Текст книги "Проклятие Щелкунчика (ЛП)"

Автор книги: Марго Риркерк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 11 страниц)

Марго Риркерк

Проклятие Щелкунчика

Переведено специально для группы

˜"*°†Мир фэнтез膕°*"˜

http://vk.com/club43447162

Оригинальное название: The Nutcracker Curse

Автор: Марго Риркерк / Margo Ryerkerk

Серии: Cursed Fairy Tale #1 / Проклятая Сказка #1

Переводчики: maryiv1205, cd_lu, Jasmine

Редактор: Евгения Волкова

1. Гризельда

Солнечные лучи просочились сквозь узкие щелки тюремного окна. Другие заключенные бросились к свету, греясь в его тепле и подолгу выглядывая из окна на лазурное море, окружавшее Змеиный Остров.

Я не последовала их примеру. Вместо этого я осталась сидеть на холодном каменном полу и вытащила волшебное зеркало из моей зачарованной сумки, которую никто не видел, кроме меня. Сосредоточившись на зеркале, памятном подарке моей покойной матери, я велела показать ему, происходит в Шенбруннском дворце, летней резиденции австрийского императора и его дочери, кронпринцессы Клары. Несколько мучительно медленных секунд зеркало показывало мое собственное отражение, пока его поверхность, наконец, не зарябила, как волны в океане. Мое лицо исчезло, сменившись ее лицом.

Я сознательно расслабила челюсти, чтобы скрежеща зубами, не сколоть зуб. Я ненавидела ее. Я ненавидела все в своей сводной сестре. Ненавидела овальное лицо Клары, выглядевшее куда более утонченным, чем мое, квадратное. Ее голубые глаза, такие яркие, какими мои, серые, никогда не смогут быть. Ее длинные, золотисто-каштановые локоны, густые и пышные, и никогда не свисающие безжизненно на плечах, в отличие от моих, тусклых пепельно-русых волос. Она носила атласное платье, завязанное сзади и облегавшее ее женственные изгибы, которых так не хватало моему плоскому телу. Платье бы мне не пошло, но я все равно хотела сорвать его с нее и одеть самой, а ее запихнуть в мою коричневую, запятнанную тюремную робу.

Я должна была жить во дворце, разгуливая по нему в красивых платьях. Вместо этого, я была изгнана из-за Клары на Змеиный Остров спустя месяц после восьмого дня рождения. Если бы она держала язык за зубами и не рассказала моему отчиму-королю, что у меня есть темная магия, позволяющая мне превращаться в мышь, он бы никогда меня не изгнал. Я продолжила бы быть его падчерицей, и матушка была бы все еще жива и правила об руку с ним.

Это из-за Клары я торчала здесь, пока она резвилась во дворце. Меня затапливала волна отвращения, когда я видела ее бегающей по каменному коридору и болтающей с прислугой. Она должна была не трепаться со служанками, а сидеть в кабинете, оттачивая военные стратегии и планируя союзы, делая королевство сильнее, как и следует настоящей кронпринцессе. Клара не заслуживала своего титула. Он должен был быть моим, и скоро так и будет.

Из-под плаща я вытащила белобородого Щелкунчика, одетого в черно-красную солдатскую униформу, черные ботинки и высокую шляпу, с серебряным мечом, прикрепленным к его поясу. Спустя год работы над ним, пришло время его использовать.

Будто нарочно, Клара воскликнула:

– Неужели моя фея-крестная тоже приедет? Как чудесно!

Она захлопала в ладоши, будто ей все еще было семь, а не семнадцать, и мне пришлось подавить рвотный рефлекс.

Щелкунчик в моих руках был подарком Кларе от ее умершей матери, и единственным предметом, который я успела умыкнуть перед изгнанием из дворца и приговору жить на этом проклятом острове. Сперва я хотела уничтожить деревянную куклу, но к счастью, сдержалась. Теперь, Щелкунчик станет инструментом для воплощения моей мести и поможет мне вернуть мое королевство.

