Текст книги "Придуманная жизнь (ЛП)"
Автор книги: Мара Торрес
Жанр:
Современная проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)
– Бето, иди! Посмотри, какие высокие волны!
Ты направляешь камеру на меня. На мне твоя белая рубашка с длинным рукавом, которая
мне велика, и под рубашкой бикини.
– Ната, не подходи слишком близко, море очень неспокойно!
– Иди быстрее! Ну, скорее же!
– Подожди, не подходи! Оставайся там, я уже иду!
Ты побежал ко мне, держа камеру в руках, и изображение на экране задергалось, как
сумасшедшее.
– Потрясающе, – послышались твои слова, когда ты подошел. – Как волны разбиваются о
берег.
Ты направляешь камеру на море.
– Классно, правда?
И укрупняешь план.
– Ната, не подходи ближе…
– Всего несколько шажочков, ведь ничего не происходит… Ну же! Посмотри! Чайки! Надо
же, сколько их! Больше сотни! Чайки на берегу так спокойны и беззаботны, словно нас
вовсе не существует… Сейчас ты увидишь, как они взлетают, когда я побегу!
– Ха-ха-ха! Подожди, я хочу снять вас красиво!
– Минутку-минутку, сейчас я соберу волосы... – Я подхожу к камере. – Моя мордашка
заняла весь экран, пока я прилаживаю заколку. Я непрестанно корчу рожицы. – Так! И так! А
вот так я красива?
– Очень!
Я посылаю в объектив поцелуй, не касаясь его.
– Видео хорошо получается?
– Изображение немножко плывет, но это не имеет значения!
– Да, так даже лучше, пусть плывет, как жизнь. Плывущее лучше! Посмотри на чаек! Я тоже хочу так летать... – Я бросилась бежать к чайкам, взмахивая руками, словно я летела. –
Посмотри, как я лечу, Бето, смотри, как я лечу... Я лечу-у-у!..
Чайки взлетают и кружат в воздухе, едва я появляюсь среди них, но на несколько секунд
мои руки, прикрытые рукавами твоей белой рубашки, сливаются с крыльями птиц.
Видео заканчивается, и экран чернеет.
Гостиная погружается в кромешную темноту.
Она совершенно пуста.
Я осталась в Астурии.
– Ната, ты, как коза-егоза. Давай же, иди и надень брюки, а то простудишься.
Ты выключаешь камеру и кладешь ее в рюкзак. Я подхожу к тебе.
– Ну вот, надо же, я промочила ноги, а полотенца у нас нет... Нет-нет, что ты, не твоим
свитером, глупый, он будет весь в песке!
– Неважно, потом вытрясем, делов-то, я не хочу, чтобы ты простудилась. Иди сюда, садись
со мной, скоро проглянет солнышко...
– Ну, хорошо, сейчас.
Я надеваю брюки и сажусь, прижавшись к твоей груди. Ты обнимаешь меня за талию.
– Какой прекрасный свет, как красиво, и какая глубокая синева у моря...
– Знаешь, когда я был маленьким, – сказал ты, уперев подбородок в мое плечо, – мне
безумно нравилось приходить на этот пляж и оставаться здесь одному до самой ночи...
– А что ты здесь делал?
– Ничего... Расслаблялся... Думал.
– И о чем же ты думал?
– Да так... О разном.
– Так о чем же?
– Я думал, что, возможно, когда-нибудь я сяду на корабль, переплыву океан и буду плавать на нем по разным морям, останавливаясь на время в каком-нибудь месте, а потом в другом, и еще где-нибудь, еще и еще... Я путешествовал бы всегда, узнавал новые места, знакомился с новыми людьми. Ни дома, ни школы, никто не ругал бы меня, и не нужно было бы делать уроки.
– А где бы ты останавливался?
– На бразильских пляжах, потом в Уругвае и в Рио-де-ла-Плата...
– И ты плавал бы один?
– Да, один... Я плавал бы один. Я до сих пор еще подумываю осуществить эту мечту.
– И тебе было бы кайфово, да? Ни клиентов, ни кампаний, ни трезвона будильника, ни чеков...
– Верняк. Почему бы нам не поплыть, Ната? Давай уволимся с работы, продадим твой и
мой дом и отправимся путешествовать. Махнем без денег, вообще безо всего, навстречу приключениям...
– Давай, а я время от времени плаваю в море, а потом отряхиваюсь, как это делают утки. Б-р-р-р... Вот так.
