Текст книги "Единственный и неповторимый Кристальный друид (ЛП)"
Автор книги: Мари Аннет
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)
Аннетт Мари
Единственный и неповторимый Кристальный друид
(Кодекс гильдии: Раскрытый – 1)
Перевод: Kuromiya Ren
ГЛАВА ПЕРВАЯ
Холодный дождь стучал по моей голове, я разглядывала мальчика.
Хотя мальчиком нельзя было назвать того, кто источал такое грозное напряжение. Для того, чье присутствие не должно было замечаться, воздух вокруг него был пропитан неопределимой угрозой. Он был безымянной загадкой, какой я еще никогда не видела.
Но до «мужчины» ему еще несколько лет, так что я могла называть его только «мальчик».
Осколки стекла хрустели под моими ботинками, пока я шла по узкой бреши между зданиями, тьма проглотила оранжевое сияние ближайших фонарей. Символы банд и граффити покрывали кирпичи по бокам от меня, я осторожно приближалась.
Мальчик отклонился к стене в нише входа, тусклый свет у двери бросал тень на его лицо. Я не могла различить его глаза, но ощущала его взгляд.
Я остановилась перед нишей, холодные капли падали с моего подбородка. Дрожь пробежала по моей спине до пальцев ног, мягкая неподвижность окутала меня – зловещий миг предупреждения, которое я не могла понять.
Не стоило выходить под дождь.
Я прошла в нишу, прижалась спиной к стене напротив него, убрала со лба мокрую челку. Мальчик ничего не сказал, просто смотрел на меня, словно я была неожиданным предметом мебели в знакомой комнате.
Мы разглядывали друг друга. На нем была кожаная куртка с капюшоном. Прочные штаны. Тяжелые ботинки, похожие на мои. Его широкие плечи показывали, что, хоть он был высотой в метр восемьдесят, он еще не достиг полного роста. Тени липли к его лицу, делая его старше, но его челюсть еще не ожесточилась.
Моего возраста, решила я. Пятнадцать или шестнадцать лет.
Он скользил по мне взглядом, а потом поднял ладонь ко рту, что-то мелкое было зажато между пальцев. Красная точка засияла, он затянулся. Его плечи расслабились, он выдохнул дым.
Я сморщила нос, потом помедлила. Осторожно понюхав, я попыталась определить незнакомый запах. Он напоминал что-то медицинское, что я не ожидала.
Он без слов протянул сигарету.
Я разглядывала его лицо. Темное пятно под нижним веком: заживающий синяк под глазом. Тень на правой щеке: еще не зажившая до конца ссадина. След на ладони – красный ожог. Нижняя губа была рассечена… почти так же, как моя, губа все еще пульсировала там.
Я протянула руку, не приняв решение. Мои пальцы задели его, я взяла скрученную коричневую бумагу. Я сунула ее между губ – там мгновения назад были его губы – и вдохнула дым с запахом цитруса, радуясь, что не закашлялась.
Дождь ослабевал, шум от капель утихал, мы передавали сигарету туда-сюда, ничего не говоря. А что говорить? Мы были тут не из-за того, что хотели этого. Если бы мы могли быть в другом месте, мы бы уже ушли.
В новой тишине до моих ушей донеслись другие звуки: негромкий гул голосов из здания. Низкий мужской голос что-то крикнул, и мужчины засмеялись. Ответил высокий женский голос с резким изумлением, и последовало больше смеха.
Взгляд мальчика упал на дверь. Я задумалась, хозяин какого голоса оставил синяки на его лице и рассек его губу.
Я гадала, как для него выглядело мое лицо.
И мне было интересно, почему это было важно.
Я передала ему окурок. Смех загремел за дверью снова, царапая мои уши.
– Ты не думаешь просто убить их?
Вопрос вылетел из моего рта раньше, чем я поняла, что заговорила. Мальчик посмотрел мне в глаза. Смятения не было. Как и шока. Он знал, что я имела в виду.
Он затянулся, дым вылетел спиралью с его ответом:
– Все время думаю.
Его тихий голос был с хрипотцой, которая мне понравилась. И в нем была нотка акцента, но я не могла определить его по нескольким словам.
Странная легкость с дрожью пробежала по моему телу.
– Ты пробовал?
