Текст книги "Стальная бабочка (СИ)"

Автор книги: Марго Белицкая

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Часть 2. Король и его генерал. Глава 3

Наступило время, когда птенцы покидают гнездо. Четверо юных покорителей подземелья Заган уплыли из Синдрии навстречу своей судьбе. Когда Когъёку смотрела, как они погружаются на корабль, прощаются с генералами, ее сердце пронзила щемящая тоска. Али-Баба и Хаккурю были почти ее ровесниками, но рядом с ними она ощущала себя взрослой и умудренной опытом женщиной. Нет, она была довольна своей жизнью, но на краткий миг ей захотелось стать такой же, как они. Жаждущим приключений юным покорителем подземелий. Но Когъёку быстро отбросила такие мысли. Беззаботность четверки ребят лишь кажущаяся. Со слов Синдбада она знала, что у молодого принца империи уже много проблем, Али-Баба тоже не мог похвастаться беззаботной жизнью. Нет, ей нечему было завидовать. Ее место – рядом с Синдбадом. Она выбрала свой путь и счастлива.

Вечером, когда солнце величественно опускалось в море, король и его генерал шли по песчаному берегу. Обычно Синдбад отправлялся в такие прогулки один, чтобы поразмыслить вдали от суеты дворца. Но сегодня он почему-то пригласил Когъёку с собой. Такой знак доверия тронул ее.

Некоторое время они шли молча. Синдбад вглядывался в горизонт, словно искал там ответ на мучившие его вопросы. Когъёку видела, его что-то гложет, но не спрашивала, решив: пусть он сам поделится с ней своими мыслями, если захочет.

– Удивительно, в мире должно быть только три маги, но вдруг словно из неоткуда появляется Аладдин, – наконец произнес Синдбад. – Тревожный знак. Я чувствую, грядут эпохальные события. Мир стоит на грани великих потрясений.

– Поэтому ты решил привлечь этих ребят в Синдрию? – спросила Когъёку.

Синдбад невесело усмехнулся.

– Да, хотя Аладдин отверг мое предложение стать маги Синдрии, но я уверен, я надежно привязал их к нашей стране. Я постарался сделать все, чтобы она стала для них домом. Если они будут воспринимать Синдрию, как единственное место, куда они могут всегда вернуться, то будут сражаться за нее, не жалея жизней.

Синдбад бросил взгляд на Когъёку.

– Ты не собираешься следом за Джафаром прочитать мне лекцию о том, что нельзя использовать детей?

Когъёку ответила ему понимающей улыбкой.

– Я знаю, что ради Синдрии ты без колебаний пожертвуешь всеми нами.

– И несмотря на это ты все еще рядом со мной? – в голосе Синдбада звучала горечь и застарелая боль.

– Но я знаю, что также без колебаний ты пожертвуешь собой, – спокойно заметила Когъёку.

С минуту Синдбад молчал.

– Помнишь, я говорил, что встреча с Аладдином – провидение Рух? – тихо произнес он. – Так вот – встреча с тобой тоже воля Рух. Как иначе объяснить, что в ту ночь я выбрал «Белую лилию» из десятка других заведений? Какая-то сила вела меня.

Когъёку не нашлась, что на это ответить, и дальше они шли в тишине, лишь шуршали набегающие на песок волны.

Синдбад присел на камень у самой кромки воды, Когъёку примостилась на камушке рядом.

– Знаешь, Ко, на самом деле я сильно завидую Али-Бабе и Аладдину, – вдруг признался Синдбад.

На горизонте расцветал закат, нежно-розовый плавно перетекал в кроваво-алый, в яркий багрянец и мягкий фиалковый. На лицо Синдбада упали тени, и он будто разом состарился, стал усталым, утомленным тяжелым грузом ответственности.

– В юности я мечтал о приключениях и путешествиях, – произнес он с такой разрывающей сердце тоской, которой Когъёку никогда прежде не слышала в его голосе. – Я представлял, как буду бороздить морские просторы, сражаться с чудовищами. Я хотел увидеть все чудеса мира, мечтал побывать на краю земли и посмотреть, как море водопадом падает с нашего плоского мира в черноту космоса. Но я покорил подземелье и стал сосудом короля. Иногда я думаю, что лучше бы я тогда не послушал Юнана.

