Текст книги "Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко"
Автор книги: Марек Эдельман
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 10 страниц)
Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно…
Не произноси имени Господа, Бога твоего, напрасно; ибо Господь не оставит без наказания того, кто произносит имя Его напрасно.
Конечно, человек верующий не должен клясться всеми святыми с дурными намерениями либо забавы ради – это грех. Но разве только о том речь? Разве, к примеру, политические акции, проводимые во имя Бога, не злоупотребление его именем? Gott mit uns? [15]15
Бог с нами (нем.) – девиз на гербе Германской империи; с XIX в. широко использовался в немецких войсках (в частности, был начертан на пряжках ремня).
[Закрыть]Но быть может, то же самое можно сказать и про борьбу в защиту религиозных чувств, оскорбленных публикацией карикатуры на Магомета или концертом поп-звезды Мадонны?
Однако можно из духа противоречия спросить: а что, довериться другому человеку как Богу – ошибка? А если именно таким образом в полной мере проявляется человечность в экстремальных ситуациях? Скажем, довериться врачу…
И опять же: что сегодня должна означать эта заповедь для неверующего?
Когда врачи и младший медперсонал лодзинской клиники, сотрудники Марека Эдельмана, вспоминают, какая атмосфера царила у него в отделении, иногда они говорят, что доктор для больных был как Бог Отец. Ему, например, хотелось, чтобы медсестрами были очень красивые женщины: пускай пациенту кажется, будто над ним склоняется ангел. Ну а прежде всего – больных лечила уже сама вера в то, что делает Доктор.
* * *
– Но ведь больные, с которыми вы имели дело, уповали на Господа Бога?
– По-разному бывало. Да, одна пациентка сказала: «Мой муж сидит одесную Господа Бога и следит, чтобы операция удалась». Потом она вышла замуж в Швеции, ей было семьдесят лет, хорошая была баба. Да, люди и такое говорили. Но разве Господь Бог научил профессора Моля, как правильно накладывать шов?
– Моля – нет, но людям придавала сил вера в то, что Господь Бог на их стороне.
– Все хотели жить. И точка. Если бы Господь Бог желал отправить их на тот свет, они бы все равно сопротивлялись. Одна больная, лежа в предоперационной палате, говорила: «Сколько можно ждать, пускай меня разрежут, пускай уже придет конец». Но она имела в виду не конец своей жизни, а конец болезни и страданий. Она верила не в Господа Бога, а в профессора Моля. Ясно? Существуют какие-то общие понятия – довольно темные, но до человека их смысл доходит. Человек понимает, что такое боль. И хочет жить, поэтому хватается за любую соломинку. Достаточно раз в жизни увидеть солнце, чтобы впредь подсознательно отдавать себе отчет в том, что, когда наступит конец, не будет уже ничего. И никогда больше он солнца не увидит. Потому что потомуже ничего нет. Только он не очень-то понимает, что значит «ничего». Надо там побывать, чтобы это понять.
– Вы когда-то рассказывали, что однажды сами словно бы побывали по другой стороне. Вы попали в аварию и увидели это «ничего».
– Да. Я знаю, что там ничего нет. Ничего. Там ни темно, ни светло, ни холодно, ни тепло… Надо только понять, что это такое. Испокон веку организм живет, умирает и становится удобрением для последующих организмов.
Так уж устроена природа. Все очень просто.
– Смерть пациента вы переживали так же, как смерть товарища там, в гетто?
– Не знаю. Это вообще нельзя сравнивать. Нет таких мерок. Это разные вещи: другие времена, другая смерть. Ведь в больнице никто не умирал потому, что кому-то вздумалось его убить. Человек умирал, потому что не было антибиотиков и других лекарств, потому что то, сё, пятое, десятое, потому что он был болен. Это естественная смерть. А не смерть оттого, что тебя убивают. Это вообще вещи несравнимые.
– Но вы воспринимали каждую такую смерть как свое поражение?
– Что значит «свое поражение»? Мой профессор говорил, что к смерти нужно привыкнуть, потому что каждый человек должен когда-нибудь умереть, а медицина не всемогуща. Так что нужно было только – как сейчас говорят – обеспечить людям достойное умирание.
– Вас трижды выгоняли из разных больниц…
– Ну и что с того?
– Каждому требуется в жизни своя точка отсчета, свой идеал. Хорошо, пускай не Бог – может ли быть таким идеалом какой-нибудь великий человек? Какой-нибудь авторитет? Говоря сегодняшним языком – идол?
