Текст книги "Кошечка и ягуар"

Автор книги: Маргарет Мюр

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 10 страниц)

Глава 12
Возвращение

Тори включила кран на полную мощность, чтобы обеспечить сильный напор воды, и подставила под хлынувшую из серебристого клювика струю стаканчик с апельсиновой пеной. Подождала, пока ванна наполнится до половины, сбросила халат прямо на пол и, перешагнув через бортик, опустилась в пушистое тепло.

Ах, как хорошо! Тишина, покой, теплая душистая ванна... Тори блаженно расслабилась, положив голову на пенопластовую подушечку. Это было именно то, что нужно после безумств и волнений последней недели...

На обратном пути из Флориды самолет вел Бобби, что вполне устраивало друзей. Они вчетвером расположились в уютном салоне, им вместе было так хорошо, что не хотелось расставаться. Поэтому Тори и Алан в конце концов сдались на уговоры второй нежной пары. Правда, в Гамильтоне они провели только один день, но этот день стоил десяти.

Они плескались в бассейне, расположенном прямо на крыше пентхауса, который занимали молодожены. С наслаждением отогревались на солнце после дождливых дней во Флориде. Без конца что-то ели и пили, дурачились в аквапарке, танцевали самбу. Причем Тори, хотя трое приятелей только что обучили ее этому зажигательному танцу, перетанцевала их всех. Вот что значит цыганская кровь! После чего Алан, тяжело дышавший то ли от того, что она его загоняла, то ли по другой причине, при всех признался ей в любви и до самого вечера пожирал глазами. Но вечером они выпили так много шампанского, что Тори заснула прямо в шезлонге на площадке пентхауса. Проснувшись ночью от невыносимой жажды, она увидела, что Алан спит сидя, положив голову на ее закутанные пледом колени. Тогда она разбудила его поцелуем и жалобно попросила принести оранжада со льдом. Но пока Алан готовил напиток, Тори снова заснула и проснулась только от бодрого возгласа Бобби:

– Эй, сони! Если кто-то собирается в Виржинию, то поторопитесь, я уже взлетаю!

Правда, выяснилось, что взлетает он пока что «на крыльях любви», поскольку, открыв глаза, Тори увидела в объятиях неутомимого ловеласа какое-то тощее и нахальное существо, явно едва достигшее совершеннолетия. У Бобби и существа были какие-то свои планы, из-за которых Тори и Алану был дан на сборы один час.

Все время полета Тори проскучала в обществе этой юной пофигистки. Девчонка в коротких шортах и в топе, под которым едва угадывались крохотные выпуклости, валялась, задрав ноги, на диване и просматривала журналы, громко щелкая при этом жвачкой и выдувая пузыри. Свою попутчицу она полностью игнорировала. Тори оставалось только удивляться всеядности знаменитого плейбоя. Мысль о том, что и она могла оказаться в этой коллекции, обдала ее мгновенным холодом. Она страшно соскучилась по Алану, но Бобби не отпускал его от себя, желая узнать все подробности их «приключения» во Флориде.

Потом они два часа ехали от аэродрома до коттеджа. И вот наконец они дома и совсем одни. Алан обнимает ее и спрашивает шепотом, готова ли она расплатиться за полет, как обещала. Тут Тори вновь, совершенно неожиданно для себя, испытывает страх. Как тогда, в зимнем саду у Джордана. Страх перед распаленным самцом, перед его неистовым и неукротимым напором. Перед тем зверем, который, врываясь в нее, причинял боль. Она поднимает на Алана глаза, полные ужаса, непроизвольно пытается освободиться от его крепких объятий. Она страшно боится, что он сейчас превратится в страшного, чужого, опасного человека.

– Я... мы забыли забрать у миссис Дженкинс Ушастика... Он, наверное, соскучился. И у нас нет продуктов, – лепечет она.

Тори ожидает взрыва негодования, упреков. Возможно, он сейчас уйдет и хлопнет дверью. И все будет кончено. Но она не в силах преодолеть свой страх. Да, пусть лучше он уйдет.

Но Алан не выпустил ее из объятий. Он только ослабил их так, что они стали почти дружескими. И осторожно поцеловал ее в щеку.

