Текст книги "С чистого листа"

Автор книги: Мари Хермансон

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

Глава 8

Рейне смотрел на помещенную в газете цветную фотографию смеющегося Себастьяна. Заголовок гласил: «Кто видел Себастьяна?»

Рейне пробежал статью глазами. Газету он купил на заправке, а потом припарковался возле автобусной остановки, чтобы внимательно ее прочесть.

Речь шла о неизвестной женщине – грузной, в зеленом пальто и пестром платке, – забравшей мальчика с детской площадки. Воспитательницы подумали, что это какая-то родственница мальчика, так как он охотно обнял ее и пошел с ней без всякого принуждения и сопротивления. С тех пор мальчик бесследно исчез. Статья заканчивалась призывом сообщить в полицию о мальчике и о подозрительных женщинах.

Значит, к этому делу подключилась полиция. Ну что ж, это вполне нормально. Когда кто-нибудь исчезает, родственники первым делом идут в полицию. Но в газете не было ни слова о письме. Это могло означать одно из трех: полиция знает о письме, но не сообщает о нем журналистам; родители, по неизвестной причине, не получили письма; родители последовали его инструкции и сохранили получение письма в тайне. Учитывать надо все три возможности.

Рейне вышел из машины, бросил газету в урну и поехал домой. Там он помог Ангеле развести в камине огонь, на котором они вместе принялись жарить колбаски.

На следующий день Рейне поехал в ближайший супермаркет, так как не хотел каждый день покупать газету в одном и том же месте.

Никаких особых новостей по этому делу не было, но статья занимала целых две страницы. За недостатком свежих фактов репортеры обрушили свой гнев на безответственных родителей. Разве можно доверять ребенка случайным людям?

Директор детского сада, женщина с большими спиралевидными серьгами, которую Рейне ни разу не видел в парке, оправдывалась. Да, в саду поступали не по правилам. Правила предписывают, чтобы воспитатели заранее знали, кто будет забирать ребенка. Если за ним приходит незнакомый человек, то родители должны загодя поставить в известность персонал.

Случай Себастьяна, однако, был особенным. Его всегда забирали разные люди. Сначала воспитатели каждый раз звонили родителям, и, когда до них удавалось дозвониться, они говорили, что ребенка можно отдавать. Постепенно воспитательницы привыкли отдавать Себастьяну всякому, кто за ним приходил. Родители были согласны с такой практикой.

«Нам это никогда не нравилось. Но что нам оставалось делать – каждый раз брать ребенка домой?» – цитировала газета директора сада.

Репортеры взяли интервью и у Беттины (в газете ее назвали по фамилии – Линдског). Она сказала: «Та женщина выглядела очень прилично и не вызвала у нас недоверия».

Газета всерьез занялась проблематикой. Были опрошены директора других детских садов: как они ведут себя в подобных ситуациях. Все директора, как один, пытались выставить себя в наилучшем свете, утверждая, что в их учреждении такое было бы попросту невозможно.

Читателям задали вопрос: «Не боитесь ли вы, что вашего ребенка может забрать из сада совершенно незнакомый человек?» Родители, которые прежде, вероятно, вообще не задумывались над этой проблемой, вдруг проявили единодушную обеспокоенность. Во всех ответах повторялись слова: «служебная халатность» и «скандал». Газета явно нагнетала напряжение.

К своему удивлению, Рейне обнаружил, что в газете не было ни единого слова порицания беспечных родителей и нянек с их нацистскими дружками. Досталось только милой Беттине и ее коллегам.

Рейне выбросил газету и поехал домой, к Ангеле и Себастьяну.

Наступил вечер. На первом этаже никого не было, а со второго доносилось пение Ангелы – она убаюкивала Себастьяна. Рейне остановился на лестнице и прислушался. Ангела пела «Мой чудный хрусталик», пела без слов, но звонко и чисто.

Стоя на лестнице и не видя Ангелы, он вдруг усомнился в том, что это поет Ангела, – настолько это чистое божественное пение не вязалось с ее бесформенным телом и угрюмой молчаливостью. Правда, в последнее время она перестала быть молчаливой, а с Себастьяном вообще была очень разговорчивой.

