Текст книги "Смерть в Галерее"
Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)
– Но, приятель, – даже Дэвид пытался протестовать. – Подумай хоть немного. Я могу понять, что все это для тебя такой кусок, который трудно сразу проглотить. Но, Боже мой, Долли, как бы больно тебе ни было, посмотри на вещи реально. Филлида вышла замуж за Роберта по любви и согласию, а его, беднягу, только что похоронили.
Годолфин повернулся к нему. Его трясло, вены на висках заметно вздулись.
– Я это понимаю, – сказал он. – Бог мой, это как раз единственное, что я очень хорошо понимаю.
Впервые он так явно позволил своей злости выплеснуться наружу, и всех охватило смутное предчувствие.
Годолфин отрывисто рассмеялся.
– Извините, – сказал он. – Но вы забываете, там, где я медленно гнил за гранью существования, не было места красоте и изяществу. Я вернулся с совершенно ясным сознанием. И меня не остановят доморощенные «позволительно» и «непозволительно». И меня абсолютно не заботит, выглядит ли то, что я делаю, прилично или неприлично в глазах «общества». Я хочу забрать Филлиду отсюда. Помните, она моя жена, а не Роберта. И если она не может или не хочет уехать со мной до тех пор, пока эта чертова тайна не раскроется, тогда я раскрою эту тайну. И ни одна живая душа на свете не сможет мне помешать. Я достаточно понятно выразился?
Все молчали. Филлида плакала, не скрывая своих слез, и в комнате было слышно только ее прерывистое дыхание.
Годолфин зло посмотрел на Габриель.
– Если вы не хотите, чтобы я остался в этом доме, миссис Айвори, – сказал он, – я остановлюсь в ближайшей гостинице. Но если в вас есть хоть капля здравого смысла, вы примете мою помощь и не будете ее отвергать.
Старая женщина задумчиво его рассматривала.
– Благодарю вас за предложение, – неожиданно смиренно сказала она. – Да, мистер Годолфин, мы были бы вам очень признательны, если бы вы на несколько дней смогли остановиться у нас как гость моего сына. – Она, улыбнувшись, помолчала. – Вы, конечно, будете вести себя, как гость.
Несколько секунд они молча смотрели друг на друга, как два авантюриста, которые стоили друг друга. Он рассмеялся.
– Снимаю перед вами шляпу, – сказал он. – А-а, конечно, как гость.
Габриель вздохнула с облегчением и укрылась в глубине своего кресла.
– Я так устала, – проговорила она и потом продолжила в той самой отстраненной манере, которая напомнила Фрэнсис разговор в Хэмпстеде. – Нет, Доротея, я уйду, но не сейчас. Прежде всего, я должна кое-что вам всем сказать. Если не хотите, можете меня не слушать. Но я сейчас сижу в своей собственной гостиной, и у меня есть полное право говорить все, что мне хочется, и с вашей стороны было бы очень любезно ко мне прислушаться. Прежде всего, я очень стара. Так стара, что чаше всего мой разум блуждает там, где ему вздумается. Но иногда, обычно по вечерам, он становится очень ясным. И именно в это время мне все становится намного понятнее, чем вам, потому что у меня есть одно преимущество. Я смотрю на все это со стороны. Моя жизнь подходит к концу. Мои чувства уже мертвы, и мне уже почти безразлично, что случится со мной или с кем-то еще. Я не знаю, понимаете ли вы меня, но, хотя некоторые из вас – мои внуки, все вы для меня чужие. Вы не только не из моего поколения, но даже не из моей эпохи. Я смотрю на вас очень-очень издалека.
Она откинулась в кресле, такая хрупкая, окруженная облаками плотного черного шелка. Ее руки покоились на ручках кресла. И если это было одно из ее очередных представлений, как Фрэнсис, у которой для этого были все основания, начинала подозревать, это представление было чрезвычайно впечатляющим. Через секунду она уже отдалилась от них, покинула их, просто умыла руки, и ее разум отдыхал где-то далеко, в святилище, созданном самим временем.
– Насколько я понимаю, мы все теперь повязаны, – заметила она, и в ее тонком голосе прозвучала нотка удовлетворения. – Вы все теперь знаете тайну, которую так или иначе мы должны скрывать от полиции. До сегодняшнего дня только Филлида знала эту тайну, и мистер Филд тоже был посвящен. Теперь о ней узнали Фрэнсис и Доротея, об этом также знаю я.
Она замолчала. Годолфин недоверчиво посмотрел на нее.
