Текст книги "Плач по мечте"
Автор книги: Максимилиан Уваров
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
– Почему? – спросил Давид.
– Вот смотри… – начал объяснять Артем, – я могу уходить к себе сколько угодно раз и возвращаться обратно. Но возвращаюсь я сюда в двадцать четвертое мая. Сколько бы тут ни прожил раньше. И выходит, что все события повторяются. Вернее, их можно изменить, но… понимаешь… я понял, что не хочу ничего менять. Ты мне веришь? – он поднял глаза на Давида.
– Верю, – кивнул тот.
– А теперь пошли в лавку. Купим немного постного сахара. А вечером чай будем с ним пить. Я тут на работу устроился. Вот решил первую зарплату отметить, – Артем достал из кармана мятый трояк.
– Вот тут ты прав, шо хочешь гостинец купить. Ой и получишь ты от мамки мокрой тряпкой по спине, – засмеялся Давид.
========== Глава 18 ==========
Они спустились по узкой тропинке, ведущей в овраг, и вышли к бараку. Роза стояла возле огромного стола и полоскала в большом железном корыте белую футболку Артема.
– Прям дежаву, – хмыкнул Артем. Его посетило странное чувство, что он после долгого отсутствия вернулся домой.
– Счас будет тебе «дежаву», – толкнул его в плечо Давид.
– Вай ме… Темочка… – всплеснула руками женщина и кинулась к нему, все еще держа мокрую футболку. – Сынок! А я уж глаза виплакала, решила, шо ты от нас ушел. Вот и Додик все утро ходил, как в воду опущенный, – Роза обняла Артема и положила ему голову на грудь.
– Мама Роза! Ну чо ты как эта… – смущенно пробормотал Артем. Он погладил женщину по спине и поцеловал седую голову.
– Шо как эта? – Роза легонько оттолкнула Артем. – Шлимазл! Как в голову такое ему пришло? Бросить нас! – Роза замахнулась мокрой футболкой. – Вот ты у меня сейчас получишь! – первый удар пришелся по плечу. От второго Артему удалось увернуться, но Роза не сдавалась. – А ты подумал, что я за тебя расстроюсь? – она снова замахнулась. – Ты подумал, что Доде без тебя плохо? – она махнула футболкой, но Артем развернулся и перебежал на другую сторону стола. – Ты подумал своей глупой головой, что мы скучать за тебя, застранца, будем? – Роза попыталась обогнуть стол и достать Артема, но тот снова сменил место дислокации. Тогда Роза перегнулась через стол и попала мокрой тряпкой точно ему по груди.
– Мама Роза, – хохотал Артем, – ну хватит тебе уже! Давай лучше поедим. Мы с Давидом не жрамши!
Видимо, мысль о том, что дети голодные, успокоила Розу. Она бросила футболку в корыто и пошла на кухню готовить ужин, неслышно ворча себе под нос.
Был тихий вечер. Закончив все свои дневные дела, жители барака расположились за большим столом на кухне. Роза испекла скорую коврижку. Соня принесла баночку меда. В небольшой стеклянной вазочке лежали постный сахар и кем-то принесенные конфеты.
Вокруг стола носились дети, изредка подбегая к родителям и получая конфету или кусок коврижки. Коврижка, облитая ароматным медом, казалась Артему вкуснее любого дорого торта. Он облизывал испачканные медом пальцы и украдкой поглядывал на Давида, сидящего напротив.
Он пытался услышать ту самую музыку, но видел только ослепительную улыбку на его губах и блеск от лампы в глазах. Ветер ласково перебирал крутые завитки черных волос, а сквозь тонкую белую рубашку просвечивало худенькое тело. Сам не зная почему, Артем тихо замурлыкал под нос:
– Ах, эта девушка-а-а… полумесяцем бро-о-овь.
– Ты чо за песню поешь? – к нему подсела Зойка и схватила из сахарницы конфету.