– Ты устала, детка. Отдыхай, а я пока съезжу за продуктами и Ушастиком. И не бойся меня, пожалуйста. Можешь даже считать, что наше соглашение по поводу снега в Майами остается в силе. А до четвертого июля еще куча времени. Я даже успею съездить в экспедицию и вернуться. Если ты, конечно, еще захочешь меня видеть. – И он погладил ее по плечу, широко улыбнулся и вышел, прихватив корзинку для продуктов.

Некоторое время Тори постояла в холле, не понимая, как отнестись ко всему случившемуся. Когда за Аланом закрылась дверь, она ощутила легкий укол тоски, но вместе с тем и облегчение, словно избежала опасности.

Она пожала плечами. Внутри была пустота. Ладно, пусть все идет как идет. Тори вдруг ужасно захотелось спать, она прилегла прямо на диване, укрылась пледом и мгновенно заснула. На этот раз она спала без снов, а когда проснулась, поняла, что уже наступил вечер. Тори почувствовала какие-то аппетитные запахи, идущие из кухни. Поняла, что голодна, но еще полежала, притаившись, не зная, что сказать Алану.

Из кухни не доносилось никаких звуков, кроме легкого шуршания, которое в конце концов заинтриговало Тори. Она встала и босиком подошла к кухонной двери. Алана там не было. Это Ушастик шуршал насыпкой, сидя в кошачьем туалете и старательно зарывая лапками в белых носочках горошинки своих экскрементов. Видно, миссис Дженкинс за время их отсутствия приучила малыша к цивилизованному туалету. Увидев Тори, он подошел и стал тереться о ее ноги. Тори налила ему молока из стоявшего на столе пакета, и котенок принялся аккуратно, без жадности его лакать. Кроме пакета молока на столе стояли блюда, накрытые крышками. Тори обнаружила в них еще теплое жаркое, салат и холодный фасолевый суп. На дверце холодильника висела записка, прикрепленная магнитом в виде утенка Билли: «Зайду завтра. Привет! Алан». В холодильнике она обнаружила запас продуктов.

– Спасибо, Алан, – сказала она вслух. И стала жить одна.

С аппетитом поела. Поиграла с Ушастиком. С удовольствием поработала над незаконченным портретом дяди Джеймса. Особенно ей удались глаза. Совершенно его глаза, умевшие смотреть на нее с сочувствием и пониманием. Тори работала допоздна, выписывая складки холщовой накидки с капюшоном, которой дядя укрывался от палящего солнца. Дописала его красивые, загорелые дочерна руки. Не оставила вниманием ножки низенького походного табурета, на котором дядя сидел, терпеливо позируя ей. Закончив возиться с деталями, Тори хотела вернуться к лицу Старика. Но, взглянув на него, поняла, что больше ничего нельзя добавить. Дядя Джеймс, ее мудрый друг, снова был с ней. И больше ей никого не надо. Тори удовлетворенно кивнула, нежно улыбнулась портрету и поднялась в свою спальню. Была глубокая ночь.

Она проспала почти до полудня. Не торопясь, привела в порядок комнаты. Позавтракала и покормила Ушастика. Алана все не было, и она решила принять ванну.

Окруженная нежной пеной с апельсиновым запахом, Тори блаженствовала в тишине, тепле и покое. И в этой тишине услышала, как к дому подъехал пикап Алана. Услышала, как он открывает входную дверь, заходит в кухню, опускает на пол что-то тяжелое. Потом поднимается наверх, окликает ее:

– Тори, ты дома?

– Я в ванной, – нехотя отзывается Тори. – Подожди, сейчас выйду.

– Да не беспокойся, я на минуту. Завез тебе и Ушастику запас продуктов на прощание.

– Куда-то уезжаешь?

– Да опять в пустыню потянуло. По работе соскучился.

– У тебя же еще недели три отпуска.

– Спасибо, уже отдохнул. – Тори послышался смешок. – Ладно, девочка. Будь здорова, береги Ушастика. Увидимся!

И Тори услышала, как он сбегает по лестнице, насвистывая какую-то веселую мелодию. Хлопает дверь.

«Тори, опомнись!» – кричит кто-то внутри нее. И некто всемогущий останавливает мгновение.