– Ха-ха-ха, ты просто сумасшедшая. Я говорю серьезно, Ната. Мне не нравится здешняя
жизнь, мне все осточертело, я устал. Мне до смерти надоело работать, все время думая, как
срубить бабла, чтобы прибарахлиться, мне ненавистна сама мысль о том, что мы должны пускать пыль в глаза. Я не хочу жить в таком мире, как этот, где все кажется общепринятым и
упорядоченным, где все расписано и нет места импровизации. Это не та свобода, о которой я
мечтал, та свобода – совсем другое дело.
– Но для этого нужно изменить весь мир…
– Ну, так давай его изменим! Я отказываюсь быть частью того мира, в котором был
воспитан. Я не хочу, чтобы однажды мы, растянувшись на диване, спрашивали себя, кто мы, и почему не узнаем друг друга. Если с нами когда-нибудь случится подобное, я умру.
– А почему ты рассказываешь мне все это?
– Потому что знаю, что ты меня понимаешь. Я думал, что никогда не познакомлюсь ни с
одним человеком, который понял бы меня, но вдруг появилась ты, и я узнал, я понял, что этот человек – ты. Я не могу этого объяснить, но, клянусь, что почувствовал это, когда впервые увидел тебя. Словно домовой шепнул мне на ушко: “Это она”.
– Бето…
– Говори.
– А почему тебе сказал это домовой, если домовых не бывает?
– Бывают, глупышка, и когда-нибудь ты встретишь одного.
– Это невозможно.
– Нет ничего невозможного в этом мире, Ната, кроме одного…
– Чего же?
– Того, что я перестану любить тебя.
Асту́рия – автономное сообщество и провинция на севере Испании, на побережье Бискайского залива
Глава 8. Тактика и стратегия.
Впереди семь новых дней и одна цель – не думать. Не думать – и все тут. А это у меня
получается, только когда я должна переделать столько вещей, что у моей бедной головушки нет ни единой свободной минуточки на раздумья. Короче, я выработала стратегию.
Мой план таков – я кого-нибудь полюблю. Да вот хоть Мауро, например. Я поняла, что
когда вижу его, мне становится хорошо, и с некоторых пор я даже присматриваюсь к нему.
По утрам я примеряю перед зеркалом разные вещицы, репетирую различные варианты
ответов на вопросы Мауро, так, на всякий случай, вдруг его встречу. “Да-да, у нас маленькая неразбериха с клиентом, шеф – в ярости, он рвет и мечет”, или “Куда там, нам тоже все еще
не назначили дату”, или же “И правда, поглядим, наступит ли когда-нибудь тепло, ведь для весны еще довольно холодно”. Такие вот дела.
Нет, Мауро вовсе не являл собой типаж мужчины моей мечты, но мне это неважно. Я
познакомилась с ним на ужине, устроенном агентством, в честь своего двадцатипятилетия. Юбилей – одно из тех праздненств, на которые фирма потратила деньги, и которые нравятся служащим. На ужине я была только ради присутствия, и большей частью занималась тем, что смотрела, как все остальные, один за другим, пьянели и становились красными, как свекла. Когда мне уже до чертиков надоел этот спектакль, я попросила бокал и вышла наружу покурить. Тогда-то и появился Мауро. Я еще раньше слышала разговоры о нем, поскольку он имел репутацию записного красавчика.
– Экая скучища, разве нет? – сказал Мауро.
– Да, конечно, – ответила я.
– Н-да-а.
Долгая, очень долгая пауза, и я продолжила:
– Что ж, пойду внутрь, как-то прохладно.
– Чао.
– Пока.
Это было все, о чем мы говорили тогда, и все, о чем мы поговорили в нашей жизни. Ни
“Как тебя зовут?”, ни “А в каком отделе ты работаешь?”, вообще ничего. Мне было известно его имя, хотя он и не работал непосредственно с нами. Являясь внештатным
сотрудником, он заходил в агентство на собрание, или для встреч, когда должен был
выполнять какое-нибудь задание. Он-то как раз из тех, кто никого не оставляет
безразличным, хотя мне по барабану. Иной раз, я видела Мауро, бегущего мимо, но едва
смотрела на него. По правде говоря, я никогда не задерживала на нем свой взгляд. Все это было тогда, когда я не замечала мир, а мир не замечал меня. Я ничуть не удивилась, что в ночь праздничного ужина у нас состоялся эта глупый, бессмысленный, пустой разговор.
