Текст книги "Я больше тебе не враг (СИ)"

Автор книги: Маргарита Дюжева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 11 страниц)

Каждое его слово, как пощечина. Очередное указание на то, как мало я теперь значу в его жизни.

– Не буду, – шепчу ему вслед, но Максим уже не слышит.

Он ушел, не потрудившись прикрыть за собой дверь.

Я закрываю ее сама, и только после этого всхлипываю, зажав себе рот ладонью.

В голове звучит безразличное «дальше что», и запах гребаных духов в каждом секундой все сильнее.

Пока я сидела здесь, взаперти, он был с другой девушкой. Это была разовая акция или у него появилась постоянная пассия назло мне? Или не назло? Может он просто встретил другую, от которой кайфует, так же как когда-то кайфовал от меня. А может, даже сильнее. Может, нашел в ней утешение, и она своей лаской залечивает раны, нанесенные моими когтями. И теперь он будет каждый раз возвращаться, насквозь провоняв чужими духами, будет смотреть вот так же равнодушно и ни о чем не жалеть.

Черт! Черт! Черт!

Визжу в ладонь.

Мне не должно быть так плохо! Не должно! Это всего лишь дурацкие бесполезные эмоции! Я же умная! Стратег, мать вашу! Заранее все просчитала и знала, чем все это закончится, так какого хрена?!

Стоит закрыть глаза и представляю его с другой! То с Алексой, то с кем-то еще. Не могу избавиться от этих видений, не могу дышать. И ничего не могу с этим сделать. Разве что…сбежать.

Надо уносить отсюда ноги, пока еще от меня хоть что-то осталось. Прямо сейчас!

***

Я дожидаюсь, когда дом полностью погружается в тишину и темноту, и выхожу из комнаты. Одета все так же нелепо и не по погоде, но у меня нет времени выбирать наряды. Да и нарядов нет.

У меня вообще ни хрена нет! Кроме меня самой и ребенка под истекающим кровью сердцем. И никто в этом мире мне не в состоянии помочь. Потому что та боль, которая так прочно поселилась в душе, сегодня стала во сто крат сильнее.

Кирсанову ничего не надо делать, чтобы заставить меня страдать. Достаточно просто вот так, исчезать на несколько дней, а потом возвращаться, принося с собой мерзотный запах чужих духов.

Я все еще считаю его своим. Дура! Не отпустила, не избавилась. Наоборот, так плотно увязла, что не продохнуть.

А он больше не мой! Он может быть чьим угодно! И одна мысль об этом причиняет дикие мучения.

Я не могу себя пересилить, все логические доводы и расчеты разбиваются об одну единственную преграду. Я его люблю.

Вот и все. И нет ни малейшего шанса укрыться от боли. Беззащитна.

В потемках спускаюсь вниз. Крепко держусь за перилла, чтобы не навернуться по ступеням, а оказавшись внизу, не оборачиваясь, иду к дверям.

Я знаю, где сейчас находятся охранники. Не просто же так все это время сидела в комнате и сопли жевала. Знаю с какой периодичностью они устраивают обходы, знаю, сколько времени занимает крюк по заднему двору и дорожкам, уводящим от дома в лес.

Сейчас самый простой путь через центральный выход.

На крыльце горит фонарь, но я быстро смещаюсь в тень. С минуту стою, не двигаясь, прислушиваюсь, думаю.

Калитка в воротах заперта, но открыть ее изнутри – не проблема.

Только далеко ли я уйду? На дворе снова ночь, пусть нет дождя, но погода не располагает к долгим прогулкам. Снова замерзну, заболею…

Смещаю взгляд к машине Кирсанова. Угнать? Пожалуй, не стоит даже пробовать. Опыта в таких делах у меня нет, облажаюсь.

Ладно, черт с ним. Погнали.

Я делаю первый шаг, чтобы спуститься с крыльца. И в тот же момент боковым зрением замечаю справа красный тлеющий огонек в тени под навесом.

Кирсанов! Мать твою! Переменная, которую я не учла в своем плане. Он же должен спать! Я была уверена в этом!

Только ни хрена он не спит. Стоит, молчит, смотрит на меня. Не вижу его лица, но чувствую взгляд, и сердце проваливается до самых пяток.

Отступаю на шаг назад.

Он делает еще одну затяжку.

Еще шаг.

Откидывает окурок в сторону.

