Текст книги "Каникулы Рейчел"
Автор книги: Мариан Кейс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 25 (всего у книги 35 страниц)
– Неплохо всегда иметь рядом кого-нибудь, кто не так удачлив, как ты сам, – проговорила Джозефина, как бы размышляя вслух. – Такой контраст очень согревает душу.
– Но… Я… – Бриджит была смущена и пыталась что-то сказать, но Джозефина уже пошла дальше.
Наше занятие кривыми, окольными путями двигалось к концу. Джозефина сказала, что Люк будет говорить после ланча, после чего увела его и Бриджит в столовую для персонала. То, что они будут есть в помещении для «нормальных людей», стало для меня дополнительным унижением. Я очень страдала от такой дискриминации и ненавидела, когда со мной обращались, как с психом.
Когда они выходили, я заметила, что Люк слегка придерживает Бриджит за спину, словно оберегая ее. «Стерва!» – подумала я, с трудом сдерживая гнев. Едва они ушли, мною овладело уныние. Куда ушел Люк? Где мне теперь его искать? Как мне хотелось, чтобы он обнял меня и прижал к груди! Я жаждала утешения, ведь раньше я всегда его получала от Люка.
Мне даже пришла в голову дикая мысль ворваться в помещение для персонала, чтобы увидеться с ним. Может быть, если бы мы спокойно поговорили, он бы понял, что по-прежнему любит меня? Он был так ко мне привязан, что это не могло вот так просто пройти. Надо прекратить весь этот кошмар. На какое-то мгновение эта мысль показалась мне очень удачной и вполне осуществимой. А вдруг все еще можно исправить? Но очень скоро я пришла в себя и поняла, что исправить ничего нельзя.
Пациенты сгрудились вокруг меня, наперебой предлагая свое сочувствие.
– Слушайте, – я отчаянно пыталась оправдаться хотя бы в их глазах. – Вы должны понять: все, что наговорила здесь Бриджит, не имеет ко мне никакого отношения. Она все чудовищно преувеличила, и все из-за этой своей новой работы. У нее на работе с ума сойдут, если узнают, что она принимала наркотики. А вы бы видели, сколько она их потребляла! Это она научила меня всему, – я выдавила из себя злобный смешок и ожидала, что Майк и другие меня поддержат. Нет, они и не думали смеяться, только гладили меня по плечу и сочувственно вздыхали.
За ланчем я не смогла съесть ни куска. Вместо того, чтобы есть, я молилась, и так горячо, как не молилась никогда. Я исступленно торговалась с Господом Богом. То я умоляла, чтобы он навлек на Люка ужасные несчастья, то просила, чтобы поспособствовал нашему воссоединению. А взамен я обещала провести остаток жизни в неустанном подвижничестве. Но поскольку в прошлом я уже несколько раз надувала Господа Бога, он, вероятно, больше не хотел иметь со мной никаких дел.
Минут за десять до продолжения увлекательного аттракциона на меня накатила волна тошноты, и в глазах потемнело. Я с удовлетворением подумала, что сейчас умру, и побрела в ванную, держась при этом за стену, потому что даже пол под ногами различала очень смутно, а перед глазами у меня плыли какие-то черные полосы. Но как только меня стошнило, я снова почувствовала себя нормально, поняла, что час моей смерти еще не пробил, и была горько разочарована.
53
Не успела я оглянуться, как уже сидела на стуле в Аббатских апартаментах – приняв во внимание муки, которые меня ожидали, мне позволили на сей раз занять одно из лучших мест. Люк должен был появиться с минуты на минуту.
«Может, он все-таки не станет поливать меня грязью?» – блеснула у меня надежда, почти вернувшая мне самообладание. Вдруг, когда дойдет до дела, он все же не сможет быть со мной так жесток? В конце концов, он ведь был моим любовником, он с ума по мне сходил. Ведь должно же у него ко мне хоть что-то остаться? Вдруг он не сможет сделать мне больно? Разве не он приносил мне грелки, когда у меня были месячные и болел живот? Он даже не стеснялся покупать для меня то, что по старинке называл «женскими гигиеническими пакетами».
