Текст книги "Я больше тебе не враг (СИ)"
Автор книги: Маргарита Дюжева
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 11 страниц)
Она замолкает, горько поджав обветренные губы, а я пытаюсь справиться с желанием убивать.
К счастью, появляется Стеф. Как всегда сдержанный, серьезный и внимательный. Уверен, от его взгляда не укрылась ни моя перекошенная физиономия, ни то, как Алекса держатся за покрасневшее горло. Вскидывает брови, но ничего по этому поводу не говорит, только спрашивает:
– Забираю?
– Забирай, – нервно дергаю галстук, – уведи ее… от греха подальше.
Стеф подходит к Алексе и жестко берет ее под руку.
– Попробуешь сбежать или доставить проблемы – накажу не тебя, а ее. Поняла?
Рыжая равнодушно кивает и стряхивает с себя руку Степана:
– Не пенься, здоровяк. Сама пойду, – и первая направляется к выходу. Когда распахивает дверь, я напрягаюсь, ожидая очередного представления, но вместо этого она оборачивается и спокойно произносит, – До свидания, Максим Владимирович. Рада была повидаться.
Проходит мимо ничего не подозревающей помощницы
Стеф прикладывает к уху кулак с оттопыренными большим и мизинцем, ставя перед фактом, что позвонит. Я киваю, и он уходит следом за Змеей.
А я остаюсь наедине с адским крошевом, в которое превратилась моя жизнь.
Беременна, значит…
– Что же ты, дура, натворила, – сиплю, зарываясь ладонями в волосы.
Горечь становится просто невыносимой. Ведь все могло быть совершенно иначе.
Глава 10
Кирсанова снова нет дома. Дома…можно подумать это слово применимо к моей тюрьме.
Он не приходит ни вечером, ни под утро. Я уверена, что ему просто противно смотреть на мою физиономию, а скорее всего тошнит от того, что сорвался.
Секс между нами не был похож на секс двух любящих людей. Больше нет. Он походил на отчаянную схватку, на попытку наказать и одновременно хоть мельком ухватить то, что мы потеряли.
Горько, влажно, пошло, до острой разрядки. Которая была скорее болезненной, чем приятной.
Как только он ушел – меня скрутило. Я сидела на полу, прижав колени к себе и не могла встать, настолько больно внутри было. Не в физическом смысле. Конечно нет – тело еще содрогалось от сладких отголосков оргазма. Было больно в груди, там, где душа. Вот кто бился в агонии, захлебываясь отчаянием и беспомощностью. Душа…
Я сама бросила ее в пекло, решив, что ради мести можно пожертвовать такой малостью. Подумаешь, за ребрами ломит. Поболит немного и перестанет.
Это уже потом, когда ничего нельзя было отмотать назад, я поняла на какие муки себя обрекла. Но было поздно.
Сейчас поздно.
Весь день я провела, как в тумане. Пьяны мысли ползали от «надо снова попытаться сбежать» да «лечь и не шевелиться. Превратиться в камень и забыть все это как страшный сон».
Может все-таки сплю? Может если сейчас открыть глаза, то все произошедшее за последние несколько месяцев окажется душным кошмаром? А может, вообще откинет на пару лет назад, когда я даже не знала о существовании Максима?
Какие глупые, убогие надежды. Самой от себя тошно.
Я провожу две ночи, истязая себя мыслями и ревностью.
Что если после меня он снова поперся к какой-то женщине? Чтобы «перебить неприятный привкус бывшей жены».
Боже…рехнуться можно.
Я не знаю, как все это вывозить. Единственное что держит на плаву, это ребенок.
– Прости. Мамка у тебя дел натворила, – глаза тут же наполняются слезами.
Я ведь не только свою жизнь – хрен с ней – под откос спустила. Я лишила этого малыша возможности расти в полноценной семье.
В эти дни я вспоминала Алену. То время, когда она была хрупкой, но здоровой девушкой с прекрасными, немного грустными глазами олененка. И потом, когда она лежала на больничной койке, сливаясь с белыми простынями. Худая, почти прозрачная, с темными кругами на лице.
Разве я могла поступить иначе, зная, что это Кирсанов ее довел до такого состояния? Что именно его равнодушие и пренебрежение стало причиной всего?
Не могла.