– И вы знаете, – сказала она. – Теперь, когда полиция начнет вас расспрашивать, будьте очень осторожны. Оказывается, уровень интеллекта у них гораздо выше, чем я предполагала. – Невольное превосходство почувствовалось в этом ее последнем замечании, и они все подумали, что, возможно, до этого случая она никогда не разговаривала ни с одним полицейским.
– Знаете, я не думаю, что это, имеет какое-то значение, – Годолфин заявил это довольно категорично и дерзко. – Полицейские – живые люди. Они, как и мы, хотят выяснить правду. Мы должны помогать им, а не мешать. Они захотят разобраться в этой свадебной мешанине, и я не вижу причин, по которым мы не можем им все объяснить. Я против всяких тайн. Если бы мы не скрыли от всех нашу свадьбу, не возникло бы этих ужасных осложнений. Моя смерть должна была быть доказана. Или Филлида должна была ждать семь лет или сколько там положено, чтобы в нее поверить. Я предлагаю рассказать все полиции. Я не думаю, что это повлечет за собой много проблем. Насколько я понял из рассказа Филлиды, бедняга Роберт умер в прошлый понедельник. Именно в это время я лежал на дне повозки, прикрытый шкурами, пытаясь перейти через границу. Когда Роберт умирал, я возвращался к жизни. Филлида никогда не имела двух мужей одновременно. Так что же здесь аморального? Давайте им все расскажем. Они не будут обвинять Филлиду в двоемужестве. Они же не сумасшедшие. Когда она была замужем за Робертом, я был мертв во всех отношениях. Я уверен, полицейские – разумные и гуманные люди.
– О нет, Долли, нет. Пожалуйста, никому ничего не рассказывай! – Они уже почти забыли о Филлиде и вздрогнули от ее истерического крика. Она наклонилась к нему. – Не рассказывай им, – просила она. – Ты не знаешь. Ты не понимаешь. Роберт вел себя перед смертью странно, очень странно, как ненормальный. Мне казалось, что он все о нас знает. Весь последний год он всех расспрашивал о тебе. Дэвид, с тобой он говорил о нем?
– Со мной? – удивился Дэвид. – Нет, – осторожно сказал он. – Нет, не помню, чтобы он со мной об этом говорил.
– Ну, хорошо. Он разговаривал со мной. Да, он говорил и говорил. Иногда я была уверена, что он знает о свадьбе. Он мучил меня, я тебе рассказывала. Эти шесть последних месяцев были адом, настоящим адом.
Миссис Айвори накрыла руку Филлиды своей, и посмотрела на Годолфина.
– Итак, вы видите, – спокойным голосом сказала она, – Филлиде нельзя разрешать говорить с ними. Вы согласны?
– Почему нельзя? – решительно сказал Годолфин. – Все поймут, что случилось. Однажды Роберт случайно упомянул мое имя, и у бедной девочки разыгралось больное воображение. Так как она нервничала и много об этом думала, все это кончилось неврозом. Посмотрите на нее, бедняжку. У нее совершенно расстроены нервы, и это, наверное, продолжалось несколько месяцев.
Габриель кивнула Доротее.
– Ты можешь увести меня наверх, – сказала она и добавила, бросив на Годолфина такой взгляд, что он растерялся, а вся компания вздрогнула, заглянув в пропасть, которую она им указала:
– Полицейские совершенно лишены воображения, мой дорогой. Вот почему мы все должны быть предельно осторожны. Если они об этом узнают, они будут почти уверены, что у Филлиды был мотив. Вы со мной согласны?
11
За окном шел дождь. Телефон надрывно звонил среди разбросанных на столе мисс Дорсет бумаг. Она подняла трубку. Дождь шел всю неделю, и холодная площадь совершенно промокла. Тонкие черные ветки роняли темные слезы на бурые остатки травы. Утренние газеты, в которых впервые за последнее время не было упоминаний о трагедии в доме на Сэллет-сквер, мокли на газетных тумбах и совершенно дискредитировали себя в глазах публики.
Она осторожно поднесла трубку к уху. В последнее время далеко не все телефонные звонки радовали слух.
– Алло, – хрипло сказала она. – Алло. Кто? Да, это мисс Дорсет. Да, конечно, я вас помню. Вы слуга мистера Лукара? Боюсь, что у меня для вас пока нет ничего нового. Если появятся новости, я, как и обещала, с вами свяжусь.