– У каждого есть свой идол. Моими идолами были те, кто в 1939 году организовывали schutzbund [16]16
Schutzbund – «Союз обороны» (нем.),военизированная организация Социал-демократической партии Австрии, созданная в 1923 г. для самообороны членов социал-демократических и рабочих организаций от вооруженных отрядов хеймвера («Союз защиты родины») – националистического военизированного объединения.
[Закрыть]– такие отряды самообороны – и боролись с фашизмом. Для кого-то другого идол – Папа Римский. У каждого свои идеалы, в которые он верит.
Я верю в мудрый социализм. В детстве для меня не было ничего лучше. Мама мне говорила: «Поедем со мной в Вену, увидишь социализм». Она поехала, а я, идиот, нет. Вот и все.
– Что для вас, бундовцев, было самым важным?
– Бунд не был ни большой политической, ни – впоследствии – военной силой, он был моральной силой. Нравственные ценности притягивали к Бунду десятки тысяч людей. Перед войной большинство еврейских мандатов в Варшавском городском совете было у бундовцев – это кое-что значит. Это значит, что вроде бы религиозные евреи голосовали не за религиозные партии, а за то, чтобы человек человеку был друг. Именно это провозглашал Бунд.
– Что сейчас осталось от этого социализма?
– Я необъективен, но на самом деле идеология Бунда победила. Победила хотя бы главная его идея: дружба и защита слабых, – выразившаяся в требовании культурно-политической автономии для меньшинства. Все говорили, что это невыполнимо. До войны культурно-политическая автономия нигде не функционировала. Разумеется, умные люди не сомневались в ее необходимости – просто негоже было пренебрегать слабыми, а тем более преследовать их и убивать. Для социалистов слабый был сильнейшим.
Потом была война. Гитлер уничтожил Бунд.
Но сегодня культурно-политическая автономия в Европе существует. Пример – такой взрывоопасный регион, как Испания. Каталония – самостоятельная страна, со своими законами, своим языком. У басков самая большая культурно-политическая автономия в Европе, и никто не собирается ее у них отбирать, хотя эта гнусная ЭТА [17]17
ЭТА (баск.ETA, Euskadi Та Askatasuna – «Страна басков и свобода») – баскская леворадикальная националистическая организация сепаратистов, выступающая за независимость Страны басков (создана в 1959 г.).
[Закрыть]все время мутит воду. Сейчас в Европе сложные проблемы решаются путем переговоров, а не с позиции силы. Это колоссальное достижение, к которому Бунд приложил руку. Хоть в Европе он и был маргинальной партией, но обладал моральной силой.
– А другие идеалы, кроме этого важнейшего: дружба и защита слабых, у Бунда были?
– Все крутилось вокруг этого. Когда в 1940 году немцы свозили на Банковую площадь подкупленных варшавских головорезов, чтобы те били евреев, именно бундовские организации защитили обитателей гетто.
– А у сегодняшних социалистов есть хоть что-то общее с бундовцами?
– У меня с ними практически нет контакта. Сейчас это другой мир. Не знаю, не могу ничего сказать. Я ведь имел дело с довоенными деятелями… Не стану называть фамилии, они вам ничего не скажут, но международное социалистическое движение объединяло прогрессивные силы.
Кстати, когда сербы устроили на Балканах этнические чистки, кто меня поддержал в Европейском парламенте? Именно социалисты. Социалисты. А возьмите Бернара Кушнера. Он социалист. Да, Кушнер член правительства Саркози, но он прирожденный бундовец, приверженец лучших идей социализма – идей равенства, любви. Он спасал вьетнамцев, которые на лодках по морю удирали с детьми из своей страны.
Но чтобы люди помогали друг другу, их надо специально воспитывать. Это как с ребенком: все зависит от детского сада, школы, от учителей.
Сегодня дело социализма выиграно, так сказать, с походом. Социалистические лозунги переняли христианские демократы, неравнодушные к слабым. Иногда они идут даже дальше, чем социалисты, это уже европейский канон. Сейчас идеи социализма в Европе реализуют совершенно другие люди. До войны никому и не снилось, что рабочий будет иметь то, что имеет сегодня. Ведь он участвует в управлении предприятием, часто являясь одновременно и работником, и совладельцем, а в отпуск может поехать на Майорку. Что тут говорить: социализм большего и не хотел. Никому в голову не приходило, что рабочий станет ездить на Майорку.
