Текст книги "Смерть в Галерее"
Автор книги: Марджери (Марджори) Аллингем (Аллингхэм)
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
5
– На вашем месте я бы туда не ходил, мадам.
Жуткое впечатление нереальности всего происходящего усиливали резкий голос и взъерошенный вид дворецкого, преградившего путь в комнату и закрывшего спиной полуоткрытую дверь. Фрэнсис поддерживала дрожащую Филлиду под руку.
– Я бы не входил, – настойчиво повторил он и добавил слабым голосом: – Он… он… все еще там, где его нашли, понимаете? Мы не должны ничего трогать до прихода полиции.
Филлида, бессмысленно глядя на него, энергично затрясла головой. В это кошмарное утро события проносились с молниеносной скоростью, и все знакомые предметы – дверная рама, мертвенно-бледное лицо Норриса, край его выбившегося воротника цвета савана – казались обведенными толстым черным карандашом, как в детской книжке. С безумно-хитрой улыбкой Филлида опять покачала головой.
– Нет, – сказала она, – нет, впустите меня, Норрис.
После прохладного сумрака холла яркий утренний свет, струящийся из окон оранжереи, обычно радостно удивлял входившего. Солнечный свет и сегодня все так же лился из полуоткрытых окон с энергией живого существа, играл на старом зеленом кожаном кресле, прячась в лиловатых складках и царапинах. Найдя пятнышко пыли на стекле старинного шкафа красного дерева, он укоризненно протянул к нему свой тонкий луч. Бесцеремонно подобрался он к глубокой нише за открытой дверью и вдруг поспешно отпрянул, наткнувшись на что-то страшное – безжалостно вывернутую голову с покрытыми густой пылью волосами.
На дне шкафа лежал окоченевший труп Роберта Мадригала, прямой спиной он касался стенки, ноги его были неудобно поджаты. На коленях лежали плащ, пара желтых перчаток и – последний штрих на страшной картине – перевернутая шляпа-котелок.
Филлида начала медленно и тяжело оседать на руки Фрэнсис, Норрис подхватил их обеих, и они под руки вывели Филлиду из комнаты.
– Я же говорил, что вам лучше не входить, Я же говорил, – взволнованно повторял он Фрэнсис. – Я позвонил в полицию и доктору. Возьмите ее, мисс. Я же не могу его оставить?
Его слова никому не показались абсурдными, хотя Роберта Мадригала оставили здесь одного уже много дней назад. И таким же одиноким Роберт с пергаментным лицом и серыми пыльными волосами уходил в вечность.
Старая Доротея возникла как существо из другого, более счастливого, мира. Она, прихрамывая, шла по коридору из холла, где собралась остальная прислуга и громким шепотом обсуждала случившееся. Доротея заботливо взяла Филлиду под руки.
– Пойдем, моя дорогая. Идем, моя красавица. Идем, моя смелая девочка, – приговаривала она, сплетая слова в нить, в которой они теряли значение и превращались в один непрерывный утешительный звук. – А вы тоже хороши, мисс Фрэнсис, – обернувшись, проговорила она укоризненно. – О чем вы думали, когда привели ее сюда? Она такая нежная, такая хрупкая. Пойдем, моя дорогая. Идем, моя красавица. Идем, моя смелая девочка. Один шажок. Еще шажок. Идем. Идем.
Она как бы впитала энергию самого солнечного света, и ее крепкое тело двигалось с магнетическим спокойствием и выверенной точностью маленькой рабочей лошадки, взбирающейся на холм. Фрэнсис брела с другой стороны, поддерживая Филлиду под другую руку.
Итальянская кровать в спальне Мэйрика была впечатляющим сооружением. Ее позолоченный каркас в стиле барокко достигал потолка, и вдоль него по обе стороны знаменами спускался полог. Яркий гобелен не выцвел от времени и представлял собой триптих, с которого Матфей, Марк, Лука и Иоанн благословляли Габриель, лежавшую на яркой красно-голубой расшитой золотом подушке.