– Алан! Ааалан! – кричит она, выскакивая из ванны, хватая на бегу полотенце, с размаху распахивая окно в спальне. – Алан! Алан! Алан!

Он уже садится в пикап, но ее отчаянный крик заставляет его оглянуться. Алан видит в окне ее несчастную мордочку под тюрбаном из полотенца и фигурку, наспех замотанную шторой.

– Что, Тори, что?

– Алан, – рыдает она, – Алан, Алан! Алан!

И он бегом возвращается назад, выпутывает ее из шторы и несет в теплую ванную. Тори, голая и мокрая, с такой силой вцепилась в него, что он не находит ничего лучшего, как залезть вместе с ней в еще теплую, полную пены ванну. Он страшно боится, что его девочка простудится, поэтому одной рукой торопливо открывает кран с горячей водой, а другой обнимает ее, пытаясь согреть еще и своим телом. Потом снова закручивает кран и обхватывает дрожащую девушку обеими руками. Так он сидит в ванне, в рубашке, брюках и ботинках, и держит Тори у себя на коленях, и баюкает ее, и, сняв нелепый тюрбан, гладит ее волосы. А она плачет все тише и тише. Наконец она замолкает и только время от времени судорожно всхлипывает. Тогда он снова крепко-крепко прижимает ее к себе. И Тори глубоко вздыхает, успокаиваясь.

– Скажи, пожалуйста, что ты никуда без меня не уедешь, – тихо просит она.

– Я никуда без тебя не уеду, – с нежностью говорит он. – Пока ты меня сама не прогонишь.

– Как же я могу тебя прогнать, если не смогу жить без тебя, – серьезно говорит Тори. – Если бы ты сейчас уехал, то я бы умерла.

– Ну что ты говоришь, Тори, – пугается он и снова крепко, но осторожно прижимает ее к себе, к своей мокрой клетчатой рубашке.

Тут только она замечает, что он сидит в ванне полностью одетый. И Тори, ткнувшись лбом в его лоб, начинает тихо смеяться. Но быстро снова становится серьезной и говорит:

– Я не знаю, что со мной было, Алан. Сначала я вдруг страшно испугалась, что ты сейчас станешь чужим. Со мной это уже было. Его звали Джордан, он был нежным и близким, и вдруг страсть сделала его зверем. Ну вот, поэтому и испугалась, что будет то же самое. А потом, когда ты вчера ушел, мне все стало безразлично. Я вся была, как рука, если ее отлежишь во сне. Но когда сейчас до меня дошло, что ты можешь исчезнуть, вся эта онемелость прошла. И я поняла, что не могу без тебя жить. Даже если ты вдруг станешь зверем.

– Тори, я буду очень ласковым, послушным и управляемым зверем, – пообещал Алан. И жалобно попросил: – Можно, я сниму ботинки?

– Нельзя! – сказала укротительница Тори.

Странные вещи происходят со временем. Оно то спешит, то останавливается. Кто-то боится, что Тори опять сделает непоправимую ошибку.

– Нельзя, – нежно повторяет Тори, – я сделаю это сама.

И она укладывает его голову на подушечку. И сама расстегивает ему рубашку и брюки. И вытаскивает ремень, и расшнуровывает ботинки. И он ей не помогает его раздевать, хотя она кряхтит и мучается – попробуйте снять мокрую одежду с мокрого человека, который к тому же сидит в ванне! Вот только брюки он снимает сам, отвернувшись от Тори. Потому что понимает, что ей еще рано видеть то, чего она так привыкла бояться. Так, стоя на коленях и отвернувшись от нее, он снова открывает кран и пускает струю горячей воды в колпачок с апельсиновой пеной. И только когда пена поднимается ему до пояса, он поворачивается к Тори лицом и ложится в ванну напротив нее. И они лежат с закрытыми глазами, отдыхая и согреваясь. А потом одновременно открывают глаза и видят на стуле возле ванны котенка. Он, видимо, забежал вслед за ними и теперь сидит и удивленно смотрит на своих хозяев, наклонив ушастую головку.

– Давай искупаем Ушастика в ванне, – предлагает Тори.

Ты что, – возмущается Алан, – он же еще маленький, его надо купать в тазике. Лучше искупаем тебя. Хочешь, я помою тебе спинку?