– Нет, – он смотрел мне в глаза, бросил окурок на асфальт и придавил ногой. – Еще нет.
ГЛАВА ВТОРАЯ
Сообщение бодро сияло на моем телефоне.
«Завтра Розовая Луна. Ритуал начинается в полдень. Не опаздывай!».
Я перечитала его, зная, что тон не был бодрым. Лейни никогда не была со мной бодрой. Презрительной – часто. Подозревающей – постоянно. Открыто враждебной – хоть раз в месяц. Но бодрой? Никогда.
Если честно, с презрением мне было уютнее, чем с бодростью.
Отклонившись на стуле, я бросила телефон на столешницу рядом с микроскопом. Белоснежный кот, отдыхающий с другой стороны от микроскопа, приоткрыл голубой глаз, а потом закрыл его. Я сжала переносицу до боли, чтобы эта боль прогнала туман из головы.
Розовая Луна. Никто не читал розоватую луну в начале лета плохим знаком, но она преследовала меня всю жизнь. Я родилась в Розовую Луну, и моя мать даже назвала меня в ее честь – Сейбер Роза – чтобы она преследовала меня вечность.
Дым с запахом цитруса дразнил мой нос, доносился из разбитых воспоминаний о далекой Розовой Луне. Я прищурилась, взгляд стал рассеянным, я видела тусклые вспышки темного переулка, холодного дождя и безликую фигуру в куртке с капюшоном. Осколки воспоминаний стали ничем, и удушающая волна горького и гневного отчаяния поднялась вместо них, сдавила мне горло, и я едва могла дышать.
Мой разум не мог вспомнить то время моей жизни, но сердце знало, что меня сломало.
Чаще всего я была рада, что не могла вспомнить.
Отогнав мысли о прошлом, я склонила лицо к окуляру микроскопа, стала крутить ручку фокусировки.
– Сейбер!
Дверь рядом со мной распахнулась, и я чуть не пробила микроскопом глаз.
– Что? – прорычала я.
Кейтлин замерла на пороге, ее зеленая рабочая форма была в пятнах влаги, рот раскрылся от моего агрессивного ответа.
– Прости, – мой голос стал на октаву выше, и я улыбнулась. – Ты меня напугала. Что такое?
Моргая, она опомнилась.
– О, я просто… Последний пациент доктора Ллойда всюду написал, и уборка заняла вечность, а у меня планы на вечер. Я не успела покормить котов, но не хочу опоздать, так что я надеялась… если можно…?
Она утихла, ждала, что я вызовусь. Белый кот рядом со мной смотрел на нее, не мигая, но она не реагировала на зверя в лаборатории – как и не прокомментировала его оригинальные глаза, бледно-голубые, кристальные, без видимых зрачков. Она его вообще не видела.
– Да, я буду рада помочь! – бодро ответила я.
Кот раздраженно тряхнул хвостом.
Кейтлин просияла.
– Спасибо. Буду должна. Кофе завтра?
– Завтра меня не будет.
– О, тогда в твою следующую смену?
– Звучит неплохо!
Она убежала, захлопнув дверь, и моя улыбка увяла.
Было очень похоже. Поразительное выступление.
Я раздраженно посмотрела на кота и повернулась к микроскопу. Я разглядывала соскоб кожи под линзой, обнаружила сигарообразные тела клещей демодекс и сделала запись на заявлении рядом со мной. Мне нужно было проверить еще два образца – мочу и количество лейкоцитов – но встала из-за стола. Сначала я покормлю зверей, потом закончу работу в лаборатории.
Белоснежный кот растянулся на столе, смотрел, как я ухожу, в десять раз презрительнее смертного кота.
Я прошла по большому процедурному кабинету, обогнула стол для осмотра, запах обеззараживающего средства жалил мой нос. Вой кота, скучающего по дому, доносился из-за двери впереди.
– Кейтлин, идем!
Кейтлин с гулкими шагами вылетела из коридора в комнату для персонала и пронеслась мимо, не заметив меня. Она пропала за аптечным шкафом, который мешал мне видеть задний выход.
– Я тут, – она тяжело дышала. – Дай мне секунду завязать шнурки.
Ее нетерпеливая спутница фыркнула.
– Ты покормила котов?
– Нет, я попросила Сейбер сделать это.
– Сейбер? – мое имя недовольно повторил третий голос. – Фу.