– Да вспомнилось вдруг, – пожал плечами Артем.
– А-а-а. – понимающе кивнула ему Зойка, – из нашего Додьки красивая баба вышла бы.
– Да при чем тут Давид вообще? – удивился Артем.
– Сам смотрит на Додьку и песню поет, потом спрашивает, при чем он тут, – пожала плечами Зойка.
Артем хотел что-то возразить, но она вспорхнула с лавки и бросилась догонять Родика.
Ночью Артем с удовольствием растянулся на стареньком диване и укрылся теплым одеялом.
– Тем, а расскажи мне, как ты раньше жил, – Давид снова уселся по-турецки, высоко подтянув острые коленки.
– Да и рассказывать нечего, – Артем уселся напротив друга. – Папа у меня был историком. Преподавал в университете. Знаешь, какое у него было любимое время? – Давид мотнул кудрявой головой. – Годы правления Сталина, до его смерти в пятьдесят третьем и признания культа личности в его лице, – Давид испуганно покосился на дверь.
– Ты сейчас говоришь, шо товарисч Сталин умрет через семь лет и его врагом народа признают? – спросил он шепотом.
– Еще каким! – кивнул Артем. – Он народа сгубил больше, чем в войну погибло. Но я не про это сейчас. Папа часто брал путевки на экскурсии, и мы объездили все Золотое кольцо.
– Шо объездили? – не понял Давид.
– Ну, города Золотого кольца. Города-памятники архитектуры и истории. Сейчас все не упомню, но вообще, больше всего поездка в Питер запомнилась. Мы почти неделю в Эрмитаже провели. Приходили уставшие, а утром снова туда шли. Мама была пианисткой. Вернее, она в юности подавала большие надежды, но ей не хватило блата, чтобы пробиться. Поэтому она стала обычным учителем в музыкальной школе. Но она любила своих учеников и свою работу. С ней мы ходили на концерты классической музыки. Помню, мне было лет пять, и папа подарил ей билеты на «Лебединое озеро» в Большой. Прикинь, я, дурак малолетний, весь балет на люстру смотрел и мечтал о такой же в своей комнате, – Артем горько усмехнулся. – Я никогда не видел, чтоб они ругались. Папа постоянно дарил маме цветы. Просто так. Приходил с работы с букетом роз или маленький букет ландышей приносил. А мама смотрела на него как на супергероя. Можно я не буду про аварию рассказывать? – спросил он у Давида. Тот коротко кивнул, и Артем продолжил: – После похорон мамина сестра, Ленка, оформила опеку и переехала из своего Мухосранска к нам. Она хорошая, Ленка, просто молодая. Ей тогда двадцать было. Попала из провинциального города в столицу, ну и захотелось ей красивой жизни. Сначала мы жили на те деньги, которые она выручила с продажи своего дома, дальше на наследство, которое оставили папа с мамой. Потом деньги кончились, и Ленка нашла работу. Денег с трудом хватало на еду. Пенсия по утере кормильцев, которую я получал, уходила на квартплату. Я к тому времени учебу совсем забросил. После операции мне стало трудно учиться. Я плохо воспринимал материал, и память стала подводить. С трудом закончив девять классов, я поступил в колледж на слесаря. Там я познакомился с гоп-компанией: Шлангом. Слоном и Котом. Из-за того, что психовал постоянно, меня Психом и прозвали. Мы сидели на лавке, пили пиво, курили и грызли семечки. Иногда срубали немного бабла, тряханув какого-нибудь пацана на улице. По-крупному не воровали. Снимали магнитолы с машин. Иногда удавалось телефон отработать. Обокрасть старого еврея – это было самое крупное дело, на которое мы решились. Так я и познакомились с твоим отцом. Иосифом Линдерманом.
