Текст книги "Ты полюбишь вновь"

Автор книги: Марджори Льюти

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)

Эйлин их тоже заметила.

– Красотка с обложки, – выдохнула она, когда американская красавица продела руку под локоть Робина с видом законной владелицы.

Робин тоже их увидел, помахал рукой и виновато пожал плечами, как бы говоря, что народу слишком много и он не может к ним пробраться.

Несколько минут спустя все начали продвигаться в сторону бильярдной, где мистер Рандт установил кинопроектор, и Робин пропал из виду.

Показ состоял из нескольких короткометражных документальных фильмов, в основном про природу. Как отметил в речи перед показом мистер Рандт, фильмы еще не выходили в широкий прокат. Все они оказались очень интересными – подводные съемки каких-то необыкновенных рыб, джунгли, пустыня с огромными колючими кактусами; в другое время Мэнди смотрела бы не отрываясь, но сейчас она испытывала все нарастающее волнение, словно в ожидании чего-то. Стоит ей только поговорить с Робином – пыталась она успокоиться, – и сразу придет в себя.

Но произошло это лишь после ужина.

– Мэнди… привет, детка. – Он сжал ее руку. – Это и есть твое новое платье? Очень хорошенькое. Тебе здесь нравится?

– Да, очень. – Она словно язык проглотила. Здесь, в этом роскошном доме, Робин казался ей. чужим. – Как твои дела? – спросила Мэнди, стараясь говорить непринужденно и раскованно.

Он поморщился:

– Как я и думал… надо быть здесь, там и всюду сразу. Боюсь, сегодня мы с тобой не сможем побыть вместе.

– Мне и так хорошо, – сказала она.

Тут через зал прошла Вирджиния Рандт, длинный подол ее платья почти волочился за ней.

– Ро-обин! Ах вот ты где! – Она положила маленькую белую ручку ему на рукав. – Папа просил тебя найти Смита, пусть он принесет в зал еще два ящика шампанского.

Хотя она при этом очаровательно улыбнулась, ее слова больше походили на приказ, с изумлением отметила про себя Мэнди. Она читала про американок, которые ведут себя по-мужски. Эта девица была явно из их числа.

Робин замялся, переводя взгляд с одной на другую.

– Поторопись, любовь моя, – процедила Вирджиния и, вскользь улыбнувшись Мэнди, прошелестела дальше, к зимнему саду, где уже начинались танцы.

Мэнди приподняла бровь:

– «Любовь моя»?

– Американцы так говорят вместо «дорогой», – усмехнулся Робин. – Это слово у них просто в ходу, это ничего не значит! – Он вынул платок и тайком вытер лоб. – Фью! Да, за такую работу надо требовать приличный гонорар. – Однако голос у него был веселый, скорее даже в нем слышалось облегчение.

Когда он ушел выполнять поручение, Мэнди отошла к стене зала, приготовившись стоять там, разглядывая красивые вечерние платья дам и наслаждаясь легкой праздной атмосферой бала. Это был тот мир, куда так стремился попасть Робин, мир, в который предстоит войти и ей, когда они поженятся. Теперь у нее не оставалось сомнений, куда метит Робин, – на вершину социального успеха. Но нужно ли ей это? Конечно, рассудительно заметила она сама себе, конечно нужно. Сейчас она немножко чувствовала себя Золушкой на балу. Но, надо думать, Золушка неплохо провела время при дворе, выйдя замуж за своего Принца! При этой мысли на губах Мэнди появилась легкая улыбка.

Где-то у нее за спиной зазвенел электрический звонок, и служанка быстро пошла открывать. Тут же появилась и миссис Рандт в блистающем стразами платье, и Мэнди услышала, как она высоким голосом приветствует какого-то запоздавшего гостя.

– Конечно, сэр. Вы ничуть не опоздали, сэр Саймон. Прошу вас, проходите. И ваша дама тоже, мы очень рады…

Значит, Саймон все-таки пришел! Мэнди не могла понять, почему она так обрадовалась. С тех пор, как Пип поселился в «Дауэр-Хаус», ее чувства к владельцу этого дома, как она теперь поняла, несколько изменились. Став другом для Пипа, Саймон стал и ее другом. Они могли сколько угодно спорить и не соглашаться, но постепенно за его напускным цинизмом Мэнди начала чувствовать обоснованность и надежность, которых не замечала раньше.