Он не стал подниматься наверх. Мальчик, наверное, заснул, и Рейне не хотел разбудить его скрипом лестницы.

Вместо этого Рейне вошел в кухню, достал из шкафа перчатки, бумагу и ручку. Супруги Гильфорс за два дня имели возможность собрать деньги, и теперь настало время писать следующее письмо.

Обдумывая содержание письма, Рейне шевелил затянутыми в латекс пальцами. Перчатки оказывали на него магическое действие: невероятная эластичность, прозрачность, сухая, присыпанная тальком внутренняя сторона – все это создавало впечатление вторых, позаимствованных у другого человека рук.

Наверху чистый голос выводил теперь «Я знаю прекрасную розу». Решительным движением Рейне взял ручку и занес ее над листом бумаги, как будто это был скальпель, а сам Рейне готовился сделать разрез. Он медленно опустил ручку и написал:

«ВАШЕМУ СЫНУ…»

«Хорошо», – хотел он написать дальше, но в последний момент передумал и написал:

«…ОТНОСИТЕЛЬНО ХОРОШО, УЧИТЫВАЯ ОБСТОЯТЕЛЬСТВА. МЫ ОСВОБОДИМ ЕГО, КОГДА В СООТВЕТСТВИИ С НАШИМИ УСЛОВИЯМИ БУДЕТ ПЕРЕДАН ВЫКУП».

Он обдумал несколько вариантов формулировки, но отбросил их и, подумав, остановился на следующей версии:

«ДЕНЬ: ВОСКРЕСЕНЬЕ, 24 СЕНТЯБРЯ.

ВРЕМЯ: ДЕНЬГИ ДОЛЖНЫ БЫТЬ ОСТАВЛЕНЫ В УСЛОВЛЕННОМ МЕСТЕ НЕ ПОЗДНЕЕ 11 ЧАСОВ.

МЕСТО: СОБОР, НИША ЗА ПОЛКОЙ ДЛЯ МОЛИТВЕННИКОВ (ЗА ЕЕ ЛЕВЫМ КРАЕМ) ЗА ПОСЛЕДНИМ РЯДОМ СКАМЕЙ.

СУММА: 1 000 000 ШВЕДСКИХ КРОН В КУПЮРАХ ПО 1000 КРОН В ДВУХ ПАЧКАХ.

УСЛОВИЕ: НИ ПОЛИЦИЯ, НИ ДРУГИЕ ЛЮДИ НЕ ДОЛЖНЫ ОБ ЭТОМ ЗНАТЬ.

ПОЛОЖИВ ДЕНЬГИ, ВЫ ДОЛЖНЫ НЕМЕДЛЕННО ПОКИНУТЬ ЦЕРКОВЬ.

ЕСЛИ ВЫ БУДЕТЕ НЕУКОСНИТЕЛЬНО СЛЕДОВАТЬ НАШИМ ИНСТРУКЦИЯМ, ТО ПОЛУЧИТЕ СВОЕГО СЫНА СРАЗУ, КАК ТОЛЬКО МЫ СОЧТЕМ МОМЕНТ БЛАГОПРИЯТНЫМ.

В ПРОТИВНОМ СЛУЧАЕ ВЫ НИКОГДА БОЛЬШЕ НЕ УВИДИТЕ СВОЕГО СЫНА».

Свастику он на этот раз нарисовал правильно.

Глава 9

На богослужении по случаю четырнадцатого воскресенья после Троицы присутствовали около ста человек. Для большого собора это было мало, и на скамьях оставалось много свободных мест. Но этого было вполне достаточно для того, чтобы возле полок возникла толчея, которая была ему так нужна.

Здесь были люди, способные возбудить подозрение у тех, кто, возможно, вопреки поставленным им условиям, держал под наблюдением полку с молитвенниками. Рейне не хотел озираться по сторонам, но и без этого заприметил четыре или пять человек, похожих на преступников. Например, двоих молодых людей в джинсовых куртках и с неухоженными волосами до плеч или мужчину в третьем ряду – в дорогом пальто с резкими южными чертами лица, – похожего на мафиози.