Когда Артем стал рассказывал про старика, Давид оживился. Он не задавал вопросов, но вслушивался в каждое слово, сказанное про отца. Когда Артем рассказал про смерть старика и про то, как он попал в прошлое, Давид сказал:
– Надо маме рассказать про папу. Она все время говорит, шо он за нас бросил.
– Не, – покачал головой Артем, – она не поймет и не поверит.
Давид на секунду замолчал, а потом спросил:
– Тем… почему ты не ушел? Ты сказал про музыку, и я подумал… – и он положил свою руку Артему на коленку.
– Давид… Не спрашивай меня про это, – Артем опустил глаза. – Я пока сам ничего не понимаю. Я не знаю, слышал ли музыку, но я ее чувствовал, – он покосился на руку Давида и, улыбнувшись, добавил: – Но если ты сейчас не уберешь руку, у меня яйца будут в горле.
Давид сделал испуганные глаза, убрал руку, а потом звонко рассмеялся.
День был насыщен событиями, и вечер наконец принес долгожданное облегчение. Артем лег на подушку и закрыл глаза. Засыпая, он почувствовал, как Давид взял его за руку и тихо прошептал:
– Это шобы ты не сбежал, – он придвинулся к нему ближе, и щеки Артема коснулись жесткие черные кудряшки, пахнущие дегтярным мылом.
========== Глава 19 ==========
Артем не заметил, как пролетел месяц и наступил пик лета. По утрам он уходил на работу, по пути провожая Давида до консерватории. Дядя Саша не мог нарадоваться на помощника. У Артема оказались золотые руки. Это привлекло большое количество клиентов. Дела скобяной лавки пошли в гору, и дядя Саша нанял в помощь Артему еще одного человека – шустрого и болтливого Серегу. Хозяин лавки принимал заказы от клиентов и доставал необходимый расходный материал, Артем выполнял самые сложные заказы, а Серега лудил и паял кухонную утварь, выправлял велосипедные колоса, ободы телег и лопаты.
После работы Артем шел встречать Давида, а если задерживался на работе, Давид приходил к лавке и ждал его, сидя на невысоком заборчике. Деньгами дядя Саша Артема не обижал. Артем каждый месяц отдавал Розе талоны на питание и почти все заработанные деньги. Себе он оставлял мелочь на любимые семечки и лакомства для Давида.
После трудового дня ребята бегали к речке и смывали дневную жару и усталость в прохладных водах. По выходным мужчины барака ходили на рыбалку за деревню к устью реки. Принесенных ими карасей и плотву женщины жарили на большой сковородке и вечером устраивали общие ужины с песнями, шутками и танцами под граммофон.
Роза перешивала клиентам вещи и занималась стиркой. Иногда ходила за грибами, и тогда вечером ребят ждал ароматный грибной суп.
На одном из вечерних чаепитий все сообщество вынесли решение отремонтировать и утеплить барак к холодам, для чего постановили: приносить в дом кирпичи и доски, если кому-то они попадутся на пути. Артем предложил договориться с деревенскими, разобрать ничейный сарай посреди поля и перевезти материал на телегах к бараку. Его предложение дружно поддержали.
Перед сном Давид брал Артема руку и придвигался к нему как можно ближе. Сначала Артема это смущало, но потом он привык к неприметным знакам внимания, которые делал Давид. Сидя рядом на лавочке, Давид иногда тихонько касался его бедром или незаметно гладил по руке. Если они оказывались друг напротив друга, то Артем ловил на себе его взгляды, полные нежности и обожания. Постепенно Артем и сам стал заигрывать с Давидом. То щипал его за коленку под столом, то подмигивал, то подходил к нему сзади и дул ему в ухо. Давид вздрагивал и заразительно хохотал.
Но когда они оставались наедине, смущение брало верх, и при любой неловкости оба краснели и опускали глаза.