В придачу к возможности превращаться в мышь, моя мать передала мне способности к сотворению темных заклинаний, которые проявились год назад, когда мне исполнилось семнадцать. Целый год я работала над заклинанием для Щелкунчика, и наконец, оно было готово. Я коснулась деревянной фигурки, не боясь пострадать от помещенного в нее проклятия. Действовало оно не на каждого – я смастерила его специально для Клары. К сожалению, как и все проклятия, Проклятие Щелкунчика не было необратимым. Как того требовала магия, каждое проклятие могло быть разрушено. Тем не менее, условие для его снятия было почти невозможно выполнить, и я не переживала, что Клара или кто-то другой из придурковатой Австрийской империи в этом преуспеют.

Я осмотрела куклу в последний раз, затем проверила светящийся синий шар размером с кулак. Круглый источник света был порталом, созданным талантливой ведьмой, втихаря скопировавшей главный портал в кабинете начальника стражи. Оба портала соединяли наш с остров с различными королевствами, из которых нас изгнали. Размер портала позволял пропускать лишь небольшие предметы, вроде писем. Как-то раз я пыталась, превратившись в мышь, проскользнуть сквозь переход, но он распознал, что я была живым существом, а не предметом, и выкинул меня вон.

Вот уже год как каждый день я воздействовала своей темной магией на портал, делая его менее разборчивым. Он все еще был слишком сильным и неподатливым, чтобы позволить мне проход; но в следующие сорок восемь часов с моим последним ударом магии, он позволит мне переместить неживой объект, больше и тяжелее письма – Щелкунчика.

Использование моих сил на проклятие внутри игрушки и на расширение портала стоило больших затрат энергии и истощило мои резервы темной магии на ближайшее будущее. Прискорбная, но необходимая жертва. Ведь как только Щелкунчик пройдет через портал и окажется в Шенбруннском дворце, попав в любопытные ручонки Клары, он заставит ее заплатить за мое разоблачение, как перевертыша, перед императором.

2. Клара

Шагая по плюшевому, ярко-красному ковру, я была твердо уверена, что кто-то за мной следит, но обернувшись, увидела за собой лишь хрустальные люстры и позолоченные стены. Я вздохнула. Вот уже год меня не покидало чувство, будто кто-то наблюдает за мной, намереваясь причинить зло. Ощущение приходило и уходило, продолжаясь всего несколько минут. Каждый раз никого нигде не было. Неужели я сходила с ума? Я потрясла головой, прогоняя навязчивые мысли и говоря себе, что я просто чересчур осторожна. Да и как иначе, когда моя гувернантка Бернадетта все время напоминала мне сидеть прямо, не вертеться и никогда не зевать на людях, увещевая меня своим низким голосом. Так что даже когда я была уверена, что я одна, кто-то непременно следил за мной, наследницей Австрийской империи.

Мысли о Бернадетте напомнили мне, что пора бежать на урок танцев. Я взглянула на карманные часы и скривилась. Было десять минут первого, и я снова опаздывала на урок. Что еще хуже, на мне были не бальные туфельки, а мои любимые ботинки с голенищем и прочным дюймовым каблуком, позволявшие мне быстро ходить и даже бегать, чего категорически не одобряла Бернадетта.

Проклиная нынешнюю моду, диктовавшую многослойные нижние юбки, я подхватила свои и бросилась бежать по мраморным коридорам к зеркальному бальному залу.

Задыхаясь, я подбежала к большим деревянным дверям и в охраннике на посту узнала моего дорогого друга Филипа.

– Ты опоздала, – с ухмылкой Филип распахнул передо мной двери. Его зеленые глаза изучали мой растрепанный вид без всякого осуждения, в то время как я с завистью заметила, что его кожа приобрела золотистый оттенок благодаря весеннему солнцу. В отличие от меня, Филип мог проводить свое свободное время, как ему заблагорассудится, не переживая о получении загара, так неподходящего принцессе.

– Я потеряла счет времени, – призналась я, проскальзывая мимо него в просторный зал. Паркетный пол сиял, люстры сверкали, а на меня неодобрительно смотрела Бернадетта.

– Рада, что вы соизволили прийти на ваш урок, Ваше Высочество, – сухо сказала она. Несмотря на полноту и возраст за пятьдесят, ее спина была прямой, плечи отведены назад, а живот втянут. По сравнению с ней, я была той еще неряхой.