Социализм выиграл больше, чем было задумано, потому что стал международным движением, в котором участвовали прекрасные люди. Они создали нынешнюю Европу, и Европа эта – социалистическая. И не важно, ктоэто делает: Меркель или Шмидт, – важно, чтоони делают. Никаких прав у рабочих эта Европа не отняла, напротив, хорошо их кормит.
А поскольку социализм победил, социалистическое движение как идея угасло. Но победный канон сохранится. Вероятно, в разных вариантах. Например, моей дочке, живущей во Франции, не нравится Саркози. Ей хотелось, чтобы государством управляла социалистка. Ну ладно, но сама она, между прочим, поднялась по служебной лестнице – была директором, а стала обер-директором, – так что пускай не умничает, никто ее не притесняет. У нее другая беда – она целый час добирается до работы, но тут виноваты размеры города, а вовсе не социализм или фашизм, Саркози или де Голль.
– Так что же сейчас осталось сделать социалистам?
– Практически немного. Они должны оберегать свою веру, потому что всегда найдутся люди, пышущие ненавистью. С ними надо постоянно быть начеку. Поэтому прогрессивное движение всегда должно находиться в оппозиции к правящим верхам. От власти в голове начинается кавардак, поэтому нужно следить, чтобы она доставалась хорошим людям, которым ты доверяешь и которые разделяют твои идеи. Если у вас общие идеи, а у них вдобавок есть административный аппарат и они не одурели от власти, возможно, все будет в порядке. Но если власть вскружила им голову, если она становится сама для себя идеологией, быть беде.
– Вы говорите, что для вас в Бунде самым важным были дружеские отношения между людьми. А в христианстве важнейшая из заповедей – «возлюби ближнего твоего, как самого себя». Это ведь одно и то же.
– Была у меня ассистентка – такая же католичка, как вы. Она мне говорит: «Между социализмом и католицизмом нет разницы – по сути, и там, и там одни и те же десять заповедей». А я ей на это: «Верно, заповедей столько же, но практика разная».
А потом она развелась с мужем, еще трижды выходила замуж – такая вот примерная католичка.
Надо посмотреть иначе: десять заповедей – это одно, а деятельность Церкви – совсем другое. Декалог – не собственность католиков, он вообще не является чьей-то исключительной собственностью. Десять заповедей – общечеловеческие наставления. Их принес людям Моисей, то есть они появились, когда мир еще только рождался – мир цивилизованный, которому известна письменность. Декалог давал рецепт, как жить, служил тому, чтобы люди друг друга не поубивали. И эти десять заповедей нужны человечеству до сих пор. Конечно, все эти истории про Моисея и его скрижали – миф. Но такая мораль должна была победить, и это не миф, а правда.
Или вспомните историю бегства евреев из Египта: как Господь Бог заставил Красное море расступиться, и они перешли через него посуху, и так далее. Это, конечно, тоже легенда, но легенда прекрасная: слабые вдруг становятся нравственной опорой мира. В египетских поверьях, например, и речи нет о защите слабого. Это началось только с Моисея.
– Почему именно тогда?
– Потому что слабые евреи, чтобы выжить и чтобы мир не погиб, придумали такой рецепт. Они не из практики его взяли – тогдашней практике этот рецепт противоречил, – а мудро придумали. Все же рассказы на эту тему – только красивые выдумки, не более того.
Но правда в том, что слабые придумали для всего мира великолепный рецепт в форме Декалога. Благодаря этому мир вообще может существовать и развиваться.
– Вы продолжаете верить, что мир может исправиться?
– Не знаю. Может быть, через десять, пятьдесят или сто лет ужасная человеческая природа немного исправится. Может, ненависти станет чуть меньше.
Человек всегда ненавидел и ненавидит всех других существ. Он их уничтожал и в конце концов подчинил себе всё. Происходившие в человеческом организме мутации ни к чему хорошему не привели. Изменения должны пойти в другом направлении. Этому поспособствует цивилизация. Природу человека меняет культура, меняет наука, меняет всеобщее образование. Меняет и то, что люди видят: можно слетать на Луну и вернуться обратно. Ведь за пределами Земли, все эти галактики, – уже Божий мир. Однако человек до них добирается.
И оказывается, что Господь Бог – не всё.
– Но это не должно свидетельствовать против Господа Бога.
– Это свидетельствует о том, что главное – человек и его разум.
Ведь дело обстоит не так: если Господь Бог хочет меня убить, я подставляю голову. Неправда, человек не подставляет голову, он убегает.
И где же здесь Божий промысел? Это нормальная реакция: человеческий вид пытается спастись. Вот в чем его сила.