Сегодня вечером Саймон показался ей почти симпатичным: импозантный, в своем обычном мрачноватом, байроновском стиле. Вечерний костюм сидел безупречно, рубашка тоже, как всегда, была белоснежной.

Мэнди перевела взгляд на его спутницу, и дыхание у нее перехватило. Девушка была хрупкая, стройная и едва доставала Саймону до плеча. Одета в простое белое платье, пшеничные волосы заплетены в косу, обвивавшую лоб, линия губ нежно изгибалась, и Мэнди с другой стороны зала видела, что глаза у нее глубокого прозрачно-голубого цвета. Эта была та самая девушка, чью фотографию она видела в кабинете у Саймона… девушка, которую Робин называл кровожадной тигрицей… Никола Марсден.

Первая мысль Мэнди была о Робине. Его надо хотя бы предупредить. Ему в свое время нелегко было вырваться из лап этой хищницы, даже пришлось бросить работу и карьеру в фирме ее отца. Разумеется, будет очень неловко, если он вдруг встретит ее здесь, ни о чем не подозревая.

Но не успела Мэнди сойти с места, как из соседней комнаты вышел Робин собственной персоной с тарелкой сандвичей и стал пробираться среди гостей, которые стояли небольшими группками, болтали, смеялись, перекидываясь с ним какими-то шутками, когда он проходил мимо.

Мэнди сделала было шаг вперед, даже не заметив этого, но было уже поздно. Робин оказался лицом к лицу с девушкой в белом платье.

То, что произошло потом, было похоже на сцену из второсортного фильма. Сначала Робин застыл на месте, покрывшись малиновой краской, а в следующее мгновение блюдо с бутербродами оказалось на полу, с грохотом разлетевшись по натертому дубовому паркету.

Какая-то женщина завизжала:

– Мое платье! Он выбил у меня из рук стакан!

Потом поднялась страшная суматоха. Кто-то кинулся подбирать бутерброды, крича:

– Осторожно! Здесь повсюду битое стекло! Где этот недотепа, который все это устроил?

Появилась служанка с совком и веником, и вскоре беспорядок был убран. Женщину, которой испачкали платье, увела с собой миссис Рандт. А Робин исчез.

Саймон глубоким голосом окликнул Мэнди с другого конца зала:

– Ах, вот же она, Никола. Мэнди, у нас для вас новости.

Они шли ей навстречу, взявшись за руки, как счастливые любовники… или как старые друзья.

– Никола, познакомься, это Мэнди Фенн. Мэнди… Никола Марсден.

Искренние голубые глаза посмотрели на Мэнди, девушка протянула ей руку и сказала спокойным, дружелюбным тоном:

– Как поживаете, Мэнди? Я слышала про вас много рассказов из уст юного мистера Пипа. Мы принесли вам от него весточку: он страшно горюет, что не увидит вас в вашем новом вечернем платье. Так, Саймон?

– Совершенно верно.

Мэнди пыталась собраться с мыслями.

– Мне придется надеть его завтра снова, специально для Пипа.

Саймон сделал кривую мину:

– Тогда он не заснет сегодня полночи, будет ждать этого момента. Я предлагаю отвезти вас к нему немедленно, вот только пойду поздороваюсь с хозяином и хозяйкой и выпью чего-нибудь, а потом доставлю вас в «Дауэр-Хаус», чтобы Пип мог вами полюбоваться. Чтобы не волновать миссис Доббин и самого Пипа, может быть, приедем сюрпризом? Идите возьмите свое пальто.

Через несколько минут она уже шагала рядом с ним по открытой площадке перед домом, где рядами стояли припаркованные машины.

– Мне пришлось оставить машину сбоку. Нигде не мог найти места, – сказал Саймон.

Он открыл ей дверцу, затем сел за руль.

– Сначала надо оглядеться, – пробормотал он. – Не хочется заехать в клумбу с геранями.

Он включил фары и вдруг воскликнул «Черт!», не в силах сдержаться.