– Что за «фу»? – спросила Кейтлин.
– Зачем ты попросила ее? – хоть она понизила голос, я узнала высокие ноты Николетты, еще одного ветеринара. – Ничего странного от нее не чувствуешь?
– О чем ты? Она очень хорошая.
– Ага, – сказала третья женщина. – Она очень милая! Будь с ней мягче, Николетта.
Задняя дверь закрылась. Я стояла у комнаты с котами, мое отражение в окошке двери смотрело на меня. Мои прямые черные волосы ниспадали до локтей, густая челка была обрезана ровной линией у бровей. Загар согревал мою светлую кожу достаточно, чтобы я не выглядела как труп, тусклые веснушки покрывали мой нос. Скулы резко выделялись, уголки губ были немного опущены. Классический синдром стервозного лица.
Мои серо-голубые глаза смотрели, пристальные и зловеще пронзительные даже для меня. Взгляд солдата на тысячу ярдов.
Я открыла дверь. Коты завопили от моего появления, и я посмотрела на указания для кормления первого кота, длинношерстного гималайского.
Людям нравится, когда другие что-то делают за них. Они не уважают тебя за это, но ты им нравишься, это мне и нужно. Я была милой. Хорошей девочкой. Не больше, не меньше.
Я научилась, как быть хорошей девушкой, пока училась на ветеринара, и я отточила навыки за четыре года работы в этой клинике. Я рано поняла, что вызов симпатии был куда важнее, чем честность, искренность или уважение.
Вызов симпатии был техникой выживания, потому я помогала коллегам, даже когда предпочла бы отказать им.
Я не могла дать хоть кому-то понять, что я была совсем не милой девушкой.
* * *
Вечернее солнце озаряло красивым золотым светом узкую дорогу, я ехала на своем пикапе на восток от Кокитлама. Я оставила пригород позади, густой старый лес склонялся к дороге слева, мешая видеть размашистые горные склоны. Справа фермерские угодья тянулись к невидимым берегам реки Питт.
Тихое спокойствие охватило меня. Вершина на севере была частью провинциального парка, и дальше был бесконечный простор Берегового хребта. Людный Ванкувер был меньше, чем в часе езды на запад, достаточно далеко, чтобы его суматоха не беспокоила территорию моего дома.
Дорога поворачивала на северо-восток, и мой пикап миновал этот изгиб, большая вывеска уже манила меня:
«Служба спасения животных «Сердца и Копыта».
Я свернула налево, на землю. Шины пикапа загремели по решетке от скота, и я снова ускорилась, несясь мимо длинного огороженного пастбища, покрытого травой. Смешанное стадо – лошади, пони, ослы, козлы, овцы, ламы и несколько коров – подняло головы, провожая мою машину взглядами, а потом продолжило лениво щипать траву.
Впереди густая роща скрывала ферму. Я проехала мимо укрывающей листвы и через открытые врата, и слева появился домик. Все здания фермы – конюшня, гараж, сарай, маленькие загоны, теплица и прочее – выходили на широкий двор. Фруктовый сад аккуратными рядами тянулся за теплицей.
Припарковавшись перед домом возле ржавеющего Форда Рейнджер первого поколения бледно-голубого цвета, я открыла дверцу и выбралась. Я повернулась закрыть дверцу, белый кот выпрыгнул за мной. Он бросил на меня нечитаемый взгляд своими нереальными синими глазами, а потом ушел, задрав хвост.
Я закрыла дверцу, взгляд скользнул к залитым солнцем лесам, покрывающим гору на севере фермы, но грубое приветствие перебило мою зарождающуюся мысль о походе в гору.
– Сейбер! – Доминика появилась в большом открытом дверном проеме просторной конюшни, побежала по гравию двора ко мне. На пару дюймов ниже и с формами пышнее моего тела в метр семьдесят ростом, она не выглядела как та, кто регулярно таскал тюки сена в пятьдесят пудов. Ее черные, сильно вьющиеся волосы были короткими, красные очки выделялись на золотистой коже.
– Я рада, что ты вернулась, – сказала она, останавливаясь рядом со мной. – Два новых коня хуже, чем мы ожидали. Завтра прибудет ветеринар, но ты можешь посмотреть?
– Конечно, – быстро сказала я.