Я натыкаюсь спиной во входную дверь. Тяжелая металлическая ручка больно упирается в бок.

Кирсанов идет в моем направлении.

Теперь я могу видеть его лицо. Зубы стиснуты, на скулах желваки. В глазах – черная буря, которая ничего хорошего не предвещает.

Нервы сдают в тот момент, когда он ставит ногу на первую ступень. Я разворачиваюсь, дергаю на себя дверь и влетаю в дом. Проскакиваю холл-гостиную, по лестнице мчусь наверх с такой скоростью, будто за мной демоны гонятся.

А демон только один, и я слышу его тяжелые шаги у себя за спиной.

Заскакиваю в свою комнату-камеру и закрываю дверь. Замка на ней нет, и пока я судорожно осматриваюсь по сторонам в поисках того, чем бы можно было подпереть, она снова распахивается. С такой силой, что от ее удара о стену содрогается весь дом.

На пороге Максим.

– И далеко собиралась?

– Я вернулась, – огрызаюсь, а у самой внутри все переворачивается.

– Не думал я, что ты настолько глупа, чтобы решиться на еще один побег.

– А я не думала, что ты такой жестокий сукин сын.

– Мммм, – хмыкает, – и кто же меня таким сделал?

– Отпусти меня, Макс! Просто отпусти! Не хочешь отпускать – сдай в полицию. Пусть они вершат правосудие. Не ты!

– Кто-то заговорил о правосудии? Надо же, какая ирония. Когда сама приговоры выносила, о нем даже не задумывалась.

– Я сделала то, что должна была, – пячусь от него, потому что Макс продолжает надвигаться, – Ты человека погубил и даже не понял этого. И никто бы тебя за это не наказал! Полиции плевать на таких вот, которые попользуют глупую девчонку и бросают.

– Хватит делать из меня чудовище! Я ни к чему не принуждал твою подругу. Расстались мы по обоюдному согласию. И что бы там потом с ней не происходило, я об этом не знал!

– Тебе было насрать!

– Конечно, мне было насрать. Всего лишь мимолетная девка, которой я никогда и ничего не обещал!

Я не выдерживаю и отвешиваю ему пощечину. Ладонь обжигает, а в темных мужских глазах вспыхивает что-то настолько лютое, что сердце в пятки уходит.

Сейчас он меня убьет… Закопает в своем сосновом лесу и никто, никогда не узнает о том, где покоятся мои кости.

Страшно!

Я проскакиваю у него под рукой и несусь прочь из комнаты, но не успеваю добраться даже до порога. Максим перехватывает меня. Рывком разворачивает к себе лицом и с силой впечатывает спиной в стену:

– Все, зараза. Добегалась.

Я пытаюсь пнуть его, но он блокирует. Упираюсь ладонями в грудь, пытаясь оттолкнуть его от себя – бесполезно. Слишком злой, слишком сильный. Слишком чужой и беспощадный.

– Убери от меня свои лапы! – задыхаюсь от неравной борьбы.

И в то же время, дурацкое сердце пропускает удар. Потом налетает на ребра и проваливается вниз.

Зачем он подошел так близко?

Взгляд Кирсанова цепляется за мои губы. Намертво прилипает к ним. Обжигает.

– Не смей!

Это последнее, что я успеваю сказать, прежде чем у него срывает тормоза.

Бывший муж впивается в мой рот злым поцелуем. Требовательным, лишенным даже намека на ласку. И я как дура тут же пьянею.

У меня немеют колени! Воздуха не хватает. И тело, как всегда жадное до его прикосновений, мгновенно откликается.

Из последних сил отпихиваю его от себя, но мозги проигрывают эмоциям. Здравый смысл, вопящий о том, что так нельзя, что все станет еще сложнее, сдается под натиском желания.

В этом нет ничего хорошего или правильного. Я буду жалеть. Уже жалею, даже еще ничего не сделав. Но не могу остановить ни его, ни себя.

То, что между нами происходит, не имеет ничего общего с тем, что было раньше. Голые инстинкты, злость, неконтролируемая похоть и желание подчинить.

К черту прелюдии. К черту кровать. Прямо здесь, у стены, до конца не раздеваясь. С рычанием и хриплыми стонами, с пошлыми шлепками и не менее пошлыми словами.

Остро, на грани, почти больно.

