Текст книги "Зеркало смерти, или Венецианская мозаика"

Автор книги: Марина Фьорато (Фиорато)

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

ГЛАВА 29
ДО РАССВЕТА

Всю дорогу от Сан-Марко до дома Леонора прошла пешком. В сумке лежала ксерокопия письма, и эта бумага жгла ее через ткань. Ранним вечером улицы были пусты. Она знала почему: канун карнавала. Все жители Венеции готовились к празднику: дошивали костюмы и отправлялись спать, чтобы потом вдоволь веселиться ночами. Завтра нахлынут туристы, и город выйдет из зимней спячки. Холодный город с закрытыми ставнями, такой, каким его знают лишь местные, вновь расцветет. Спящая принцесса через сто лет проснется от поцелуя и поприветствует своих воздыхателей.

Но самый темный час наступает перед рассветом. Леонору снова пугали зловещие тени, и на этот раз – призрак не только Роберто (уехал он из Венеции или все еще здесь?), но и посла, слова которого она только что прочитала. Эти слова – приговор Коррадино. Леонора шла домой, преследуемая двумя тенями. Вода под ногами замерзла, от дыхания поднималось облачко белого пара. Она пыталась идти быстрее, но груз ребенка тяжело давил на бедра, болели кости. Восьмимесячная беременность и скользкая дорога не позволяли прибавить шаг. Леонору пугали темные фасады домов: золотые и янтарные при свете, сейчас все как один казались серо-зелеными. Леонора вспомнила слова Алессандро: луна в Венеции зеленая, потому что свет отражается от канала. Сегодня зеленый свет смотрелся жутким, мертвенным, точно кожа покойника. Сам канал напоминал бутылочное стекло. Город охладел к ней, отвернулся. «Ты больше не наша, – говорили Леоноре дома. – Тебе нет здесь приюта». Даже Даниэль Манин, в сумерках превратившийся в зеленоватого вурдалака, осуждал ее с постамента. Медная статуя служила ему доказательством собственной преданности – и укором Леоноре.

Тут, как маяк, показывающий безопасный путь, появились освещенные окна ее квартиры.

Свет? Там кто-то есть? Алессандро?

Сердце тяжело и болезненно забилось, когда она вставила ключ в замок, но это оказался не он, а его кузина. Марта сидела за столом с разложенной перед ней «Иль гадзетино». Она подняла глаза и улыбнулась. Леонора вошла с раскрасневшимися от холода и надежды щеками.

– Fa freddo, vero?

Леонора кивнула, сняла перчатки и шарф.

– Холодно.

День квартплаты. Я и забыла. Слава богу, еще есть деньги от Аделино. Кто знает, что будет в следующем месяце? Я не могу потерять и этот дом.

В кухне она достала деньги из марокканского горшочка (тайник такой очевидный, что даже вор-любитель тотчас бы его обнаружил). Слышно было, как Марта тактично складывает и убирает зловредную газету. Леонора заплатила Марте за будущий месяц и предложила бокал вина. Хозяйка заколебалась.

– Даже не знаю… Хотя да, пожалуй.

Леонора открыла бутылку вальполичеллы и отвернула водопроводный кран. Ожидая, пока вода станет обжигающе ледяной, Леонора искоса посматривала на подругу, кузину любимого человека. В их лицах не было сходства, ничего, что взволновало бы сердце. И все же сегодня она заметила в Марте что-то от него: знакомую нерешительность, дистанцию, замешательство. Леонора наполнила свой стакан водой и поставила оба на стол.

Что она скрывает?

Леонора села, повисла пауза.

– Алессандро сегодня придет? – наконец спросила Марта.

Леонора подняла от стакана удивленные глаза. За время беременности она видела его не так часто, как хотелось бы, но все же они достаточно времени проводили друг с другом, чтобы считаться парой. Когда они были вместе, он вел себя как образцовый бойфренд и будущий отец. Он говорил о ее растущем животе, воображал ребенка, помогал ей с неизбежными и волнующими приготовлениями в квартире. Но совместное проживание откладывалось. По какой-то причине он уклонялся от этого разговора. Квартира медленно превращалась в жилище для новорожденного, но для Алессандро в ней места не находилось. Праздники они проводили вместе. Он пообещал, что сегодня их ждет карнавал.

– Он придет после работы, – ответила Леонора его кузине.

Марта кивнула. Она еще помолчала, набрала в грудь воздуха и пододвинула к себе газету.

– Я и не знала, что он до сих пор встречается с Витторией. Я видела их в «До мори», когда шла к тебе.