Я пытаюсь убедить себя в этом. Говорю, что права не имела на счастье с этим мужчиной, потому что это было бы предательством по отношению к подруге. Нет, не к подруге, к сестре. К младшей, слишком наивной сестренке, сломавшейся под давлением безжалостной реальности, в которой богатые и беспечные с легкостью используют вот таких глупышек. Использую и выкидывают, как грязную салфетку, не думая о том, что после этого вся жизнь может пойти под откос.
Но даже несмотря на это, нет-нет, да и проклюнется мысль: а что если…
И в эти моменты я ненавижу себя особенно сильно. За слабость и за любовь, на которую никогда не имела права.
Кирсанов возвращается через день. Не вечером, как он делал это обычно, а примерно около полудня.
Сквозь неплотно сдвинутые шторы я наблюдаю, как он выходит из машины и хлопает дверцей. Раздражен. Его настроение улавливаю сразу, и мое собственное скатывается ниже плинтуса. Я не выдержу еще одной ссоры. У меня просто нет сил.
На улице прохладно. По утрам земля уже скована первым льдом и на деревьях появляется сияющий налет инея. Если выйти на балкон, то можно увидеть собственное дыхание, вырывающееся изо рта полупрозрачным облаком.
На Максе строгое пальто нараспашку, поверх дорого костюма. Горло как всегда открытое. Он снова не носит шарф…
Я помню, как ругалась, когда он подхватил ангину, и я всю ночь не отходила от него, пытаясь сбить температуру, потому что глупец не хотел вызывать скорую. Помню, как выхаживала его, а потом следила, чтобы снова не настыл.
Купила ему шапку и шарф. Последний мне удалось заставить повязывать, а вот с шапкой сколько ни билась – не вышло. Он ее просто «потерял», правда спустя месяцев – летом – она нашлась в багажнике.
Прижимаю руку к груди, потому что словила очередной спазм.
Какое мне дело до его шапок и шарфов? Это больше не моя забота. Мальчик взрослый, пусть решает сам. А может его новая пассия будет заботиться о том, чтобы не простудился…
Черт, так и будет всю жизнь болеть? Несколько раз похлопала себя по груди. Дыши, Таська, дыши…
Однажды все наладится. И будешь ты, старая и беззубая, рассказывать своим внукам сказку о том, как однажды очень сердитый дракон похитил принцессу и заточил ее в самой высокой башне. Ладно, может и не принцессу, а злую ведьму, и не в башне, а посреди темного леса…
Кажется, мне надо обновить своей репертуар сказок, если, конечно, доживу до того времени, когда будет кому рассказывать.
Тем временем Кирсанов пропадает из поля зрения, но я слышу, как внизу хлопает дверь. От этого звука будто сразу снижается уровень кислорода. Хочу вдохнуть, а никак.
Тяжелые шаги поднимаются по лестнице и ведут в кабинет. И спустя миг раздается громкий голос:
– Иди сюда.
Я бы рада сделать вид, что он это не мне, но в доме никого кроме нас нет. Поэтому собрав в комок всю свою храбрость, покорно плетусь на встречу судьбе. Только оказываюсь не готова к тому, что первой фразой, как только я переступлю через порог, станет:
– Раздевайся.
***
Меня будто молнией прошибло от макушки и до кончиков пальцев. Перетряхнуло так, что зубы клацнули.
– Максим…
– Раздевайся.
Он решил меня совсем опустить? Куклой сделать, которая по щелчку будет выпрыгивать из трусов?
Вспыхивает бешенство и одновременно с ним такая горечь по венам растекается, что словами не передать. Когда-то все было иначе. Когда-то…
– Я неясно выразился? – Кирсанов продолжает доламывать меня.
Он снова нацепил такую маску, сквозь которую мне никак не пробиться, не увидеть какие бесы скачут внутри, за непроницаемым фасадом.
– Может, еще на колени опуститься и виляя жопой к тебе ползти? – огрызаюсь, а саму от обиды коробит.
Хмыкает. Так пренебрежительно, что я краснею и тут же злюсь на саму себя за столь явную реакцию.
– Для такого рода развлечений есть профессионалки, которые и вилять красиво умеют и жопа-огонь.
– Так почему бы тебе …
– Раздевайся, – небрежным жестом обрывает мое пламенно возмущение.