Я тут же выпрямилась и изобразила самую милую улыбку.

– Прошу прощения, но теперь я здесь и с нетерпением жду, когда выучу… – я попыталась вспомнить, что же я должна была учить сегодня, но как назло, в голову ничего не приходило.

– Лур, a danses à deux, парный танец, который вы будете танцевать на вашем дебютном балу. Как вы должны помнить, в прошлый раз мы учили базовые шаги, – Бернадетта бросила мне колкий взгляд, намекая признаться, что я уже забыла последовательность всех па. – Сегодня, мы рассмотрим более сложные связки.

– Почему мы не можем разучить польку? – этот быстрый и оживленный танец всегда вызывал у меня улыбку и никогда не заставлял зевать.

– Потому что мы учим традиционный классический танец, а не какую-то прихоть моды.

– Она популярна как минимум с 1840. Десять лет – это прихоть?

Бернадетта проигнорировала меня и кивнула седовласому пианисту, заигравшему спокойную, медленную мелодию.

В течение следующего часа, я пыталась запомнить как можно больше шагов, не сбиваясь с ритма музыки и стараясь не оттоптать все ноги своему партнеру, серьезному мужчине средних лет.

Когда башенные часы пробили час, я с надеждой взглянула на Бернадетту.

– Мы закончили?

Бернадетта скрестила руки.

– Мы останемся здесь, пока вы как следует не выучите шаги.

– Но как же обед? – взмолилась я, и именно в этот момент мой желудок решил заурчать.

Бернадетта с укором покачала головой, словно я должна была контролировать все звуки, которые издает мой желудок, а затем сказала:

– Мы никуда не уйдем, пока вы не выучите лур. Бал по случаю вашего семнадцатилетия уже завтра вечером, и все должно быть идеально. Иначе, как же вы хотите, чтобы приглашенные принцы сделали вам предложение?

Я и не хотела. Я не была готова к замужеству. Я не стала озвучивать мои мысли, зная, что с Бернадеттой это бестолку, а если она доложит мои опрометчивые слова отцу, то он будет глубоко разочарован. Я не могла так с ним поступить. Я была всем, что у него осталось.

Бернадетта бодро продолжила:

– У вас хороший возраст для вступления в брак. Многие девушки в других королевствах выходят замуж, едва им исполнится пятнадцать. Благодаря моим рекомендациям, ваш отец согласился отложить дебютный бал до вашего семнадцатилетия. Вам требуется больше времени, чтобы изучить все, что надлежит знать принцессе, учитывая вашу… беспокойную натуру.

Я крепко стиснула губы, чтобы ненароком не выпалить, что это не по моей вине я единственная наследница. Не специально же я бываю такой упрямой или намеренно разочаровываю отца. Просто моя личность не подходила для предназначенной мне роли. Я и близко не была готова выходить замуж и править Австрией. Мне требовалось больше времени.

– Ну-ка, выше нос, – Бернадетта вручила мне стакан воды и позвонила в колокольчик, вызвав служанку. – Пожалуйста, принесите нам бутерброды и печенье.

Даже шоколадное печенье не смогло поднять мне настроение, хотя я была благодарна, что Бернадетта послала за ним, а не заставила меня чувствовать себя виноватой за нежелание выходить замуж.

Занятая попытками понять, насколько моя жизнь может измениться в ближайшие несколько дней, и как я могу избежать помолвки. Я не жаловалась в течение следующих нескольких часов, когда Бернадетта заставляла меня повторять шаги снова и снова, пока все не было идеально, и танцевальные движения не были выжжены в моем уме. К тому времени, как мы закончили, солнце уже садилось. Я подумала о том, чтобы пойти в кабинет отца, но решила, что мне нужно немного времени, чтобы очистить свой разум и выяснить, как уговорить его дать мне отсрочку или, по крайней мере, длинную помолвку на года два или три.

Так как я всегда старалась думать на свежем воздухе, я вышла из замка и направилась в конюшню. Я обошла лошадей, которые ржали в знак протеста, так как привыкли, что я приношу им морковь и провожу несколько минут, гладя их и расчесывая гривы. Но сегодня у меня не было времени поздороваться со всеми, мне нужна была Бисквит.