Свет фар ярко осветил две фигуры, слитые в объятии, на фоне темных кустов. Мужчина стоял наклонив голову, и на свету были ясно видны его светло-золотистые волосы. Девушка жадно прильнула к нему, обхватив руками за шею, ее черное платье сливалось с его темным вечерним костюмом.

Через секунду они исчезли в темноте.

– Черт, – снова выругался Саймон, заведя наконец мотор и подавая машину задним ходом.

Автомобиль со скрежетом вылетел на асфальтовую дорожку, за ворота и на улицу.

Они проехали полмили до «Дауэр-Хаус» в полном молчании. Саймон выключил зажигание и сказал:

– Это был ваш Робин, да?

– Да.

– Я бы не стал относиться к этому слишком серьезно, – продолжал он. – Ведь не всегда в этом виноват мужчина, к тому же сегодня было слишком много шампанского.

Она промолчала. Как она могла рассказать ему про темный страх, словно заливавший ее изнутри, поглощая все?

Саймон вышел из машины и открыл Мэнди дверцу. Она не шелохнулась, и он мягко спросил:

– Может, действительно сейчас лучше не ходить к Пипу? Я постараюсь его успокоить, придумаю что-нибудь.

Мэнди перевела дыхание. Горло ее сжалось.

– Нет, я пойду, – проговорила она с трудом и улыбнулась. – Не могу разочаровать Пипа только потому, что мой жених целовался на танцах с юной красоткой, правда ведь?

О, если бы дело было только в этом, думала она, поднимаясь по лестнице вслед за Саймоном. Она не могла выбросить из головы взгляд Робина, его лицо, когда он увидел перед собой Николу Марсден… это было лицо человека в отчаянии, лицо человека, загнанного в ловушку.

Пип упорно сидел на постели, тараща сонные глаза.

– А, пришли наконец, – с удовлетворением сказал он. – А я вас ждал.

Мэнди покрутилась перед ним, демонстрируя свое платье, широкая желтая юбка красиво кружилась у ее ног.

– А теперь танцуйте… вдвоем, – скомандовал довольный Пип.

Мэнди беспомощно посмотрела на Саймона. Он слегка поклонился ей и сказал самым серьезным тоном:

– Могу я пригласить вас на танец, мисс?

– Я… я не очень хорошо танцую.

– И я тоже. Но надеюсь, наш юный друг будет к нам не слишком строг?

Он вопросительно взглянул на Пипа. Тот явно был очень горд тем, что Саймон обращался к нему как к взрослому, хотя и не совсем понимал, о чем идет речь. Мальчик усмехнулся и поощрительно захлопал им в ладоши.

Когда Робин только еще собирался вернуться в Англию, Мэнди, готовясь к его приезду, предусмотрительно взяла несколько уроков танцев. И теперь, когда Саймон вел ее по комнате, кружа в каком-то подобии быстрого степа, она легко следовала за ним, приноравливаясь к его хромоте.

– Благодарю вас, – не менее торжественно откланялся он, отпуская ее. – Вот не думал, что мне еще доведется потанцевать, к тому же с таким удовольствием. – Он присел на край кровати Пипа и сказал: – Видишь, старина, даже мы, хромоножки, можем иногда не отставать от прочих, если как следует постараемся.

– Но тебе Мэнди помогала, – отметил Пип.

– Да, и я этого не забыл, – кивнул Саймон.

После этого Пип позволил уложить себя спать, подоткнуть со всех сторон одеяло, и Мэнди увидела, что он заснул прежде, чем она включила ему ночник.

Саймон ждал ее внизу.

– Идите выпейте чего-нибудь, потом я отвезу вас назад, – сказал он и повел ее в свой кабинет, не дожидаясь ответа. – Это вас подкрепит. – Он наливал ей что-то в бокал из стеклянного графина. И вдруг воскликнул: – Воды нет! Вот я задам этой миссис Доббин!

Он пошел на кухню. Мэнди, оставшись одна, стала рассматривать гравюры и рисунки, висевшие на стенах. Что угодно, лишь бы не эта ужасная сцена в темном саду, которая так и стояла у нее перед глазами.

– Нравятся?