Леонора отметила ее интонацию прежде, чем поняла смысл слов. Однажды она уже слышала такой вот наигранно-беспечный тон. Она поняла, что это значит, и ей вдруг стало холодно, как на улице.

Джейн. В Хэмпстеде. Когда рассказывала мне о Стивене.

В сковавшем ее ужасе она ухватилась за имя, которое произнесла Марта.

– Виттория?

Марта вздохнула.

– Виттория Минотто. Они с Сандро жили вместе, пока ее не повысили и не перевели в другой город. Она уехала из Венеции, но сейчас вернулась. Тебе это, конечно, известно. Ты… с ней встречалась.

Да, она отняла у меня работу. А теперь и Сандро?

– Разве он тебе не говорил? – удивилась Марта.

– Нет. Да. То есть говорил, что встречался с какой-то журналисткой, но я не думала… Не догадалась, что это она.

Глупо, глупо.

– А после статьи? – нахмурилась Марта.

– Его не было тогда, – покачала головой Леонора. – Он учился на курсах повышения квалификации. Я даже не знаю, что ему известно.

У нее кружилась голова. Эта женщина, сексуальная, коварная, была его любовницей? И с ней он согласился жить в то время, как она, мать его ребенка, вынуждена справляться одна? Она невольно положила руку на живот. Этот жест стал ей привычным.

– С тобой все в порядке? – разволновалась Марта.

Леонора изобразила улыбку. Ей вдруг захотелось, чтобы Марта ушла. Ей нужно подумать. Она понимала, чего стоило Марте это предупреждение: венецианцы, как и большинство итальянцев, очень преданы своим семьям. Леонора продолжила беседу с наигранной веселостью. Ей казалось, что прошла вечность, но на самом деле разговор длился несколько минут. Наконец Марта поднялась и надела пальто.

– Это еще ничего не значит, – сказала она неуверенно у самых дверей. – Цивилизованный человек должен поддерживать хорошие отношения с бывшим партнером. Сандро никогда не желал никому ничего плохого. Он любит непринужденность.

Непринужденность.

Теперь она, по крайней мере, поняла, почему они не вместе. Он жил с Витторией, и она его обидела: уехала от него. А теперь вернулась?

А как же я?

Она долго еще сидела за столом со стаканом воды и смотрела на дверь. Скоро в нее должен войти Алессандро. Шок ушел, его сменил гнев, и она обдумывала встречу.

Нет. Не так. Нельзя, чтобы это повторилось.

Стивену она выложила все, что знала, и он ушел. Опыт преподал ей урок. Нужно верить в невиновность Алессандро, поскольку об альтернативе и подумать страшно: что ей делать одной в городе, ставшем для нее чужим, с ребенком на руках и без работы?

Нет, я подожду. Буду надеяться. Пусть он подумает.

Она знала, что это трусость. Когда он пришел с зимней улицы, она обняла его. Они поужинали, поговорили о ребенке и о предстоящем карнавале. Он казался взволнованным. Сердце ее сжалось, когда она подумала, что причиной тому Виттория. Тем не менее она приняла его в постели и доставила ему удовольствие, насколько могла. Только потом, ненавидя себя за слабость, она задала единственный вопрос.

– Сегодня у меня была Марта. Ты разминулся с ней на несколько минут. Я думала, ты придешь в семь. Что-нибудь случилось?

Голос его звучал сонно.

– Задержался на работе. Кража антиквариата в Ка д'Оро. [85]85
  Ка д'Оро – палаццо «Золотой дом», построенный в XV в. на Большом канале.


[Закрыть]Это дело все никак не закончится.

Я поймала тебя на лжи. Вот и доказательство.

Она с трудом повернулась – мешал живот – и уткнулась в подушку. Она не хотела, чтобы он видел слезы. Ребенок толкнул ее, отреагировав на движение. Леонора обняла живот и заплакала: о себе и о нем. Она почувствовала прикосновение к спине.

– Я люблю тебя, – пробормотал Алессандро.

Он впервые это сказал. Слишком поздно.

ГЛАВА 30
КАРНАВАЛ

Карнавал. В пышном, как торт, Дворце дожей праздник. За изящным белым фасадом – таинственные темные залы. Кажется, само здание надело маску. Ярко разодетые гости вьются между белых колонн галереи исполинской цветастой лентой. Над их головами, как потемневшие зубы в безупречной улыбке, – две выцветшие колонны, стоящие отдельно от своих собратьев. Согласно легенде, эти колонны навеки запачканы кровью преступников, которых вешали и четвертовали здесь. Но веселящейся толпе сегодня не до того. Люди смеются и тараторят, словно попугаи. Серениссима бурлит: месяц пляшет с принцессой, Пьеро беседует со слоном, а коту позволительно смотреть на короля.

