Текст книги "Босиком в Рай"

Автор книги: Максим Пыдык

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 10 страниц)

– А у тебя есть Мечта-мечта? – серьёзно спросил он.

– А вот это она и есть, вокруг нас. – он обвёл комнату руками – Всё, о чём я тебе говорил. Мы сейчас в ней, я просыпаюсь в ней, еду на ней на лейбл. Моя жизнь – это моя мечта. И не только моя, по сути. – вновь справедливо отметил он.

– Нет-нет-нет-нет-нет-нет-нет! – нетерпеливо затараторил Лёшик – Это мечта-навигатор. Задаёшь настройки, и она ведёт куда тебе там надо. Мечта-мечта она восхитительная как полотно прекрасных звёзд, которое окутывает твой путь неуловимым присутствием тайны и если заглянешь за неё, ты сорвёшь покров с этого тончайшего магического ощущения, это то, что не может быть понято и не должно быть исполнено, иначе весь твой путь лишится неповторимого шарма и потеряет своё загадочное обаяние, что превращает каждый шаг по грязным лужам в удивительное путешествие через таинственный лес.

Саша задумался. Думал долго. Видно, не мог так сразу собрать поток разнообразных мыслей, охвативших его в последние несколько часов и привести его от безумного хаоса к гармоничному пейзажу, вроде Лёшиного. Потом, похоже, решил, что надо сказать нечто соответствующее высокопарности. Ну и сказал.

– Всеобъемлющее понимание – вот о чём я всегда мечтал.

Помолчали. Лёша потянул, а потом добавил:

– А я о фотике. – неожиданно нарушив сценарий возвышенных откровений бытовой простотой Лёша вызвал у Сани очередной ступор в этот вечер – Ну да, да. – спокойно кивнул он и вразумительно принялся пояснить – У меня в детстве был такой небольшой, аккуратный очень, знаешь, без этих больших фото-труб – это он так объектив называл – И километровых проводов. Он такой крохотный, тоненький, что самооценка этих людей, от которых ты меня благополучно спас. Мне пацаны давали подержать. Я район наш фотал. Жалко, мы его продали потом. – Лёша почесал за ухом – Но всё равно мне он реально нравился.

Снова молчание, теперь минут на десять. Лёша покосился на Саню, а тот уже засыпал и явно был вне готовности оценить его шутки. Алексей понимающе вышел из комнаты, оставив своего спасителя наедине со снами. Тот наконец уснул. Наконец-то он был спокоен за много таких вечеров, с много кем, включая себя. Узел наконец-то был распутан.

3. ПРИРУЧЕНИЕ ПЕДИКА

Лёшик вышел на террасу. Приятная свежесть летнего утра расстилалась по городу, приветствуя пока ещё совсем молодой рассвет, которому суждено было состариться через двенадцать часов и снова воскреснуть в облике юности на следующий день. Лёша расслабленно и беззаботно откинулся на простом пластиковом стуле, словно бы и не стоял он у порога смерти минувшей ночью. По его телу растеклась приятная усталость, глаза сковала лёгкая дремота, боль затихала. Город по-прежнему был рядом. Лёша повернул голову и увидел, как на краю здания сидел его медведь и лапами засовывал в рот чипсы из пакетика с ярко-кричащей надписью Lay’s. Джин сиганул за стеклянную преграду вниз в нескованную свободу, точно бы с бортика бассейна. Лёша ощутил покой. Временный, а потому самый драгоценный.

Потом уже засыпая, Лёшик прокручивал в голове последние события. Улыбнулся, подумав о Сане. Саня был счастлив, просто не знал о том. Лёшика это забавляло. Его слух уловил уверенный мужской голос, доносившийся откуда-то сверху двухъярусной террасы. Он звучал сдержанно и спокойно, внушая уверенность. Лёшик услышал разговор с середины, только когда обладатель этого мужественного голоса вышел наружу и стало ясно, что он ведёт диалог по телефону. Это был Артур. Лёша узнал сразу. Как маленький мальчик он затаился, весь вжался в стул, чтобы не выдавать своё присутствие, благо широкие лапы какого-то не отличавшегося натуральностью дерева надёжно скрывали его. Лёша нравилось вот так вот спрятаться и наблюдать реальность. В этом было что-то от того далёкого детства, когда закладываются основные психологические аспекты тебя. Давай же и мы сбавим бег и подслушаем, что говорил Артур.