Я снова подумала о возможности нашего воссоединения с Люком. Как мы вместе возвращаемся в Нью-Йорк и просто вычеркиваем из памяти весь этот ужас.
Потом я вспомнила, каким ужасным было выступление Бриджит, и поняла, что вряд ли выступление Люка будет лучше. От страха опять затошнило. Я снова начала молиться об избавлении, но ровно в два часа Люк, Бриджит и Джозефина вошли в комнату и уселись на свои места. Увидев Люка, я в первый момент вновь испытала неосознанный приступ радости, такой же, как утром. Он был такой сексуальный, такой красивый, такой мой! Но, увидев его мрачное, холодное лицо, я тотчас же вспомнила, что теперь все иначе.
Занятие началось. Можно было себе представить нездоровый интерес остальных пациентов. «Наверно, в прошлой жизни они не раз приходили на площадь поглазеть, как казнят на гильотине», – с отвращением подумала я, совершенно забыв о том, что и сама умирала от любопытства, когда приходили их Значимые.
– В каких вы с Рейчел отношениях? – спросила Джозефина Люка.
– Я ее любовник, – пробормотал он в ответ. – Вернее, бывший любовник.
– Значит, вы, как никто, имели возможность наблюдать ее пристрастие к наркотикам?
– Пожалуй, да.
В том, что Люк испытывал очевидную неловкость, я нашла для себя крупицу утешения.
– Несколько дней назад вы взяли на себя труд ответить письменно на наши вопросы. Вы не возражаете, если я зачитаю ваш отзыв группе?
Люк поежился. Я почувствовала, что мой желудок опустился куда-то вниз, на уровень пальцев ног.
«Господи, устрой землетрясение!» – молча взмолилась я. – «Пожалуйста! Еще не поздно!» Но Господь Бог, видимо, был занят чем-то другим. Он как раз устраивал землетрясение где-то в Китае, где оно не принесло никому никакой пользы. А ведь займись он вместо Китая графством Уиклоу, мог бы оказать мне неоценимую услугу. Позже я узнала, что землетрясение произошло в провинции Уик Ла, и мне стало легче: Бог не покинул меня, просто он был несколько глуховат.
Джозефина достала какие-то листки. Их было довольно много. Похоже, Люк написал целую книгу.
– Итак, – она откашлялась. – Первый наш вопрос был такой: «Какие наркотики принимала Рейчел?», и Люк ответил: «Кокаин, крэк-кокаин, экстази…»
Мне стало так горько, что захотелось умереть. Люк, мой Люк, определенно отступился от меня. До этой минуты у меня еще оставалась какая-то надежда, теперь она умерла.
«Марихуана, гашиш, галлюциногенные грибы, кислота, героин…»
При слове «героин» кто-то из присутствующих громко ахнул. «Ради бога! – раздраженно подумала я, – я всего-навсего курила его!»
«…валиум, либриум, болеутоляющие, антидепрессанты, снотворные, средства, подавляющие аппетит, и любой алкоголь».
Джозефина перевела дух.
– Еще Люк приписал постскриптум: «Рейчел попробовала все существующие наркотики. Возможно, она попробовала даже те, которых еще не изобрели». Очень эмоционально для ответа на конкретный вопрос, но, думаю, мы все поняли, что вы хотели сказать. Люк.
Я сидела, опустив голову и зажмурившись, но, на секунду приоткрыв глаза, успела заметить, что Джозефина тепло улыбнулась Люку. Это было похоже на кошмарный сон. Я все никак не могла взять в толк, как это я вдруг совершенно утратила ту огромную власть, которую всегда имела над Люком, и оказалась совершенно беспомощна.
– Следующий вопрос: «Как вы считаете, Рейчел злоупотребляла наркотиками?», и вы. Люк, ответили на него так: «Без комментариев». Что это значит?
