Текст книги "Император Валгаллы"

Автор книги: Марианна Алферова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)

– Все войны заканчиваются когда-нибудь миром. Так что в каком-то смысле солдаты всегда миротворцы, – заметил Ланьер.

– Вот именно! Творцы мира! И, если хотите, – миров! – Императору нравилась игра в слова. – Идеал нынешнего мира – виндексы. Защитники, покровители – вот истинные герои. Ха! Разве это героизм? Они, как собаки, научились чуять опасность. Но все появляется в свое время – не раньше и не позже. Когда военные стали не нужны, а приспособленцы сделались миротворцами или тюремщиками, ненавидя Вечный мир, задыхаясь в нем и мечтая в глубине души о новой войне, тогда-то и появились врата. Военным предложили поиграть в войну, стать игрунками, игрецами. Они не могли отказаться. У них не было выбора.

Император замолчал. Надо сказать, слова его поразили Ланьера. Не таким он представлял себя повелителя Валгаллы. Совсем не таким.

– И у меня не было выбора, – продолжал император. – Я был капитаном в отставке, то есть выброшенным на помойку. Имя? Оно не имеет значения. На вещах моих была маркировка Т.М. И номер 23 705. Наверное, многие чувствовали мою скрытую энергию, мою ярость. Я умел ее контролировать так, чтобы браслет не пиликал, не кляузничал виндексам: «Уровень агрессии превышен». Этот контроль над чувствами бесил меня больше всего. Мне некуда было деться, как сотням, как тысячам других. Я прошел врата, увидел во всей красе эту возню дилетантов, это беганье с оружием и пальбу по мишеням. Эти лазеры, отрегулированные на минимальный режим, чтобы оставлять ожоги на теле, но не убивать. Я всегда ненавидел дилетантизм и фальшь во всем. Фальшь подразумевает трусость. Эти люди не хотели по-настоящему убивать. Они хотели играть, воевать «понарошку». Глядя на них, можно было только брезгливо плюнуть и вернуться. Но возвращаться оказалось некуда. На той стороне царили все та же фальшь и тот же примитив. Но тот мир, в отличие от этого, был тесен. Там негде было вздохнуть, не то что шагнуть. В тот день, когда люди приняли решение избавиться от войны, они совершили роковую ошибку! Они убили себя, свою душу. Человек становится великим только на войне. Война раздвигает пределы мира. Либо ты – открыватель неведомого, завоеватель, покоритель, либо жалкий обыватель, обустраивающий свой жалкий уголок. Третьего не дано! Новые офицеры воевали только в сети. Взрывали, уничтожали, побеждали, не пролив ни капли крови – ни своей, ни чужой. И все время кому-то помогали и кого-то спасали, соревнуясь в виртуале с виндексами. Я понял, что человечество обречено, если я вновь не научу людей воевать, ненавидя, и убивать, наслаждаясь. Дикий мир был просторен и пуст. Здесь можно было отыскать чистое место – свое место, и начать строить жизнь по своим законам. Я решил не возвращаться. Еще не зная, что буду делать и с чего начну, принял решение. Принципиальное. Остаюсь на этой стороне, чтобы вернуть долг тем, кто воевал. Вы – один из нас, герцог. Уважаю.

Виктор стиснул зубы. Ему было вдвойне неприятно слушать эту похвалу. Во-первых, она исходила от императора, во-вторых, предназначалась Полю Ланьеру, а не его сыну Виктору.

– Пошел добровольцем на настоящую войну. Рядовым, – уточнил сидящий по другую руку от императора невысокий узкоплечий человечек с непропорционально длинным лицом и бесцветными волосами.

Глаза, зажатые двумя лепешками набрякших век, напоминали котлету в гамбургере. Волосы у него были то ли очень светлые, то ли седые – во всяком случае, полностью лишенные цвета. Форма, новенькая и отутюженная, сидела на нем как влитая.

– Это Луис. Начальник канцелярии, – представил Ланьеру своего помощника император. – Он знает о вас буквально все. Профессионал. – Судя по всему, император уважал это слово (именно так – уважал, а не любил), себя он тоже считал профессионалом, А Ланьера (Пола, разумеется, потому что вряд ли с Виктором он стал бы даже разговаривать) и Бурлакова – дилетантами.