Приходя на речку, Артем часто любовался Давидом. Несмотря на середину лета, кожа Давила оставалось молочно-белой и прозрачной. Под ней перекатывались небольшие бугорки мышц. На худенькие острые плечи с мокрых завитков волос стекали капельки воды. Артем с улыбкой смотрел на прыгающего на одной ноге Давида. Выбив из уха воду, Давид с разбегу плюхался рядом с ним на траву и ложился на живот, положив голову на сложенные руки. Артем брал травинку и проводил ей по длинной шее, по впадинке между лопатками, по пояснице, по ложбинке между крепкими холмиками ягодиц и по узким сдвинутым бедрам. Давид по ходу прохождения травинки поднимал плечи, сдвигал острые лопатки, сжимал ягодицы и затихал. Когда травинка доходила до розовых пяток, Давид начинал сучить в воздухе ногами и смеяться.
По ночам Давид по обыкновению садился по-турецки на диван напротив Артема, и тот рассказывал ему про будущее, рисуя в простой тетрадке в клеточку смартфоны, телевизоры, машины и самолеты. Художник из Артема был не очень. Когда он попытался нарисовать Давиду знаменитую Мону Лизу, тот долго хохотал и сказал, что она похожа на маму Сигизмунда, Сару Израильну, когда та болела тифом.
Вечерами мужчины шли в поле разбирать сарай. Они аккуратно складывали доски на самодельные повозки и перевозили их к бараку, а в выходные забивали ими щели в стенах, утепляя сеном. Артем всеми силами старался облегчить работу Давиду. Он выхватывал из его рук тяжелые доски и заставлял надевать на руки толстые вязаные перчатки. Давид делал вид, что сердится на него за это, но его глаза сияли благодарностью.
– У Евочки день рождение в субботу, – сказала как-то вечером Роза, – надо бы купить сахара и муки. Я пирог испеку. Зарежем пару кур. Надо бы рыбки наловить. Я б из щуки форшмак сделала.
– Мама Роза, – Артем жадно вцепился зубами в кусок хлеба. – Зашем праждник уштраивать? – прошамкал он набитым ртом. – Она все равно ничего не понимает.
– Не говори так, – Роза дала Артему легкий подзатыльник. – Евочка все понимает, и ей будет приятно.
Кроме форшмака, жареных на печке кур, вареной картошки, резаных овощей и пирога на столе оказалась бутылка самогонки, купленная у деревенских, и бутылочка портвейна «Улыбка» из магазина. Роза категорически запретила мальчикам пить самогон, поэтому в стаканы Артема и Давида было налито немного вина. Для Давида это был первая проба алкоголя. После второго глотка крепкого портвейна его глаза заблестели и движения стали развязными.
– Додя, а сыграй для Евы ее любимую? – попросила Роза и протянула сыну скрипку.
Давид взял скрипку, тронул пальцами струны, поправил колки, вкинул руку и заиграл.
Скрипка ожила в его руках и заговорила. Она рассказывала о еврейской семье. О любящей матери, готовящей на кухне. Об отце, починяющем старые ботинки. О детях, весело бегающих вокруг стола. О толстом ленивом коте у печки. Ева слушала и тихо плакала, вытирая лицо руками.
– Так, дамочки! Хватит уже сопли на кулак наматывать! – сказал Фима, когда песня скрипки закончилась. – Давай, Родька! Запускай шарманку. Евочка, хочу вас ангажировать, – он протянул Еве культю. Та взялась за нее рукой и встала.
Артем смотрел на танцующую с Фимой Еву и не видел в ней сумасшедшую седую женщину, вечно сидящую на кровати, уставившись в одну точку. Ева улыбалась, глядя куда-то вдаль, и плавно вальсировала под песню Утесова.
– Темка! – услышал Артем громкий шепот Давида. – Давай сбежим?
Артем согласился, и они оба быстро растворились в тени двора. Они бежали по траве, усеянной каплями росы, в сторону речки. Артем чуть притормозил возле того места, где они обычно купались днем, но Давид взял его за руку и повел дальше.