Она не заметила, как вернулся Саймон.

– Мне… нет, не очень. Военные гравюры такие мрачные. Но мне нравятся вот эти, фантазии. Подсолнечник с солнцем и пляж в Димчерче…

– Ага, вот как! Я, кажется, не приглашал искусствоведа в свое скромное холостяцкое жилище.

Она вспыхнула:

– Ну что вы, я вовсе не то имела в виду. Просто в свое время много бродила по галереям. Это было недорого и приятно.

– А кому еще из современных художников вы отдаете предпочтение, кроме Нэша?

Она кинула на него осторожный взгляд, но в серых глазах сейчас не было насмешки. Мэнди подумала: «Он старается меня отвлечь… от той сцены, что мы видели… какой милый».

– А… – Она задумалась. – Моне, конечно, с его чудесным цветом. Дафи. Он такой яркий и веселый. Пауль Клее довольно мил, эти его грустные маленькие человечки…

Он одобрительно кивал в такт ее словам, пока она по пальцам перечисляла имена.

– А Пикассо? – напомнил он.

Но Мэнди отрицательно покачала головой:

– Нет, терпеть его не могу.

Саймон тихо улыбнулся:

– Я так и думал. Однако я думаю, вам должны понравиться некоторые его работы. У меня есть альбом репродукций, как-нибудь покажу вам. А теперь будьте умницей и допивайте свой бокал.

Она залпом выпила то, что он ей протянул, и напиток обжег ей горло.

– Хотите придать мне мужества?

– Время от времени нам всем это бывает нужно, – сказал Саймон просто, ставя на поднос оба стакана.

Мэнди посидела не двигаясь. «Возвращаться! – думала она. – И снова видеть Робина и ту девушку! Нет, это невыносимо!»

– Наверное, с моей стороны это трусость, – слабо проговорила она, – но что, если я попрошу вас отвезти меня прямо домой?

Саймон ответил не сразу. Потом спокойным голосом, безо всякой интонации сказал:

– Полагаю, головная боль до сих пор может служить уважительной отговоркой для дамы. А трусость тут вовсе ни при чем, если учитывать обстоятельства. Я извинюсь за вас перед хозяевами.

– Вы очень любезны, – прошептала Мэнди, когда за ними захлопнулась парадная дверь и они шли к машине.

Он молча сел за руль, включил зажигание и передние фары и только тогда ответил – так сердито, как никогда еще с ней не разговаривал:

– Я бы сделал гораздо больше. Я бы сшиб этому парню голову. И с огромным удовольствием, по одному только вашему слову, Мэнди. Но разумеется, этого слова я от вас не услышу.

Вопрос был явно риторическим и не требовал ответа, да Мэнди и не могла говорить.

Машина остановилась перед фермерским домом. Все его окна были темными. Саймон помог ей выйти, подождал, пока она открыла дверь, потом коротко кинул «Доброй ночи», сел и уехал. Она смотрела, как красные огоньки исчезают вдали, затем почти на ощупь повернулась и вошла в дом.

На следующее утро Дик зашел на кухню с довольно мрачным видом. Было около десяти часов утра.

– А где Мэнди?

Эйлин повернулась к нему от плиты:

– Она осталась лежать у себя в комнате. У нее все еще голова болит. А что такое, Дики, что-то случилось? – Она быстро подошла к мужу.

– Да уж, случилось. Я только что виделся с Саймоном. Представляешь, этот парень, Марш, уехал вместе с этой девицей Рандт. Так что ты в конце концов оказалась права, Эйлин.

– Мэнди… бедная Мэнди! Дик, какой ужас! – Она села, вернее, упала на ближайший стул. – Хуже просто быть не может. Вот бы мне с ним сейчас поговорить. Я бы… я бы его…

– Да, и я тоже, – подхватил Дик, глянув на свои большие руки.

– Расскажи, а что именно произошло и откуда ты все узнал? – принялась расспрашивать Эйлин.

– Старик Рандт прибежал с утра к Саймону за советом, что делать. Судя по всему, они сбежали на рассвете, на машине Вирджинии… у нее полугоночная машина. Вирджиния оставила у себя в спальне записку, довольно, надо отметить, бессвязную. Похоже, у нее голова забита всякими романтическими бреднями, в духе рыцарских романов. Папаша Рандт рвет на себе волосы, а жена валяется в обмороке.

