Текст книги "Бог спит. Последние беседы с Витольдом Бересем и Кшиштофом Бурнетко"
Автор книги: Марек Эдельман
Жанр:
Биографии и мемуары
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)
Марек Эдельман
БОГ СПИТ
Спасибо Вам, пан Марек. За все.
Авторы
Я Господь, Бог твой…
И изрек Бог все слова сии, говоря:
Я Господь, Бог твой, который вывел тебя из земли Египетской, из дома рабства.
Когда мы сидим напротив такого человека, как Марек Эдельман, – убежденного атеиста, который, вне всяких сомнений, является образцом поведения для многих людей, в том числе и верующих, – естественно возникает вопрос: могут ли следовать заповедям те, кто отвергают Бога? Управляют ли эти заповеди – и если да, то в каких рамках, – нравственной жизнью приверженцев других религий и, в особенности, атеистов? Нужен ли Бог порядочному неверующему человеку? Впрочем, не следует ограничиваться атеистами – подобные проблемы волнуют всякого, кто сомневается, ищет, бросает вызов установлениям собственной религии, и возникают даже у людей глубоко религиозных, но способных задавать себе трудные вопросы.
И вообще: есть ли место Декалогу в современной западной цивилизации?
Весна 2007 года. К Мареку Эдельману приезжает группа учеников католической школы им. Эдит Штайн [1]1
Эдит Штайн (1891–1942), в монашестве Тереза Бенедикта Креста – немецкий философ, католическая святая, монахиня-кармелитка, погибшая в Аушвице из-за своего еврейского происхождения.
[Закрыть]из Гливице. Это идея Яцека Шиндлера, директора школы и учителя, который организует для своих учеников встречи с великими людьми. К Эдельману он привозит школьников уже не первый год. Ребята рассаживаются где попало – на стульях, на кровати Эдельмана, на полу. Один мальчик, заметно волнуясь, спрашивает у Эдельмана:
– Вы верите в Бога?
Восьмидесятидевятилетний Марек Эдельман отвечает:
– Оставьте его в покое. Он спит.
* * *
– Важнейший вопрос: что для вас самое важное?
– Когда-то я уже говорил: самое важное – жизнь, а если уж есть жизнь, то самое важное – свобода. Но потом кто-то отдает жизнь за свободу, и тогда неизвестно, что важнее. Точка. Браво. Что-то в этом роде. И так ведется испокон веку.
Это где-то напечатано, хватит повторять одно и то же. Не помню в точности, как я сказал, но сказано красиво.
– Да, это хорошо.
Мы помним и другие очень хорошие слова, которые однажды от вас услышали. Вы рассказывали, что, когда вас выгнали из больницы, к вам пришел старый знакомый и сказал: «Если будет худо, я тебя спрячу». Вы так откомментировали эту историю: «Надо приютить битого. Надо спрятать его в подвале. Не надо бояться. И вообще всегда нужно быть против тех, кто бьет».
– Действительно, когда меня выгнали из больницы, из Радома отозвался мой товарищ, Бляхницкий. Мы вместе работали, когда учились на третьем курсе. Он потом женился на богатой, уехал в Радом и там сразу стал ein grosse [2]2
Здесь: важная персона (нем.).
[Закрыть]– заведовал отделением на пятьдесят коек. Хороший мужик. Сам больной – у него был стеноз митрального клапана. Но до того мы сдавали экзамен по специальности – мы уже были врачами, но здравотдел потребовал, чтобы все получили бумажку, иначе зарплата будет ниже и тому подобное. Ну и профессор Якубовский сказал: «Приходите завтра на экзамен».
Стоим мы в коридоре: Рышек Фенигсен, Бляхницкий и я – нашлось только трое таких дураков. И вдруг Бляхницкий теряет сознание. Мы спрашиваем: «Чего ты волнуешься?» Он: «Я не сдам». Я говорю: «Идиот, да он не будет тебя спрашивать. Если б хотел, давно бы просто выгнал». Входим в кабинет, профессор только попросил у нас протоколы, подписал, и до свидания.