– Вы никогда не задумывались, чем так мило для многих людей средневековье? – продолжал император. – Не античность, не эпоха великих географических открытий, не сумасшедший девятнадцатый век, где было все – познавание мира, завоевание колоний, романтичность и чопорность, наука, казавшаяся чудом. Нет, не это привлекает сердца в течение столетий, а крошечные средневековые города и неприступные замки. Ах, право, герцог, зачем мне объяснять это хозяину самого неприступного замка Дикого мира?

– В самом деле – зачем?

– Надежность – вот главное достоинство средневековой жизни. Предсказуемость во всем. Человек был уверен в завтрашнем дне.

– Уверен? – пожал плечами Ланьер. – Я уже читал об этом. Уверенность француза во время набега викингов? Или позже – во время Столетней войны? Или англичанина во время войны Алой и Белой роз? В раздробленной Италии, где гибеллины и гвельфы грызлись насмерть? Не забывайте про чуму, рядовые болезни детскую смертность и смертность при родах, добавьте к этому суды, где главным доводом было раскаленное железо, ереси и крестовые походы. Уж не знаю, в чем средневековый человек был так уверен?

– В отсутствии выбора. И в ограниченности информации. Если ты родился в семье сукновала, ты станешь сукновалом, сначала подмастерьем, потом мастером – тебе не из чего выбирать. Ты с детства знаешь, что будешь сукновалом, женишься, наплодишь детей. Твоя жена может умереть при родах или ее могут изнасиловать солдаты, ворвавшиеся в город, но она не уйдет к соседу. Она до конца жизни будет твоей женой.

– Меня эта перспектива не очень вдохновляет! – засмеялся Ланьер.

– На той стороне воображают, что выбор – это и есть счастье, не подозревая, что это самое страшное проклятие. Ты можешь выбирать, чем заниматься, где и как жить, верить или не верить. Но если ты проиграл, за все ошибки ты винишь только себя. Страх ошибки преследует тебя постоянно. Человек счастлив, когда не знает, что есть сама возможность выбора.

– Император, только что вы поведали свою историю. И это история выбора. Вы сами решили, где вам жить и чем заниматься. Так почему вы так стремитесь лишить этой возможности других?

– Они хотят этого. Я должен обустроить этот мир и сделать его счастливым. И вы мне в этом поможете, герцог. Мы будем действовать с вами заодно в детерминированном мире средневековья.

– Что именно нужно от меня? – спросил Виктор напрямик.

– Ваше сокровище, герцог. Вторые врата.

– Вот как? – Виктор стиснул зубы. Только не показать, как он удивлен, почти ошарашен. Вторые врата? В самом деле? Неужели герцог их нашел? – Вас обманули... – Он попробовал на всякий случай отпереться.

– Ни в коем случае. Уж не знаю, как ему это удалось, но Луис разнюхал, что вы обнаружили в зоне Недоступности вторые врата.

Теперь было ясно, зачем им понадобился герцог. Впрочем, Поль Ланьер, в отличие от Виктора, мог догадаться обо всем с самого начала. Или это всего лишь провокация, и никаких вторых врат нет? Что лучше – отрицать или согласиться? Ладно, сделаем вид, что Поль Ланьер их нашел. Что дальше?

– Зачем нам играть в детскую игру под названием «Откровенность»?

– Вы знаете, где находятся вторые врата.

– Захватить Вечный мир у вас не получится.

– Пусть вас это не беспокоит, герцог! – усмехнулся Луис. Голос у него был скрипучий, как будто что-то застряло у него в гортани и мешало ему говорить.

– У нас другие планы, – сказал император. – Завратный мир нам пока не нужен.

Только теперь Виктор сообразил (впрочем, почти мгновенно), что для императора и людей из Валгаллы, и для герцога, за которого он себя по-прежнему выдавал, завратный мир – это тот, другой Вечный мир, где больше не было войны.

– Что же вам нужно? – спросил Виктор.

– Власть, – отвечал император. – Власть и кровь неразделимы. Война идет всегда за власть.

– И за богатство, – подсказал Виктор.

– Богатство – тоже власть. Только тогда есть смысл за него драться.

Ланьер кашлянул и сказал лишь для того, чтобы хоть что-то сказать:

– Дерзко. Вы рассчитываете на меня?

– Именно.

– Вы думаете, я стану вам помогать?