Она села в кровати, закутанная в шотландские кружева, неприступная и отстраненная, маленький пожелтевший оплот умиравшего могущества. Доротея возглавляла процессию, входившую в комнату без всяких церемоний. Она опустила Филлиду в кресло перед камином и начала растирать ее руки ритмичными и сильными движениями.
Яркие глаза старой Габриель на мгновение остановились на двух женских фигурах. Она поджала губы, и лицо ее выразило презрение. Наконец, она осторожно понюхала воздух, как маленькое дикое животное и, высунув из меховой опушки рукава пальчик, поманила Фрэнсис.
– Полиция уже здесь? – старый голос был звонким, несмотря на то, что говорила она почти шепотом.
– Нет, дорогая.
– И доктора нет?
– Еще нет.
– Слуга знает, как он умер?
– Кажется, нет. Я не знаю.
– Пойди и разузнай, а потом возвращайся и расскажи мне. Побыстрее, дитя, поспеши.
Все это было просто удивительно, как будто произошедшая трагедия постепенно разжигала в ней гаснущий костер жизни. В этом была вся Габриель: сила, несмотря ни на что, опять пришедшая на помощь, хотя уже и не очень надежная. Фрэнсис вышла.
На самом верху лестницы она остановилась. Внизу в холле было какое-то движение, слышались приглушенные голоса. С внезапно охватившим ее чувством вины она бросилась назад, приникла к перилам и посмотрела вниз. Ее сердце сильно забилось, когда она увидела, что в холле полно людей. Респектабельный и элегантный дом был в руках полиции. Внизу Норрис с жаром выкладывал свидетельские показания. Он шептался с мужчиной в форме инспектора полиции. Рядом стоял высокий хмурый незнакомец в щегольском твидовом костюме и из стороны в сторону вертел седой головой с жадным любопытством, которое ей было хорошо знакомо. Прямо под ней стояла дрожащая служанка, а позади девушки она увидела приоткрытую дверь в служебный коридор, к которой приникла, жадно прислушиваясь, экономка.
Сверху все это казалось комедией, гротеском, театром абсурда – уменьшившиеся фигурки, раздвинувшиеся углы.
Снаружи раздался шум, приехали полицейские фотографы.
Их тяжелые решительные шаги разбудили в ней другие воспоминания, и ее пальцы впились в полированные перила.
Не так давно она так же стояла здесь, наверху, и вглядывалась в серый сумрак, и тогда там тоже раздавались резкие быстрые шаги. Тогда этот звук показался успокаивающим, и она вспомнила, как убеждала себя: «Это всего лишь Роберт ушел, дурочка. Это всего лишь Роберт ушел». Роберт ушел? Роберт ушел. В свете сегодняшних открытий фраза ужасала. Роберт не уходил той ночью. Роберт, бедный, ворчливый неудачник, остался навсегда в зеленой гостиной. В тот момент, неделю назад, когда она стояла здесь, прислушиваясь, Роберт уже, наверное, лежал на дне большого шкафа с неестественно вывернутой головой на неудобно поджатых ногах.
Вышел кто-то другой. Кто-то другой шагнул в дождливую ночь, и ветер развевал его одежды. Кто-то другой… Кто?
Внизу опять послышался шум, как будто кто-то медленно вошел в дом. Все повернулись к нему, и Фрэнсис почувствовала, как мурашки пробежали по всему телу, когда она его узнала.
Она навсегда запомнила Дэвида таким, каким увидела в тот момент. Его появление не имело для нее какого-то особенного эмоционального значения. Но именно тогда она поняла, насколько его любит. И образ живого, настоящего, реального Дэвида, входившего в дом, навсегда врезался в ее память.
Дэвид медленно входил в комнату, спокойный и дружелюбный, как обычно, немного сутулившийся из-за высокого роста и нескладности худого тела. Он медленно обвел глазами комнату расслабленным и удивленным взглядом, который и составлял добрую половину его обаяния, вдруг быстро взглянул вверх, как будто знал, где ее искать, и приветливо махнул рукой.