Конечно, с тех пор, временами, Мауро приходит мне на ум, мы поддерживаем разговоры,
придуманные перед зеркалом моей комнаты, но с завтрашнего дня я собираюсь сделать все
возможное, чтобы влюбиться в него.
Глава 9. Обычный человек.
Я подошла к своему рабочему месту, заглянула в электронную почту, просмотрела
сообщения с пометкой “срочно”. Я подумала, что почему-то все в мире считают, что их сообщение, кровь из носа, какое срочное, хотя отлично знают, что оно направится прямиком в корзину. А сколько из них я прокляла за то, что они без всякой необходимости
потревожили меня. Я вспомнила последнее срочное сообщение, которое написала сама и
подумала, что получатель тоже, должно быть, проклинает меня, потому что единственная
срочность послания заключалась в том, что надвигались выходные. Я спустилась налить
кофе с одним из приятелей-сослуживцев. В лифте я объявила ему, что не купила сигареты, поскольку больше не собиралась курить. Но потом, попросив у него сигарету, я выкурила ее за чашкой кофе и вернулась к своему столу. Просмотрев ожидающие утверждения рекламные тексты, пару из них отвергла, затем один написала и взглянула на другие публикации, чтобы сравнить, и вдруг обратила внимание на ажиотаж в офисе. Я подняла голову, оторвавшись от компьютера, и увидела вошедшего посыльного с огромнейшим букетом красных роз. Он подошел прямо к моему столу, вытащил на подпись квитанцию и протянул ее мне. У меня остановилось сердце. Все вокруг зашумели, вскочив на ноги со своих мест, и начали бурно аплодировать. Я поднялась со стула, чтобы взять букет, и когда он оказался в моих руках, мое сердце снова забилось. Оно так сильно колотилось, что почти выскакивало из груди: “Боже мой! Бето! Бето! Ну, конечно же, он!” Я поцеловала букет, положила его на стол и, вся дрожа, распечатала конверт с открыткой. Я чувствовала, что все мои соратники по рекламе сильно переживали за меня после той истории, и теперь радовались, так же, как я. Я улыбнулась им. Донато, мой шеф, подмигивал мне из-за двери своего кабинета. Я прочла написанное на открытке: “Спасибо за последнюю рекламную кампанию. Это был успех. Подпись: Фармацевтическая кампания Одетте”. Я снова сунула открытку в конверт. Все молча смотрели на меня в глубокой тишине, а потом снова расселись по своим местам.
Опустив голову, я направилась в туалет. Там была Лупе, наша уборщица.
– Ната, что с тобой? – спросила она, увидев меня.
Я вдруг принялась плакать. Лупе обняла меня, и я ощутила мягкое, нежное
прикосновение ее розового халата и горячий запах ее кожи – смесь моющего средства и увлажняющего крема. Она ласково погладила меня по волосам.
– Он запутался, дочка, вот и запропастился.
Я еще пуще принялась рыдать. Поразительно, как некоторые люди знают, что с тобой
творится, так что тебе даже не приходится ничего говорить.
– Пойдем, деточка моя, пойдем. Дай-ка я тебя умою.
Лупе вымыла и вытерла бумажным полотенцем мое лицо и причесала меня влажными от
воды пальцами. Потом достала из кармана халата флакончик туалетной воды, побрызгала из
него мне на руки и растерла капли своими руками. В точности, как моя бабушка. Когда
иногда по субботам моя мама оставляла меня у нее на ночь, в воскресенье с утра бабушка
причесывала мои спутавшиеся волосы влажной расческой, выпрямляя и вытягивая их, прежде чем собрать в конский хвост. Потом она перетягивала их синей шелковой ленточкой, завязывала бант и пшикала на меня туалетной водой. Я смотрела на себя в зеркало, а оттуда, из зазеркалья, за мной наблюдала будто бы другая девочка с тугой косичкой и своим синим бантом. Я даже не решалась моргать, чтобы не дай Бог не испортить ей прическу. Мной овладел хотот, и Лупе, услышав, что я смеюсь, облегченно вздохнула.
– Ну, все, все, будет, давай! – она звучно расцеловала меня в обе щеки. – Хватит
развлекаться, дочка, не то ты заставишь своих приятелей волноваться.