Когъёку внимала речи Синдбада, ей одновременно было горько и сладко. Она была счастлива, что он доверяет ей свои сокровенные мысли, но она ощущала его боль.

– Я любою Синдрию, Ко, но иногда дворец кажется мне золотой тюрьмой, – закончил Синдбад.

Когъёку еще немного подождала, а когда поняла, что он больше ничего не скажет, заговорила.

– Син, я понимаю твою тоску по странствиям. Моряка всегда тянет в море, да?

Поколебавшись, Когъёку накрыла его руку своими тонкими пальчиками и осторожно погладила. Синдбад вздрогнул, обернулся, и в его глазах Когъёку снова увидела то странное выражение, которое не могла прочесть. Нежность и что-то еще, неуловимое. Ободренная, она заговорила дальше.

– Ты был рожден королем. Приключения бы вскоре тебе наскучили, твоей мятущейся душе нужно что-то посерьезнее сражений с монстрами и охоты за сокровищами. Твоя тоска по дальним странствиям может оказаться лишь иллюзией, бессмысленным томлением души. А твоя настоящая цель – Синдрия. Приключения – поверхностные развлечения, а создание целого государства – это нечто более важное. Разве ты не чувствуешь удовлетворения и радости от того, что смог создать такую чудесную страну? Разве тебя не согревают улыбки твоих подданных? Разве не ты говорил, что они твоя семья? И главное – разве управление страной не интереснее любого приключения?

Она выдохлась и замолчала.

«Не слишком ли наивны мои слова? Все-таки я по сравнению с ним еще совсем девчонка, он старше и мудрее меня. К чему ему мои советы?»

Но в устремленном на нее взгляде Синдбада на мгновение промелькнуло удивление, а затем на смену ему пришло понимание.

– Когда ты успела стать такой мудрой, малышка Ко? – спросил он, и теперь его улыбка была привычной, чуть хитрой, ироничной.

Когъёку поняла, что краснеет и мысленно разразилась проклятиями.

– Я стала такой мудрой, потому что я не малышка, – пробухтела она. – Хватит уже меня так называть.

– О-о-о, а как же мне тебя называть? – протянул Синдбад. – Большая Ко? Сестренка? Тетенька?

Когъёку побагровела и от смущения, и от раздражения.

– Хватит меня дразнить! Хватит дурачиться! Ты… ты… идиот, растерявший всех джиннов!

Она замахнулась на Синдбада кулаком, тот рассмеялся, а затем вдруг склонился к Когъёку. И она снова почувствовала то же самое, что и во время поединка: она растворялась в его золотых глазах. От Синдбада пахло сандаловым маслом и чем-то еще. Наверное, так могло пахнуть южное солнце.

– Прости, но дразнить тебя так забавно, – шепнул он почти у самых ее губ. – Ты так мило смущаешься и злишься.

Синдбад был так близко к Когъёку, что ей казалось, он услышит грохот ее сердца.

«Все как в тот раз!»

Она успела убедить себя, что поцелуй ей лишь почудился. Возбуждение от битвы сыграло с ней злую шутку, подарив то, о чем она мечтала. Синдбад и словом не обмолвившийся о происшествии и общавшийся с ней как обычно, только подтвердил ее подозрения. Но теперь…

«Сейчас!» – приказал внутренний голос, голос Когъёку – повелительницы моря.

Изумляясь собственной смелости, она протянула руку, собираясь обнять Синдбада. Она уже почти коснулась его, когда он отстранился.

– Пора возвращаться, – заметил Синдбад. – Время отдыха закончилось, нас ждет много дел.

Плавным движением он поднялся с камня и зашагал по берегу обратно, Когъёку мгновение сидела неподвижно, а затем бросилась следом.

– Син! – окликнула она.

Синдбад обернулся.

– Не кори себя за то, что используешь нас, – твердо произнесла Когъёку и широко улыбнулась. – Служение тебе и Синдрии дало мне цель. Раньше я просто существовала, я была лишь вещью, без чувств и стремлений, я выполняла повседневные дела как механическая игрушка имперских мастеров. Но благодаря тебе я стала жить полноценной жизнью. У меня есть к чему стремиться. Я уверена, остальные думают также.

