Текст книги "Плач по мечте"

Автор книги: Максимилиан Уваров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

 

– Мам, я знаю все, – вздохнул Давид. – Говорил я вам, шо нужно мне в училище идти, на слесаря. И на работу на завод. Ви же сами не захотели!

 

– Какие слесари, Доденька! Ох, Елохим адирим, тебе музыку надо учить. Ты у меня талант! Вей ме, когда же наконец ихней коммунизьм победит и жить станет лехше? Давай, Фима, садись за стол, кормить буду.

 

========== Глава 11 ==========

 

Несмотря на недоверчивые взгляды Розы и необычную обстановку, у Артема было странное чувство, что он дома. Это чувство не покидало его с тех самых пор, как он впервые попал в прошлое. Он не был любителем старых фильмов и об этом времени почти ничего не знал, но все, что он видел и слышал сейчас, было ему близко и знакомо.

 

По настоянию Розы, Артем проводил Давида до консерватории, а сам пошел шляться по улицам. На последние копейки, завалявшиеся в кармане, он купил кулек семечек у старушки на рынке и пошел бродить по городу дальше.

 

– С-с-с… – остановил его на узкой улочке свист. – Эй, Псих! Здорово, – на плечо Артема легла тяжелая рука. И снова, как и тогда вечером, по спине у него пробежал неприятный холодок.

 

– Здорово, Шнобель, – Артем нехотя повернулся в сторону знакомца.

 

– Мы тебя обыскались вчера. Остановились у кондитерки, смотрим, а тебя с нами нету. Думали, мусора замели, – Шнобель нагло запустил руку в кулек с семечками и кинул горсть в открытую пасть.

 

– Я просто обратно во двор мотанул, – ответил Артем. – Как лавку-то, обчистили?

 

– Не-а, – Шнобель выплюнул очистки на мостовую. – Встретили одного фраера, а у того в кошельке двести червонцев. Купили на них самогона да пошли опять к Катьке Рыжей на хату. Ты где сам-то остановился?

 

– Да у знакомых, – соврал Артем и посмотрел на часы. Время было без четверти три, и ему пора было возвращаться обратно к консерватории за Давидом.

 

– Ого! Неплохие котлы, – кивнул на часы Шнобель.

 

– Да по случаю достались, – пожал плечами Артем, думая, как от него отделаться. Но Шнобель сам, оказывается, торопился.

 

– Слушай, мне идти надо. Меня тут недалеко краля моя дожидается. Если чо, знаешь, где нас найти, – он снова сунул руку в кулек с семечками и быстро побежал вниз по улице.

 

Идя в сторону консерватории, Артем пытался понять, почему ему так неприятны это мелкие хулиганы. Он никогда никого не боялся. В своем времени он спокойно ходил по ночам и не раз попадал с дружками в разборки. Когда же он встречал компашку Пысы, в его душе начинала шевелиться скользкая и холодная змея страха.

 

– Артем! – прервал его размышления Давида. – Ну де ты ходишь? – Давид бежал к нему по ступенькам консерватории, размахивая на ходу футляром со скрипкой. – Я тут уже три раза вниз-вверх поднялся.

 

– Да знакомого встретил, вот и заболтались, – Артем достал из кармана леденец на палочке, завернутый в тонкую прозрачную пленку. – На, вот… – он смущенно сунул «Петушка» в руку Давида. Когда Артем увидел это простое лакомство у бабки с семечками, то, не задумываясь, купил. Причем в тот момент он точно знал, что конфета для Давида.

 

– Ой, – глаза Давида вспыхнули неподдельной детской радостью. Он развернул конфету и тут же засунул ее целиком в рот. – Шпашиба, – прошамкал он и потянул Артема в сторону главной дороги. – Представляешь, сегодня мне дали такую сложную партию. Я ее разбирал с преподавателем три часа, а потом мы с Женечкой пробовали играть дуэт, – Давид лизнул конфету и протянул ее Артему, – хошь?

 

– Не, сам жуй, Паганини, – ухмыльнулся Артем, оттолкнув его руку.