Свет Луны почти не проходил сквозь высокие деревья, поэтому Артем не сразу разглядел в темноте большую полуразрушенную беседку.
– Тут давно жил какой-то немецкий барон, – сказал Давид. – Он был очень любвеобильный. Для каждой своей любовницы он построил отдельную беседку, где с ними и встречался, – он потянул Артема в беседку, – говорят, их тут по округе штук десять.
– Я помню эту беседку, – сказал Артем, – она у нас в парке стоит. В самом конце. Только в моем времени ее отреставрировали.
В беседке была кромешная темнота. Артем пошарил руками воздухе и услышал тихий смех Давида.
– Чего смеешься? – пробурчал он. – Завел меня в темноту и уссывается стоит.
Он почувствовал движение, и его уха коснулось легкое дыхание. Артем нащупал в темноте рубашку Давида и притянул его ближе к себе. Он провел рукой по спине и ощутил тепло тела через тонкую ткань. Давид от неожиданности вздрогнул и затих. У Артема было странное ощущение. Осознание того, что он обнимает именно Давида, возбуждало. Боясь испугать его своими действиями, Артем аккуратно провел рукой по жестким кудрявым волосам и попытался в темноте найти губы Давида, но тот вздрогнул и тихо пискнул.
– Ой!
– Чего? – отстранился Артем.
– Ты мне носом в глаз попал, – отозвался Давид.
– Темно. Я прицелиться не могу, – засопел Артем.
Давид засмеялся, но Артем прервал его смех поцелуем.
Он был мягким и нежным. Он был теплым и сонным, как свернувшийся котенок. Губы Давида открылись навстречу поцелую, но когда Артем попытался дать волю накатившей страсти и прижать Давида крепче, тот вздрогнул и отстранился. Артем снова погладил рукой его спину. Давид расслабился и сам продолжил поцелуй.
Сейчас во всем мире были только они, ночь и долгий мучительный поцелуй…
========== Глава 20 ==========
Прохладная речная вода остудила их разгоряченные тела. Они лежали на траве и любовались черным звездным небом.
– Тем, о чем ты мечтаешь? – спросил Давид, повернувшись на бок и подперев щеку рукой.
– О мире во всем мире, – отшутился Артем.
– Я серьезно, – улыбнулся Давид и снял с его плеча длинную речную водоросль.
– Я хочу, чтобы это не кончалось. Я тут чувствую себя дома. Прошлая моя жизнь – тоскливый и серый сон. А здесь я дышу, я живу. Тут я чувствую себя нужным и чувствую, что меня любят, – Артем отвернулся от Давида и уставился в небо.
– Ты очень тут нужен. Мне нужен, – Давид тоже лег на спину и взял Артема за руку, – а знаешь, о чем мечтаю я?
– Ну-ка, – Артем повернул к нему голову.
– Я представляю себя, стоящим на сцене. Передо мной зал. Огромный такой зал, а в нем сотни зрителей. Я волнуюсь немного, но мне не страшно, потому что из сотни лиц зрителей я вижу только тебя и маму. Вы сидите в первом ряду и смотрите на меня. И вот гаснет свет, и я начинаю играть, – Давид прикрыл глаза и тихо запел какую-то песню. Его рука взмыла вверх и запорхала на фоне черного неба, выписывая на нем мелодию. Когда Давид замолчал, Артем тихо спросил.
– Что за песню ты пел?
– Это то, что у меня в голове. Я еще не написал эту музыку. Ты первый, кто ее услышал, – ответил Давид.
Его лицо было таким красивый и одухотворенным, и оно было так близко, что Артем, поддавшись нахлынувшим чувствам, погладил щеку Давида рукой.