– Это в ваших интересах. Или вы хотите превратиться в отвратную мразь, которой полно на той стороне? Вы давно не носите коммик и потому забыли, что это значит. Никто не заметил, как эта игрушка уничтожила свободу.

Император помахал чьим-то комбраслетом, теперь безжизненным и ненужным, но заранее припасенным для застольной беседы. Ни намека на спонтанность – все заранее подготовлено, раскадрировано, выхолощено. Воплощенная бездушность.

– Демократия осталась, свобода исчезла, – продолжал повелитель Валгаллы. – Расщепление произошло прочти безболезненно. За мнимую безопасность вы с легкостью отдали душу.

– Вы, похоже, не понимаете, что именно благодаря этой игрушке, этому чудо-шпиону существуете вы и ваша Валгалла. Тот, кто задыхается на той стороне, бежит в Дикий мир. Порой этим людям кажется, что они обрели то, что искали. Но вы хотите лишить их даже этого шанса. Так что не стоит из себя воображать поборника свободы, потому что вы пьете из другого источника.

– Я – поборник справедливости. А справедливость – это прежде всего неравенство. Равенство оскорбляет таких людей, как мы с вами. Император и герцог! – Повелитель Валгаллы произнес эти титулы со значением. – Мы союзники, герцог. Я и вы. Но не Бурлаков. Да вы и сами это понимаете, не так ли? Он наносит нашему мир непоправимый вред. Его мы должны нейтрализовать. Зато с вами я готов заключить союз. По-моему» мы неплохо поняли друг друга в прошлый раз.

– Где гарантия, что Валгалла сдержит слово?

– Глупый вопрос. Кто требует гарантий от императора?

– Все любят императора, – улыбнулся Луис.

Выучка портальщика помогла Ланьеру раздвинуть губы в улыбке.

– А почему бы вам не использовать первые врата? Устранить наблюдателей, взять Дикий мир под контроль... («О Боже, что я такое болтаю? Вживаюсь в роль? A вдруг он так и поступит?») – Для императора это должно быть несложно.

– О нет! Эти врата нам не подходят! Проход через них подобен кастрации. Кто их миновал, возвращаясь в Вечный мир, – уже не мужчина.

Ланьер повернулся к солдату, который по-прежнему стоял за стулом, и жестом показал, чтобы тот налил вина. Поднялся, взял бокал за тонкую ножку и громко и отчётливо произнес на весь зал:

– Генерал Наполеон Бонапарт.

– Это тост? – спросил император.

– Да. Нам нужен генерал Наполеон Бонапарт.

2

Дверь с грохотом распахнулась, яркий луч фонаря затмил тусклый свет лампы.

– Вас ждут, ваша светлость – охранник махнул фонариком, как дубиной.

Ланьер принялся одеваться. Не спеша, стараясь не тревожить пораненную руку.

– Пожалуйста, быстрее! – Охранник старался быть вежливым, хотя и не привык к этому.

– Я пленник?

– Вы под надзором.

– Всё равно нет повода торопиться.

Охранник пропустил Ланьера вперед и запер дверь. Они миновали коридор, всего несколько шагов длиной, стальную дверь и за ней – еще один коридор, более широкий. Здесь поджидали офицер в серо-голубой форме и два здоровяка-охранника. Офицер, ни слова не говоря, повернулся и двинулся по коридору. Виктор пошел за ним. Охранники двинулись следом. Первый старавшийся быть вежливым, остался в коридоре.

Кабина лифта (полированное дерево красновато-лилового оттенка и серебряные накладки, на стенах зеркала) медленно опускала их вниз. Бережно опускала. Виктор смотрел на свое исхудавшее после мортала лицо с запавшими щеками, тронутое сероватым налетом щетины, и морщился. Он не любил неопрятных людей. Сейчас он сам выглядел неопрятно. Ему позволили принять душ, выдали чистое белье и одежду – серую одежду без знаков различия, только с буквой W на рукаве. Но почему-то запретили бриться.

На нижнем этаже еще один коридор. Белые круглые лампы в матовых абажурах на стенах. Сами стены, покрытые деревянными панелями. Запах свежего дерева. Но все равно Виктор ощущал холод камня сквозь теплоту древесины и каждую минуту помнил, что они находятся в чреве огромной скалы. Офицер остановился перед металлическими дверьми.