Хотя почему почти? Больно! Он наматывает мои волосы на кулак, тянет так, что вынуждена запрокинуть голову, а я со всей дури впиваюсь когтями в его бедро.

Никто никого не жалеет.

Мы больше не муж и жена. Мы враги.

…А потом, когда все заканчивается, я опустошенно стекаю по стене на пол, а Макс поправляет одежду и уходит, не сказав ни слова.

Глава 9

Я вам так скажу…

«Быть или не быть» – это вообще не то, над чем стоит заморачиваться.

А вот лечиться, или не лечиться – это да, это серьезно, потому что без кукухи никак.

Я всю ночь над этим голову ломал после того, как ушел от бывшей жены. Над этим, и еще над удивительным «на хрена?!»

Ответа ожидаемо не нашел ни на один вопрос, ни на второй.

Я вчера как увидел слезы в глазах этой заразы, как почувствовал ее кипящую ревность, так с катушек слетел. Сначала вызверился, так что чуть не прибил, а потом… а потом случилось то, что вообще не подчиняется законам логики.

Пора уже просто признать, что меня попросту коротит рядом с ней. Отключается здравый смысл, рациональность, даже сраная гордость и та отваливается. Что имеем в остатке? Дурака.

Утром, когда рассвет еще только начал проклевываться, я сваливаю из проклятого дома. На фиг я его вообще купил? Точно не в себе был, не докапался, наверное.

Голова варит с трудом, но работа, наоборот, идет складно. После финансовых потерь из-за развода и предшествующих ему событий, Вселенная будто решила искупить свой проступок и подогнала вагон удачи. Получалось все, за что бы ни взялся.

Большое проект с партнерами из Норильска в разгаре. Еще два других внезапно наклюнулись. Не такие крупные, но меньшими трудозатратами. С администрацией все гладко, один за другим попадаются достойные участки, которые удаётся увести раньше, чем о них пронюхают конкуренты. Денежными поток стал в разы шире.

Правильно говорят, что если одна дверь захлопнулась, то непременно должна открыться другая. Потерял на семейном фронте, приобрел в бизнесе.

Загруженность дикая, но я кайфую от нее, с остервенением хватаясь за подвернувшиеся возможности, потому что так остается меньше времени на всякий хлам, от которого сердце в лохмотья и грудная клетка наизнанку. Работа – мой костыль, который не позволяет окончательно развалиться.

А потом…

Потом случается Армагеддон, не вписывающийся ни в одну схему. И начинается он со звонка:

– Максим Владимирович, вас беспокоят с поста охраны.

– В чем дело? – у меня как раз обеденный перерыв. Аппетита нет, поэтому сижу у себя и глушу черный, несладкий кофе. С недавних времен я против любых добавок.

– К вам посетитель. Говорит, вы будете рады видеть старого доброго партнера.

Я силюсь понять о ком речь. Вроде никому встречу не назначал, никто меня о приходе не предупреждал.

– У партнера есть имя? – хмыкаю в трубку.

– Да. Волкова Александра Викторовна.

Я чуть со стула не лопнулся, когда услышал это.

– Что? – то ли сиплю, то ли хриплю, дергая галстук, превратившийся в удавку, – что ты сказал?

– Александра Викторовна Волкова, – повторяет он в другом порядке. По отдельности – нормальные составляющие, а вместе – полный трындец.

Если бы в этот момент кто-нибудь видел мою перекошенную морду, то точно бы вызвал или скорую, или сразу дурку.

– Пропустить?

– Да!

Я не позволю этой суке снова скрыться.

Из динамика раздается доброжелательное:

– Проходите! Максим Владимирович ждет вас.

Очень жду. Аж дымлюсь от нетерпения.

Пока Красноволосая змея ползет по зданию, я набираю Стефа. Он отвечает не сразу, с задержкой и звучит хмуро:

– Слушаю.

– Ко мне на работу явилась Алекса! Поднимается в кабинет.

Секундная задержка, потом раздается откровенно облегченное:

– Фу-у-у-ххх. А я не знал, как тебе сказать, что в страну-то она вернулась, а перехватить мы ее не сумели. Улизнула прямо из-под носа, как настоящая змея.

– Теперь приползла ко мне.

– Мы рыщем по всему городу, пытаясь ее найти, а она сама к тебе пожаловала, – хмыкает Стеф, – Совсем без тормозов. Отбитая.

