Текст книги "Этика. Учебно-методическое пособие"

Автор книги: Марина Дедюлина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 9 страниц)

выступления). С одной стороны, данные чувства в какой-то степени имеются

почти у каждого человека, составляя некоторый эмоциональный фон социума; с

другой стороны при достижении определенной интенсивности, могут перерасти

в тяжелые клинические формы – фобии.

В настоящее время психиатры придают социальным фобиям большое

значение. Особая роль среди социальных страхов отводится двум достаточно

близким формам – страху ответственности и страху экзаменов. Из-за боязни

ответственности многие бросали карьеру, не достигнув своего «потенциального

потолка». Страх ответственности влияет на развитие сердечно-сосудистых

заболеваний. Этот страх обусловлен социальными механизмами. Принимая

какое-то важное решение, человек берет на себя ответственность за его

последствия. Это приводит к возникновению тревожных мыслей, а также

отражается на обмене веществ и физиологических функциях человека.

Телесные изменения могут проявляться как в виде увеличения активности, так

и в ее уменьшении. Когда человек активен, он становится беспокойным и

суетливым. Второй широко распространенный страх – страх экзаменов –

присущ в основном молодым людям, организм которых обладает значительным

запасом прочности и менее подвержен психосоматическим болезням. Но при

частом возникновении это чувство может приводить к серьезным нарушениям

со стороны нервной и сердечно-сосудистой систем.

В соответствии с вышеизложенным материалом следует отметить, что

социальный страх возникает в процессе социализации индивида. Социальные

страхи при достижении определенной интенсивности неблагоприятно

отражаются на психофизиологических функциях человека, что ведет к

серьезным нарушениям нервной и сердечно-сосудистой систем.

Современная цивилизация, избавляя человека от многих биологических

страхов, привносит в его жизнь множество других, таких как страх СПИДа,

ядерной войны, страх диктатуры, многообразие и специфика которого

обусловлены особенностями самой диктатуры, как концентрированного

выражения насилия и власти. Некоторые психиатры называют наше время

«эпохой тревоги», считая, что это чувство, вызванное осознанием сегодняшних

проблем, отказом от базисных духовных ценностей и быстротой социальных

изменений, пронизывает практически все стороны жизни. Иногда страх

достигает критической точки, проявляясь на клиническом уровне. Изучение

физиологии и биологии страха позволило лучше понять биологические

механизмы поведения человека. Но на его жизнедеятельность накладывается

множество культурных установок, влияющих на отношение человека к

окружающему миру и к самому себе.

Экзистенция – есть промежуточное звено, соединяющее потустороннее

бытие с «миром», как ареной повседневного обезличенного существования.

Направленность человеческой реальности на мир означает не подлинное

44

существование, «заброшенность», а стремление к потустороннему, «окликами

бытия» – подлинному существованию, содержится в таких феноменах, как

«страх» (М. Хайдеггер43), «экзистенциальная тревога» (Ж.-П. Сартр44), «скука»

(А. Камю45), «страх» в экзистенциальном смысле – это не физический страх, а

метафизический ужас – потрясающее человека прозрение. Здесь важно не

психологическое содержание феномена страха, а его онтологический смысл,

который заключается в том, что человеку вдруг открылась зияющая бездна

бытия, которой он раньше не ведал, спокойно прозябая в сутолоке

повседневных дел. Теперь покоя нет, остался риск решения, которое не

гарантирует успеха. «Экзистенциальный страх нельзя ни вылечить, ни изжить

… он порожден не физической опасностью, в нем обнаруживается не

малодушие человека, не его готовность укрыться от беды. Это метафизический

ужас, в основе которого неустрашимо горькое откровение, своего рода

прозрение»46.

Понятие страха в экзистенциальную философию вводится Кьеркегором,

который различал «эмпирический» страх-боязнь перед конкретными

предметами и обстоятельствами и страх-тоску – неопределенный страх перед

ничто, «ничто, с которым у индивида нет ничего общего»47. Страх, который

нельзя ни понять, ни локализовать, становится еще страшнее; такому страху

нельзя противостоять. Метафизический страх свойственен только человеку,

потому что он знает, что конечен и осознает свою смерть. Кьеркегор в своей

работе «О понятии страха» описывает состояние неопределенного,

расплывчатого беспокойства, которое отличается от понятия обычного страха

тем, что хотя никакой очевидной опасности и не существует, тем не менее она

распространена повсюду, и спастись от нее невозможно48. Смерть в

представлении С. Кьеркегора тесно связана с духовным миром человека.