– Большой серый конь хромает, – говорила она, пока мы шли к конюшне. – У него самый ужасный случай молочницы копыт в моей жизни. Маленький двигается хорошо, но он весит меньше нормы, и он выплюнул половину своего сена. Я подозреваю серьезные проблемы с зубами.
– С этим я вряд ли смогу сильно помочь, – я могла помочь с копытами, но не зубами. – Это лошади Харви Уитби?
– Да, – прорычала Доминика. – Он не должен был вообще покупать лошадей для своих избалованных дочерей. Те девочки ни разу в жизни не убирали в загоне, так что, конечно, они не знают, как заботиться о лошади. Им все равно. Но тот гад предпочел бы бросить лошадей в поле и забыть о них, чем отдать их мне.
Отдать животных – даже тех, которых он не хотел – в организацию спасения было бы равносильно признанию, что он совершил ошибку. А Харви Уитби не ошибался.
Хруст наших шагов сменился стуком ботинок по бетону. «Сердца и копыта» не было элитным объектом – почти все здания нуждались в свежей краски десятки лет – но Доминика влила все, что у нее было, в полное восстановление конюшни восемь лет назад.
Слева ряд просторных загонов тянулся вдоль стены, каждый открывался в загон на улице вдвое больше размером. Слева окна обрамляли большую арену в стенах здания, оттуда свет солнца проникал в конюшню.
– По крайней мере, ты смогла забрать их на аукционе, – пробормотала я.
– Вдвое дороже, чем должна была заплатить. Покупатели мяса снова подняли цену против меня, – она невесело ухмыльнулась. – Я ответила тем же.
Лошади в загонах с любопытством поднимали уши, высовывали головы в проемы в дверцах их загонов, глядя, как мы проходили мимо.
Я нахмурилась.
– Ты сказала две лошади. Разве у Уитби не было три?
Плечи Доминики гневно дрогнули.
– Я ожидала три на аукционе, но третьей там не было.
– Уитби оставил ее себе?
– Наверное, но я не понимаю, зачем.
В дальнем конце конюшни две незнакомые лошади стояли в открытых стойлах, привязанные к столбикам.
Грета, совладелица фермы, посмотрела на нас, когда мы подошли. Выше меня, тощая и с сильным загаром из-за часов под солнцем, она отличалась от Доминики во всем, кроме бескомпромиссной верности зверям, о которых они заботились.
Она стояла возле светло-серого коня в яблоках, тихо ворковала с конем, пока потирала его лоб. Ростом в семнадцать ладоней, он был крупным для прогулок верхом, в нем было что-то от ломовой лошади – Першерон, наверное, судя по его цвету, крепкому телосложению и мощным ногам. Меньший коричневый конь был четвертьмильным, он нервно крутил ушами, изучая незнакомое место.
Я оценила коней в своем стиле: напряженные позы, костлявые плечи, выпирающие ребра, тусклые глаза. Когда я встала перед ними, мою грудь сдавило. Не от тревоги или гнева, а от чего-то холодного и ломкого. Чего-то твердого и острого. Чего-то красного и пульсирующего, как живое, во мне.
Я прошла в комнату снаряжения, вытащила сумку коновала из-под стола и повязала на поясе кожаный фартук, плотные панели закрывали мои ноги до моих голеней. Я не была ветеринаром, я была помощницей ветеринара, и я не была полноправным коновалом. Я все еще училась, но я знала достаточно, чтобы быть полезной.
Я загрузила в фартук инструменты и схватила аптечку. Забота о лошадях, помощь им с выздоровлением, поиск для них новых домов – это утешало Доминику и Грету. Но для меня этого было мало.
Пренебрежение. Насилие. Жестокое обращение. Харви Уитби было плевать на страдания, которые он причинял. Никто не наказал бы его. Никто не устраивал ему последствия, соразмерные его преступлениям против невинных зверей.
Красные осколки в моей груди задевали легкие, я опустила аптечку и подошла к большому коню с нежными ладонями и мягкими словами.
Никто, кроме меня.
ГЛАВА ТРЕТЬЯ
Мотыльки летали вокруг флуоресцентных ламп конюшни, я напевала серому коню, теперь названному Уикер. Гладя его плечо, я скользнула ладонью по его передней ноге до сустава, осторожно сжала и подняла его ногу. Ярко-синяя жижа пачкала подошву его копыта, набилась в трещины, где от заражения твердая ткань стала гнить. Гадкий запах разложения остался.