– Я бы сказал по-другому, но материться неприлично.

– Ты аккуратнее там, мало ли что у нее в голове. Постарайся задержать ее, чтобы не свалила, а я парней пришлю.

– Задержу, – угрюмо произношу и отбиваю звонок.

Сердце разгоняется. В нем нет того волнения, которое охватывает, когда злюсь на Таську. Нет ни пламени, ни тоски, ни бессилия. Зато полно лютого холода и ненависти.

Я вспоминаю, как сначала дурел от нее, не понимая истинных причин. Как в одночасье наступило похмелье. Потом крутило от страха, что все раскроется, а она смотрела своими жуткими равнодушными глазищами и улыбалась…

Нет, пожалуй, свою бывшую жену я ненавижу гораздо больше, чем эту красноволосую суку. Серый кардинал, мать ее.

Время идет. Мне кажется стрелки часов, висящих на стене, наматывают бешенные круги по циферблату, а Алексы все нет и нет.

Я сижу, как кол проглотивши. Руки стиснуты в замок, дыхание через раз. Вся моя суть сейчас собралась в один злющий, бешенный комок. Слушаю. С содроганием жду того момента, когда донесется цоканье каблуков. Мой личный триггер, пусковой крючок. Этот звук теперь ассоциируется только с ней.

От нетерпения подкидывает. Я с трудом заставляю себя сидеть на месте и бездарно дергаюсь, когда звенит селекторный. На автомате жму «ответить».

– Максим Владимирович. К вам пришли.

– Пусть заходит.

Хищник во мне припадает к земле, готовый наброситься и разорвать. Надо держать себя в руках, иначе Стефу придется отскребать ее останки с асфальта под моими окнами.

Я жду эту гребанную стерву. Однако дверь отворяется, и в кабинет входит нечто, совершенно не похожее на ту Алексу, которую я знал. Холеную, породистую, обожающую каблуки и дресс-код.

Девица, которая передо мной, выглядит совершенно непримечательно. Она не накрашена, волосы стянуты в косу. В серой толстовке и широких черных штанах, в белых кроссах на высокой подошве и со спортивным рюкзаком за плечами. На голове кепка козырьком назад.

Это шутка дебильная, да? Розыгрыш? Решила прислать вместо себя это?

Я моментально завожусь.

Но гостья подходит ближе, и я зависаю на ее глазах. Змеиные, без единого проблеска эмоций. Такие же, как и прежде.

Это и правда Алекса.

***

У меня, мля, такой когнитивный диссонанс, что на хрен все слова из головы вылетают.

– Здравствуй, Максим Владимирович. Давно не виделись. Как ваше ничего?

Как всегда ноль эмоций. Чертова психопатка пришла в логово врага, но все-равно ничего не боится.

Я сжимаю кулаки под столом, до крови впиваясь ногтями в ладони. Мне до одури хочется увидеть страх и панику на ее конопатой физиномии.

У нее реально россыпь веснушек! Обычная конопатая девка! Мимо такой мимо пройдешь и не заметишь!

– Хорошо замаскировалась.

Смотрит на меня непонимающе, слегка вскинув брови, явно ждет пояснений. Актриса хренова.

– Куда делась офисная стерва?

– Ах это, – небрежно жмет плечами, – тот образ нужен был для дела. В обычной жизни я вот такая.

Крутится вокруг своей оси, демонстрируя ничем не примечательный наряд.

Для дела, значит, наряжалась? Для того чтобы одного оленя за нос водить и играть на слабостях?

– Поразительной вхождение в роль. И стиль поменяла, и ноги по команде раздвигала.

Снова жмет плечами:

– Это не самое страшное. Мне пришлось аналитику с нуля изучать, чтобы дурой не выглядеть. Вот это да, это было сложно.

– Издеваешься?

– Нет, – произносит с максимальной серьезностью, – я пришла не за этим. Я хочу попросить тебя об одолжении.

Просто умопомрачительная наглость.

– Даже так? – ухмыляюсь, – И чего же ты хочешь?

Мне реально интересно на какие ухищрения готова пойти Змея, чтобы спасти свою шкуру. Но она удивляет:

– Таську не трогай. Со мной делай что хочешь. Я не прячусь, и не собираюсь больше сбегать. Хочешь убить – убей, хочешь посадить – сажай, всю вину возьму на себя. Хочешь наказать как-то иначе – наказывай. Меня. Не ее.