 

– Как хошь, – пожал плечами Давид и лизнул конфету, – ты Паганини знаешь?

 

– Знаю, – кивнул Артем, – мама мне много кого играла. Правда, она была пианисткой. Я тоже учился музыке, но на гитаре. Самое нелюбимое в музыке знаешь что?

 

– Сольфеджио, – хором сказали оба и засмеялись.

 

Выйдя за пределы города, Артем сделал шаг в сторону оврага, где стоял барак, но Давид притормозил его за рукав футболки.

 

– Пойдем скупнемся? Жара страшная. Я таки все занятия об этом мечтал, – улыбался Давид.

 

– И не думай! – хмыкнул Артем. – Мне твоя мать приказала быть твоим охранником и следить за тобой. Так что дуем до дому.

 

– Ну Темочка! – Давид сдвинул брови домиком. – Ну пожалуйста! Мы по-скорому. Один раз купнемся и домой. Мама даже не заметит, шо мы задержались.

 

– Ну только если быстро, – кивнул Артем. Он тоже устал от жары и был не прочь ополоснуться.

 

В его времени эта речка ушла под землю. На том месте, где она текла, построили парк с бетонными ямами прудов. А в прошлом на этом месте был самый настоящий лес. Он шел широкой полосой вдоль дороги и заканчивался где-то за деревушкой.

 

Ребята прошли по лесу и, свернув с тропинки, оказались на берегу реки. Река в ширину была в несколько метров, а ее берега были покрыты мягкой молодой травой. Давид снял легкую серую ветровку, положил ее на траву и на нее же аккуратно опустил футляр со скрипкой.

 

Его тело оказалось не худым, а скорее жилистым. На руках, плечах и животе под белой полупрозрачной кожей перекатывались небольшие бугорки мышц. Ноги были длинными и стройными. Из-за копны черных вьющихся волос голова казалось слишком большой. Фигуру портили только длинные свободные семейные трусы.

 

– Чего расселся? – спросил Давид. – Скидавай одежу! Пошли купаться!

 

Давид кинулся в воду, а Артем так и остался лежать на траве. Не то чтобы он стеснялся Давида. Просто он боялся вопросов о его странном для того времени нижнем белье в виде трусов боксеров «Кельвин Кляйн» и носков «Адидас».

 

– Ну чего ты не пошел купаться? – Давид плюхнулся рядом с Артемом на траву и, встряхнув волосами, обдал его дождем брызг.

 

Артем обернулся и встретился с ним глазами. На бледных щеках Давида играл легкий румянец. С длинных мокрых волос по плечам и спине стекали тонкие струйки воды. Карие, почти черные глаза смеялись, и в них играли лучики весеннего солнца. Давид улыбался такой чистой и светлой улыбкой, что Артем не удержался и улыбнулся ему в ответ.

 

– Шо лыбишься? – спросил Давид и сунул мокрую руку в кулек с семечками.

 

– Ты на бабу похож, – хмыкнул Артем.

 

– Знаю, – Давид звонко рассмеялся. – Мне и мама говорит, что был бы девкой, от парней отбоя не было бы. Слушай, – Давид серьезно посмотрел на Артема, – а ты целовался с девушкой?

 

Артем хотел было сказать правду, что, мол, и не только целовался, но вовремя остановился и сказал:

 

– Целовался.

 

– И как оно? – Давид плюнул шелуху от семечек в траву и подвинулся ближе к Артему. – Это правда, шо приятно?

 

– А ты чо, целка, что ли? – вопросительно поднял брови Артем.

 

– Кто? – в свою очередь не понял Давид.

 

– Ну, не целованный, что ли? – пояснил Артем.

 

– Ага, – кивнул Давид, – я просил Зойку, чтобы она меня научила, а она говорит, шо я ей таки как брат. Слушай… Только не серчай… – замялся Давид. – А научи меня целоваться?

 

– Ты охренел совсем! – рявкнул Артем и отодвинулся от Давида на полметра.

