Текст книги "С чистого листа"

Автор книги: Мари Хермансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 15 страниц)

Глава 2

Запах блинчиков они учуяли сразу, как только вышли на мощенный булыжником двор и приблизились к бывшей конюшне, у стены которой до сих пор стояли стулья.

Туре постучал в запертую дверь. В окне показалось чье-то размытое лицо. Дверь открылась, и женщина средних лет впустила их внутрь.

В помещении стояли столы и стулья из гнутых стальных трубок с пластиковыми сиденьями. На каждом столике красовалась вазочка с искусственными цветами. В большинстве за столом сидели мужчины. Единственная женщина, с седыми, коротко остриженными волосами и чудовищно намалеванными бровями, сидела за отдельным столом и шумно хлебала свой суп. Одета она была в овчинную куртку. В углу стояло пианино, на котором стопкой были сложены молитвенники. Они напомнили Рейне о тайнике, из которого он всего неделю назад брал деньги. Ему показалось, что с тех пор прошла целая вечность.

– Он здесь? – шепотом спросил Рейне.

– Он сидит вон там. Но сначала нам стоит подкрепиться.

Буфетная стойка отделяла обеденный зал от кухни. Вентиляция не работала, и помещение было окутано, словно туманом, жирным запахом подгоревших блинчиков.

У стойки они получили гороховый суп и по тарелочке с блинчиками и яблочным муссом. Рейне ждал с подносом в руках, пока Туре о чем-то болтал с женщинами на кухне. Потом он направился к столу, за которым сидели двое мужчин. Рейне последовал за другом.

– Как дела, Конни? – спросил Туре и уселся на стул напротив одного из мужчин.

Рейне сел рядом с Туре и принялся рассматривать человека, к которому тот обратился. Мысленно он попытался убрать лилово-красный цвет лица, слипшиеся пряди давно не мытых волос и черный струп на месте старого рубца и обнаружить сходство с Ангелой. Никакого сходства он не нашел. Не совпал даже цвет глаз. У мужчины глаза были карие, а у Ангелы – голубые.

– Паршиво, – ответил Конни.

– У тебя совсем недавно вроде бы все наладилось?

– Нет, нет. Наоборот, три дня назад я угодил под трамвай и попал в больницу. Ходить не мог. Но выкарабкался. Какое счастье, что я был сильно выпивши. Детям и пьяным всегда везет, говаривала моя мать.

– Да, тебе точно повезло. Кто знает, что могло случиться, не будь ты под градусом.

Конни рассмеялся, раскрыв беззубый рот.

– Ты давно последний раз видел Суне Одуванчика? – спросил Туре, и это было только начало долгого разговора обо всех возможных знакомых, о том, когда, где и в каком состоянии их видели, и о том, кто из них уже умер. В последнем вопросе единодушия у собеседников не было.

– Боб умер.

– Ни черта он не умер. Я видел его в прошлый четверг. В миссии спасения.

– Это был обман зрения. Боб умер, поверь мне.

– Нет, не умер. У него все в порядке. Были неприятности, но он выкарабкался.

– Да нет же. Он уж год как помер.

И так дальше в том же духе. Рейне молча слушал разговор и ел гороховый суп. Чтобы его не узнали, он натянул на голову капюшон. Туре он заранее попросил, чтобы тот не говорил, кто он. Надо было только разузнать, где Ангела.

Но Туре продолжал свои расспросы. Оказалось, что у него великое множество знакомых, чьи горести и радости следовало обсудить. У всех знакомых были странные прозвища: Одуванчик, Боб, Лиса, Огурец, Ворона и Педаль. Было такое впечатление, что Туре и Конни обсуждают какой-то абсурдный мир овощей, животных и неодушевленных предметов.

Но Туре не забыл, зачем они сюда пришли. Это была лишь военная хитрость, отвлекающий маневр – расспросить обо всех друзьях юности, живших в их квартале. Круг сужался, и скоро Туре должен был добраться и до Ангелы. Он спросил о ней как будто невзначай, с деланым равнодушием.

– Кстати, как поживает твоя сестра – как бишь ее звали? – ты с ней видишься?

В мгновение ока оба глаза Конни превратились в пистолетные дула. Он напрягся, рука с ложкой застыла над тарелкой.

