Текст книги "Стальная бабочка (СИ)"

Автор книги: Марго Белицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 10 страниц)

Бонус. Другая жизнь советника

Комната тонула в теплом золотистом мареве. Предметы казались зыбкими, чуть размытыми, отчего мир терял привычные Джафару резкие очертания и становился мягче, уютнее.

Джафар всегда считал свечи Ясмин особенными, хотя никогда ей об этом не говорил. Вроде бы обычные кусочки воска с ниткой, но их свет изменял все вокруг. Возможно потому, что даже в самую маленькую свечку Ясмин вкладывала душу и частичку тепла своего сердца. Джафар иногда наблюдал, как она работает: сосредоточенно, старательно, аккуратно. Тонкие пальчики осторожно разминают воск, придают ему форму, с тщанием и любовью создают маленькие шедевры.

Пожалуй, именно это и привлекло Джафара в Ясмин. То, что она готова делиться любовью с другими. Ее нежность была для него живительным бальзамом. Рядом с ней он мог отдохнуть от повседневных забот, расслабиться. Не думая о том, где Син потерял отчет о расходах за месяц, как разнять дерущихся Шарркана и Ямурайху, чем успокоить отвергнутых ухажеров Писти, и прочее, прочее… Иногда обязанности первого советника короля доводили Джафара до белого каленья, он понимал – еще чуть-чуть, и он кого-нибудь убьет. По-настоящему. Тогда он шел к Ясмин. Она могла успокоить его внутреннего зверя, иногда просто ласково погладив Джафара по взъерошенным волосам. А иногда позволяя ему грубо овладеть ею прямо на полу, выплеснув свою злость.

Она все ему позволяла. Безропотно, покорно принимая его любым. Ничего не требовала и все прощала. Такая хрупкая, беззащитная, ранимая… И в глубине души Джафар понимал, что его привлекает в Ясмин не только ее доброта и любовь. Его привлекает ломкая красота бабочки однодневки. Ему нравится, насколько сильно она зависит от него. Точно маленький зверек.

Осознавая это, Джафар чувствовал себя последней скотиной и зарекался приходить в белый домик под сенью магнолий. Но после очередного тяжелого дня ноги сами приводили его сюда. Ясмин зажигала свечи, он клал голову ей на колени и вдыхал аромат лаванды…

Но сегодня что-то было не так.

В грациозных движениях Ясмин чувствовалось напряжение, и огоньки свечей, вторя своей хозяйке, испуганно трепетали. Джафар всегда замечал малейшие изменения в поведении окружающих, убийц учат быть наблюдательными. Вот Ясмин разливает чай, ее рука, сжимающая фарфоровый чайничек чуть дрожит. Вот она прижимает ладонь к животу и на мгновение замирает, а затем бросает украдкой затравленный взгляд на Джафара. Глупышка, думает, он слепой? Но даже если бы он был слеп, он не мог не ощутить ее тревогу. Чувствовать неосязаемое и невидимое убийц тоже учат.

Джафар отставил пялу с недопитым чаем и поманил Ясмин к себе. Она подошла с неохотой, которую никто, кроме Джафара не заметил бы. Он потянул ее за руку, усадил к себе на колени и легко провел кончиками пальцев по ее щеке. Она вздрогнула, и не от смущения. Это был страх.

«Она боится меня? С чего бы?»

Ясмин видела худшие стороны синдрийского великого визиря и никогда не выказывала страха. А теперь она боится. Почему?

Джафар не собирался ходить вокруг да около.

– Ясмин, что случилось? – прямо спросил он. – Если у тебя какие-то проблемы, говори смело. Я помогу.

Она быстро-быстро замотала головой, так что длинные серьги в ее ушах сверкнули и золотые блики отразились в темно-вишневых глазах.

– Нет, нет, мой господин. Все хорошо.

Джафар нахмурился.

– Ты же знаешь, я не терплю, когда мне лгут.