Предметом философии смерти является не сам факт, а осмысление «конца

всего». Осознание смертности, по мнению Кьеркегора, порождает отчаяние

(«болезнь к смерти»).

Отчаяние – та болезнь, большее внимание к которой и большее

понимание механизмов которой только обостряет страдание индивида. Самое

подлинное отчаяние настигает индивида, который прекрасно осознает свое «я»

и природу своего недуга. Отчаяние является важнейшей характеристикой

человеческого существования.

М. Хайдеггер49 различает страх и боязнь. Боязнь, по его мнению, это

испуг, растерянность, которая рождается чем-то конкретным. Боязнь – это

боязнь чего-то предметно определенного. Страх никогда не выдвигается

реально. Страх приходит из «ниоткуда». Хайдеггер, по словам Камю,

43 Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997. – С.252-255.

44 Сартр Ж.П. Тошнота. – М., 2001.

45 Камю А. Человек бунтующий. – Минск, 1998. – С.19.

46 Гуревич П.С. Философская антропология. – М., 1997. – С.352.

47 Кьеркегор С. Болезнь к смерти. – М., 1993. – С.25.

48 Кьеркегор С. О понятии страха. – М., 1993. – С.12.

49 Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997. – С.254.

45

«хладнокровно рассматривает удел человеческий и объявляет, что

существование ничтожно. Единственной реальностью на всех ступенях нашего

сущего становится «забота». Для потерявшегося в мире человека забота

выступает как краткий миг страха. Но стоит этому страху дойти до

самосознания как он становится тревогой»50. Феномен «смерти» тесно связан с

феноменом «страха». По сути дела «страх» впервые ставит перед Dasein

(реально существующим бытием) вопрос о целостности его бытия потому, что

он ставит Dasein перед лицом смерти, раскрывая ему «смерть» как его

собственную чистую возможность. В онтологическом смысле «бытие к смерти

есть сущностно ужас»51: Хайдеггер, как и Кьеркегор в метафизике смерти

рассматривает некое предстояние перед концом. Хайдеггер говорит о

разомкнутости «того, что присутствие как брошенное бытие экзестирует к

своему концу» – разомкнутость есть страх. Хайдеггер предлагает такой путь

преодоления ужаса как решимость – «заступание в возможность», принятие

своей смертности в своем одиночестве. Позитивное в этом – размыкание себя

себе самому. «...Всякое бытие при озаботившем, и всякое событие с другими

отказывает, когда речь идет о самой своей способности быть. Приняв смерть,

человек уже никуда не бежит и ни в ком не растворяется. Собственно через

решимость вернуться к себе возможность преодоления ужаса»52. Человечество

со всей страстью предается страху. Сартр пытался понять, что такое

человеческая реальность. Таким образом, экзистенциальный страх свойственен

только человеку, так как именно человек осознает свою конечность – смерть,

что является предметом изучения экзистенциальной философии. Страх в

экзистенциализме рассматривается как нечто, постоянно сопутствующее

человеческой жизни. Страх неотделим от человека, так как без этого глубинного

переживания немыслимо подлинное существование. Иначе можно говорить

лишь о растительном, бездумном пребывании в реальности. Метафизический

страх погружает человека в самые немыслимые состояния, он порождает образы

ужаса. Страх, как отмечает Ю.М. Лотман53, присущ не только человеку любой

культуры, но и животным, но кроме страха существуют и специфически

человеческие, сформированные культурой механизмы, гарантирующие

соблюдение нравственных норм. Страх возникает вместе с человеком. Это

удостоверяет наше сознание. Истоком человеческого страха, по мнению

Р. Декарта54,

является

свобода.

Люди

не

имеют

инстинктивной

предопределенности действий. Поэтому человек подвержен всем опасностям и

страхам. Человек отдает себе отчет в том, что он смертен, хотя и пытается это

отрицать. Феномен страха имеет место в мифе о сотворении Богом человека, о

50 Гуревич П.С. Философская антропология. – М., 1997. – С.372.

51 Хайдеггер М. Бытие и время. – М., 1997. – С.252-260.