У моста Рива-дельи-Скьявони мужчина и женщина наняли гондолу. Мужчина одет как Сандро Боттичелли: костюм эпохи Возрождения и плотная шапочка на кудрявых волосах. Женщина словно сошла с его полотна – она очень похожа на Примаверу. Золотые волосы обрамляют нежное лицо и ярко блестят на солнце. Зеленые глаза цвета бутылочного стекла полны обещания. Ветер треплет ее белое платье. Спутник бережно помогает ей ступить на качающуюся лодку, потому что женщина на позднем сроке беременности.

Леонора устроилась на подушках. Она решила, что Примавера – очевидный выбор для карнавального костюма, ведь и Весна на знаменитом полотне была беременна наступающим летом. Леонора удобно чувствовала себя в просторном платье, а подушки поддерживали ей спину. Стеклянное сердечко висело на шее, его прохладная круглая тяжесть постоянно напоминала, что нужно выяснить больше, чем она уже знает. Ребенок ворочался у нее под платьем, а будущий отец держал ее за руку. Леонора выглядела исполненной жизни; избитый эпитет «цветущая», казалось, придуман специально для нее. Внешне она казалась спокойной, словно гладкая поверхность лагуны под зимним солнцем. Но под поверхностью, в глубине, скрывались водовороты. Два течения, два зла из прошлого и настоящего сталкивались друг с другом. Она сомневалась в верности человека, державшего ее за руку. Между ее располневшими грудями лежало письмо посла. Она вспомнила свой сон – залитый солнцем день, они втроем плывут в гондоле. Сон, казалось, сбылся – только ребенок еще не появился на свет, он у нее в животе. Ответ ей требовался ради ребенка – она хотела узнать правду. Сначала нужно разобраться с прошлым. Она заговорила и рассказала Алессандро все: о Коррадино, о Роберто, о статье в «Иль гадзетино». Она осторожно взглянула на него, когда упомянула Витторию, но он не удивился, не отвел глаза, не покраснел. Просто нахмурился.

Виттория может подождать. Сейчас мне нужно его мнение как профессионала.

Она продолжила рассказ – упомянула Падовани, свою работу в Сансовиниане. Леонора вынула из-за пазухи уже не раз перечитанное письмо и подала Алессандро. Из темноты возникла тень моста Вздохов. Алессандро вскинул бровь и, когда гондола вышла из-под моста, принялся читать.

ГЛАВА 31
ПЬОМБИ

Джакомо перешел мост Вздохов шаркающей походкой умирающего от ужаса. Сквозь тонкую оконную решетку он, возможно, в последний раз посмотрел на Рива-дельи-Скьявони. Карнавал был в разгаре. Коридор показался ему узким и душным, особенно после огромного раззолоченного зала с фресками, где его допрашивали. Он знал, что это не случайно, так и задумано. Осужденный покидал свет и тепло и входил в темноту и сырость самого страшного места – тюрьмы Пьомби, названной так в честь свинца, покрывавшего ее крышу. Как и все в Венеции, Джакомо знал, что из этой тюрьмы живыми не выходят.

Между лопаток стекал пот. Ужас, охвативший старика накануне, после ареста, волнами накатывал весь день, пока его допрашивал человек в темной маске. Джакомо посмотрел в последнее окно, прощаясь с городом. По ноге на каменный пол потекла тонкая струйка мочи. Охранник позади него выругался, бросил тряпку и сапогом повозил ею по полу, вытирая лужу. На этом месте старики всегда теряли самообладание: они знали, что их дни сочтены. Даже молодой человек мог быстро схватить воспаление легких (в Пьомби очень сыро) либо сойти с ума от темноты. Старики быстро умирали. Охранник грубо втолкнул Джакомо в открытую дверь тюрьмы. Джакомо вошел и слово в слово вспомнил письмо, которое ему прочли, письмо, из-за которого его привели сюда.

Достопочтенный, великолепный дож, герцог Венецианской республики, сенешаль трех островов и император Константинополя!

Пребывая по распоряжению Вашего Сиятельства при дворе Его Величества короля Франции Людовика XIV, я сделал сегодня неприятное открытие, которое может угрожать одной из наших торговых монополий. Это касается производства зеркал, которые Его Величество поручил изготовить для нового дворца в Версале.