Посмотрите на религиозность в концлагерях. Разве человек, которого мучают, бьют, который умирает с голоду, может верить, что так и должно быть, ибо этого хочет Господь Бог? Нет-нет. Этого хочет другой человек – плохой человек, продукт неправильной мутации.
– Но ведь именно в концлагере отец Кольбе [18]18
Максимилиан Мария Кольбе (1894–1941) – польский священник-францисканец, погибший в Освенциме, святой мученик, добровольно пошедший на смерть ради незнакомого человека.
[Закрыть] по религиозным мотивам отдал жизнь за другого человека.
– Не надо обобщать: среди нескольких миллионов, прошедших через Освенцим, нашелся только один отец Кольбе. Впрочем, и тут не все до конца ясно: у человека, добровольно идущего на смерть, могут быть разные мотивы. Один готов умереть, потому что больше не в силах жить, другой потому, что у него есть любимая женщина и он жертвует собой ради нее, третий – под влиянием какого-то импульса.
Был в гетто паренек, который закрыл рукой живот своей невесты – она была на восьмом месяце беременности, – когда увидел, что латыш целится ей в живот из винтовки. Пуля оторвала этому парню кисть. Ребенок не выжил, его потом все равно убили. Но она выжила.
Да ладно, это не важно…
Чем перед Господом Богом провинились девятнадцатилетние девушки? Почему она должна была быть убита? Если Господь Бог судит всех, то, видно, тогда он отвернулся. Лег спать.
Видимо, вовсе не Бог правит миром. Миром правит природа. А она в XX веке сделала человека самым сильным зверем.
Это не имеет никакого отношения к Господу Богу. Плохие люди заслоняются чем угодно. В том числе и Господом Богом. А поступками людей управляет не Господь Бог, а их собственная дрянная натура. Отец Рыдзык [19]19
Тадеуш Рыдзык (р. 1945) – католический священник, редемпторист, основатель и директор «Радио Мария» – ультраконсервативной радиостанции, пропагандирующей идеи ксенофобии и антисемитизма.
[Закрыть]тоже для некоторых хорош, захват крайне правыми монастыря в Освенциме [20]20
Речь идет о попытках создать на территории концлагеря в Освенциме монастыря кармелиток, что вызвало протест еврейских общин в разных странах Европы, посчитавших, будто это послужит искажению исторического факта, что главными жертвами нацистов были евреи.
[Закрыть]тоже многие одобряли, пока Папа не топнул ногой…
Вы прямо как этот Рыдзык – во всем ищете связь с религией.
– Ничего подобного. Мы только хотим узнать, как вели себя люди. Человек слаб: если он чего-то боится, то первым делом пытается убежать и спрятаться, но когда уже находит себе убежище, начинает молиться: «Богородица Дева Мария, радуйся…»
– Я не молюсь. Мне важнее, чтобы, если уж я сумел спрятаться, в убежище у меня был сухарь. От молитвы немного толку, а с сухарем, возможно, удастся выжить.
Не мучайте меня, от ваших глупостей уши вянут. Интересно, откуда у вас эти рыдзыковские взгляды?
Господь Бог, вера, шмера… Религия? Неправда, что Польша – религиозная страна. Почему так считается? Потому что люди ходят в костел? Да это же демонстрация! При коммунизме в костел ходили назло коммунистам. Помню, в 1946 году, в воскресенье, на Крупувках в Закопане – толпа молодых людей. А накануне я видел, как они пили. Я им об этом говорю и в ответ слышу: «Так ведь сегодня воскресенье, мы пришли в костел показать, что мы против красных». Эти парни и девушки были такие же религиозные, как я, а то, что в костел ходили, – так это была политика.
Перестаньте рассказывать сказки, будто тот, кому удалось спрятаться, читает молитву. Как же, много тебе эти молитвы помогут! – лучше постарайся запастись сухарями.
Ярослав Маковский
Вам будут говорить, что незаменимых людей нет. Чепуха. Вас будут убеждать, что бескомпромиссных людей нет. Вздор. Вам будут втолковывать, что храбрых людей нет. Не верьте. И наконец, вам скажут, что благородных людей нет. Ложь.
Человеком, обладающим всеми перечисленными достоинствами, которые сейчас в дефиците, был – хотя и сердце, и разум, и воля восстают против употребления прошедшего времени – Марек Эдельман.