Синдбад улыбнулся в ответ.

– Спасибо, малышка Ко.

– Эй, я же просила! – закричала она, но он уже пошел дальше.

Когъёку побежала за ним, на ходу придумывая для Синдбада новые обидные прозвища.

Король и его генерал как всегда весело проводили время.

Часть 3. Единственный. Глава 1

Музыканты дули в витые раковины, били в расписные барабаны. Изящные танцовщицы кружились в хороводе, разбрасывая благоухающие цветы.

В Синдрии праздновали. Отмечали удачную охоту на морского змея. Отмечали очередной год правления любимого короля. Отмечали просто новый день. Жители чудесной южной страны любили веселиться, их радость крыльями золотой Рух поднималась над сказочным островом.

Когъёку с улыбкой наблюдала за празднующими людьми, вглядывалась в лица и нигде не видела гнева и злобы. Вот маленькие девочки в белоснежных одеждах бегают среди танцующих людей и раздают ожерелья из орхидей. Вот двое мужчин со смехом пьют на брудершафт. Вот девушки, хихикая, завязывают юноше глаза и начинают игру в жмурки.

За все семь лет, что Когъёку провела в Синдрии, эта страна не уставала поражать ее. Светом, добротой, неиссякаемой верой в лучшее…

– Эй, эй, Ко, не отвлекаемся! – окликнула бывшую куртизанку Писти. – И ты, Яму, тоже! У нас сейчас тост за любовь, девочки!

Три женщины-генерала облюбовали отдельный столик и устроили, по выражению принцессы Артемюра, «девичник». Писти обожала такие посиделки, она всегда стремилась сколотить из своих соратниц женскую компанию, чтобы ходить вместе по магазинам, сплетничать и развлекаться. Когъёку и Ямурайха отвечали на ее энтузиазм весьма вяло. Волшебница была слишком занята магическими экспериментами и не желала отвлекаться на «всякие глупости». А на характер Когъёку наложило нестираемый отпечаток детство в борделе, где каждая девочка воспринималась как враг. Когъёку была замкнутой, предпочитая проводить свободное время за тренировками в одиночестве.

Однако обе не могли устоять против настойчивых просьб Писти и ее особого оружия: «большие грустные глаза похожей на ребенка двадцатишестилетней девицы». Поэтому и Когъёку и Ямурайха каждый раз капитулировали, соглашаясь участвовать в девичнике.

– Выпьем за настоящую, верную, чистую любовь, которая побеждает все невзгоды! – объявила Писти, поднимая кубок.

Она уже порядочно захмелела, и ее потянуло на пафосные речи.

– Выпьем, – заплетающимся языком протянула Ямурайха.

Когъёку подняла свой кубок с соком гуавы. Она никогда не пила вино. В борделе куртизанкам запрещали прикасаться к алкоголю, чтобы не наделать глупостей в пьяном виде. Затем, когда на одном из синдрийских праздников Когъёку впервые попробовала вино, то обнаружила, что хозяйка Фаран запрещала выпивку не зря. После первого же кубка Когъёку набросилась на Синдбада с мечом Винеа, вопя «Ах, ты пес блудливый! Кастрирую!». Наутро Когъёку ничего не помнила, но Джафар в красках описал, как она гонялась за покорителем семи подземелий, пока не свалилась от усталости и не захрапела. Сам Синдбад вроде бы не обиделся, продолжал мило улыбаться Когъёку, однако пару дней держался от нее на расстоянии не меньше десятка шагов. С тех пор Когъёку пила только сок.

Женщины чокнулись. Ямурайха опрокинула в себя кубок и даже не поморщилась. Волшебница пила редко, но если уж пила, то по-черному.

– К шайтану ее, эту любовь, – проворчала она.

– Нет, не к шайтану, – возразила Писти и понизила голос для заговорщического шепота. – Раз уж мы заговорили об этом, то как у вас дела на любовном фронте, девочки?

Когъёку закатила глаза. Чужая личная жизнь была любимой темой для разговоров у Писти.

– Не начинай, – простонала Когъёку.

Ямурайха поддержала подругу неразборчивым бухтением и подлила себе вина.