Все пристально посмотрели на нее, и Фрэнсис поспешно спустилась вниз, сознавая, что бледна, напугана и совершенно подавлена. Норрис что-то сказал человеку с седыми волосами, который поспешил ей навстречу. Она не имела ни малейшего понятия, кто он. Человек сразу же представился, и ни его имя, ни звание старшего инспектора полиции не произвели на нее особого впечатления, но она безошибочно почувствовала власть в выражении его лица. И суровая честность в жестком взгляде маленьких глаз показалась ей самой страшной вещью в мире.
– Не могли бы вы капельку подождать наверху, мисс Айвори? Я пришлю за вами через пару минут, – сказал он с мягким шотландским акцентом.
Это не подлежало обсуждению, это был приказ, высказанный вежливо, но безапелляционно, и вопрос, который был готов сорваться с ее губ, так и остался невысказанным. Она кивнула и посмотрела на Дэвида Филда, но ее опередил какой-то незнакомец:
– Вы, конечно, мистер Филд? – спросил он. – Минуточку, мистер Филд. Я бы хотел перекинуться с вами парой словечек.
Фрэнсис увидела, как брови Дэвида удивленно поползли вверх и, повернувшись к ней, он слабо улыбнулся и состроил недоуменную гримасу. Это был самый успокаивающий жест, который она когда-либо видела в жизни, в нем было спокойное понимание всего, что она пережила и переживает сейчас. Фрэнсис немного воодушевилась, но когда она уже уходила, новое ужасное подозрение опять всплыло в ее памяти.
– Я слышала, как он уходил до этого, – горячо убеждала она Габриель несколько мгновений спустя, опять стоя в том же конце спальни. – Я прекрасно это помню. Дэвид первым ушел той ночью. Я слышала, как щелкнул замок, когда стояла на лестничной площадке. А потом, минут через десять, еще кто-то прошел из зеленой гостиной по коридору и вышел через парадную дверь.
– Да, – безмятежно сказала старая Габриель. – Как обманчивы эти ночные звуки.
Они были одни в огромной спальне, старейшая и самая молодая из рода Айвори, они долго и внимательно смотрели друг на друга, и каждая думала о том, что сказала другая. Годы спустя, мысленно возвращаясь к этому эпизоду, Фрэнсис поняла, что повзрослела именно в этот момент.
Она прошлась от кровати к камину. Ее зеленое шерстяное платье, сшитое так, как шьют только в южной Англии, облегало узкие бедра и плечи. Старая женщина под гобеленовым триптихом с чисто женским любопытством ее разглядывала.
– В двадцать пять лет у меня была талия девятнадцать дюймов, – неожиданно сказала она, и впервые со дня их встречи внучка легко проследила за ходом ее мыслей и ответила без запинки.
– В конце концов, это моя жизнь, – сказала она. – Я знаю, что делаю. Ты ошибаешься, думая, что Дэвид позарился на мои деньги. Он даже не хочет жениться на мне. Помолвка была только трюком, чтобы решить некоторые проблемы. Просто я пошла и выложила ему все об этой истории с Лукаром, я тебе о ней рассказывала.
Фрэнсис стояла спиной к Габриель, старая женщина оглядела худенькую юную фигурку. Этот быстрый проницательный взгляд черных глаз кое о чем говорил. И ее муж, отец Мэйрика, очень любивший Габриель и высоко ценивший ее проницательный и практичный ум, сразу бы это понял и поздравил бы свою внучку.
– Ты слышала, как щелкнул замок и потом, через несколько минут, ты опять услышала, как кто-то прошел по холлу и вышел?
Вопрос был поставлен четко и ясно, видно было, что Габриель уже обдумывала ситуацию. Она на какое-то время вырвалась из плена старческих неточностей и полутеней, и ее голос звучал так же решительно, как и в былые времена.
– Да, я тебе говорила. И еще, бабушка, Лукар той ночью тоже был в доме. Я знаю, я видела его. Я его встретила, когда спускалась в зеленую гостиную.
– Когда ты испускалась в зеленую гостиную?