Я маленько охренел, но виду не подал:

– Надо же, какая самоотверженность. Или может… вы заранее это подготовили? Она решила все стрелки перевести на тебя, и ты покорно отыгрываешь все, что она скажет?

– Таисия не знает, что я здесь. Она уверена, что я залегла на дно заграницей.

– А ты решила вернуться и изображаешь тут великую защитницу? С чего бы это?

– Кроме нее у меня больше никого нет, – просто отвечает Алекса, – я не хочу, чтобы она страдала.

– Поразительная преданность.

– Кирсанов. Не трогай ее. Это я бомбила тебя все это время. Я заставила тебя выпрыгнуть из штанов, я заколачивала гвоздь за гвоздем.

Я зверею:

– С чьей подачи?

– Ей тоже было не просто…

Не могу. Запрокинув голову к потолку ржу, как ненормальный. Громко и зло.

– Ей было не просто? Ей? И в каком же пункте она мучалась? Когда витаминчиками меня кормила? Или когда играла обиженную и оскорблённую? Или может когда чемоданы с деньгами вывозила?

– Она ни копейки себе не взяла.

– Ах, да, мать вашу, вы же матерые благотворительницы…За чужой счет. Так, где там моя дорогая бывшая жена мучалась?

Змея молчит.

– Нечего сказать?

– Просто не вижу смысла, – от нее веет холодом, – ты же все равно не поверишь.

– Ты права. Не поверю. Ни тебе, ни ей. Так что можете свои игры запихнуть поглубже, сами знаете куда.

– Никаких игр. Я сказала зачем пришла. Хочешь на ком-то сорваться? Наказать? Срывайся на мне, – угрюмый взгляд в упор.

– Ммм, смелая? Или больная?

– Ты уже знаешь ответ.

– Думаешь, спрячешься за своим диагнозом? – облокотившись на стол, наклоняюсь в ее сторону, – думаешь, он тебе поможет, если я отдам тебя нужным людям? У них разговор простой – по куску в день отрезать будут, и на твоих глазах псам скармливать.

Хмурится, но не боится. У нее капец какие проблемы с обычным человеческим страхом.

– Или продам тебя в жаркие страны, в бордель. Будешь обслуживать толпы потных бородатых мужиков, пока не сдохнешь от грязи и заразы. Как тебе такие перспективы?

– Я не очень люблю жару, но… – разводит руками, – право твое.

Трындец. И ведь не бравада, ни хрена. Ей действительно пофиг, что я с ней сделаю. Смертница чокнутая.

– Раздевайся.

Вскидывает брови.

– Что стоишь? Хотела отдуваться за подруженьку? Вперед. Раздевайся.

Не говоря ни слова, она стаскивает через голову толстовку.

Ноль сомнений, ноль протеста. Полная готовность ко всему. Кажется, даже если я ей прикажу встать на колени и пустить в ход ротовое отверстие прямо здесь и сейчас – у нее ни один нерв не дрогнет.

Алекса берется за низ футболки и спрашивает будничным голосом:

– Дверь запереть?

– Зачем? Я проверяю нет ли на тебе прослушки. А то может в этот самый момент нас слушают, – вру. Я просто хотел проверить так ли готова ко всему, как говорит.

Алекса, как ни в чем не бывало кивает. Поднимает край футболки и поворачивается вокруг своей оси, демонстрируя голое пузо и спину.

Мляха, ну хоть какие-нибудь эмоции должны быть у этой куклы? Хоть что-то! Не бывает же так, чтобы было на все насрать. Даже у психопатов есть крючки, пусть не так много, как у обычных людей, но есть.

– То есть трусы можно не снимать?

Даже если бы она была самой распоследней бабой на земле, у меня бы на нее не встал ни при каких условиях. Она для меня анти-секс, стоп-слово, на корню убивающее любое влечение.

– Не стоит. Я, знаешь ли, с недавнего времени крайне брезглив.

Мой ответ Змея принимает, как нечто само собой разумеющееся. Опускает футболку, ждет.

Гребаная кукла с пустыми глазами.

– Так что мне сделать, Максим Владимирович, чтобы ты оставил Тасю в покое?

Нет таких опций. Просто не существует и все. Но кое-что меня все-таки интересует. И пока люди Стефа катят в нашем направлении, почему бы не развлечь себя занимательной беседой.