Но потом, когда меня уволили, Бляхницкий уже был большая шишка, заведующий отделением в Радоме. У них с этой его богатой женой была квартира – три комнаты с кухней, с альковом и так далее. На дворе 1968 год [3]3
В Польше после студенческих волнений в марте 1968 г. была развязана направляемая правительством антисемитская кампания, в ходе которой польских евреев объявили «пятой колонной» израильского сионизма.
[Закрыть], и он приехал ко мне. У меня как раз была Эльжбета Хентковская, которую Бляхницкий знал, потому что раньше она у нас стажировалась. И он говорит: «Марек, я уже все спланировал. Альков мы отделим перегородкой, получится шкаф, и ты будешь через него входить и выходить. Сможешь у меня прятаться до конца жизни».
Он говорил так, будто снова была оккупация. Эльжбета от волнения расплакалась.
– Всегда, независимо от того, кто этот битый, нужно быть с ним…
– Красиво я сказал, а? Неужели вам не нравится?
– Очень нравится.
– Вот и хорошо. Какие тут нужны комментарии? Ясно ведь: одна фраза – и человек весь как на ладони. У Ромена Гари в «Страхах царя Соломона» героиня удивляется, когда врач (правда, ему уже девяносто лет) говорит, что ему тяжело подниматься к ней на шестой этаж. Она-то знает, в каком подвале он прятался во время войны, и считает, что спасла ему жизнь, потому что тогда его не выдала.
По ее мнению, выдать человека, предать – это нормально, а не выдать – это геройский поступок! Стало быть, старенький доктор должен карабкаться к ней на шестой этаж. Она это заслужила – ведь она спасла ему жизнь.
Это нацистская ментальность, которая угнездилась в умах французов, а может, и других европейцев. Французы ведь были свободны. Париж был открытым городом. Немцы ездили туда развлекаться. Они мечтали попасть во Францию с армией. Пили коньяк, ходили в бордели к девочкам и так далее. Там им жилось потрясающе! Даже у нас в гетто можно было достать французские коньяки – немцы привозили их из Парижа, продавали спекулянтам, а те приносили в гетто. Нужно было только иметь деньги.
Да, в гетто были богатые люди. Торговали с немцами, друг друга обманывали, а торговля себе шла. Немцы не брезговали еврейскими деньгами.
Наоборот, были очень довольны.
Например, поначалу ходили к одному парикмахеру, потому что он хорошо стриг и брил. Казалось, теперь будет жить припеваючи. Но вдруг явились к нему, забрали все имущество, а самого застрелили. Такая вот ментальность: еврей – не человек. Понимаете?
Как говорит Ханна Арендт?
– Банальность зла [4]4
«Банальность зла: Эйхман в Иерусалиме» – книга Ханны Арендт (1906–1975), немецко-американского философа, политолога и историка, основоположника теории тоталитаризма, присутствовавшей на суде над немецким военным преступником Адольфом Эйхманом.
[Закрыть].
– Банальность зла… Да нет, зло – не банальность, оно заложено в человеческом характере. Это худшее в человеке. Человек по природе плохой – иначе он вообще не мог бы существовать. Настолько плохой, что сто или десять тысяч лет назад вырезал всех своих врагов. И выжил, потому что ел и мясо, и траву, всё. Приспособился. А конкурентов уничтожил.
Точно так же великие государства держались на том, что убивали всех вокруг – если только у них были лучше арбалеты и стрелы.
Да и сегодня тоже, хотя бы здесь, в Польше… Что делали с порядочными людьми при Качинских? [5]5
Лех Александр Качинский (1949–2010) – президент Польши (2005–2010), мэр Варшавы (2002–2005), один из создателей партии «Право и справедливость»; погиб в авиакатастрофе в Смоленске (10.04.2010). Ярослав Александр Качинский (р. 1949) – политик, лидер партии «Право и справедливость», премьер-министр Польши (2006–2007); брат-близнец Леха Качинского.