Ясмин потупилась, ее ладони легли на живот, словно защищая. В этот миг Джафар все понял.

– Ты ждешь ребенка, – тяжело обронил он.

Ясмин низко опустила голову и некоторое время молчала. Джафар взял ее за подбородок, заставил посмотреть ему в глаза и увидел на черных ресницах бисеринки слез.

– Ясмин, помнишь, что я говорил тебе о детях, – медленно и четко произнес он, удерживая ее взгляд. – Я не хочу детей. Не от тебя, не от кого-либо еще. Это было одним из условий наших отношений.

Слеза скатилась по ее щеке, но Ясмин не стала рыдать, только судорожно вздохнула. Она никогда не повышала голос, зная, что Джафар ненавидит громкие звуки и особенно женские истерики.

– Пожалуйста, мой господин, позвольте мне оставить ребенка, – очень тихо проговорила она. – Я помню про наш уговор. Но мне так хочется иметь ребеночка. Я ни о чем не буду вас просить, клянусь. Я буду сама растить его и никому не скажу, кто его отец.

«Святая простота, а если он уродится моей точной копией?»

Джафар убрал руку от лица Ясмин и заговорил спокойно, даже ласково.

– Пойми, я выдвинул такие условия не по своей прихоти. Я хочу тебя защитить. Иметь от меня ребенка – опасно. Ты ведь знаешь кто я, у меня достаточно врагов. Ребенок будет моей слабостью. Разве ты хочешь, чтобы в один прекрасный день его украли и сделали заложником?

Джафар говорил здраво и логично, он хотел убедить Ясмин, не прибегая к силе. Но женщины далеко не всегда прислушиваются к разумным доводам.

Ясмин сцепила руки на животе, на ее лице появилось упрямое, даже вызывающее выражение, какого Джафар никак не ожидал от такой кроткой мышки.

– Но разве я тоже не являюсь вашей слабостью? – спросила она. – Ведь и меня могут использовать против вас. Я думаю, вы немного преувеличиваете опасность.

Вдруг ее плечи поникли, вся бравада исчезла.

– Какие глупости я говорю, конечно, меня не смогут использовать против вас, потому что…

Она не договорила и спрятала лицо на груди у Джафара.

«Я ничего для вас не значу. Я просто ваша прихоть и любимая маленькая зверушка», – без труда угадал он ее мысли.

Джафар обнял Ясмин за плечи, пытаясь решить, что же сказать.

«Ты немало значишь для меня».

Вот только будет ли это правдой?

Джафар не знал, он не привык анализировать свои эмоции. Ясмин просто была в его жизни, и он приходил к ней.

«Глупо было вообще заводить отношения с ней».

Джафар знал это уже тогда, когда подошел к девушке, скорчившейся на носу корабля, уносящего беженцев из Партевии. Знал, но позволил себе маленькую слабость. В конце концов, он не может быть безгрешным идеалом!

«Придется отпустить Ясмин. Давно пора. Ей нужна нормальная семья, с любящим мужем и кучей ребятишек».

Но при одной только мысли о том, что у Ясмин будет другой мужчина, Джафара охватило бешенство. Другой будет ласкать ее гладкую, загорелую кожу? Другой будет перебирать шелковистые черные локоны? Да он выпустит ублюдку кишки!

Джафар сильнее прижал Ясмин к себе, впиваясь пальцами в ее плечи. Она не вскрикнула, наоборот прильнула к нему, коснулась влажными губами ямочки между ключицами. По телу Джафара пробежала жаркая волна, и он резко отстранился.

– Ясмин, если ты хочешь ребенка, тебе следует найти другого мужчину, – холодно произнес он. – Я разреша…

– Нет! – на ее лице отразился такой ужас, словно ей угрожают смертью. – Я хочу ребенка только от вас!

Ясмин вцепилась в руку Джафара, поцеловала его пальцы.

