Текст книги "Продавец слов: Она (СИ)"

Автор книги: Марина Акимова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 9 страниц)

16

Я ждала возвращение Мити, прихрамывая выхаживала из стороны в сторону по насыпи, что громко хрустела под ногами, плотнее укутываясь в пальто; подняла воротник, благодарила свою осмотрительность, что успела в последний момент схватить пальто, висевшее в темном углу прихожей дома Мити…

«Кажется зима совсем близко».

На смену пришла другая мысль о том, что через неделю мне придется вернуться обратно в школу к любимым однопартникам. Я постаралась отвлечься и не думать о том, что будет только через неделю.

Даже не завтра!

«Интересно, как он узнал? – новый вопрос всплыл в моих мыслях, – Откуда? Может кто-то сказал Наилю о том, что он нашей семье не кровный?».

Услышав знакомое завывание Кавасаки вдали, я встряхнула голову в очередной раз отгоняя скверные мысли и самобичевание в дальний угол разума. Решила, что, когда вернусь домой, в школу обязательно поговорю с Наилем.

При виде мотоцикла и Мити вдалеке, мои ноги стали ватными, а на груди будто лежал груз, еще немного и тело сложится под неестественным углом, как у куклы. Я попыталась успокоить свое сбившееся дыхание и тяжело сглотнула ком в горле.

Это чувство вины, да?

Перед глазами кадрами проносился вчерашний вечер, сосредоточенное лицо друга. Уверенный в своих действиях и поступках Митя не заслужил такого ответа, а я влепила ему сильную словесную пощёчину, я тоже была уверена в своих действиях и мыслях. Но что с нами будет дальше?

Он возненавидит меня? Сделает вид, что ничего не было?

На смену пришло другое ужасное предположение, которое в буквальном смысле выпрыгнуло из темноты подсознания со звуком «бу!», подпитывая эмоции, заставляя задуматься, что все произошедшее может быть шуткой.

Нет, это же Митя, какие шутки?

Он не поступил бы так со мной, правда?

Из нас двоих только я делала гадости, а он только упорно терпел… улыбался, терпел и… любил?

В груди все сжалось, перехватывая дыхание; Митя был совсем близко, и я похлопала себя по щекам, приказывая успокоиться и прийти в себя.

– Тебя не заметили?

– Сомневаешься во мне? Не хорошо…Я же как мышь, – заверил Митя, улыбаясь во все выбеленные зубы. Счастливый кот, которому вместо воды в миску молоко налили.

Он вернул свою очаровательную улыбку, меня это обрадовало и успокоило, заставило в ответ улыбнуться. Наши взгляды встретились, снова напоминая о вчерашнем вечере.

– Чего ты такой счастливый? – Возмутилась его лучезарностью.

– Нельзя, командир Дана? – спросил, еще шире растягивая уголки рта.

Снова это «Дана», теперь он говорит: «Дана». За годы я была для него кто угодно: «Данька», «Данчик», «братуха», но «Дана» – никогда. Стоит ли мне волноваться из-за этого или просто оставить эту мелочь на время?

– Что с Наилем?

– Дома. В целости и сохранности, как ты, собственно, и просила.

– Угу. Еще что-нибудь?

Казалось, было еще что-то чего он не договаривал. Или мне уже чудится? Не под пытками же выбивать информацию. Этот орешек вряд ли расколется.

– Поехали?

Митя, судя по всему, был в прекрасном настроении. Вдохновлен, полон сил и энергии. Счастливчик. А я тут мысленно с себя кожу сдираю, изображая мученика.

– Поехали, я уже окоченела. – Митя передал мне шлем и для вежливости протянул руку в приглашении. – Мерси.

Скрестив руки на торсе Мити, я подумала о Наиле, о том, что сейчас происходит в его мыслях. Какими теперь он будет видеть наши лица? Будет ли думать о том, что мы чужие? Станет ли искать биологических…Наш бедный, Наиль. Мой брат, ты не должен был даже на секунду сомневаться в семье… в нас.

Митя гнал Кавасаки окольными путями через поля и леса; мы планировали сократить путь, и быстро вернутся домой. Дорогу размыло, мотоцикл вяз в грязи и время пути увеличилось вдвое; вернулись мы поздно.