– Минуточку, мисс, – громкий голос показался знакомым. – Вы все перепутали. Это у меня есть новости для вас.
– У вас есть для меня новости? – в ее голосе прозвучало изумление, и он удовлетворенно рассмеялся:
– Понимаю. Я сам ошарашен. Это факт. Я так понял, что он меня уволил. Денег нет, за молоко платить нечем, за газеты платить нечем. Я решил, что со всем этим покончено, пока не подумал о вашей фирме. Я подумал, если он у вас работал, то, может, и для меня местечко найдется.
– Да, да, продолжайте. Вы говорите, что слышали о нем?
– Слышал. Телеграмма с корабля. Только что получил. Я вам прочитаю. Вы слушаете? Слушайте. «Жди дома сегодня вечером. Лукар». – В трубке послышался сдавленный смешок. – Самоуверенный нахал, правда?
– Да уж, он такой. То есть, я хотела сказать, конечно, – мисс Дорсет пыталась выпутаться из затруднительного положения. – Ну, хорошо, раз он возвращается, у вас теперь будет все в порядке. Спасибо, что позвонили.
– Не за что, – голос стал нахальным. – Я подумал, вам это будет интересно. Я никогда не верил, что это он сделал. Я же вам говорил. Вы слушаете?
– Да. Спасибо за звонок. До…
– Не хотите об этом говорить, да?
– Нет, боюсь, что нет. Но спасибо за звонок. До свидания.
– Все в порядке. Я вас не виню. Пока.
Мисс Дорсет положила трубку и сидела, глядя прямо перед собой и думая о чем-то своем. Механически она взяла конверт из кипы слева и, вскрыв его, достала письмо на дешевой бумаге. Взглянув на первую фразу, она, не читая, бросила исписанную страницу в корзину. Протянутая к другому конверту рука замерла и потянулась к телефону. Мисс Дорсет набрала номер дома 38. Ей моментально ответила Фрэнсис, как будто сидела у телефона и ждала ее звонка.
– Алло. Это вы, мисс Дорсет? – в трубке послышалось разочарование. – Как у вас дела? У вас сейчас их, наверное, немало.
– Есть, конечно, – мисс Дорсет неодобрительно разглядывала заваленный бумагами стол. – Я стараюсь все делать сама. Не то чтобы я никому не доверяю. Но эти неприятные письма… Если что-то попадет в руки какого-нибудь младшего клерка, мы не сможем заставить его молчать. Я и не думала, что вокруг так много ненормальных. Наверное, в регистрационной книге есть их адреса. Если бы они подписывали конверты, было бы лучше. Кстати, здесь есть два-три действительно личных письма, адресованных миссис Мадригал. Я их перешлю.
– Это отвратительно, – голос Фрэнсис стал злым. – Неужели люди не понимают, что нельзя во всем разобраться, всего лишь прочитав парочку гнусных статей? Все письма адресованы Филлиде?
– А-а, большинство.
– А для меня что-нибудь есть? – Мисс Дорсет окинула взглядом кучу писем справа и подумала, что в такой сложной ситуации она заслуживает прошения.
– Что они пишут?
– Ничего особенного. Сплошные гадости. Это просто какая-то патология. Я спрашивала у инспектора Бриди, и он сказал, что так всегда бывает. – Сплошная злоба, – ответил он.
Фрэнсис невольно улыбнулась.
– Он мне нравится, – сказала она. – Вернее, нравился бы, если бы я его не боялась.
– Боялись?
– Я шучу. Ведь сейчас уже все кончено, не так ли? Или будет кончено, когда они найдут Лукара.
В ее словах был немой вопрос, и лицо мисс Дорсет омрачилось.
– Я тоже так думаю, моя дорогая, – большой жизненный опыт сделал свое дело – в ее голосе прозвучало как раз нужное количество бодрости и поддержки, которое ни к чему не обязывало. – В парочке этих анонимок упоминается имя мистера Годолфина. Я бы ни за что не осмелилась сама ей об этом сказать, но люди еще помнят их помолвку, и это дает им повод. Он все еще намерен оставаться в доме?
– Боюсь, что да, – Фрэнсис старалась была осторожной, но голос ее выдал. – Он так старается. Работает, не покладая рук. Такое чувство, что за обедом рядом с нами сидит полицейский.
Мисс Дорсет кашлянула.
– Такие люди очень трудолюбивы, и иногда они даже бывают полезны, – сказала она. – Они такие энергичные, будут везде вынюхивать, пока все-таки не докопаются до правды.