52 Там же.

53 Лотман Ю.М. О семиотике понятий «стыд» и «страх» в механизме культуры // Тезисы

докладов IV Летней школы по вторичным моделирующим системам, 17-24 авг. 1970 г. –

Тарту, 1970. – С.98-101.

54 Декарт Р. Сочинения. В 2-х томах. – М., 1989.

46

происхождении человеческого рода от одной пары, об ангеле-искусителе и

грехопадении.

По мнению Э. Фромма55, в библейском мифе об изгнании из рая

отображена фундаментальная связь между человеком и свободой. Этот миф

отождествляет начало человеческой истории с актом выбора. Мужчина и

женщина живут в садах Эдема в полной гармонии друг с другом и с природой,

где не существует выбора, свободы, даже размышления ни к чему. Человеку

запрещено вкушать от древа познания добра и зла. Он нарушает этот запрет,

тем самым лишая себя гармонии с природой, частью которой он является.

Нарушив установленный Богом запрет, он освободился от принуждения,

возвысился от бессознательного предчеловеческого существования до

человеческого. Нарушение запрета является актом свободы. Таким образом, акт

неподчинения прямо связывается с началом мышления. Став индивидом,

человек превращается в разумное существо. Обособившись от природы,

отделившись от другого человеческого существования, человек видит себя

нагим, и испытывает стыд. Он одинок и свободен, но беспомощен и подвержен

страху.

В разных культурах чувство страха обретает различные формы.

О. Шпенглер писал: «Из души всего первобытного человечества, а,

следовательно, и раннего детства, возникает побуждение заклинать, понуждать,

смирять – «познавать» – элемент чуждых сил, которые неумолимо

присутствуют во всем протяженном, в пространстве и через пространство. В

конечном счете, это одно и то же. Познать Бога в мистике ранних эпох –

значит, его заклинать, расположить в себе, внутренне себе приобщить»56. По

мнению О. Шпенглера, начинает действовать чувство себя и чувство мира.

Всякая культура, внутренняя и внешняя – есть только усиление такого

человеческого бытия. Смысл всякой настоящей – и внутренне необходимой

символики коренится в феномене смерти. Всякая символика проистекает из

страха. Она выражает защиту и является выражением страха в двойном

значении слова: ее язык форм говорит одновременно о враждебности и

благоговении.

Ф. Ницше заметил, что во всех человеческих культурах обнаруживается

метафизика страха: «В конце концов, любовь к ближнему является всегда чем-

то второстепенным, отчасти условным, произвольно-фантастическим по

сравнению со страхом перед ближним. Когда форма общины твердо

установлена и ограждена от внешних опасностей, появляются новые моральные

перспективы, созданные уже страхом перед ближним. Вся современная

моральная перспектива сводится к той оценке опасности как целого, которую

представляет собою какое-либо мнение, состояние аффектов, желание,

дарование: страх является и здесь родоначальником морали. Самосознание

общин, остов ее разбивается о те высшие и сильные склонности, которые,

прорываясь внезапно, выносят индивида далеко за пределы золотой середины и

55 Фромм Э. Бегство от свободы. – М., 1990.

56 Шпенглер О. Закат Европы. – М., 1993. – С.105.

47

возносят его высоко над уровнем стадного сознания. Поэтому именно эти

склонности община клеймит и порочит особенно охотно. Высокая, независимая

интеллектуальность, жажда одиночества, кружит ум, внушает ей страх. Все, что

поднимает индивида над уровнем стада и внушает ближнему страх, называется

теперь злом, скромный, уживчивый, приспособляющийся нрав, средняя

интенсивность страстей находится в моральном почете. Существуют такие

моменты дряблости и изнеженности в истории общества, когда оно берет под

свою защиту даже вредящего ему преступника, и делает это совершенно

серьезно и искренно. Наказание кажется ему в чем-нибудь да несправедливым,

само представление о «наказании» и «необходимость наказывать» причиняет

ему боль и страх»57. Уже в патриархальных, языческих культурах

обнаруживаются культы страха. Древние мистерии предлагают людям изведать

ужас символических событий прошлого. Тяга к страху обнаруживается и в

христианстве. Понятие грехопадения вызвало к жизни многочисленные

варианты исторических описаний и всемирных перспектив от «Града Божия»

Августина Блаженного58 через Отто Фрейзинга до современных теологов.