– Пожалуйста, господин! Я хочу, чтобы у моего малыша были такие же зеленые глаза, как у вас. И такие же милые веснушки. И чтобы он также серьезно хмурил брови…

Она снова всхлипнула.

«И чтобы он также безжалостно убивал людей?»

Не сказать, что Джафар не любил детей. Скорее наоборот. Он с удовольствием нянчился с королевскими отпрысками: сорванцом Бадром и тихой малышкой Эслой. Но это были дети Синдбада и Когъёку. Дети, без испорченной крови убийц. Хотя Когъёку во время первой беременности изводила себя мыслями о дурном наследии семейства Рен, которое может принести с собой, все же императорской династии Ко было далеко до клана ассасинов по жестокости.

– Ясмин, прекрати говорить глупости. У меня не может быть детей, – отрубил он и посмотрел на нее тем особенным взглядом, какой пугал даже его короля. Ясмин съежилась и всхлипнула.

– Я когда-то убил своих родителей.

Свет свечей потускнел, в комнате повеяло холодом тех далеких дней, когда Джафар убивал и получал удовольствие от вида крови.

«Сейчас тебя точно проймет».

Джафар приготовился увидеть страх и отвращение в глазах Ясмин. После такого он уже не сможет появляться в ее доме. Вот и хорошо, так будет лучше.

Но Ясмин не отшатнулась от него, не закричала. Она смотрела на Джафара, и он не мог понять выражения ее лица.

– Вы никогда об этом не рассказывали, – прошептала она.

– Убийство родителей – ритуал инициации в клане ассасинов, – будничным тоном произнес Джафар, тщетно пытаясь разглядеть страх в ее глазах. – Я зарезал их собственными руками, как до этого они зарезали своих родителей, а они своих.

Он расплылся в самой мерзкой улыбке, на какую был способен, и, протянув руку, погладил живот Ясмин.

– Хочешь, чтобы твое чрево родило монстра? – прошипел он.

Часть души Джафара отчаянно сопротивлялось такому поведению, он не хотел ранить Ясмин, не хотел, чтобы она боялась его и ненавидела. Но он жестко подавил глупые желания.

Нужно закончить все сейчас.

Но старания Джафара изобразить злодея пошли прахом, когда Ясмин переплела свои пальцы с его. Он наконец-то прочел выражение ее лица. Бесконечное сочувствие, жалость и любовь.

– Как ужасно. Но ведь вы не родились монстром, господин мой, вас сделали таким. Сейчас вы изменились, стали лучше. Я не верю, что ваше дитя может быть чудовищем. В Синдрии наш малыш будет расти, окруженный заботой, и станет хорошим человеком.

Это была самая пылкая речь, какую Джафар когда-либо слышал от тихой Ясмин. Ее глаза сияли, простоватое лицо осветилось внутренним светом и стало настолько прекрасным, что у Джафара перехватило дыхание.

Лицо Ясмин сейчас напомнило ему Руруму, супругу Хинахохо, заменившую ему мать. Ее большие, мягкие руки. Объятия, в которых было так спокойно. Тогда, едва вступив в команду Синдбада, Джафар был озлобленным на мир зверенышем, но большая женщина племени Имучакк изменила его. Изменила…

Джафар накрыл маленькую ручку Ясмин своей.

– Хорошо. Я подумаю.

Ясмин засияла, словно одна из ее свечей. Со времени бегства из Партевии ее глаза никогда не покидала тоска, даже в самые счастливые моменты, но сегодня впервые печаль оставила ее.

Похоже, Ясмин решила, что он уже согласился, но Джафар собирался сделать ровно то, что сказал. Обдумать все как следует. Он не из тех людей, которые принимают решения наскоком.

Джафар не стал советоваться ни с кем из друзей, хотя мысль поговорить с Сином появлялась. Но нет. Это только его дело и нужно решить все самому.