Она сделала еле слышное ударение на этом «ты», но Фрэнсис бросило в дрожь, и ее лицо залила краска. Комок стоял в горле, и кровь стучала в висках, когда девушка горячо продолжила:
– Я спустилась вниз посмотреть, как там Роберт и Дэвид. Лукар как раз выходил из зеленой гостиной, когда я шла через холл, но мы с ним не разговаривали. Он был чем-то очень рассержен и совершенно невменяем. Я прошла по коридору, но дверь была закрыта, я не решилась вмешаться и тогда я… я вышла во двор.
– И посмотрела в окно? – неожиданно сказала старая женщина.
Она сидела, глаза ее сверкали, и все силы ее хрупкого тела были отданы напряженной работе ума.
– Очень разумно. Я бы и сама так сделала. Что ты увидела?
Фрэнсис в замешательстве смотрела на нее.
– Понимаешь, они просто разговаривали, – осторожно сказала она.
– Ты видела их обоих?
– Да.
– Ты его любишь?
– Нет, не думаю. Точно не знаю.
Габриель откинулась на подушки. Ее лицо было умиротворенным. Она улыбалась. Фрэнсис испугалась, что Габриель слишком переволновалась, потому что она долго лежала молча, но когда старая женщина опять заговорила, было видно, что все это время она размышляла.
– Говорят, большое несчастье – выйти замуж по любви, – заметила она. – Говорят, это дурной тон. Кто же это сказал?… Думаю, это народная мудрость. Очень верно. Ты видела Филда еще раз той ночью?
– Да, он поднялся ко мне в комнату сказать, что мы все еще помолвлены и что Роберт собрался прогуляться.
– Он поднялся в твою спальню?
– Да, дорогая.
Старая Габриель оглядела ее худенькие плечи, и ее лицо, которое могло быть жестоким, приняло такое выражение, как будто она услышала нечто крайне неприличное.
– Совсем как горничная, – сказала она. Фрэнсис мрачно посмотрела на нее и с вызовом передернула плечами. Это было похоже на перестрелку через столетие.
Огонь в камине разгорелся, и горсть пепла высыпалась на каминную решетку. В комнате было тихо, потому что дверь была обита толстой тисненой кожей, но даже в этой святая святых дома была слышна необычная суматоха, царившая в передней, и это ставило их лицом к лицу с проблемой, которую нужно было безотлагательно решать.
– Мы должны телеграфировать Мэйрику, – как бы самой себе сказала Фрэнсис. – Это первое, что мы должны сделать.
– Мы должны поговорить с полицией, – резко прервала ее миссис Айвори. – Мы должны выяснить, что им уже известно. Это жизненно важно. Если они захотят подняться сюда, я их приму, но напомни им, пожалуйста, что я уже очень стара.
Последнее замечание, казалось, ее саму несколько развеселило, и Фрэнсис, глядя на нее, гадала, насколько Габриель понимает весь ужас, всю катастрофичность сложившейся ситуации.
– Что с Филлидой? – спросила Габриель. Она равнодушно смотрела на Фрэнсис, и это опять напомнило о непрочности проницательного, но, увы, угасающего ума. У девушки опять земля ушла из-под ног.
– Я оставила ее с Доротеей, дорогая, – мягко сказала она. Разве ты не помнишь? Я уже тебе говорила.
Пока она ждала ответа, в комнату ворвался шум голосов под окном, и на нее опять повеяло кошмаром той ночи, кошмаром непрочности ее собственного положения. Габриель была ненадежной союзницей.
– Ты мне говорила? Возможно, говорила, – Габриель думала совсем о другом. – Я должна от нее избавиться. Думаю, что уже избавилась. Я велела Доротее вызвать ей доктора. Бедняжка Филлида. Эти жалкие нежизнеспособные женщины! Не подашь ли ты мне зеркало, дорогая? Что там происходит на улице?
Последнее требование прозвучало решительно и энергично, и Фрэнсис выглянула в окно. Она посмотрела вниз на узкую тропинку, ведущую во дворик под арку между домом и Галереей. Окно находилось прямо над черным входом, и именно оттуда слышался шум. Массивная фигура миссис Сандерсон, экономки, стояла внизу на каменных плитах. Ветер трепал ее передник и юбки, открывая перекрученные чулки.