– Ну давай, – неуверенно соглашается Тори и садится к нему спиной.

Алан немного спускает воду, так что прогретая спинка вырастает из пены, но все остальное пока скрыто. Тогда он наливает на ладони душистый гель и начинает намыливать это смуглое чудо. Он водит большими ладонями по ее спине, потом неторопливо моет ей плечи, руки до самых пальцев и каждый пальчик в отдельности. Тори чуть слышно постанывает от удовольствия, ощущая ласку его больших теплых рук. Они очень скромные, эти знакомые ладони. Нежно моют ее шею, плечи, руки, спину, осмеливаются пробраться вперед, намылить узкие бока, живот, одна ладонь осторожно скользит между напрягшихся в ожидании грудей, но не касается их, а снова соединяется с другой рукой, и они обе начинают старательно смывать с Тори мыльную пену. Тогда она не выдерживает и со сдержанным гневом напоминает:

– Ты же не всю меня вымыл!

– Ах, прости, – спохватывается он и снова наливает гель на ладони.

Теперь они, скользнув по бокам, добираются до ее ждущих грудок и нежно намыливают их круговыми движениями. Потом смелеют, и захватывая прелестные полушария в плен, слегка их мнут, одновременно потирая большими пальцами ягодки сосков. Тори вздыхает все глубже и глубже. А Алан уже смывает мыльную пену, одной рукой направляя на каждую грудку струю из душа, а другой продолжая ее вкрадчиво тискать.

– Ну вот, ты чистая ровно наполовину, – удовлетворенно сообщает он. – Теперь стань, пожалуйста, киской.

– Как?!

– Опустись на четыре лапки, чтобы я мог помыть все остальное.

Тори, помедлив, выполняет его просьбу, открывая жадному взгляду Алана влажные полушария ягодиц. Он намыливает их гелем, скользя ладонями по этим восхитительным округлостям, а затем по внутренним и внешним поверхностям гладких бедер. И Тори, наслаждаясь, невольно выгибается, как настоящая кошка. Когда она приподнимает попку, он позволяет своей ладони скользнуть между бедер и начинает намыливать кудрявый холмик. Тори, постанывая все громче, сама не замечает, что раздвигает бедра, чтобы ему удобнее было проникать в самые скрытые уголки ее тела. И его ловкие пальцы осторожно раздвигают губки и скользят вдоль нежной складочки, которая все сильнее набухает от этих движений. А его осмелевший палец уже добрался до маленького отверстия и нечаянно, как бы поскользнувшись, проник туда. И тут же вышел обратно. Но изнемогающая от удовольствия очаровательная кошка застонала нетерпеливо и досадливо, и послушный палец снова проник в дырочку, уже глубже. И еще раз, и еще... А вторая рука Алана тем временем продолжала гладить наливающиеся желанием губки. Наслаждение от этих ласк все нарастало и нарастало. Тори вздыхала, выгибалась, постанывала и вдруг ощутила маленький, сладкий взрыв, и ее узенькое влагалище нежно охватило на миг палец Алана.

Это случилось с ней впервые, и она, ошеломленная, еще немного постояла на четвереньках, приходя в себя и ощущая, как леденящий зажим, с которым она жила все эти годы, куда-то исчез. И теперь все ее существо готово полноценно наслаждаться радостью жизни. Тогда новая Тори, смелая и свободная, и даже немного бесстыдная, повернулась к Алану. Она хотела, чтобы он видел ее всю. И он смотрел на ее круглые груди с налитыми алым соком сосками, на чуть выпуклый живот и на черный треугольник, который расходился внизу на две припухшие губки, между которыми выглядывал розовый язычок.

– Тори, Тори! – простонал Алан и постарался прикрыть рукой совершенно неуправляемый сейчас орган, который неудержимо вставал из апельсиновой пены, устремляясь навстречу его возлюбленной. Но Тори отвела эту укрывающую руку, и то, что она увидела, показалось ей прекрасным. Это было похоже на удивительное растение с крепким, мощным и в то же время нежным стволом, заканчивающимся алым бутоном. На конце бутона вдруг проступила прозрачная капелька, и любопытная кошечка, нагнувшись, слизнула ее.

– Тори, любовь моя, что ты делаешь, я не выдержу!