Ребенок. Джафар качал на коленях Эслу и пытался представить себя отцом. Имеет ли он право на семью? Когда-то давно Джафар решил, что не имеет. Но, подумав, он понял: Ясмин родит даже наперекор его воле. Покладистые люди могут проявлять редкостное упрямство в том, что для них по-настоящему важно. В таком случае можно было оставить Ясмин, посылать ей деньги и ни разу не увидеть своего ребенка. Но подобное поведение Джафар счел недостойным. Он должен поступить как мужчина.

Джафар принял решение и через девять месяцев, глядя на лежащего в колыбельке мальчика, ни о чем не пожалел. Ребенок внимательно смотрел на отца зелеными глазищами и посасывал палец. Вдруг он тихо загулькал и протянул к Джафару пухлые ручонки.

– Узнает папу, – застенчиво сказала Ясмин. Она робко взглянула на Джафара, ожидая его решения. Он знал, она все еще волнуется, что он не примет малыша.

– Как мы его назовем? – она нервно перебирала в руках бахрому пояса.

– Выбери ему имя, Ясмин. Я нареку его своим наследником.

И Джафар обнял своего сына.

Бонус. Брачные игры для начинающих

– Хилая волшебница!

– Тупой качок!

– Сама тупая! Весь мозг в сиськи пошел!

– Лысый придурок!

– Стерва!

Аладдин и Али-Баба в который раз наблюдали, как их учителя самозабвенно дерутся. Когда Шарркан и Ямурайха затевали ссору, весь остальной мир для них переставал существовать.

Али-Баба печально вздохнул.

– И чего им неймется? Теперь можно забыть о тренировке. Повезло тебе, Мор, твой учитель нормальный.

Он покосился на стоящего рядом с Морджаной невозмутимого Масрура, который наблюдал за потасовкой товарищей.

Тем временем Ямурайха повалила Шарркана в траву и уселась сверху. Поза выглядела довольно пикантно: юбка волшебницы задралась, ее грудь колыхалась прямо возле лица Шарркана. Вот только удары, которыми Ямурайха осыпала Шарркан, изрядно портили романтическую сцену.

– Они скоро поженятся, – вдруг глубокомысленно изрек Масрур.

Али-Баба и Аладдин ошарашено уставились на него, Морджана позволила себе только вопросительно выгнуть бровь, подражая спокойствию учителя.

– Чего?! – выдавил Али-Баба. – Да они же ненавидят друг друга!

– Их рух такая странная, – задумчиво протянул Аладдин. – Сложно сказать, то ли там ненависть, то ли что-то еще…

– Они дерутся, – лаконично отметила Морджана.

Масрур медленно кивнул.

– Да. Дерутся. Это часть брачной игры.

Ученики дружно захлопали глазами.

– Какой-какой игры? – спросил совсем запутавшийся Али-Баба. – Ты что хочешь сказать, они так флиртуют? Чушь.

Он приосанился.

– Ударом кулака в челюсть девушку не покорить. С ними надо заигрывать совсем по-другому. Говорить комплименты, дарить подарки…

Али-Баба резко замолчал, заметив хмурый взгляд Морджаны.

– Братик Масрур, объясни, что за брачные игры? – попросил Аладдин, мысленно прикидывая, нельзя ли будет использовать полученную информацию в своей технике охмурения большегрудых красоток.

– Когда женщина-фаналис выбирает себе мужа, – наставительно начал Масрур, – она ищет самого сильного. Поэтому она дерется с мужчинами – тот, кто выдержит ее удар, и станет отцом ее детей.

– Жуть какая, – шепнул Али-Баба. – Шарк и Яму вообще не фаналис. Да и такие дикие обычаи наверняка уже в прошлом.

Тут он взглянул на Морджану и похолодел: она смотрела на Масрура во все глаза и жадно ловила каждое его слово.

– Обычаи фаналис, – с трепетом проговорила она. – Масрур, пожалуйста, расскажи еще о традициях нашего народа.