Христианство стремилось разбудить в человеке страх перед собственными

прегрешениями, оно создало особую культуру покаяния. Христианин пытается

впустить в собственное сознание эсхатологические образы, так как рай

обретает смысл только на фоне ада. В эпоху романтизма также было приковано

внимание к «темной» стороне души. Целая эпоха тяготела к мучительным,

сатанинским образам, которые открывали человеку запретные зоны страха.

Романтизация страха пыталась уловить тончайшие оттенки данного

переживания, которое обретало самые различные формы. Борясь с чувством

страха, человек создает такие фантазии, которые помогают ему справиться с

тягостным переживанием. Страх – это мир бесчисленных, неисчерпаемых

допущений, предвкушений, которые помогают человеку пережить горести

бытия. К. Юнг59, считает, что образы зарождаются в глубинах человеческого

подсознания под влиянием чувства страха – телесного и иррационального. Сам

страх может выступить в роли первопричины видений, похожих на некую

реальность. Глубинный, возникающий в подсознании он может приобретать

вполне зримые очертания и преобразовываться в действительно существующие

материальные

объекты.

Подсознательные

страхи

человека

могут

восприниматься на уровне сознания и ассимилироваться им. Происходит

разрыв между сознательными установками и противостоящими им

бессознательными стремлениями. В прошлом для сохранения равновесия

между сознанием и глубинами подсознания люди имели возможность

религиозно-магических действий, обрядов и ритуалов, которые помогали им

избежать острых коллизий между сознанием и иррациональным. Нынешняя

цивилизация освободилась от подобных «предрассудков». Современный

человек держится за все обыденное, коллективно одобренное и потому

57 Ницше Ф. По ту сторону добра и зла. – М., 1990. Т.2. – С. 230-232.

58 Августин Блаженный. Град Божий. – М., 2000.

59 Юнг К. Психология бессознательного. – М., 1994. – С.144-147.

48

наиболее достоверное. Душа для него является не более чем «неуловимый

туман». Бессознательное представляет собой совершенно самостоятельную

сферу человеческой психики, хотя и непрерывно взаимодействует с сознанием.

Индивидуальное сознание не имеет в своем распоряжении никаких средств, с

помощью которых оно могло бы постигнуть сущность бессознательного.

Бессознательное способно ассимилироваться сознанием лишь в символических

формах. Следовательно, мифы, созданные когда-то нашими предками находят

свое отображение в глазах современного человека.

У древних индийцев представление о жизни было как о бесконечной

череде событий, явлений и связей, постоянно повторяющих друг друга, то есть

движущихся по кругу. Круг мандалы символизирует бесконечный поток жизни,

взаимозависимость всех элементов человеческого существования. Страху,

заключенному в нашем подсознании, сопротивляется та материалистическая

реальность, в которой существуют современные люди. Необходимо какое-то

особое состояние бессознательной тревоги, при которой человек не

прислушивается к собственному разуму, а отдается во власть фантазий. Наши

чувства по отношению к непознаваемому, изначально были заключены и

оформлены в общепринятые религиозные обряды.

О. Шпенглер отмечал: «Мировой страх есть, несомненно, наиболее

творческое из всех прачувствований. Ему обязан человек самыми зрелыми и

глубокими формами и ликами не только своей сознательной внутренней жизни,

но и ее отражения в бесчисленных образованиях внешней культуры. Словно

некая таинственная мелодия, доступная не всякому слуху, проходит этот страх

сквозь язык форм каждого подлинного творения искусства, каждой

прочувственной философии, каждого значительного деяния…».

В

литературе

первым

в

создании

классической

атмосферы

иррационального зла считается Данте60. В драме «Доктор Фаустус»61, в

«Макбете»62, в «Гамлете»63 хорошо заметна подвластность сознания человека

той

эпохи

метафизическому

демоническому

началу,

подвластность,

многократно усиливаемая вполне реальными страхами перед казнями ведьм и

колдунов.

В религиозном сознании практикуется не столько освобождение от страха,

сколько его усиление. Русские религиозные философы считали, что новое

христианское сознание должно освободить человека от этих страхов. При всей

актуальности попыток русских философов освободить сознание от страхов,

важно отметить, что никаких реальных критериев для такого «исправления» в

религии нет. Именно в страхе человек постигает себя, реальный мир,

божественный смысл окружающего. Человечество всегда отдавало себе отчет в

факте своей конечности в форме мифа, религии или философии, отводя ему

значительное место в культуре.