Я не выдерживаю:
– Кирсанов! Если ты думаешь, что тот случайный срыв дает тебе право.
– Срыв ничего не значит. Закипело, триггернуло и вышло из-под контроля. А потом отпустило. Не мне тебе рассказывать, как это работает.
От его тона холодного и даже как будто брезгливого меня еще сильнее душит обида. Я чувствую себя никчёмной, использованной и дешевой.
– Ты…
– Я, дорогая я. А теперь скидывай барахло, я посмотреть хочу.
Я упираюсь, смотрю на него по-волчьи, отказываясь подчиняться:
– Ты меня миллион раз видел. Или думаешь что-то новое появилась? Третья грудь выросла?
Ухмыляется. Так недобро и хищно, что мороз по коже. И одной единственной фразой выбивает землю у меня из-под ног:
– Твоя грудь меня мало интересует…а вот беременный живот это да…это крайне интересно.
И все.
Меня будто парализует. Замираю под его взглядом, до боли вцепившись в низ растянутой футболки, не дышу, не моргаю, не шевелюсь.
– Я не понимаю, о чем ты.
Ухмылка становится шире:
– Серьезно? – неспешно поднимается из-за стола, а я пячусь и спустя три шага упираюсь спиной в дверь. Пытаюсь нащупать ручку, но не могу. Пальцы не слушаются.
А бывший муж приближается. Неспешно, заправив руки в карманы, не отводя от меня взгляда.
– Максим, – горло сводит спазмом. Я не могу найти нужных слов, не помню, как говорить, в голове гремит только одно «он знает!».
Кирсанов останавливается рядом. Слишком близко, но мне больше некуда сдвигаться. Рука, так и не нащупав дверную, ручку обессиленной плетью падает вдоль тела.
– Думала, сумеешь скрыть?
Сжимаюсь, а Макс по-хозяйски, не спрашивая и пресекая любые возражения, кладет руку мне на живот.
У него жесткая, горячая пятерня, которая обжигает даже сквозь ткань. В простом прикосновении нет ни ласки, ни трепета, только жесткое желание убедиться и подчинить.
Не давит, но прижимается крепко.
– Тверже, чем обычно. Плотный.
Я закрываю глаза, чтобы он не смог увидеть то, что ему не надо. То, что я никогда ему не покажу.
Я столько раз представляла себе этот момент. Столько бессонных ночей провела, фантазируя о том, как бы он отреагировал, если бы мы по-прежнему были вместе. Он наверняка был бы рад. Улыбнулся бы как мальчишка, уткнулся бы носом в живот и прошептал «Таська, а так счастлив. Спасибо, маленькая»
Он был бы тем мужем, который посреди ночи ворчит, но собирается и едет в магазин, потому что невыносимая беременная жена срочно захотела клубники под чесночным соусом, утку по пекинский и мороженого.
Это все могло бы быть правдой…в другой жизни. А в той, что сейчас Кирсанов стоял рядом, не произнося ни слова, и его рука на моем животе каменела.
– Откуда ты узнал? – по щекам бегут слезы, но я не пытаюсь из сдержать, у меня на это нет сил. Выжата, как лимон, выпотрошена, – как догадался?
– Догадался? – снова усмешка, от которой немеют ноги, – Змея твоя рассказала.
– Змея? – я сначала не понимаю, о чем он, но потом будто молнией пронзает, – ты нашел Алексу?!
– А чего ее искать? Сама пожаловала.
– Но…как… она не могла…не должна была…
– После вашей переписки она не могла усидеть и примчалась спасать подругу. Слишком уж ты бледной и несчастной выглядела.
Я с трудом перевожу дыхание:
– Ты специально оставил телефон… знал, что я им воспользуюсь?
Макс невозмутимо жмет плечами.
Обыграл! Обвел вокруг пальца! А я, дура, повелась! И даже то, что не в себе была после болезни не может служить оправданием! Если бы не та переписка, Алекса бы сидела в безопасности, а бывший муж ничего бы не узнал про ребенка.
– Где она?
– В прекрасном месте.
– Что ты с ней сделал?
– Без комментариев. – Он непробиваем, как обломок льда.
Его рука все еще на моем животе. Я пытаюсь отстраниться, сползти в бок, но не выходит. От моих жалких попыток сбежать, его глаза лишь хищно прищуриваются.