По телу Али-Бабы пробежала дрожь. Он уже давно приглядывался к Морджане и думал, не приударить ли за ней, но теперь перед его глазами ярко предстала картина: Морджана, желая проверить, может ли он стать отцом сильных детей, забивает его до смерти.

«Не-е, поищу-ка я менее опасную девушку», – подумал он с кислой миной на лице.

В этот момент Аладдин заметил, что на губах Масрура промелькнула довольная улыбка. Аладдин моргнул: нет, лицо Масрура как всегда выглядело высеченным из камня.

«Наверное, показалось», – решил Аладдин.

– Конечно, Морджана, я расскажу тебе о наших обычаях, – спокойно изрек Масрур.

Бонус. Милые бранятся…

– Какие же вы все скучные стали, – слегка заплетающимся языком протянул Шарркан, прижимаясь щекой к столешнице и глядя снизу вверх на сидящих рядом друзей. – Все переженились, зану-у-уды. Ладно Масрур, было сразу понятно, что он обязательно настрогает себе кучу маленьких фаналисов. Да и Син у нас весь такой король, обязанный жениться. Но чтобы бледная поганка Джафар отхватил такую лапочку…

Он взглянул в сторону дальнего столика, за которым супруга дракона пыталась разговорить робкую Ясмин.

– А я отхвачу тебе кое-что важное для мужчины, если продолжишь пялиться в ту сторону, – будничным тоном посулил Джафар.

– Тоже мне, напугал, – буркнул Шарркан, однако взгляд все же отвел, так, на всякий случай.

Масрур на претензии в свой адрес внимания не обратил, продолжая флегматично жевать. Зато Синдбад сказал, ободряюще хлопнув Шарркана по плечу:

– Не переживай, друг, зато теперь все незамужние красотки Синдрии в твоем единоличном распоряжении.

– Да какой в этом интерес, если совсем нет соперников, – капризно протянул Шарркан и хитровато посмотрел на Синдбада. – А может того, тряхнем стариной?

И понизил голос до заговорщического шепота, который, тем не менее все за столом прекрасно слышали.

– Обстряпаем все так, что Ко ничего ни не узнает.

Синдбад тяжко вздохнул. Он мог бы сказать Шарркану, что изрядно нагулялся и вполне доволен семейной жизнью, да и возраст уже не тот, чтобы козликом скакать от борделя к борделю. Однако все это Синдбад озвучивал уже не раз, не находя понимания, поэтому произнес другое:

– Ко обязательно узнает, нашинкует меня и зажарит, точно морского демона. Она ведь твоя ученица, так что ты как никто знаешь, на что она способна.

– Верно! Моя школа! – Шарркан, на мгновение забыв о жалобах, горделиво подбоченился.

Но потом опять уселся на любимого конька.

– Эх, все вы теперь унылые жена-а-атики. Вон только мы со Спартосом остались последними защитниками крепости холостяков.

Но и здесь он не нашел поддержки. Улыбнувшись, Спартос произнес с апломбом:

– О нет, благородный воин Сасана обязательно должен жениться по достижении возраста мужества – тридцати трех лет. Так что в следующем году я планирую обзавестись супругой. А тебе уже давно пора.

И он добавил с подкупающей бесхитростностью:

– Ты же ведь собираешься жениться на Яму? У вас все к этому и идет.

Шарркан аж подскочил от такого предположения и чуть не упал, когда весь выпитый алкоголь ударил в голову из-за резкого движения.

– Да чтобы я… на этой проклятой ведьме…

Друзья вовремя заткнули ему рот, понимая, что если Ямурайха услышит, то не избежать громов и молний.

Неразборчиво блея сквозь засунутый в рот персик, Шарркан зыркнул в сторону столика, где сидели закадычные подружки: Когъёку, Псти и Ямурайха. Последняя как раз в это время обернулась и, встретившись взглядом с Шаррканом, высокомерно вздернула подбородок.

Вот ведь… ведьма.

