась распорядиться своей смертью самостоятельно, и еще больше ей не понравилось, что она способна проникать в чей-то разум почти также, как она сама, и жрица… приняла меры. Плеть была страшным оружием даже для закаленных солдат, Лиире показалось, что она едва не переломила ее пополам. Следующие несколько дней она провела в бреду на дне какой-то повозки, которой эльфам удалось завладеть, перерезав неосторожных торговцев. Она едва могла различать то, что происходит вокруг и, разумеется, не могла больше поглотить ни одного сна, чтобы восстановить силы – Фаэрил приказала своим солдатам быть осторожнее.

Во всем, что делала жрица, угадывалась жестокая практичность. Фаэрил могла бы приказать отрубить пленнице несколько лишних частей тела, чтобы ее стало проще переносить, но в этом случае ей пришлось бы приложить слишком много усилий для того, чтобы она не умерла от ран и не свихнулась от боли, а также приставить к ней кого-то, кто тратил бы свое время и силы на обслуживание этого куска гниющей плоти. Высечь ее до беспамятства, а затем закрывать ей раны каждый раз, когда нужно уточнить направление, оказалось гораздо удобнее.

К тому моменту, как они добрались до окрестностей поместья, Лиира окончательно утратила волю к борьбе. Она отвечала на вопросы, когда ее спрашивали, ела, когда ей приказывали и пребывала в ужасе все остальное время. Но каждый раз, когда Фаэрил касалась ее разума, она пыталась объяснить, что культ нельзя победить, не всемером уж точно…

– Магию переоценивают, – с пренебрежением отвечала Фаэрил. – Забрать ее и что от вас останется?

Гул водопадов Клаудвотера пробивался сквозь тонкие стенки повозки, когда Лиира впервые открыла глаза и не почувствовала боли. В наступающих сумерках ярко сияли кроваво-красные глаза жрицы, она сидела рядом в полном боевом облачении.

– Дальше мы идем пешком, – произнесла она. – Мне нужно предупреждать тебя о последствиях непослушания или ты запомнила достаточно?

– Я запомнила… госпожа.

Влажный воздух тяжело ударил в ноздри, следом пришел запах леса, под ногами расстилалась сочная трава. Полнолюдный Клаудвотер остался позади, эльфы миновали его, пока она барахталась в своих хаотичных видениях. Повернув голову на шум воды, она узнала Нарью, один из водопадов по дороге к поместью. Он был также прекрасен, как тринадцать лет назад, когда она спускалась мимо него к городу и кровь текла по ее ногам.

– Две мили до поместья, – выдавила она.

Гаэрлинд стоял на обрыве над неглубокой, но бурной рекой, несущей свои воды с белоснежных горных вершин. Окна его были темны, но вовсе не потому, что его обитатели спали. В небе сегодня не взошла луна, а значит Нараэ под этой крышей проводит службу Темного Часа, довольно вдохновляющую, насколько Лиира сумела запомнить. Об избавлении от страданий, вечном покое и пустоте, наступление которых они облегчат для миллионов душ, если будут верны своему предназначению…

Поместье охранялось людьми, которые видели во тьме не хуже, чем эльфы, и потому она повела их другим путем, вдоль реки, где их было бы невозможно заметить сверху. В высокой траве, напоенной водой реки, можно было конницу спрятать, не то что небольшой перегороженный решеткой коллектор.

– Ты сказала, здесь есть вход, – жрица нахмурилась, и Лиира инстинктивно вжала голову в плечи.

– Это он, – сглотнув, сказала она и не узнала собственный голос. Когда она сбежала, ей было всего тринадцать лет, и она была настолько худой, что без труда протиснулась сквозь прутья. Теперь же ни она сама, ни жрица, ни ее солдаты сделать этого не смогли бы. – Не предполагается, что кто-то будет ходить здесь. Это дорога мертвых – сюда выливают растворенные тела.

Фаэрил чуть склонила голову набок и приподняла белоснежную бровь.

– Подумай об этом. Я хочу видеть.