Тетя Лена была сердита увидев нас и мотоцикл по уши и по двигатель в грязи. Отправила самостоятельно отстирывать вещи, а за одно и двухколесного.

– Он не столь самостоятельный, как вы... и ручками…ручками, – тетя Лена даже присвистнула, и жестами показала енота-полоскуна.

Мы нисколечко не злились на нее. Митя вернул Наиля домой. Я была благодарна. Интересно, какое волшебное слово он ему сказал, чтобы достать его со дна эмоциональной ямы? Надеюсь достал. Обязательно выясню, когда вернусь домой.

– Справляешься? – за спиной раздался спокойный, даже расслабленный голос Мити.

– Сомневаешься?

– Твоя рука…

– Звонил твой отец, – с таким заявлением вошла тетя Лена, указывая на меня, и не позволив договорить Мите.

– И? – спросил друг, поняв, что я замерла, ожидая приговора.

– Наиль ему все рассказал, что это вы его нашли и привезли.

– Это же хорошо… разве, нет?

– Мне велено вернуть тебя домой.

Вот и каникулы с увеселениями закончились. А мы только разогрелись.

– Она только приехала, – возмутился Митя.

– Я не могу ставить условия, Матвей. Дана их ребенок. Они за нее волнуются.

– Она со мной… я не обижу, – и друг замолчал, быстро переводя взгляд с тети Лены на меня.

Все же он считает, что обидел меня?

– Мы ничего плохого не сделали, – вступилась я, смотря на «брата».

– Мы знаем, милая, – тетя Лена обняла меня крепко-крепко от чего мои ушибы дали о себе знать – я поморщилась.

– Мы можем ее вернуть хотя бы завтра? – почти молил Митя.

– Думаю да, – тетя Лена поникла, – мне пора на дежурство, – она еще раз обняла меня, прощаясь, зная, что завтра утром Митя вернет меня домой. – Все будет хорошо.

– Спасибо за гостеприимство, – вежливо отозвалась я.

– Ты еще один мой ребенок.

Ее слова кольнули в самое сердце. Тетя Лена испарилась, плотно закрывая за собой дверь, оставляя нас вдвоем, в тяжелой тишине; никто из нас не решился поднять глаза на другого. Страх сковал, заставляя молчать.

Я замерла с пальто в руках, не моргала, думая о том, как избежать ужасной неловкости, между нами. Митя сожалел о своем поступке?

– Ужастик в час ночи? – Митя медленно произнес слова, будто сомневался каждую секунду, стоит ли вообще спрашивать.

– Что…кхм… будем смотреть? – продолжая пристально оглядывать пальто, оценивая, как быстро оно высохнет.

«Как раз к утру!».

– Может ты чего хочешь… посмотреть?

«Хочу, чтобы ты не смотрел на меня своими щенячьими глазами».

Мне будто с каждой минутой становилось трудно держаться на ногах.

– Доверюсь твоему выбору, – ответила, показывая наигранную улыбку.

Я даже не знаю, какой фильм включил на наш последний вечер каникул Митя; мою голову атаковали мысли, целый букет снарядов; они не давали мне покоя, бомбардируя, вызывая головную боль.

– Можем поговорить, если хочешь, – вдруг выдал Митя, спокойно, будто он уже принял тот факт, что палач вознес над ним топор и отступать было некуда. Он смотрел сквозь монитор ноутбука, сквозь фильм, пребывая в своих мыслях.

– О чем?

– Не знаю. Может о том, что тебя волнует… видела бы ты свое лицо, Дана, – чуть шутливо добавил друг.

– Почему ты зовешь меня «Даной»? – возразила я, резко поворачиваясь к Мити лицом.

– Почему я зову тебя, твоим же именем? – иронично уточнил Митя, вздёргивая бровь. Я слышала его голос, чувствовала боль; он точно понял, о чем я, что имела ввиду, но друг профессионально сыграл безразличие.

– Сейчас ты зовешь меня «Дана», хотя я всегда была «Данька», а не Дана. Это из-за того, что я не …

– Забудь, – повышая голос, Митя не позволили мне закончить предложение. – Это прошло.