Только сегодня он в очередной раз попробовал наладить отношения, вызвался помочь Ямурайхе донести заказанную ей магическую дребедень с артемюрского корабля до дворца. Думал, впечатлить ее, но она во все время пути ворчала, а как они поднялись на борт, так зарылась в свои склянки. На него даже не взглянула. От раздражения Шарркан принялся флиртовать с капитаншей корабля, которая вовсе ему и не понравилась. А гадина Ямурайха обозвала его кобелем и еще магией долбанула!

Стерва.

Выплюнув персик, Шарркан твердо заявил:

– Я никогда не женюсь. Ни-ког-да.

***

– Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды, девочки! – провозгласила свой традиционный тост Писти, донельзя довольная тем, что личная жизнь хотя бы одной из ее подруг устроилась и больше не придется слушать унылое бурчание о сволочах-мужиках.

Не тут-то было!

Когъёку с готовностью подняла свой бокал с соком, однако Ямурайха грохнула об стол кубком и рыкнула:

– Не буду пить за такую чушь! Фигня вся эта ваша любовь!

Писти испуганно пискнула, а Когъёку страдальчески закатила глаза и осведомилась:

– Что у вас с Шарком стряслось на сей раз?

– Ничего, – огрызнулась Ямурайха, и тут же, противореча самой себе, принялась рассказывать.

– Он вдруг вызвался помочь мне донести магические предметы, которые привезли для меня по особому заказу из Артемюры. Конечно, я бы сама все донесла с помощью заклинаний, но приятен сам факт. Я уже, дура, начала надеяться, что он исправился… Но едва мы поднялись на корабль, он принялся клеиться к капитанше! Старой и плоскогрудой! Похотливая скотина!

Далее последовал поток крепких ругательств, сделавший бы честь любому портовому грузчику.

– Ух, попадись он только мне, – прошипела Ямурайха, сжимая ножку кубка так, что, казалось, сможет смять металл. – Я бы ему показала…

И она погрузилась в описание постельных игрищ. Писти покраснела, и даже Когъёку, уверенная, что знает о любовных утехах все и чуть больше, удивленно вскинула брови. Парочку приемов следовало запомнить, чтобы потом показать Синдбаду.

– Почему бы тебе, собственно, все это не проделать? – Писти вдруг прервала поток фантазий Ямурайхи.

Та так удивилась, что даже сбилась с фразы и тупо переспросила:

– В смысле?

Каверзно улыбнувшись, Писти начала излагать свой план…

Если бы она и Ямурайха не были бы столь пьяны, а на Когъёку еще не влияли последствия родов, три женщины ни за что не стали бы проворачивать подобное дельце. Сейчас же разум каждой был слегка затуманен – самое время для безумств!

***

Довольный Шарркан, покачиваясь, возвращался в свои покои. Определенно ему удалось залить печаль после неудачи с Ямурайхой. Сладчайшее вино и компания прекрасных женщин – что может быть лучше? А скоро в его покои заглянут две особенно очаровательные дамы, и скрасят одинокую ночь. Кому вообще нужна вредная ведьма?

От избытка чувств Шарркан даже вполголоса затянул старую моряцкую песню.

Ждет меня милая в Партевии,

А другая в Актии,

А третья…

Где ждет третья милая мир так и не узнал: из темноты вылетели водяные нити и надежно оплели Шарркана, прижав его руки к телу.

Затуманенный винными парами разум так и не понял, что происходит, когда на затылок ему опустилось что-то тяжелое.

– Мне кажется это уже перебор, – успел расслышать смутно знакомый голос Шарркан.

– Перебором будет его выпороть! Все остальное – не перебор!

Окончание разговора покоритель Шарркан уже не услышал, провалившись во тьму.

***

Шарркан очнулся от того, что нечто мягкое щекотало его шею. Открыв глаза, он понял, что нечто – перо павлина. А держит перышко изящная ручка.