– Садись.

Она покорно опускает на стул. Смотрит, ожидая других распоряжений.

– Я знаю обо всем, что вы натворили. Но есть некоторые детали, которые хотелось бы уточнить.

– Что именно тебя интересует, Кирсанов? Спрашивай.

***

Первый вопрос, который молниеносно рождается в моей голове это «какого хрена», но Алексе задавать его бесполезно. Экзистенциальной составляющей звездеца занималась моя бывшая умница-жена, а рыжая всего лишь старательный исполнитель.

Я смотрю на нее и все не могу принять изменений. Она настолько плотно засела у меня в мозгах как стерва на шпильках, что образ девки в спортивном вызывает недоумение и отторжение. Для полноты картины ей не хватает только пузырей из жвачки и больших наушников.

Куда я смотрел в прошлый раз? Как им удалось меня провести? Алекса всегда казалась породистой сукой, а это просто недоразумение какое-то. И тем не менее я чувствую, что не врет, что именно сейчас она настоящая. А в прошлый раз я ни хрена не рассмотрел, потому что добрая жена кормила «витаминами».

А вот и первый вопрос:

– Чем она меня травила?

Смотрит на меня. Взгляд по-прежнему змеиный и это отрезвляет. Как бы она ни нарядилась, какой бы образ не воплощала в жизнь – суть останется прежней. Красноволосая Змея, психопатка. Остальное – шелуха.

– Тася никогда тебя не травила, – произносит совершенно ровным голосом, а я тут же представляю, как выкидываю ее в окно.

Ненавижу.

– Что ж, – откидываюсь на спинку кресла и складываю руки на животе, – кажется, разговора не получится.

Хмурится:

– Ты спросил про отраву. Я ответила. Что не так?

Я все забываю, что она прямая, как топор и полутона – это не ее конек.

– Ок. Если не отравой, то чем она меня поила?

– Названия препаратов я не знаю. Мне как-то не интересно было, – произносит совершенно будничным тоном, будто не злому вздрюченному мужику рассказывает о том, какой дурью его кормили, а передает прогноз погоды, – сначала несколько дней накручивала тебя чем-то, от чего верхняя голова начинает нижней проигрывать.

Карандаш, который я до этого крутил в руках, с громким треском ломается.

– Ну а что? – Алекса разводит руками, – Без этого ты бы на меня не повелся. Сам знаешь.

Я скриплю зубами. Как же бесит. Как же, мать вашу, меня все бесит:

– Дальше! – рычу.

– Потом, когда цель была достигнута, Таська просто убрала это и все.

Просто дала, просто убрала… Просто капец.

– И что пришло на смену?

– Да ничего особенного. Что-то бодрящее. Гуарана или как-то так, не помню.

– Хочешь сказать, что она меня банальными энергетиками накачивала?

– Ну да. Я же говорю, ничего особенного. Просто больше, чем надо и с завидной регулярностью.

Я сжимаю переносицу и шумно выдыхаю.

Энергетики, вашу мать! Меня тупо раскачивали энергетиками.

– И все? Не наркоты, не чего-то еще?

– Ты за кого ее держишь? – возмутилась Алекса, – она тебе дилер что ли? Или убийца? Нам нужно было, чтобы ты туго соображал, дергался и косячил, и мы этого достигли. Все. У нее никогда не было цели причинить тебе физический вред.

Она так говорит, будто и правда не понимает, чего я тут разоряюсь.

– То есть то, что меня там в хлам размотало, что я не спал, словил, как старый пердун трясучку, мучался от головных болей – это фигня?

В ответ философское:

– Побочку никто не отменял.

– А если бы в побочках был отказ почек, печени, сердца, легких и еще хер знает чего? Может я сердечник, или гипертоник? Может, я бы копыта откинул после такой бодрящей терапии?

– Тася за этим строго следила, – рыжая жмет плечами, ни капли не сомневаясь в решениях подруги, – до начала все проверила. И сердце, и давление. И все остальное. И потом контролировала.

Я сижу, закрыв глаза, пальцами тру виски, в которых безжалостно долбится пульс. Вспоминаю, как за пару недель до начала масштабной катастрофы, бывшая жена чуть ли не силой заставила меня пройти тотальный check-up. Я тогда ворчал, не понимал, зачем все это нужно. Говорил, мол я ж не дед какой-нибудь, чтобы все эти УЗИ и кардиограммы делать, а она оказывается готовилась, здоровье мое мониторила.