Я вышла из туалета. Шеф позвал меня к себе в кабинет и поздравил с удачной рекламной
кампанией. Подошло обеденное время, и я пригласила всех тесной компанией посидеть в баре. Съесть я решила что-нибудь легкое и заказала филе с картофелем. Я выкурила
сигарету, и мы поднялись в офис. Вернувшись за свой стол, я переделала кучу неотложных дел. Я работала, не покладая рук. Сосредоточившись на составлении текстов, я проработала, не отрываясь, весь остаток дня. Когда я взглянула на часы, то увидела, что почти все разошлись по домам. Я собрала свои вещи, взяла розы и вышла из офиса.
Когда я направилась разыскивать свою машину, на дворе была уже почти ночь. По дороге
я встретилась еще с одним человеком, ушедшим из офиса так же поздно, как и я.
– Красивые цветы…
– Спасибо.
Это был Мауро. Что он делал в агентстве в это время? Какая, к черту, разница.
Придя домой, я открыла банку фаршированного перца, налила бокал вина, закурила
сигарету, села на диван и зажгла свечу, чтобы не чувствовалось запаха дыма. Я оглядела свое жилище и подумала: “Черт возьми, какой миленький дом. Он хорош, как никогда. Твою
мать, вот ведь скотство-то какое – быть одной и не иметь возможности ни с кем насладиться
уютом и красотой моего дома.” Ну вот, я снова вспомнила тебя. А потом я подумала о
Мауро. Что ж, быть может, когда-нибудь он и придет в мой дом, сядет на этот диван, мы
выпьем по бокальчику вина, а потом перепихнемся. Будем ли мы потом держать это в секрете, и так ли уж важно будет хранить эту тайну для того, чтобы на работе не узнали? Будут ли наши отношения иметь смысл, или это будет только трах, обычный, ни к чему не обязывающий секс? Умеют ли люди хранить секреты. Будь у Риты геморрой, она раструбила бы об этом на все четыре стороны, будь геморрой у меня, я держала бы это при себе. Полюблю ли я когда-нибудь Мауро по-настоящему? А, может, я только хочу в него влюбиться? Все это – дурость, чушь, лишь бы провести время. Все это только для того, чтобы забыть тебя. Господи, я же пишу только по воскресеньям, а сегодня понедельник, так зачем же я пишу? Да просто я – обычный человек, я всего лишь женщина.
Глава10. Mmonreal y ffortuna.
Теперь я пишу не только по воскресеньям, а тогда, когда хочу, например, сейчас.
Утром я встала, как обычно и, как всегда по утрам, распахнула окно комнаты, совершенно
не обращая внимания на то, что произошло на улице за ночь. Я абсолютно уверена, что там ровным счетом ничего не произошло, но даже случись там что-нибудь, я бы об этом и не
узнала, потому что смотреть-то я смотрю, но ничего не вижу.
Я позавтракала, приняла душ, оделась и поехала на машине на работу, думая, что каждый
день собираюсь рискнуть и поехать на метро. Я веду машину по проспекту Кастельяна,
слушая тихую, спокойную музыку. С тех пор, как по радио передают только плохие новости,
я могу поставить диск и не чувствую никакой вины за то, что приезжаю в агентство, не имея ни малейшего представления о происходящем. Если тебе кто-то встречается и завязывает разговор на эту тему, ты просто говоришь: “Все это так ужасно!” Ты даже ничего не
придумываешь, а просто знаешь, что все так и есть.
– Все так ужасно! – сказал мне знакомый, когда мы попивали кофе, сидя в баре за углом, и
я подумала, что он тоже наверняка ездит на работу, слушая музыку.
Мы поднялись к себе, и каждый из нас направился к своему столу. Я уселась, включила
компьютер, и пока он загружался, стала просматривать, что же я должна сделать. Бац! – и
неожиданно на экране монитора выскочило окошечко:
“Имеется одно новое сообщение”.
Я открываю его.
Привет, мы познакомились на праздничном ужине в агентстве, показавшемся нам обоим
скучищей. Я подумал, что, возможно, когда-нибудь тебе захочется выпить кофе. Если не
хочется, не парься, скажи, и все. Полагаю, мы могли бы понравиться друг другу.
Мауро.
Постскриптум: Надеюсь твои цветы хорошо добрались до дома.
Оба-на, ничего себе! Сообщение от Мауро. А почему бы нам и не выпить кофе? Ведь если он мне не понравится – не беда, как он там сказал – не парься, и все. Но ведь он думает, что мы можем понравиться друг другу. Что бы написать, чтобы показаться милой?
