Текст книги "Разговорчики в строю №2"

Автор книги: Максим Токарев

Соавторы: Олег Рыков,Александр Бобров,Елена Панова,Михаил Крюков,Юлия Орехова,Александр Михлин
сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)

Михаил Крюков
О людях и самолетах

От автора

Родился в 1957 году, в Москве.

Я не Лев Толстой, поэтому детство, отрочество и юность описывать не буду и, хотя я и не Максим Горький, сразу перейду к разделу «В людях».

«В людях» я работал в оборонке, на предприятии, выпускавшем (да и сейчас выпускающем) радиолокационные станции.

Чтобы понять, как эти станции ведут себя в войсках, решил написать рапорт и на пару лет надеть лейтенантские погоны. Судьба, однако, рассудила по-своему, и погоны я снял только через 23 года, дослужившись до подполковника.

В армии получил еще два высших образования и вступил в КПСС. Несгибаемый (но без фанатизма) марксист-ленинец, верный последователь, продолжатель и все такое.

Большую часть службы занимался преподавательской работой.

Сейчас в свободное от модерирования сайта www.bigler.ru время продолжаю преподавать.

Кадет Биглер

(Михаил Крюков, подполковник запаса, модератор сайта)

РОДНАЯ РЕЧЬ

После окончания училища старший лейтенант Спицин попал в Южную группу войск, в Венгрию. Поскольку вероятный противник был, что называется, под носом, службу тащить приходилось по-настоящему, да и вообще, Спицин был парнем добросовестным, втайне мечтал дослужиться до майора и в общагу приходил только ночевать.

Контакты с местным населением не поощрялись, да и особой необходимости в них не было. По-мадьярски Спицин, как и положено нормальному советскому офицеру, не знал ни слова, а стимула изучать язык у него не было, так как единственное чувство, которое вызывали у него местные женщины, была оторопь. Ну, и еще Дракула почему-то вспоминался, хотя Влад Цепеш, как известно, был мужчиной и проживал в соседней Румынии. Так что, в течение года или полутора лет старший техник Спицин перемещался исключительно по маршруту аэродром – столовая – общежитие, честно заработанные форинты укрепляли надежду на покупку в Союзе автомобиля… как вдруг все изменилось.

Началось с того, что разбился один из полковых Су-7Б. Точнее, не разбился, а столкнулся с землей, а еще точнее – с болотом. Летчик сумел катапультироваться, а самолет ухнул в недра местной Гримпенской трясины. «Сушку» решили не доставать, но кое-какая аппаратура с самолета в жадные, загребущие лапы разведки вероятного противника все-таки попасть была не должна.

Для археологических раскопок отрядили целую команду, старшим которой по честному офицерскому жребию выпало быть, естественно, Спицину.

Через 15 минут после начала работ стало ясно, что приехали зря. Достать самолет из болота не удалось бы и взводу Дуремаров, не говоря о дохляках из ЦРУ. Да и не стали бы они нырять в вонючую, взбаламученную грязь за аппаратурой с Су-7Б…

Стоило только вычерпать из ямы часть жижи, как она с довольным чавканьем возвращалась обратно. Со стороны это выглядело так, как будто ненормальные русские решили перемешать болото.

Осознав убыточность идеи, работы решили прекратить. Кое-как отмывшись в том же болоте, голодные и злые солдаты погрузились в «Урал».

Дорога в гарнизон проходило через мадьярское село, в котором играли свадьбу. Машину остановили и жестами объяснили, что за здоровье жениха и невесты следует выпить и закусить. Спицин заколебался. С одной стороны, молодой организм требовал своего, и при виде накрытых столов начал подавать недвусмысленные сигналы, но, с другой стороны, возможны провокации и куда девать пистолет?! «Если пьянку невозможно предотвратить, надо ее возглавить», – лицемерно подумал старлей и скомандовал: «Из машины!».

Измученные трезвым образом жизни и армейской пайкой, воины мгновенно утратили боеготовность. Сладенькие венгерские вина в течение получаса снесли башни у всех солдат. Спицин держался дольше. Впоследствии он смутно припоминал, что хозяин дома повел его осмотреть винный погреб. У каждой бочки, покрытой плесенью и пятнами селитры, он останавливался и предлагал попробовать «маленький стаканчик». До конца погреба не дошли.

Под утро хозяин вместе с гостями собрали русских гонведов, аккуратно уложили в кузов «Урала». Мадьяр сел за руль. У ворот КПП деликатно посигналил: «Забирайте своих»…

Через две недели Спицина вызвали к начальнику штаба.