– Отпусти, – хватаюсь за запястье и все-таки отпихиваю его от себя, – не тронь меня!
От отступает, но выражение лица, такое, что становится не по себе:
– Срок.
– Ты не имеешь отношения к этой беременности.
Раздраженно отмахивается от моих последних слов, на корню обрывая возможность соврать, и повторяет вопрос:
– Какой срок? Не трать мое время на выяснение столько простого вопроса.
Я сдаюсь:
– Одиннадцать недель.
Кирсанов замирает, подняв взгляд к потолку, явно считает, потом удовлетворенно кивает.
– Значит забеременела еще до того, как начала мне всякое говнище подливать. Это хорошо.
Его «хорошо» мне совсем не понравилось. Особенно то, каким деловым каким это было произнесено.
– Хорошо?
– Сын или дочь родятся здоровыми.
У меня холодеет ладони:
– И что потом?
Бывший муж смотрит на меня в упор и произносит без единой эмоции:
– Ты же знаешь, – в глазах ноль сомнений, – я не оставлю его или ее с тобой.
***
– Кирсанов, это не смешно.
– Я разве смеюсь? Ты видишь мою улыбку?
Я вижу демона, который говорит и делает именно то, чего я боялась.
– У тебя ничего не выйдет.
– Серьезно? – смотрит на меня снисходительно, как на наивную дуру, решавшую покачать права, – Ты задолжала мне, дорогая бывшая жена. Очень сильно задолжала, и прекрасно это знаешь. А возвращать долги не чем.
Речь не о деньгах, и я это прекрасно понимаю. Ему вообще насрать на деньги, он решил наказать по-другому, забрать то, что у меня осталось от прежней жизни, от нас.
Сашка…Глупая, необдуманно смелая Сашка. Хотела спасти меня, защитить от Макса, а в результате сама вложила ему в руки оружие против меня. Я понимаю, что она хотела как лучше, но забыла о прописной истине: благими намереньями выслана дорога ад.
– Я не отдам тебе ребенка.
– Угу, – небрежно хмыкает и отворачивается к окну.
Я наблюдаю за тем, как Кирсанов лениво расстегивает пуговицы и скидывает пиджак на спинку рабочего кресла. Белая рубашка натягивается на широких плечах. Движения уверенные и в то же время небрежные. Он никуда не торопится, не сомневается, спокоен как удав. А у меня зубы выбивают дикий ритм.
– Максим. Завязывай! Хватит изображать из себя повелителя мира.
– Думаешь эта роль по силам только тебе? – не глядя отбривает мое возмущение, – только великая и ужасная Таисия может решать судьбы других?
Я не знаю откуда у меня берется смелость, но я подскакиваю к нему, хватаю за локоть и рывком разворачиваю лицом к себе, тут же напарываясь на предупреждающий взгляд.
– Не перегибай палку в своем желании отыграться. Тебе не нужен этот ребенок.
Он злится:
– Отчего же не нужен? Я всегда хотел детей. Думал мы с тобой родим двоих, а то и троих. Как говорится, мечты сбываются, но не так, как хотелось, – цедит жестко, не отводя от меня взгляда, – так что да, я рад, что узнал, и рад, что ты беременная. А вот тебе явно потомство будет в тягость.
– Ты за кого меня принимаешь? – голос возмущенно звенит.
– А за кого я должен тебя принимать?
Макс пытается отцепить от себя мои пальцы, а я не могу его отпустить. Кажется, стоит только разжать ладонь и случится непоправимое.
– Я не отдам его тебе! Слышишь, Кирсанов?! Не отдам!
– Удачи. Любой суд будет на моей стороне, ты же знаешь. Стоит мне только вывалить им все, что есть на вас с Рыжей, и тебя так быстро лишат родительских прав, что и глазом моргнуть не успеешь. И поверь, всем будет плевать, что там были простые энергетики…
Значит, Сашка и это ему рассказала. Только что толку? Кирсанова это не смягчит.
– Да и что ты сможешь ему дать? Ни-че-го! Если, конечно, не разведете еще какого-нибудь лоха, чтобы организовать счет помощи, как это сделали для Влада.
Меня коробит от его равнодушия:
– Кто-то же должен был это сделать, если отцу наплевать!
Взгляд темнеет.
– Влад не мой.