– Гость прибыл! – сказал он негромко.

Одна из панелей тут же отъехала в сторону. Из черного пространства за нею, как из норы, выскользнуло мелкое существо с узкой и длинной головой, в пластиковом балахоне поверх формы, и очень быстро и очень ловко принялось шарить мягкими бескостными лапами по телу Виктора. Ничего не найдя, человечек произнес:

– Чисто.

Тогда металлические двери распахнулись. Офицер отступил в сторону, щелкнул каблуками.

– Идите! – приказал Виктору.

Ланьер сделал несколько шагов. Б комнате было почти темно.

– Садитесь! – сказал ему кто-то.

Виктор сел в удобное кресло с мягким сиденьем, ощупал пальцами деревянные подлокотники.

– Вы оказались упрямцем, – сказал все тот же голос.

Хозяин кабинета стоял в тени, свет практически не освещал его. Контур фигуры едва угадывался. Но Ланьер узнал голос – с ним говорил Луис. А портальщик полагал, что его хочет видеть император. Оказывается – всего лишь Луис. Но что это меняет? Ничего. Император и Луис принимали его за другого и с этим другим вели торг, пытаясь добыть информацию, которой у Виктора не было. Портальщик находил эту ситуацию забавной. Почти.

Вспыхнул свет – он бил из каждого угла так, что почти полностью уничтожил тени. Все предметы теперь казались светлыми и плоскими. И все было очень аккуратно, чисто, пригнано одно к одному. Дубовые панели на стенах, полки с бумажными книгами. Нигде ни пылинки. Огромный дубовый стол. Настоящий мастодонт и совершенно пустой. Только лампа на длинной чахоточной ножке прилепилась в углу.

– Вы правы, я упрям, – сказал Ланьер с усмешкой.

– И всё же я попробую вас убедить. Любого человека можно убедить. Вы должны стать нашим союзником.

– Должен? – переспросил Виктор.

Он не любил это слово. Если кто-то говорит «должен», значит, он собрался тебя поиметь. Вместо того чтобы заплатить, хочет получить даром. Это Виктор понял ещё в детстве. Человек может сказать: «Я должен...» Возможно, и в этом случае будет обман. Самообман. Однако не всегда. Но «ты должен» – это всегда надувательство.

– Вы живете в этом мире с самого открытия врат. Вы пришли сюда первым. Ни разу за все время вы не пытались покинуть этот мир. Вы целиком принадлежите нашему миру. Как император. Как я, – продолжал увещевать Луис.

– Вы пришли гораздо позже, – напомнил Ланьер продолжая разыгрывать герцога.

Лицо Луиса окаменело. На мгновение. Слова его задели.

– Зато действуем куда успешнее, – проскрипел Луис.

«Смотря что считать успехом», – мог бы возразить Виктор. Но промолчал.

– От нас зависит будущее человечества, – сказал Луис.

«Вранье – оно зависит от каждого».

Впрочем, императору и его людям такое говорить бесполезно.

– Хотите, я объясню вам, почему вы не вернулись? – Голос Луиса сделался вкрадчив.

– Валяйте.

– Вы поняли, что тот мир создан для ничтожеств. Он похож на загородку для скота, где можно передвигаться гуськом друг за другом, дыша идущему впереди в затылок. А кто-то дышит в шею тебе и пихает локтями в спину. Так ты идешь. Обогнать невозможно. Вся надежда на то, что человек перед тобой споткнется и упадет. Ты толкаешь его, пинаешь. А когда он падает, шагаешь по упавшему телу. Но это передвижение на одну позицию. Проявить себя, показать свою неординарность невозможно. В загородке все ординарны. Разумеется, есть любимчики. Те, кому посчастливилось родиться в нужной семье в нужное время, кого друзья и родственники поставили в первые ряды. Их имена будут повторять на разные лады, они будут всегда и везде во главе стада. Вечный мир принадлежит ворюгам и наглецам. Они хапают все. И отнять у них то, что они присвоили, маленькому человеку, такому как я, – невозможно. Но кто-то сильный (очень-очень сильный) накажет воров и хапуг. Император – вот ключ ко всему. Разумеется, он не сможет восстановить справедливость в каждом конкретном случае. Это невозможно. Но он восстановит справедливость как таковую. Император будет наносить удары по тем, кто на самом верху. Он заставит их содрогаться от страха. Они не убегут, не бросят награбленное, они будут сидеть и ждать, когда будет нанесен удар. Они будут трепетать. Удары будут избирательными – по тем, кто покрылся жиром. По бизнесменам, ворам, певцам, портальщикам, программерам. Не все будут уничтожены. Но все (повторяю, все!) станут трястись от страха, все будут подличать, доносить, заискивать и ждать, что в любую минуту их поразят!