[Закрыть]Ведь чтобы прикончить человека, вовсе не обязательно его застрелить.
В том-то и беда: люди – они плохие. Впрочем, если посмотреть в глаза, видно, кто хороший, кто плохой. Навещает меня одна врачиха, большой ученый, международные конференции, книги, ее на руках носили. А тут вдруг сажают ее мужа – он тоже врач. В чем-то там его обвинили. Люди Качинского, кстати. Не знаю:
виноват он, не виноват… И она внезапно остается одна. Приятельницы боятся с ней здороваться. К тому же она ходит в хороших туфлях, в красивой блузке, продолжает неплохо зарабатывать… в общем, тут прибавляется самая обычная зависть, и отношение к ней становится все хуже.
Поганая у человека натура. Он – неудачный плод эволюции, цивилизация его еще не обуздала. Может, через тысячу лет станет другим. Внешне, возможно, не изменится, но цивилизация его обуздает.
– Инструментом для обуздания может быть Декалог.
– Религия. Декалог. Христос. Прекрасные вещи. Только внедрять их приходилось силой. Откуда взялись десять заповедей? Надо было как-то укротить евреев, идущих из Египта в Израиль. Они же были негодяи, бандиты. Сорок лет не могли дойти до этого Израиля, потому что постоянно друг друга резали. Всем хотелось попасть в эту землю, где молочные реки и кисельные берега, но никто не знал, где она. Знали только предводители, а они натравливали одних на других. Наконец самая сильная группировка навязала остальным эти десять заповедей, чтобы их усмирить. А кто не подчинялся, тех отправляли на тот свет. Десять заповедей навязали насильно – вот как обстоит дело с человеческой моралью.
– Но религия как-то цивилизует людей.
– Да. Некоторых. Но не всех. И нецивилизованные сильнее, потому что десять заповедей смягчают характер человека, не позволяют ему взять в руки нож, чтобы убивать всех вокруг. Один мой приятель заявлял: «Когда меня бьют по одной щеке, я подставляю другую». А я ему на это: «Знаешь, это не так уж и хорошо». А он: «Ну да, но я ведь верующий…»
– А может, все же какая-то из заповедей для вас важна и актуальна?
– Какая заповедь? Перестаньте. Заповеди – это сказка…
Шевах Вайс
Нужно ли безоговорочно верить в одного Бога, чтобы прочитать кадиш [6]6
Поминальная молитва.
[Закрыть]на кладбище?
Выступая несколько лет назад в Едбавне [7]7
10 июля 1941 г. на оккупированной немцами территории польские жители местечка Едвабне (Белостокская область, тогда БССР) согнали в овин и заживо сожгли около полутора тысяч своих еврейских соседей.
[Закрыть], я вспомнил своего деда, перед войной прощавшегося на вокзале с родственниками, которые уезжали в Израиль. Он сказал мне тогда: «Сынок, только оставайся евреем».
С тех пор я не перестаю задавать себе вопрос: что значит быть евреем? И что значит быть евреем после Холокоста? Забыть? Простить? Отомстить? Поверить, что такое никогда больше не случится? А может быть, построить еврейское государство, в котором наша судьба будет в наших руках и мы будем стремиться к спасению в земной жизни? <…>
Наше наследие включает в себя сто шестьдесят девять слов десяти заповедей, которые изначально были моральным законом для нас и для всей западной цивилизации. Это – свидетельство, не требующее подтверждения. Я знал, что быть евреем значит жить у себя на родине и никогда не спускаться с нравственных высот человечества.
Марек Эдельман был атеистом и не очень любил Израиль. Он считал, что это не еврейское, а религиозное государство. В Израиле действительно много религиозных евреев, но вместе с тем много неверующих. Эдельман говорил, что это не имеет значения, поскольку государственная идея такова: все преследуемые евреи – а преследуют их за веру – приезжают и становятся гражданами Израиля.