– Он испугался?

– Вовсе нет, – ответил мягкий женский голос в трубке, довольно молодой, как заметил Лёша – Он у нас смелым таким растёт, даже боюсь сглазить. А вот тренер переволновался не на шутку. Наверное, думал, что мы скандал закатим или что-нибудь в таком роде.

– Хорошо, – с пониманием отозвался Артур – Через неделю окрепнет. Характер жёстче станет. Передай ему, чтобы относился к снаряду, как к живому. Когда он будет его уважать, почувствует природу движения.

– Природу движения. Как славно ты сказал. Подожди минуточку, пожалуйста, я ему запишу. – засуетилась собеседница.

– Нет, – коротко отрезал Артур – Ни к чему фетиш устраивать. Хочешь, чтобы он жил на привязи моего голоса? Передай ему идею, этого хватит.

Женщина подчинилась.

– Что у тебя? – всё также спокойно, но строго продолжил Артур.

– Всё хорошо. Правда, братик, хорошо. Мама заволновалась о мало́м, но он же у меня крепыш самый настоящий. Ещё шутит, представляешь, на костылях, а шутит. Вот чертёнок… – её увлёк рассказ о своем сыне и племяннике Артура – Маму нашу всё дразнит, говорит «бабушка не успела перинку подстелить», а она и плачет, и смеётся. Честное слово, она больше для вида ворчит, а рада же, что Сёма здоров. Знаешь, если честно, её гораздо больше беспокоит, что он выбрал гимнастику.

Артур слушал ровно, не перебивал. Когда настал черёд говорить, советом не обделил:

– Он выбрал это. Ему ответственность нести за свои решения надо, а не за её.

Женщина опять покорно согласилась, но слышалось, что ей хочется оберечь дитя от жизни клеткой гнетущей любви.

– Тебя утвердили в должности?

– Да, я уже подписала документы. – спокойно отозвалась та – Испытательный срок закончился ещё в понедельник. А сегодня меня перевели в штат на постоянку. Хорошее место. Действительно. И люди добрые. С этого месяца зарплату повысят. Целых пять тысяч. Не так много, конечно, но всё-таки радует.

– Я завтра вышлю на Сёму. Мне заплатили за новую песню. – пообещал Артур.

– Спасибо, —не без оттенка смущения поблагодарила сестра.

– Я решил, – проговорил он – Сёме надо развиваться. Одна только гимнастика не сможет кормить вечно. Я поговорил – его должны утвердить в видео ***сты. Страна увидит – уже хорошо. Да и пусть примелькается в среде – это полезно.

– Я не знаю, что он скажет, – задумалась женщина – Мне кажется, он ещё не думает о будущем так глобально.

– Это нормально, – подтвердил Артур – Ему всего девять. Я поговорю с ним сам. Он должен понимать, что в жизни есть ограничения. Спортивная карьера короткая. Нужно смотреть на шаг вперёд.

– Знаешь, – смутилась женщина – Я боюсь, что он и так слишком много понимает для своего возраста.

– Я знаю, – согласился Артур – Зато потом будет проще. Поверь, лучше ему один раз будет сложно, чем потом страдать всю жизнь.

Сестра доверчиво вздохнула:

– А знаешь, у нас тут звёзды такие.

Они ещё около часа разговаривали об очаровательной природе провинциальных городков. Такая молчаливая и кроткая, она совсем не похожа на то буйство красок и настроений, которыми кричат леса, скажем, Подмосковья, она имеет особенность завораживать натур романтичных тех, кто не торопится промотать жизнь в конец кассеты и умеет вовремя рассмотреть кадр. Лёшик слушал разговор через призму полусна и мирно задрёмывал. Он, конечно, не разобрал всех деталей, но про себя отметил, что сейчас Артур произвёл на него совсем другое впечатление, нежели ему показалось при первой встрече и уж точно совсем не такое, как расписывал ему Саня. Поверхностная, недалёкая суперзвезда, слизывающая мёд тщеславия из сот известности, оказался надёжным ответственным парнем. «А на такого можно положиться» – где-то подсознательно отметил Лёша. Потом вспомнил, как тот валялся с голой бабищей в объятиях беззаботной распущенности и одобрительно усмехнулся: «Дело-то молодое, это на пусть».