У Бисквит было самое большое стойло в конце конюшни. Ее большие карие глаза встретились с моими. В них было столько глубины, что мне казалось, будто она меня понимает. Как всегда, она была безупречно белой, как свежий снег. Ее рог блестел, когда лучи солнечного света касались его, придавая полупрозрачное, ледяное сияние. Бисквит была единорогом моей матери. Магия в ее крови означала, что у нее была гораздо большая продолжительность жизни, чем у обычной лошади, и она могла быть даже бессмертной. Никто не знал, так как единороги были родом не из Австрии, а моя мать привезла Бисквит из Ирландии.

– Привет, девочка, – я погладила густую гриву, которая была цвета жидкого белого золота, – ты готова прокатиться? Мне бы очень пригодилась прогулка, – я оседлала ее и выводила из конюшни, когда Филип бросился ко мне. Охранник заменил его у входа в бальный зал, так что я не разговаривала с ним со времени урока Бернадетты. Даже если я ничего не сказала, он, должно быть, почувствовал, что что-то не так с моей позой, потому что он произнес:

– Я пойду с тобой.

Не дожидаясь моего ответа, он схватил своего чернильного жеребца Эйса и оседлал его.

Несколько минут мы ехали молча. Как бы мне хотелось, всегда чувствовать себя так, как в седле… свободной, без висящих на мне тяжким грузом обязанностей.

Филип вернул меня в настоящее.

– Надо было попросить эскорт. Ты не должна ехать одна, особенно так близко к закату.

Я пожала плечами.

– Мне много чего не положено делать.

– Тебе влетело от Бернадетты за опоздание?

С моих губ сорвался безрадостный смех.

– Бернадетта – наименьшая из моих забот.

– Тогда что тебя тревожит? Поговори со мной.

– Предстоящий бал. Я не готова к встрече с будущим супругом, – слова были твердыми и мерзкими на вкус, будто сталь. Если бы не отец, я бы уже сбежала, но я не могла так с ним поступить и окончательно разбить его и без того хрупкое сердце.

Рядом со мной Филип напрягся. Какое-то время мы ехали молча, пока я не перестала это терпеть.

– Я поговорю с отцом, попрошу отсрочки.

– Рано или поздно ты выйдешь замуж, – голос Филипа сорвался, и я внимательно его изучала. Подбородок у него был крепкий, как всегда, скулы острые, ресницы закопченные, но на лице читалась такая боль. Я потянулась, чтобы коснуться его предплечья, но он отвел от меня свою лошадь.

– Брак нас не разделит, – сказала я. – Мы все так же будем друзьями. Будучи наследницей, я никуда не уеду. Кем бы ни был мой будущий супруг, он переедет жить в Вену.

Я попыталась представить себя в белом свадебном платье, улыбающейся моему будущему супругу, но не смогла. Вместо этого мне в голову пришла другая свадьба. Мне было четыре года, и я держала свою новую сводную сестру за руку, пока тяжелая золотая корона возлагалась на голову ее матери. Всепоглощающий цветочный мускусный аромат витал в воздухе. Ткань моего платья зудела. И у меня пересохло в горле. Даже тогда мне было неуютно с мачехой. Я знала, что с Жаклин что-то не так. И когда мне было семь, она доказала, что я права.

Я расправила плечи, желая, чтобы прошлое оставило меня в покое. Мой взгляд остановился на Филипе, который больше выглядел не удрученным, а свирепым.

– В чем дело? – спросила я.

Он резко покачал головой.

– Ни в чем.

Я закатила глаза.

– Пожалуйста, мы знаем друг друга с детства, – наша связь была особенной, выкованной общей потерей. Моя мать умерла, рожая меня, а мать Филипа, одна из наших королевских швей, умерла от респираторной болезни, когда ему было двенадцать лет.

– Ладно. Ты хочешь, чтобы я объяснил, тогда я скажу, – взор зеленых глаз Филипа обратился ко мне, проходя мимо титула и манер, или их отсутствия, к человеку, которым я была.