– Я не знаю, о ком ты говоришь.

– О твоей сестре. У тебя их много?

Конни перегнулся через стол и посмотрел в глаза Туре. Словно ядовитый газ, он выдохнул ответ:

– У меня нет сестры.

Туре сделал вид, что ничего не понял.

– Ангела! Ее звали Ангела, разве нет?

Конни встал, так сильно двинув стол, что он врезался в животы сидевших за ним мужчин. Гороховый суп выплеснулся из тарелок.

– Заткнись! Заткни свою поганую пасть!

– Ну-ка, успокойся, Конни! – сказал кто-то от другого стола.

– Я не хочу ничего о ней слышать! Она больна, черт возьми! Она сумасшедшая, она рехнулась. Она опасна для общины.

Конни покрутил пальцем у виска и скорчил невероятную гримасу.

– Она больная на всю голову. Понял, ты? Она мне не сестра. Она – убийца.

– Ладно, ладно, успокойся и сядь.

– Я понятия не имею, где находится эта свинья, и не хочу этого знать.

Все взгляды обратились на Конни. Женщина, открывшая им дверь, подошла к столу.

– Либо ты будешь спокойно сидеть и есть свой суп, либо уходи. Нам здесь не нужны твои вопли, понял, Конни?

– Катись ты к черту! – заорал Конни, швырнул тарелку на пол и побежал к двери.

Женщина проводила его спокойным взглядом. Когда Конни выбежал вон, она взяла ведро и тряпку и вытерла лужу супа на полу. Остальные продолжали невозмутимо есть.

– С братской любовью мы опростоволосились, – сказал Туре, когда они вышли на улицу и остановились на трамвайной остановке. – Тебе понравился суп?

Глава 3

На трамвае они поехали домой к Туре.

Потом к Туре зашли двое друзей. Они посидели на кухне, поболтали, а ближе к вечеру ушли вместе с хозяином. Рейне остался один.

Он достал из сумки пару книжек кроссвордов, сел за стол, потом встал и начал искать тряпку, чтобы вытереть замызганный стол. Найдя, наконец, старое кухонное полотенце, он привел стол в порядок.

Снова усевшись за стол, Рейне раскрыл брошюрку. Ангела любила решать кроссворды, но никогда не доводила дела до конца. Он посмотрел на заполненные женой клетки. «А» прихотливо изгибалась, как крокетные воротца, у «R» был длинный добавочный хвостик вроде того, какие оставляет учительница красным карандашом, исправляя ошибки первоклассников. До сих пор он считал все эти погрешности проявлением инфантильности и невинной безграмотности. Теперь же, глядя на буквы совершенно иными глазами, он пытался найти в них что-то новое. Хитрость, бредовые идеи, злобу. Например, она отгадала «треугольная опасность» – «акулья стая», «они преступники» – «негодяи», но не смогла справиться с «орнаментом» («арабеска») или с «тем, что находится вверху картуша» («север»).

Рейне принялся заполнять пустые клетки. Вдруг он заметил ряд цифр, записанных Ангелой на полях страницы. Это был телефонный номер. Рейне отметил начальный код. Он соответствовал той местности, где они с Ангелой снимали дачу. Остальные цифры номера ни о чем ему не говорили.

Он взял телефонный аппарат Туре, набрал справочную службу и ввел записанный Ангелой номер. Торжественным и слегка дрожащим голосом, каким, наверное, говорят на смертном одре, автоматический информатор назвал имя владельца номера: Йон Рагнхаммар, и адрес: Бьоркосвеген, 8, в Херриде.

Рейне никогда не слышал ни о каком Йоне Рагнхаммаре. Насколько он знал, у Ангелы не было друзей. Но очевидно, он многого не знал об Ангеле. Кроссворды были новыми, и телефонный номер был записан всего несколько дней назад. Рейне оставалось только одно – цепляясь за любой след, попытаться найти Ангелу и Себастьяна раньше, чем их найдет полиция. Или до того, как Ангела сотворит что-нибудь бредовое.

Он набрал номер Йона Рагнхаммара и, ожидая ответа, пытался выдавить хоть немного слюны в пересохший от волнения рот. К телефону никто не подошел.