Действительно, лёгкость, пугающая встревоженный разум, порой бывает отличным средством для трезвого видения.

* * *

По сложившейся в последнее время традиции утро для Лёшика настало поздно. После ночных приключений они с Саней были просто не в состоянии подняться раньше двенадцати, хотя и это у них сошло бы за подвиг. Когда Лёшик открыл глаза, он почему-то обнаружил себя лежащим на искусственном газоне веранды – видно, в беспамятстве сна грохнулся. Перед ним стоял Эрик и неодобрительно смотрел своими безэмоциональными глазами из-под тяжёлых век. Как только парень потянулся и вдоволь прозевался, пёс недовольно развернулся и пошёл нарочито медленно и вальяжно, порицая людской вид невысказанным «Ну и лодыри!»

– Похавать бы чёнить, – проговорил Лёха, глядя в спину степенно удаляющегося животного.

Ну и направился разведать, какие варианты набить брюхо представляются в этом местечке. По пути Лёша мимоходом заметил, что Артур давно уже встал и во всю потеет на беговой дорожке. Теперь ему удалось рассмотреть знаменитость получше. Светлые, крашеные под шатена волосы его вились до шеи, они были небрежно растрёпаны, будто бы парень только что вернулся с тусы, а это совсем не клеилось с тем, что Лёша слышал вчера ночью. А вот рост Артура действительно не являлся его сильной стороной. Почти, как Саня. Ну, может, см на три повыше. Но сложен, в отличие от своего продюсера, божественно. Тело красивое, рельефное и почти пропорциональное, если не обращать внимания на куриные ножки. Глаза ясные, бирюзово-голубые, прям как небо в ванильных песенках. В зубах самодовольно гоняет зубочистку, а вся физиономия так и говорит: «я – the best, а ты – чмо!». Подкрепляла его посыл и майка с вызывающей надписью «Train harder than me motherfucker!^*»

«Неугомонный сукин сын!» – усмехнулся про себя Лёшик и двинулся на кухню. Он сел за стол и стал неуютно, как в гостях, (а так, на самом деле, и было) осматриваться, пытаясь понять, может, где что съестное затаилось. Рыскать по углам в чужом доме Лёша не привык. Негоже. Рассеянность ленивых зевак на вокзале он мог проучить, ловко подхватив, если что выпало из кармана, а вот крысятничать у приютившего его – не. На привязи у бытовой доблести он так провёл минут сорок, короче, гоняя по голове пустые мысли, которые в основном крутились вокруг всяких яств и только сильнее разжигали голод. От бессилия бедолага стёк по стулу и расплылся, как жижа в форме человека. Когда в кухню вихрем влетел Саня, он явно без внимания отнёсся к Лёшиной трагедии. Взъерошенный, с клочковатой бородой, в нежно-жёлтой футболочке и штанах от какой-то пижамы, он сразу же уселся напротив и накинулся на глотающего слюни гостя, с одержимостью уткнувшись в телефон и не видя ничего вокруг.

– Мы всё утро общаемся! – начал он без лишних предисловий и принялся зачитывать бессвязные отрывки из Вотсапа – «был требователен…», «увлёкся собой…», «хочу говорить…» – потом переключился на какое-то видео и поглощённый информацией в своём гаджете также увлечённо продолжил:

– Она приедет сегодня. Сюда. Или в студию. Или на лейбл. Или в офис. Или в кафе, или чёрт знает куда. Да какая разница, куда! Важно, что ли? Мы ещё не решили. – походу, Саня не особо различал говорит ли сам с собой или со своим гостем – Лёха! Лёха-а-а! Ау! – защёлкал он пальцами, наконец заметив, что Лёша как-то подозрительно пассивен – Анфиса, помнишь, моя баба-то, она сказала «да», что приедет, куда я предложу. Это же прорыв, по значимости не меньший, чем победа в номинации «Прорыв года» на музыкальном фесте. Мы расшатали этот застой! Ты слышишь? – он упёр в него взгляд, в его голосе слышалась паника.

^*Train harder than me motherfucke! (англ.) – Тренируйся жёстче, чем я, ублюдок!

Лёха откинулся на барном стуле и обессиленно признался:

– Не, я ничё. Я всё. На этом мои силы – в ноль. Я ничё не знаю, пока не поем.