Его собственная внешность, которая всегда причиняла ему массу страданий, сегодня была как никогда полезной. Кто сможет заподозрить маленького, горбатого человечка с расчесанными на пробор седыми волосами, в сильных очках и темно-зеленой походной куртке? Куртку эту он купил специально для дела. Он долго искал, прежде чем нашел в спортивном магазине эту баснословно дорогую куртку с большими, как мешки, накладными карманами для фляжек с водой, полевого бинокля и прочего туристического снаряжения.

Он изо всех сил принимал участие в службе – благочестиво складывал руки, бормотал молитвы, подпевал хору, когда нужно – вставал и садился, словом, исполнял массу ритуальных действий, призванных вызывать чувство принадлежности, соборности и деятельного участия.

Как обычно, Рейне не вслушивался в слова пастора. Но обостренным слухом он уловил несколько слов и понял, что сегодня пастор толкует то место, где Иисус исцеляет расслабленного.

Наконец отзвучал заключительный хорал. Рейне медленно встал и неторопливо пошел по проходу, стараясь все время держаться рядом с другими людьми. Он смотрел в пол, не осмеливаясь взглянуть ни вправо, ни влево, ни вверх.

Возле полок он остановился рядом с группкой прихожан, ожидавших своей очереди поставить на место церковные молитвенники. Рейне посмотрел на позолоченные стенные часы. Они показывали десять минут первого.

Оказавшись у полки, Рейне поставил на место молитвенник, но, прежде чем отойти, пошарил пальцами в пространстве за полкой. В его распоряжении было всего несколько секунд, иначе он привлечет к себе внимание.

За полкой ничего не было.

«Я так и знал, что они не примут меня всерьез, – подумал он. – Видимо, я что-то неправильно сделал».

В этот момент его пальцы наткнулись на какой-то предмет с гладкой поверхностью и отчетливым краем. Рядом с первым был еще один такой же предмет.

Рейне ухватил предмет, похожий на завернутый в пластик кирпич.

Молниеносным движением он извлек предмет из ниши и не глядя бросил в правый карман куртки. Потом он снова сунул рук в нишу, извлек второй предмет и быстро опустил его в левый карман. Сделав это, он отошел от полки и так же неторопливо направился к выходу.

На ходу он посмотрел на часы. Они по-прежнему показывали десять минут первого. Все произошло в считаные секунды.

Он заставил себя не спеша пройти через церковный двор. День был солнечный и ветреный, тени облаков стремительно неслись по влажному после ночного дождя красному гравию. Рейне ждал, что вот-вот услышит за спиной быстрые шаги, а на его плечо ляжет сильная рука полицейского.

Он свернул в узкий переулок. Потом бесцельно походил по кварталу, чтобы сбить с толку возможных преследователей. Но его никто не преследовал. Он подошел к машине, сел в нее и резко тронулся с места.

Выехав на проселочную дорогу, ведущую к даче, Рейне притормозил и остановился в двухстах метрах от дома.

Он достал из кармана первый предмет. Это оказался пакет, тщательно упакованный в черный пластик и аккуратно перевязанный коричневым скотчем. Рейне нетерпеливо разорвал упаковку, чтобы посмотреть на содержимое пакета. Там оказалась толстая пачка новеньких тысячекроновых купюр. Проверив содержимое второго пакета, Рейне убедился, что в нем находилось то же самое. Он снова сунул пакеты в карманы, завел машину и поехал к дому. Посчитать купюры можно и потом.

Ангела сидела в деревянном кресле. Было слышно, как на втором этаже играет Себастьян, подражая звуку автомобиля. Ангела молчала. Она просто сидела уставившись в пустоту.

Он сел напротив, предвкушая, как осветится ее лицо, когда он сообщит ей радостную весть.

– У нас все получилось!

Ангела не ответила.

Он достал из кармана пакет с купюрами и положил его на стол. Она равнодушно взглянула на деньги и снова отвернулась.

– Ты видишь, что это? – спросил он, сорвал упаковку и сунул ей в лицо пачку денег.

Она никак не реагировала, и Рейне воскликнул:

– Мы сделали это! Теперь Бьярне выздоровеет.

– Бьярне никогда не выздоровеет, – сказала она.

Он недоуменно посмотрел на нее.

– Четверть часа назад я звонила в больницу. Они все утро не могли дозвониться до нас по городскому телефону. Бьярне умер.