Однако признаюсь: смерть пана Марека не повергла меня в печаль. Первым делом меня охватил страх. Перед чем? Кто теперь скажет нам, слабым духом, занятым собой и своими проблемами, что лихо не спит? Ведь после «пучины зла», которую человек уготовал себе в XX веке и в которой пан Марек побывал (и активно действовал), стало ясно, что можно не верить в Бога, но не верить в Сатану – это уже чистое безумие.
Меня пугает то, что мир остался без пана Марека, поскольку он – пожалуй, как никто другой – обладал даром разоблачения сатанинских проделок. Он бил тревогу, когда живущий в человеке зверь пробуждался от недолгого сна и высвобождался из оков, чтобы сеять опустошение и разжигать пожары. Кто сегодня предостережет нас, укажет, что мы приносим жертвы и поклоняемся ложным богам? И потому мне страшно.
Ярослав Маковский – журналист и публицист, по образованию философ и теолог. Автор книг «Десять важных слов. Беседы о Декалоге» (2002) и «Женщины учат Церковь» (2007). Вместе с Кшиштофом Бурнетко беседовал с Мареком Эдельманом («Не жалеть немцев»).
Помни день субботний, чтобы святить его…
Помни день субботний, чтобы святить его. Шесть дней работай, и делай всякие дела твои; А день седьмой – суббота Господу Богу твоему: не делай в оный никакого дела ни ты, ни сын твой, ни дочь твоя, ни раб твой, ни рабыня твоя, ни скот твой, ни пришелец, который в жилищах твоих.
Ибо в шесть дней создал Господь небо и землю, море и все, что в них; а в день седьмый почил. Посему благословил Господь день субботний и освятил его.
Чтить Бога, «помня» свободный от работы день? А может, стоит еще и помнить о важных событиях и людях?
Вечером первого мая 1943 года, когда восстание в гетто догорает, немногочисленные группы бойцов с винтовками без патронов прячутся в полусожженных подвалах, а последняя более-менее организованная группа Еврейской боевой организации [21]21
Еврейская боевая организация (сокращенно ЖОБ: Żydowska Organizacja Bojowa), созданная в Варшавском гетто в 1942 г. и объединившая почти все подпольные военные организации, кроме сионистов-ревизионистов.
[Закрыть]готовится перейти по канализационной сети на арийскую сторону, в одном из бункеров отмечают праздник Первомая.
Бойцы поют «Интернационал»…
* * *
– У бундовцев или социалистов тоже были свои святыни и свои авторитеты. Взять хотя бы 1 мая.
– Праздник был, но в приказном порядке никого ни к чему не принуждали. Например, не клеймили, не осуждали кого-то сурово, как это делает Церковь. Вчера ты занималась любовью с неким Иксом, и теперь тебе не отпустят грехи, Господь Бог тебя за это накажет. Такого в Бунде не было. Любить ты мог… ни на что не взирая. Социализм это допускает: люби кого угодно. Черного, желтого, еврея, поляка. У католиков не все так просто. Абы с кем тебя не обвенчают, тем более с евреем.
Впрочем, еврейское мракобесие еще хуже. В Европе, возможно, это не так, но в Израиле! Ведь тамошние «черные» [22]22
Имеются в виду ортодоксальные евреи, неукоснительно соблюдающие основные законы иудейской веры.
[Закрыть]не дают гражданства тем, кто не исповедует иудаизм. Бен Гурион, основатель Государства Израиль, вроде бы был социалистом, но всю нравственную область отдал на откуп религиозным радикалам – «черным» евреям, которые всех остальных ненавидят. Если кто-то влюбится в нееврейку, это плохо, это предательство. И если она захочет обвенчаться с евреем, то должна перейти в иудаизм. Израиль – темное религиозное государство, сконструированное Бен Гурионом так, чтобы туда текли деньги от богатых верующих американских евреев.
– А что для вас самое святое?
– Не понимаю, что такое «самое святое». Спросите как-нибудь попроще.
– Например: что особенно важно? Семья? Друзья? Дом?
– На такой вопрос трудно ответить. Все зависит от обстоятельств, от того, что происходит вокруг. Друзья есть всегда, семья есть всегда; с одними общаешься чаще, с другими реже. Трудно ответить абстрактно. Ведь необязательно почитать как святыню человека, от которого я в той или иной степени завишу, поскольку доверяю ему или признаю высшим авторитетом, – таким человеком может оказаться и тот, кто в данный момент зависит от меня. Можно быть к чему-то сильно привязанным, но это вовсе не значит, что вот оно: «самое святое». Самое святое… Нет, я не знаю, как ответить на этот вопрос.