Шарркан скользнул взглядом по хрупким пальчикам, тонкому запястью, острому плечику и… заглянул в горящие глаза Ямурайхи.

– Наконец-то ты проснулся, шалунишка, – проворковала она.

Ее голос звучал непривычно: соблазнительно и томно, обещая неизведанные наслаждения.

Ямурайха убрала перышко, выпрямилась, и Шарркан невольно задохнулся. Пусть Ямурайха и так одевалась весьма открыто, но сейчас превзошла себя. Ее фигуру полупрозрачным облаком окутывала коротенькая рубашечка на бретельках. И больше ничего.

Шарркан мог насладиться видом округлых холмиков груди, плоского живота и покатых бедер, но легкая ткань не давала увидеть все, будоражила воображение загадкой.

Шарркан шумно сглотнул, немного пришел в себя и только теперь заметил, в каком положении оказался. Он мгновенно протрезвел, когда понял, что от его запястий и щиколоток отходят водяные ленты, прикрепленные к столбикам кровати, а одежда куда-то делась. Но самое страшное заключалось в том, что почти нагая Ямурайха сидела на нем верхом и наверняка почувствовала, насколько ему понравился ее наряд.

– Ты что затеяла, ведьма?! – взревел Шарркан, дергаясь в путах.

Но вода, несмотря на мягкость и податливость, держала лучше всяких цепей. Уж в чем, в чем, а в изобретении разных ловких магических фокусов Ямурайхе не было равных.

Расплывшись в сладострастной улыбке, Ямурайха вдруг впилась ногтями в ягодицу Шарракана, так что он едва не заорал. На самом деле было не так уж и больно… скорее даже в чем-то приятно.

– Кто тут ведьма, а?

Наказание тут же сменилось лаской, когда Ямурайха провела по губам Шарркана пером, а затем оставила невесомый поцелуй. Только в этот миг он ощутил исходящий от нее дурманный запах вина.

«Да она же пьяна в дупель!»

– Сегодня я не ведьма, а твоя госпожа! – объявила Ямурайха, усаживаясь на Шарркана верхом.

И он не смог сдержать стона…

***

Ямурайха медленно открыла глаза. Голова гудела, словно там кипело ядреное зелье, готовое вот-вот взорваться.

«Больше никогда не буду столько пить», – в очередной раз пообещала себе она.

Все козлина Шарркан виноват! Расстроил ее, придурок, вот и пришлось заливать печаль вином. Ничего, она ему еще отплатит! На краю сознания зашевелилась какая-то смутная мысль о возмездии, но в этот миг Ямурайха как раз окончательно осознала окружающее…

Предмет ее горячей ненависти лежал в постели рядом, собственнически обнимая Ямурайху за талию. Совершенно голый.

Оглушительно завизжав, Ямурайха отшвырнула Шарркана магией. Он впечатался в стену и сполз на пол пятой точкой кверху. Правда, тут же вскочил, крепкий паразит, и заорал:

– Больно же, ведьма! Вчерашнего, что ли не хватило?

– Да как ты смеешь! – Ямурайха вскочила на кровати, совершенно забыв о своей наготе, и бросилась на Шарркана с кулаками. – Маньяк, насильник! Прокрался в комнату невинной девушки и обесчестил…

– Еще вопрос, кто кого обесчестил! – рыкнул он, перехватывая ее за запястья, однако удерживал мягко, лишь не давая себя ударить.

– Я тут пострадавшая сторона. Похитила меня и всю ночь объезжала.

От неожиданности Ямурайха перестала брыкаться и бросила:

– Врешь!

Хотя вовсе не была так уверена в своих словах, кружившаяся на краю сознания мыслишка становилась все более четкой.

Отпустив Ямурайху, Шарркан повернулся спиной, демонстрируя слезы от ногтей. Потом показал засосы на шее и в других местах.

– По-твоему, я это сам себе сделал?