Я весь вечер чистила, подрезала и подпиливала копыта, испорченные инфекцией. Я натерла их антисептиком, а потом смешала синюю медно-сульфатную пасту.
Потребуются недели ухода, чтобы убрать ущерб, нанесенный отсутствием обычной заботы.
Я проверила другие его копыта, убедилась, что паста все еще хорошо покрывала пятки, а потом схватила мягкую щетку и стала водить ею по его шее и спине. Он уже был чистым – Доминика и Грета отмыли лошадей ранее – но вычесывание успокаивало. Я тихо пела, водя щеткой по его боку, и он опустил уши и прикрыл глаза.
Через пару минут я перешла из его стойла в соседнее, где был коричневый четвертьмильный конь. Его теперь звали Винни, и его зубы были такими плохими, что он нормально не ел месяцами. Я проверила, что он съел теплую кашу, которую ему сделала Грета, вычесывала его несколько минут и выскользнула из его стойла.
Я прислонилась к дверце стойла, смотрела, как Винни нюхает пустую кормушку. Он впервые поел без боли за долгое время. Он хотел больше.
Осколки в моей груди двигались, беспокойно задевая легкие.
Пора было наказать фермера Уитби.
Я скользнула ладонью в левый карман, проверила маленький сверток ткани, который я забрала ранее, потом полезла в другой карман, сжала приятную алюминиевую рукоять. Мои темные волосы были убраны под бейсболку, и я переоделась в черную куртку, черные штаны и сапоги со стальными носами, а потом проверила Уикера и Винни.
Я выскользнула наружу и заперла дверцу стойла. Тьма и тишина укутали ферму. Было за полночь, в другой части двора окна дома были темными. Полная луна низко на горизонте бросала на пастбища розоватый свет.
Я сделала шаг и замерла. В паре ярдов от меня сова сидела на заборе, ее перья были такими неестественно белыми, что отливали голубизной, как свежий снег. Он смотрел на меня большими лазурными глазами без зрачков, глаза были на будто злой голове виргинского филина.
– Если хотел быть инкогнито, – сказала я ему, – ты с треском провалился.
Я не инкогнито, голубка, – филин раскрыл широко крылья. – Я величественный. Это подходящий облик для ночи с такой изумительной луной.
– Ты идешь со мной?
А я пропустил бы такой доблестный поход?
Фыркнув, я пересекла двор до амбара со снаряжением, который я оставила открытым. Через пару минут я толкала квадроцикл по длинной тропе из гравия. Филин вел меня, летел бесшумно.
Только когда я дошла с квадроциклом до решетки от скота и выкатила его на публичную дорогу, я забралась и завела двигатель. Он заурчал.
Филин опустился на столбик ограды. Мерцание голубого света пронеслось по нему, и когда оно угасло, хорек, такой же зловеще белый, как и филин, спустился. Он пробежал по дороге, запрыгнул на мое колено и забрался по моему рукаву, а потом прижался к моей шее.
Я направила квадроцикл, и он понесся по дороге. Ветер хлестал мое лицо, пытался сорвать с меня кепку.
Ковен проводит ритуал завтра? – вопрос прозвучал в моей голове, на холодный мужской тенор не влиял шум дороги или ветра.
«Да», – ответила я, направив мысль хорьку на моем плече.
Мягкая шерсть задела мою шею, а потом коготки, он устроился под воротником моей куртки.
Мне можно в этот раз съесть фамильяра Деанны?
«Нет, Рикр, нельзя».
Ее стрекоза-переросток звала меня крысой-альбиносом без когтей. Я покажу ей свои когти – и внутренности моего желудка.
Я посмеялась бы, но он был серьезен.
«Если мой фамильяр съест фамильяра другой ведьмы, меня выгонят из ковена».
Было бы обидно, голубка. Я знаю, ты с уважением относишься к тем ханжеским дамочкам.
Я повернула на тропу, с обеих сторон тянулись черные фермерские угодья.
«Ты знаешь, почему я не могу уйти».