 

– Тебе трудно, што ль? – по-детски надулся Давид. – Никто про то не узнает. Зойка сказала, шоб я на помидорах учился. Так я в том лете столько помидоров за то съел, что сипью покрылся. Мне просто интересно, получается у меня уже или как.

 

– Так их не жрать надо было, – засмеялся Артем, но в этот момент лицо Давида оказалось рядом с его, и мягкие губы скрипача коснулись его губ.

 

– Еш леха, лах ейнаим яфот, – тихо сказал Давид, отстранившись. Его уши и щеки покраснели, и он уткнулся носом в свои сложенные на траве руки.

 

– Ты чего это? – растерянно пробормотал Артем.

 

– Глаза у тебя… красивые, – не поднимая головы, ответил ему Давид.

 

До барака шли молча. Давид брел впереди, опустив вниз голову. Артем все еще не мог переварить случившееся у реки. С одной стороны, ему было странно, что его поцеловал парень. С другой стороны, он ловил себя на мысли, что не видит в Давиде парня. Ведь именно поэтому он и купил ему этого «Петушка». Возможно, это случилось из-за его внешней схожести с девушкой. Или Артем просто видел в нем большого и наивного ребенка.

 

– Только мамке не говори за то, шо было, – вывел его из задумчивости Давид.

 

– За что? – не сразу понял Артем.

 

– За то, шо в речке купалися, – улыбнулся Давид своей детской наивной улыбкой.

 

========== Глава 12 ==========

 

Артем чувствовал себя неловко после этого поцелуя. Он исподтишка наблюдал за Давидом, но тот вел себя как обычно: посмеивался над новой прической Зойки, отмахивался от заботливой руки матери, которая пыталась пригладить его непослушные вихры, играл с местными пацанятам в футбол и помогал Артему перенести тяжеленный сундук безрукого Фимы в другой угол комнаты.

 

– Ай! Темка! Шоб тебя! Ты мне пальцы присчемил, – Давид прыгал по комнате Фимы, махая в воздухе рукой.

 

– Сильно? Не поломал? – заволновался Артем, пытаясь перехватить в воздухе руку Давида,

 

– Та не, – Давид замер, когда Артем взял его руку. – Жить буду.

 

– Главное, чтоб играть мог. Так не больно? – Артем гнул тонкие пальцы, пытаясь понять, который из них болит.

 

– Не больно, – тихо отозвался красный от смущения Давид.

 

Артем поднял на него глаза как раз в тот момент, когда вторая рука Давида потянулась к его лицу.

 

– Ты чо? – нахмурился Артем.

 

– Ничо, – Давид одернул руку. – Просто ты опять порезался, када брился. Я хотел газетку снять с ранки.

 

– Давид… – начал было Артем, но в этот момент вошел хозяин комнаты и позвал их ужинать.

 

На столе стояла миска с вареной картошкой, посыпанной свежей зеленью и сдобренной ароматным подсолнечным маслом. Рядом на тарелке лежали четыре куска черного хлеба. В стаканах стыл жиденький чай.

 

Ребята накинулись на картошку, весело переговариваясь, временно забыв о неловкости.

 

– Тетя Роза, а ты чего не ешь? – Артем поднял глаза и внимательно посмотрел на женщину. Она сидела на другом конце стола и пила чай вприкуску с двумя сушками.

 

– Та я не голодна, – махнула рукой Роза.

 

– Поешь, – Артем толкнул в бок Давида и отодвинул миску с картошкой.

 

– Не хочу, – Роза сдвинула брови. – Так я наелась, пока готовила.

 

– Чего ты наелась? – Артем шлепнул по руке Давида, который потянулся за хлебом.

 

– Так это… как его… картошку ела… хлеб. Я его маслом… и присолила… – Роза говорила медленно, грассируя так же, как Давид. Она тщательно подбирала слова и пыталась быть убедительной, но поняв, что Артем ей не верит, хлопнула руками по столу и уверенно сказала: – Вы молодые. Вам питаться нужно хорошо. А я вон чаю с сущками попью, и мне хватит.