– Почему «не начинай»?! – Писти обиженно надулась. – У меня много поклонников, но мне совестно, что мои подруги до сих пор одиноки. Я хочу вам помочь. Вот ты, Яму! – обвиняющий перст указал на волшебницу, и та от изумления икнула. – Тебе уже за тридцать, а у тебя все еще ни мужа, ни детей.

– Зато я разработала много новых заклинаний и создала арте… арте… артефакты, – выдала Ямурайха и опрокинула в себя еще вина.

– Магия, магия… Ты на ней помешалась, – Писти продолжала напирать. – Как же личная жизнь? Ты же не можешь создать ребенка с помощью магии.

Когъёку усмехнулась шутке, но вот Ямурайха не улыбнулась, а неожиданно задумалась.

– Хм, а это мысль… Голем, заполненный Рух.

– Какой ужас! – в один голос воскликнули Писти и Когъёку.

Ямурайха нервно хихикнула и замахала рукой.

– Да ладно, я тоже пошутила.

Подруги наградили ее взглядами: «Ну-ну, знаем мы твои шутки».

– Ты действительно слишком зациклена на магии, – заметила Когъёку.

– А ты – на фехтовании, – буркнула Ямурайха.

С минуту волшебница таращилась в свой пустой кубок, будто разглядывала что-то на дне. Затем грохнула кубком по столу и залилась слезами.

– У-у-у, Шарк – тупой козел! Ненавижу его! Бабник, идиот, придурок!

Когъёку и Писти ошарашено уставились на Ямурайху, озадаченные таким внезапным приступом ярости. Затем Писти бросилась утешать подругу, Когъёку тут не могла ничем помочь, поэтому тактично уткнулась в тарелку с едой, вспоминая о стычках Шарркана и Ямурайхи.

«Эх, они были бы отличной парой, если бы не были такими тугодумами и признали бы собственные чувства», – подумала Когъёку.

Ямурайха тем временем успокоилась, уронила голову на стол и через мгновение сладко засопела.

Писти переместила внимание на новую жертву.

– Ко, как насчет тебя?

Когъёку подобралась, готовая дать отпор.

– Что насчет меня?

– Ты все еще влюблена в Сина?

– Не твое дело, – несколько более резко, чем хотела, произнесла Когъёку.

Она отвернулась и посмотрела туда, где среди красавиц восседал блистательный король Синдрии. Губы Когъёку тронула легкая улыбка: мир меняется, но что-то должно оставаться неизменным, например, Син, пьющий в окружении визжащих от восторга девиц. Похоже, он вообще не собирался жениться и остепениться.

Когъёку не ревновала и не злилась: за прошедшие годы она узнала Синдбада достаточно хорошо, чтобы понять – вино и женщины лишь способ расслабиться. Трудно быть чудом. Даже легендарному герою нужно иногда побыть просто веселым повесой. Но Когъёку мечтала, что когда-нибудь сможет помочь своему королю забыться лучше вина. Однажды такое уже случилось. После тяжелых переговоров в Реме, Синдбад вернулся в гостиницу и позвал Когъёку к себе. Он ничего не говорил, просто положил голову ей на колени и уснул. А ведь он мог по обыкновению пойти в бордель, чтобы растворить злость в ласках жриц любви. Но он остался с ней…

Когъёку казалось, Синдбад относится к ней чуть теплее, чем к другим генералам. Он чаще брал ее с собой в дипломатические поездки, но этому было и рациональное объяснение: пусть у тебя семь джиннов, но лучше иметь под рукой еще одного покорителя подземелий.

Он называл ее «мой маленький рыцарь» или «малышка Ко», больше никому он не давал прозвищ, если не считать прозвищем обращенное к Джафару – «Ворчун».

Иногда король и его девятый генерал сидели вместе на большом балконе покоев правителя, смотрели на звезды и разговаривали. О жизни, о политике, о разных глупостях. Для Когъёку такие беседы были лучше поцелуев и объятий.

– Ко, тебе нужно найти хорошего парня, а не гоняться за мечтой, – тихо заметила Писти.

Когъёку обернулась к ней и увидела в глазах подруги сочувствие и жалость, на которые ответила ей загадочной улыбкой.

– Я довольна своей жизнью, – обронила бывшая куртизанка.

Писти неверяще воззрилась на нее.