От его пристального взгляда мне захотелось отвернуться и убежать. Покалывание, охватившее меня, было слишком, слишком странным, и я не знала, что с ним делать, и что это значит.

– Я хочу лучшего для тебя и не хочу, чтобы кто-нибудь из этих иностранных принцев воспользовался тобой или Австрией.

Мое сердце смягчилось, и я положила ладонь на его руку. На этот раз он не отстранился; вместо этого он изучал мою кожу, будто запоминая родинку над мизинцем и тонкие линии на руке.

– Я никому не позволю использовать меня. Обещаю. Я не позволю никому уговаривать меня на что-либо или склонять меня хорошим видом и обаянием.

Филип кивнул, но на его лице осталось сомнение.

Я остановилась, пытаясь придумать, как успокоить его. Мне в голову пришла идея, и я щелкнула пальцами.

– Я придумаю испытание для принцев. Только те, кто пройдет, могут ухаживать за мной, и я буду настаивать отцу на том, чтобы жених ухаживал за мной в течение длительного времени, прежде чем обручиться, – таким образом я получу необходимое мне время, не разочаровывая отца.

Филип изобразил слабую улыбку, не отразившуюся в глазах, и я отвернулась. Никто из нас не хотел, чтобы я обручилась, и чтобы между нами стоял муж. Я не могла смириться с мыслью, что, когда стану женой, моя дружба с Филипом отойдет на второй план, и что свобода, которую я так тщательно для себя добивалась, будет отнята у меня.

3. Клара

– Отец, пожалуйста, давай отложим помолвку до моего восемнадцатилетия, – взмолилась я, так и не убедив его, что на своем дебютном бале я должна просто познакомиться с принцами, а не искать себе жениха.

Отец покачал лысеющей головой.

– Я старею, Клара. Когда меня не станет, королевство должно оказаться в надежных руках. Тебе нужен супруг, чтобы править вместе с тобой – сильный и умный консорт рядом.

– Но ты же нескоро нас покинешь, – запротестовала я, стараясь не обращать внимания на новые морщинки на лбу отца и его обвисшие веки, тяжелевшие с каждым днем.

Отец одарил меня нежным взглядом.

– Конечно, нет, Клара. Но болезни непредсказуемы; они поражают нас, когда мы меньше всего этого ожидаем. Понадобится несколько лет, чтобы кто-то выучил все о нашем королевстве. Я хочу, чтобы у твоего мужа было время ознакомиться с нашими обычаями, нашими землями и людьми, вместо того, чтобы впопыхах приступать к правлению.

Я закусила губу. Я всегда так делала, задумавшись над чем-то, что ужасно раздражало Бернадетту. Сейчас я размышляла, как мне перекрутить опасения отца, чтобы убедить его дать мне свободу действий.

– Хорошо. Но мне нужно время, чтобы сделать правильный выбор. Это важно, чтобы найти подходящего супруга.

Отец поднял густую бровь. Прежде чем он успел возразить, я продолжила:

– Все могут быть очаровательны на балах. Вы сами сказали, что хотите для меня хорошего супруга, который также был бы хорошим правителем, а это значит, что нам нужно оценивать принцев в обычной обстановке, а не во время бала, когда это детская игра, чтобы казаться приятным и веселым. Пусть принцы изучат нашу историю и экономику, проверят, насколько они хороши в этом. И позвольте мне познакомиться с ними и узнать, кто добр, а кто здесь только ради власти и нашего золота.

Я затаила дыхание, пока отец обдумывал мое предложение. Наконец, он медленно кивнул.

– Это разумная стратегия. Но, как тебе известно, рано или поздно тебе придется сделать выбор, Клара.

Потому что меня было недостаточно. Я не была стратегом, призванным править королевством. Я не была сыном, который должен был быть у отца. Если бы только мое рождение было легче, и здоровье матери не ухудшилось. Если бы только она могла дать отцу наследника мужского пола, в котором он так нуждался.

Подавляя боль, я сказала:

– Понимаю. Пожалуйста, дайте мне год до объявления о помолвке.

Отец почесал бороду.