– Вы этого хотите?

– А вы?

– Я хочу кофе. И пару булочек. Вы не представляете, как надоели сухари.

Луис звякнул в серебряный колокольчик.

Кофе тут же принесли. Кофе и булочки. Виктор сделал глоток. Блаженно прикрыл глаза.

– Думаю, ваше желание исполнить куда сложнее, – предположил Ланьер.

– Вам по силам.

«У меня их не так много...» – едва не сказал Виктор.

– А если я откажусь?

– Вас ждет колпак правды.

– Вы знаете, какая это пытка?..

– Вы сами заставляете нас сделать это. Ни у кого не хватит сил противостоять императору. Помогите ему. Покажите вторые врата добровольно. Поверьте, император к вам благоволит.

– Военным почему-то никогда не хватает пространства.

Договорить им не удалось: дверь бесшумно отворилась, и так же бесшумно внутрь проскользнул человек-мышка. Подбежал к Луису и что-то шепнул на ухо. Виктору почудилось, что он расслышал одно слово. Одно имя...

«Бурлаков...»

Но что дальше – разобрать не сумел.

– Уведите! – приказал Луис.

– Послушайте, я здесь гость!

– Кто вам это сказал? – Луис рассмеялся. – Вы в моей власти, герцог. Отныне вы – пленник.

МИР
Глава 12

1

– Это ты, my angel? – Поль крепко держал Алену за локоть и вел за собой. – Похоже, в этот раз ты одна? Или виндексы скоро появятся?

Внезапно он отстранил Алену, приоткрыл дверь и спросил у того, кто был внутри:

– Убрали?

Ланьеру что-то ответили. Что – Алена не разобрала.

– Заходи! – Поль втолкнул ее в комнату.

Полуголый парень в шортах цвета хаки затирал тряпкой пятно на полу. Тряпка была бурой.

– Все нормально! Иди, Мигель! – приказал Ланьер.

Парень схватил тряпку и выбежал из комнаты, обдав Алёну брызгами. Она содрогнулась. Окаменела. Будто зелье какое было в этой тряпке, и ее околдовали.

– Ты что, убил Снайпершу? – спросила Алена.

– Что? Ты думала, это кровь? – Ланьер расхохотался. – Это всего лишь разбитая бутылка вина.

– Это хорошо, – она вздохнула с облегчением.

– Напротив – плохо. Вино было отличное. Теперь придется пить всякую дрянь.

Поль вынул из бара квадратную бутылку с прозрачной жидкостью, глотнул из горла. Потом тряхнул и протянул бутылку Алене:

– Хочешь?

– Что это?

– Хочешь или нет?

Она взяла у него бутылку, зажмурилась и сделала большой глоток. Задохнулась. На глаза невольно выступили слезы. Отвратительный вкус. Сладковатая сивуха. Неужели Поль это пьет? Ноги сами собой подогнулись. Она пошатнулась, сделала шаг и села на кровать. Ланьер взял у нее бутылку и снова глотнул. Он был раскован, но не развязен, силен, но не груб, ироничен, но ей чудилась за его насмешливым тоном затаенная грусть.

– Что ты сделал со Снайпершей? – спросила она и зачем-то хихикнула. Во рту был странный привкус – смесь сахара и дешевого рома.

– Отнял значок и выставил дамочку за дверь. Она – агент стражей, хотя и пыталась мне сунуть под нос портальный значок.

Он отрезал охотничьим ножом кусок перченой говядины и протянул Алене:

Последний кусок, я успел стянуть его на кухне. Ешь!

– Стражи? – переспросила Алена. – Они тебя выследили?

– Как видишь, я нужен всем – и стражам, и виндексам. Ведь ты на них работаешь?

– Я ни на кого не работаю... я сама по себе... я – сама... Мне нужно было тебя найти. Сущинская обещала помочь пробраться сюда на виллу.