– Но… но ведь они не могут так просто взять и пожениться? По-моему, сейчас моментальные браки вне закона.

Дик пожал плечами:

– Откуда мне знать? Но по-моему, Робина Марша это меньше всего волнует. Он наверняка знал, что их так быстро не поженят. Тем более, что девчонка – американка, это еще больше осложняет дело. Но я тебе скажу, у американцев довольно строгие взгляды. О да, я знаю, они очень спокойно смотрят на развод, но дело в том, что до развода надо еще пожениться.

– Да, – рассеянно кивнула она. – Я все думаю о Мэнди. Как она это воспримет? Для нее это будет такой удар. Она ведь столько лет жила одним Робином. Это убьет ее наповал.

Дик набил трубку табаком и тщательно размял его.

– Может быть, ты ее плохо знаешь. В ней есть стержень. Не думаю, что она так легко падет духом.

Эйлин ударила кулаком по столу:

– Но я одного не могу понять… почему это случилось именно сейчас? То есть я хочу сказать, Мэнди ни за что не стала бы навязываться мужчине против его воли. Робин мог бы все ей выложить начистоту. В конце концов, все эти тайные ночные бегства с возлюбленным он-то сам ни в грош не ставит. Наверное, что-то такое произошло, что подвигло его на это.

Он пожал плечами:

– Может быть.

Эйлин подошла к нему и прижалась щекой к его пиджаку.

– Придется мне пойти и все ей рассказать, – вздохнула она, – обязанность не из приятных.

Дик обнял ее одной рукой и притянул к себе:

– Я знаю, милая моя, я все понимаю. Но все равно кто-то ей должен будет рассказать, и думаю, ей будет легче узнать все от тебя.

Мэнди тихо стояла у окна в своей комнате, когда Эйлин постучала и вошла. Так непривычно было видеть Мэнди с опущенными плечами, что у Эйлин дрогнуло сердце.

– Детка, как твоя голова, лучше?

Мэнди повернулась к ней и улыбнулась:

– Да, немного получше, кажется. Сейчас спущусь, помогу тебе приготовить завтрак.

Эйлин сделала шаг вперед и остановилась:

– Мэнди, я… я хочу тебе кое-что сказать…

Она увидела, как ее подруга замерла и побелела словно полотно.

– Это… касается Робина, да?

– Да. – Эйлин отвела взгляд, до того безжизненным стало лицо Мэнди.

– Говори быстрее, Эйлин, не томи.

Эйлин прокашлялась:

– Они уехали вместе вчера вечером… сбежали… Робин и Вирджиния Рандт. Мэнди, дорогая, Мэнди, не надо так убиваться! – Она схватила стул и осторожно усадила подругу. – Детка, он тебя не стоит, правда. Если он может так поступить с тобой, не стоит о нем жалеть ни секунды.

Она крепко обняла Мэнди за плечи, а сама отчаянно что-то говорила и говорила. Слова были не способны заглушить боль – Эйлин знала это, но надеялась, что ее любовь пробьется к несчастному сердцу и немного утешит подругу.

– Поплачь, Мэнди. Не обращай на меня внимания. Нужно выплакаться как следует, тебе станет легче.

– Я не могу, – ответила Мэнди слабым, сдавленным голосом. – Странно, правда? Но я совсем не могу плакать.

Она встала.

– Не понимаю, у меня что-то с коленями, – сказала она с неуверенной улыбкой. – Такая слабость в них. А в остальном я в порядке. Пойду, пожалуй, погуляю, Эйлин. Одна, сама по себе. Ты не против?

– Ты же знаешь, что нет. Только… ты точно в порядке?

– Я в порядке, – ровно подтвердила Мэнди. – Просто мне сейчас хочется побыть одной.

Они вместе спустились по лестнице. Эйлин сунула подруге легкий плащ:

– Я положила тебе в карман пачку печенья.

Она стояла и смотрела ей вслед, пока Мэнди не скрылась из виду, понурая тоненькая фигурка, она медленно шла по тропинке, ведущей в пологие холмы за фермой.