Я не стану злоупотреблять терпением Вашего Сиятельства, скажу кратко. Я уверен: французам помог гражданин нашей прекрасной Республики. Считаю необходимым немедленно довести это до Вашего сведения. Полагаю, что предатель – один из стеклодувов Myрано (слишком уж хороши зеркала) и он продолжает открывать наши секреты иностранным мастерам.

Я видел человека, судя по всему венецианца. Он средних лет, темноволосый, привлекательный, моложавый. Постараюсь узнать его имя. Полагаю, он находится под защитой короля, как и подобает мастеру такого уровня.

Ваше Сиятельство, простите смиренному слуге такое нахальство, но я умоляю вас навести необходимые справки на Мурано и выяснить, кто из стеклодувов в последнее время исчез или даже умер.

Я же, в свою очередь, попробую выяснить личность того венецианца.

Поторопитесь, Ваше Сиятельство, очень Вас прошу, иначе нашей монополии придет конец.

Ваш слуга,

Балдасар Джулини, посол Венеции при французском дворе.

ГЛАВА 32
УТРАЧЕННОЕ СЕРДЦЕ

Письмо дрожало в руках Алессандро. Ветер взметнул их одежды, когда они остановились на мосту Рива, напротив моста Вздохов. Спинам стало горячо под лучами солнца, и Леонора повернулась к нему животом, чтобы согреть ребенка. Она молчала: боялась произнести это слово. За нее сказал Алессандро:

– Это он.

Она не могла оправиться от шока.

– Это наверняка он – возраст, описание, все. И дата – письмо написано через несколько месяцев после «смерти» Коррадино.

– Знаю, – кивнула Леонора.

Она повернулась и оперлась на перила.

– Мне нужно во Францию.

– Да.

– Я должна знать наверняка. У профессора Падовани есть знакомые в Сорбонне. Там найдутся и другие документы.

Алессандро кивнул.

– На будущий год, когда ребенок подрастет, поедем все вместе. Я возьму отпуск и…

– Я должна ехать сейчас.

Алессандро закрыл глаза. Когда он снова открыл их, голос его звучал ровно.

– Леонора, ты на девятом месяце. Ты не можешь ехать сейчас. Тебе нельзя лететь.

– Поеду на поезде или на корабле, как Коррадино.

– К черту Коррадино!

Его реакция потрясла их обоих. Последовавшее молчание охладило спорщиков. Алессандро справился с голосом.

– Любое путешествие на таком сроке чревато огромным стрессом. А что, если у тебя начнутся роды в поезде? Или во Франции? Наш ребенок должен родиться здесь, в Венеции, как мы с тобой. Не в парижской больнице. Я не позволю.

– Не позволишь?

Леонора была уязвлена. Она знала, что он прав, но ее возмутил собственнический тон Алессандро.

– Ты носишь моего ребенка.

– Тогда и веди себя как его отец!

Леонора потеряла самообладание и схватилась за стеклянное сердечко. Намерение держать себя в руках улетучилось, ее захлестнула волна гнева.

– Почему у тебя нет передо мной никаких обязательств? Почему я не вижу тебя рядом? Ты приходишь и уходишь, когда тебе вздумается. Это из-за Виттории?

– Что?

– Думаешь, я не знаю? Твоя кузина мне все рассказала. Ты по-прежнему с ней видишься, разве не так? Вчера, например, когда ты якобы работал допоздна?

Она перешла на крик, и прохожие с любопытством оглядывались на уличную сцену. Алессандро завел ее в крытую галерею и заставил сесть на холодную мраморную скамью.

– Сядь. В твоем положении вредно волноваться.

– Мне нравится твоя неожиданная забота.

– Леонора. – Он старался говорить спокойно. – Знаешь ты или нет, но ты и наш ребенок – самые важные люди в моей жизни.

– А Виттория? – спросила она. – Эта женщина размазала меня по стенке, публично оскорбила. Почему ты до сих пор видишься с ней, если говоришь, что любишь меня?

– Послушай! – вздохнул он. – Это правда, я просил ее о встрече. Подожди, – взмолился он, когда Леонора снова начала возмущаться. – Я знал все о Коррадино и о статье. Ты не стала мне говорить, не захотела делиться переживаниями. Сказала, что ищешь отца, но я знал о настоящей цели твоих поисков. После статьи Виттории я поехал к Роберто. Хотел узнать, смогу ли использовать свой «официальный» статус, – тут он нарисовал в воздухе кавычки, – чтобы добиться правды. Но похоже, он эмигрировал во Францию вместе со всеми профессиональными секретами. Так что осталась только Виттория. – Он посмотрел Леоноре в глаза. – Вчера был последний и единственный раз, когда я встретился с ней. Я попросил ее показать мне «источник», на который ссылался Роберто, доказательство того, что Коррадино – предатель. Ради нашего прошлого она согласилась.