Рейне оглядел грязную квартиру. «Собственно, я могу пока здесь убраться», – подумал он. Сходил в магазин, купил чистящие средства и принялся за дело. Убираться без пылесоса оказалось трудным занятием. Он подметал, мыл и стирал пыль. Через пару часов в квартире стало относительно чисто.

Он попытался еще раз дозвониться по записанному номеру, и снова никто не взял трубку.

Вернувшийся вскоре Туре был навеселе, но не пьян. Его не слишком обрадовала чистота, наведенная Рейне. «Здесь и так было не очень грязно». Подумав, он все же переменил мнение, сказав, что, конечно, грязь в квартире была страшная.

– Мне просто нечем было больше заняться, – сказал Рейне, оправдываясь.

Потом они смотрели телевизор, а перед тем, как лечь спать, Рейне еще раз набрал номер таинственного Йона Рагнхаммара. К телефону и на этот раз никто не подошел.

– Я сегодня уеду, – сказал Рейне на следующее утро.

– Позволь спросить, куда? Прости, если вмешиваюсь не в свое дело.

– Я и сам не знаю. Поеду к человеку, с которым я незнаком и которого, вполне возможно, нет дома. Адрес: Бьоркосвеген, 8, в Херриде. Не знаю даже, как туда ехать. Ну ничего, у меня в машине есть карта.

– Ага. Но позволь спросить, что ты там хочешь найти?

– Там может находиться Ангела. Или человек, который ее знает. Возможно, правда, что все это – сплошное недоразумение. Но я все равно попытаюсь.

– Удачи. Если ты все-таки хочешь ее изловить, то будь предельно осторожен. Она ненормальная.

Солнце скрылось за свинцово-серыми тучами. За ночь каштан во дворе почти полностью облетел, и его листва ровным желтым ковром покрывала двор.

Рейне вышел на улицу, где иранцы поставили лоток с овощами и фруктами. Рейне с удовольствием купил бы пакет фруктов, но лавка была закрыта.

Он поискал свой автомобиль. Номерной знак выглядел так, словно всегда был на этом месте. Туре отлично справился с делом.

Рейне выехал из города. По обеим сторонам дороги расстилался осенний пейзаж. Желтые луга, зеркально поблескивающие лужи и пламенеющие деревья на фоне иссиня-черных туч. Время от времени Рейне останавливался и сверял маршрут по карте.

Бьоркосвеген оказался узкой дорогой с щебеночным покрытием. Дорога эта шла через сосновый лес, проходила по берегу небольшого озера и мимо покрытых мхом скал. Ландшафт был просто сказочный. Мелькали крестьянские хутора с покосившимися амбарами, щит с указателем собачьего питомника, пара новеньких коттеджей, а возле развилки Рейне увидел укрепленный на столбе почтовый ящик с большой цифрой 8 и дом, выглядевший как маленькая помещичья усадьба.

Он свернул на подъездную дорожку и остановил машину возле гаража. Откуда Ангела знает телефон хозяина этого дома? Какой благополучный человек может водить знакомства с людьми из низших слоев общества? Врач? Адвокат?

Когда Рейне вышел из машины, дверь открылась и на крыльце появилась молодая женщина. Должно быть, она услышала шум мотора и выглянула в окно. Стройная женщина была одета в облегающий тело свитер и джинсы. Светлые волосы были стянуты в конский хвост.

– Простите, возможно, я ошибся адресом, – сказал Рейне, – но я бы хотел спросить, не видели ли вы мою жену. Понимаю, что это звучит немного странно.

– Входите, – ответила женщина.

Рейне, следом за женщиной, вошел в просторное светлое помещение, к которому примыкали две одинаковые большие комнаты. Дом был обставлен старинной деревянной мебелью, но были видны и современные ее предметы, обитые тканью, покрытой бело-зеленым растительным орнаментом. На полу стоял нераспакованный чемодан, на столе были разложены платья и подводные маски.

– Я распаковываю вещи. Мы две недели были в Египте и вернулись только вчера вечером. Поэтому такой беспорядок. Садитесь.

Помедлив, Рейне сел на белый стул. Кажется, произошло какое-то досадное недоразумение.