– И не надо! – прошептала Тори.

Она приподнялась над этим чудным растением и стала медленно опускаться на него, впуская бутон в свой разнеженный сладострастием шелковый коридор. Ее руки легли на плечи Алана, а открытые губы, тяжело вздыхая, искали его губы. Их жаждущие рты соединились, и его язык глубоко проник в нежность ее рта, а руки сжали ее груди. Она ощутила себя наполненной им со всех сторон до отказа и вдруг почувствовала, как горячий стержень, который медленно и неуклонно заполнял ее снизу, взорвался фонтаном горячей жидкости. И тут судорога величайшего в мире наслаждения потрясла все ее тело. Оторвавшись от губ Алана, она закричала мелодично и в то же время пронзительно, как кошка. И услышала в ответ его рычание. Маленькая пантера и ягуар наконец соединились и породили нечто божественное, разлившееся по ванной комнате розовым светом. Запахло раздавленными тропическими цветами.

И Тори поникла, подхваченная сильными руками любимого. Он нежно целовал ее горящие щеки, шею, грудь и плечи, пока она не открыла глаза. А она с тихим упоением прислушивалась к шевелению внутри себя его зверя. Да, это оказался все же не цветок, а зверь. Но сказочный и прирученный ею зверь. Она прошептала:

– Не выходи... Я хочу, чтобы он оставался там всегда.

Только когда он пообещал навещать ее шелковый коридорчик как можно чаще, она нехотя согласилась на временную разлуку.

– Ой, как нехорошо, – вдруг вскрикнула Тори, заметив, что любопытный котенок продолжает внимательно наблюдать за ними. – Алан, малыш все видел, какой ужас!

– Ничего, – успокоил ее Алан, – пусть учится. В жизни пригодится. Тори, меня больше беспокоит то, что мы ничего не предприняли. У тебя опасные дни? Может быть...

– Нет, ничего не надо, милый. Я хочу, чтобы он был рыжий и зеленоглазый, как ты. И с такой же улыбкой. Пусть он бегает по всему дому, балуется и кричит. И пусть разбивает у соседей окна.

– Я ему разобью! – строго сказал Алан.

– Знаешь что, если ты только попробуешь повысить на него голос... – рассердилась Тори.

– Ладно, пусть разбивает, – согласился Алан, вытирая ее большим полотенцем. – Новые вставим, нет проблем.

Они надели белые махровые халаты, подаренные Филипом и Анджелой, и Алан отнес свою белую кошечку в спальню.

– Проголодалась? – спросил он, прикрыв ее одеялом.

– Я бы съела что-нибудь очень легкое. Только прямо сейчас.

– Понял!

Он закрыл распахнутые испуганной Тори окна, опустил жалюзи, а потом сбегал на кухню и через десять минут вернулся с бутербродами, фруктами и бутылкой легкого сухого вина. Это было то, что надо.

Насытившись, они откинулись на подушки и немного полежали рядом, ощущая свою близость, как чудо, которое сразу трудно осознать.

Глава 13
Наука любви

Вдруг Тори ахнула и села на кровати, повернувшись к Алану.

– Господи, Тори, что еще случилось, – испугался тот, увидев ее расширившиеся глаза.

– Подумать только, Алан, я могла стать клятвопреступницей! И только сейчас с ужасом это поняла, – покаянно проговорила она. – Ведь я обещала Магде, что долюблю за нее. Я тебе не рассказала, что Рамон ворвался как раз в тот момент, когда Аньоло раздел свою любимую и сам скинул с себя одежду. Они успели только увидеть друг друга обнаженными. И еще я обещала дожить за маму. В прошлом она была цыганкой Лией, ее, совсем юную, убил негодяй, которого она любила. Из-за него она предала Магду. И в этой жизни мама недолго прожила. Какое счастье, что ты вернулся, любимый. Я могла так и умереть без любви. А теперь я выполню все свои обещания.

Она снова легла и доверчиво положила голову на его плечо. Глубоко вздохнув от переполнявшего его блаженства, Алан обнял ее. Все-таки мужчины и женщины, определенно, существа с разных планет. Удивительно, что они вообще умудряются понимать друг друга! Как это часто бывает в такие минуты, ему хотелось молчать от счастья, а ей, напротив, без умолку говорить. Она рассказала ему обо всех своих цыганских снах. Но осталось еще столько тем!