Я подъехала к ограде с колючей проволокой и выключила двигатель. Я оттолкнулась от столбика, перепрыгнула через колючую проволоку и приземлилась в поле недавно срезанных растений. Если бы фермер Уитби не собрал первый урожай, я испортила бы ему год еще сильнее.
Рикр ехал на моем плече, пока я шла по неровной земле к ферме, приближаясь к ней сзади. Ориентируясь в лунном свете, я перепрыгнула еще одну ограду и скользнула меж двух построек. Огромные строения окружали просторный двор, гравий был потревожен проехавшей большой техникой. Я скривила губы при виде изящного бревенчатого дома, несколько окон горели, несмотря на позднее время.
Я прошла за здания к амбару для техники – хотя это был не амбар, место выглядело как огромный склад. Держась теней, я нашла дверь и потянула за ручку. Заперто.
Огни в окнах дома обжигали мне спину, я вытащила сверток из кармана и раскрыла его. Выбрав крохотный динамометрический ключ и отмычку, я сунула их в замок.
За мной теплое сияние становилось ярче. Я оглянулась. Еще одно окно загорелось.
– Следи за домом, Рикр, – шепнула я, крутя отмычкой, ощущая, как двигаются штифты.
Слежу, – быстро ответил он.
Десять секунд. Пятнадцать. Больше штифтов двигалось.
Дверь открывается!
Я повернула ручку, и засов щелкнул. Свет залил двор, и я открыла дверь амбара, проникла внутрь и закрыла ее. Быстрый поворот засова, и дверь снова была заперта.
В черном интерьере воняло бензином, дизельным топливом и мертвыми растениями. Я тихо стояла и слушала. Ничего.
– Немного света, Рикр? – шепнула я, убирая отмычку в карман.
Белый хорек запрыгнул на мою кепку, от него исходил мягкий голубой свет, озарял амбар.
Мой взгляд скользнул по заляпанному грязью экскаватору и огромному трактору, а потом упал на самую большую машину – зеленое чудище с кубическим телом, стеклянной кабиной в шести футах над землей и широкой жаткой с шипами спереди.
Комбайн, относительно новый и стоящий больше полумиллиона долларов.
Напевая под нос, я прошла мимо комбайна к стене, где был свернут шланг. Я схватила конец и потянула по полу, пока не встала рядом с толстой передней шиной комбайна высотой с меня.
Рядом с шиной был толстый синий колпачок от топливного бака. Я потянулась туда. Пара поворотов, и крышка снялась.
– Еще слово для жетона, – пела я, запихивая шланг в бак, запах дизельного топлива доносился оттуда. – Просвисти под ритм марша.
Я вернулась к крану в стене и покрутила вентиль. Шланг наполнила вода, и плеск зазвучал в топливном баке.
– Озарит твое копье, – я подошла к рабочему столу и выбрала ножовку из инструментов, – восходящая луна.
Впереди комбайна сплетение гидравлических линий тянулось от жатки к кузову. Пока я тихо напевала ирландскую народную песню, я прижала ножовку к первой линии.
Ножовка проехала по линии. Жидкость полилась, плюхаясь об бетонный пол. Все еще напевая, я перерезала следующую, пилила сплетение линий, пока не рассекла все. Заметив несколько шлангов поменьше, я разрезала и их.
С бульканьем топливный бак переполнился, разбавленный водой дизель потек по комбайну.
– Всех врагов убить пора! Так свистите ритм марша, – я прошла к крану и выключила воду. – Прокричим «ура» свободе…
Свет залил интерьер здания.
Я села на корточки рядом со столом с ножовкой в руке, Рикр цеплялся за мою кепку, его сияние погасло. Мужские голоса отражались от стен.
– Это глупости, Харви, – жаловался сухой голос, дверь хлопнула об стену. – Если гадкий зверь убежал, пускай.
– Чтобы его нашел заботливый скалолаз? – парировал злой голос.
Двое мужчин вошли в просторное здание, один был коренастым, с белой бородой, а другой – высокий и лысый. Они шли по амбару, я тихо скользила вдоль стола, пока не юркнула за комбайн. Шланг все еще свисал из топливного бака комбайна, но трактор мешал мужчинам видеть это.
– Билл должен был бросить лошадь на аукционе в Альберте, – прорычал низкий мужчина, Уитби, шагая к металлическому шкафу в углу. – Теперь зверь на свободе, и мне нужно с этим разбираться.