– Да, вы правы.
Они немного помолчали.
– Я не видела мистера Филда уже дня два. – Мисс Дорсет постаралась сказать это самым обычным тоном, но сама почувствовала, что невольно придала словам какое-то особое значение.
– Я тоже, – ответила Фрэнсис. – Я его тоже не видела. Вы перешлете нам личные письма, хорошо?
– Да, конечно. До свидания. С миссис Айвори все хорошо?
– Все прекрасно. Спасибо. До свидания.
Десять минут спустя телефон в столовой дома 38 опять зазвонил. Но когда Фрэнсис подбежала к телефону и подняла трубку, она услышала щелчок и поняла, что кто-то в доме тоже ожидал звонка. Она услышала нервный голос Филлиды, которая быстро проговорила:
– Это доктор Смит? Говорит миссис Мадригал. Это дом доктора Смита? Я могу с ним поговорить? Соедините меня с ним. Соедините меня с ним, пожалуйста. Соедините.
Фрэнсис положила трубку на место. А на другом конце города медсестра многозначительно посмотрела на худого человека с усталым лицом и протянула ему телефонную трубку.
– Нет, – мягко прервал он невнятный треск телефона, продолжавшийся уже больше минуты. – Нет, моя дорогая. Как я могу? Мы вчера все с вами решили. Почему вы не делаете то, что я вам порекомендовал? Возвращайтесь в постель. И возьмите какую-нибудь книгу. А-а, конечно. Я навешу вас около четырех. Но, пожалуйста, не требуйте от меня невозможного.
– Почему нет? – голос Филлиды был необычно решительным. – В этом нет ничего страшного. Вы увидите. Я пробыла в комнате весь день. Я только раз спустилась поговорить с миссис Айвори. Почему бы вам не запретить мне двигаться вообще?
– Потому что это неразумно.
– Неужели это так важно?
– Вы действительно хотите, чтобы я ответил на этот вопрос?
– Нет. Нет. Я не знаю. Простите. Я схожу с ума. Мне плохо. Я не соображаю, что делаю. Вы никому не расскажете о моем звонке?
– Обычно я руководствуюсь профессиональной этикой.
– Да, да, конечно. Я совсем не то хотела сказать. Простите. Приходите, пожалуйста.
– Да, я приду. Сегодня днем. А сейчас примите три таблетки и ложитесь. Вы не хотите сами приехать на консультацию в клинику?
– Я приеду. Конечно, я приеду! Только, как вы думаете, они не решат, что я хочу сбежать? Нет, лучше мне не приезжать. Нет. Неужели вы не можете сделать для меня такую мелочь? Если бы вы пообещали, я могла бы спокойно уснуть.
– Я этого делать не буду. Я приду и навешу вас сегодня днем. До свидания.
– И все же я не верю, – продолжил он, возвращая телефон медсестре. – Эта женщина неврастеничка, но не маньяк. Если выяснится, что это она убила своего мужа, я съем свой диплом и отправлюсь в деревню выращивать цыплят.
– Она все равно от вас не отстанет, – рассудительно сказала медсестра. – Никто, даже врач с вашей репутацией не может себе позволить ввязываться в такую историю.
– Ты, к несчастью, права, – грустно сказал он. – Но мне ее жаль. Ты ее, кажется, знаешь? В ней есть какое-то очарование.
В этот самый момент сержант Рэнделл стоял на ветру в телефонной будке на мрачной железнодорожной станции. Он разговаривал со старшим инспектором Бриди.
– Мы его взяли, сэр, – коротко доложил он.
– Взяли? Здорово. Как он?
– Ругается, сэр.
– Ругается? Я так и думал. Привезите его.
– Есть, сэр. Поезд будет через семь минут. Будем у вас около пяти.
Старший инспектор поблагодарил и положил трубку. Этот короткий разговор явно его порадовал, потому что он решил побаловать себя одной из своих редких сигарет. Он тщательно выбрал ее из коробки на рабочем столе. Это оказалась длинная и тонкая дамская сигарета, с фильтром и гигиеническим мундштуком. Все, кто впервые сталкивался с таким необычным пристрастием инспектора, бывали просто поражены. Но те, кто хорошо его знал, обычно приписывали это его природному благоразумию, считали наивной попыткой расстаться с вредной привычкой и мирились с этим, раз уж эти штучки ему помогали.