– Почему? Син никогда не ответит на твои чувства! Он хороший, но в том, что касается любви он – ледышка. Бесполезно даже пытаться разжечь его. Ты так до старости будешь за ним бегать!

Когъёку вспомнила горящие янтарные глаза и усмешку ворона с черно-красными перьями. Так ли холоден король Синдрии?

– Ты не понимаешь, – спокойно произнесла Когъёку, глядя на подругу в упор. – У меня есть нечто получше любви.

Писти задумалась, но была слишком упряма, чтобы оставить Когъёку в покое.

– Тебе никогда не приходило в голову, что ты любишь Сина не потому, что он такой весь из себя замечательный, а потому, что ни разу не имела дела с другими мужчинами? – спросила Писти.

Когъёку передернуло.

– Я как раз таки имела дело с очень многими мужчинами, – прошипела она, не в силах подавить вспышку ярости.

Писти втянула голову в плечи, покаянно потупилась.

– Прости. Я не это имела в виду.

Когъёку уже успокоилась и устыдилась своей злости.

– Ничего страшного.

– Ко, я понимаю, ты видела самую грязную сторону отношений мужчин и женщин, – осторожно заговорила Писти. – Ты имела дело с ублюдками и садистами. Син был первым, кто повел себя благородно. Он обошелся с тобой по-доброму… Я понимаю, какую благодарность ты к нему испытываешь. Но благодарность не любовь!

«Ничего ты не понимаешь, – с горечью подумала Когъёку. – Тебе, с детства свободной, волной выбирать мужчину, следуя зову сердца, никогда меня не понять. Да, моя любовь родилась из благодарности. Когда я была моложе, то идеализировала Сина. Но я провела рядом с ним уже столько лет, что не осталось иллюзий. Теперь я вижу просто человека. И я люблю его».

Но ничего этого Когъёку вслух не сказала, ей не хотелось раскрывать душу даже перед подругой.

– Ко, попробуй встречаться с другими мужчинами, – продолжала убеждать Писти. – Не все они – похотливые скоты. Большинство как раз нет. Просто ты видела худших представителей и по ним судишь обо всех. Не замыкайся на Сине, поищи других – более близких, более понятных. Ничего ведь страшного не случится, если ты просто попробуешь.

«И почему Писти всегда тянет на поучения, когда она напьется?», – устало подумала Когъёку.

Но слова подруги заронили в душу сомнения.

«А что если я действительно не люблю Сина? Что если с другим мужчиной мне будет лучше? Может быть, в кой-то веки послушать Писти и попробовать?»

– Прошу прощения, вы танцуете, госпожа Когъёку?

Подруги дружно обернулись: рядом с их столиком стоял молодой человек и смущенно переминался с ноги на ногу.

Писти хитро-хитро улыбнулась и подмигнула Когъёку. Та мгновение поколебалась, а затем встала из-за стола.

– Да, я с удовольствием потанцую с вами.

Часть 3. Единственный. Глава 2

Его звали Селим. Он служил в дворцовой страже и давно восхищался Когъёку не только как красивой женщиной, но и как умелым воином. После праздника он пригласил ее на свидание, и она согласилась.

Когъёку мучили сомнения.

«Что, если Писти права?»

На свидании Когъёку и ее кавалер пообедали в таверне, а затем гуляли по городу. Селим оказался милым, доброжелательным, он не пытался поцеловать или приобнять Когъёку, держался с ней подчеркнуто вежливо. Он много говорил, рассказывал о смешные случаи из быта стражников, вспоминал синдрийские легенды. Когъёку скучала, слушая его болтовню вполуха, но каждый раз одергивала себя и заставляла поддерживать разговор.

«Странно, когда вот эту историю о духе-тигре, живущем в джунглях, мне рассказывал Син, было гораздо интереснее. Ну вот, я опять думаю о нем. Я должна сосредоточиться. Селим – хороший парень».

Селим еще несколько раз приглашал Когъёку на свидания. На третьей встрече, когда они сидели на лавочке в дворцовом саду, он решился ее поцеловать.

Когъёку чуть прикрыла глаза и постаралась расслабиться. Селим одной рукой обвил ее талию, другой осторожно приподнял ее подбородок и склонился к ее лицу. От него удушающе пахло специями. Когда его влажные губы накрыли губы Когъёку, ее замутило, в душе поднялась волна отвращения.