– Планируются большие учения с перебазированием. Передовая команда убывает на новый аэродром через неделю, но надо съездить, посмотреть как там, и вообще… Поедешь вот сюда, – начальник штаба ткнул карандашом в карту, – досюда вроде электричка местная ходит, а там – на автобусе, ну, или на попутке… Опыт общения с местным населением у тебя есть, – ухмыльнулся НШ, – езжай, алкоголик!

Спицин достал блокнот, наклонился над картой и содрогнулся. Простые, привычные русскому уху названия венгерских городов Секешфехервар, Ходмезевашархей и Терексентмиклош, взявшись за ручки, пустились перед его помутневшим взором в пляс.

Название конечного пункта Спицину удалось перенести в блокнот с карты только с четвертого раза, о том, чтобы его запомнить, не было и речи…

Кое-как добравшись на местном поезде до промежуточной точки, старлей впал в мрачную задумчивость. Какой ему нужен автобус он, понятно, не знал, а если бы знал, не смог бы спросить, а если бы смог спросить – не понял бы ответа. Оставалось одно – голосовать.

Спицин вышел на пустынную утреннюю дорогу. О том, что с водителем придется тоже как-то объясняться, он старался не думать.

Внезапно он услышал до боли знакомый, можно сказать, родной звук. Из-за поворота вывернулся «Урал» характерно-зеленого цвета. Подобно Робинзону Крузо, увидевшему на горизонте парус, Спицин заметался на обочине. Спасение пришло в лице пехотного подполковника.

– На аэродром? Садись!

Спицин привычно полез в кузов.

– Ты куда?! – удивился пехотинец, – у нас так не делается!

В кузов был отправлен водитель «Урала», солдат, подполковник сел за руль, а Спицин, не привычный к таким церемониям, устроился на правом сидении.

На КПП к «Уралу» подлетел наглаженный сержант:

– Товарищ подполковник, помощник дежурного по КПП сержант Кириллов!

– Проводишь старшего лейтенанта да авиационного КП. Знаешь, где это?

– Так точно!

Сержант без команды подхватил спицинский чемодан.

На чисто выметенной аллее, обсаженной аккуратно подстриженными кустами, встречные солдаты при виде старшего лейтенанта переходили на строевой шаг и четко по уставу приветствовали его; непривычный к такому строгому соблюдению правил воинской вежливости Спицин пугливо козырял в ответ. Когда у солдатской столовой ему отдал честь прапорщик, Спицин так растерялся, что не ответил на приветствие.

У забора из рваной колючки сержант остановился.

– Дальше мне, товарищ старший лейтенант, нельзя. А КП ваш – вон, его отсюда видно…

Раздвигая лопухи на основательно заросшей дорожке, Спицин подошел к КП. Полуметровой толщины стальная дверь, перекрывающая главную потерну, была задраена. Спицин поискал звонок и нажал кнопку. Ничего не произошло. «Звонок не работает или нет никого» – подумал он. Приложив ухо к холодной стали, Спицин опять нажал кнопку звонка. Ничего. Внезапно замок оглушительно лязгнул. Спицин отскочил. «Бублик» на двери закрутился, заскрипели петли. На пороге показался авиационный майор с перекошенной ото сна физиономией. На мятой рубашке с расстегнутым воротом болтался галстук, резинка которого была заправлена под погон.

Полуослепший от яркого дневного света, майор жмурился и крутил головой, как сова. Наконец, с явным напряжением он зафиксировал цель и перешел на режим сопровождения. Некоторое время он тупо рассматривал Спицина, наконец, прокашлялся, сплюнул и хрипло спросил:

– Ну какого хера ты трезвонишь? Я слышал и в первый раз… Кто такой? Чего надо?

– Слава богу, – подумал Спицин, – наконец-то свои…

ОНИ ЗДЕСЬ

Если вы параноик, то это вовсе не значит, что ОНИ за вами не гонятся.

(из программы «Здоровье»)

В пятницу вечером старший лейтенант Спицин отправился в гости к майору Филипчуку смотреть видик. Вообще-то, к Филипчуку Спицин ходить не любил: уж очень тот активно сватал за него свою дочку Леночку. То есть, сначала Спицин был в общем-то и не против, пригласил Леночку в кино и, когда в зале погас свет, по старой курсантской привычке полез ей под юбку. Леночка с готовностью засопела, устраиваясь поудобнее, но тут Спицин ощутил некую странность: ноги барышни были настолько волосаты в неположенных местах, что ему стало неприятно. «Ишь, медведица!» – подумал он. Сразу убирать руку было неловко, поэтому Спицин для приличия обозначил ласку, а потом сделал вид, что его увлек кинофильм. С тех пор к Филипчуку он ни разу не заходил. На местном пляже он как-то увидел Леночку с матерью и удивился, как это Филипчук, находясь в здравом уме и относительно трезвой памяти, решился жениться на такой страшенной и волосатой бабе. «Впрочем, – подумал он про себя, – после училища, на голодный-то, ну, желудок, на ком только не женились!»