– Это значит: да, – пробормотал он.
– Спасибо, – сухо поблагодарила Джозефина.
– Следующий вопрос: «Когда, по-вашему, у Рейчел начались проблемы с наркотиками? Люк ответил на него так: «На заре времен». Не будете ли так любезны уточнить свой ответ. Люк?
– Ну да, – замялся Люк. – Я имел в виду, что этому пороку она начала предаваться задолго до нашей встречи.
Как он посмел употребить слово «порок», говоря обо мне? Как будто я шваль какая-нибудь и ни на что уже не годна!
– Что же ты тогда со мной связался, если я уж так плоха? – прошипела я.
Все так и подпрыгнули на стульях, все, включая меня. Люк закатил глаза, как бы говоря: «Ради всего святого!», как будто я сумасшедшая и у меня очередная истерика. Я просто ненавидела его.
– Не волнуйтесь, Рейчел, – спокойно улыбнулась Джозефина. – Мы еще дойдем до этого. Следующий вопрос: «Когда вы впервые поняли, что у Рейчел серьезные проблемы с наркотиками?» Люк отвечает довольно-таки длинно: «Я всегда знал, что Рейчел много пьет и употребляет кокаин…»
Я просто разъярилась от такой откровенной лжи. Это неправда! Я вовсе не много пила. Ублюдок проклятый – сделал из меня какого-то Оливера Рида!
– «…но я не думал, что все настолько серьезно, потому что многие мои знакомые выпивают и покуривают травку. Некоторое время мы встречались только вечерами, я видел, что она не в себе, но считал, что это дело обычное на вечеринках. Хотя и тогда я говорил ей, что предпочел бы видеть ее настоящую. А она отвечала, что делает это потому, что иначе стесняется меня. Я ей верил, мне это даже казалось трогательным».
– Я, правда, стеснялась! – прошипела я. Джозефина сверкнула на меня глазами и продолжала:
– «Но однажды, когда она осталась у меня ночевать, утром от нее сильно пахло спиртным. Это показалось мне странным, потому что накануне вечером она пила совсем немного. Но зато много нюхала кокаина. После ее ухода мой приятель Джои, с которым мы вместе снимаем квартиру, обвинил меня в том, что я выпил припрятанную у него бутылку «Джек Дэниеле»… – Джозефина сделала небольшую паузу, – «Джек Дэниеле»? – переспросила она.
– «Джек Дэниеле», – подтвердил Люк.
– Спасибо, – кивнула Джозефина, – «…а я не пил. Но я и тогда не мог поверить, что это Рейчел ее выпила, тем более, с утра».
Мой гнев утих. Я была пристыжена. Мне-то казалось, что никто не заметил, что я отпила немного из бутылки, которую нашла утром на кухне у Люка. Я бы и не притронулась к ней, если бы утром после коки мне не было так скверно. Валиум у меня кончился, и мне нужно было что-нибудь выпить, чтобы избавиться от страха и паранойи.
– «…A однажды утром я ушел на работу, но потом вернулся. Я забыл, что должен разбудить Джои – у него испортился радиобудильник. Рейчел нюхала кокаин прямо в постели! Она взяла его у Джои». То есть, она украла его? – прервалась Джозефина, подняв глаза от страницы на Люка.
– Да, она его украла.
Мне очень хотелось, чтобы земля разверзлась и поглотила меня. Я просто внутренне корчилась от стыда. Я ненавидела быть плохой. И еще, я ненавидела людей, которые знали о том, что я плохая. Люк в то утро ничего особенного мне не сказал. Ну, он покричал на меня немного, сказал, что беспокоится за меня, и велел больше никогда так не делать. Но тогда я отмахнулась от этого, я подумала: он так привязан ко мне, что на все согласен. И теперь, когда оказалось, что это не так, я почувствовала, что меня предали. И кроме того, зачем, черт возьми, ему понадобилось рассказывать об этом всем?