– Дело в том, что у меня пропала жена. Я не знаю, где она находится. На полях газетки с кроссвордами она записала какой-то номер телефона. – Он протянул женщине тетрадку с кроссвордами. – Это ваш номер?

– Да, – недоуменно ответила женщина.

Когда он увидел ее в дверном проеме на крыльце, то подумал, что она очень молода, почти тинейджер, но теперь сообразил, что ей, скорее всего, уже за тридцать.

– Поэтому я хотел бы узнать, не звонила ли она вам.

Женщина покачала головой. Солнце играло на латунных петлях кафельной печи и на скульптуре золотистого металла, изображавшей либо птицу, либо женщину, либо вообще бог весть что.

– Нас две недели не было дома.

– А до этого? Ее зовут Ангела. Ангела Ольссон. Большая, очень полная женщина. Вы ее знаете?

Женщина снова покачала головой.

– Но может быть, ее знает мой муж. Правда, сейчас его нет дома, он поехал в магазин. У нас в холодильнике пусто, а вчера мы приехали очень поздно.

– Простите мое любопытство, но кто ваш муж по профессии?

– Он архитектор.

– А вы?

– Я тоже архитектор.

– Думаю, что это недоразумение. Видимо, она неправильно записала номер.

Он встал.

– Ваша жена исчезла бесследно? Неужели она не оставила записки? Вы не обращались в полицию?

– Нет, нет, нет, – быстро ответил Рейне. – Все это пока не очень серьезно.

– Вы поссорились?

– Да, можно сказать и так. Но не буду вам мешать.

Он направился к двери. Какое счастье, что эта женщина была в отъезде и не читала свежих шведских газет. Имя Ангела Ольссон, очевидно, ни о чем ей не говорило.

– Вы не хотите дождаться мужа? Может быть, он что-то знает. Думаю, ждать придется недолго.

– Нет, нет, это недоразумение. Простите за беспокойство.

Он уже хотел выйти, но в этот момент увидел шапочку, лежавшую на сундуке в прихожей. Рейне застыл на месте, положив ладонь на дверную ручку. Это была красная шапочка с желтыми пятнышками и зеленым стебельком. Шапочка была похожа на клубничку.

– У вас есть дети? – спросил Рейне.

– Две девочки – шести и трех лет, – ответила женщина.

Рейне протянул руку к шапочке:

– Какая милая шапочка.

– Да, правда? Их вяжет одна женщина, живущая по соседству. Она продает их на местном рынке.

Все правильно. Рейне вдруг вспомнил, где именно они купили такую шапочку. На рынке. Эта женщина тоже купила такую для одной из своих дочек.

– Ну, еще раз спасибо вам и до свидания.

– Пока. Ваша жена, несомненно, скоро вернется. Постойте, кажется, приехал муж.

Женщина открыла дверь и вышла на улицу. К дому подъехал автомобиль и остановился рядом с машиной Рейне. Из машины вышел человек, открыл заднюю дверь и помог выйти двум девочкам. Обе были светловолосые и одетые в одинаковые вязаные красные кофточки. Маленькая была еще по-младенчески пухленькая, а старшая – красива, как куколка.

Рейне вдруг стало очень больно. Огромная тяжесть навалилась на плечи. К горлу подкатил ком невыносимой тоски. Теплые детские тельца, поцелуи на ночь, восхитительный лепет и звонкий смех. Он понял сейчас Ангелу, которая не хотела это потерять.

Мужчина подошел к Рейне и поздоровался. Ему было лет тридцать пять. Светлые волосы, коричневый южный загар. Глаза были голубыми, как льдинки, и немного раскосыми, как у лайки.

Рейне кратко, тихим голосом повторил свой рассказ, словно рассказал заученное стихотворение. Он протянул мужчине газетку с кроссвордами и дал прочесть номер телефона. Рейне чувствовал непомерную усталость и разбитость. Ему страшно захотелось домой. Девочки кружили по комнате, как маленькие насекомые, они так мучили Рейне своей красотой, голосами и движениями, что он был готов ударить их.

Мужчина вернул газету. Рейне ждал сожалеющего покачивания головой. Что ж, после этого он со спокойной совестью сядет в машину и уедет восвояси.

Но вместо этого мужчина сказал:

– Как насчет маленькой прогулки?