Не собирался он идти к Филипчуку и в этот раз, однако, когда узнал, что большая и малая медведицы убыли в Союз поступать в институт, решил все-таки пойти.

По-холостяцки накрыли стол газетой, порубили закуску, и майор спросил:

– Чего смотреть будем? Выбирай!

Спицин покопался в кассетах и извлек коробку, на которой красовалась вроде бы Екатерина II. Надписи были на немецком.

– Давай эту, – сказал слабо знающий языки Спицин, надеясь таким образом совместить приятное с полезным и восполнить пробел в школьном курсе истории.

Фильм, однако, оказался немецкой порнухой. Как только окончились титры, екатерининские вельможи, офицеры, а также люди простого звания начали трудолюбиво и однообразно трахать государыню-императрицу, кстати и некстати подвернувшихся женщин, а также, заодно, друг друга, сопровождая совокупление утробными стонами. Странные звуки должны были, по мысли режиссера, изображать сексуальный экстаз. Если закрыть глаза, то казалось, что на экране кого-то рвало. Сначала Спицин смотрел с интересом, потом ему стало скучно и он начал развлекаться тем, что пытался представить, куда должен был залезть оператор с камерой, чтобы получить такой причудливый ракурс.

Фильмы с бегающими по потолку каратистами, неграми-полицейскими и совсем уж ублюдочными молодежными комедиями быстро надоели.

Неожиданно интересным оказался фильм «Alien», несмотря на затертую копию и гундосого переводчика. Лейтенант Рипли была вполне ничего себе, но ни в какое сравнение не шла с мастерски сделанными многоногими, зубастыми, сочащимися отвратительной зеленой слизью пришельцами. Когда во втором часу ночи Спицин на автопилоте возвращался в родную общагу, из-за каждого угла ему приветственно помахивал щупальцами мерзкий монстр. «Вот так белочка-то и начинается. С понедельника – ни-ни!» – собрав остаток здравого смысла, подумал он.

В 5.30 утра объявили тревогу. Так бывало нередко: стоило только какому-нибудь АВАКСу где-нибудь в Турции взлететь по своим мутным НАТО-вским делишкам, как вся группа советских войск тренированным движением вставала на уши, готовясь отразить возможную агрессию империалистического хищника.

Весенние туманы в Венгрии настолько плотные, что кажется, будто нырнул в кефир. Дежурная машина ушла в гарнизон, а наполовину проснувшийся Спицин остался в автопарке ждать солдата-водителя, чтобы гнать аппаратную на позицию. Время шло, а солдатюра не появлялся. Мысленно обругав нахально шлангующего тревогу воина, Спицин забрался в кабину ГАЗ-66, завелся и потихоньку поехал. Туман глушил все звуки, на расстоянии 2–3 метров было совершенно ничего не видно, и он ехал в абсолютной тишине, ориентируясь больше по памяти, чем по разметке на бетонке. В свете фар мачты антенн, фонарные столбы, ящики с ЗИПами приобретали причудливые формы, отбрасывали длинные, кривляющиеся тени. Спицин вспомнил вчерашний фильм про пришельцев и ему стало не по себе.

Внезапно он почувствовал, что передок его «Шишиги» поднимается. «Куда это я заехал?» – удивился он, – «откуда на аэродроме подъем-то?» и нажал на тормоз. Аппаратная стояла, ощутимо задрав кабину. Спицин заглушил мотор, поставил машину на ручник и выпрыгнул из кабины. Под каблуками загудела сталь. Нагнувшись, он увидел, что стоит на пандусе, склепанном из толстых листов металла. Металл выглядел обгорелым и местами был закопчен. «Бл-и-и-н! А вдруг, и правда пришельцы?» – подумал он. «В таком туманище никто ничего и не заметит! Украдут, суки! Или сожрут. А может, кровь выпьют. Или им доноры спермы нужны?» – причудливо преломилась в похмельном сознании старлея матушка-Екатерина.

Чувствуя себя полным идиотом, он все-таки вытащил из кармана технички ПМ и дослал патрон в патронник. «Первому рукояткой в хлюпальник, или чего у них там, а потом – бежать!», – прикидывал он, мелкими шагами продвигаясь по пандусу, – «тачку бросить придется, завестись не успею…»

Сделав еще пару шагов, Спицин опустил пистолет и истерически хихикнул. Он стоял на самом верху газоотбойного щита.