В грудь экономки уткнулось изящное плачущее создание в голубом костюме. Фрэнсис с трудом узнала Молли, младшую горничную в доме. Молли громко всхлипывала, модная шляпка сбилась на затылок. На эту неэстетичную сиену взирал степенный молодой человек в штатском и в полицейских ботинках. В обеих его руках было по чемоданчику и ими он постепенно оттеснял женщин назад в дом.
– Плачьте дома, – с неунывающей бодростью истинного лондонца повторял он. – Плачьте дома у плиты, как настоящие христианки. Идем, идем. Умницы, умницы. Уведите ее, мадам. Сейчас же уведите ее.
– Нет, она не может там оставаться. Ни минуты. И правильно делает. Мне все равно, кто вы. Если вы полицейский, покажите документы.
Теряя терпение, миссис Сандерсон заговорила тоном раздраженной торговки или жены рыбака, как раз собиравшейся наточить ножи. В ее голосе послышался металл.
– О Господи! – с кровати отозвалась Габриель.
В ее восклицании слышался скорее упрек, чем изумление, и Фрэнсис торопливо отпрянула от окна.
– Могу ли я что-нибудь сделать? – спросила она.
Голос с небес мгновенно прекратил это безобразие. Миссис Сандерсон закрыла рот, предварительно сделав последнее угрожающее заявление. Рыдания Молли резко утихли. Человек в штатском поставил свои чемоданы и поглубже натянул шляпу.
– Приказано всем оставаться в доме, мисс, – вежливо сказал он.
– О, я понимаю. Все в порядке. Зайдите в дом, миссис Сандерсон, пожалуйста. И вы, Молли. Я надеюсь, они скоро уйдут. Если хотите, возьмите свой выходной завтра.
Молли оторвала красное, распухшее от слез лицо от подушкообразного фасада миссис Сандерсон. На Фрэнсис умоляюще смотрели заплаканные глаза:
– Это не выходной, мисс. Я совсем ухожу.
– Какой стыд, – пробормотала миссис Сандерсон.
– Правда? – Фрэнсис была неприятно удивлена. Все слуги Мэйрика были очень ему преданы, и их увольнения и поступления на работу обсуждались всей семьей. Поэтому это поспешное бегство было чем-то новеньким. Однако ни время, ни место не подходили для семейных скандалов.
– О, я понимаю. Ну, хорошо, уволитесь завтра, – сказала она. А сейчас, пожалуйста, зайдите в дом. Я сейчас спущусь.
– Вам лучше спуститься, мисс, – море невысказанных обещаний прозвучало в голосе экономки, и она чуть ли не с материнской нежностью обвила рукой Молли, которая, собственно, никогда ей особенно и не нравилась.
Фрэнсис закрыла окно и, повернувшись к туалетному столику, посмотрела на себя в зеркало. Перед ее глазами все еще стояла комическая сценка, поэтому она не сразу заметила, как Габриель протянула ей обратно свое маленькое зеркальце. Перемена, внезапно произошедшая во всем облике старой леди, ошеломила Фрэнсис. Кукольная фигурка миссис Айвори, укутанная в шотландские кружева, восседала, удивительно прямо держа спину. На ее личике сияли живые глаза, умные и подозрительные, как у маленькой мышки.
– Что она сказала?
– Ничего. Это просто Молли, служанка. Как выяснилось, она собралась увольняться, а полицейский ее не выпустил… Моя дорогая! Бабушка! С тобой все в порядке? Может, тебе лучше прилечь?
Габриель закрыла глаза. Без их успокаивающего умного света ее лицо было пугающей маской.
– Тебе лучше прилечь, дорогая, – ласково, но твердо сказала Фрэнсис. – Давай я тебе помогу.
Старая женщина с трудом устроилась на подушках.
– Все это так утомительно, – наконец, капризно сказала она. Голос звучал твердо, и это успокаивало. – Где Доротея?
– Я пришлю ее.
– Нет, не нужно. – Маленькая ручка сжала ее запястье с удивительной силой. -
Нет, останься здесь. – Она тихо лежала, сжимая руку Фрэнсис. Ее лицо стало совершенно спокойным. Фрэнсис поняла, что ее пожатие было скорее сдерживающим, чем ищущим поддержки.