Пачка денег выскользнула из его рук и упала на стол. Купюры рассыпались по грубо оструганным доскам. Он пристально смотрел на Ангелу. Она не ответила на его взгляд, продолжая тупо смотреть прямо перед собой. Некоторое время они молчали.

Потом она рассказала – торопливо, тихим, почти неслышным голосом и по-прежнему не глядя на него, – как все случилось. Все произошло очень быстро. Когда ночная сестра осмотрела его, все было как обычно, но утром у Бьярне начались проблемы с дыханием, а в десять минут первого он умер.

Рейне вышел на кухню и налил себе стакан холодной воды. Он вдруг ощутил страшную жажду. Себастьян, который тем временем спустился на первый этаж, катал по ногам Рейне игрушечный трактор.

Залпом осушив стакан, Рейне посмотрел в окно над мойкой. В полосе света под деревьями кружился рой каких-то насекомых. Рой двигался по одному и тому же повторяющемуся рисунку: вперед, назад, вперед, а потом еще одно движение, в результате которого весь рой перемещался на новое место.

Его потрясло не слово «умер». Его потрясло время.

Его сын умер в тот миг, когда он доставал деньги из тайника.

Глава 10

Из всех обуревавших его чувств главным было чувство облегчения.

План его не удался. Нет, не так. Он нарушился. Нарушился до того, как не удался. Втайне Рейне был вынужден признать, что надеялся именно на такой исход.

Любого иного варианта он боялся. Ехать с украденными деньгами в Бразилию. Ехать со смертельно больным ребенком на руках. Искать клинику доктора Перейры. Прятаться от преследования, так как их неминуемо объявили бы в международный розыск. Как бы они стали прятаться, не зная ни английского, ни португальского? План его был с самого начала обречен на провал. Как мог он надеяться на другой исход?

Но теперь все в прошлом. Теперь надо все вернуть в исходное состояние. Надо вернуть похищенного ребенка. Он припаркует машину на углу и покажет Себастьяну, куда идти. Мальчик вернется как ни в чем не бывало на площадку и присоединится к другим детям. А потом он быстро отъедет. Деньги Рейне положит в тайник и напишет родителям, где можно их взять.

Отснятый фильм надо будет перемотать назад. Все снова встанет на свое место. Фильм дошел до времени, предшествовавшего похищению. Но Рейне не стал останавливать его. Вот в кадре появилось такси, которое быстро едет из больницы домой. Вот Ангела с ребенком на руках быстро взбегает по лестнице вверх. В фокусе Бьярне, здесь он младше и здоровее. Вот он уже младенец, вот он уютно свертывается в клубок в матке Ангелы. Плод продолжает съеживаться, превращается в яйцеклетку, которая стремительно возвращается в яичник Ангелы. Его же сперматозоид выскальзывает из шейки матки и так же стремительно, через член, возвращается в яички.

На этом перемотка прекратилась. Теперь остались только он и Ангела. Они были в достаточной мере счастливы вдвоем. Все остальное было лишним. Из-за этого лишнего все у них и пошло вкривь и вкось.

* * *

Когда Рейне собрался ехать в больницу, Ангела изъявила желание остаться дома с Себастьяном. Он же хотел, чтобы они поехали втроем. При этом кто-нибудь всегда мог остаться в машине с Себастьяном. Маловероятно, что в больнице Ангелу примут за похитительницу. Там ее знают исключительно как мать Бьярне. (Зеленое пальто и платок Рейне выбросил в мусорный контейнер возле торгового центра.) Себастьян, в красной шапочке, будет все время сидеть в машине.

Но Ангела не желала ехать. Она сидела на диване, держа Себастьяна на коленях, и непрерывно гладила мальчика по волосам, словно находя в этом утешение.

Деньги все еще лежали на столе. Рейне собрал купюры и положил их в ящик кухонного шкафа, а потом поехал в больницу попрощаться с умершим сыном.

Первое, что бросилось ему в глаза, когда он вошел в палату, была пустота. Никаких аппаратов, шлангов, флаконов и трубок. Ночной столик, на котором обычно лежали коробки из-под тортов Ангелы и газеты, был убран, и на нем горела одинокая свеча.