Это стало их местом. Их маленькой тайной. Их убежищем от всего мира. После ужина под предлогом искупаться они шли в беседку и под покровом темноты наслаждались поцелуями. С каждым днем поцелуи становились все горячее. Давид тихо сопел, покусывая губы, и тянул рубашку Артема на себя так, что тонкая ткань трещала по швам. И с каждым днем им было все тяжелее унять возбуждение в холодной воде речки. Но оставшись наедине в своей комнате, они не решались дотронуться друг до друга. Несмотря на то, что от остальных жителей их отделяли стены, лежа на диване, они не позволяли себе любовных утех.
– Почему? – иногда спрашивал Давид. – Почему это неправильно?
– Мне трудно тебе объяснить, – говорил Артем, проводя рукой по крутым завиткам волос, – нас так воспитали. У всего должен быть результат. У любви результат – это рождение потомства.
– Разве в этом есть смысл любви? И разве есть смысл в чувствах? Любовь либо есть, либо ее нет. И ведь влюбленным нет дела до результата. Они просто любят, а не хотят продлить свой род? – Давид посмотрел на Артема с надеждой. – Ты же не думаешь про какой-то результат, когда рядом со мной?
– Ты наивный, Додь. Смешной и наивный, – Артем вздохнул. – Спроси прямо, что ты хочешь от меня услышать?
– Ты меня любишь? – Давид сжал кулаки и затаил дыхание.
– Люблю, – ответил Артем, – главное, чтобы про это никто не узнал. По-моему, статья за мужеложство уже есть в УК.
В последний день июля к вечеру поднялся сильный ветер, небо затянуло тучами, и оно прорвалось сильным ливнем. Капли воды забарабанили в тазиках и ведрах, расставленных по всему бараку. Яркие всполохи молний озаряли темноту комнаты. Давид лежал на диване, укрывшись одеялом под самый подбородок, и при каждом раскате грома испуганно вздрагивал и моргал.
– Ты чего, грозы боишься? – Артем смотрел на него с улыбкой.
– Мамину сестру, тетю Симу, молнией убило, когда она маленькой была. А еще я читал, как одна семья сгорела от шаровой молнии. Тут главное не шевелится, тогда молния тебя обойдет, – прошептал Давид.
– У нас на бараке громоотвод стоит, – успокаивал его Артем, – молния если и попадет в крышу, то уйдет под землю. Иди-ка лучше ко мне. А то, я смотрю, ты совсем перепугался.
Давид переполз поближе к Артему, положил ему голову на плечо и перекинул руку на его грудь.
– Я все хотел тебя спросить… Откуда у тебя это? – спросил Давид, крутя в пальцах монетку на веревочке.
– Это помять о моем друге. О твоем отце, – сказал Артем и поймал руку Давида.
– Это шекель. Еврейская монетка, – тонкие пальцы Давида переплелись в воздухе с пальцами Артема.
Артем обнял худую спину Давида, и тот уткнулся носом в его шею. В этот момент им показалась, что в них попала молния. По их телам прошел разряд тока, от чего сердце бешено застучалось. Артем прихватил волосы Давида и потянул вверх. Давид поднял лицо и его губы встретились с губами Артема.
Вспышки молний выхватывала из темноты их сплетенные тела. Они прижимались друг к другу, зажимая между напряженными животами свое желание, и им казалось, что сейчас они единый организм с одним огромным бьющимся сердцем.
Артем возбуждал каждый вздох, издаваемый Давидом. Тот жадно глотал воздух ртом, крепко сжимая руками шею Артема.
Давид крепко зажмурился и, сжав зубы, сдавленно застонал. Артем тяжело выдохнул и благодарно поцеловал чуть приоткрытые губы Давида.
– Сейчас бы в речке купнуться, – улыбнулся Давид, переводя дыхание.
– Ага… – Артем перелез через него на свое место и раскинулся звездой поверх одеяла, – еще бы выпить морса из смородины, тот, что мама приготовила.
Тела медленно остывали, а порывы холодного ветра, свистящего в щелях между досок, заставили ребят быстро юркнуть под одеяло. На этот раз Давид сам прижался к Артему, положил ему голову на плечо.