– Я должна идти вниз, – мягко сказала она. – Я пришлю тебе Доротею.
– Нет, – Габриель все еще лежала с закрытыми глазами. – Фрэнсис, тебе никогда не приходило в голову, что твоя сводная сестра несколько смешна?
Невозможно было ошибиться в том, что она имела в виду, и прямота вопроса, вызвавшего в памяти и другой, тот, который задала Филлида о Роберте, застигла Фрэнсис врасплох.
– Нет, – сказала она. – Нет, дорогая, конечно, нет.
– Ты едва не подскочила от моего вопроса, моя милая. – Черные глаза были опять открыты и смотрели на нее. – Она с тобой говорила?
– Недолго. С ней все в порядке. Это, конечно, страшный удар для нее.
– Естественно, – проговорила Габриель и, улыбнувшись, замолчала. – Ты напоминаешь мне своего дедушку, – заметила она после долгой паузы. – Он был ужасно недоверчивым. Эта маниакальная привязанность к докторам – это ненормально. Она не говорила тебе, что что-то слышала?
– Что-то слышала? – даже в ее устах эти слова прозвучали зловеще, и она посмотрела на маленькую фигурку, полная дурных предчувствий. – Когда, дорогая? Той ночью, когда Роберт… когда Роберт должен был умереть?
– О нет, раньше. Гораздо раньше.
– Бабушка, что ты хочешь сказать? – против ее воли в голосе прозвучала испуганная нотка, и Габриель открыла глаза.
– Забудь, милая, – спокойно сказала она. – Я такая старая, мне все время что-то мерещится. Послушай, там на лестничной площадке чьи-то шаги.
Фрэнсис повернула голову. Впервые за все утро дом затих, будто затаив дыхание.
– Ничего не слышу.
– Там кто-то ходит. Мое дорогое дитя, я бы не проспала в этой кровати тридцать лет, если бы ошибалась в таких вещах. Открой дверь.
Когда Фрэнсис шла к двери, ее охватило острое чувство одиночества. Роберт мертв, Мэйрик далеко, в доме полиция, Филлида в обмороке, Дэвид Филд… да, Дэвид Филд теперь тоже во всем этом замешан. А теперь еще и Габриель впадала в старческий маразм. Кошмар той ночи приближался с невероятной быстротой.
Тяжелая тисненая дверь открылась совершенно бесшумно, и нерешительно топтавшаяся на пороге мисс Дорсет отскочила, виновато улыбаясь.
– Я не решалась постучать, вдруг она спит, – прошептала она, за руку вытаскивая опешившую девушку в коридор. – Я телеграфировала в офис в Гонконг. Они разыщут вашего отца, где бы он ни был. Как это случилось? Вы что-нибудь знаете?
Все в тот день воспринималось особенно живо, и перед Фрэнсис предстала красочная картина: женщина в виньетке арки. Каждая деталь была выписана с удивительной четкостью, и она увидела, как жалка сама тщательность, с которой были уложены ее светлые волосы с пробивающейся сединой, ее напряженное веснушчатое лицо и морщины, еще глубже прорезавшие лоб. От волнения лицо мисс Дорсет осунулось. Показная сердечность на ее лице вызывала подозрение и делала ее какой-то ненадежной.
– Я стараюсь скрыть это от всех в офисе, не знаю, надолго ли, – быстро говорила она. – Понимаете, придут репортеры. Что с ними делать, впускать или не впускать?
Даже в этот момент, когда огласка дела грозила им всем неприятностями, вопрос поразил Фрэнсис своей абсурдностью.
– А что обычно делают с репортерами? – спросила она и почувствовала себя неловко, потому что ее собеседница покраснела.
– Я постараюсь их отослать, – сказала, оправдываясь, мисс Дорсет. – Но иногда также делают какое-нибудь заявление для прессы. В Галерее никто не может принять ни одного решения. За главного там, наверное, сейчас я. Я не могу добиться помощи даже от Лукара. Он еще не появлялся.
– Кажется, он уже должен был появиться в офисе. Который час? – рассеянно спросила Фрэнсис. Время в тот день потеряло свое значение, и это утро длилось уже долгие годы.