Бьярне выглядел умиротворенно. Закрытые веками глаза были похожи на вставленные в глазницы орешки. Черты лица стали нежнее. Теперь он был хрупким и бесценным, как фигурка из китайского фарфора.

Рядом с Бьярне лежала кукла, забавная игрушка, купленная для сына Ангелой, когда он появился на свет. Кукла выглядела как новая, Бьярне, из-за своего нездоровья, так и не успел с ней поиграть. Рейне эта кукла всегда казалась слишком искусственной и напыщенной. Но сейчас, рядом с мертвым младенцем, она выглядела естественной и почти живой.

Рейне сел на стул возле кроватки.

Что он чувствовал? Конечно, печаль. Но печалился он давно. Болезнь была такой долгой. Страдания малютки. Бесконечные поездки в больницу. Телефонные разговоры с врачами, которых так трудно было дозваться. Искры надежды, которые то вспыхивали, то гасли, чтобы затем вспыхнуть с новой силой. И вот наступил конец. Словно все они, наконец, пришли к цели, хотя стремились они совсем к иной цели. Но смерть эта была сродни исцелению.

Вероятно, Рейне мучила совесть за то облегчение, какое он испытывал. Он почувствовал это, когда в следующую ночь увидел странный и очень яркий сон.

Дело происходило в больнице. Палата была совершенно пуста, только в середине стояла койка. В койке лежал Бьярне, окруженный множеством врачей.

Рейне стоял поодаль, у самой двери. Стоявшая рядом Беттина смотрела на врачей и медсестер. Лица их были напряжены, они возбужденно разговаривали между собой. Это удивило Рейне, ибо обычно персонал был очень весел, независимо от того, как чувствовал себя Бьярне. Теперь дела, кажется, действительно плохи, подумал он.

Он не мог видеть Бьярне, но знал, что в кроватке лежит именно он, и страдания малютки явственно отражались на лицах персонала. Одна из сестер закрыла глаза и отвернулась, словно была не в силах больше выносить это зрелище, другая закрыла лицо руками и истерически разрыдалась.

Пожилой врач, руководивший остальными, старался сохранять спокойствие, но и его лицо временами подергивалось. Когда Рейне подошел ближе, то заметил слезы в глазах этого человека. Рейне был потрясен, увидев слезы в глазах старого, умудренного опытом врача. Какие же страдания испытывал ребенок, чтобы заставить плакать доктора?

Но в этот момент он вдруг понял, что ситуация еще более странная.

– Но разве он… не умер? – изумленно спросил Рейне.

– Умер, – ответил врач.

– Но почему он тогда страдает? Разве смерть – это не конец страданий?

Старый врач удивленно, почти обиженно, посмотрел на Рейне:

– Конец? Нет, почему это должен быть конец? Мы надеемся, что ему будет лучше, но ему пока становится только хуже.

– Но разве смерть – это не конец? Разве смерть – это не то же самое, что… ничто? – прошептал Рейне.

– Да. Но вы слышали когда-нибудь об отрицательных числах?

И так как Рейне все еще ничего не понимал, врач нетерпеливо продолжил:

– Вы когда-нибудь видели термометр?

И тут Рейне увидел термометр, обычный уличный термометр с плюсовыми и минусовыми градусами на вертикальной шкале. Теперь он понял, что имеет в виду врач.

Жизнь – это плюсовые градусы. Температура малютки иногда повышалась, иногда понижалась, но в конце концов стала ниже нуля, и это была смерть.

Но это был еще не конец. Шкала продолжалась и дальше, ниже нуля, – шкала новых страданий, новых страхов и новых надежд. Парой минусовых градусов выше, потом парой минусовых градусов ниже. Отрицательная шкала шла вниз все дальше и дальше, и конца ей не было.

Смерть оказалась не дном. Она была лишь тонким слоем льда, пробив который человек погружался в темные воды, глубину которых никто пока не мог измерить.

У Рейне закружилась голова, ему стало так плохо, что он закричал от страха и отчаяния.

Проснувшись, он очень обрадовался, что все увиденное и пережитое оказалось сном. Но сон этот поражал своей реальностью и силой. Если остальные сны забывались через пару секунд после пробуждения, то этот взял Рейне в плен надолго.