– Ты пытаешься отпугнуть своих женихов? Большинство из них приедут сюда с намерением остаться на месяц-два, а не на двенадцать.

Я выпятила подбородок.

– Это правда? Мы действительно хотим кого-то, кто не думает, что я и королевство, стоят инвестиций времени и усилий? – неужели я настолько запуталась, что мне нужно было выйти замуж как можно скорее?

Отец хмыкнул.

– Очень хорошо, ты умная девочка. У тебя будет три месяца, прежде чем мы объявим о помолвке, – я открыла рот, чтобы возразить, но отец поднял руку. – Это достаточно долго. Поверь мне. Я знаю, что лучше для тебя, – отец обнял меня, и я обняла его в ответ, стараясь не извиваться, когда его кобальтовый шерстяной плащ, расшитый золотыми нитями, царапал мне руки. – Теперь иди и готовься к балу.

Я покинула кабинет отца, пытаясь убедить себя, что трех месяцев достаточно, чтобы принять решение, и что я могу настаивать на долгой помолвке. И что потом? Сколько времени потребуется, чтобы мой супруг потребовал, чтобы я стала одной из тех скучных и царственных особ, которые никогда не повышали голос, не смеялись и не убегали? Я не хотела, чтобы меня держали в клетке… красивое украшение и ничего больше.

Громко топая по мраморным коридорам, мой взгляд упал на брошенную игрушку.

Я подняла деревянную кошку, гадая, какой ребенок при дворе уронил ее. Это была всего лишь игрушка, и все же обращение с ней создало ощущение в моей груди, когда воспоминания о моей сводной сестре ошеломили меня.

– Давай поиграем в чаепитие! – воскликнула Гризельда, спрыгивая с лестницы. Она и ее мать переехали в замок несколько лет назад, и хотя мне всегда хотелось спрятаться за занавеской или под столом, когда на меня падал темный взгляд Жаклин, я всегда искала Гризельду, сестру, которой, как я думала, у меня никогда не будет после смерти матери.

Мы с Гризельдой бросились в игровую комнату, я расставила вокруг стола наших гостей – плюшевых животных и деревянных игрушек, пока Гризельда готовила миниатюрный серебряный чайный сервиз.

Наша горничная, Айрис, принесла нам тарелку сыра и винограда, чтобы перекусить. Но я не обращала внимания на еду, слишком занятая расчесыванием волос моей новой куклы, которую я получила на свой седьмой день рождения.

– Клара! Клара! – голос Гризельды стал пронзительным, и когда я подняла глаза, то обнаружила, что нос у нее странно дергается, плечи сгорблены, а руки сведены вместе, как у белки.

– С тобой все в порядке?

Она ничего не ответила. Ее глаза были прикованы к тарелке с едой, а затем она бросилась и схватила кусочек сыра ртом, не потрудившись использовать руки.

– Гризельда! Что ты делаешь? – взволнованная странным поведением сестры, я позвонила в колокольчик, позвав Айрис.

Гризельда упала на землю и забилась в конвульсиях. Испугавшись нее и за нее, я держалась на расстоянии, пока не вошла Айрис.

– Вы звали, Ваше Высочество?

– Да, Гризельда… – прежде чем я успела договорить, Гризельда издала пронзительный визг, и ее тело растворилось в воздухе. Из-под платья выползла мышь и метнулась через комнату.

– Мышь! Мышь! – завизжала Айрис, когда я быстро схватила крышку тарелки и поймала грызуна.

Мы позвали отца, который думал, что мы выдумали историю, и что Гризельда просто где-то прячется. Стража была послана обыскать замок и его периметр. Они вернулись с пустыми руками, как раз когда моя мачеха выходила из кареты. Я как раз пересказывала, что произошло, когда крышка тарелки задрожала, а затем пролетела через всю комнату, чтобы показать Гризельду, которая сидела на корточках. Уши у нее были круглые и серые, как у мыши, хвост и усы, но все остальное тело было человеческим и, к счастью, осталось одетым в платье, которое она носила в тот день. Ее мышиные черты исчезли в течение нескольких секунд, но было слишком поздно. Все в комнате видели, как она преобразилась.