Привет, откуда ты раздобыл мой мэйл?
Ната.
Постскриптум: миленький ник.
Я отправила сообщение.
Проходит минута.
“Имеется одно новое сообщение”.
В этой жизни достижимо все. Или почти все.
Постскриптум: Красивое имя.
Он говорит, красивое имя. Думается мне, он тоже хочет казаться милым.
Я отвечаю ему.
Спасибо за комплимент.
Он откликается.
Если соберешься на чашку кофе, скажи.
В конце концов, получается, что сегодняшний день был не такой, как остальные, поскольку Мауро прислал мне сообщение. Вернее, целых три. Как он там говорит, в этой
жизни все достижимо. Спрашивает, как добрались до дома мои цветы. И просит сообщить, решусь ли я на чашку кофе. И откуда он взял адрес моей электронной почты? У кого он его
попросил? Ах, да какая, к черту, разница, не все ли равно? Главное, что он послал мне
сообщение, хотя совсем меня не знает. Ведь насколько я понимаю, когда я говорю с ним по
утрам, я разговариваю с зеркалом... А вдруг он внутри зеркала, там, в зазеркалье? Но тогда,
он, должно быть видел, что я двадцать раз преодеваюсь, проверяя, идут ли мне джинсы стрейч. Какой ужас!
Иногда мне кажется, что я брежу.
Paseo de la Castellana – одна из основных автомагистралей Мадрида
Глава 11 Письмо.
Уже больше полугода ты не подаешь никаких признаков жизни, и я уже ни с кем не могу поговорить о тебе. Никто ничего мне не говорит, но я-то понимаю, что они по горло сыты разговорами о том, что с нами произошло. Всё уже не так, как прежде, когда, встретившись со мной, все расспрашивали меня о том, как я поживаю, и я принималась говорить и говорить без умолку. А потом Рита, Карлота и Альвар часами в деталях анализировали со мной каждую подробность нашей истории – когда ты сказал это, я ответила то, когда ты не пришел со мной на ужин, на котором были мы все, потому что тебе нужно было сделать что-то более важное. Или тот момент, когда я сказала тебе, что не могу поехать с тобой в городок, потому что Рита познакомилась с одним аргентинцем и должна была рассказать нам об этом, или когда ты начал поздно приходить домой, а я уже спала... Ты никого уже не интересуешь, Бето. Ни ты, ни мы. А вот меня интересуешь. Не подумай теперь, что раз мне прислал сообщение один парень с работы, то я забуду то, что тебе пообещала. Ничего подобного. Ни за что на свете. И раз уж мне не пришло в голову ничего другого, то я написала тебе это письмо, чтобы ты знал, что мне хорошо. И особенно для того, чтобы ты успокоился и не грустил всякий раз, как подумаешь обо мне, считая, что я тебя ненавижу. Это просто невозможно.
Альберто,
Прошло уже несколько месяцев с того самого дождливого вечера, а я иногда скучаю по
тем поездкам, которые мы совершали вместе, и по холоду твоей мансарды. Конечно, с
того времени много воды утекло, многое произошло, но у меня такое чувство, что моя
жизнь всегда была такой, как теперь.
Если не теперь, то когда… если не ты, то кто же… Я никогда не собиралась этого
делать. Наоборот, мне нравилось представлять, что однажды мы с тобой встречаемся в Мадриде, или в каком-нибудь другом городе мира и идем выпить по чашечке кофе. Мы пьем и пьем кофе все время, пока говорим о нас с тобой. Я не задаю тебе вопросов, почему ты не
подавал признаков жизни, или почему не отвечал ни на мои сообщения, ни на мои звонки.
Хотя тебе и покажется невероятным, но я продолжаю верить тебе, я знаю, что
однажды ты вернешься.
Я плохо понимаю, зачем пишу тебе это письмо, ведь, пожалуй, ты его никогда не
прочтешь, потому что я не решусь послать его тебе. Скорее всего, пишу только для того, чтобы время не отдалило нас, чтобы не совершило подлости, заставив меня забыть то счастье, которое было у меня с тобой, и для того. чтобы ты тоже не забывал этого.
НАТА.