60 Данте. Божественная комедия. – М., 1978.

61 Манн Т. Доктор Фаустус. – М., 1998.

62 Шекспир. Макбет / Избранные произведения. – М., 1989.

63 Шекспир. Гамлет / Избранные произведения. – М., 1989.

49

СТРАДАНИЕ

Во всех религиозных и философских учениях понятия «страдание» и

«сострадание» определяются более или менее одинаково. Под страданием

понимается физическая или нравственная мука, боль. Сострадание

определяется как жалость, сочувствие, вызываемое несчастьем, муками другого

человека. Однако вопрос о причинах и жизненном смысле этих состояний

всегда был проблемным полем горячих споров и дискуссий.

Сложности и парадоксы страдания

1. Страдание – это чувство болезненного неудовольствия, которое мы

испытываем, когда действительность не отвечает нашим желаниям. Исходя из

этого, можно вывести, что источник страданий заключается или в наших

желаниях, или в действительности: или наши желания дурны, злы и

противоречат природе вещей; или, наоборот, действительность настолько дурна

и извращена, что это противоречит нашим добрым желаниям; или, наконец,

наша

собственная

нравственная

деятельность

противоречит

нашим

возвышенным желаниям. Таким образом, вопрос о причине страданий связан,

прежде всего, с проблемой добра и зла.

2. Вопрос о смысле страданий, скорее всего, связан с вопросом о смысле

жизни, о том основном предназначении, ради которого живет человек:

насколько он следует смыслу своего жизненного пути или уклоняется от него.

И если человек верит в ценность, цель, смысл своей жертвы и страдания, он

способен на героические усилия. Но если он не видит смысла своих страданий,

у него опускаются руки, ибо самое тяжелое в страданиях – его безцельность,

бессмысленность. Таким образом, смысл страдания в том, служит ли оно

смыслу бытия человека, самовыражению и самоутверждению личности.

3. Важнейший вопрос – вопрос о результате страдания: к чему оно

приводит, не может ли оно давать результатов, которые оправдывали бы его. С

этой точки зрения, положительно в страдании то, что оно может

рассматриваться как школа жизни:

• страдание, испытанное нами вслед за каким-либо нашим дурным

поступком, учит нас правде и справедливости, подтверждая наличие

нравственного закона в жизни;

• страдание очищает душу: иногда человек сам ищет наказания, страдания,

лишь бы успокоить свою совесть;

• страдание облагораживает человека, являясь источником нравственных

ценностей: оно приводит нас к вере, любви, духовной силе,

• делает нас снисходительными к другому, воспитывает чуткость к чужому

горю, понимание человеческой души;

• из страдания человек, как правило, выходит крепче, так как оно закаляет

волю, развивает выдержку, настойчивость;

• страдание не только делает лучше нас самих, но вырабатывает в нас

способность делать лучше других, воздействовать на них.

50

4. Умение побеждать страдание, овладевать им – одна из основных задач

жизни. В этом заключается истинная «мудрость о страдании». Принять жизнь –

значит, принять страдание, а уметь жить – значит уметь страдать. Реакция

человека на страдание, модель его поведения зависят от понимания страдания и

отношения к нему. В результате мы или бежим от него, или принимаем его.

Варианты отношения к страданию могут быть разными:

• страдание воспринимается как несправедливое, незаслуженное, не

имеющее смысла, а состояние – как безысходное. В этом случае

естественное стремление человека – бегство от страдания (формы этого

бегства могут быть самые разные);

• человек относится к страданию как заслуженному, более того, имеющему

смысл: его отношением к страданию становится его принятие, которое

тоже может быть разным;

• одна из форм добровольного принятия страдания и в то же время

противостояния ему – мученичество, ибо страдать во имя, ради кого-то

или чего-то – значит победить страдание;

• повинный способ преодоления страдания – это любовь и творчество, ибо

они не только приносят забвение от мук страдания, но и помогают

находить в нем источник радости.