И тут Саня словно бы очнулся от некого транса. Он даже подпрыгнул на месте, что, видимо, было его характерной чертой, когда до него доходило осознание. Засуетившись, проговорил:

– Молчал-то, что ж ты?

Хозяин вмиг отложил все свои дела и с лёгкостью переключился на режим помогания. Комично спрыгнул своими коротенькими ножками на пол. Отбросил телефон – от былой маниакальности не осталось и следа. Распахнул дверцу холодильника и… Грянул праздник чревоугодия! С фанфарами, под победоносное гудение труб и звуки литавр, словно на небесах родился маленький прекрасный сыночек Бога, закружились леприконы, засуетились феи, и полетели во все земли мотыльки с радостной вестью. С помпезным представлением стартовал выход всевозможных вкусностей, а было их действительно в избытке.

Сначала на стол легли две большие пиццы, так и пахнущие темпераментной Италией. Легли по-хозяйски, как полноправные королевы. Первая королева по имени «Пепперони» пестрила Богатством ярко-красных, сочных колбасок, что были щедро разбросанными по всему диаметру сдобного круга. Она была похожа на большое съедобное солнце, которое неминуемо сулит наслаждение и блаженную сытость. Каждый треугольный кусочек, отрезанный по-домашнему, словно бы заботливой рукой любимой итальянской жены, был пропитан теплом и уютом. Вторая же королева с романтичным именем «Маринара», что так волнует дух любителя морских путешествий, сплошь утопала в двойном слое сыра, которым также были наполнены её борты, точно ломившийся от сокровищ трюм корабля. В её расплавленном сливочно-сырном море утопало нежнейшее филе сёмги. Тоненькие, лакомые кусочки, пропитанные солью – ещё только глядя на них, ты сразу же ощущал, как они лягут тебе на язык и как этот чуть солоноватый, немного больше, чем следовало бы, но именно столько и нужно, вкус разольётся от самого кончика языка, до его основания, а после наполнит те самые зоны блаженства в мозге, которые так щекочут вкусовые рецепторы. Дополненная аккуратным листочком салата, что дышал свежестью, точно парус небольшого кораблика дышит морским ветром, она манила в игривое странствие навстречу остывающему в море диску солнца в компании знойной южанки. С зажаристой, хрустящей коркой, тянучими нитями сыра и сладковатым послевкусием томатного соуса две эти Богини были ни с чем несравнимым угощением. И никакое самое изысканное блюдо, никакие чудеса молекулярной кухни не смогли бы их затмить в этот момент. Всё это меркло пред их величием. Что может быть лучше простой пищи для изголодавшегося странника?

Счастье – всегда в простоте.

– Эти из «Миа ди Джорны». – отрекомендовал Саня – У них там повара настоящие, итальянские. – заверил он для пущего эффекта, коим подобает сопровождать появление королевских особ.

Затем на стол пожаловали толстый господин пирог. Пышный, увесистый из рассыпчатого теста. Он обосновался на тарелке тяжело, что и не сдвинешь так легко. С хорошо прожаренным основательным низом и подрумяненным верхом. Без той изысканной грации, коей преисполнены предшествующие персонажи, немного грубый, как простой деревенский парень, увесистый, но с отличной начинкой. Сразу видно – домашний. И как о «вкусном», деревенском парне в дворянской среде о нём сразу разнеслась весть – восхитительный, будоражащий воображение, он сразу же дополнил кухню просто невероятным ароматом неких неведомых Лёшику, но очень желанных трав. От него исходил жар раскалённой печи, из которой его вынули как будто пару мгновений назад. Видя его, хотелось просто отломить большой кусок, разваливающийся от начинки, и запихать его во весь рот так, чтобы было тяжело жевать, чтобы в животе уже места не оставалось. Это было кулинарное безумие, не способное оставить равнодушными ни-ко-го.

– Осетинский, с брынзой, – похвастался Саша – У меня товарищ осетин —его жена печет.

И хотя потом на стол вы́сыпали всевозможные салаты, десерты, пирожные и прочие радости жизни Богатого холостяка, Лёша не замечал их. Жадно, вкусно, безмерно он накинулся на сдобу, больно уж он всё это дело любил. Большой они страстью его были. К тому же, он не ел толком уже дней несколько и хватал здоровые куски, как попало засовывал их в рот, запивал соком, минералочкой, Кока-колкой – всё годилось. Лёшик всегда наедался впрок. А Саня был и не прочь подкормить парня.