– Ты теперь меня ненавидишь?

«Брат» потер глаза пальцами, закрывая свое лицо ладонью, я могу только предполагать: он смеялся надо мной или был озлоблен. Теперь я точно была уверена, что волную его по-взрослому; бабочки в животе сопровождаются желанием, но как он реагирует на отказ, – не знала.

Меня пугало неведение.

– Ты мог отправить меня сегодня домой, и избавиться от компании на вечер. Тебе необязательно было терпеть меня…я все понимаю…

– Понимаешь? – уточнил Митя, убирая руку от лица: красные печальные глаза, хмурые брови и губы-полосочки, что не позволяли лицу исказиться и принять пугающий вид.

– Да, – неуверенно ответила я.

– Если я буду бороться за тебя, ты тоже поймешь?

Я почувствовала, как мои руки поледенели, а воздух из легких со всей мочи рвался наружу.

– Что? – не отступал Митя. – Нельзя?

– Ты меня пугаешь…

Его лицо в мгновение расслабилось, и Митя перевел взгляд на монитор, где разворачивалась драка с топором и криками.

– Я никогда тебя не обижу, – мягко заверил «брат»; он улыбнулся, так ярко, я заметила эти лучики у уголков глаз, насыщенные болью и любовью.

Я не замечала или не хотела замечать? Я все видела! И ничего не сделала, не обрубила эту связь, что с каждым годом скрепляла нас все сильнее; не дала ему шанс…Нет! Митя мой друг, товарищ и брат… когда это произошло?

Когда темы наших разговоров перешли от любимого шоколада до признаний в любви, сменяя окрас поступков из нежного детского в суровый черно-белый…Когда мы стали взрослыми?

17

Утро проходило в молчаливой обстановке; мы завтракали во главе с тетей Леной; опустив глаза, каждый в свою тарелку.

– Как провели вечер? – Нарушила тишину тетя Лена.

– Нормально, – тихо ответил Митя, я только кивнула, подтвердив его слова, не отрывая взгляда от тарелки.

– Что-то случилось? – не отступала тетя Лена; видимо наш вид обеспокоил ее и заставил задать несколько уточняющих вопросов подряд.

– Нет! – в один голос выдали мы.

– Угу, – поджимая губы, выдала тетя Лена, внимательно оглядывая нас с ног до головы.

Я надеялась, что мы как друзья, как дети, что выросли вместе, делили все подростковые невзгоды, переживания и синяки; мы, как нечто цельное – не закончились. Я хотела верить, что кризис, какой бы странный он не был – пройдет, и все вернется на круги своя, как привыкла говорить моя мама. Я снова вспоминаю эти слова, искренне надеясь и веря, что это очень скоро произойдет.

Наши недомолвки – закончатся; и мы вновь будем делить одно печенье на двоих и драться подушками перед сном.

«Сумасшествие, – потирая глаза у переносицы, вдруг одернула себя. – Подушки. Печенье».

Я вдруг осознала, что больше ничего не будет, как раньше. Нам больше не пять, не десять и даже не пятнадцать лет. Только сейчас я подумала, что именно в этот странный момент мое детство закончилось.

Я попрощалась с тетей Леной, обещала звонить, писать и не пропадать; по привычке звала ее к нам в гости, заверяя, что мы рады в любое время дня и ночи. Растягивая улыбку и махая левой рукой на прощание, потом опустив голову молча и покорно вышла во двор. Митя шел за мной.

Дул утренний холодный, по-зимнему морозный ветер. Плотные серые тучи плавно гуляли по небу, нагоняя тоску. Я поежилась и подняла воротник пальто.

Ничего не говоря, Митя как в обычный, даже рутинный день, подошел к своему Кавасаки, долгое время производил манипуляции с зажиганием и еще чем-то, бубня себе под нос, оправдывая своим действиям и тем, что сезон мотоциклов уже закрыт до следующего лета. По мне так он просто тянул время.

Не с первого раза мотоцикл шумно загудел, я поспешила надеть шлем и опустить визор, скрывая облегчение на своем лице. Митя последовал моему примеру и оседлал своего железного коня.