Глава 4

Мужчина положил руку на плечо Рейне и повел его на улицу. Они свернули направо и пошли в сторону от дома с красавицей женой и двумя прелестными принцессами.

– Да, я знаю Ангелу, – сказал мужчина. – Это хорошо, что вы попытались мне позвонить, но, к сожалению, мы были в отъезде. Что произошло?

– А, так, кризис супружеских отношений, или как там это называют, – ответил Рейне, сложил газетку и сунул ее во внутренний карман куртки.

Скосив глаза, он принялся рассматривать идущего рядом загорелого, успешного человека, стараясь найти в нем какое-то сходство с Ангелой.

– Откуда вы знаете Ангелу?

Человек провел рукой по светлым волосам и моргнул раскосыми глазами.

– Ангела – моя сестра.

Рейне недоверчиво покачал головой:

– У нее два брата – Бьярне и Конни. Был еще Лейф, но он умер.

– Бьярне – это я. Я взял фамилию моих приемных родителей, а потом поменял и имя, назвавшись Йоном. Это было мое второе имя при крещении. Меня зовут Йон Бьярне. Вас, возможно, удивляет, что я – ее брат, но я с таким же удивлением слышу, что ты – ее муж, – можно мне называть вас на «ты»? В последние годы мы с Ангелой встречались нечасто. Я не знал, что она вышла замуж.

– У нас с ней родился сын, – сказал Рейне.

– О! – сказал человек, помолчал и добавил: – Должен сказать, что меня потрясло это известие. Она уже в годах…

– Ей было сорок четыре, когда она родила Бьярне.

Рейне заметил изумление, промелькнувшее в голубых глазах.

– Да, она назвала его в твою честь. Сказала, что у нее есть брат, который носит это имя.

– Боже милостивый.

Мужчина остановился, прижал ладонь к губам, не давая вырваться наружу давно запертым чувствам, и отвернулся. Некоторое время он пристально смотрел на пожелтевший куст папоротника, как будто обнаружил там что-то очень важное. Потом провел ладонью по волосам и пошел дальше. Это был нервный жест, а не проявление щегольства, как Рейне подумал сначала. У Йона были густые красивые волосы, и, исподволь рассматривая этого человека, Рейне думал о том, что говорил ему Туре об Ангеле, о том, какой красивой и привлекательной она была прежде. Теперь он мог в это поверить.

– Боже милостивый, – повторил мужчина. – Ангела замужем, и у нее есть сын.

– Нет, – печально произнес Рейне. – Наш сын умер. У него была редкая врожденная болезнь, и он прожил всего два года.

– О господи. Мне надо было связаться с Ангелой раньше.

– Очевидно, она тебя ищет, – сказал Рейне. – Иначе зачем бы она записала твой номер телефона?

– Да.

Йон задумался, а потом смиренно покачал головой:

– Как все это странно. Много лет назад она совершенно перестала мной интересоваться. Я приезжал к ней, но она была ко мне совершенно равнодушна. И я перестал к ней ездить. Нельзя было этого делать. Ангела когда-то заменила мне мать.

– А что стало с твоей настоящей матерью?

– Ее покалечил мой отец, когда мне было три года. Он избил ее почти до смерти, а потом сбросил с лестницы, и она сломала шею. Ее парализовало, и она перестала говорить. Говорят, что я в это время был дома и все это видел, но сам я ничего не помню.

Ангеле было тогда шестнадцать лет, она стала заботиться обо мне и всегда пыталась, насколько это было возможно, защитить меня от отца. Да и от старших братьев, которые изо всех сил старались на него походить. Ангела изо всех сил пыталась сохранить семью, после того как мать увезли в больницу. Она смогла заговорить социальных работников и уверить их в том, что она справится с этим делом, с воспитанием ребенка. Иногда мне кажется, что она слишком хорошо в этом преуспела. Или, быть может, социальные работники оказались на редкость наивными людьми. Как могли они поверить в то, что шестнадцатилетняя девочка может воспитать трехлетнего ребенка? Как они могли проглотить заведомую ложь отца о том, что мать сама упала с лестницы, или о том, что он о нас заботится? Ангела заботилась обо мне, она делала все, что могла, но это было неправильно – свалить на нее все. Если бы социальные работники позаботились обо мне, когда я был трехлетним ребенком, то нам удалось бы избежать многих неприятностей и бед.