Ясно, что это не первое письмо, которое я тебе пишу. Я начала писать тебе, потому что
вспомнила рассказ Галеано, который ты читал мне ночью перед сном. В нем рассказывалось о трех ворах, забравшихся в дом старика и унесших сундук. Они думали, что он полон денег. А когда они, наконец-то, с большим трудом открыли его на берегу реки, то увидели, что в нем нет ни гроша, а одни только письма, которые старик получил за всю свою жизнь от женщины, которая его любила. И вот воры спорят, что делать с письмами. Один говорит, что надо выбросить их в воду, другой предлагает сжечь, а третий, третий говорит, что единственное, что они могут сделать, это снова вернуть письма их владельцу. И они решают снова посылать их старику по одному письму в неделю. Этот рассказ заканчивался такими вот словами: “ Даже в благословенном Сан-Педро было слышно, как бьется сердце старика, когда издалека он видел приближающегося верхом на осле почтальона, в сумке которого ехало его письмо о любви.” Когда ты прочел мне этот рассказ, я подумала, что когда-нибудь в моей жизни будет старичок, которому я стану посылать письма, и когда мы расстались, я интуитивно почувствовала, что этот старичок – ты.
Я нацарапала самое первое письмо и вышла купить гранатово-красный конверт и большой
лист бумаги, чтобы красиво написать письмо на нем. Еще я купила фломастер. Я переписывала письмо четыре, или пять раз, до тех пор, пока оно не получилось идеальным. Я
оставила его на кухонном столе, чтобы отправить на следующий день. Оно будет самым
первым из множества моих писем, которые ты получишь. Утром, я отправилась на почту и, лишь открыв дверь и шагнув за порог, я поняла, что не захватила письмо. Я его забыла. Вернувшись домой, я зашла на кухню. Увидев гранатовый конверт, лежащий на столе так же, как я его оставила прошлой ночью, я подумала: “ Ната, это знак, не бери это долбаное письмо, оставь его там, где оно лежит”. Я закрыла дверь и пошла на работу, а когда ночью вернулась домой, то сунула письмо в коробку, куда сложила кое-что из твоих вещей: послания, фотографии наших с тобой путешествий, чеки каких-то ресторанов, в которые мы собирались пойти снова.
Быть может, ты уже и не будешь моим стариком с письмами, потому что никогда не
получишь ни одно из них. Неважно. Ведь с тех самых пор, как ты ушел, ты – мой невидимый друг. Я всегда с тобой. Я не вижу тебя, но ты здесь. Я не касаюсь тебя, но несу в каждой клеточке своих рук. Ты не слышишь меня, но я громко разговариваю с тобой. Я рассказываю
тебе о своей работе, о жизни моих друзей и вот, наконец, я рассказала тебе о Мауро.
– Слушай, серьезно, тебя зацепил этот чувак? – спрашиваешь ты. – И потом, Ната, не знаю,
у тебя с ним не особо-то получится, правда.
Я рассказала тебе о сообщении Мауро, о кофе, которое он хотел выпить со мной и обо всех
сомнениях, нападающих на меня, когда я думаю о том, чтобы остаться с ним. Ты ответил, что нет ничего такого в том, чтобы остаться и выпить с кем-нибудь кофе.
– И без тебя знаю, что нет ничего такого, – сказала я. – Но, мне кажется, я не готова к
новым отношениям.
– К отношениям? – спросил ты, умирая от смеха. – Ната, остаться с кем-то, чтобы выпить
чашечку кофе вовсе не означает далеко идущих отношений.
– Вот блин! – ответила я. – Да знаю я, и нет необходимости, чтобы ты трындил мне об
этом. Но если вдруг?.
– Если вдруг, что? – сказал ты.
Ничего, ничего не может быть. Кофе ничего не значит, но я хочу сказать вовсе не это. Я
хочу сказать, что, с одной стороны, я хочу остаться с Мауро, а с другой стороны – боюсь. Не знаю, почему, но боюсь. Я подумываю составить некий документ и, если, в конце концов,
останусь с Мауро, чтобы выпить кофе, то принесу его с собой – пусть он его подпишет.
Этот документ гарантирует счастье Наты Фортуна.
Этот документ требует от нижеподписавшихся, чтобы они развлекались,
наслаждались, колесили повсюду и были счастливы на протяжении всего времени, которое будут проводить вместе.
Договаривающиеся стороны не будут причинять друг другу боль, не будут плакать, разве
что от смеха, они будут на равных, не принижая друг друга, будут поддерживать отношения друг с другом на расстоянии, не станут жить вместе, пока не влюбятся, не станут ссориться, чтобы потом мириться и снова ругаться, не будут ревновать к другим парам, или другим людям, и не станут позволять третьим лицам вмешиваться в их отношения.