– В «Гетто борется» [23]23
Книга М. Эдельмана, написанная и опубликованная в 1945 г.
[Закрыть] вы пишете, что даже во время восстания отмечали Первомайский праздник. Как это выглядело? Вы рассказывали Ханне Кралль…
– То, что тех пятерых убили именно в этот день, притом в одном дворе, – чистая случайность. Обыкновенные были ребята, такие же, как мы все. Можно было просто их похоронить, но нам хотелось это как-то отметить. А поскольку было 1 мая, мы спели «Интернационал».
– 19 апреля 1944 года, первая годовщина начала восстания. Как вы ее отметили на своей конспиративной квартире?
– Не помню. Наверно, хорошо выпили.
– Но после войны вы каждый год 19 апреля приезжали в Варшаву, чтобы положить цветы – сначала в развалины гетто, потом к памятнику героям гетто. Вначале вместе с боевыми товарищами и приемной дочкой Эльжуней (есть знаменитая фотография: вы с ней на развалинах гетто), потом в одиночку, еще позже – с сыном Александром, и, наконец, во времена подпольной «Солидарности» [24]24
«Солидарность» – независимый самоуправляемый профсоюз, созданный в 1980 г. и возглавляемый Лехом Валенсой; после введения в Польше 13 декабря 1981 г. военного положения до 1988 г. продолжал действовать нелегально.
[Закрыть] вас сопровождали толпы. И по сей день к памятнику ежегодно приходят сотни людей – в том числе молодежь.
– Все дело тут в памяти. «Самое святое, святыня» – неподходящие слова, важно другое: из-за чего люди приходили. Есть вещи, о которых нужно не только помнить самим, но и напоминать другим, показывать, что они были. Человек разное хранит в памяти, разных людей – в том числе погибших. И не важно, что про них многие сейчас ничего толком не знают. Ведь это нужно не тем, кого нет в живых, а тебе самому. Тебе эта память много дает – ты чувствуешь себя с ними связанным, то, что было, не прошло бесследно, в твоем уме кое-что осталось.
Кроме того, иногда ты поступаешь наперекор кому-то – чтобы другие не думали, будто вычеркнули из мировой истории важные для тебя вещи. Я, например, во времена ПНР хотел показать коммунистам: то, что они говорят, – ложь. Это была своего рода демонстрация.
Отношение к прошлому складывается из многих элементов. Некоторые эпизоды выветриваются из памяти и перестают существовать, но есть и такие, которые хочется сохранить, поскольку для тебя они очень важны. Поэтому ты делаешь все, чтобы они остались в памяти, – не только твоей, но и у других. Тут очень полезны и чисто физические действия: надо посещать значимые для тебя места или кладбища. Недостаточно написать об этом в газете или книге – пожалуй, этого маловато. Физическое присутствие, связанная с ним картинка, даже некий ритуал сильнее воздействуют на чувства. А пробуждение эмоций – ключ к сохранению памяти.
– Но ведь в пятидесятые или шестидесятые годы вы не думали, что когда-нибудь кто-нибудь пойдет вслед за вами к памятнику героям гетто. Вы были в одиночестве.
– Да, но это кололо глаза. Кололо глаза коммунистам, потому что я никогда не ходил на официальные мероприятия. А им очень хотелось, чтобы я был с ними. Они создавали собственную историю, и, когда кто-то приходил к памятнику один, их это раздражало. И еще больше им не нравилось, что потом к этому одиночке стал кое-кто присоединяться.
День 19 апреля начали отмечать только во времена нелегальной «Солидарности». В 1988 году к памятнику пришло несколько тысяч. Были транспаранты Конфедерации независимой Польши, Польской социалистической партии, «Солидарности». Конечно, многие пришли не для того, чтобы почтить память погибших в гетто, а чтобы продемонстрировать коммунистам свой протест. Тут все соединилось. Но именно тогда людям открылась подлинная история. Они осознали, что было вовсе не так, как втолковывали всем эндеки [25]25
Обиходное название членов польских националистических организаций (от Национально-демократической партии).
[Закрыть]: мол, не стоило этим, из гетто, давать оружие – мало того что евреи всегда покорно сдаются, они еще и коммунисты.
– 19 апреля 1983 года – единственный раз, когда в годовщину восстания вы не поехали к памятнику. Коммунисты посадили вас в Лодзи под домашний арест. Как это выглядело?