Рейне вспомнил, что рассказывал ему Туре, и теперь только понял, на что он намекал.

– Значит, тебе повезло, – сказал он.

– Да, мне неслыханно повезло. Когда мне было девять лет, мной наконец занялись социальные службы. Пару месяцев я пробыл в приюте, а потом меня взяла на воспитание одна семья, которая меня потом и усыновила. То, что я попал в семью Рагнхаммар, было и в самом деле большой удачей. У меня было такое чувство, что я попал в рай. Только благодаря им я стал тем, кем я стал. Если бы я не попал к ним, то, возможно, меня сейчас не было бы в живых.

Так, во всяком случае, я думал до недавнего времени. Но потом меня вдруг осенило, что если бы не Ангела, то я, пожалуй, не дожил бы и до девяти лет. Она давала мне еду, дарила свою любовь. Она укладывала меня спать, прежде чем исчезнуть из дома. Она пела мне колыбельные песни. Старинные шведские народные песни, которые пела ей мать, когда Ангела была маленькой. Она стирала мою одежду, стригла мне волосы. Она позаботилась о том, чтобы я не стал добычей подонков. Сейчас, когда у меня самого есть семья и маленькие дети, я понимаю, что она для меня сделала. Но потом, когда мне было девять, она совершила нечто ужасное.

– Я знаю, – сказал Рейне. – Если ты имеешь в виду то, что она сделала с вашим отцом.

– Она рассказывала об этом?

– Нет, но я знаю.

– А ты знаешь, что делал он? Ты знаешь, что это был за зверь?

– Он жестоко обходился с вашей матерью.

– Он пытался ее убить. Он всего один раз навестил ее в больнице, в которой ей было суждено провести остаток жизни. Он побыл там пару минут и ушел, сказав, что не выносит больничного запаха. За это мать была ему только благодарна. Для нее его краткое посещение стало настоящим кошмаром. Представь себе, что у твоей кровати стоит твой палач и мучитель, а ты сам не можешь ни двигаться, ни говорить.

Матери не было, и теперь он мог избивать меня и Ангелу. Наши братья дрались еще хуже, чем он сам, а он уже не смел поднимать на них руку. Особенно он любил брать меня на руки и выставлять из окна, держа на весу. Так он наказывал меня за настоящие и вымышленные проступки. Иногда это было даже не наказание, а развлечение. Веселая игра.

– Похоже, он был просто больной, – пробормотал Рейне.

– Как он говорил, «ребенку нужен свежий воздух». Он наслаждался своей неограниченной властью, когда я, ни жив ни мертв, висел над асфальтовой мостовой на высоте второго этажа. Часто он напивался, и тогда его начинало трясти от злобы. Я не смел защищаться. Я едва дышал от страха, боясь, что он меня уронит. Я и сегодня не могу выглянуть в окно, не испытывая смертельного страха. Я избегаю высоты. Он проделывал то же самое и с Ангелой, и со старшими, пока они не выросли и не стали слишком тяжелыми.

Я мог бы многое о нем рассказать. Но достаточно и этого. Я не могу больше об этом думать и вспоминать. Вот так со мной обращались в детстве, понимаешь? Я не думаю об этом. Я знаю, что есть люди, которые говорят, что такие вещи надо изживать с помощью психотерапии. Надо оживить в памяти забытые воспоминания, вызвать старых духов, а потом вытеснить их. Возможно, другим это помогает. Но для меня лучше все забыть. И не говори, что это не действует. Мне думается, что мне помогло именно забвение. Я образцовый муж и отец. У меня интересная, приносящая мне радость работа. Я прекрасно сплю по ночам. Я испытываю страх перед высшими силами, но этим я мало отличаюсь от других. Я безмерно благодарен судьбе за то, что смог стряхнуть с себя этот ад и не потерял при этом рассудок. Я закрыл за собой дверь и не собираюсь ее открывать.

Он вдруг спохватился, что говорит слишком громко и чересчур сильно жестикулирует. Он опустил руки и замолчал.

Они остановились у двух высоких елей. В ветвях пели какие-то птички. Солнце снова спряталось за тучами, начал накрапывать дождь.