– Ну что? – спросил Дик, подойдя к жене.

Эйлин медленно повернулась к нему.

– Ты был прав, Дики, – сказала она. – Совершенно прав.

Мэнди дошла до вершины холма и села на траву. «Почему я ничего не чувствую?» – думала она. Ей казалось, что ее накрыла огромная зеленая волна, и не могла толком понять – утонула она в ней или нет.

Наверное, из-за того, что все ее чувства притупились, мозг работал исключительно ясно. Ей стало вдруг так понятно все то, что она не хотела видеть раньше. Робин вернулся к ней не потому, что любил ее, а потому, что сам пережил трагедию и хотел, чтобы она его утешила. А придя в себя, бросил ее без малейших сомнений, даже не задумываясь.

Она вспомнила тот день в ее квартире. Он ведь сначала не хотел ехать на ферму к Эйлин. И только когда она сказала, что по соседству снимает дом семейство Рандт, вдруг передумал. Робин по-прежнему делал вид, что любит ее, потому что она была ему нужна. Теперь Мэнди точно знала: он не рассказал Рандтам о том, что они помолвлены.

Он играл нечестно… подло, коварно. Он лгал ей, совершенно не заботясь о ее чувствах, бездушно используя ее в своих интересах. А может быть, он вообще никогда не любил ее? Теперь ответ был ей ясен и очевиден. Робин никогда никого по-настоящему не любил, кроме себя самого.

Интересно знать, что на самом деле произошло между ним и Николой Марсден? Наверное, про нее он тоже налгал? Даже по первому впечатлению, которое Мэнди вынесла из короткой встречи с девушкой, было ясно, что это так. Может быть, когда-нибудь правда выплывет наружу.

Она заложила руки за голову и легла на спину на теплую траву. Все вокруг было так прекрасно; свежее, чистое, цветущее, готовое к началу лета. В начале у них тоже все было так же прекрасно… у них с Робином.

«Он уехал, – с удивлением подумала Мэнди. – Он уже никогда не обнимет меня, я никогда не увижу его глаз, прищуренных и насмешливых, никогда не повторится мгновение перед его поцелуем».

Оцепенение от удара начинало постепенно проходить. Что-то стало точить ее изнутри, и Мэнди, захлебываясь рыданиями, перевернулась и уткнулась носом в землю, не замечая, как сухая стерня колет ей щеки, и оплакивая целый утраченный мир.

Солнце уже садилось, когда Мэнди, бледная, но успокоившаяся, вернулась на ферму. Она немного подкрепилась заботливо оставленным для нее на кухне Эйлин ужином, а потом сказала, что ей надо пойти повидать Пипа перед сном.

– А может быть, сегодня лучше не ходить? – встревоженно спросила Эйлин. – Я могу позвонить миссис Доббин, если хочешь.

Но Мэнди покачала головой.

– Я хочу туда пойти, – настаивала она.

Она пришла позже обычного, и Пип уже дремал в кровати; он так устал за день, что даже согласился пропустить обычную сказку на ночь. Так что ей оставалось только обнять его, поцеловать, и мальчик счастливо юркнул под одеяло и свернулся там калачиком.

Девушка помедлила у его постели. Он заметно окреп за это время. Руки и лицо загорели, исчезла пугающая прозрачная бледность. Длинные ресницы опускались на щеки; одна рука обнимала подушку. В этот момент, при взгляде на него, спящего, Мэнди словно окатила волна нежности и участия. Как она могла думать, там, на вершине холма, что больше ей незачем жить?

Спускаясь по лестнице, она услышала мужские голоса, доносившиеся из кабинета, и с облегчением поняла, что у Саймона посетитель. Сегодня ей не хотелось с ним разговаривать. Но не успела она дойти до конца лестницы, как Саймон вышел из кабинета, один.

Он подождал, пока она подошла к нему, и сказал негромко:

– Я все ждал, придете ли вы сегодня, Мэнди. Я восхищаюсь вашей стойкостью.