– Она перевертыш, – прошептала Айрис.

– Нечестивая, темная магия, – младший стражник перекрестился.

– Мы должны ее запереть. Она представляет угрозу для кронпринцессы, – сказал другой стражник.

Отец уставился на Жаклин, раздувая ноздри.

– Ты мышиный перевертыш?

Жаклин ничего не ответила. В одно мгновение она стояла у двери, а в следующее ее руки крепко сжали мою шею, перекрывая кровообращение. Охранники оторвали ее от меня и надели на нее наручники, как и на Гризельду.

Тело отца дрожало от гнева.

– Бросьте их обеих в подземелье, в отдельные камеры. Я не хочу, чтобы они вместе занимались нечестивой магией.

Меня всю трясло. Что я наделала? Как я могла предать мою сестру?

– Ваше Высочество, – охранник, стоящий у моей комнаты, поклонился и открыл дверь. Я сморгнула воспоминания и вошла в свои покои, не чувствуя ни малейшего волнения по поводу подготовки к балу.

Моя горничная Айрис уже была в гардеробной, разглаживая последние складки на сиреневом платье, украшенном шелковыми цветами. У него была юбка, достаточно большая для того, чтобы под ней могли спрятаться четыре ребенка, и рукава с открытыми плечами, которые подчеркивали бы мои ключицы и руки.

– Как раз вовремя, Ваше Высочество. Ваше платье готово, – Айрис расстегнула корсет на спине моего дневного платья, и я перешла в вечернее платье. Она плотно зашнуровала парчу, придавая мне осиную талию и затрудняя дыхание.

– Спасибо, Айрис, – сказала я после того, как она завила мне волосы, сделала прическу и нанесла пудру, румяна и макияж на лицо.

Она ласково мне улыбнулась.

– Могу я еще что-нибудь сделать для Вас, Ваше Высочество?

Я прикусила губу, не зная, стоит ли делиться тем, что у меня на уме. Но Айрис всегда была такой спокойной и понимающей, что я решила поделиться своими переживаниями.

– Вы когда-нибудь задумывались, как поживает Гризельда?

Весь цвет сошел с лица Айрис, и ее пальцы задрожали.

– Нет. Это было облегчение, когда она ушла.

Видя, насколько мой вопрос расстроил ее, я не стала настаивать.

– Почему бы вам не взять выходной, Айрис? Вы выглядите усталой.

– Я в порядке, Ваше Высочество.

Темные круги у нее под глазами и поникшие плечи говорили совсем о другом.

– Пожалуйста, Айрис. Я настаиваю.

– Спасибо, Ваше Высочество, – она сделала реверанс, ее старые кости скрипнули, и она опустила глаза, будто ей было стыдно за свой возраст. Я смотрела, как она уходит, надеясь, что не потеряю ее. Айрис помогла мне пережить смерть матери, наблюдала, как я взрослею, и теперь, когда все перемены оказались на моем пути, я нуждалась в ней больше, чем когда-либо.

Когда охранники проводили меня в бальный зал, я почувствовала, что слева на меня кто-то смотрит. Я повернулась туда, но не обнаружила ничего, кроме пейзажа на стене. Все было в моей голове? Мне показалось, что кто-то наблюдает за мной? Или что-то более зловещее, вроде темной магии?

4. Клара

Мои тревожные мысли исчезли, когда стражники остановились перед двустворчатыми золочеными дверьми в бальный зал. Внутри загудела труба, и ведущий баритоном огласил:

– Ее Королевское Высочество, Клара Мари из Австрии.

Двор приветственно зашумел и тяжелые деревянные двери открылись. Я тут же ослепла от ярких канделябров, свисающих со скульптур ангелов на потолке, и от полированных зеркал, которые отражали двор и меня сотни раз, создавая восхитительное море из замечательных нарядов и экстравагантных украшений. Длинные столы были покрыты сатиновыми скатертями и украшены бежевыми розами. Прекрасные фарфоровые тарелки с изображением чудесных птиц и цветов были окружены золотыми столовыми приборами.