 

– Значит так… – Артем встал, положил на тарелку кусок хлеба и две картофелины и поставил все это перед Розой. – Я не собираюсь вас объедать и быть нахлебником. Завтра пойду работу поищу. Это раз. А во-вторых… – он сунул руку в карман, нащупав листки продовольственных карточек, и положил перед удивленной женщиной несколько бумажек. – Этого пока хватит?

 

– Так это ж карточки на усиленное… – присвистнул вошедший в кухню Фима.

 

– Так тут на месяц хватит, – Роза трясущимися руками взяла бумажки. – Это жь на них и масло сливочное, и молоко за раз можьно взять. И хлеба побольше.

 

– Я потом еще дам карточек, только с одним условием: ты тоже будешь есть, тетя Роза, – Артем задумался, почесал затылок и добавил: – Хотя не! Будет еще одно условие.

 

– Какое? – хором спросили его Давид и Роза.

 

– Помыться бы и постираться, – Артем подмигнул обоим, сел на свое место и отхлебнул из стакана горячего чая.

 

Вечером почти все жители барака вышли во двор. Мужчины в лице безрукого Фимы, боевого командира Сигизмунда Михлена и дяди Славы, местного умельца-плотника, уселись играть в домино. Руками Фимы стал Родька, младший брат Зойки.

 

Рядом с игроками на стол поставили старый патефон. Из потемневшей от времени трубы Утесов хрипло запел про сердце и тайну. Женщины медленно закружились парами по двору, тихо напевая выученную наизусть песню. Возле патефона гордо стоял соседский парнишка десятилетний Семка. Ему выпала честь менять пластинки, которых было всего три.

 

– Ой, а давайте Рио Риту, – подскочила к столу Зойка. Ее аппетитную фигурку облегало простенькое голубое платье в синий горошек. На узкие острые плечи был накинут пестрый платок. Непослушные рыжие волосы выбивались из косы, уложенной вокруг головы венком. Зойка не была красавицей, но сейчас, с возбужденно горящими глазами и в этом милом платье, она казалась Артему просто богиней. – Темка! – девушка подбежала к нему и потянула за руку на середину двора. – Покажем всем?

 

Заиграла музыка. Артем слышал этот фокстрот. Его тело неожиданно вспомнило давно забытые движения. Он обнял тонкую талию девушки, и они закружились по двору.

 

– Какой ты жаркий, – выдохнула ему в ухо Зойка. От ее голоса у Артема перехватило дыхание, и он еще крепче обнял тонкое тело девушки.

 

Музыка кончилась. Семка с серьезным видом поднял иглу, снял пластинку и, не касаясь пальцами диска, положил его в простую картонную упаковку.

 

– Додик, а сыграй нам что-нибудь? – попросила Соня, мать Зойки.

 

Давид не стал ломаться. Он сходил за скрипкой, вынул ее из футляра, с любовью провел по полированному корпусу рукавом белой рубахи, вскинул скрипку под щеку, несколько раз провел по струнам смычком, поправил колки, закрыл глаза и… заиграл…

 

Скрипка пела о длинной долгой дороге. О том, как трудно идти. О том, как болят ноги и как тяжело дышать пылью. О той стране, далекой и, возможно, несуществующей, но такой родной. О том, как хочется дойти до нее и омыть усталые ноги в холодной воде. О том, как хочется вдохнуть аромат ее садов и обрести наконец дом. Скрипка пела о далекой Родине. Она оплакивала судьбу народа, которого лишили дома.

 

Артем слушал скрипку и смотрел на одухотворенное лицо Давида. Его брови были болезненно сдвинуты, глаза закрыты, а губы плотно сжаты. Теплый ветер играл с его непослушными кудрявыми волосами. Сейчас он был похож на молодого бога, спустившегося с небес, чтобы донести до людей свою музыку.

 

Он закончил играть, открыл глаза и встретился взглядом с Артемом. Последний почему-то смутился и опустил голову вниз.

 

– Хорошо мой Додя играет? – послышался за спиной голос Розы. – Вот слушаю его и думаю: не зря я бабкин золотой гарнитур за скрипку отдала, – и она вытерла уголком шейного платка накатившуюся слезу.