Он выкурил половину с огромным наслаждением и, несомненно, продолжил бы и дальше, пока не задымился фильтр, если бы в его голову не пришла одна мысль. Он потянулся к телефону и набрал номер инспектора Витерса, спокойного, уравновешенного и очень трудолюбивого человека, которому он безмерно доверял.
– Есть какие-нибудь результаты? – спросил он, откладывая сигарету в сторону.
– Никаких… сэр, – после небольшой паузы Витерс добавил это официальное обращение. Они были друзьями, но сегодня у Витерса настроение было неважным. – Я просмотрел сообщения обо всех несчастных случаях, всего сорок семь. Ни одного негра во всей округе. Ни одна живая душа в обоих домах, кроме этих двух истеричек, не видела и тени негра. Ни одна, – инспектор дал понять, что не намерен спорить.
Бриди задумался.
– Может быть, миссис Сандерсон и эмоциональная женщина, – примирительно сказал он. – Может, и эта девица Молли на голову слабовата. Но когда эти женщины рассказали, что своими глазами видели, как в тот день мимо окон кухни прошел негр, как раз перед тем, как стемнело, я им поверил.
Молчание.
– Ты все понял?
– Нет, сэр, – Витерс старался быть вежливым, но слышно было, что это давалось ему нелегко. – Простите, но я никогда в жизни не слышал такой дурацкой сказки. Почему же они тогда не подняли шум?
– Потому что это двор рядом с Галереей, и там всегда прогуливаются странные типы.
– Понятно. Если это так, то почему этот чертов негр не мог быть одним из этих… э-э… странных типов, которые обычно там прогуливаются? Перетаскивал, например, упаковочный ящик или что-то вроде этого. Почему такой шум вокруг него?
– Потому что его не должно было там быть. Никто его не знает и не видел. Ты и сам так думаешь, парень.
Это не произвело на Витерса никакого впечатления.
– Я продолжу поиски, сэр.
– Правильно, – раздраженно согласился Бриди.
– Какие успехи с другими версиями? – инспектор не удержался от последнего пинка, и Бриди улыбнулся в телефонную трубку.
– Продолжаю следить за парнем, – удовлетворенно сказал он. – Он сбежал из дома и очень доволен собой. Пусть побегает еще пару часиков. Гроша ломаного он не стоит, ну да мы что-нибудь придумаем. – На этом таинственном заявлении Бриди закончил разговор и положил трубку. Он хотел вернуться к своей сигарете, но, к его великому разочарованию, она уже погасла.
В это время в другой комнате этого же дома дежурный полицейский давал суровую отповедь по телефону.
– Мне все равно, кто вы, сэр, – говорил он. – Но сегодня вы уже дважды звонили шефу. И если у вас есть какая-то новая информация, вы должны сначала сообщить ее мне. Я не могу сейчас вас с ним связать. Мы делаем все необходимое, будьте спокойны.
– Звучит оптимистично, но верится с трудом, – голос Годолфина звучал недовольно. – Прошло уже две недели, а результаты вскрытия будут известны только через семь дней.
– Понимаю, сэр. Мы работаем над делом. – Сержант вздохнул с облегчением, когда на другом конце положили трубку. – Он думает, что выполняет свой долг, понимаешь, – сдержанно заметил он констеблю, расположившемуся напротив его стола. – Интересная вещь. Так всегда ведут себя парни, которые долго служили на Востоке. Они это называют «подгонять полицию». С иностранцами это еще можно понять, но здесь это действует на нервы. Так обычно ведут себя отставные солдаты.
В три часа мисс Фрэнсис Айвори с явно надуманным предлогом на устах торопливо набирала номер студии на Сент-Джоунз Вуд, которую фирма Пендлберри предоставила Дэвиду Филду на зимний период. Она стояла и слушала, как звонил и звонил телефон в пустой квартире и, наконец, поняла, что, если бы там кто-то был, он уже обязательно бы ответил. Она вернулась в пустую гостиную, смешанное чувство раздражения, обиды и отчаяния сводило ее с ума.
Немного позже, когда Филлида разговаривала со своим доктором, Фрэнсис все еще висела на телефоне, а мистер Бриди читал второй за этот день отчет о передвижениях Дэвида Филда, когда мисс Дорсет жгла очередную корзину анонимных мерзостей в подвале, Годолфин писал третий список вопросов, на которые Норрис должен был дать исчерпывающие ответы, а рыжеволосый Генри Лукар ехал в Лондон в сопровождении сержанта Рэнделла и сержанта Беттса в придачу, произошел очень необычный телефонный разговор между маленьким домиком в Тутинге и другим домом в дальнем конце Лондона, в Криклвуде.