– Тебе это уже ни к чему. – Поль сорвал с нее значок «Глобал» и разбил серебряным подсвечником. – Зачем ты явилась?

Алена вспомнила о поручении Лиса.

– Предупредить, что за тобой охотятся стражи врат.

– Я это знаю. Но это не страшно. Они не собираются меня убивать. Просто идут по следу.

– Еще я должна была передать тебе одну фразу от Лисова, какой-то пароль. Но он не успел сказать мне – какой.

– Не успел? Что это значит?

– Его ранил «неподчинимый», агент стражей.

Ланьер глотнул из бутылки, задумался, как будто прикидывал что-то, делал в уме расчеты.

– Значит, виндексы сцепились со стражами...

– Но я не только поэтому здесь! – выпалила Алена. – Я здесь из-за тебя... из-за врат... Сейчас все объясню! – торопливо добавила она, заметив его недоуменный жест. – Когда увидела врата, сразу почувствовала: я должна туда идти, должна. Но не могла – испугалась. Брата звали, а я пятилась, как глупая курица, трусливая зайчиха. Я бежала. Сидела все лето и ждала, ждала. Я терпеть не могу ждать. Терпеть не могу.

– Почему? – перебил Поль.

– А тебе нравится ждать?

– Я задал вопрос. На вопросы герцога положено отвечать без запинки, – он засмеялся. – Но я прощаю тебе своеволие, my angel.

– Мать столько лет ждала, что отец вернется из-за врат! А он так и не вернулся. Ну, ничего, теперь я твердо решила: пойду с тобой в Дикий мир. Ты защитишь. С тобой нечего страшиться. Ты не похож на других. Ты – сильный. Бесстрашный. Ты – герой.

– А ты умеешь льстить, my angel!

Поль подошел к ней, сел рядом, положил руку на плечо. Как владетель. Будто вещь свою клеймил.

– Как ты думаешь, на тебе много жучков?

– Что?

– Думаю, тебе подбросили жучка. Твой будущий родственник Лис постарался. Давай-ка поищем.

Он провел ладонью на расстоянии нескольких сантиметров от ее лица, спустился к шее, потом ниже, к груди. Алену бросило в жар. Его рука повторяла контур её тела. Еще ниже.

– В кармане, – сказал Поль. – Эта штука лежит у тебя в кармане.

Алена послушно сунула руку в карман и достала бумажник, который дал ей Лисов.

Поль забрал его, шагнул к двери и, даже не открыв и не посмотрев, что же внутри потрепанного бумажника, выбросил находку за дверь.

– Мигель! – крикнул слуге. – Отнеси эту вещицу на кухню и отдай Марии.

– Что вы сделали? – возмутилась Алена. – Там были мои деньги.

Поль вернулся и сел рядом.

– Теперь мы можем свободно поговорить. Я отправляюсь за врата первого декабря.

– Что?.. – Она растерялась. – Но ведь зимой врата закрыты.

– Ты говоришь о той двери, через которую шляются все, кому не лень, и ваши промышленники вываливают груды мусора. Только я знаю тайную калиточку. Дикий мир ждет меня. Я ухожу. – Говоря это, он улыбался.

Алена подумала, что он ее разыгрывает.

– И только ты один знаешь про эти врата? – спросила она с сомнением.

– Только я.

– Так вот почему ты... я поняла... – Алена не стала продолжать и говорить про найденный билет из Нью-Йорка. – Эти вторые врата где-то здесь? Близко? Да? Поэтому ты и приехал сюда?

– Ответить тебе искренне или соврать?

– Конечно, соври! Нет, говори серьезно, но делай при этом вид, что врешь, – она рассмеялась, хмель действовал на нее все сильнее.

– Чудный рецепт. Я его запомню. Тогда слушай мое вранье, которое на самом деле – правда. Врата ближе, чем ты думаешь. Но не рядом. Нет. Либо стражи, либо твои друзья виндексы скоро их найдут. Я не дурак, понимаю, что они идут по моему следу и дышат в затылок. Но я успею проскочить первым – это все, что мне нужно. А кто встанет у входа – мне все равно. Я ничего не понимаю в политике Вечного мира и, как бы тщательно ни выбирал, кто лучше, все равно ошибусь.