Решил напоследок выпустить пар и закрыть сезон – друг гнал, что было мочи, резко маневрируя между другими машинами на дороге. Я как обезумевшая вцепилась в него, думая о худшем. Но ничего не произошло, кроме быстрой езды, от которой мое сердце упало до самых пяток, сжимаясь и парализуя тело от страха.

У дома меня уже ждал отец; сосредоточенный, он сложил руки на груди смотрел, как мы приближаемся. Митя плавно остановил байк у ворот; отец одобрительно кивнул и выдал:

– Здравствуй.

– Доброе утро, – не заставил ждать ответа друг.

Я спрыгнула с мотоцикла; вознося глаза к небу, что оказалась на земле на ногах в целости и сохранности; сняла шлем и передала его Мите.

– Он твой, – тихо заверил, отталкивая от себя шлем.

Отец выдал озадаченное «кхм» и медленными шаркающими шагами отправился к воротам, и коротким жестом руки, поторапливая меня.

– Иду, – ответила, делая шаг от Мити.

«А если это в последний раз?», – пронеслось в мыслях.

Я передала шлем отцу, взглядом умоляя оставить нас на минуту; кривясь отец все же подчинился.

– Но ты все равно, не задерживайся, – бросил он напоследок.

Дождавшись пока, отец скроется за воротами и пройдет дальше; решившись, ни секунды, не колебавшись я бросилась к Мите, раскрывая руки для объятий. Он ответил, принимая и окутывая своим теплом.

– Ты чего? – спросил друг, не понимая до конца обстоятельств, но продолжая обнимать.

– Прости меня! Митя! Прости, – он тяжело вздохнул, сжимая в объятиях еще крепче. – Прости меня и мой эгоизм. Я не хотела тебя обидеть. Правда-правда. Я не знала. Митя? Ты только прости меня!

Я почувствовала, как наворачиваются слезы, больно щиплют, заставляя закрыть глаза.

– Мы же Матя и Данька…помнишь?

– Угу.

– Мать, ты же не оставишь меня? Ты же простишь меня? – все молила без остановки. Он молчал, а я не решалась поднять на него взгляд, пока не выскажу все; все, что копилось, что созревало и расцвело.

– Я буду тебе хорошим другом…братом…Мать? – срывающимся голосом звала друга.

– Данька, – первое, коротко, уверенно с хрипотцой произнес Митя. И мне стало так легко, так спокойно; расслабляясь, я уткнулась носом в его шею. Мята и лимон. Вдохнула, запоминая каждой клеточкой. Я вдруг засмеялась, не прекращая обнимать Митю. – Все будет хорошо, Данька. Я буду с тобой чтобы не произошло, обещаю.

⸎ ⸎ ⸎

– Как это понимать?

– Что за вид?

Начали родители в унисон.

Я стояла перед ними собрав руки за спину, не довольно выгибая губы.

– А что не так? – возразила я им, разводя руки.

– Ты себя в зеркало видела? – возмутился отец.

– Нет, – уверенно заявила я, – думаете стоит?

Отец не сдержал смешка и сразу же подобрел. Оборона суровости рухнула и это был сигнал для меня «надо дожимать».

– Что с твоими волосами? – охая спросила мама, отвлекая от встречной словесной атаки на родителей и их возмущенные лица.

– Ну они не уложены, подумаешь… что сразу кричать?

– Дания! – строго обратился своим папиным голосом отец, призывая к благоразумию и хорошему поведению.

«Еще кулаком стукни!».

– Мне восемнадцать, а я не могу сменить прическу? Скука же смертная…

– Что с рукой? – отец указал на бинт и посиневшую руку.

– Ушибла.

– Вот, я так и знала, что эти покатушки на мотоциклах до добра е доведут.

Я уж подумала вступиться и закричать, что Митя и его крутой обожаемый мною байк тут совсем не причем, но осеклась и продолжила молчать.

Отец тоже молчал и наблюдал, временами прищуриваясь. Понял уже все и про всех, да? Снова эта папина ухмылочка, будто он в озеро подглядывает и все на сквозь видит в режиме реального времени.

– Что с Наилем? – перевела тему я.

– Дома, – отец поставил кулак под щеку, продолжая оглядывать меня с ног до головы.