– Около половины первого. Я звонила ему домой, но он ушел в девять. Я не знаю, где он. – Голос мисс Дорсет дрожал. – Вообще-то, конечно, без него лучше, но он должен знать, что случилось. Кто-то должен знать. Я буду распоряжаться, пока не найду кого-нибудь из начальства, но я никогда не оставалась одна и…
Она замолчала, и подозрительный блеск в ее светлых глазах вернул Фрэнсис к реальности.
– Конечно, никогда не оставались, мисс Дорсет, – сказала она, накрыв ладонью ее тонкую кисть. – Конечно, никогда. Все это так внезапно и так ужасно, но не волнуйтесь. Все будет в порядке. Возвращайтесь и работайте как обычно. Если вас будут спрашивать о Роберте, отсылайте их ко мне, а я с ними разберусь. Побыстрее разыщите Лукара. Полиция захочет с ним поговорить.
Она замолчала. Мисс Дорсет с надеждой смотрела на нее, испуганная и взволнованная.
– Итак, это случилось, да? Я что-то слышала, но не хотела никого расспрашивать. Кто?
– Мы не знаем. Сейчас это выясняют. – Это был забавный разговор. Обе они инстинктивно решили говорить уклончиво. Рука мисс Дорсет скользнула в карман, и ее губы задрожали.
– Больше ста лет и тени скандала не падало на нашу репутацию, а сейчас, как раз когда ваш отец в отъезде, это произошло. Вы уверены, что мистер Роберт не сделал это сам?
– Нет. Понимаете, его нашли в шкафу. Кто-то спрятал туда его труп.
Мисс Дорсет кивнула и некоторое время молчала.
– Это ужасно. Я часто думала, как буду себя вести, если когда-нибудь столкнусь с… с жестоким преступлением, таким, как это. Но сейчас это преступление не кажется более ужасным, чем любое другое. Я имею в виду, что все это превратилось в цепь каких-то сплошных проблем. Мисс Айвори, я никому больше об этом не скажу, но мистер Лукар в ту ночь был здесь. Вы знали об этом?
– Да, я его видела.
– Правда? – взгляд светлых глаз на минуту задержался на лице девушки, ее мысли смешались.
Она всхлипнула и внезапно сказала:
– Если бы это произошло по-другому, я могла бы в это поверить. Или если бы он сделал это сам.
– Правда? Роберт был нервным, но не был похож на самоубийцу.
– Вы уверены?
Они продолжали разговаривать очень тихо. Мисс Дорсет задала свой последний вопрос свистящим шепотом. Фрэнсис в недоумении смотрела на нее.
– Что вы хотите этим сказать? Почему вы так думаете?
Мисс Дорсет колебалась, но когда она начала говорить, это прозвучало так странно, что уже во второй раз в этот день Фрэнсис почувствовала, что ей нечем дышать. Необъяснимый, почти суеверный страх ледяными пальцами сжал ее горло.
– Он никогда не рассказывал вам о свисте по телефону? – спросила мисс Дорсет. – Никогда? – быстро продолжила она, видя реакцию Фрэнсис. – Ну тогда, ради бога, не обращайте внимания. Наверное, это какой-то пустяк. Я не должна была этого говорить. Я так расстроена сегодня, что просто не соображаю, что делаю. Я возвращаюсь в офис. Я не должна так надолго покидать галерею. Я так рада, что вы здесь. Вы напомнили мне вашего отца. Вы знаете, вы на него очень похожи. Как только я понадоблюсь, сразу же посылайте за мной. Я буду в офисе.
Фрэнсис успела остановить ее, когда она уже поворачивалась к выходу.
– Если я вас правильно поняла, вы считали, что Роберт не в своем уме.
Мисс Дорсет внимательно посмотрела на нее.
– Я действительно так думала. Вам бы тоже так показалось, если бы вы знали его так же хорошо, как я.
Фрэнсис смотрела, как ее туфли на толстых каблуках широкими шагами уверенно пересекли лестничную площадку. Потрясенная, сбитая с толку, но очень храбрая старая дева.