Убивает его нежелание принимать реальность, его отрицание. Поэтому выпаливаю жестокое:
– Да тебе и на моего ребенка потом будет наплевать! Ты прицепился только потому, что хочешь сделать мне больно. А как добьешься своего, так и все, свалишь в туман.
– Естественно, – хмыкает, – свалю. Я же всегда так делаю.
– Максим!
– Все, притомила. Иди к себе. Через час едем в город. У моего знакомого частная клиника. Тебя примут. УЗИ, анализы, осмотр и все остальное.
– Я не хочу!
– Зато я хочу. Мне нужно убедиться, что с ребенком все в порядке. Если будешь сопротивляться – запру в клинике до самых родов. Не провоцируй. Иди.
Он отворачивается, показывая, что разговор завершен и мне не остается ничего иного, кроме как уйти. Разговаривать сейчас с Кирсановым – это все равно что с разбегу головой биться о каменную стену. Дело не в том, что он не слышит меня, а в том, что не слушает. Ему плевать.
Ровно через час он без стука заходит в комнату и молча бросает пакет на кровать:
– Я никуда не пойду
– Ок. Сейчас пришлю парней – они мигом тебя оденут, – и уходит.
Я еще минуту сижу, охватив себя за плечи руками, а потом вскакиваю, и вывалив все из пакета, начинаю одеваться.
Ведь не шутит. И правда пришлет своих мордоворотов.
Когда на лестнице раздаются тяжелые шаги я уже готова. Затягиваю волосы в высоких хвост и иду к двери, распахнув ее за секунду до того, как это сделают другие.
– Максим Владимирович ждет в машине, – бесстрастно произносит один из шкафов. Второй тоже смотрит абсолютно равнодушно.
Неужели нигде ничего не екает? Хотя с чего у них должно екать? Я же не человек, а просто работа, объект, от которого хлопот больше, чем пользы. Сколько же им платит Кирсанов, раз они не задают вопросов и молча выполняют его приказы?
В голове десятки вопросов, но я уже не рассчитываю получить хоть какие-нибудь ответы. Покорно спускаюсь вниз и выхожу на улицу. Сегодня морозно, и воздух белыми клубами вырывается из легких, но мне тепло, потому что Кирсанов принес хорошую одежду. Только сдается мне, что к заботе о моем здоровье это не имеет никакого отношения. Он просто следит, чтобы инкубатор для его ребенка не испытывал трудностей и неудобств.
Ворота уже открыты, и машина Максима поджидает меня у выезда.
Я принципиально сажусь назад.
– Пристегнись, – монотонно произносит он и трогается с места, – если что-нибудь учудишь в городе, пеняй на себя. Я предупредил.
***
Спустя пару часов мы приезжаем в клинику. Два этажа роскоши и благородства предназначенных не для простых смертных. Колонны, мрамор, вышколенный персонал, каждая улыбка выверена, каждое слово четко и по делу. Никакой суеты или ожиданий.
Со словами «доктор вас ждет» нас отправляют на второй этаж.
Не знаю, как Макс, а я чувствую себя не в своей тарелке. Не так все это должно было быть, по-другому.
Да я, как и любая девочка, грезила о том, что, будучи беременной, отправлюсь к врачу со своим любимым. Он будет держать меня за руку и со счастливой улыбкой слушать, как бьется сердце нашего малыша, и говорить, как сильно меня любит.
Увы, мужчина который идет на два шага впереди меня, точно о любви говорить не станет. Да и нет той самой любви, кончилась. Сдохла в адских муках, оставив после себя лишь горький привкус на губах.
– Проходите, – нас встречает строгая женщина лет сорока пяти. Подтянутая, ухоженная, дорогая, как и все в этой клинике. Конечно, она уже знает наши имена, – Таисия, проходите за ширму. Максим Владимирович, присаживайте сюда, пока ваша жена готовится.
При слове «жена» Кирсанов хмыкает, но ничего не говорит.
В его присутствии внезапно накатывает смущение. Казалось бы, чего мы там друг у друга не видели? Два года брака и открытость к экспериментам, стерли все личные границы и не оставили места для секретов, но я все равно чувствую себя маленькой девочкой в присутствии незнакомца.