Жадные руки. Отвратительный запах. Слюна, льющаяся ей в рот.

Чужой мужчина.

Когъёку затрясло, к горлу подкатила тошнота. Она с силой оттолкнула Селима, вскочила со скамейки и стрелой понеслась прочь.

«Мерзость. Мерзость. Мерзость», – стучало в голове.

Когъёку хотелось забежать в уборную и прополоскать рот. А затем залезть в ванную и тереться мочалкой, пока она не избавится от следов прикосновений чужого мужчины. Путь даже ей придется содрать кожу до костей.

Когъёку неслась вперед, не разбирая дороги, и вдруг натолкнулась на кого-то. Вскинула голову, собиралась извиниться и быстро уйти, но слова застыли на губах. На нее обеспокоенно смотрел Синдбад.

– Ко, на тебе лица нет. Что случилось? – в его голосе звучала неподдельная тревога.

Синдбад положил ладони на плечи Когъёку, мягко сжал.

Его руки. Такие знакомые прикосновения, дарящие силу и уверенность.

Что-то разорвалось внутри Когъёку, и слезы градом покатились по щекам. Она спрятала лицо на груди Синдбада, вцепилась в него руками, как утопающий в плот, и заревела в голос.

Мгновение Синдбад стоял неподвижно, словно заледенел, а затем осторожно прижал Когъёку к себе. Она уткнулась носом в его ожерелье, ледяной металл охладил ее разгоряченную кожу, и почему-то успокоил. Она больше не рыдала, а тихо всхлипывала, Синдбад ничего не говорил и просто ласково гладил Когъёку по голове.

Ей было так уютно стоять рядом с ним, она чувствовала себя заключенной в кокон из тепла и света. Хорошо и спокойно. И Когъёку поняла, что в ее душе все еще жил затаенный страх, и лишь присутствие Синдбада отогнало нависшую над ней черную тень. Его прикосновения не пугали. Исходящий от него аромат благовоний казался сладчайшим запахом в мире.

Он был единственным для нее.

Когъёку немного успокоилась и чуть отстранилась, но Синдбад не выпустил ее из объятий, взглянул настороженно.

– Что случилось, Ко? Почему ты плачешь? Кто посмел довести тебя до слез? – спросил он.

Когъёку поспешно замотала головой.

– Нет, меня никто не обижал. Селим хороший, он старался…

От воспоминаний ее снова замутило.

«Это не он, это все я. Я и мои старые раны».

Синдбад грозно свел брови, и всего на долю секунды Когъёку увидела, как в его глазах сверкнула золотая ярость.

– Селим? – тон Синдбада стал опасно вкрадчивым.

Но он быстро взял себя в руки, вернул на лицо благодушную маску.

– Думаю, не стоит говорить в коридоре. Тебе нужно успокоиться и все мне рассказать. Если у тебя проблемы, я с радостью помогу. Идем, мои покои совсем рядом.

Когъёку не успела возразить, как он потянул ее за собой.

Синдбад провел ее в свои покои, заботливо усадил в кресло и, открыв дверцы резного шкафчика, достал какую-то бутылку.

– Мне нельзя вино, – слабо запротестовала Когъёку. – Ты же помнишь, что со мной случается, если я выпью.

– Это не вино, – Синдбад уже плеснул янтарной жидкости в серебряный кубок и протянул ей, – а успокаивающий бальзам, он настоян на травах. Я использую его, когда особенно взвинчен и мечтаю уничтожить всех идиотов мира. Выпей, тебе полегчает.

Когъёку послушно приняла кубок и отхлебнула. Пряная жидкость обожгла горло, но разум прояснился. Горький вкус на губах смыл отвратительное ощущение от поцелуя.

Синдбад присел в кресло напротив Когъёку, улыбнулся.

– Стало лучше?

Она кивнула.

– Вот и хорошо. Тогда расскажи, что так расстроило моего любимого рыцаря?

Синдбад вроде бы перешел на обычный веселый тон, но Когъёку сумела расслышать тщательно скрываемые нотки беспокойства. Она замялась, не зная, стоит ли раскрывать сокровенные чувства. Но если не с Синдбадом, то с кем же еще она может поговорить?