Откуда он знает, что сказанное во сне врачом неверно? Кто может доказать противное? Почему невозможны вечные страдания, если возможно вечное блаженство?

Христианин ответит: потому что Бьярне был невинный младенец и потому что Бог справедлив и добр. Но Бог не был справедлив и добр к Бьярне, пока тот был жив, так с какой стати он должен теперь стать добрым и милостивым?

Рейне явственно видел перед собой лицо старого врача. Откуда оно вообще взялось? Рейне не помнил, чтобы видел этого человека в реальной жизни. Ему очень хотелось найти аргументы против теории термометра, но аргументов он не находил.

Глава 11

Рейне довольно долго лежал без сна в постели, поглощенный раздумьями, и не сразу заметил, что рядом с ним никого нет. Это было необычно, как правило, Ангела вставала позже, чем он, но сегодня он, вероятно, проспал дольше обычного.

Полусонный, он скосил глаза в сторону и заметил, что на месте нет не только самой Ангелы, но и ее матраца и постели.

Рейне нашел Ангелу в комнате Себастьяна. Она спала возле его кровати на полу. Матрац занял почти всю комнату.

– Он проснулся сегодня ночью от страха, – объяснила Ангела за завтраком.

– Ты скучаешь по дому, Себастьян? – спросил Рейне, насыпая мальчику в тарелку медовые хлопья. – Не бойся. Твои папа и мама возвращаются из путешествия, и скоро ты снова окажешься дома. Это будет здорово, правда?

Мальчик кивнул и принялся за еду.

– Самое простое – мы отвезем тебя в парк, где играют твои друзья. Я останусь у входа в парк, а ты пойдешь на площадку. Ты ведь сделаешь это, правда?

– Спешить некуда, – сказала Ангела. – Тебе ведь здесь нравится, правда?

Мальчик снова кивнул.

– Похоже, ты рад от него избавиться, – укоризненно сказала Ангела, когда Себастьян вышел из-за стола.

– Но будет только лучше, если мы как можно скорее покончим со всем этим делом. Для нас опасен каждый час промедления. Ты понимаешь, что мы рискуем тюрьмой, если нас выследят?

Ангела бросила в чашку кусок сахара и, не ответив ни слова, принялась размешивать чай.

– Сегодня мы отвезем его в детский сад, – сказал Рейне. – Хотя нет. Сначала мы вернем деньги. Пока ребенок у нас, они не обратятся в полицию. Он – наша надежная страховка. Сейчас я напишу и отнесу на почту письмо его родителям, а завтра отнесу деньги. Мы не можем ждать следующей воскресной службы.

Ангела обеими руками поднесла кружку ко рту и принялась пить кофе.

– Или, может быть, стоит поискать другое место, – продолжал вслух рассуждать Рейне. – Можно, например, оставить деньги в камере хранения на вокзале. Да, я сегодня же положу деньги в ячейку и сообщу родителям ее номер. Завтра они еще до полудня смогут их забрать. Если заплатить сбор, то можно держать вещь в камере хранения до семи суток, а это больше чем достаточно. Себастьяна мы вечером отвезем в город, на детскую площадку. Когда родители, забрав деньги, вернутся домой, им позвонят из детского сада.

Себастьян в это время носился по гостиной. Послышался грохот перевернутого стула. Ангела поставила кружку на стол и хотела встать, чтобы узнать, что случилось.

– Боже мой, не поранился ли он?

– По крайней мере, он не заплакал, – сказал Рейне. – Думаю, ничего страшного не произошло. Он очень обрадуется, когда на площадке снова встретится со своими товарищами по играм. Поедем отсюда завтра часа в четыре.

– Я не повезу его назад, – сказала Ангела.

– Да и не нужно. Можешь остаться дома. Это я смогу сделать и сам. Я напишу письмо, верну деньги и ребенка.

– Ты вообще ничего не будешь возвращать.

Она встала. Рейне изумленно смотрел на жену.

– Не трогай его, понял? – злобно сказала она. – Да и деньги не трогай. Они и мои тоже, не забывай.

– Они не мои и не твои. Это краденые деньги, мы получили их путем вымогательства. Мы сделали это ради Бьярне, но он умер, и теперь все стало по-другому.