Да, в широком значении слова вера в одного Бога для Израиля важна. Но разве это странно или непонятно?
Возьмем довоенные годы… Еврейского государства еще не было. Самым важным для евреев тогда было то, что их преследуют. Леон Пинскер [8]8
Леон Пинскер (1821–1891) – врач, общественный деятель, лидер сионистского движения Ховевей Цион.
[Закрыть], в России испытавший на себе, что такое антисемитизм, в конце XIX века опубликовал книгу, в которой писал об антисемитизме как об эпидемии, которой никогда не будет конца. И говорил, что обрести свободу можно, только покинув страны изгнания и вернувшись на историческую родину.
Но как бы сегодня выглядел еврейский народ, если бы любимая политическая организация Марека Эдельмана Бунд [9]9
Бунд (Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России) – еврейская социалистическая партия, действовавшая в России, Польше и Литве с 90-х гг. XIX в. до 40-х гг. XX в.
[Закрыть]победила и евреи получили автономию? Оказались бы они в безопасности? Нет.
Невозможно, описывая историю еврейского народа, обойти вниманием еврейскую религию. Лишенный корней и религиозного самосознания народ не обрел бы и своего государства. Быть может, эта религиозность стала причиной усиления антисемитизма. Тем не менее варварское преследование евреев не имело и не имеет никаких оснований.
Однако вера в одного Бога чревата и другими бедами, связанными с Холокостом. Еще в качестве депутата кнессета я побывал в Польше с группой израильтян, в детстве ставших жертвами освенцимских экспериментов. Тогда на развалинах синагоги в Тарнове мы увидели надпись: «Здесь убивали людей, а Бог молчал». Да, в нашей религии нет однозначного ответа на вопрос, где был Бог во времена Холокоста.
Одни говорят, что человек не в состоянии понять Бога. Другие – что у Бога был план, который нам не дано постичь. Третьи – что Бог во времена Холокоста не видел того, что творилось… Или считал, что так и должно быть… Или – хоть он и Бог – неспособен остановить преступление…
А часть евреев сочла, что Бога нет.
Я сам все еще надеюсь, что смогу ответить на свой вопрос.
Шевах Вайс – израильский публицист и политик. Родился в 1935 году в Бориславе (Львовское воеводство, сейчас Украина); связан с Партией труда (Авода), был спикером кнессета, послом Израиля в Польше. Председатель общественного совета Мемориального института «Яд Вашем», доктор политологии, профессор отделений средств массовой информации в Хайфском и Варшавском университетах, автор нескольких десятков книг – в том числе детских, научных (в области политологии) и по тематике Холокоста.
Да не будет у тебя других богов, кроме Меня!
Не делай себе кумира и никакого изображения того, что на небе вверху, и что на земле внизу, и что в воде ниже земли.
Не поклоняйся им и не служи им; ибо Я Господь, Бог твой, Бог ревнитель, наказывающий детей за вину отцов до третьего и четвертого рода, ненавидящих Меня.
И творящий милость до тысячи родов любящим Меня и соблюдающим заповеди мои.
Идет ли тут речь только об отношении к Господу? Или также об иерархии целей и ценностей в земной жизни? Понятно же, что, если верующий человек, вместо того чтобы служить Богу, предпочитает, например, добиваться финансового успеха, он нарушает вышеупомянутые правила. Ну а если эти правила нарушает человек неверующий?
Есть и более серьезная проблема: в жизни как верующих, так и неверующих порой возникают экстремальные ситуации, когда люди отрекаются от Бога ради собственного спасения или спасения своих близких. Не говоря уже о таких запредельных ситуациях, когда мы действительно не видим Бога. Нарушаем ли мы в таких случаях эту заповедь?
В гетто вера в Бога иногда приводила к тому, что верующие погибали первыми – например, ортодоксальные евреи из Агуды… [10]10
Агуда – международная ультраортодоксальная еврейская организация (основана в 1912 г.).