Пока врач меня осматривает, Макс сидит за ширмой. Я не вижу, но ощущаю его присутствие каждой клеточкой. Нервы на пределе, грохот в ушах. В кабинете свежо и немного прохладно, но я не могу надышаться и по спине испарина.
– Так, все хорошо, можете аккуратно спускаться, – звонко щелкнув резинкой, врач стаскивает сначала одну перчатку, потом вторую, – проходите на кушетку.
Я покорно укладываюсь рядом с аппаратом УЗИ и безотрывно смотрю на экран. Только на него, боясь хоть на миг отвести взгляд и зацепиться за бывшего мужа.
Он рядом, тоже смотрит. Даже задает какие-то вопросы. Не могу разобрать ни слова, но уверена, что Мария Владимировна посчитала его очень внимательным и заботливым будущим папашей. Она даже улыбаться стала теплее, чем вначале.
Кирсанов молодец, всегда умел пустить пыль в глаза и расположить собеседника к себе. Я же почти все время молчу, лишь иногда невпопад отвечая на вопросы, обращенные лично ко мне.
Что ж так горько-то, а?
Все-таки цепляюсь взглядом за бывшего мужа. Зрительный контакт длится всего три секунды, но меня перетряхивает с ног до головы и выворачивает наизнанку, потому что Макс на этот короткий миг не успевает выставить броню и спрятать от меня свои эмоции.
Хреново ему.
Мне тоже хреново.
Такой вот поворот судьбы.
Мы тут вместе, но каждый на своем берегу и между нами кипит кровавое месиво, оставшееся от прежней жизни.
Кирсанов первый отворачивается, натягивая маску равнодушного мерзавца, а я просто закрываю глаза.
– Вот так бьется сердечко вашего малыша.
Я слушаю этот звук, цепляюсь за него, как за единственное важное в этой жизни, и борюсь с внезапно подкатившими слезами.
Смахиваю их тыльной стороной ладони, но они продолжают катится, оставляя солёные дорожки на щеках.
Кирсанов пристально наблюдает за мной, словно пытается проникнуть глубже, понять, что внутри у бывшей стервы жены.
Плевать. Сейчас я беззащитна и без масок.
Что бы ни случилось прежде, чтобы я ни делала и ни говорила, сейчас я была обычной беременной женщиной, которая так растрогалась, что не может сдержать слез.
– Ну что вы, – врач понимающе улыбается и протягивает мне салфетку. Уж она-то на своем веку много всяких повидала – и слезливых, и дурных, – все в порядке. Ребенок развивается нормально, параметры соответствуют сроку. А вот вам надо больше отдыхать, вы выглядите уставшей и измученной. Токсикоз?
– Нет. Все в порядке. Просто…
Просто жизнь моя катится в жопу, и не видно ни единого просвета.
– Просто проблемы… на работе. Сплошные нервы.
– Нервы надо контролировать. У вас в приоритете должна быть беременность, остальное пока отодвигайте на второй план, – дает еще салфеток, чтобы я вытерла гель с живота, – вам надо больше отдыхать, больше бывать на природе.
– Природы у меня предостаточно, – усмехаясь, вспоминаю лесной дом-тюрьму
– Съездите куда-нибудь вдвоем. Отдохните от суеты и проблем, – вещает она, не подозревая, что на самом деле творится между нами, и что вдвоем мы можем съездить разве что на хрен.
Макс предупреждающее кашляет. Боится, что сейчас что-нибудь ляпну? Зря. В последнее время у меня плохо с красноречием, предпочитаю молчать, дабы не захлебнуться в собственных словах.
– Пока выпишу вам магний и витамины, но состояние надо контролировать. Как вы питаетесь?
– Питаюсь, – жму плечами. На самом деле я не помню, когда ощущала вкуса еды. Аппетита нет, и кажется, что каждое блюдо сделано из пенопласта.
– За рационом надо следить, – она вытаскивает из папки лист с рекомендациями, – от этого зависит не только ваше состояние, но и развитие малыша. Вы же не хотите, чтобы силы закончились раньше времени?
Их и так почти нет. И я сейчас не про физическое состояние.
– Я постараюсь, – забираю у нее лист, сворачиваю, прекрасно зная, что даже не загляну в него. Мой рацион от меня не зависит, что принесли в камеру, то есть в комнату, то и съем.