– Виндексы лучше, – заверила Алена.

– Я же сказал: мне все равно, my angel. Меня интересует Дикий мир. Ты готова уйти со мной на ту сторону?

– Конечно!

– Ты не боишься? Мне кажется, ты не для Дикого мира. Можешь существовать только здесь, в милом, теплом, охраняемом доме, как оранжерейный цветок. А на той стороне – дикие леса, ночевки на голой земле, охота, кровь, стрельба, смерть. Тебе ничего этого не надо. И это замечательно. Мне нравятся подобные женщины.

– Я – сильная! – Она, разумеется, лгала.

Он засмеялся:

– Тебе это только кажется. Один может жить на той стороне, другой – погибает. А я бы умер здесь от тоски. Ты не хочешь, чтобы я умер подле тебя?

– Я люблю тебя! – выкрикнула она почти в отчаянии. Ну что ж, он добился своего. На миг ей показалось, что она его ненавидит.

– Вот как? А говорила, что любишь Виктора.

– Это жестоко...

– Что жестоко, my angel?

– Говорить о том, чего нет. Там все кончено. – Алена выговорила эти слова с неожиданной решимостью. – Я пойду с тобой!

Ей показалось в эту минуту, что он по-юношески смущен. Сексуальность и обаяние смешивались в нем с какой-то наивностью, и этим он привлекал еще больше.

Но при этом ее не оставляло ощущение, что она рядом с ним оказалась случайно. Будто он шел в одну сторону, а она в другую, они столкнулись на улице, на секунду очутились рядом, руки сами собой потянулись друг к другу, желание соединило губы, они приникли друг к другу, сознавая, что следующий шаг их разъединит.

Но одна ночь была в их распоряжении.

2

Каждое его прикосновение отзывалось в ее теле вспышкой восторга. Алене казалось – еще секунда, она не выдержит этого и умрет. Смерть. Умереть... Слова звучали в такт ударам сердца. Пока истома растекалась по телу, оно пульсировало в каждой клеточке тела. Смерть. Алена лежала неподвижно, пытаясь понять, что происходит с ней. Ничего подобного никогда прежде не было. Это походило на ожидание чего-то совершенно необычного. Бесподобного. Чего-то такого, что гораздо сильнее, чем секс. Невыносимое наслаждение. Смерть.

Дыхание Поля сделалось ровным. Заснул? Похоже. У герцога наверняка должно быть оружие. Где он его прячет? Под подушкой? Она протянула руку. Но пальцы лишь скользили по ткани – оружия не было. О Господи, что с ней?.. Она же не хочет... «Смерть! Я должна убить Поля!» – приказ уже отчетливо звучал в мозгу. Может быть, нож? Да, именно нож. Полоснуть по горлу спящего. Мысль об этом вызывала почти сексуальное наслаждение. Нож – она видела его на столике рядом с бутылкой. Отличный охотничий нож. Алена вскочила. Нож в самом деле лежал на столе.

Она вернулась к кровати, встала на колени рядом со спящим, примериваясь, как лучше нанести удар. Но лишь стала заносить руку, как Поль открыл глаза. Одна неуловимое движение, и оружие оказалось выбитым из ее пальцев, а сама она – распростертой на кровати с плотно прижатыми к телу руками. Поль нависал над ней и смотрел на нее, будто изучал.

– Я так и думал, – прошептал Поль и, наклонившись, поцеловал ее.

– Нет! – Алена вырывалась яростно, пыталась царапаться, драться, обнаружив бешеную, неведомую прежде силу.

Но герцог был куда сильнее.

– Б чем дело, my angel? Так ведь? Была бы возможность – перекусила бы горло?

Поль вновь овладел ее телом, но это вызывало не наслаждение, а боль, как будто он всадил ей нож в промежность.

– Пусти!

Но он и не думал подчиняться. Напротив, он держал ее крепко, так, что она и пошевелиться не могла. Каждое его движение было как удар ножа. Она корчилась от боли.

– Я убью тебя! Убью! Убью! – Алена захлебывалась криком.

Потом все поплыло перед глазами, навалилась тьма, а потом представилось, что она опять дома, сидит на веранде вместе с дедом. На улице лето, август, деревья ещё зеленые, но Алена знает, что скоро осень. Идет дождь, шумит вода в листве сада. Дед сумрачный, недовольный, сидит в шезлонге, листает бумажную книгу и что-то бормочет под нос.