Ну а пока дорогой гость набивал пузо, а Саня налаживал контакты с Анфисой, в проходе появился Артур. Неотразимый, прекрасный, белозубый, лощёный, в ухе торчит здоровый бриллиант, меж зубов зубочистка, маечка обтягивает торс. Весь блистающий безупречностью, несвойственной человеческому, сияющий позитивом, излучающий свежесть, он так и застыл, точно испуганный оленёнок при виде хищника, что с животной алчностью обжирается. «Что за позёрство, даже дома красуется.» – недовольно заметил про себя Лёша, исподлобья глянув на того.

Ну, вообще, Артур, конечно, ко́зно смотрелся. Крашенный, на ножках этих птичкиных, сам по себе смуглый, а ещё вдобавок и загорелый. Глядит ясным-ясными наивными голубыми глазками, как скромный агнец, носящий внутри искушающий грех – так и соблазняет, так и мани́т пригубить чашу запрета, закусив свою пухлую губку, чуть-чуть запачканную белыми капельками протеинового коктейля. Его образ звучит: «Мамочка, научи меня всему…». Такое невинное Божье творение со взглядом, унаследованным, наверное, у самого Мефистофеля – тянет испортить его примесью похоти. На глубине его будто покоится дикая, необузданная стихия, которую неминуемо влечёт выпустить на волю и отдаться её животной силе. Но всё это восхищение ломалось, блядь, о его фигуру-тумбочку. Словно миниатюрную лошадку в проходе поставили. Она и красивая, и ресницы длинные, и чёлка причёсана шелковистая, но комичная до одури! Вот, смотришь ему в глаза, и дала бы, а смотришь на всего персонажа в целом и не можешь к нему всерьёз относиться. И хотя Артур был напичкан полным боекомплектом метросексуала с гомосексуальным нанесением – поджатая лапка, сложенные губки, вся вот эта вот история – он не вызывал отторжения. Видимо, что-то внутри него, и в самом деле, было не так, как казалось.

А потом его внезапно неуместный голосок озадачил всю брутальную вакханалию чревоугодия:

– А, вы кушаете… Доброе утро!

Он проговорил это так женственно, сюсюкающе, так… Так… По-пидорски! Совсем не узнать того уверенного в себе тягача, что тащит семью к достойной жизни. Чуть растягивая слова, он уводил окончания вверх с утрированным «московским» акцентом. Тем не менее, сказал он это совсем по-простому, по-доброму, как к давним друзьям зашла заботливая домохозяйка. Видимо, педиком он был только по необходимости, а не по природе. Но в глазках его, широко распахнутых миру, читалась деланная наивность, словно он был взрослый открытый мальчик. Каждый жест, каждое движение, каждый отдельный шаг и вся походка передавали его розовую ватность. В его мире всё было милым, красивым, а феечки кушали радугу и какали бабочками.

Вспомнив «ночного» Артура с тембром местного Челентано, Лёха так и замер, и листок салатика повис у него во рту. Перед ним совсем сейчас не тот парень, который кормил семью и знал, как сделать из мальчика мужчину, чей голос внушал спокойствие и уверенность. Перед ним стояло нечто испорченное, вылизанное, вылощенное, выбритое во всех местах, проштудированное зондом Системы существо, согласившееся презирать себя. И два этих разнополярных образа никак не стыковывались у него.

От высокого и резкого звучания Артура Саня аж вздрогнул и подскочил на стуле. Нервно обернулся и тут же успокоился. Проворчал:

– Артур! Чтоб тебя черти драли! Ты меня когда-нибудь в могилу сведёшь голоском этим своим! Фанат ты что ли непризнанного таланта «Спокойной ночи, малыши»?! Звучишь, как грёбаный Степашка в необработанной версии!

Парень проигнорировал его язву.

– Мой хороший, не обращай внимания, Алекса́ндер – дикарь. – обратился он к Лёше.

Потом словно курёнок согнул лапку, то есть руку, протянул её Лёшику и сел за стол. Как следует встряхнул шейкер, перемешивая свой протеиновый коктейль и принялся глотать. Лёша ответил на рукопожатие нехотя, даже почти не сжимал руку, просто на автомате. Саня задорно, со взглядом полным иронии и сострадания снисходительно посмотрел на эту пародию в форме Артура. Словно псу, небрежно придвинул ему банку икры и хамовато проговорил:

– На, пожри нахер.