 

– Ну шо ви, мама? – Давид подошел к столу и, убрав скрипку в футляр, обнял мать за плечи. – Что ви плачете все время? Это всего лишь музыка.

 

– А что ты играл? – спросил его Артем.

 

– Это еврейская народная пестня. Плач. Я ее на слух выучил. На занятиях мы в основном по нотам играем. Классику. А эту я услышал давно и вот по памяти подобрал, – улыбнулся ему Давид.

 

– Артем, – Роза впервые обратилась к Артему по имени. – Завтра Шаббат. Я до деревни сбегала. Они завтра баню топить будут. Так я договорилась за вас. Ви с мужиками туда идите. А я потом ваше исподнее постираю, – и Роза любовно погладила сына по голове.

 

– Что такое Шаббат? – спросил Артем у Давида.

 

– Суббота у евреев Шаббат. Седьмой день создания мира. Бог начал творить в воскресенье, а в субботу решил отдохнуть. Не спрашивай почему, – улыбнулся Давид и, пожав плечами, добавил: – Традиция.

 

Спать разошлись ближе к полуночи. Артем разделся и юркнул под одеяло. Давид несколько минут помялся возле кровати и наконец лег, повернувшись лицом к Артему.

 

– Ты сердишься за меня? – спросил он.

 

– Не сержусь, – ответил Артем, – только обещай больше этого не делать?

 

– Почему? – Давид удивленно поднял брови.

 

– Ну, как тебе объяснить… – замялся Артем, – так не принято.

 

– Почему? – снова задал вопрос Давид.

 

– Потому, что это неправильно, – уверенно сказал Артем.

 

– Почему неправильно? – не унимался Давид.

 

– Слушай, время позднее, а ты мне задаешь кучу сложных вопросов. Считай, что это тоже традиция, – Артем нахмурился и попытался отвернуться от Давида, но тот схватил его за плечо.

 

– Погоди! Я только спросил, почему это плохо. Если не может объяснить, так и скажи. Но я лично не вижу ничего плохого в том, что ты мне нравишься. Мне нравится все красивое. Музыка, картины в журналах, природа. Ты тоже красивый. Почему ты не можешь мне нравиться? – сказал Давид, глядя Артему в глаза.

 

– Ну, если я тебе нравлюсь как картина, то я не против, – засмеялся Артем. – Только еще раз полезешь целоваться – получишь по морде. Понял?

 

– Понял, – улыбнулся ему Давид и улегся спать.

 

Артем облегченно вздохнул. Инцидент с поцелуем был решен, и можно было про него забыть как про досадное недоразумение.

 

========== Глава 13 ==========

 

Артем проснулся раньше Давида. Тонкая струйка света сочилась сквозь рассохшиеся доски кладовки. Она падала на подушку, по которой были рассыпаны черные кудри. Луч медленно полз по бледному лицу с явным намерением разбудить Давида.

 

Артем поправил кусок старой газеты так, чтобы закрыть щель между досками. Он уже решил было подняться, но его взгляд остановился на Давиде. Тот чему-то улыбался во сне. Нешироко, одними уголками губ. Его ресницы дрожали, а тонкие пальцы сжимали край одеяла.

 

Артем улыбнулся и легонько тронул рукой темные волосы. То, что он считал умершем, то, чему уже никогда не дано было вырваться наружу, вдруг ожило и замерцало в душе теплым светом. Нет, это была не любовь к Давиду. Он просто снова начал замечать красивое. Вчера это была музыка и стоящая в голубом платьице Зойка. Сегодня спящий Давид. Родители старались развить в нем любовь к прекрасному. Музеи, концерты классической музыки, спектакли. Глупый юный Артем сопротивлялся, не понимая, зачем ему все это. Но потом это самое прекрасное захватило его. Оно заполнило его своей чистотой, и он уже не смог оставаться к нему равнодушным. Авария убило в нем все. И чувство прекрасного тоже. Он перестал слышать музыку в картинах и перестал видеть картины в музыке. И вот теперь, любуясь спящим другом, он слышал музыку. Светлую и немного грустную. В его душе тихо играла скрипка…

 

– Ты шо? – открыл один глаз Давид.