– Неделю назад она болела, – внезапно сообщает Кирсанов и подробно рассказывает, чем меня лечили. Врач слушает, кивает, а в конце хвалит:
– Все правильно сделали. Молодцы. Препараты разрешены в беременность.
Она думает, что мы ответственно подошли к лечению, а на деле Максу просто повезло. Он как чуял, что можно давать, а что нет. Такой вот заботливый сукин сын.
Кабинет мы покидаем в молчании. Макс забирает у меня скомканный лист и коротко бросает:
– Идем, – не смотрит на меня, но я чувствую его напряжение.
Что, любимый, тоже думаешь о том, что все могло быть иначе?
Глава 11
После поездки к врачу состояние просто дебильное. Тошно до невозможности, а с другой стороны – рад словно дурак фантикам. Когда слушал перестук маленького сердца, прям гордость взяла. Мое. И никакие тесты не нужны.
Интересно, пацан или девчонка? Врачиха сказала, что пока рано пытаться что-то рассмотреть, а меня прям распирает. Вроде, как любой мужик, сына хочу, а вроде и принцессу. Жаль, что и то, и то не получится.
Раньше был уверен, что у нас с Таськой двое будут, девочка и мальчик, теперь придется довольствоваться кем-то одним. Второй если и родится, то не от нее…и не от меня.
Ппц, короче. Полный и беспросветный.
На обратной дороге бывшая жена безотрывно смотрит в окно, задумчиво кусая кончик пальца. Взгляд стеклянный, и мне это не нравится. Я не привык видеть ее такой: разобранной, притихшей и несчастной.
Хотя…какое мне дело до ее счастья или несчастья? Никакого.
И тем не менее царапает. Неприятно, колюче, ядовито. Особенно когда замечаю, как неосознанным движением ведет по щеке, смазывая одинокую каплю. Даже не замечает этого, в отличие от меня. Я, как дебил, ловлю каждую деталь и каждый жест, мой внутренний радар хреначит на полную, и ничем его не перебить.
Когда проезжаем мимо аптеки, я вспоминаю про рецепт, лежащий в кармане, и заруливаю на парковку.
– Жди.
Она даже не оборачивается в мою сторону, лишь едва заметно кивает и продолжает смотреть в окно.
Я покупаю пилюли и тороплюсь обратно, поточу что в какой-то момент коротит и кажется, что, воспользовавшись моим отсутствием, бывшая жена попробует сбежать. Но она на месте, кажется, даже ни разу не пошевелилась за это время.
Бросаю ей на колени пакет:
– Как принимать знаешь.
– Знаю, – оборачивается ко мне и ровным голосом произносит, – отпусти меня.
– Нет.
– Ты же ненавидишь меня.
– И что? Тебе же ненависть не помешала провести рядом со мной два года.
Усмехается невесело и, покачав головой, снова отворачивается к окну.
– Значит, в отместку столько же меня продержишь?
– Меньше, – я выруливаю на дорогу, – гораздо меньше. Месяцев так шесть-семь.
Она морщится, прекрасно понимая, что я имею в виду.
– Шесть месяцев на цепи, а потом пошла на хрен? Так?
– Может на хрен, а может еще куда. Пока не решил. Пока моя задача откормить тебя, чтобы не была зеленой, как поганка.
– У меня нет аппетита.
– Мало волнует. У ребенка должно быть все необходимое, значит и у тебя оно будет.
– Надо же, какой заботливый. Прямо отец года, – ядовито выплевывает она, – жаль Влад об этом не в курсе.
Снова она про этого Влада. Знаю, пацан ни в чем не виноват, но у меня заранее к нему негативный настрой. Меня задолбало, что мне постоянно ставят в вину, что я его «бросил». Нельзя бросить того, кто не имеет к тебе никакого отношения.
Но я молчу. Надоело доказывать, что я не олень и впустую сотрясать воздух. Надо дождаться результатов от Стефа и, уже имея их на руках, разговаривать.
– А Сашка? Ее тоже шесть месяцев будешь мариновать?
– Не уверен, – холодно улыбаюсь, – мне тут стало известно о ее диагнозе. Вот думаю, а не отправить ли ее на принудительное лечение. Что скажешь?
Таисия окатывает меня яростным взглядом, но ничего не успевает сказать, потому что мой телефон, лежащий на приборной панели, оживает.