– Я решила последовать совету Писти и попыталась встречаться с молодым человеком из дворцовой охраны.

Лицо Синдбада окаменело, а затем улыбка стала еще шире. Его особая неестественная улыбка.

– Замечательно, Ко! – выдал он радостно.

Но Когъёку уже не могла обмануть его игра.

«Он недоволен тем, что я нашла себе кавалера. Неужели… Ревность? Но раньше он всегда только шутил, когда за мной пытались ухаживать мужчины. Даже предложение руки от ремского вельможи не разозлило его».

– Так значит, его зовут Селим? – Синдбад продолжал говорить подчеркнуто беззаботно. – Я вспомнил его, очень многообещающий юноша, скоро получит чин лейтенанта. Хороший выбор. Но почему ты плакала, Ко? Неужели, он посмел тебя оскорбить? Если так, то я…

Когъёку улыбнулась. Светло и грустно.

– Он ни в чем не виноват. Дело во мне. Когда он прикоснулся ко мне, я чувствовала такое ужасное отвращение, что просто… словами не передать. Похоже, ты навсегда останешься моим единственным мужчиной.

Она не чувствовала боли или разочарования, понимание озарило ее разум яркой вспышкой и поставила все на свои места. Так и должно быть. Она решила.

Синдбад смотрел на Когъёку долго. Казалось, целую вечность. Она не могла ничего прочесть в его глазах, как ни старалась.

– Ко, не надо, – наконец произнес он. – Из-за одной неудачи не следует делать вывод, что все безнадежно. Твое отвращение к мужчинам понятно: ты через столько прошла, тебе нужно время, чтобы привыкнуть.

Когъёку упрямо замотала головой, но Синдбад продолжал говорить, и казалось, что он хочет убедить в первую очередь не ее, а себя.

– Ко, я никогда не смогу ответить на твои чувства, – от него повеяло холодом. – Тебе нужен мужчина, который оценит тебя по достоинству. Будет ежедневно благодарить Рух за то, что встретил тебя. Будет восхвалять твою силу и красоту. С обычным человеком ты сможешь познать радости любви, все яркие краски жизни.

Когъёку рассмеялась, резко, почти зло.

– Любви? Я видела, чего стоит любовь мужчин. Думаешь, сколькие их тех, кто приходил в «Белую лилию» говорили своим женам сладкие слова? Страсть проходит быстро, первое восхищение угасает. И что остается? Пустота. Я не хочу через несколько лет оказаться рядом с человеком, которому на меня плевать и который будет изменять мне с проститутками. Ты говоришь, что я должна найти того, кто оценит меня по достоинству? А разве не ты оценил меня? Мне этого достаточно. Твое уважение для меня дороже сотен признаний в любви от других мужчин.

Синдбад прищурился.

– И ты думаешь, я отличаюсь от них? Думаешь, я не стал бы изменять своей супруге?

– Нет, не стал бы, – твердо произнесла Когъёку. – Ты не опустился бы до банальной измены.

Синдбад желчно улыбнулся.

– Ты слишком наивна. Я такой же мужчина, как и все. Ты же сама видела мою худшую сторону, и все еще сохранила иллюзии?

Он хотел ударить ее словами и взглядом, хотел отпугнуть. Несколько лет назад Когъёку бы поверила, но теперь она видела его ложь. Видела, что на самом деле он не хочет причинить ей боль.

– Ты врешь, – спокойно сказала Когъёку.

Синдбад удивленно вскинул брови, а затем устало потер лоб и невесело улыбнулся.

– Ты видишь меня насквозь, Ко. Это даже пугает. Но кое в чем я не солгал: я не могу тебя полюбить.

Когъёку со стуком поставила кубок на стол и гордо вздернула подбородок.

– Но я хочу любить тебя. Разве мои чувства мешают тебе?

– Они мешают тебе, – произнес Синдбад, сделав ударение на последнем слове.

– Я свободна и вольна сама распоряжаться своей жизнью.

Когъёку встала с кресла.

– Мне уже лучше, я пойду. Спасибо за все.

Пока за Когъёку не закрылась дверь, она спиной чувствовала тяжелый взгляд Синдбада.