В конце ХХ века американский исследователь Р.Дж. Сью указывает даже

на необходимость создания новой академической дисциплины панэтики,

предметом которой будет проблема причинения страдания (его природа, сфера,

содержание и социальная оценка). С одной стороны, причинение страданий

(либо угроза такового) открыто осуждалась на протяжении всей человеческой

истории. Но, с другой стороны, причинение страдания игнорировалось, не

замечалось, камуфлировалось, чаще всего произносилось. Никогда причинение

страдания не исчезало из жизни сколько-нибудь значительной массы людей

хотя бы на короткий период времени причинение страдания является одним из

наиболее распространенных (а часто решающих) средств для достижения

личных и общественных целей и благ, оно приносило, и все еще приносит

людям власть, славу, удачу и даже почет. Многие индивиды намеренно

придумывают способы вызывания у других страха, беспокойства, боли с целью

осуществления своих замыслов. Человеческая способность причинять

страдания «совершенствуется» с огромной скоростью благодаря работе

блестящих умов. Сью полагает, что создается впечатление, будто само

существование социального устройства нашего общества зависит от его

способности активно мучить своих членов. Страдание представляется

неотъемлемой частью человеческой деятельности или непредвиденным

результатом невежества и небрежности. В итоге мы имеем модель

социентальной жизни, которая неизбежно включает причинение страданий

почти всем людям со стороны почти всех людей. Иногда это хроническое

раздражение, иногда это тяжелые трагедии. Но причинение страдания никогда

не прекращалось. Сью считает, что новая дисциплина – панэтика будет

целиком посвящена изучению феномена и процесса причинения страдания во

всех его видах и формах.

51

Проблемы сострадания и милосердия

Сострадание – это всегда сочувствие чужому горю и страданию,

соединенное с желанием помочь. Моральная ценность сострадания проявляется

в ряде аспектов:

1. Внутреннее сопереживание чужого несчастья. Проявление сострадания

со стороны других людей помогает страдающему легче переносить муки,

избавляет от чувства одиночества, покинутости, заставляет проявлять терпение,

мужество, выходить за пределы своей боли, думать о других с благодарностью.

2 . Сострадание, непосредственно проявляющееся в поступке. Это

активное сострадание, реализующееся в милосердии и благотворительности.

Милосердие – реальная помощь нуждающимся, умение поделиться с ближним.

Благотворительность может быть направлена не только на помощь отдельным

людям, но и на поддержку искусств, науки, ремесел.

3. Сострадание как умение прощать. Прощение как форма любви и

сострадания учит прощать не только «ближнему», но «дальнему», и даже врагу.

Мы просим прощения у тех, кому причинили страдание; мы должны уметь

прощать тех, кто заставил страдать нас

Милосердие – одна из важнейших нравственных заповедей. Основой

милосердия является любовь к человеку. Милосердие – это и есть любовь к

ближнему как к самому себе. Любовь, сердце, милосердие и сострадание, как

говорил Достоевский, составляют основу нравственности. Понятие милосердия

отличается от понятия справедливости. Требование справедливости призвано

снимать противоречия между конкурирующими устремлениями людей в

соответствии с их правами и заслугами. Требование милосердия – более

высокий уровень нравственности, связанный с заповедью любви. Точка зрения

любви предполагает различия между людьми как бы преодоленными. Этика

милосердия призывает не сопоставлять сталкивающиеся интересы, жертвовать

своими личными интересами ради блага ближнего. «Смело давай другому, не

считай, что ты получишь взамен». Милосердие является нравственным долгом,

но не юридической обязанностью. Нет оснований ожидать его от других людей.

Этим оно отличается от справедливости как непреложной обязанности.

Принцип справедливости утверждается обычным правопорядком. Заповедь

милосердной любви утверждается добровольно и инициативно. Что такое

милосердие как практическая задача? Милосердие предполагает некую

способность, усилие воли, дар души. Оно осуществляется в дарении, т.е. в

отдавании. Милосердие непросто, оно представляет трудную задачу.