– Капец.

– Она заботилась о том, чтобы с тобой все было в порядке.

– На хрен такую заботу, – рычу, а Алекса предусмотрительно замолкает.

Ее не пугает мой рык, но она не дура, понимает, что к мужику не в адеквате лучше не соваться. А я очень сильно сейчас не в адеквате!

Почему-то новость о том, что Таисия кормила меня всякой мишурой, злит еще больше, чем мысль о том, что она могла подливать мне настоящую жесткую отраву.

Я чувствую себя полнейшим идиотом, которого провели, используя детские фокусы.

– Это все, что ты хотел узнать? – интересуется Змея, спустя некоторое время.

Я перевариваю очередное подтверждение того, что меня сделали как лоха. Две приютские девки развели по полной такого всего из себя умного и распрекрасного Кирсанова.

– Расскажи-ка мне про третью девку.

Змеиный взгляд становится еще более холодным:

– Про Аленку?

– Про нее родимую.

Я уже все на свете проклял из-за той встречи. Как так вышло, что небольшая интрижка, которая осталась в памяти размытым невнятным пятном, превратилась в такой глобальный звездец? Что это за магия такая цыганская?

– Она умерла.

– Супер. Меня интересует, что она такого сказала, что две великовозрастные кобылы на слово ей поверили, будто счастливый папаша – это я.

– Она никогда не врала.

– П-ф-ф… И все? Это единственная причина, по которой вы приняли ее слова на верну и отправились на охоту?

– Мы всегда были честными друг с другом, – упрямо повторила она, повышая градус моего бешенства. Захотелось прямо сейчас выкопать эту самую Алену, хорошенько встряхнуть и закопать обратно.

– Она как минимум соврала о том, что я ее первый и единственный. Это же она вам сказала? Попортил, обесчестил...

– Да. – в отличие от Таисии, Алекса не пытается смягчить или выбрать более приличные слова, – поимел и выкинул.

Сучка. Еще одна чокнутая сучка на мою голову.

– Все было не так. Но вам же похер? Вы же подруженьке своей на все сто верите? И готовы были горы свернуть только потому, что она вам там в уши дерьма налила?

– Мы просто пытались восстановить справедливость. Часть денег, что у тебя забрала Тася, мы положили на счет Владику. Можешь, считать это алиментами.

– Э, нет, – ухмыляюсь, – чтобы платить алименты надо сначала получить подтверждение, что ребенок от меня.

– Он твой, Алена так сказала.

Эх, не хотел изначально этим заниматься, но пора взрывать к чертовой бабушке эту стену слепой веры.

– Ты знаешь, где этот ребенок?

Она хмурится:

– Ваньку забрали. Семья хорошая, молодая, заботятся о нем, – потом видит выражение моего лица и жестко произносит, – Не лезь к ним!

– О, как заговорила, – усмехаюсь, – а я вот думаю, что пришло время познакомиться со своим «отпрыском».

Я уверен, что этот мальчишка не от меня. Просто чувствую сердцем, и теперь собираюсь это доказать этим двум стервам. Посмотрим, что они тогда скажут в оправдание святой подружки.

– Я не скажу, где он.

– Хорошо. Не говори. Мои люди нашли Таську и тебя из норы выманили. Найти усыновленного ребенка для них вообще не проблема, – я сразу, не откладывая в долгий ящик, отправляю сообщение Стефу, и откладываю телефон в сторону, – готово.

Теперь дело за малым – дождаться результатов.

***

– Что теперь? – спрашивает Алекса, и впервые с момента ее появления в моем офисе, я слышу в ее голосе что-то отдаленно напоминающее волнение.

– А что теперь?

– Я ответила на вопросы. Когда ты отпустишь Таисию?

– Я разве говорил, что собираюсь ее отпускать? Что-то не припомню.

– Отпусти ее Кирсанов. Меня на цепь посади, а ее отпусти!

– А на хрен ты мне сдалась? Тебя я найду куда пристроить, а насчет бывшей жены у меня большии-и-е планы.

Она мне так много задолжала, что расплачиваться будет до конца дней.