Они берут на себя обязательства поговорить обо всем, прежде, чем объявить о разрыве,
если вдруг один из двоих решит, что в его жизни есть другой человек, заслуживающий большей жалости, чем нынешний напарник, с тем, чтобы вторая договаривающаяся сторона поняла и приняла этот разрыв без драм, боли и сожалений.
Галеано, Эдуардо – уругвайский писатель
Глава 12. Пивко.
Встретиться с Мауро стоило мне кучу усилий, не из-за того, что я не хотела его видеть, а
из-за неразберихи, поскольку мы были похожи на двух президентов правления, которые не смогли найти свободного времени в своих ежедневниках.
Мы собирались встретиться в понедельник, после работы, но у меня возникли кое-какие
осложнения и, в конце концов, я не смогла.
Тогда, мы договорились на вторник, но вечером, в последнюю минуту, он прислал мне
сообщение, что у него что-то там случилось, не знаю, что, и мы опять не встретились.
В среду у меня самой вдруг случился перекос и я решила, что, если он пришлет мне
СМС-ку, я не стану отвечать, чтобы казаться недоступной. Ведь накануне он дотянул до
последнего! А он не написал, так что мне не пришлось прикидываться ни твердой, ни податливой.
В полдень четверга он прислал мне СМС-ку: “ Я – в Лиссабоне до второй половины дня
субботы, возможно, мы сможем увидеться вечером, ближе к ночи.” Меня взбесило, что его не будет в Мадриде до субботы, и я переменила манеру ответа, стараясь казаться на этот раз безразличной. Я дождалась вечера, и перед тем, как лечь в постель, ответила ему, притворившись, будто только что увидела сообщение: “Ой, прости, весь день я была жутко занята и не прочла твою СМС-ку… В субботу? Ты ставишь меня в неловкое положение, у меня уже есть планы. Но, так, или иначе, поговорим.” “Как хочешь. Целую.”
То, что больше всего меня беспокоит в себе самой, так это то, что я себя знаю. А раз я
себя знаю, то мне отлично известно и то, что, хотя я и вякнула про неловкое положение, но это “так, или иначе, поговорим” все равно, что сказать “позвони мне, и мы встретимся”, ведь я имела в виду “позвони мне”. Короче, я поняла, что буду висеть на телефоне всю субботу в радостном ожидании, что позвонит Мауро, и назначит встречу. Он мне не позвонил, так что ничего и не было.
И, наконец, будто нам это и не нужно, мы встретились только вечером в следующий
четверг. Я уже и не надеялась, потому что думала, что мы так никогда и не соберемся на чашку кофе. Но, как раз в тот момент, когда я села в машину, чтобы вернуться домой, раздался телефонный звонок:
– Тебе удобно встретиться сегодня?
– Идет, – ответила я, согласившись на встречу. – Вот только где?
Он сказал, что у него было на примете одно отвязное местечко, которое открыли недавно
в Латинском квартале, и, если я не против, то он предлагает посидеть там.
– О’кей, нет проблем, – одобрила я.
Ты идешь на свидание с чуваком, с которым едва знакома, о котором почти ничего не
знаешь, кроме каких-то вещей, связанных с твоей работой, и при этом наряжаешься так, будто давно встречаешься с ним, хоть он об этом и не знает, – все это довольно странно. Я
нервничала, ведь после Альберто я ни с кем не встречалась. И дело не в том, что я ни с кем не знакомилась. По вечерам многие знакомятся, но знакомство и свидания – это совсем не одно и то же. По вечерам ты дурачишься с одними, с другими, но потом ты уходишь и, вероятней всего, никогда больше не увидишь их в своей жизни. Но с Мауро все по-другому, потому что хоть он и не каждый день находится в агентстве, но всякий раз, когда у него встреча он появляется там, и, как ни крути, а он с твоей работы. А поскольку он с твоей работы рано, или поздно, ты встретишься с ним, а значит, ты должна следить за тем, что говоришь, ты не можешь болтать всякие глупости, тогда… О чем же говорить?