ДРОП – ЗОНА

196… год. Хрущев еще Генеральный секретарь, a U-2 уже сбит.

Над Уралом летит Ту-16. Обычный, плановый учебный полет. Машина на автопилоте, небо бескомпромиссно синее, облака далеко внизу белые, солнце сияет, как на цветной фотографии, по кабине скачут солнечные зайчики, турбины сонно гудят, в маске шипит дыхательная смесь. Пилоты отдыхают. Все идет штатно, но… вдруг в кабине появляется какой-то непонятный дымок. Расслабухе сразу приходит конец. Экипаж пытается определить, что и где горит, но дым возникает как бы из ниоткуда и рассеиваться никак не желает. Ощущение мощной, надежной и несколько дубовой машины под задом мгновенно исчезает. Напряжение нарастает, экипаж, обливаясь потом от любого непривычного звука, ждет отказа любой из множества систем самолета.

Командир докладывает про дым на Землю. С КДП, расположенного на удалении 300 километров, руководителю полетов тоже не видно, что горит, поэтому он мудро советует экипажу действовать по обстановке и не уходить со связи.

Полет продолжается. Что и где горит по-прежнему непонятно, но на поведении самолета это вроде бы не сказывается, все работает нормально, тогда командир корабля на всякий случай снижает машину и передает по СПУ: «Экипажу приготовиться к покиданию!». [6]6
  СПУ – самолетное переговорное устройство.


[Закрыть]

А надо сказать, что на Ту-16 кормовой стрелок-радист, в просторечии «корма», сидит отдельно от всего экипажа и общаться с ним можно только по СПУ. В 60-е годы кормовыми стрелками летали солдаты-«срочники».

И вот «корма», сидящая в своей будке, и ошалевшая от безделья, вдруг слышит: «Экипажу приготовиться к покиданию!». Что происходит с самолетом, солдат, естественно, не знает, а разговоры с пилотами не поощряются.

То ли ему послышалось что-то не то, то ли нервы не выдержали, но стрелок взял… и покинул самолет! Выпрыгнул, то есть.

Хлопнул, раскрываясь, купол, тряхнуло. После тесной, шумной кабины самолета тишина, солнце и чистейший воздух опьяняли.

Внизу он увидел большое озеро, а на его берегу – деревню. Можно сказать, повезло парню. Все-таки Урал – не Московская область, населенные пункты попадаются не так уж и часто. На радостях солдат довольно поздно заметил, что его несет прямиком в озеро. Купаться вместе с парашютом в ледяной воде ему никак не хотелось, поэтому он начал изо всех сил тянуть за стропы и сел-таки на берегу, но – противоположном от деревни. «Не беда, обойду!» – оптимистично подумал стрелок и упругим спортивным шагом пошел вдоль берега. Вскоре, однако, обнаружилось, что озеро плавно переходит в болото, которого с воздуха было не видно. Форсировать болото воин не рискнул, поэтому пришлось обходить и его. Одним словом, к деревне он вышел на третий день.

В деревне его ждали. Увидев купол парашюта, местные жители решили не бегать по лесу, а подождать гостя на месте. Войдя в деревню, солдат поразился ее удивительной пустоте – на единственной улице не было ни души, хотя дома имели явно жилой вид. Дальнейшие этнографические изыскания были пресечены в зародыше вульгарным ударом черенка лопаты по голове.

Очнувшись в погребе, из которого хозяева предусмотрительно вынесли все съестное, солдат удивился. Такого отношения мирного населения к родным ВВС он не ожидал. Потирая затылок, он подобрался к крышке погреба и постучал:

– Мужики, вы чего, охренели совсем?

– Молчи, сучонок, – гулко ответили сверху, – участковый приедет – разберется, кто тут охренел!

– Ну, хоть пожрать дайте!

– Это можно… но смотри, не балуй!

На третий день до деревни все-таки добрался участковый, и узника выпустили.

Оказалось, самолет благополучно добрался до родного аэродрома. То, что загорелось, тихо сгорело, а дым вытянуло. После посадки экипаж ожидал небольшой сюрприз в виде пустой кабины стрелка-радиста. Погрустили-погрустили и заявили в милицию.

– Ты же сам говорил – бдительность, бдительность – оправдывались перед участковым мужики. – А мы-то подумали – шпиён, на парашюте вон летит, вроде этого – Пауэрса, что ли… По-русски, правда, матушку поминает складно, но мы опять же подумали, вдруг – белогвардеец?!