– Максим…

– Никак не решу, что с ней делать. Сдать ментам, или не ментам. Каким-нибудь отморозкам, которые из нее всю душу вытрясут, по кругу пустят. Как думаешь, справедливая плата за содеянное?

Мне все-таки удается пробить ее броню.

Алексе похер на то, что я сделаю с ней самой, но она меняется в лице, когда я в подробностях, смакуя жуткие детали, фантазирую о том, что сделаю с ее подругой.

– Оставь ее в покое, – шипит сквозь зубы, – ей и так хреново!

– Бедняга. А ведь я даже еще не начинал.

– Кирсанов! Не тронь ее. Иначе…

– Иначе что?

Она замолкает, прекрасно понимая, что у нее нет ресурсов, что что-то противопоставить мне и моим возможностям. Она просто девка, выросшая в приюте. Просто наивная курица, решавшая поучаствовать в большой игре.

– Ее нельзя трогать.

– Это почему? У святой Таисии неприкосновенность? Нет. Я могу с ней сделать все, что захочу. А тебя заставлю смотреть. Ты ведь этого больше всего боишься? Не боли, не тюрьмы, не смерти, а того, что с твоей подругой что-то случится?

В точку.

Ирония судьбы. В прошлый раз я искал рычаги, чтобы надавить, чтобы заставить ее заткнуться и не причинить боль Таське, некрасивой правдой об измене. А оказывается, причинить боль – это единственное, чего боялась сама Змея.

Алекса щелкает зубами, упрямо поджимает губы. Смотрит на меня по волчьи, а потом, будто собравшись духом произносит:

– Она беременная.

Мне показалось, да?

Будто острым серпом по яйцам полоснуло:

– Надо же. Не успела развестись, а уже хахаля нашла, – стараюсь, чтобы голос звучал максимально равнодушно.

Мне насрать! Мне так сильно насрать, что готов взорвать весь этот гребаный мир к чертям собачьим.

– Никого она не нашла, – глухо отзывается Алекса, – не до поисков было.

– Благотворительность много сил отнимала?

Змеиный глаза угрюмо наблюдают за мной, а градус моего бешенства подскакивает до невообразимых высот:

– Мой, да? – почти рычу. Задаю этот вопрос, хотя и так знаю ответ.

Мой!

Твою мать…

Алекса коротко кивает, и я знаю, что не врет. Уверен в этом на сто процентов, как и в том, что тот, другой ребенок, неведомый Влад, рожденный Аленой, не имеет ко мне никакого отношения.

– Значит все это она провернула, будучи беременной? – я сам не узнаю свой голос, насколько надломлено он звучит.

– Нет. Узнала через пару дней после развода. У нее истерика была…

– Плевать мне на ее истерики, – подрываюсь со своего места и отхожу к окну. Меня сейчас так рванет, что кишки по стенам разлетятся.

Гребаный звездец!

– Ей плохо, Кирсанов! – Алекса тоже поднимается, – Можешь не верить мне, но ей плохо! Не смей делать еще хуже!

В два шага оказываюсь рядом и сжимаю пальцы на тонкой шее. Мне ничего не стоит ее сломать. Свернуть, как надоедливому цыплёнку.

– Ты смеешь ставить мне условия?

Алекса бледнеет. Хватает воздух ртом и цепляется холодными пальцами за мое запястье. Ногти короткие, но острые, впиваются в кожу. Но боли я не чувствую, только ненависть.

Отталкиваю ее от себя, резко разжав пальцы, а Алекса отшатывается, едва не упав на пол. В последний момент ей удается ухватиться за спинку стула.

Кашляет, хрипит, но не боится.

Единственное, что пугает эту бездушную куклу, это возможность того, что я могу навредить ее подруге:

– Не мучай ее. Не надо. Она и так наказана. И так потеряла…

– И что же она потеряла? Кормушку? Цель своей никчемной жизни?

Алекса морщится и сипло произносит:

– Тебя.

– Что ты там бормочешь?

– Тебя, Кирсанов! Она потеряла тебя! – выплевывает, глядя мне в глаза, – думаешь ей все это легко далось? Думаешь, она не жалела?

– Заткнись, – грубо обрываю этот бред, – закрой свой рот и больше никогда на эту тему не вякай. Я до сих пор не раздавил ее, только потому что воспитание не позволяет. Но если вы решили затеять новый виток игры и снова сделать из меня лоха, я за себя не отвечаю.