Поначалу я не знала, как себя вести. По правде говоря, войдя в бар и увидев Мауро, я даже
не знала, поцеловать ли мне его, или нет. В итоге поцеловала, потому что в жизни все намного проще, чем в твоем воображении. Мы заказали пиво, и стали говорить о цветах, поскольку у нас не было другой темы для разговора. Он припомнил недавний букет и спросил, живы ли цветы. Я призналась, что они протянули только несколько дней, потому что я забывала сменить им воду. Он заметил, что те, у кого есть цветы, должны их поливать. Я ждала, что он спросит, кто мне их прислал, но он этого не спросил. Так что я ушла еще за двумя банками, а когда вернулась, мы начали говорить о работе. Это единственная наша общая тема.
На третьем заходе мы продолжали говорить о работе, но болтали обо всех, что гораздо
интереснее.
На четвертом мы принялись говорить об игорных заведениях.
На пятом – говорили о путешествиях.
На шестом пивном заходе мне показалось, что Мауро был очень милым и славным, и что
мне нравится болтать с ним.
На седьмом он неторопливо придвинулся ко мне, еле слышно проговорив: “Ты очень
красивая”, и поцеловал. Когда ко мне вернулось дыхание, я посмотрела на Мауро и сказала:
– Тебе этого не понять, Мауро, но я хочу уйти домой.
И ушла.
Глава 13. Отношения с Мауро в двух словах.
Мне не удалось объяснить свой глупый уход Рите с Карлотой. Мы устроили заседание
круглого стола в доме моих родителей, стоящем средь чистого поля. Здесь мы можем только есть, пить и разговаривать, поскольку в радиусе пяти верст в округе ничегошеньки нет. Прежде чем поехать в никуда, мы пошли затовариться в местный супермаркет.
– Не приходите с едой, от которой я толстею, – сказала Карлота, улучив момент, чтобы
поболтать с кем-то по мобильнику, поскольку в доме нет связи.
Мы с Ритой наполнили тележку, положив в нее пакет лимонов, дюжину банок тоника,
бутылку джина и направились к Карлоте, с головой погрузившейся в разговор. Тележкой,
полной выпивки, мы двинули ей по заднице.
– Вы че? – взвизгнув, подскочила Карлотта.
– Ну вот что, давай-ка, кончай трепаться и идем за овощами, ты ведь из нас
единственная, кто умеет их выбирать.
Когда мы вместе, я вполне счастлива. И если бы они не приходили побыть со мной в эти месяцы, я была бы уже мертва. Вскрыла бы себе вены, или напилась снотворного...
Снотворное – лучше, потому что вскрытие вен вызвало бы большую шумиху, это слишком
скандально. Хотя однажды мне рассказали, что таблетки тоже не очень-то хороший выбор,
потому что когда тебя находят, все простыни заблеваны и стоит жуткая вонь. Иногда я размышляю, какой будет жизнь без меня, если б я умерла, и кто придет на похороны. Было бы классно, если бы прочитали что-нибудь из того, что мне нравилось, а, быть может, включили красивую музыку. Думаю, они спорили бы о музыке, а поскольку мне нравится любая музыка, они не знали бы, что выбрать. Рита сказала бы, что лучше всего поставить один из тех дисков, которые она мне записала для прослушки в машине. Пусть он звучит во время прощания. Карлотта заметила бы, что идея замечательная, но в этом случае придется просить разрешения установить перегородку, потому что народ счел бы это праздничным прощанием. После поминок они должны были бы удалить номер моего телефона со своих мобильников, и мы больше никогда не увиделись бы. Однажды я прочитала в книжке “Помоги себе сам”, что если кто-то думает о своей смерти, то это оттого, что он – эгоцентрик. А я думаю об этом из любопытства. Ох уж это любопытство! Я не рисую себе картин, как я умираю, а просто представляю, что умираю. А потом размышляю, кто бы тебе позвонил, и что ты стал бы делать, узнав о моей смерти, было бы тебе жалко меня, или нет. Зная тебя, могу предположить, что, вероятно, ты даже не пришел бы на похороны, чтобы не встречаться с немым укором моей семьи и друзей, к чему тебе лишнее беспокойство. Ты пришел бы на кладбище несколько дней спустя, чтобы положить цветы, которые никогда не присылал мне на работу. Уверена, ты плакал бы. Стоя в одиночестве перед моей могилкой, ты проливал бы слезы, прощаясь со мной, точно так же, как в тот день, когда ты меня бросил. И ты сказал бы мне: “Прости меня, любимая, прости”. Стоп! Кончай! Хватит!