– После этого я стал следить за ней, теперь я знал, за чем именно надо следить, и тогда понял, что дело плохо. Она вечно что-то скрывала. Она никогда не говорила правды.
Произнося все это, он смотрел на меня в упор. У меня в голове все поплыло. Мы с Люком в Нью-Йорке, любящие друг друга – это была одна картина. Люк в Клойстерсе, приехавший, чтобы полить меня грязью, – совсем другая, и слишком сюрреалистическая для меня, – словно какие-нибудь летающие коровы.
– Понятно, – подытожила Джозефина. – Следующий вопрос: «Как наркотики влияли на поведение Рейчел?». Люк ответил на него так: «Трудно сказать, потому что, насколько я понимаю, она была под кайфом постоянно. Иногда она бывала ласкова и забавна. Но большую часть времени – очень рассеянна, то и дело строила какие-то планы и тут же об этом забывала. Она часто не могла вспомнить наших предыдущих разговоров. Мне кажется, такая забывчивость была связана с валиумом. Когда она нюхала коку, все было по-другому. Наблюдать это было очень больно. Она становилась грубой, крикливой, а ей самой при этом казалось, что она просто великолепна. Что я тяжелее всего переносил, так это когда она в таком состоянии начинала флиртовать с мужчинами. Стоило рядом появиться мужчине, которого, по ее понятиям, можно было назвать крутым… – Джозефина сделала паузу, проглотила слюну, потом продолжала: – …и она тут же набрасывалась на него».
Я была уязвлена, унижена, разъярена!
– Да как ты смеешь? – заорала я. – Тебе крупно повезло, что я вообще обратила на тебя внимание. Как ты смеешь так оскорблять меня?
– А как ты предпочла бы, чтобы я тебя оскорбил? – ледяным тоном парировал он.
Мое сердце просто остановилось от страха. Люк никогда раньше не вел себя со мной так гнусно. Кто был этот большой, угрюмый, злобный, жестокий мужчина? Я его не знала. Но он, судя по всему, знал меня очень хорошо.
– Да, ты вешалась им на шею, – настаивал Люк, взрослый страшный Люк со сжатыми губами. И как я только могла не принимать его всерьез? – Полно, Рейчел, вспомни-ка, – вскинулся он, – как я тебя повел на открытие выставки Франсуа, а ты ушла, ушла домой, с тем козлом-дилером?
Я покраснела от стыда. Следовало ожидать, что он мне это припомнит. Тогда мы так и не поговорили об этом.
– Я с ним не спала, – пробормотала я и добавила, уже более воинственно, – и вообще, это все потому, что мы с тобой поссорились.
– Эту ссору ты сама спровоцировала, когда положила глаз на того мужика, – холодно ответил мне Люк.
Я была в ужасе. Я-то думала, что мне тогда удалось запудрить ему мозги. А теперь оказывается, что он сразу понял, чего я хочу.
– Все это плавно подводит нас к следующему вопросу, – вмешалась Джозефина, – который звучит так: «Какие странности появлялись в поведении Рейчел в результате употребления ею наркотиков?». И Люк написал: «Ее поведение становилось все более и более странным. Она почти перестала есть. Она стала ужасно подозрительной. Обвиняла меня в том, что я клеюсь к ее подругам и смотрю на них так, как будто хочу с ними переспать. На работе она постоянно сказывалась больной. Случалось, что она и в самом деле болела, но часто оставалась дома просто, чтобы поправить голову после вчерашнего. Она почти не выходила, разве что за наркотиками. Она у всех занимала деньги и никогда не отдавала долги. А когда ей отказывались давать в долг, она просто крала…»
Неужели так и было? «Да нет, я вовсе не крала!» – решительно отмела я эту неприятную мысль. Они все могли позволить себе дать мне в долг, и сами виноваты, что не хотели этого делать. Джозефина опять выдержала небольшую паузу:
– Ну, вот и все вопросы. А теперь, поскольку Бриджит слишком расстроена, чтобы разговаривать дальше, может быть, поговорим с вами, Люк?