– Оставим их на время, – тихо просила мама, – пусть они обсудят в все в своем кругу.

– Наиль сказал откуда он узнал? – Родители одновременно покачали головой ответ «нет». – Порву того, кто пасть открыл! – уверенно заявила я.

Каникулы прошли быстро: за книгами и жалкими попытками сохранить дружбу с Митей; ту, которая была еще до всех этих страшных и спонтанных событий. Я писала ему обо всем, как раньше. Закидывала сообщениями и нервно ждала. Он отвечал односложно, редко пользуясь закрытой скобкой в качестве индикатора эмоций.

– Ничего. Все наладится, – уговаривала я себя, смотря то в очередной томик-кирпич классики для одиннадцатых классов, то в окно, за которым ночь взяла верх и позволила холодному ветру разгуляться, приглашая на интимный танец падающий снег.

Я посмотрела на забинтованную правую руку.

– Да, писать будет сложно, – бубнила себе под нос, разминая запястье. – Завтра уже в школу.

Я заметила, как в темноте за окном мелькнула тень; мои окна выходили во двор; я поддалась всеобщему соблазну понаблюдать, а возможно и осудить того, кто шастает у дома, да еще и ночью. Выключила свет в комнате, чтобы меня не так явно было видно по ту сторону.

Вдруг кто-то скользнул вдоль забора. Не нашего. Нет! Соседского. Фигура в темноте и почему-то в белой куртке, – как неосмотрительно и тупо, – отодвинула штакетник и выскользнула за территорию и быстрыми шагами направилась от дома в темноту.

– Интересно, – с ухмылкой выдала я, грациозно убегающей фигуре, коварно приподнимая бровь.

18

Уроки проходили в своей манере: медлительно с ритмичным зеванием; я ловила странные, мне так казалось, взгляды и будто перешептывания вокруг.

«Что, мой концерт несколько недель назад до сих пор в трендах?», – не сдержалась от ироничных мыслей и широкой улыбки, что подарила всем, кто сидел сзади.

– Как твоя рука?

А вот и Глеб, с его ехидством, коварством и наглостью, что заставляет невольно мое тело вздрагивать; инстинкты подсказывают, скорее предупреждают об опасности. Глеб не похож на злого и расчетливого, но в народе говорят, что внешность обманчива.

Думаю, что при виде него не просто так все внутренности и мышцы сжимаются и жаждут получить защитные иголки в подарок, чтобы в случае опасности выпустить их, образовав неприступный комочек с безопасным пузырем внутри. Безопасность. Вот главное слово, что крутится в моей голове, пока я сижу на уроках изображая сосредоточенность и делаю вид что совершенно не замечаю своего напористого соседа.

– В порядке, – шепотом ответила, чувствуя его любопытный взгляд.

Я старалась не смотреть на Глеба, ассоциируя его с Медузой Горгоной; когда-то красивой девушкой, что стала коварной, с убийственным взглядом, который за мгновение обращает в камень людей. Не решалась проверить и посмотреть на него, хотя бы секунду; возможно, я могла бы увидеть доброту, и даже заботу. Нет. Инстинкты мне кричали: «беги!».

– Кто это сделал? – не отставала Глеб.

– Всех это волнует? – шикнула, продолжая, – и так как ты мой сосед по парте, остальные тебя послали с этим вопросом, думая, что я открою душу?

– Почему ты злишься? – негодующе разводя руки в стороны, поинтересовался Глеб.

– Ты задаешь слишком много вопросов.

– Ой, да ладно тебе. Ведешь себя, как богиня и смотришь на всех с высока. Будь проще!

– Отстань от нее Глебушка, – уверенный голос Лилианы пронзил все вокруг.

«Глебушка? – переспросила себя внутренним голосом; уголки рта чуть дрогнули, – Глебушка!».

– Видишь, принцессе не нравится твое внимание, – это уже была Диана и ее заточенный на импровизацию язык.

Раздался звонкий, почти истеричный смех Лилианы, как истиной подпевалы и прихлебательницы обожаемой ею Дианы, что сидела рядом с Артуром и ритмично хлопала его по плечу с прищуром, как у змеи, в довесок она вытянула губки в тонкую линию, явно улыбаясь и наслаждаясь происходящим. Наши взгляды встретились, и я ей улыбнулась; я увидела, как ее скулы напряглись, а ноздри раздулись. Диану обуревало бешенство.