Она отвернулась от него, боясь, что от этих добрых слов сочувствия не выдержит и разрыдается. Саймон продолжил:

– У меня в кабинете сидит мистер Рандт. Он пришел кое о чем спросить меня, но я ему сказал, что только один человек может дать ему нужную информацию и этот человек вы. Вы не обязаны с ним разговаривать, если не хотите, – добавил он.

– Я не могу, – взмолилась Мэнди. – Я не могу его сейчас видеть.

Но тут дверь кабинета распахнулась, и вышел сам мистер Рандт. Она помнила, что он показался ей невысоким, но сейчас будто еще больше съежился. Лицо его было бледным и осунувшимся, под глазами лежали темные круги.

Он прошел через холл, не сводя с нее глаз:

– Мисс Фенн, моя жена говорит… впрочем, все это, возможно, пустые сплетни… что Робин Марш ваш жених, что вы с ним обручены? Я прошу вас сказать мне только одно… ради бога… это правда?

В этот миг неожиданно, сквозь свою боль, Мэнди ощутила, каково должно быть сейчас этим милым, немолодым уже людям. Их единственная дочь сбежала с малознакомым парнем, в чужой стране. Как могла она так с ними поступить?..

Она сжала руки за спиной и расправила плечи:

– Можете передать вашей жене, мистер Рандт, что это не так. Мы с Робином хорошие друзья, это верно, но… хотя я надеялась… однако… мы с ним ничем не связаны.

Она услышала за спиной возмущенный выдох Саймона, но он ничего не сказал. Измученное лицо американца слегка просветлело, и он протянул ей руку:

– Благодарю вас, мисс Фенн. Огромное вам спасибо. Не могу скрыть, для меня это огромное облегчение. Я рад, что все выяснилось сейчас, прежде чем я начал разыскивать парочку этих молодых идиотов.

Мэнди словно сквозь туман видела, как мужчины вышли за дверь, затем раздался шум уезжающей машины, и наконец Саймон вернулся и встал рядом с ней.

– Вам не кажется, что это уже лишнее? – тихо-тихо спросил он.

Она молча закрыла глаза:

– Но это правда. Он так и не подарил мне обручального кольца.

– Это отговорка, Мэнди, и вы это прекрасно знаете. Вы считали… да и все вокруг считали… все его поведение безусловно доказывало, что он собирается жениться на вас, дарил он вам кольцо или не дарил…

Она никогда не слышала, чтобы у него был такой сердитый голос.

– Прошу вас… – слабо запротестовала она.

Но он продолжал обличать ее:

– Значит, он опять выкрутился! Он наносит вам такие обиды, а вы все равно стоите за него горой!

Глаза Мэнди наполнились слезами, и она не видела лица Саймона – только слышала голос, и в этом голосе ей почудилось осуждение и презрение. Этого она уже вынести не могла.

Она откинула голову:

– Я любила Робина, а он меня предал, вот и все, Я не собираюсь мстить ему за это и не хочу причинять Рандтам больше горя, чем им уже причинила их собственная дочь. – Голос ее дрожал, но она упорно продолжала: – Вы, должно быть, считаете меня безвольной и сентиментальной дурой, но я не потерплю ни от кого таких упреков, и я лучше буду миллион раз доверять людям, которых люблю… даже если меня будут обманывать еще много раз… чем становиться подозрительной и циничной.

Он сказал совсем тихим голосом:

– Речь, видимо, идет обо мне?

Мэнди была на грани полного срыва.

– Понимайте как хотите, – выкрикнула она в лицо Саймону и вслепую кинулась к двери, побежала, спотыкаясь, по дорожке через лужайку и поле на ферму, словно за ней гналась целая стая демонов.

Саймон стоял в дверях дома, смотрел, как она убегает, и на губах его играла грустная нежная усмешка. Даже после того, как девушка скрылась из виду, он все еще стоял, упираясь плечом в косяк двери и механически набивая трубку табаком.

Когда наконец раздался недовольный голос миссис Доббин, которая спрашивала, не пожелает ли он еще чего-нибудь, прежде чем отпустить ее спать, Саймон повернулся и непонимающе посмотрел на нее:

– А?.. Нет, нет, ничего, благодарю вас. Спокойной ночи, миссис Доббин.

Только тогда он зашел в дом и запер за собой дверь.