 

– Ничо, – пожал плечами Артем. – Но лезть к тебе с поцелуями мне все равно не хочется.

 

Он широко улыбнулся, шлепнул ладонью друга по лбу, надел футболку и штаны, сунул босые ноги в ботинки и вышел из комнаты.

 

Розы на кухне не было. На столе стоял остывший чай и два куска белого хлеба с тонким слоем масла. Артем подошел к комнате Розы и Евы, стукнул два раза в дверь и, не дожидаясь ответа, отрыл ее.

 

Артем уже бывал в этой комнате. Обстановка в ней была такая же скудная, как и в остальных помещениях. Две панцирные кровати, застеленные лоскутными одеялами, трюмо без зеркала и небольшой сундук. У кровати, где спала Роза, стояла старая Зингеровская швейная машинка.

 

Ева была ровесницей Розы, но казалась совсем старухой. После смерти мужа она немного сошла с ума и теперь почти не выходила из своей комнаты. Целыми днями она сидела, уставившись в серую стену, и молчала. Роза кормила ее, расчесывала ее седые кудрявые волосы, стирала и меняла белье.

 

Ева, как обычно, сидела на кровати и не реагировала на вошедшего Артема. Роза, стоящая у своей швейной машинки, вздрогнула и, отвернувшись, вытерла лицо передником.

 

– Тет Роз, ты чего? – Артем остановился у двери.

 

– Ай вей ме, – запричитала Роза, обхватив голову руками, – сломалась… Машинка сломалась! А в починку ее отдавать дорого стоит. А я ведь работаю за ей.

 

– Ты не ори давай, – насупился Артем. – Денег нет?

 

– Есть денег, – Роза перестала причитать так же резко, как и начала. – Я их отложила Додику на тапочки парусиновые и рубашку на выступление, – Роза снова завыла, – и как я теперь работать буду-у-у?

 

– Так, хватит орать! – рявкнул Артем. – Иди-ка лучше умойся, а я тут немного поколдую.

 

Роза всхлипнула, послушно встала и, вытерев лицо руками, вышла из комнаты.

 

Артем быстро разобрал механизм и нашел причину, которая мешала его работе. Ей оказалась тонка игла, застрявшая в шпульке. Артем вынул ее, смазал механизм машинным маслом из железной лейки, собрал все обратно. Вытерев руки об штаны, он довольно улыбнулся.

 

– Ну шо? – в комнату вошли Роза и Давид.

 

– Шо, шо… Принимай работу, хозяйка, – Артем крутанул колесо, и машинка весело застрекотала.

 

– Темочка-а-а, – снова завыла Роза. – Спасибо тебе, родненький… – женщина подошла к Артему и мягко, по-матерински погладила его по отросшим волосам.

 

– Да ладно, – Артем смущенно дернул плечами, пытаясь увернуться от руки, – все равно я для вас гой.

 

– Та какой же ты гой, – женщина внимательно посмотрела ему в глаза, – я ведь так говорила, потому что мине страшно было. Предчувствие. Не знаю, как объяснить. Я как увидела тебя рядом с Додиком, у меня сердце упало. Думала, к беде, но сейчас знаю – это Бог тебя нам послал.

 

«Ну, не совсем Бог, – подумал Артем. – Но в чем-то ты права, тетя Роза», – а вслух добавил:

 

– Пойдемте завтракать. Потом дядя Фима просил ему кровать поправить. И курям нужно еды дать. Так что быстро хаваем, и делами заниматься!

 

Хотя по еврейским традициям Шаббат и считался священным днем, в который любая работа запрещена, весь барак был занят делами. Погода стояла хорошая, и трава росла быстро, грозясь забить нежные ростки зелени, лука и моркови. Куры тоже, несмотря на священный праздник, просили есть, громко кудахтав на насестах.