«Почему ей так не нравится, когда я ей улыбаюсь?».

Это видела только я?

Я снова напрашивалась на расправу, чувствовала это свой макушкой видя, как Глеб, периодически посматривая в мою сторону причмокивал и как выразительно он подтягивал подбородок, вместе с этим морща нос, будто действительно чувствовал, как вокруг пованивало очередной хорошей трепкой.

Глеб сидел между мной и Дианой. Что он знал? Ощущал ли напряжение вокруг и какие делал выводы – мне было неизвестно. Он будто посылал мне знаки, толкая в мою сторону потоки энергии. Да, я к этому моменту категорически запретила ему со мной разговаривать.

Я старалась вести себя спокойно, показывать, что сосредоточена на учебе и только.

– Может поможешь? – небрежно сквозь зубы процедил Глеб, подпирая кулаком щеку.

– Ты справишься сам, – не отвлекаясь от прочтения, ответила я.

– Веришь в меня?

Остановилась. Подняла взгляд от книги на Глеба, тот расплылся в улыбке; в такую через которую видно все потаенные и наглые мысли человека. Стоит только посмотреть в его глаза; сомнений совсем не останется. Глаза у Глеба были холодные. Я бы добавила слово пугающие, но только в те моменты, когда он растягивал наглую улыбку (вот как сейчас) лучики у края глаз устремлялись в стороны, добавляя прищур и вот тут становилось поистине жутко.

– Нет! – ответила и сразу же отвернулась.

«Больше так делать не нужно», – корила я себя.

Мне казалось, что Глеб будто отравляет меня, я чувствовала тяжесть от его присутствия. Все пугало в нем.

После уроков я ушла, быстро и без оглядки, ни с кем не разговаривая, но остановилась на середине пути.

«Зараза!», – выругалась, разворачиваясь обратно.

Холодный ветер пробирал до костей; собрав руки на груди, быстро двигая бедрами – вернулась в школу. Перед входом я проверила телефон. На экране ничего. Много дней уже ничего.

Последние несколько недель от Мити ни слуху ни духу. Конечно, я волновалась, но по слухам, что я улавливала от разговоров родителей, что перешептывались и многозначительно кивали, а при виде меня резко замолкали – я знала, что он жив и здоров, и даже в каком-то смысле весел.

Однажды мама разговаривала по телефону с тетей Леной на громкой связи, не слыша, что я уже вошла в дом.

– Ой, Катя, Катя, что делать? – тяжело, на той стороне трубки, охала тетя Лена. – Не знаю я что делать.

– Он уже взрослый, – парировала спокойно мама.

– Дома его не бывает, – снова тяжело вздохнула тетя Лена, – благо, что мотоцикл не трогает…

– Ну зимой-то куда?

– На машине его по ночам девочка привозит, – и мамы от ужаса охнули в унисон.

«Ну может оно и к лучшему, – подумала тогда я, молча слушая причитания мам. – Точно справится».

Митя писал реже.

«Ему больно…конечно больно».

Я решила дать ему время свыкнуться с обстоятельствами и принять жизнь такой какая она есть: суровая и довольно серая. Не напирать, пройдет время – все наладится. Я была в этом убеждена.

«Это же Митя!».

Я вошла в школу. Внутри было тихо. Почти все классы закончили на сегодня. Быстро поднявшись на третий этаж – искала преподавателя по химии. Я совсем забыла, что мы должны были обсудить детали спектакля для детей и определиться с главной мужской ролью. Кто это будет? Никто не хотел возиться с мелкотой.

Дверь была закрыта.

Я решила проверить кабинет, в котором базировался наш класс. Издалека казалось, что дверь была открыта. Вдруг она ждет меня там?

«Или дежурные задержались?».

Я заглянула. Внутри на парте сидела, положив ногу на ногу, Диана рядом с ней Лилиана, а напротив Артур. Девочки вдруг громко рассмеялись при виде моей фигуры в дверях.