Вспышки молний и раскаты грома прекратились, но дождь не стихал. Он барабанил по дырявой крыше барака и проникал в щели между досок крыши.
Дверь в кладовку открылась. На пороге стояла взволнованная Роза. Она бросила взгляд на ребят, мирно спящих в обнимку на диване. В этот момент Давид закинул ногу на Артема и откинул одеяло. Роза тихо охнула и прикрыла дверь. Собравшись с силами, она снова открыла дверь и сказала громким шепотом:
– Артем! Тема! Проснись, сынок, – когда Артем заворочался и открыл глаза, она добавила: – Евочке плохо. Сбегай до больницы. Врачей позови.
Когда дверь закрылась, Артем повернул голову в сторону Давида, тихо чертыхнулся и накрыл его одеялом.
В больничном покое был полумрак. Пахло лекарствами и хлоркой. Артема встретил молодой врач и, выслушав причину его прихода, пошел поднимать бригаду скорой помощи.
У Евы оказался сердечный приступ. Осмотрев больную, врачи уложили ее на носилки и унесли в карту скорой помощи. После того, как врачи ушли, Артем направился было к выходу, но Роза его остановила.
– Артем, нужно поговорить, – серьезно сказала женщина.
– Мама Роза… – Артем мялся у двери. – Давай не будем. Ты все не так поняла.
– Что я не так поняла? – подняла брови женщина. – Додик совсем голый в обнимку с тобой в кровати может значить что-то другое?
– Он не в обнимку… вернее, в обнимку, но он не… Черт! – Артем развернулся и, подойдя к кровати Евы, плюхнулся на нее. – Понимаешь, мам. Я люблю его. И как брата, и как друга, и еще как… Я сам не знаю, как это произошло.
– Ты соблазнил моего мальчика! Моего чистого, светлого мальчика до греха довел, – Роза заплакала. – Горе мне! Как теперь людям в глаза смотреть! Как ты мог? Я тебя как родного приняла. Полюбила, как сына, а ты моего мальчика погубил!
– Мама! – на пороге стоял Давид. – Артем ни при чем. Это я первым к нему стал приставать. Я люблю его, мама!
– Сынок! – в глазах Розы было удивление и испуг. – Что ты такое говоришь? Он парень, Доденька! Ты не можешь его любить!
– Почему? – Давид стоял в дверях, нервно кусая губы.
– Так… – первым пришел в себя Артем, – во-первых, нам нужно закрыть двери. Тут, конечно, все свои, но, думаю, слышать про это никому не стоит, – Давид кивнул и закрыл дверь. – Во-вторых, мама Роза, я тебя понимаю. Я сам бы любому по морде двинул, если бы мне пару месяцев назад сказали, что у меня будет роман с парнем.
– Ты просто запудрил моему мальчику голову своими рассказами о будусчем. Зачем ты ему врал? – спросила Роза.
– Мама, он не врал. Это правда! – топнул ногой Давид. – И прекратите во всем винить Артема!
– Ты веришь, что он пришел из будусчего, де знал твоего отца? – приподняла брови Роза.
Артем встал, подошел к Розе, снял с шеи веревку с шекелем и протянул ей.
– Вот… Это осталось мне на память от Иосифа. Он хранил эту монетку всю жизнь. И еще фотографию. Я по этой фотографии тебя с Давидом и узнал, – женщина удивленно смотрела то на монету, то на Артема. – И еще… Мама… так случилось, что мы влюбились. Мы никому не можем довериться. Я не прошу нас понимать, мам, но кто, как не ты, можешь принять нас такими?
Роза только тяжело вздохнула и, взяв в руку шекель, тихо заплакала.