 

Ровно в пять мужчины барака гуськом потянулись по узкой дорожке в сторону деревни. Местный конюх, дед Тихон, давно выстроил себе добротную баньку. Война обошла это строение стороной. Коней съели в голодный год, хозяйство загнулось, дом покосился, а вот банька так и осталась стоять на берегу извилистой речки. Тихон стал пускать в баню «гостей». Сначала он разбирал и сжигал в бане остатки когда-то большой конюшни. Потом бизнес пошел в гору, и он стал позволять себе покупать дрова. Правда, вход в баню стал не рубль, как раньше, а десять рублей с носа.

 

Артем для порядка возмутился, когда Роза сунула ему в руку десять рублей, но та погладила его по голове и, поцеловав в лоб, шепнула на ухо:

 

– Заслужил.

 

Первыми в баню всегда шли мужчины. Они ловили самый жар, который женщины не терпели. По стенам бани шли в два ряда палати, выстланные обрезками старого ковра. В углу стоял большой котел, внутри которого горело пламя. Внизу он был обложен булыжниками, на которые плескали из ковшей воду с травами. Ближе к двери располагалось место для мытья. Там на стене висели шайки, а на двух скамейках лежали серые мочалки и куски самодельного мыла.

 

Артем вышел в предбанник и хлебнул из ковша холодной колодезной воды.

 

– Уф! Ну и жара, – Давид, вышедший следом за ним, взял из его рук алюминиевый ковш и тоже сделал несколько жадных глотков.

 

– Давай отдышимся и по третьему заходу, – предложил Артем, садясь на лавку.

 

– Тем, тока не ругайся, – Давид сел рядом с ним на лавку, – дай свой посмотреть. Я в жизть не видал необрезанного.

 

– Опять начинаешь? – нахмурился Артем.

 

– Просто любопытно, – Давид смотрел на него отекшими и красными от жара глазами. Артем хмыкнул, но отнял руки от причинного места. – Ого! – покачал головой Давид. – А головку не больно открывать?

 

– Не больно, – Артем взял свой член и, отодвинув кожицу, обнажил розовую головку.

 

– А дай я так сделаю, – потянулся Давид.

 

– Охренел, что ли? – рыкнул на него Артем. Давид испуганно моргнул и убрал руку. – Слушай… А я ведь обрезанный тоже не видел.

 

Давид хитро улыбнулся и, откинувшись спиной к стене, раздвинул ноги.

 

– С-с-с… – присвистнул Артем. – Не слабо так у тебя выросло. Слушай, а обрезание – это больно?

 

– Я не помню. Мне было восемь дней от роду. Мама говорила, шо его делали дома, потому что синагогу тогда закрыли. Мохел оттянул кожицу, и чик, – Давил сдвинул указательный и средний палец, как ножницы. – Мама говорит, что я даже не плакал.

 

– Ой-й-й… – Артем передернул плечами. – Зато у тебя теперь головка не такая чувствительная.

 

– Зато у меня риск подцепить заразу меньше. И мой больше, чем у тебя, – Давид подмигнул Артему и толкнул его плечом.

 

– Зато я своим девок пробовал, а ты целка, – Артем потрепал Давида по мокрым кудрям.

 

В этот момент из парилки выскочили мужики и, потолкавшись у двери, побежали к речке.

 

========== Глава 14 ==========

 

Роза поставила на стол тяжелую сковородку с жареной картошкой. Артем достал с полки три стакана и три вилки. Женщина вынула из ведра с холодной водой бутылку молока и разлила его по стаканам. Увидев, что в свой стакан Роза налила меньше половины, Артем отлили молоко из своего и бросил строгий взгляд на Давида. Тот кивнул и тоже отлил молоко в стакан матери.

 

Наевшись, Артем откинулся на стенку и похлопал по своему животу ладонями. Давид, покосившись на него, сделал то же самое.

 

– Теть Роз, – обратился Артем к женщине, – а расскажи о себе.

 

– Та шо рассказать? – Роза обмыла кипятком из чайника стаканы и вылила остатки горячей воды в сковороду.

 

– Ну, как росла, про отца Давидкиного, – уточнил Артем.