– А…извините… – нелепо заикаясь ответила, я замерла у двери, не решаясь уйти. Заворожённая смотрела на Артура, а он на меня.

– Чего тебе, Демидова? – вернула меня в реальность Лилиана.

– Соскучилась? – ехидно добавила Диана.

Артур молчал. Только смотрел на меня и ждал.

– Я… искала парней…

– Чем тебе я не устроил, как парень? – его бас заставил мои колени затрястись.

«Двояко звучит или мне так только кажется?».

Диана возможно тоже заметила подобие двойного смысла в его словах. Одарила Артура таким взглядом, что если бы у нее в руках сейчас была бы плетка, то отходила бы этого негодника; за то, что рот свой посмел вообще открыть. Лилиана ощутив ее гнев, положила руку на плечо, как бы успокаивая.

«Да вам в дом с мягкими белыми стенами надо на пару недель…Видели бы себя».

Артур не сводил с меня взгляд.

– Я…пойду лучше.

– Пойди!

– Пойди.

Мое тело пробрало до дрожи, поджилки затряслись; я вдруг услышала и вновь ощутила себя во сне и будто заново прожила ту сцену слыша призыв: «Прыгай! Прыгай!».

Оглядевшись, отогнав помутнение я направилась сразу на главную лестницу, помня прошлый болезненный опыт пересчета ступеней своим телом. Уже выйдя на территорию, услышала, как меня окликнули.

– Стой!

Артур.

– Все сегодня не так, – буркнула себе под нос, перед тем как повернутся к нему лицом. Не ответила. Теперь я ждала, что он скажет.

– У тебя что-то случилось?

Я собрала брови у переносицы, и к общей картине не хватало только звука «э?».

– Ты искала каких-то парней…

– Ах, это! – невзначай махнула рукой, – да мы устраиваем для детей представление и…

Издалека доносились крики, завывания и постанывания. Я искала источник. Мне было необходимо знать, что происходит и с кем. За территорией школы в переулке, я увидела толпу парней. Они были чуть младше, некоторых я узнала. Они образовали круг, вскидывали руки и кричали, что-то требовали.

Мое сердце защемило и умоляло остаться на месте, но я уже шла к ревущей толпе.

Прорвавшись через кольцо, я увидела, как Наиль, сидя на другом парне вкладывая силу бил его кулаками. Лицо брата исказилось от злобы и гнева, что переполняли его. Я не сразу узнала его.

– Наиль! – крикнула я, в ответ кто-то рядом присвистнул, – Наиль!

Не раздумывая, я бросилась на брата. Повалила его на землю, освобождая незнакомого мне парня от натиска брата. Тот медленными движениями на коленках отполз в сторону чтобы отдышаться.

– Чего вылупились? Спектакль окончен, – низким басом приказал Артур толпе. – Пошли отсюда!

Я встала, уперев руки в боки потребовала:

– Что-тут происходит?

– Не твое дело, – кривясь, ответил Наиль, смотря на меня снизу вверх.

– О! Нет, нет, нет, дорогой мой, – тыкая в него пальцем, – это именно моё дело.

Наиль отвернулся.

– Еще как мое дело… Почему ты его бил? С каких пор ты вообще дерешься?

Артур сделал несколько шагов в сторону. Повернулся к нам спиной. Он не хотел был свидетелем, не хотел смущать своим присутствием, когда мы обсуждаем что-то личное…что-то семейное.

– Я сам разберусь, – огрызнулся Наиль, поднимаясь с земли. Он был высокий, темные волосы с завитками торчали в разные стороны. Губа была рассечена, и кровь медленной теплой струйкой стекала по ней.

– Мы семья, а не шпана на разборках.

– Дана!

«Дана!» – эхом пронеслось в голове.

Снова это «Дана», вы что сговорились?

Я оцепенела. Это «Дана» обезоружило меня. Замерев, я позволила Наилю молча уйти.

Я видела его взгляд. Видела презрение, раздражение и гнев. Видела то, как его носогубные складки напряглись, вновь показывая зубы. Ему было больно.

Он как еще одна неокрепшая душа боролась и не желала принимать грубую действительность, продолжая сопротивляться суровым ветрам жизни.