========== Глава 21 ==========
Завтракали в полной тишине. Роза поставила перед ребятами миску с вареными яйцами и хлебом. Ее глаза были красными и припухшими. Артему с Давидом тоже не удалось уснуть. Оставшуюся часть ночи и утра Давид ворочался и вздыхал, а Артем лежал на спине и смотрел в потолок.
– Мальчики, – прервала молчание Роза, – я всю ночь думала, – она на секунду замолчала и внимательно посмотрела на ребят. – Если ви уверены, что это… это настоящее чувство, то я… Я хочу, чтобы ви били счастливы, – выдохнула она. – Не скажу, шо это решение мне далось легко, и не скажу, что я таки это одобряю. Я даже не понимаю, как такое может быть, но… Я вас обоих очень люблю. Главное, шобы про это никто больше не узнал. Поэтому, Темочка, ты там в лавке у себя найди щеколду какую. Неровен час, кто к вам заглянет. Зойка, например. Она любительница за вас от отца прятаться.
– Мама, – Артем накрыл рукой руку женщины, – знаешь, старик… Иосиф много мне о тебе рассказывал. И сейчас я понимаю, почему он тебя так любил.
– Расскажи ей, что мне рассказывал, – поддержал его Давид.
– Я не вру, мам. Я правда его знал. Он говорил, что, когда вы познакомились, ты рукой ловила капельки дождя с зонта и на тебе было платье в синих цветах и голубая кофта. Еще вспоминал, как вы за грибами ходили и заблудились. И как ты в болоте сапог потопила, а он тебя потом до самого дома на руках нес. Рассказывал, как вам шкаф принесли и вы поссорились, споря, куда его поставить, а потом сидели на кухне и смеялись, что из-за такой ерунды поругались. Еще рассказывал, как ты любила есть сметану с солью, когда Давидом была беременная.
– Ох, – Роза слушала, прижав руку к груди, – Ёся был таким романтиком. Знаешь, Темочка, я верю, шо ты знал моего мужа. Только пусть мой Додик верит в сказки про прекрасное будусчее. Мне достаточно знать, что ты его знал, и я буду счастлива, если ты иногда будешь рассказывать об Иосифе.
– Спасибо, мама, – ответил Артем.
– За что, сынок? – Роза удивленно подняла брови.
– За то, что ты есть, – ответил Артем.
– Темка! – встрепенулся Давид. – Давай, бежим! Мы опаздываем уже!
После обеда Артем почувствовал недомогание. Его знобило, и ломило суставы. Дядя Саша посмотрел на красные щеки парня и отпустил его пораньше домой.
Артем вышел из лавки и, посмотрев на часы, решил дождаться Давида. Зайдя в аптеку, он купил аспирина и запил таблетку из фонтанчика в сквере. Артем сел на лавку так, чтобы ему было хорошо виден выход из консерватории. Таблетка подействовала, и озноб потихоньку стих, только голова осталась тяжелой и пустой.
– Эй, Псих! – окликнул его знакомый голос. – Здорово! – возле скамейки стоял Пыса с потухшей папироской в зубах. – Мне тут птичка на хвосте принесла, что ты с шаломщиками снюхался.
– Даже знаю эту рыжую птицу, – недовольно буркнул Артем.
– Так что у тебя там за дела с жидами? Вынюхиваешь чего или какой пиковый интерес есть? – Пыса сплюнул папироску на дорожку и затоптал его тяжелым военным сапогом.
– Я просто у них хату снимаю, – ответил Артем. По его спине снова пробежал холодок. Он не боялся этого мелкого фраера Пысу, но как только его дорога пересекалась с ним или кем-то из его компании, в душе Артема поднимала голову холодная и скользкая змея беспокойства.
– Так ты ж не дурак, Псих. Не поверю, что не прошелся по их сундукам. Небось, цацек всяких у них завались. Да и золотишко припрятано, – Пыса развалился рядом с Артемом на лавке.
– Да откуда у них золото? – равнодушно пожал плечами Артем. – Они беднее нас с тобой.