Голос его дрогнул. Он замолчал, чтобы не расплакаться.

Ангела яростно засопела.

– Ты!.. – Это слово прогремело с ее уст, как пистолетный выстрел. Она состроила презрительную гримасу. – Ты так глуп, что мне стыдно за тебя. Как я могла выйти замуж за такого дурака? Ничего не изменилось. Ты понял? Ничего! Мы заказали три билета на самолет. У нас есть деньги, чтобы их оплатить. У нас есть паспорта. У нас есть мальчик. Мы меняем билеты и летим прямо в Австралию. Теперь все стало гораздо проще, потому что наш ребенок здоров.

Рейне беспомощно уставился на расходившуюся жену. В ней изменилось все – взгляд, жесты. Она говорила быстрее, чем обычно, изменился даже ее голос. Но что такое она говорит?

– Ты хочешь сказать, что мы возьмем Себастьяна с собой? – прошептал он.

– Ты очень туго соображаешь, Рейне. Да, именно это я хочу сказать.

Она снова села и сделала глоток кофе.

Рейне смотрел на Ангелу во все глаза. Она, несомненно, сошла с ума. В ней что-то сломалось. «Все стало гораздо проще, потому что наш ребенок здоров». Какого ребенка она имеет в виду? О чем она вообще думает? С ней надо серьезно поговорить. Не надо ее осуждать или смеяться над ней.

Надо объяснить ей, насколько нереалистичны ее намерения.

– Я не могу понять, как ты себе это представляешь. Ты считаешь, что Себастьян может полететь по паспорту Бьярне? – спросил он. – Бьярне было два года. А Себастьяну пять, почти шесть. И выглядят… выглядели они по-разному, у Себастьяна куда больше волос, чем у Бьярне.

– Но Себастьян очень мал для своего возраста. Мы можем нести его на руках, а волосы можно остричь, – коротко возразила Ангела.

– Бог мой! – только и смог вымолвить Рейне.

Ему стоило большого труда сохранить спокойствие.

– Ладно, допустим, что нам удалось уехать в Австралию. Да, я говорил о мебельной мастерской или о кафе. Но, собственно говоря… если хорошенько подумать… то ничего бы из этого не вышло, Ангела. У нас бы ничего не получилось. Мы даже не знаем языка.

– А как, по-твоему, все получается у других переселенцев? Думаешь, мы первые, кто въезжает в Австралию без знания языка?

– Но на что мы стали бы жить?

– Мы бы стали торговать и проворачивать разные дела.

– Но мы ничего не понимаем в делах, Ангела.

– Вот как? Мы только что провернули сказочную комбинацию. За несколько дней мы заработали миллион. Если так пойдет и дальше, то мы неплохо развернемся.

Она положила в рот кусок сахара и отхлебнула кофе.

– Что пойдет дальше? Мы будем продолжать похищать детей? – зло ответил Рейне.

– Можно заниматься разными делами, – многозначительно произнесла она.

Видимо, смерть Бьярне сильно потрясла ее. Рейне вспомнил, что вчера, когда он вернулся домой, она была как парализованная. Рассказывая ему о смерти сына, она находилась в каком-то трансе. Вероятно, она не до конца осознала, что Бьярне умер, умер на самом деле. Она не видела его мертвым. В воспаленном воображении Ангела спутала сына с чужим ребенком.

Он решил дать ей немного времени на то, чтобы прийти в себя. Придется немного подождать с возвращением Себастьяна. Завтра он напишет письмо, а послезавтра вернет ребенка родителям.

Он встал и начал убирать со стола.

– Нам надо подышать свежим воздухом. Сейчас мы все втроем пойдем в лес на прогулку, – сказал он с несколько наигранной бодростью.

– У меня нет никакого желания никуда идти, – сказала Ангела.

– Тогда мы пойдем с Себастьяном, а ты можешь немного отдохнуть. Что-то мальчик сегодня очень возбужден. Ему надо выплеснуть энергию.

Рейне вышел в детскую собрать одежду Себастьяна. Ангела последовала за мужем.

– Если ты берешь мальчика, то я иду с вами, – решительно сказала Ангела.

– Хорошо, значит, идем втроем. Бери Себастьяна, пока он не переломал всю мебель.