– Что ты говоришь, деда? – спрашивает его Алена.

– Он теперь не вернется, – отвечает дед. – Теперь он точно навсегда застрянет в Диком мире. Ты этого хотела?

– Ты о чем? – Алену охватывает страх – такой страх бывает только во сне, страх, что вот-вот умрешь.

– Не о чем, а о ком. О Викторе. Твой Виктор не может теперь вернуться.

– Почему? – шепчет Алена.

– Ты не хочешь этого.

– Неправда! Я жду его! Я зову его каждый день назад!

– Если бы это было так, он бы вернулся.

– Я хочу! Я всей душой хочу! Он вернется! – выкрикнула Алена в отчаянии и очнулась.

Она лежала на кровати, руки и ноги были стянуты скотчем, на лбу – влажное полотенце. Поль сидел рядом и смотрел на нее.

– Поль... – Алена попыталась улыбнуться.

Ей казалось, что от тела ее осталась одна оболочка, и внутри ничего нет.

– Тебе все-таки подсадили жучка, – сказал герцог, – но я не смог не найти.

Он коснулся ее плеча.

– Ты вся горишь.

Он приподнял ее и поднес к ее губам квадратную бутылку.

– Это пош, ужасная гадость, но должен немного помочь.

Она сделала глоток, задохнулась, замотала головой. Но Поль заставил ее выпить все до дна.

– Это не отключит программу убийства, но руки и ноги перестанут тебя слушаться, – пообещал Поль. – Погоди немного, я сейчас вернусь, детка.

Он оделся и ушел. Куда? Зачем? Помогите! Кто-нибудь! Ей было плохо. Как будто она натолкнулась на непробиваемую стену и никак не могла теперь сквозь нее пройти.

Он вскоре вернулся с огромной матерчатой сумкой, по виду – довольно тяжелой. Своим охотничьим ножом разрезал у нее на руках и ногах скотч, помог одеться.

– Идем, – сказал Поль.

Алена попыталась подняться и едва не упала. Герцог подхватил ее и поставил на ноги, как куклу. Повел, придерживая одной рукой, во второй нес сумку.

– Я тебя спрячу на время, – пообещал пришелец из-за врат.

Она не спросила «зачем» и «где», просто пошла за ним, автоматически переставляя ноги.

3

У нее голова кружилась так, будто она каталась на карусели, а проклятая карусель вращалась все быстрее и быстрее. Если бы Поль не держал ее под руку, она бы и шагу не смогла ступить. Только у ворот Алена догадалась – Поль уводит ее с виллы. Над сторожкой горела лампа. Охранник Мигель спал, сидя в кресле, не проснулся даже, когда они выскользнули за ворота.

Они прошли сотню метров по дороге, потом свернули на тропинку в джунгли.

– Ты что, решил завести меня в лес и бросить? – пробормотала Алена.

– Примерно так.

– И там убьешь? – Она попыталась погрозить ему пальцем. – Я знаю, на что ты способен.

– Пока воздержусь. Живи, my angel!

Они шли недолго. Вскоре Поль остановился и осветил вечным фонарем вход в землянку.

– Здесь. Это твое убежище. Чтобы войти, придется встать на колени. Ты – первая. – Он подтолкнул ее, и Алёна упала на колени.

Внутри землянки было сыро, прохладно и пахло плесенью. Поль укрепил вечный фонарь на подпорке. Девушка повалилась на покрытый шерстяным одеялом топчан. Вокруг нее все продолжало кружиться.

– Здесь запас еды и воды на четыре дня. Я хранил здесь кое-какие свои вещи, но теперь их забрал. Несколько дней тебе придется побыть в уединении, потом тебя заберут. Одного не понимаю, почему они это сделали с тобой, почему не подослали настоящего убийцу?

Поль достал из сумки бутылку с водой, упаковки с печеньем и какую-то коробку.

– Здесь уминта[3]3
  Уминта – хлебцы из кукурузной муки.


[Закрыть]. Этих хлебцев много не ешь – не больше двух штук за раз. Иначе понос обеспечен. В землянке есть еще консервы и сухари.

– Я умру... с голоду... – пробормотала Алена.

– Принес для тебя все, что не успели уничтожить участники марша.