Артист привередливо фыркнул. Лёшик оторопело оглядывал всю сцену и недоумевал. Это же тот же Артур? Точно? Тот же торс. То же лицо. Но человек-то другой. На миг отвлёк его Саня:

– Лёха, так вот, она сегодня будет. Хотели же, помнишь, во вторник, а она такая раз и согласилась на моё внезапное ночное предложение – типа, давай я сегодня приеду. Это после нашего с тобой тет-а-тета. Я-то просто написал, по наитию, потому что порыв какой-то словил, без всякой коварности за умом. И вот что! Ну Фиска в своём, конечно, стиле: сидим на расстоянии не меньше, чем в четыре метра, личный контакт только глазами, разговор на темы не иные, как о бизнесе, дресс-код не дешевле, чем Версачи, брелоки дороже хаты и все такие условности, – Саша говорил спокойным обыденным тоном, описывая типичную Анфису с перечислением всех её требований, что было для неё в порядке вещей, потом махнул рукой – Так это она, хвост пушит – хочет мосты навести. Артик, в чудеса веришь? – переключился он.

– Мэ? – тот скептически поднял бровь, потягивая свой коктейль и не успевая за изменчивым ходом мысли продюсера – У вас с Анфи́ наклёвывается перемирие? Как славно, какая прелесть!

Артур мило зажмурился, словно котик, которого почесали за ушком, и сжал кулачки за молодых. Лёшу так и передёрнуло от нового актёра, только помоложе.

– О Боги, что я создал! – взбрыкнул едким сарказмом Саня, но быстро вернулся к приятно щекотавшей его эго теме – Нет, вы все не понимаете, я объясню. – начал он с явной манией величия – Вот вчера, я отбил Лёху у реальной мрази. И это даже не то, что я спас парня, а то, что я ощутил в тот момент: я побывал в руках какой-то силы, о которой не догадываешься, пока не побываешь в ней. Это как будто бы я не одного конкретного Лёшу уберёг, а на горло какому-то слизню наступил. М-м-м, не, не так… Не я, а что-то, в руках чего я стал инструментом. – все замерли, слушая его поток воодушевлённого сознания, а тот размахивая телефоном вошёл в повествовательную экзальтацию и со взором ясноглазого Божьего пророка на стероидах вещал – А вот теперь, после этого, у нас с Анфиской всё, вроде, в гору пошло. Это как, знаете, я произвёл в мировое пространство что-то… А теперь оно мне прилетело обратно охренительным ништяком. Ну реально же чудо, а, как ещё назвать? Вот, ты как думаешь, Лёха.

Тот был не особо-то чуток к откровению Саши, поглощённый неискренностью Артура – ей так и несло за три версты и ей провоняла вся кухня теперь. А Саня, хотя и был возбужден, и вещал с несвойственной ему наивностью, говорил абсолютно от души и вновь, сам не зная того, истинно. Была у Саши такая способность, которую он, правда, никак не идентифицировал в себе – транслировать частоты Вселенной. Он ведь, действительно, осуществил работу Силы, действие которой запустил на шоссе Лёша, чем отвоевал кусок у мощи противодействующей – разрушительной. И став на время формой баланса, прикоснулся к источнику Созидающего. И, на самом деле, захватил он к себе в жизнь частицу волшебства, преобразовав свою реальность благоприятными, добрыми событиями. И вот всё это сложное устройство механизма реальности Лёша знал, но в данный момент он никак он не мог отделаться от человеческого желания уебать Артуру и отрезвить от той больной херни, которую парень нацепил себе на мозг, как альгинатную маску на лицо нацепляет старик, чтобы казаться, как будто бы нестарым.

– Алекса́ндер, Боже, какой чудесный романти́к из твоих уст. Что-то не припомню, когда в последний раз слышал от тебя такую красотень. Дай-ка подумаю, эм-м-м… Никогда. – попытался спаясничать мальчик, но Саня не поощрил его комментарий вниманием.

– Я посмотрел на Ютубе, психологини говорят, что в таких случаях необходимо выждать время и перенести встречу. – он обращался однозначно к Лёшику – Ну, знаешь, осадить самовлюблённую кралю, чтобы не задирала нос. У меня тур, запись, контракты – все дела, и я оказываю ей одолжение, находя окошко в плотном графике. Чтобы не подумала, что она единственная и… – говоря, Саня поджал ноги и не отдавая себе в том отчёта впился зубами в кулак, машинально кусая его и серьёзно смотря в одну точку, как тогда на дороге.