Глаза отца вспыхнули одобрением, и мои плечи с облегчением опустились. Я пересекла комнату и присоединилась к нему на помосте, заняв трон слева от него.

– Моя прекрасная дочь, ты выглядишь, как императрица.

Он сжал мою руку, и я сглотнула, пытаясь подавить сухость во рту. Надеялся ли отец на то, что я буду выполнять роль императрицы без правления, как такового? Решил ли он, что я ни на что не способна и смирился с этим?

Чтобы не потеряться в темных мыслях, я отвлекала себя тем, что рассматривала комнату, улыбнувшись и кивнув нескольким придворным, которых считала друзьями. Я надеялась на возможность насладиться балом и танцами с ними до того, как прибудут иностранные принцы, но минутой позже труба загудела опять.

Глубоко вздохнув, я сказала себе держаться оптимистично. Возможно, один из принцев сможет меня понять. Возможно, моя родственная душа прямо там. Кто-то, кто хотел бы учиться и расти вместе, как правители.

Глашатай посмотрел поверх очков на толстый свиток в своих руках.

– Принц Симон из Болгарии.

Симон был почти на голову ниже большинства стражников, и когда он поклонился моему отцу, под его курткой цвета фуксии стали видны толстые складки. Он поцеловал мою руку – его губы были влажными и теплыми, его рука липкой. Его быстрое моргание глазами сказало мне, что данная ситуация расстроила его еще больше, чем меня. Хотя осознание этого меня успокоило, все же, встреча с Симоном породила новый страх. До сих пор, я была так обеспокоена потерей свободы в браке, что даже не подумала о том, каким будет мой выбор в отношении супруга. Машинально, я предположила, что все принцы будут красивыми, очаровательными и добрыми.

Отец никогда не будет таким жестоким, чтобы выдать меня за мужчину вдвое старше меня, и Симон был не из тех, кто мог бы меня привлечь. Я не могла представить, как могла бы целовать его губы, вдвое толще моих, не говоря уже о том, чтобы выйти за него замуж. Я сомневалась, что у нас могло быть много общего, так как большинство моих занятий были активными, в то время, как первым шагом Симона после того, как его представили, было поглощение двух канапе из печени за один укус.

Когда труба зазвучала опять, в моем животе появилось покалывание, и я надеялась, что второй кандидат будет лучше.

– Принц Джулиан из Богемии.

Второй принц не был с избыточным весом, в нем не было и унции жира, как я могла заметить. Когда он подошел ко мне, его высокая и долговязая фигура сказала о том, что мне придется напрячь шею, чтобы установить с ним визуальный контакт. Его губы едва коснулись моей кожи, когда он целовал мою руку, и на лице не было и тени улыбки, когда он сказал:

– Я с нетерпением жду обсуждения с вами будущего Австрийской империи.

Он занял свое назначенное место, но не притронулся к еде и не сделал и глотка вина. Вместо этого, он просканировал комнату, как бы, изучая и анализируя всех присутствующих. Когда его взгляд остановился на мне, у меня появилось непреодолимое желание заерзать с ощущением того, что он знал все мои промахи, все разы, когда я опаздывала на уроки. Мог ли он сказать, что я импульсивна и постоянно попадаю в переплеты? Мне показалось, я даже была уверенна, что он не одобрял этого.

– Принц Феликс из Сербии, – провозгласил глашатай, и я сфокусировалась на третьем принце, приближающемся ко мне.

Улыбка застыла в уголках моих губ. Так это выглядело. Феликс был на несколько дюймов выше меня. Он не был очень тощим или тучным, и не казался ни вялым, как Симон, ни скрупулезным, как Джулиан.

– Для меня честь находиться здесь, Ваше Высочество.

Феликс поклонился моему отцу, затем поцеловал мою руку, держа ее весьма крепко, но не настолько, чтобы причинить боль.

– С нетерпением жду возможности узнать вас лучше, принцесса Клара.

– Я тоже, – искренне ответила я.

Я изучала Феликса после того, как он занял свое место между двух других принцев, испытывая облегчение от того, что он не отодвинул еду и вино и не проигнорировал их. Его взгляд блуждал по бальному залу, с благородным видом, не осуждая и не анализируя никого.