На экране высвечивается скупое «Мария», и я даже не сразу понимаю, кто это. Лишь спустя десяток секунд доходит, что это та девка, что подцепил в баре.
Тася старательно делает вид, что не заметила этой надписи.
Ну-ну…
Не знаю, какой бес в меня вселяется, но я отвечаю:
– Слушаю.
– Максим, привет, – томный голос с поволокой.
Раздражает сразу, сходу, по первым нотам, но я делаю вид, что все нормально.
– Ну, привет.
Кажется, Таисия каменеет на соседнем сиденье. Не шевелится, не моргает. Я только вижу, как рука на колене сжимается в кулак.
– Как дела? Чем занимаешься?
Нет ни малейшего желания с ней разговаривать. Я не любитель вести пустые беседы с ненужными людьми, а она как раз ненужная. Разовая. Тот самый эксперимент, который был нужен, для того чтобы осознать всю глубину катастрофы.
– Работаю.
– Жаль, – приторно вздыхает в трубку, – а я думала, может увидимся? Сходим куда-нибудь…
– В следующий раз.
Получается немного резко, и она тут же включает режим покорности:
– Я понимаю. Работа она такая… Созвонимся позже?
– Непременно.
– Целую.
– Ага, – я скидываю звонок и на автомате отправляю ненужный контакт в черный список. Никаких созвонов.
Таисия не выдерживает и тускло интересуется:
– Твоя?
– Моя.
Только боюсь, мы разные понятия вкладываем в эти слова. Ну и пусть.
– Понятно, – закусив губы, переводит взгляд на окно и за всю дорогу больше ни разу не смотрит в мою сторону.
Я выдыхаю, когда высаживаю ее у ворот лесного дома. Дожидаюсь, когда мужики ее забирают, а сам уезжаю.
Она наверняка думает, что я спешу к этой Марии, а на самом деле, мне просто тяжко находиться с ней по одной крышей.
Я возвращаюсь в офис, хотя до закрытия остается всего час. Нахожу себе дело, чтобы отвлечься от тяжких мыслей, а потом звонит Стеф.
Вот на его звонок я отвечаю моментально.
– Ну, что? Нашел? Проверил?
– Нашел, проверил.
– И? Не томи!
– Ты не папаша… но у меня звездец какие новости.
***
Таисия
Кирсанов, как всегда, к делу подходит обстоятельно и решает заняться моим изможденным состоянием.
Витамины – это цветочки. На следующий день с самого утра приезжает служба доставки. Со своего балкона я наблюдаю за тем, как выгружают коробки с продуктами. Кажется, их столько, что хватит прокормит роту солдат, а не одну беременную женщину. Я и до этого не голодала – была обычная еда, без изысков и особого разнообразия, а тут привезли фрукты, овощи мясо, рыбу – это то, что я смогла разглядеть по упаковкам, что в остальных коробках не известно, но уверена все полезное и самое лучшее. На меньше Макс вряд ли согласится, ведь речь идет о его ребенке. Не обо мне – я просто инкубатор для его потомства.
Еду доставили, но сам он так и не появился. Наверное, был занят кем-то другим, какой-то неведомой Марией, звонившей ему вчера вечером. Потому и но ночь не остался, уехал к ней…
Лучше об этом не думать, потому что становится совсем горько.
А с другой стороны…Ну чего я хотела от обиженного мужика в самом расцвете сил? Что он будет страдать? Ронять слезы над моей фотографией и заниматься рукоблудием, потому что все остальные женщины мира для него потеряют привлекательность?
Как бы не так! Кирсанов из тех, на кого облизываются все самки в зоне видимости. Спонсор мокрых трусов, мать его.
Да, я злюсь! Так злюсь, что словами не передать, хотя не имею на это никакого морального права. И сердце болит, хотя не должно. И жить не хочется, хотя, казалось бы, с чего?
Усилием воли отгоняю от себя мысли о Максиме и его новой пассии. Или, может, новых пассий? Кто сказал, что эта Мария единственная и неповторимая?
Черт… Не думать. Просто не думать об этом и все.
На обед у меня у меня наваристый куриный суп, тушеные овощи и рыба. Не знаю, кто из моих конвоиров готовил, но он явно неправильно выбрал профессию – с таким талантом ему бы работать где-то в ресторане, а не заниматься охраной неугодных беременных дурочек.