– Я ее видела, мама, – сообщил юный голос в Тутинге.
– Что она сказала? – нервно спросил уже немолодой голос Криклвуде.
– Она сказала, что не смогла. Она знала, что ты была права, но не смогла. Она не может оставить свою хозяйку, потому что она очень старая. Она сказала, что та умрет без нее.
– Осмелюсь сказать, это правда, но каждый в подобной ситуации должен думать о себе, ничего тут не поделаешь. Ведь она должна подумать и родственниках, и о том, что скажут люди. Ты ей сказала, что это неблагородно по отношению к ее собственной сестре, уважаемой и респектабельной женщине? Когда на нее указывают пальцем, как на связанную с преступниками. Может быть, это кому-то нравится, но только не нашей семье. Мы респектабельная семья, мы Чэпль, и всегда были Чэпль. Ты ей это все говорила?
– Я ей говорила, мама.
– И она все еще отказывается?
– Да, она так и сказала.
– Ты ей сказала, что я и ее отец можем просто взять и вызвать ее сюда?
– Да, мама, я сказала, но она не приедет.
– Она выводит меня из себя. Она всегда была такая. Упрямая, как мул.
С минуту помолчав, немолодая женщина продолжила, на этот раз немного понизив голос:
– Она что-нибудь рассказывала об этом?
– Нет, ничего. Сказала только, что не знает, кто это сделал.
– Да? – разочарованно сказал старый голос. – Папа говорит, мы должны узнать об этом первыми.
– Да, – озабоченно согласился юный голос, а потом порывисто добавил: – Мама? Знаешь, я думаю, она в этом замешана.
– Она замешана?
– Мне так кажется.
– О-о… Боже мой… Не вздумай сказать это своему отцу. Что она говорит? Она не говорила, что это она сделала?
– Нет, конечно, нет. Она вообще ничего не говорила. Но я уверена, она что-то знает. Она что-то знает и ничего не говорит. Я ухожу…
Последний в этот день звонок, относящийся к этому трудному делу, раздался в шесть тридцать. На Сэллет-сквер, 38 звонил Дэвид Филд. Ему ответила Фрэнсис, и ее голос предательски выдал, какое облегчение она почувствовала, услышав его.
– Привет, графиня, это ты? – спросил он как ни в чем не бывало, и это ее разозлило. – Как дела?
– Спасибо, хорошо.
– Правда? Или ты просто благовоспитанная девочка из хорошей семьи?
– Я благовоспитанная девочка.
Он рассмеялся, и она услышала, как искренне он рад ее слышать.
– Правда, дорогая? Держу пари, ты такая и есть. Ты не хочешь сегодня прогуляться со мной и где-нибудь поужинать? Да, я знаю, но послушай. Я так хочу, чтобы ты пришла, и, клянусь, мы пойдем туда, где нас никто не знает, ты не увидишь ни одного знакомого лица. Не беспокойся. Даже кинозвезды часто бродят по Лондону, и их никто не узнает.
– Я не хочу, – сказала она и небрежно добавила, – ты не мог бы пригласить кого-нибудь другого?
– Конечно, я могу. Но я просто подумал, что мы должны встретиться. Меня не было дома пару дней, и сегодня утром какой-то сплетник-репортер мне звонил и все выпытывал, не расторгнута ли наша помолвка.
– Да? И что же ты ему сказал?
– О, я был с ним так груб. И разве я был не прав? Я объяснил, что, естественно, мы все еще помолвлены, и если я прочитаю что-то другое в его ничтожной газетенке, то буду просто счастлив подать на него в суд или наподдать ему, это уж, что он предпочтет, как ему будет угодно. Надень свое прекрасное голубое платье, и я заеду за тобой в половине восьмого.
– Габриель сказала, что целый месяц мы все должны ходить в черном.
– Правда? Я тебе говорил, что порой она меня просто восхищает? Надежный оплот древнего рода. У тебя есть траурное облачение для танцев?
– Да.
– Отлично. Тогда в семь тридцать. Не вешай нос. Кстати, я приеду в скромном кэбе. Что ты на это скажешь?
– Я думаю, так будет лучше. Дэвид?
– Что?
– Почему тебя так долго не было?
– А?
– Почему тебя так долго не было?
Он опять засмеялся, на этот раз как-то неловко.
– Понимаешь, струсил, – сказал он и повесил трубку, оставив ее в раздумьях.