– Точно не помню. Я был в больнице. Тереса Богуцкая сказала, что ей очень плохо, – стоит, чтобы у нее кольнуло в левой пятке, как она сразу умирает и требует медицинской помощи. Так что она приехала ко мне, а потом мы почему-то поехали в другую больницу, чтобы там посмотрели ее ногу.
У меня тогда была «шкода». Классная машина! Подхожу я к своей «шкоде», а в ней сидит какой-то тип и говорит: «Я из Управления госбезопасности и отвезу вас домой. Вы не имеете права выходить из квартиры, потому что арабский мир готовит на вас покушение». Я спрашиваю: при чем тут арабский мир, у меня с ними ничего общего. Он отвечает, что у них есть секретная информация, бла-бла-бла. Подошла Тереса, садится на переднее сиденье, я ей говорю: «Тереса, это гэбист, он собирается запереть меня дома». Она заявила, что в таком случае будет моим Пятницей и останется со мной на необитаемом острове. Приехали ко мне. Телефон еще работал. Мы позвонили в Варшаву, сообщили, что меня не выпускают.
Потом кто-то приехал сменить Тересу, так как ей нужно было ехать в Варшаву. Позже приехала Паула Савицкая [26]26
Паула Савицкая – деятель демократической оппозиции в ПНР, председатель правления общества «Открытая Речь Посполита» (независимое объединение против антисемитизма и ксенофобии), друг Марека Эдельмана (в ее семье он провел последние месяцы жизни), записавшая с его слов и опубликовавшая книгу «И была любовь в гетто» (М.: Мосты культуры/ Гешарим, 2010).
[Закрыть]. Она даже подралась с милиционерами, потому что они мешали ей делать клецки или лапшу, что-то в этом роде. Наверно, зашли на кухню, и она разъярилась.
Под конец приехала Ханя Кралль. В какой-то момент мы решили пойти погулять. Тогда на нас набросились милиционеры, схватили Ханю, и тут началось. Они тащат Ханю за одну руку, я – за другую…
– Вы вырвали самого выдающегося польского репортера из лап гэбистских палачей.
– Пауле стыдно за эту историю. Ведь они с Ханей, вместо того чтобы включиться в политическую акцию, резали укроп для бульона! Тут милиция, то, сё, а у них укропчик, петрушка. Вот почему вспыхнул бунт – из-за этой петрушки.
– Вы пытались удрать от гэбистов?
– Вначале я хотел уехать из больницы ночью, спрятавшись в машине знакомого лаборанта. Но он почему-то не смог, и я пошел на стоянку такси. Никто за мной не шел, вот я и понадеялся улизнуть. Но тут меня вдруг хватают агенты… это были девушки, высоченные такие, ужас!
Еще я пытался удрать с помощью своего старого товарища Бронека Шпигеля. Он участвовал в восстании в гетто, потом партизанил в Вышкове. Один из немногих, кто остался в живых. Замечательный малый. После войны он уехал в Канаду, жил там и приехал на празднование 19 апреля.
Первую акцию Бронек устроил уже на еврейском кладбище в Варшаве. Профессор Рыбицкий и Анеля Стайнсбергова [27]27
Юзеф Роман Рыбицкий (1901–1986) – филолог-классик, участник польского движения Сопротивления, один из создателей правозащитной организации КОР (Комитет защиты рабочих; 1976). Анеля Зофья Стайнсбергова (1896–1988) – юрист, общественный деятель, адвокат во многих политических процессах.
[Закрыть]должны были возложить цветы к памятнику бойцам гетто. Каждый год возлагали, но в тот день в управление кладбища пришли гэбисты и велели закрыть кладбище раньше времени. Почему? Потому что пан Рыбицкий и пани Стайнсбергова – члены Комитета защиты рабочих, и вообще фуй! Когда Бронек об этом узнал, он предложил повесить этот венок на ворота, а он – участник восстания и гражданин Канады – возьмет его, перелезет через ограду и положит к обелиску. И так и сделал: они повесили венок на ворота, Бронек его взял, перескочил через забор и положил около памятника.
А потом приехал ко мне домой вместе с канадским консулом, чтобы отвезти меня в Варшаву Автомобиль с дипломатическими номерами – гэбисты перепугались. Бронек с консулом входят – весело! По такому случаю мы, как полагается, выпили, а потом Бронек стал фотографировать, как гэбисты цепляются к этому консулу. В конце концов они сели в машину и поехали в Варшаву в сопровождении трех гэбистских автомобилей.