[Закрыть]
Весной 1942 года в Варшавское гетто, куда прибывали эшелоны, привозившие людей из ликвидируемых в других местах гетто, попали ортодоксальные евреи из Восточной Польши. Это была практически единственная группа, демонстративно славившая Бога. Спустя годы многие историки Холокоста будут анализировать связь поведения человека с его религиозностью.
* * *
– В отличие от большинства еврейских детей, вы воспитывались в нерелигиозной семье. Как у вас дома относились к еврейским традициям: вере, религиозным праздникам, обрядам? К примеру: соблюдали кошерность пищи?
– Господи, что им от меня нужно, ведь я был ребенком! Мне было лет восемь, девять. Во время еврейских праздников, когда все отправлялись куда-то веселиться, мы с мамой ходили в оперу. Вот и все. Так было, когда я был маленьким мальчиком. В моей биографии это, правда, несущественная страница. Про все, что было до войны, я вам давно рассказал, а вы цепляетесь как банный лист: скажи, ты чихнул налево или направо? Повторяю: все, что было до войны, стерлось. Поймите это.
– А когда евреев уже загнали в гетто – верующие, глубоко религиозные люди соблюдали традиционные ритуалы? Молились? Как они себя вели?
– У меня с ними не было никаких контактов.
– Но вы хотя бы должны были это видеть. Ведь непосредственно перед большой акцией по уничтожению гетто вы участвовали в совещании представителей политических партий, на котором присутствовал также представитель Агуды – партии религиозных евреев.
– Он тогда говорил: Бог так хочет, Бог нас спасет… Но с Агудой в гетто не очень-то считались. Глава юденрата, Адам Черняков [11]11
Адам Черняков (1880–1942) – инженер, в 1930-е гг. – сенатор Польши, в 1939–1942 гг. возглавлял юденрат Варшавского гетто. Узнав о том, что нацисты планируют массовую депортацию евреев в лагерь уничтожения Треблинка, покончил жизнь самоубийством. Юденраты – административные органы самоуправления, действовавшие в каждом еврейском гетто на оккупированных территориях.
[Закрыть], подобрал себе несколько сотрудников из этой партии, но сама организация не относилась к числу тех, которые что-либо решали. Один из этих людей был владельцем похоронного предприятия, у другого имелась еще какая-то, тоже полезная фирма, то есть они были нужны общине. Но помимо этого никакой роли в общественной жизни не играли. Деньги какие-то они получали, но ни в движении сопротивления, ни в культурной жизни участия не принимали. В гетто, например, по вечерам – конечно, если было тепло – почти в каждом дворе проходили разные культурные мероприятия, спектакли, сольные концерты. Ворота были заперты, выходить запрещалось – комендантский час, но, пока еще было светло, писатели читали свои произведения, дети пели, актеры устраивали спектакли. Будто бы нормальная жизнь в нормальном городе…
Но организовывали все это не религиозные евреи, а просвещенная общественность. Это делали мы: Бунд, левые и так далее.
Разумеется, религиозные евреи со своими бородами и пейсами выделялись, так что немцы хватали их, ставили на бочки, брили принародно, часто все это фотографируя. Вскоре таких стало намного меньше – никто не хотел из-за бороды навлечь на себя беду.
Да, я помню этих «мертвых хасидов». Ди тойте хасидим.Последователи ребе Нахмана из Брацлава [12]12
Раввин Нахман из Брацлава (1772–1810) – основатель брацлавского хасидизма, для своих последователей навсегда оставшийся единственным «истинным цадиком» (отсюда их прозвище – «мертвые хасиды»).
[Закрыть], которые после его смерти так и не признали никого своим главой.
Они жили на Дзельной, 40. Приехали с Украины, молились, прекрасно пели, танцевали, но со временем их становилось все меньше. Сначала они сбрили бороды, потом сняли эти свои лапсердаки, а потом все бросили и растворились где-то в гетто.