– Кто-то из твоих баб… – слабым голосом начала Ямурайха.

И тут воспоминания о прошлой ночи обрушились на нее всей тяжестью. От осознания того, что она вытворяла, волосы встали дыбом.

– Ну ты и даешь, – продолжал тем временем Шарркан, усмехаясь. – Если бы не убедился сам, что ты девственница, ни за что бы не поверил. Как ты смогла научиться таким штукам?

– На специальном големе тренировалась, – брякнула Ямурайха прежде, чем успела прикусить язык.

Хорошо хоть не сболтнула, что голема зовут «Шарк» и внешне он очень похож на кое-кого из присутствующих.

– Так ведь с живым мужчиной лучше, чем с големом. – Приобняв Ямурайху за плечи, Шарркан шаловливо улыбнулся.

Желая как-то его уязвить, Ямурайха соврала:

– Да не особо.

Задетый за живое Шарркан притянул ее ближе к себе.

– Уверена? Ты ведь была в стельку, наверняка ничего не помнишь. Следует освежить твою память…

Ямурайха бы очень даже не отказалась повторить на трезвую голову все, что произошло вчера, только сперва выпить опохмеляющее зелье. Однако скорее откусила бы себе язык, чем призналась в этом.

– Отвали! – бросила она и, принявшись вырваться, уронила Шарркана на кровать.

Никто из двоих впоследствии так и не смог вспомнить, когда драка перешла в страстные объятия и поцелуи.

***

Наблюдая, как сияющий Алладин подводит увенчанную белыми цветами Ямурайху к алтарю, где уже ждут Шарркан и жрец, Когъёку едва не прослезилась.

– Наконец-то дворец прекратит трястись от их скандалов, – шепнул ей донельзя довольный Синдбад.

– Да уж, пришлось пойти на крайние меры, чтобы два этих упертых барана наконец-то осознали, что без ума друг от друга, – ответила Когъёку, пытаясь за ироний скрыть то, как на самом деле растрогана. – Хотя мне все еще немного стыдно за ту нашу выходку. Все-таки связывать Шарка – это попахивает принуждением. Ладно, Писи и Яму были пьяны, но вот я…

Синдбад ласково обнял ее за плечи.

– Не переживай, милая. Иногда вправить мозги может только хорошая встряска. По себе знаю.

Свадебная церемония закончилась, жених склонился к губам невесты и… Верные себе Шарркан и Ямурайха устроили скандал прямо у алтаря, причем Когъёку так и не смогла понять, в чем причина. Орали оба так, что жрец выпал в осадок, а гости растерялись.

Страдальчески вздохнув, Когъёку прикрыла лицо рукой.

– Ну почему они никак не угомоняться?!

– Милые бранятся, только тешатся. – Синдбад развел руками. – Видимо такая уж у них любовь.

– Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды! – возвестила на очередных дамских посиделках Писти, поднимая бокал. – Так чудесно, что вы обе нашли свое счастье!

Обменявшись лукавыми взглядами Когъёку и Ямурайха заговорили подчеркнуто ласково:

– Вот именно, давайте поговорим о любви.

– Тебе через несколько месяцев стукнет тридцатник, а ты все прыгаешь от цветка к цветку как пчелка.

– Э? – У Писти, искреннее считавшей, что это она должна всех наставлять в любовных делах, а не наоборот, вытянулось лицо.

– Раз мы теперь все пристроены, пора тебе остепениться, дорогая, – сладко пропела Ямурайха.

– Я тут подобрала тебе одного хорошего парня, – подхватила Когъёку.

– Плохо быть такими злопамятными! – в панике воскликнула Писти. – Я же ради вас старалась!

– Мы тоже ради тебя стараемся! – в один голос воскликнули Ямурайха и Когъёку, заливаясь смехом.

Издалека наблюдавший за женщинами Спартос все прочел по губам и отметил про себя, что пора начинать наступление на ранее казавшуюся неприступной крепость…