– Лех Валенса тогда вам написал, что восстание в гетто было самым польским из всех польских восстаний. В смысле своей безнадежности, разумеется.
– То, что сегодня называют восстанием в гетто, действительно было безнадежным предприятием. Восстание – это когда есть какая-то цель и замысел или, по крайней мере, надежда на победу. Так что, по сути, наше нельзя назвать восстанием. О победе не было и речи, речь шла о защите гражданского населения, да и то лишь недолгое время. Мы просто хотели хоть немного продлить жизнь этим людям. Ведь известно было, что не навсегда. Мы знали, что у нас нет шансов победить.
Мы были городскими партизанами. А в этом случае, если тебя не поддерживает население, ты неминуемо погибнешь. Городское партизанское движение существует только при поддержке гражданского населения. Поэтому мы продержались, пока в гетто еще оставались кое-какие люди – прятавшиеся там, сям. Хоть они и прятались, но нам помогали. Одно то, что мы знали: где-то они еще прячутся, – было для нас очень важно…
Перенести наши действия за пределы гетто мы не могли, потому что там у нас не было базы. Ведь население Варшавы относилось к нам в лучшем случае безразлично, а часть и враждебно. Конечно, были такие, кто стоял в гарнизонном костеле и, видя горящее гетто, плакал, но их было мало. Остальные рядом катались на карусели [28]28
Восстание началось 19 апреля – в пасхальную неделю 1943 г., и за стеной гетто люди веселились, крутилась карусель, играла шарманка.
[Закрыть].
У нашего восстания не было никаких шансов на победу – даже по идее. Так что это было не восстание, а защита населения.
В разных организациях говорили: этим евреям грош цена, они идут на смерть как бараны, они неспособны защищаться, – и это действовало против нас. Хотя я не видел серьезных вооруженных акций польского подполья в Варшаве до нашей авантюры в гетто в январе 1943 года – еще до восстания.
Первая польская акция – это когда у Арсенала [29]29
«Акция у Арсенала» – 26 марта 1943 г. неподалеку от здания варшавского Арсенала группа членов подпольной харцерской (скаутской) организации «Серые Шеренги» отбила у гестаповцев одного из своих руководителей Янека Бытнара (подпольный псевдоним – Рыжий) и еще 25 политзаключенных.
[Закрыть]отбили Рыжего. Но раньше – в январе 1943-го – Еврейская боевая организация впервые в гетто оказала отпор немцам, когда те пытались продолжить отправку евреев в газовые камеры. Было несколько уличных столкновений, и на пятый день немцы прервали операцию.
Юзеф Рыбицкий, тогда глава Диверсионного отдела Армии Крайовой [30]30
Армия Крайова (АК) – военная организация, действовавшая в 1942–1945 гг. в оккупированной Польше; подчинялась польскому эмигрантскому правительству в Лондоне.
[Закрыть], рассказывал мне про подоплеку акции у Арсенала. Ребята из батальона «Зоська» заявили: мы отобьем Рыжего. Но организация была военная, а командующий, генерал Ровецкий (Грот) [31]31
Стефан Павел Ровецкий (подпольный псевдоним – Грот; 1895–1944) – командующий АК (февраль 1942-июнь 1943); казнен в Заксенхаузене.
[Закрыть], не давал разрешения. Тогда они пригрозили: значит, мы это сделаем без приказа. Рыбицкий пошел к Гроту и сказал: они действительно намерены провести акцию без приказа, так что лучше разреши, иначе потеряешь авторитет. И Грот дал разрешение.
Это была первая вооруженная акция в Варшаве после нашей январской. Правда, Бартошевский [32]32
Владислав Бартошевский (р. 1922) – историк, публицист, дипломат, государственный деятель, участник Варшавского восстания, обладатель почетного звания Праведник народов мира.
[Закрыть]говорит, что раньше где-то в Полесье отбили десятка полтора заключенных… Но акция в маленьком провинциальном городке не могла стать символом борьбы для всей Польши. А когда в центре Варшавы отбивают командира – это уже символ.
В памяти такое откладывается все вместе, обязательно вместе. Только нужно иметь смелость об этом говорить и суметь оценить объективно, не примешивая политики.
Поэтому надо сказать, что, когда в 1988 году несколько тысяч людей под знаменами «Солидарности» пришли к памятнику Героям гетто, это была политическая манифестация против коммунистов. Так же как восстание в гетто было политической манифестацией против фашизма.
Надо говорить без обиняков, рассказывать, как было на самом деле, а не создавать мифы.