– Она и так знает, – коротко бросил Лёшик – Дешёвые понты, ими несёт от всех за километр.

С выражением похожим на брезгливость он втянул воздух и угрожающе покосился на Артура. Тот пил коктейль и не замечал. Или делал вид, что не замечал. Лёшик попытался отвлечься. С напором продолжил:

– Сегодня. Надо сегодня. Ни днём, ни часом, ни намерением позже. Если сегодня – нет, всё это не стоит. Поговорите. По-человечески. Не доказывай ничё. И не забирай, не отдавай – не надо этого барского костюма с пыльной антресоли карнавального магазинчика по адресу «все дороги ведут к моему эго», коим ты так неловко любишь порой пощеголять. Не будь продюсером – Саней будь.

Тот задумался.

– Но это же как-то… унизительно, что ли. – Саша, не переставая кусать кулак, вскинул глаза на Лёшика – Я же её по сути вывел в люди, а теперь, что же, сам и бегаю за ней?

– Унизитиельно, когда талант уронили в лужу, а потом выковыривают из него песчинки. Ты есть шторм, в тебе мощь необъятной стихии. Солнце и звёзды, свет Начала. Ты воплощение Жизни и лицо Природы. Ты – есть удивительное чудо, которое расцветает подобно прекрасным цветам в душах людей, чьих ты коснулся своей музыкой, пробиваясь точно через асфальт меж плит их страданий. Чьим вы с Анфисой позволили дотронуться той самой свободы, которую открывает свобода Живого. – говоря всё это Лёша не мог усидеть, он встал и, увлечённый потоком сознания, гулял по кухне, пытаясь сосредоточиться на Сане и убеждал себя в том, что его не отвлекает Артур своим полупидорством – Вы же старательно запихиваете свой заряд в клетку, впихиваете в футляр, попривыкнув к которому, ты через пятнадцать лет грызёшься в метро за свободное место, а мечта всей жизни – это чтобы продавщица пробила чек на две пачки чая по цене одной. Вы не… Ты не обречён сидеть на цепи перед необходимостью самоутвердиться. Мир по-прежнему открыт тебе, он не схлопывается в узкое окошко, даже когда ты привёл свою мечту в реальность. Тут ещё есть место настоящему Чуду – Жизни! – Лёша с неестественным для него возмущением фыркнул – Где-то в Космосе есть удивительные мириады Вселенных, переплетающихся в сверкающее полотно, а тут такой хернёй занимаются!

Саня расплылся в улыбке, сдавшей его с потрохами и сердечком в придачу. Вера Лёшика его так вдохновила, что он просиял ещё ярче, чем прежде и тут же робко, по-детски застенчиво спрятал это.

– А тогда сейчас напишу ей! – Саня разблокировал Айфон, быстренько глянув на Лёшу, который к этому моменту завершил круг по кухне и оказался у него за спиной, полистал пальцем и снова посмотрел на своего ментора – Слушай, Лёх. Только тут такое дело. Я же как бы, музыка, да, а межличностка… И… Вот… Ну, ну просто…

Ему было, видно, неловко.

– Я побуду с тобой.

Кинул спасательный круг Лёшик. Довольный, Саня вернулся к Вотсапу.

– Да-да, абсолютно верно, Алекса́ндер. Это так нелепо, как если бы Хан Соло пришёл к принцессе Лее… – вклинился неожиданно для всех своим приторным, как переслащённое пирожное, Артур.

Нависла пауза. Знаешь, бывает такой взгляд, когда ты смотришь и думаешь, интересно, если бы этот человек сейчас оказался на краю многоэтажного дома с намерением исследовать законы гравитации, а у тебя была возможность внести в его мир немного здравого рассудка, ты бы воспользовался ей или дал бы ему понять, что многоэтажные прыжки несовместимы с продолжением дальнейшей жизни. Именно так покосились на Артура продюсер и гуру.