– Пройдемся еще? – спросил Йон. – Или вернемся? Видишь, начинается дождь?

– Мне он не мешает, – ответил Рейне и натянул на голову капюшон.

– Да, у тебя хорошая куртка.

– Просто великолепная. В ней не промокнешь.

– Примерно как и моя, – сказал Йон и, надев капюшон своей дорогой фирменной куртки, затянул его шнурок под подбородком.

Они пошли дальше.

– Она не рассказывала тебе о смерти нашего отца? – спросил Йон.

– Она мне вообще ничего не рассказывала, – ответил Рейне.

– Откуда же ты тогда об этом знаешь?

– От… – Он помедлил с ответом, потом сказал: – От одного общего знакомого. Но я знаю об этом только в самых общих чертах.

– Люди много болтают. Но я знаю, как все было на самом деле. В тот день у отца был очередной припадок ярости. Я бегал по комнате и наткнулся на телевизор. На телевизоре стояла открытая банка пива. Она опрокинулась, и пиво залило телевизор. Отец взбесился и принялся меня избивать. На этот раз он взбесился всерьез, он уже ничего не слышал и не видел. Каждый раз, когда я пытался встать, он очередным ударом валил меня с ног. Казалось, он не мог терпеть, что я еще двигаюсь, что я вообще еще жив. Я лежал неподвижно, покуда у меня хватало сил, но стоило мне поднять голову, как он снова начинал меня бить. Я был уверен, что он хотел меня убить. Мне хотелось только одного – чтобы я умер, а не стал таким же живым трупом, как мать.

В конце концов я потерял сознание, и это, кажется, уняло отца. Когда Ангела вернулась домой и увидела на полу мое бесчувственное тело, а отца – храпящим в кровати, она пошла в подвал и принесла канистру с бензином, который заливал в мопед один из старших братьев. Ангела велела мне выйти на улицу и ждать, когда она выйдет. Я уже и сам был убежден, что из дома надо бежать. Если мы разойдемся, сказала Ангела, то встретимся у ее подруги.

Я сделал все, как она сказала. Я в тот момент плохо видел, потому что глаза опухли от ударов отца. Мне было плохо, меня тошнило, кружилась голова. Как потом выяснилось, у меня было сотрясение мозга. Я оперся на стену дома и стал ждать.

Внезапно я услышал громкий хлопок. Из двери выбежала Ангела, схватила меня за руку, и мы бросились бежать. Побежали мы к ее подруге, которая жила в двух кварталах от нашего дома. Войдя в ванную, я посмотрел на себя в зеркало. С заплывшими глазами и распухшими губами я выглядел как лягушка. Или это было позже, когда лицо посинело и позеленело, я стал похож на лягушку. Подруга заварила кофе. Мы сидели на кухне и пили кофе, когда по улице, воя сиренами, промчались пожарные машины. «Все хорошо, все хорошо», – без конца повторяла Ангела. Она была в каком-то шоке. Подруга спросила, что с нами стряслось, почему я так страшно выгляжу и почему мы примчались к ней сломя голову и едва дыша. Но Ангела только смеялась. Потом она закурила сигарету и сказала, что все в порядке. Нам надо только выпить по чашке кофе и немного отдохнуть.

Потом в дверь позвонили. Это была полиция. Нас с Ангелой посадили в разные автомобили. Она подмигнула мне и улыбнулась, когда полицейские заталкивали ее на заднее сиденье. После этого я не видел ее много лет.

Я не видел ее, когда она была в тюрьме. Я мог бы навестить ее в тюрьме, да и она могла бы прийти ко мне после освобождения, но ни того ни другого не произошло. Думаю, что мои приемные родители не хотели, чтобы мы встречались.

Мою мать мы однажды навестили в больнице с мачехой. Я увидел старуху, лежавшую в зарешеченной кровати. Старуха бессмысленным взором смотрела в потолок. Рот зиял, как черная дыра, лицо было сморщенным и крошечным, как кулачок. Я помнил мать до того, как отец ее покалечил, хотя мне было тогда всего три года. Я не понимал, какое отношение моя мать имеет к этой старухе. Она же ничем не дала знать, что узнает меня. От нее пахло мочой, калом и каким-то душистым мылом. Это было страшное переживание, и я больше никогда не был в больнице.