ЕВРЕЙСКИЙ ПОГРОМ

На вертолетный полк обрушилось стихийное бедствие в виде учебного сбора студентов одного из московских ВУЗов. Специфика бедствия состояла в том, что студенты обучались по специальности «Прикладная математика и кибернетика» и по национальности были… ну, в общем, понятно. Правда, было их немного, всего 12 человек…

Начальником сбора назначили майора Тарасенко, по национальности украинца. Впрочем, товарищи, нет. Хохла! Чистейшего, классического, самого наихохлейшего из хохлов. Понимаю, что звучит неполиткорректно, но – из песни слов не выбросить!

И вот, «Они сошлись. Волна и камень, стихи и проза, лед и пламень».

Первое построение. Студенты еще в гражданке. Тарасенко берет строевой расчет:

– Альтман!

– Я!

– Бронштейн!

– Я!

– Векслер!

– Я!

– Певзнер!

– Я!

– Цветков! – Тут Тарасенко с надеждой поднимает взгляд.

– Я! – отвечает двухметровый Цветков и вежливо приподнимает над головой кипу…

– Блин! Разойдись на хрен!

Ну, и что мне с ними делать? – возмущенно спросил Тарасенко у майора с военной кафедры.

– Да как обычно! Для начала – строевая, уставы, огневая: начальное упражнение из АКМ, первое из ПМ…

– Да на что им АКМ?! – взвился Тарасенко, – все равно потом на «Узи» переучиваться придется! Зря мы здесь горбатимся! Все равно ведь уедут все!

– Постой, постой, – вмешался я, – ты что это, антисемитизм здесь разводишь, а?! Ты коммунист или нет? Может, ты еще еврейский погром здесь устроишь?

– И устрою! – окрысился Тарасенко и вышел, грохнув дверью канцелярии.

Через пару дней он заявился в казарму перед отбоем. Студенты построились. Запинаясь от неловкости, московский майор объяснил цель прибытия начальника сбора.

– Всякая власть – от бога, – задумчиво сказал кажется Певзнер, – пусть смотрит, товарищ майор.

Тарасенко с ухватками профессионального вертухая полез по тумбочкам.

В первой, кроме разрешенных туалетных принадлежностей и конвертов, он обнаружил книги. Названия книг разбирались с явным трудом, некоторые были написаны на языке вероятного противника. Тарасенко надолго задумался над увесистым кирпичом «Искусства программирования», затем перешел к соседней тумбочке. Там было примерно то же самое, только вместо «Искусства» красовался справочник по непонятному «Prolog'y». Пролог чего описывается в книге, начальник сбора выяснять явно побоялся. В четвертой тумбочке лежала православная Библия…

– Ну чего ты к ним привязался, – спросил я у Тарасенко, – нормальные парни, грамотные, спокойные. Может, тебе чего сделать надо или починить? Они могут…

– И тренажер могут? – задумался Тарасенко, – мне командир за него задницу разодрал уже по самые плечи. Там вроде компьютер какой-то… Не понимаю я в них ни пса… А второй месяц уж не работает.

На следующий день студенты отправились знакомиться с тренажером.

Когда в ангаре вспыхнул свет, кто-то из студентов, кажется, неугомонный Певзнер, не сдержал удивления:

– Ни хрена себе, убоище, товарищ майор! Античная техника! Ладно, парни, взялись!

Несколько дней я был занят своими делами и на тренажер не заходил. Наконец, любопытство взяло верх.

В ярко освещенном ангаре мощно гудели вентиляторы, завывали сервоприводы, приборные щитки в кабинах Ми-24 весело светились. На полу были расстелены трактовые схемы. Два студента, направив в зенит задние мосты, затянутые в х/б образца 1943 года, ползли вдоль схемы. Периодически они теряли нужный провод и переругивались, используя родные для всей общности советских людей слова.

– Здорово, умы! Как дела?

– Нормально, – не разгибаясь ответил кажется Альтман, – уже взлетает… правда, пока хвостом вперед. Но это – ерунда. Поправим. Мы его тут поапгрейдили немного, – усмехнулся он, – летать будет, как «Команч».

– А где Тарасенко? – спросил я, – где этот местечковый антисемит?

– Жарко, – невпопад ответил кажется Векслер и опять нагнулся над схемой.

– Так где он? – не понял я.

– Ну, я же сказал – жарко! – пояснил Векслер, – за пивом нам поехал. Два ящика он нам уже должен – за то, что включилось и взлетело, а третий он обещал, если все остальное заработает. Ну, я ему сказал, пусть сразу три берет, чего два раза ездить?