– Хорошо, – кивнул он.
– Как вас сегодня уже спросила Рейчел, почему вы… э-э… связались с ней?
– Почему связался? – Люк чуть не рассмеялся. – Да я был от нее без ума.
Спасибо тебе. Господи, спасибо, спасибо, спасибо. Я испытала громадное облегчение. Он, кажется, пришел в себя. Пора уже! Теперь он возьмет обратно всю эту ужасную ложь, которую успел наговорить обо мне. Может быть… может быть, мы даже снова помиримся.
– А почему вы были от нее без ума?
Люк медлил с ответом.
– Во многих отношениях Рейчел была просто замечательная.
Прошедшее время, заметила я. Он это даже подчеркнул.
– Она по-своему смотрела на мир. Она была остроумна и умела рассмешить. Правда, иногда, – с сомнением оговорился он, – когда бывала под кайфом, она как-то уж слишком старалась быть забавной, и это становилось уже не смешно, у меня от этого в ушах звенело.
Мне ужасно захотелось напомнить ему, что мы наконец-то перешли к моим достоинствам.
– Мне никогда не нравился этот вид стильной девицы, который она на себя напускала, – признался Люк.
Я встревожилась. Интересно, кто еще, кроме него, видел меня насквозь?
– А вот когда она просто была самой собой, – он говорил так, будто только что раскрыл основной секрет мироздания, – вот тогда она казалась мне по-настоящему остроумной.
Отлично, кажется, мы все-таки вырулили обратно, на ровную дорогу. Джозефина поощрительно кивнула.
– Мы разговаривали обо всем на свете, – продолжал Люк. – Бывали дни, когда нам времени не хватало поговорить обо всем, о чем хотелось.
«Это правда», – подумала я с тоской по прошлому, по Люку.
– Она была не похожа на других девушек, которых я знал, она была значительно умнее. Она, единственная из всех моих знакомых женщин, могла вдруг процитировать что-нибудь из «Страха и ненависти в Лас-Вегасе». Она, помню, говорила: «Трах и ненависть в Лас-Вегасе», – добавил он.
– Это вы к чему? – не поняла Джозефина.
– Да к тому, что у нее было чувство юмора! – улыбнулся он. – Иногда мы с ней бывали так близки, что мне казалось, мы – одно, – задумчиво сказал он. Он посмотрел на меня, и на какую-то секунду наши глаза встретились. Я увидела того, прежнего Люка. Мне стало невыразимо печально.
– Все это прекрасно, – бесцеремонно прервала Джозефина романтичные воспоминания Люка. – Полагаю, вы пробовали повлиять на Рейчел, когда обнаружили, насколько далеко зашла ее наркомания?
– Конечно, – кивнул Люк. – Но сначала она это скрывала от меня, а потом стала мне врать. Она не говорила, что принимает и сколько, хотя, думаю, понимала, что я знаю обо всем, и я сказал ей, что знаю. У меня голова шла кругом. Я пытался вызвать ее на разговор об этом. Потом я предложил ей пройти курс лечения, но она послала меня на… – он покраснел, – извините за выражение.
Джозефина милостиво приняла его извинения.
– И что было потом?
– Потом – передозировка, больница, а потом она уехала из Нью-Йорка.
– Вы сожалели о том, что ваши отношения закончились? – спросила его Джозефина.
– К тому времени это уже нельзя было назвать отношениями, – ответил он.
У меня упало сердце. Было не похоже, что он собирается вернуться ко мне.
– Все уже и так было кончено, – продолжал он. Мое сердце упало еще ниже. Он упорно говорил обо мне в прошедшем времени.
– Не знаю, почему она продолжала встречаться со мной. Ничего из того, что я делал, не приносило ей радости. Ее ничего во мне не устраивало: ни моя одежда, ни мои друзья, ни моя квартира, ни то, как я тратил мои деньги. Ей не нравилась даже музыка, которую я слушал.