– Скажи честно, Алан, ты очень рассердился, когда я так себя повела в день нашего приезда? – решилась наконец Тори спросить о том, что ее мучило.

– Совсем не рассердился. Огорчился, конечно, ужасно. Мне так хотелось побыть с тобой! Но я понял, что слишком поторопился и теперь придется все начинать сначала. Я же знал, что ты была напугана каким-то негодяем. Помню, как ты кричала, что мужчины вызывают у тебя только боль и омерзение. Ясно же: этот тип был груб и нетерпелив. Видимо, даже и не попытался разбудить в тебе женщину, а напал как зверь, удовлетворяя свою животную потребность. А я так истосковался по тебе за это время, что не смог скрыть свое нетерпение, вот и вызвал в тебе ассоциацию с этим гадом. Сам виноват.

– Все-то ты понял, дорогой мой... Скажи, а с чего это я вся стала как отмороженная?

Это тоже не удивительно, малышка. Твое «онемение» – это реакция на все стрессы последних дней. Ты разве не заметила, что так всегда бывает? Пока плохо, трудно, страшно – держишься, как стойкий оловянный солдатик. А все прошло, наступила тишина – тут накопившееся напряжение и сказывается. Начинаются болезни, нервные срывы и прочие гадости.

– Какой ты у меня умный-разумный. – Тори потерлась носом о плечо Алана. – Слушай, а ты правда собирался уехать от меня в пустыню? – Алан засмеялся и прижал ее к себе. – Эй, ну-ка отвечай! Уехал бы?

– Нет, это я тебя специально дразнил.

– Ах, дразнил! – Тори, сверкая глазами, привстала на постели и пристально посмотрела в его хитрые зеленые глаза.

– Ну да, ты же у меня дикая кошка. А им не нравится есть то, что им подают на блюдечке. Им надо жертву закогтить. Дождаться, пока она будет убегать, броситься вслед, поймать. И тогда уж кушать в свое удовольствие. Предварительно наигравшись, разумеется.

– Ну, держись, – медленно проговорила Тори-кошка, сузив мгновенно позеленевшие глаза. – Я тебя сейчас тоже дразнить буду. Поигра-аю сначала, а потом...

И она медленно развязала пояс на белом халате и грациозным движением лапки обнажила сначала плечо, а потом вызывающе напрягшуюся грудь. И взяв ее в ладонь, поднесла к губам Алана, словно румяное яблочко. Он тихонько зарычал рыком, зарождающимся где-то в глубине мощного тела, и слегка укусил этот нежный плод.

– Ай! – вскрикнула обиженная кошка. – За что?

– Мало! – плотоядно проворчал ягуар. – Я хочу видеть все, что мне принадлежит.

– Хорошо, – покорно пролепетала укрощенная укусом кошка, и медленно стянула белую махровую шкурку.

А потом она встала перед своим повелителем, подставляя зеленым фарам его жадных глаз все свое сладострастное тело. И поднесла его взгляду груди, подставив под них ладони. Изобразила нечто вроде танца живота, расставив ножки и покачав бедрами. Потом изогнулась, повернувшись бочком, и наконец предоставила изнемогающему взгляду замершего ягуара вид на аппетитные ягодицы, слегка нагнувшись и лукаво оглядываясь через плечо.

И вот ягуар – ой, простите, тогда уж – снежный барс – тоже скинул свою белоснежную шкуру и открыл взгляду бесстыдной кошки мощного рыжеватого зверя, устремленного к вершинам бесконечных побед. Кошка жалобно мяукнула и рухнула перед великолепным зверем на колени. Она смиренно прижалась к нему лицом, и позволила ему поласкать ее щечки, оставляя на них следы слез, вызванных страстью. А потом зверь оказался у самых ее губ, и кошечка, испрашивая прощения за дерзкое поведение, стала целовать его и ласкать розовым язычком, поглаживая робкой лапкой рыжую шерсть и осторожно сжимая в кулачок его округлые части. Ягуар хрипло дышал и постанывал, а его зверь все рос и рос под ласками кошки, хотя это казалось уже невозможным.