Огромный железный чан стоит посреди темницы всегда, его видно из любой камеры, его не передвигают и не чистят – нет необходимости, плоть не задерживается в нем надолго. Когда здоровье пленницы становится слишком слабым для того, чтобы выносить очередного ребенка, один взмах руки Садии оканчивает ее жизнь и другие сиделки кладут тело в чан так, чтобы вода его полностью покрывала. Голос Садии затягивает протяжную молитву, настолько монотонную, что кажется, будто ее низкие звуки забираются под кожу и, должно быть, это действительно так, потому что вода в чане окрашивается кровью, с каждой новой фразой все более темной, и лицо пленницы скрывается под ней, а затем к поверхности поднимаются только бесформенные куски плоти, но вскоре растворяются и они.

Тогда тон молитвы меняется, становясь более пронзительным и чистым, и вода светлеет вместе с ним. Когда же чан переворачивают и вода уходит в коллектор, она так же чиста, как та, что наполняла емкость до того, как в нее положили тело.

– Пустая трата ресурсов, – проговорила Фаэрил и обернулась к своим солдатам. Подняв руки, она коснулась плеч двоих из них. Вздрогнув, мужчины подступили к решеткам коллектора и потянули их в стороны, сгибая с силой, которую невозможно было ожидать от их тел.

Затхлый воздух коллектора пробирался в легкие и, казалось, душил изнутри. Культисты уничтожали трупы, чтобы не создавать вокруг поместья захоронения, которые могли бы вызвать чьи бы то ни было подозрения, но остальных нечистот это не касалось. Стоило поставить подошву на скользкие камни, поросшие мхом и водорослями, как нога тут же подворачивалась, утопая в экскрементах, остатках пищи и одни боги ведают, чего еще.

Дом, милый дом. Прекрасные залы наверху должны быть на чем-то построены, и грязь из них должна куда-то деваться в конце концов. Как жаль что, будучи подростком, никто не задумывается о таких вещах.

Отряд остановился, когда один из мужчин подал знак посмотреть наверх. Тонкие полосы сливного люка не источали света, обитателям темницы он был не нужен. Поморщившись, Фаэрил сделала легкий жест в сторону Нира и, сбросив плащ, он подпрыгнул на месте и прилип руками к сводчатой стене. Добраться до люка в потолке ему не составило труда, и о том, что происходило после того, как он отодвинул его и исчез внутри, оставалось только догадываться по отголоскам предсмертных криков. Когда все стихло, он сбросил вниз лестницу из тонкого шелка.

Добро пожаловать домой, Белигестэль.

В отличие от двух надзирательниц, раскинувших руки на полу и невидящими глазами созерцающих тьму, пленницы были все еще живы. Сестры. Они сидели за решетками в камерах, обнаженные и дрожащие от ужаса. Девочки, едва достигшие зрелости, прячущие обнаженные тела и раздутые животы под рогожами подстилок. Родись у нее дочь, а не сын, она вполне могла бы быть среди них сейчас… Взгляд Лииры метался от одной к другой в поисках знакомых лиц тех, кто находился здесь вместе с ней много лет назад, но это были уже другие девочки… очень похожие, но другие. Ни одна из тех, с кем она разделила самые темные времена, не дожила до ее возвращения.

Они не обращались друг к другу по именам, здесь внизу они были не нужны, но Лиира помнила одну справа, у которой всегда были теплые руки, несмотря на холод в темнице, и одну напротив, которая начинала мычать что-то себе под нос, едва за надзирающей колдуньей закрывалась дверь… Иногда, беря в руки лютню, Лиира слышала ее снова, и только звон струн заставлял ее замолчать.

– Я позволяю тебе убить их, – со смесью гнева и брезгливости проговорила Фаэрил и Лиира не сразу поняла, что она обращается к ней, а когда поняла, не почувствовала даже тени сопротивления.

Сидя в этой камере, вынашивая ребенка, которого она не ждала, она мечтала о смерти. Она перестала есть, и Садия начала запихивать в нее пищу силой. Тратить на это сверхъестественную силу убеждения, что даровала ей Адхар, Садия считала расточительством и святотатством. Впервые увидев, как сестры покидают эту темницу через слив коллектора, Лиира бросилась на прутья решетки, пытаясь размозжить себе голову, и не смогла. Ее приковали к кровати и не освобождали до тех пор, пока не начались схватки, и вот тогда…