Джозефина сочувственно кивала.
– Я знал, что она потешается над тем, как мы с друзьями одеваемся, и не видел здесь большой беды. Мы к этому привыкли. Но потом она стала сторониться меня на людях, делать вид, что она не со мной. И вот это уже было не смешно!
Я посмотрела на его честное, простодушное лицо, и на какую-то секунду, как это уже было с Бриджит, почувствовала к нему сострадание. «Бедный Люк, – подумала я, – как с ним обращались!» И тут же вспомнила, что это именно я так ужасно с ним обращалась, да и, если задуматься, что уж тут такого ужасного. Подумаешь, дело большое!
– В первый раз, когда Рейчел сделала вид, что меня не знает, я подумал: «Ладно, она просто немного рассеянная, со всяким бывает». Но потом мне пришлось задуматься об этом всерьез. Она делала это намеренно! Нарочно! Как только она встречала кого-нибудь из этих хлыщей вроде дизайнеров по одежде, она тут же начинала вести себя со мной очень странно: просто оставляла меня стоять в сторонке, как дурака. Однажды она ушла с вечеринки, даже не попрощавшись со мной. А ведь это я привел ее на эту вечеринку. Просто она встретила там этих сучек, – простите! – Хеленку и Джессику, и они пригласили ее в гости.
– И как вы себя тогда чувствовали? – спросила Джозефина.
– Хреново, – хрипло ответил Люк. – Я чувствовал себя очень хреново. Она стыдилась меня. Я для нее был человеком второго сорта, понимаете? Дальше уже ехать некуда.
Я была очень, очень несчастна. С упреком глядя на Люка я думала: «Стань же ты наконец взрослым! Это я должна сейчас жалеть себя, а не ты!» И вдруг Джозефина спросила Люка:
– Вы любили Рейчел?
У меня свело мышцы живота.
Он не отвечал. Он сидел и молча смотрел в пол. Долгая, непереносимая, напряженная пауза. Я затаила дыханье. Так любил он меня или нет? Мне очень хотелось, чтобы любил. Он выпрямился и запустил пальцы в свои длинные волосы. Я судорожно глотнула воздуха в ожидании его ответа.
– Нет, – сказал он. Какая-то часть моей души сморщилась и умерла.
Мне было так больно, что я прикрыла глаза. Но ведь это же неправда! Он с ума сходил по тебе, и до сих пор сходит.
– Нет, – повторил он.
«Мы и в первый раз тебя хорошо слышали, – подумала я, – незачем вколачивать свое «нет» нам в головы».
– Если бы она была той, настоящей Рейчел, если бы она не теряла бы лица и не пресмыкалась перед этими стильными задницами, – задумчиво сказал он, – тогда я полюбил бы ее. Еще бы! Лучшей женщины я не мог бы и пожелать. Но она была не такая, – продолжал он. – А теперь уже поздно.
Я пристально посмотрела на него. Его черты исказило настоящее, неподдельное страдание. Он на меня не смотрел. Джозефина молчала и тоже смотрела на Люка.
– Вам, вероятно, было очень трудно сегодня придти сюда и сказать то, что вы сказали?
– Да, – пробормотал он. – Мне очень… – он надолго замолчал, – грустно.
Это слово надолго повисло в воздухе. У меня в горле образовался какой-то комок, в груди жгло, и я вся покрылась гусиной кожей.
Джозефина объявила, что занятие закончено. Бриджит встала и вышла, даже не взглянув на меня. Люк, перед тем, как уйти, долго-долго смотрел мне в глаза. Я пыталась прочесть что-нибудь в его взгляде. Раскаяние? Стыд? Ничего такого не было.
Как только за ними закрылась дверь, остальные пациенты столпились вокруг меня, чтобы утешить. Я узнала это выражение, с которым все они смотрели на меня – эту смесь жалости и любопытства, – потому что именно так сама неоднократно смотрела на товарищей по несчастью после того, как к ним приходили их Значимые. Это было невыносимо.