– Почему ты не продал его с другими двумя?
– Чтобы все увидели это на аукционе? Та настырная сволочь из фермы спасения месяцами на меня напирала, – звякнули ключи, загремел замок. – Я не виноват, что зверь так заболел. Женщины, как она, должны заниматься своими делами.
Я тихо дышала носом, хватка на ножовке была слишком крепкой. Небольшой вес Рикра на мой кепке сдвинулся.
– Билл написал десять минут назад, – продолжил Уитби. – Он заметил коня на севере Куорри-роуд. Там сплошная глушь.
Стук разнесся эхом по амбару. Я пригнулась и посмотрела под комбайном. Уитби открыл шкаф, и стало видно небольшую коллекцию ружей. Шкафчик для оружия.
Уитби вручил своему спутнику ружье, сверился с часами на руке, золотой браслет блестел.
– Час ночи. Никого вокруг. Мы сможем увести зверя в лес, подальше от дорог, и избавиться от него раз и навсегда. Труп обнаружат через месяцы.
Высокий мужчина скривился, глядя на оружие.
– Ладно.
Уитби захлопнул шкаф со вторым ружьем в руках. Оба мужчины пошли к двери, выключили свет и заперли амбар, выйдя из него.
– Прокричим «ура» свободе, – пропела я под нос, завершая оборванную строку. – Вот уже луна восходит.
Я прошла к выходу, отперла замок и приоткрыла дверь, снаружи загудела машина. Грузовик выехал со двора, разбрасывая за собой гравий. Уитби больше заботила своя репутация, чем жизнь лошади, и он собирался убрать улики своего пренебрежительного отношения, пока это не навлекло на него проблемы.
Я не позволю этому произойти.
Фары грузовика удалялись, и я побежала, держась теней. Он сказал, на севере Куорри-роуд. Куорри-роуд была следующей – и последней – дорогой на север. Дальше была гора Берк, та самая огромная вершина, которую было видно из «Сердец и копыт». Лошадь могла быть недалеко оттуда.
Возвращаться к квадроциклу было долго, так что придется полагаться на свои ноги, если я хотела остановить Уитби раньше, чем он найдет коня. Я надеялась, что не придется бежать десять миль.
«Рикр», – мысленно позвала я.
Он спрыгнул с моей головы, его тело сияло. Он раскрыл крылья, его облик изменился. В форме белой вороны он полетел вперед, следуя за грузовиком. Я нашла свой темп, управляла дыханием, пока бежала по тропе из гравия.
Когда я добралась до Куорри-роуд, ноги горели, но я игнорировала ощущение. Я каждый день тренировалась. Моя работа в ветеринарной клинике не была простой, спасение всегда требовало усилий, а помощь лошадям – особенно. В ограниченное свободное время я расслаблялась, лазая по горам, катаясь там на мотоцикле или занимаясь верховой ездой.
Я ненавидела сидеть на месте.
Глубоко дыша, я искала среди деревьев силуэт Рикра. Он проследит, что, если фермеры найдут лошадь раньше, чем я догоню их, они не смогут в нее выстрелить. Он был маленьким, дерзким и немного кровожадным оборотнем с каплей магии, но все еще был фейри. Даже маленькие фейри могли быть опасными.
Дорога становилась круче, поля сменились деревьями, и низко висящая луна пропала из виду. Тьма окутала меня, лес обступил дорогу, и высокие деревья склонялись над канавами. Я замедлилась, дыхание звучало громко в моих ушах.
Я застыла.
Я тяжело дышала, но старалась делать это как можно тише. Деревья тихо шелестели от прохладного ветра. Других звуков не было… а потом я услышала.
Вдали копыта стучали по асфальту.
Я повернулась и прищурилась в темноте. Это была сбежавшая лошадь Уитби? Кожу покалывало. Неожиданный страх пробежал по нервным окончаниям, и моя ладонь полезла в карман. Я вытащила складной нож, большой палец лег на кнопку, пока я двигалась к канаве.
Цок-цок-цок. Конь бежал рысью. Звук становился громче. Ближе.
Я скользнула в канаву и пригнулась в высокой траве. Незнакомый и неприятный трепет появился в моем животе. Я стиснула зубы и смотрела на дорогу и темные деревья. Ветер пропал, все утихло, но копыта стучали все громче.