– Верующие евреи придерживались мнения: «Бог так хочет» или все-таки по мере приобретения в гетто все более страшного опыта начинали терять веру и говорить: «Бога нет», раз он допускает такие ужасы и уничтожение людей?
– Какое там… Они говорили: «Бог так хочет», но кто так думал? Все ненавидели этого Бога, который позволяет убивать людей. Немцы ведь начали убивать сразу. Сразу поставили этого еврея на бочку. Ну что вы зациклились на этой религии…
– Но человек, если ему плохо… По крайней мере некоторые тогда ищут Бога. Ждут от Него помощи, спасения.
– Не знаю. Я не из таких. Никто из моих друзей и знакомых, никто из моего окружения не искал Бога – все только ненавидели Гитлера. Что это за Бог? Где он? Его не существует. Если Бог велит убивать людей, значит, Бога нет. Кто о нем думал? Ты знал: если стреляют, надо убегать, чтобы в тебя не попали. При чем тут Бог?
Впрочем, обыкновенные люди часто даже не знали, как себя вести, когда стреляют. Не понимали, что иногда от пули можно уклониться. Так что толпа, которую гнали на Умшлагплац [13]13
Умшлагплац (нем.) – перевалочный пункт в гетто, обычно площадь или другое открытое место, где решалось, кого отправить на смерть, а кто еще годен для работы. В Варшаве для упрощения депортации была проведена специальная железнодорожная ветка, соединявшая Умшлагплац с основной железной дорогой.
[Закрыть], хоть в нее и стреляли, шла дальше… Кто-то падал, другие его обходили… Проблема Бога вообще не важна. При гитлеровском бандитизме ее не существовало. Важно было одно: выжить.
– Вы никогда не были верующим? Хотя бы чуточку?
– Не занудствуй, как старая дева.
– Нас трудно назвать примерными католиками, но какое-то отношение к Господу Богу у нас есть.
– У вас есть, а у меня нет.
– Ханна Кралль придумала для своей книги о вас гениальное название: «Опередить Господа Бога» [14]14
Ханна Кралль. Опередить Господа Бога. М.: Текст; Книжники, 2011.
[Закрыть].
– Это совсем другое. Это метафора: не поддаваться слепому року, не сдаваться без борьбы. Что это значит – Господь Бог? Ведь не Господь Бог отнимает жизнь, ее отнимает болезнь. Идея в том, что надо оставаться с больным человеком до самого конца и, несмотря на все препятствия, стараться продлить ему жизнь. Вот что такое «опередить Господа Бога». В книге еще поясняется: пока он не погасит свечу. Это красиво звучит, но смысл понятен: ты должен сохранить самое главное. И поэтому надо пытаться «опередить Господа Бога» – наперекор природе, потому что Господь Бог – не природа. Понимаете? Болезнь – не результат чьей-то злой воли, а так распорядилась природа. В названии книги использовано популярное понятие – «Бог». Но фактически речь в ней идет о человеке – о том, какой он, какова его жизнь; о том, что он хочет, даже наперекор природе, спасти то, что считает ценностью. «Опередить Господа Бога» – это значит опередить природу. Нет наверху никого, кто бы указывал: «Ты должен умереть!» Никто там не сидит и не указывает: вот этот должен умереть.
– Мы как раз были здесь у вас, когда к вам приехала группа учеников католической школы им. Эдит Штайн из Гливице. И один из этих ребят спросил про Господа Бога. Вы сами тогда сказали ему, что Бога придумали люди как своего рода костыль: когда тяжело, человек пытается на него опереться.
– Не знаю… Поймите, мне недоступна вся эта мистика. Когда человек в безвыходном положении, у него нет надежды. Я не видел людей, которые в таких случаях искали бы Бога.
Скорее, они искали не Бога, а где бы спрятаться.