Освободившись из тюрьмы, Ангела приехала ко мне. Мы встретились где-то на нейтральной территории, я уже не помню где. Помню только, что мы сидели на скамейке перед каким-то фонтаном. Моя приемная мать сидела на соседней скамейке и не вмешивалась в разговор. Ангела была оживленна и весела, говорила, что скоро уедет в Австралию.

– В Австралию? – перебил Рейне Йона. – Почему в Австралию?

– Это была давняя ее мечта. Когда она училась в школе, учитель английского языка помогал им находить друзей по переписке. Ангела начала переписываться с какой-то девочкой из Австралии. Та прислала ей фотографию своего дома на берегу моря. Эта подруга, видимо, не представляла себе огромного расстояния и экономического неравенства, которые их разделяли, и писала, что было бы здорово, если бы Ангела приехала к ней в гости. Переписка вскоре прекратилась. Наверное, Ангела недостаточно хорошо владела английским.

Но она так и осталась навсегда захваченной мечтой об Австралии. Присланная той девочкой фотография всегда висела у нее над кроватью. Когда ее спрашивали, что это за дом, она рассказывала о своей австралийской подруге и о приглашении. Она говорила всем, что обязательно поедет, когда соберет достаточно денег. Она ходила в туристические бюро и приносила оттуда проспекты об Австралии. Это был пунктик, и никто не воспринимал ее мечтания всерьез.

Но теперь, выйдя из тюрьмы, она всерьез собралась лететь в Австралию.

Она собиралась начать там новую жизнь и говорила, что когда устроится, то заберет и меня в Австралию. Она уже купила билет, но говорила, что перед отлетом ей надо сделать одну очень важную вещь. Я так и не понял, что она имела в виду.

То, что Ангела собиралась сделать, касалось нашей матери. Она побывала в больнице после своего освобождения из тюрьмы и пришла в ужас от плохого ухода. У персонала не было времени как следует кормить таких больных. Им давали пару ложек, а потом просто уносили поднос. На спине у матери были огромные пролежни, волосы были спутанными и давно не мытыми. Ангела пошла на пост и поругалась с сестрами и врачами.

До того как Ангела попала в тюрьму, она ходила к матери каждый день, сидела с ней, терпеливо кормила, расчесывала ей волосы и пела песни. Она не могла бросить мать.

Когда она пришла в больницу в последний раз, то растворила в соке сонные таблетки и дала матери выпить раствор из поильника. Она спела ей «Ты чудный мой хрусталик», а когда мать заснула, надела ей на голову пластиковый пакет и задушила. Дело происходило в трехместной палате. Но пациентка, лежавшая на соседней койке, в тот момент из палаты отлучилась и ничего не заметила, а третья койка была свободна.

Потом Ангела сунула пакет в карман, преспокойно вышла из больницы и поехала в аэропорт.

Но персонал заметил, как она пришла в больницу, и, зная, что она сделала с отцом, сестры сразу заподозрили ее, когда обнаружили мать мертвой, а врач констатировал смерть от удушения. Из больницы сразу позвонили в полицию. Ангелу арестовали в кафетерии аэропорта, где она воодушевленно рассказывала какой-то незнакомой женщине об Австралии. Смешно, но она, как и после убийства отца, снова пила кофе во время ареста.

На этот раз ее не стали сажать в тюрьму, а направили на принудительное лечение в психиатрическую клинику. Там она и осталась. На короткое время ее отпустили, но она в прачечной поссорилась и подралась с соседкой, и ее снова отправили в лечебницу. Ей постоянно давали сильнодействующие лекарства. От них она стала спокойной и покорной. Она привыкла к больнице и не хотела оттуда уходить. Она ушла в свою жизнь, которая состояла из поедания сладостей, вязания и телевизора. Медикаменты сделали ее такой вялой, что она, кажется, перестала ощущать даже саму себя. Она продолжала мечтать об Австралии, и медсестры получали большое удовольствие, постоянно спрашивая ее, когда же она туда уедет. «Скоро, – отвечала она. – Я уеду осенью». Но она не могла самостоятельно передвигаться даже по городу. Какая уж тут Австралия?