У Леоноры пересохло во рту.

– Что это было?

– Письмо. Последнее, написанное его предком Джакомо дель Пьеро, умершим в Пьомби.

Оба повернулись и посмотрели в просвет между колоннами на темные зарешеченные окна тюрьмы.

– Я не говорил тебе, потому что письмо очень убедительно, – продолжил Алессандро. – Дель Пьеро заявляет, что Коррадино – предатель.

Леонора постаралась привести мысли в порядок.

– Тогда почему Роберто не попросил, чтобы письмо опубликовали?

– Потому что оно и Джакомо показывает не слишком в хорошем свете. Он пишет о существовании дочери Коррадино и о ее местопребывании.

– В приюте Пьета.

– Да. Думаю, Роберто дорожит репутацией своего предка не меньше тебя. Одно дело – донести на предателя-подмастерье, другое – осудить на смерть невинную сиротку.

– Но она не умерла. Она выжила, вышла замуж и была счастлива.

– Роберто, похоже, не знает этого. Во всяком случае, сам донос плохо говорит о Джакомо.

Леонора кивнула.

– Почему ты не сказал мне, что занимаешься этим? Почему скрытничал?

– Как я мог быть откровенным, если и ты не была честна со мной? Ты помалкивала о Коррадино, даже когда рекламная кампания и статья выставили его на всеобщее обозрение. Ты думала, если меня нет в Венеции, я ничего не знаю? Ты думала, я меньше буду любить тебя, если ты окажешься потомком предателя, а не мастера, которым хвасталась? Ты думала, что человек, который так много для тебя значит, мне безразличен? Я ведь люблю тебя, и ты должна разобраться с собой, прежде чем я достучусь до тебя. – Он снова повернулся к каналу. – А сейчас дальнего предка ты ставишь выше собственного ребенка. Ты сумасшедшая. Тебе нужно думать о нем.

– Я и стараюсь ради него! Я должна все узнать, прежде чем он родится! Поэтому мне нужно во Францию. Ну как ты не понимаешь? Если Джакомо сообщил Десятке о Леоноре, а она осталась жива, выходит, Коррадино спас ее. Я должна знать.

Леонора сжала в руке стеклянное сердечко.

Алессандро заметил этот жест и набросился на нее.

– Зачем? Чтобы хвастаться им на званых обедах? Разве собственной жизни тебе недостаточно? Ты нуждаешься в Коррадино, чтобы подчеркнуть свою значимость? Почему бы тебе просто не сказать: «Я Леонора, стеклодув»?

– Но я не стеклодув! Уже не стеклодув! Вот почему я должна обелить его имя. Моя работа зависит от его репутации. Если у меня получится, продукция «Манин» снова будет хорошо продаваться и я продолжу семейное дело.

– Зачем тебе полагаться на Коррадино и этот дурацкий талисман, который ты таскаешь? Почему не положиться на меня?

Прежде чем Леонора успела остановить его, он сдернул с ее шеи сердечко и швырнул в канал. Оно долетело до моста Вздохов, сверкнуло и исчезло. Они услышали всплеск, но не видели, как оно вошло в воду.

Оба замерли в шоке от случившегося. От того, как ранили друг друга. Кончина стеклянного сердечка означала, что они дошли до точки, откуда нет возврата. Сумасшедшая вселенная сжала несколько столетий так, что они показались несколькими годами. Алессандро увидел правду.

Коррадино сделался его соперником.

На глаза Алессандро навернулись слезы. Он пошел прочь, протискиваясь сквозь толпу к Арсеналу.

Леонора хотела окликнуть его, сказать, что он прав. Она знала, что он и в самом деле прав. Она не поедет во Францию. Однако Леонора не могла издать ни звука. Решила пойти за ним, но ноги налились свинцом. Только когда его черные кудри исчезли из вида, она поняла, что происходит: волна боли прокатилась по животу. Боль была такой сильной, что она задохнулась и схватилась за балюстраду. Встревоженные люди стали останавливаться, спрашивать, все ли с ней в порядке. Но с ней было не все в порядке.

Я рожаю.