Тадеуш Славек
«Да не будет у тебя других богов, кроме Меня», – сказать так, по-моему, можно только, если претендуешь на свою исключительность. Бог говорит: Я – самый главный, и только ко Мне нужно прислушиваться. Внимание человека должно быть приковано к Богу, больше того – к ЭТОМУ конкретному Богу. Однако нет правил без исключений, и в этом правиле тоже нетрудно их найти: там ведь сказано, что нельзя ставить превыше ЭТОГО Бога других богов, но это не означает, что человек не может вознести выше Него какие-то дела, предметы, идеи, каких-то людей. Казалось бы, Бог должен ревновать лишь к Своим божественным сестрам и божественным братьям, но ни к кому больше. Если пойти на шаг дальше, то можно сказать, что Бог посылает нам испытание. Нам предлагается признать, что мы не можем ничего поставить превыше Бога – тем самым будет установлен нерушимый порядок и нам гарантирован полный покой (шире говоря – «святой покой»): ведь, коли мы располагаем чем-то, что «превыше» всего, ничто не в состоянии нас потрясти и даже взволновать. Иными словами: при таком положении вещей все, что нас волнует и вызывает сомнения, следует воспринимать с абсолютным спокойствием. Но мы можем поступить иначе: сочтя, что Бог имел в виду только Своих божественных сородичей, вознести превыше Него то, что ниже, то, что обречено на страдания и подвластно воле судьбы. Тогда, согласно божественному наставлению, можно то, что небожественно, вознести выше того, что свято, и оно «затмит» Бога, который окажется лишь в его тени.
Беатификация небожественного – двойное возвышение человеческого. Во-первых, дела людские ставятся так высоко, что даже Бог уступает им место. Это отнюдь не означает, что человек узурпирует место Бога; возвышается небожественное, то есть тут и речи нет о тех, кто обладает силой и могуществом, ровно наоборот: ущербные и слабые, страдающие и больные ставятся выше Того, кому неведомы недуги. Но есть и иная беатификация: когда возвышение носит не вертикальный, а горизонтальный характер. Это – вынесение не «выше», а «за пределы»: то, что неожиданно выносится, на самом деле переносится через границы своей территории, покидает свое изначальное место, расстается со своим, часто тягостным, рутинным существованием с его закоренелыми привычками и предубеждениями и в результате приобретает дистанцию по отношению к самому себе.
«Да не будет у тебя других богов, кроме Меня», – в этой фразе слышится и другой голос. Начиная, по меньшей мере, с эпохи Просвещения так обращается к нам наука, которой в нашем мире придается столь большое значение. Мы мечтаем, чтобы ее слово было последним и решающим. Однако сегодня рассматривать две трактовки вышеупомянутого «вынесения» следует очень осторожно. Естественное стремление науки – подняться «выше» переменчивой и нестойкой действительности, ибо наука формулирует законы, по ее мнению, устойчивые, неизменные. Наука говорит: он страдает. Но второй вариант трактовки «вынесения» преподносит нам другой урок: приняв этот вариант, мы оказываемся «за пределами» любой абстрактной обобщенности, где нет уже никакого порядка и покоя, где рассматривается только конкретный случай. Не какой-то безразличный мне он страдает, сейчас страдаю я. И тогда я ставлю кого-то «впереди» Бога. Даже если я не признаю святым того, что для той или иной конфессии свято, я «примечаю» (хотя это очень неудачный глагол) Бога, но – на другой линии, в другом месте. Только такое место «божественно» (сейчас это слово кажется мне удивительно неподходящим). Я соблюдаю заповедь: нет у меня другого бога, кроме ЭТОГО Бога.
Тадеуш Славек – поэт, переводчик, эссеист, литературовед. Родился в 1946 году. Много лет связан с Силезским университетом (был его ректором); специалист по истории английской и американской литературы, переводил, в частности, Уильяма Блейка, Аллена Гинзберга, Шемаса Хини, но также Джона Леннона и Джима Моррисона, потому что музыка – его хобби: он давно уже записывает чтение стихов и музыку для контрабаса (форма «эссе для голоса и контрабаса»). Публицист еженедельника «Тыгодник повшехны», печатался также в журналах «Брульон», «Одра» и др.