– Я хочу посмотреть, как из него выльется молочко, – попросила кошка, сужая зеленые глаза.

– А на вкус попробовать не хочешь? – вибрирующим басом спросил ягуар.

И когда кошка с готовностью кивнула, направил алую головку зверя прямо в ее открытый ротик. На этот раз она увидела брызги молочного фонтана, поймала их на язычок, а потом тщательно, как котенка, вылизала обессилевшего героя.

– Не очень вкусно, – разочарованно сказала Тори.

– Зато полезно, – утешил ее Алан. – К тому же ты, кажется, совсем перестала его бояться?

– Перестала. – Тори улыбнулась. – Совсем, совсем перестала! Он очень красивый и сильный. И он так удивительно себя ведет, что кажется мне настоящим чудом. Тебе было хорошо, когда я ласкала его?

Алан нежно поцеловал ее в губы и заглянул в затуманенные глаза.

– Мне было очень хорошо, а моя ненаглядная кошечка не получила свою порцию наслаждения. Признайся, ты не насытилась?

– Ммм, – пробормотала Тори, – кто-то обещал меня много-много целовать...

И Алан, как и обещал ей однажды, в минуту опасности, склонился над своей обнаженной невестой и стал ласкать губами и языком все ее тело, не пропуская ни единого дюйма. И продвигался все ниже и ниже, пока не дошел до раскинутых в истоме бедер. Он медленно и нежно обцеловал весь пушистый холмик, потом склонился к бедрам и гладил их внутреннюю сторону влажным и сильным языком так долго, что Тори охрипла от стонов наслаждения. Тогда он подложил под ее ягодицы маленькую подушку и еще сильнее раздвинул ножки, чтобы ее жемчужная раковина вся оказалась перед его взором. Осторожно разделив набухшие губки, он стал ласкать кончиком языка их перламутровую изнанку, а потом и саму жемчужину, отчего Тори вдруг перестала метаться и стонать и замерла, прислушиваясь к незнакомому сладостному ощущению, разливающемуся по животу, бедрам, ногам, пояснице, пленяющему все ее тело. И точно уловив этот момент, Алан медленно ввел в ее истекающую соком страсти раковину свой багровый цветок, своего могучего зверя, свое прекрасное орудие, созданное для того, чтобы делать счастливыми возлюбленных и дарить им детей. От равномерного движения внутри нее этого чудесного поршня Тори глубоко задышала, ощущая приближение чего-то небывалого еще по силе ощущений. И наслаждение столь сильное, что оно граничило с болью, потрясло все ее существо – ее тело, разум, душу. Она широко распахнула глаза и увидела над собой прекрасное, полное нежности и страсти лицо возлюбленного, а над ним, в алом свете, разлившемся по комнате – счастливые лица Магды и Аньоло. Наслаждение достигло высочайшего пика, из глаз Тори хлынули слезы восторга и она закричала:

– Я люблю тебя! Я люблю тебя! Я люблю тебя!

– Я люблю тебя! – ответило ей эхо голосом Алана.

Аньоло и Магда тихо ушли, взявшись за руки. Их брачная ночь наконец состоялась. А Тори еще долго всхлипывала. Ей нравилось, как Алан осушает губами ее слезы.

– Я так счастлива, Алан, – говорила Тори, лежа в объятиях любимого. – И ужасно тебе благодарна за то, что ты дал мне это испытать. Я два года была замужем, и все это время близость с мужем была для меня мукой. Все мужчины и женщины созданы примерно одинаково. Почему одни умеют дарить наслаждение, а другие – нет?

– Твой муж, маленькая, видимо просто не ставил перед собой такую цель. Ему довольно было получать удовольствие самому. А я люблю тебя и хочу, чтобы ты была счастлива. Кроме того, мне нравится ласкать тебя, целовать и гладить твое бархатистое тело.

– А как ты всему этому научился? Или это само собой получается? – с любопытством спросила Тори и даже привстала на локте, чтобы лучше слышать ответ.

Алан засмеялся.

– А как ты стала художницей? Сама же рассказывала: в детстве у тебя проявился талант. Но ты его специально развивала, долго училась, прежде чем начала создавать свои шедевры.

– Но ведь любовь – не профессия! – возразила Тори. – Если, конечно, не считать «жриц любви».