– Нет, ну это невозможно, а! – не выдержал Лёшик, наконец признавшись себе, что рэпер всё-таки занимает его внимание. А потом он со скоростью свойственной уличному коту перемахнул от Сани к Артуру и по-мужски так, что было сил, от всей души вмазал звездуну пощёчину. Тот поперхнулся своим коктейлем, ёбнулся со стула, выронил шейкер, разлив содержимое и крепко-крепко зажмурился от всего, что в этот момент настойчиво пробивало его образ.

– Да, блядь, проснёшься же ты?! – завопил Лёшик, схватил Арта за грудки и стал трясти что было мощи – Очнись! Ну! Что ты такое?!

Бродяга всеми средствами пытался вытряхнуть из того истинного ночного Артура, который давно бы уже ухайдохал наглеца. Ему жизненно необходимо было выбить непридуманного нормального человеческого Артура, убедить себя, что ночью ему не показалось. Но он же зажмурился, как котёнок, всё плотнее гася свою природу.

Но в очень-очень короткий миг между тем, пока Саня сорвался разнимать их и Артур выбежал из комнаты, накинув вуаль оскорблённого достоинства, в ту секунду вечности прежде, чем рэпер поднялся с пола, Лёшик увидел проблеск. «Нетронутые грехом» глаза Артура переполняло бушующее пламя тысячи разъярённых демонов, что так и рвались растерзать этого скачущего паяца Лёшу, а вместе с ним и весь паршивый маскарад. Побагровевшие, налитые кровью, из растерянно-наивных эти глаза стали воплощением чистейшей ярости. Сломленная непокорность смешалась с решительностью взорвать всё к чёртовой матери и тем самым прекратить. Стремительный порыв захлестнул Артура, готовый выбить наружу подобно мощному потоку что слишком долго закупоривала пробка. Его кулак сжался готовый вот-вот. Вот-вот… А потом он замолк. Словно от сильной боли, стараясь не выпускать из себя – себя, он плотно стиснул зубы. Казалось, ещё немного и Артур наконец-то нормально втащит Лёхе. Вот-вот… Вот-вот… А потом его зрачки затянуло туманом и холодом. Захватившее Артура пламя отступало под натиском необходимости пресмыкаться. Артур, как и прежде, проглотил себя и закупорил пробкой. Но прежде, чем заткнули поток Жизни, Лёша увидел то, что так оголтело отыскивал – самого́ Артура, который был ядром всей его личности – благородного, решительного, растерянного, запутавшегося. В отличие от Сани он продал свой драгоценный камень в обмен на дешёвую бижутерию и теперь презирал себя за это, и не мог по-другому. Его убедили, что бижутерия проще, дешевле, понятнее, а значит, интереснее людям, чем многогранный алмаз, который ещё рассмотреть надо. Вот и отрёкся он от себя, решив стать тем, каким, как он думал, хотят его видеть. Артур верил, что всех благ его таланта достоин лишь нелепый гомосексуалист со слащавым голосом. Его подменили идеей имитации, которая была модной в том мире, из которого когда-то благорассудительно сбежал Лёша. Быть, как кто-то, имитировать успех, копировать – не создавать. Бесподобный спектакль подражания. Очень удобный для мира унифицированных решений, Системного по происхождению. Здесь вам показывают матрицу с которой копируется успех, счастье, копируется принцип Жизни. Со стороны это выглядит так. Длинная очередь толпится у узкого прохода с табличкой «путь к счастью», очень недружелюбная и агрессивная очередь, где постоянно толкаются, лезут поближе к проходу. Все одеты в одинаковую форму, потому что такая на лекале матрицы и кто-то сказал, что в другой не пустят, что в такую одеваются индивидуальности, и вот они клонируют её во всех деталях, чтобы именно его одинаковая форма была самой одинаковой. А ещё и всякие паразиты на этом деле пытаются себе урвать: реклама, политика, неуверенности, чувство вины и даже заботы. Очень мало кто тут готов отказаться от вбитого в голову принципа и опыта и пойти в дверь, где посвободнее. Вот чем активно и занимался Артур. Он всё пытался запихать себя в форму, неважно какой нелепой и неудобной она была. В итоге, и форма не радовала, и от мифического успеха да счастья – одна оболочка. Артур не видел той самой двери, где посвободнее, но хотел… И это-то Лёша и уловил в его секундном пробуждении – как тот блуждает во тьме и тычется от очереди в очередь, не находя свою собственную дверь. Но даже такого коротенького «проблеска истины» было достаточно – Лёша рассмотрел всё, что хотел в душе этого человека.