 

Женщина вытерла мокрые руки об передник, поправила упавшую на лоб седую прядь, села на скамейку и начала рассказ:

 

– Я родилась в девятьсот первом годе. Ох, так давно, таки подумать страшно. Наша деревня небогатаю была. Отец починял обувь, мама, как и я, швеей была. Нас, дитев, было семеро. Три старших брата, я и исчо три сестренки. Бедно жили. Када революция случилась, а за ней гражданская война, в нашу деревню вошла красная армия. Это был большой отряд красноармейцив под предводительством Якова Абрамовича Готберга. Отец сразу понял, шо я приглянулась красному командиру Готбергу, и сосватал меня за него, – женщина посмотрела в окно и улыбнулась. – Яков Абрамович был старше меня на двадцать лет. Он был образованный, с хорошими манерами, та и ко мне относился хорошо, по-доброму. В обчем, повезло мне с мужем. Мы год помикались по обозам и палаткам. Потом, после войны, Якова Абрамыча назначили командиром военного гарнизону на граници с Польшей. Вот там и настигла нас беда. Бандюганы решила перейти границу. Яков Абрамович со своими солдатами пытался остановить их, но в перестрелке был ранен. Врачи в городе несколько часов сражались за его жизнь, но не смогли его спасти. Так я стала вдовой.

 

Роза вздохнула и задумчиво потерла пятно на столе подолом передника.

 

– Не знаю, что бы со мной стало. Наверное, пришлось бы вернуться в деревню, но к счастью, нашелся добрий человек, соратник и друг моего Якова Абрамовича – военком Павел Федорович Мордвин. Его как раз с женой, Софьей Константиновной, в столицу перевели. Они и взяли меня с собой. К тому времени наш дом построили. Мордвины получили там большую квартиру, а мне тоже вибили, тока поменьче. Я работала у военкома домработницей. Убиралась у них, веши в прачечную носила, в магазины по мелочам бегала, форшмак им готовила. Уж очень им мой форшмак нравился. Это был двадцать седьмой год. Помню, осень была. Дожь шел. Сильный такой. А мне виходной дали. Как назло, когда работала, погода хорошая стояла. А как выходной – дожь, – Роза снова вздохнула. – Я решила прогуляться. Ну не сидеть же таки в виходной дома? И вот, иду я такая по улицам, дожь по зонту колошматит. Я глаза поднимаю, а там ОН… На принца из сказок похож, шо мне мама рассказывала. Все вокруг бегут куда-та, торопятся, по делам спеша. А он идет посреди всего этого, как будто не с этого мира. Не могу объяснить даже, – смутилась Роза, и ее щеки вспыхнули румянцем.

 

– Ты все правильно говоришь, теть Роз, – погладил ее по плечу Артем, – рассказывай.

 

– Любовь у нас случилась. Я сразу поняла, что он моя судьба. Мы с первого дня вместе стали жить. Квартиру обустраивали, обои клеили. Помню, военком нам на свадьбу шкап подарил. А он таким тяжелым оказался, шо нам его на этажь шесть солдат тасчили.

 

– Да уж, – улыбнулся Артем, – помню я этот шкаф.

 

– Да откудова ты его помнить можешь? Фантазер! – засмеялась Роза и потрепала Артема по голове. – А потом, – продолжила она рассказ, – я забеременела. С Яковом Абрамовичем-то детей у нас не было. Врачи говорили, шо дело во мне. Я уж и смирилась с этим, а тут вот такое чудо случилась. Когда пришло время рожать, я уговорила Иосифа, так отца Давида звали, пригласить домой повитуху. Уж больно я врачей боялась. Он ругался на меня сначала, потом согласился. Когда повитуха вынесла Доденьку показать отцу, его уже и след простыл. Он сбежал. Даже ботинки не надел, вот как утекал от нас, – женщину насупила брови. – И главно, я до сих пор не могу понять: почему он нас бросил? Ведь он говорил, шо любит меня, и рожжение Доденьки ждал. А тут взял и сбежал. И с тех пор я о нем не слыхала. Давиду я оставила его отчество, а вот фамилию свою дала, девичью: Лившиц.