– Это не любовь, а суррогат, – махнул рукой Алан. – Они просто используют технические приемы чувственной любви, лишив ее души. А настоящая любовь больше, чем профессия. Поскольку без любви, как ты, наверное, не хуже меня знаешь, жизнь просто теряет смысл. Значит, любовь – основа жизни, в том числе и ее чувственные проявления. Я прав?

– Прав, прав. Не могу не согласиться с уважаемым лектором.

– Ну вот. А невежды превращают эту чудесную вещь в скучное бытовое занятие. Значит, любви нужно учиться, как искусствам и наукам. Даже если у тебя есть к этому природный дар.

Может быть, достаточно просто очень любить? – подумала Тори. Но вслух лукаво спросила:

– А ты в любви кто: магистр или бакалавр?

– Предоставляю тебе об этом судить.

– Уважаемый доктор Алан Йорк! – торжественно произнесла голая Тори, – я прошу вас научить меня науке любви. Обещаю быть хорошей ученицей.

– Не сомневаюсь. Уже на первом уроке ты проявила незаурядные способности! – Но Тори вдруг отчего-то загрустила и даже отодвинулась от Алана. – Ты что, кошечка? – встревожился он. – Я тебя чем-то обидел? Или просто наскучил своей занудной лекцией?

– Нет, я же сама тебя на этот «научный диспут» спровоцировала, – печально ответила Тори. – Просто я вдруг подумала, что тебе надоест все время возиться с одной ученицей. Я покажусь тебе слишком однообразной, и ты найдешь себе кого-нибудь другого. Как делает твой друг Бобби.

– Обязательно, – серьезно подтвердил Алан. – Кого-нибудь с тощими ногами и полным отсутствием грудей и мозгов, беспрерывно жующего жвачку без отрыва от просматривания порнографических журналов.

– Ну не обязательно. – Тори фыркнула. – Может у тебя другой вкус, чем у Бобби.

– У меня вообще ужасно однообразный вкус, – доверительно сообщил Алан. – Мне нравятся брюнетки с сине-серо-зелено-фиолетово-голубыми глазами, которые любят носить тюрбаны и дружить с главарями мафий.

– Но вдруг тебе надоест моя фигура, лицо, цвет волос, – не сдавалась Тори, которой для разнообразия захотелось немного пострадать.

– Какие проблемы? Судя по твоему аппетиту, дорогая, спустя некоторое время ты превратишься в симпатичную толстушку с полненькими ножками, кругленьким животиком и сдобным бюстом.

– Какая гадость! – в ужасе завопила Тори.

– Ну почему же? – удивился Алан. – Лично я не имею ничего против такой трансформации. Это будет выглядеть весьма сексуально. А потом ты спохватишься и сядешь на модную диету. После чего я получу новую партнершу – с осиной талией, ножками-прутиками и горящими от страсти к булочкам глазами. Тоже очень впечатляет.

– Алан, прекрати рассказывать всякие ужасы! – сквозь смех протестовала Тори.

– Но это еще не все, – невозмутимо продолжал Алан. – Пройдут годы, у тебя на лице появятся трогательные морщинки, в волосах – серебряные нити, а на животике – милые складочки...

– О нет! – закричала Тори, пытаясь заткнуть уши.

Алан перехватил ее загорелые ручки и стал их целовать, приговаривая:

– Но и тогда я буду любить тебя точно так же, как сегодня. Потому что ты всегда будешь моей единственной, неповторимой, горячо любимой цыганочкой, цынгареллой, с которой я навеки обручен таинственным золотым кольцом.

– Ой, и правда, – облегченно засмеялась Тори. – Действительно, куда ты теперь от меня денешься!

Давно пора было встать, заняться делами, но они никак не могли друг от друга оторваться. Так и лежали, голые, то и дело лаская и целуя друг друга в губы, щеки, плечи, сплетаясь руками и ногами, наслаждаясь соприкосновениями тел. Но в комнату заскребся рыжий котенок, плача и жалуясь.

– Про Ушастика-то мы забыли, – всполошилась Тори. – Надо его скорее накормить.

– Я бы тоже не отказался от обеда, – очнулся Алан. – Все, решительно встаем!