Милосердие отличается от мнимого благодеяния. Что такое мнимое

благодеяние? Во-первых, это милосердие в надежде на одобрение и

благодарность других. Признание со стороны других людей, общества -

единственный мотив такого благодеяния, которое делается «напоказ»,

демонстративно. Против такого благодеяния выступал И. Христос: «Не творите

милостыни вашей перед людьми с тем, чтобы они видели вас, иначе не будет

вам награды от Отца вашего Небесного. У тебя же, когда творишь милостыню,

пусть левая рука не знает, что делает правая, чтобы милостыня твоя была в

тайне». Особая форма себялюбивого благодеяния рассматривает его как

52

средство для достижения собственного блага. Человек не желает сам страдать

при виде чужих страданий, поэтому он помогает ближнему. Это благодеяние

также мнимое. Возможно также «идеалистическое» благодеяние. Оно

совершается с целью исполнить долг, когда мораль (идеал) становится выше

того конкретного человека, к которому обращено благодеяние. Наконец,

патерналистское благодеяние, совершаемое с целью завоевать сердце и волю

другого человека. Такое благодеяние может выступать инструментом

властвования. Итак, мы назвали следующие виды мнимого благодеяния:

благодеяние «напоказ», как средство для достижения своих корыстных целей,

идеалистическое и патерналистское. В мнимом благодеянии попирается

добродетель, разрушается нравственность, поэтому часто показное благодеяние

и показная добродетель вызывает у окружающих протест. В чем состоит

трудность милосердия? Понимание человеком блага другого (и милосердие как

содействие этому благу) может отличаться от его собственного представления о

благе и поэтому ущемлять человеческое достоинство того человека, которому

хотят помочь. Навязывание благодеяния непозволительно. Последовательное

милосердие предполагает не только самоотверженность и непросто

доброжелательность, а понимание другого человека, сострадание ему,

деятельное участие в его жизни. Милосердие опосредовано служением. И этим

оно возвышается над подаянием, услугой, помощью. В искреннем пожелании

добра, выражении сердечного попечения иной раз может быть больше

благодеяния, чем в действии. Заповедь милосердия трудна еще и потому, что ее

исполнение требует самоотречения, жертвенности. Другой не менее интересный

вопрос: «В отношении кого милосердствовать?» Есть ли здесь какие-то

критерии и предпочтения? Древнекитайский мудрец Лао-Цзы по этому поводу

сказал, что добро надо делать и добрым, и недобрым, тем самым воспитывая

добродетель в других и осуществляя свое дао. Та же мысль была высказана

Сенекой. Истинное человеколюбие бескорыстно, поэтому милосердная любовь

предполагает принятие интереса другого независимо от симпатий и антипатий.

Образцом милосердия является жизнь И. Христа, который умер за людей, хотя

те были грешниками, т.е. не заслуживали его любви.

«В практике межчеловеческих отношений милосердие реализуется в

учтивости, помощи, участливости, заботе. В практике общественных отношений

есть свои формы милосердия, среди которых наиболее интересной является

благотворительность или филантропия». Очень часто в повседневной жизни

понимают эту категорию как подачу милостыни. Но благотворительность

отличается от милостыни. Если милостыня – это индивидуальное и частное

действие, то благотворительность носит организованный характер. Её

осуществляют по плану и специально разработанным программам.

«Благотворительность – это деятельность, с помощью которой частные

ресурсы добровольно распределяются с целью помощи нуждающимся, т.е. тем

людям и организациям, которые испытывают недостаток в дополнительных

средствах для решения различных задач. В истории этики и общества эта

категория иногда воспринимается негативно. Согласно этой точке зрения,

благотворительность безнравственна, поскольку не исправляет, а только

53

усугубляет положение бедных и обездоленных (П. Лафарг, Л.Н. Толстой).

«Радикальные критики филантропии указывали на то, что организованная

представителями высших классов благотворительность на деле является

разновидностью бизнеса, инструментом политического и идеологического

влияния, средством организованного развлечения для богачей»64. Б. Мандевиль

заметил, что мотивом благотворительности и милосердия чаще всего является

желание получить похвалу современников и навеки остаться в памяти

потомков65.

ТЕМА 8. СМЫСЛ ЖИЗНИ И СЧАСТЬЕ

Смысл – это объективная наполненность, содержательный критерий

жизни; осмысленность – это субъективное отношение к жизни, осознание ее

смысла. Жизнь индивида может иметь смысл, независимо от ее осмысления.

Смысл жизни – это личностная характеристика отношения к жизни,

включающая в себя как непосредственное бытие индивида, так и его деятельное

включение в социальную жизнь, соотнесенное с системой ценностей и

детерминированное внутренней личностной мотивацией поступка.