Мурашки покрыли мои руки, и мне не нравилась истерическая паника в моих мыслях. Почему я боялась? Моя реакция не имела смысла.
Стук копыт стал четким. Я должна была уже видеть лошадь.
Но лошадь могла быть не обычной.
Мои глаза расширились от мысли, потом прищурились. Я дала зрению расслабиться. Дорога стала размытой, и белый туман наполнил сцену. Я сосредоточилась на эфемерном мире, а не обычном.
Среди белого тумана было облако тьмы.
Копыта стучали по дороге со звуком выстрелов, чудовищная лошадь бежала ко мне. Она была размером с ломовую лошадь, но худой, обсидиановая грива зловеще развевалась, тени клубились вокруг нее. Всадник на спине коня двигался с ним, как единое целое, черный плащ скрывал его тело.
Я почти ощущала, как Смерть зовет меня по имени, пока всадник приближался.
Ужас сотрясал меня, я отпрянула в высокую траву, как грызун от хищника. Я была хорошо скрыта, но через дюжину ярдов всадник окажется достаточно близко, чтобы заметить меня со своей высоты.
Лошадь мчалась по дороге, была в десяти ярдах от меня, рукоять ножа впилась в мою ладонь от того, как я ее сжала. В пяти ярдах от меня.
В трех.
В двух.
Бам!
Выстрел прогремел вдали, и эфемерная лошадь вскинула голову, насторожив уши. Не от страха, а сосредоточенно. Облако тьмы вокруг нее извивалось.
Лошадь бросилась по дороге прочь от меня. Она перепрыгнула легко канаву вдали, и я вздрогнула, когда она приземлилась, ожидая какофонии хрустящих веток от огромного веса, рухнувшего на густые заросли.
Но лошадь унеслась во тьму леса без звука, пропала из виду.
Я вдохнула и разжала пальцы.
Кем бы ни были лошадь и всадник, я не хотела больше с ними пересекаться.
ГЛАВА ЧЕТВЕРТАЯ
Пригибаясь под тяжелыми опущенными ветками сосны в пятьдесят футов высотой, я выглядывала сквозь зеленую хвою вокруг меня.
Сбежавшая лошадь Уитби была мертва.
Она лежала возле участка зеленой травы, золотистая шерсть и бежевая грива резко выделялись среди темных опавших листьев. Лошадь точно была красивой, но кости выпирали, тело осунулось от голода. Не удивительно, что Уитби не хотел, чтобы кто-то увидел эту лошадь. Даже его черствые друзья обвинили бы его в жестокости.
Белые лучи кружились и вспыхивали, Уитби и его спутник светили фонариками на маленькой лесной поляне в сотне ярдов на север от Куорри-роуд. С ружьями в руках они тихо переговаривались.
Красные осколки под моими ребрами скрипели друг от друга от каждого моего медленного вдоха.
Я не знала, что чувствовала, когда эти куски льда терзали мои внутренности. Это было темнее и глубже гнева. Что-то похожее на голод, жажду. Звериное желание, требующее свободы.
Я следила за шагами Уитби, его сапоги хрустели опавшей листвой, пока он обходил мертвую лошадь, оценивая свою работу. Он ходил бы как царь горы, если бы его ноги гнили, как копыта Уикера? Я уже планировала заставить его ощутить последствия своего пренебрежения, а теперь он еще и убил жертву.
Я скользнула большим пальцем, и острое лезвие в четыре дюйма длиной вылетело из складного ножа. Уитби повернул голову от щелчка металла, луч его фонаря скользнул мимо дерева, где я пряталась. Я тихо напевала, вонзила нож в землю, пачкая лезвие.
– Ты это слышал? – шепнул Уитби своему другу.
Я цокнула языком. Двое мужчин напряглись и направили фонарики на мое укрытие, но хвоя была густой, отражала лучи. Я снова цокнула языком, Уитби нахмурился и пошёл ко мне, с подозрением щурясь.
– Это просто белка, – буркнул его спутник. – Пойдем, Харви.
Я зашуршала листьями, подражая тихим движениям животного, чтобы приманить Уитби ближе. Его сапоги приблизились к занавесу хвои, я подвинулась вперед на четвереньках, тихая на сухой хвое.
