Текст книги "Страна Со Шрамами: Крах Последней Империи"

Автор книги: Максим Новожилов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 9 страниц)

Стас внёс свои данные и протянул планшет Косте. Тот не взял его. Он настороженно посмотрел на офицера, голос его был тихим и спокойным: – Эээ… У меня есть вопрос.

Лейтенант выпрямил спину, сложил руки на груди и насупил брови. Он нервно кивнул, не сказав ни слова.

Костин голос был спокоен и твёрд: – Для чего Секретная Служба собирает биометрию будущих Партийных служащих? На каком основании?

Закованный в полный комплект бронезащиты сержант угрюмо фыркнул и сделал решительный шаг в его сторону. Гвардеец потянулся рукой к своей электродубинке, висящей на поясе. Тело Кости сковало от неожиданности, а глаза растерянно смотрели на своё отражение в чёрном тонированном забрале сержанта. – Отставить! – приказал ему лейтенант и силой потянул Гвардейца за плечо. Офицер перевёл злобный взгляд на оцепеневшего Костю.

Стас смотрел с опаской и думал: – Что происходит?… Гвардия, СС и Партия – неразделимы, так нас учили с малых лет, – вихрем пронеслось непонимание. – Быть того не может. Не может Гвардеец применять силу к Партийным, – он настороженно вглядывался в стальные глаза лейтенанта.

Тот опустил забрало своего шлема, не отводя взгляда от Кости. – Степанов Константин, – лениво протянул лейтенант, читая досье со внутреннего проектора на забрале. – Выпускник… И с золотым медведем, впечатляет. Спортсмен. Первое место в забеге на три километра. Это всё не интересно… А, вот. Отец, Семён Валерьевич. Посол-востоковед, до недавнего времени. Старший комиссар первого ранга. Сейчас – начальник ДипОтдела Партии. Член Верховного Совета. Мать, Ольга Игнатьевна, старший комиссар третьего ранга, начальник продобеспечения столицы… Высокие люди. Опора и надежда Партии. А ведь всё в нашем мире так зыбко, шатко… Не спокойно, – он поднял забрало и смотрел на побледневшего Костю. – Ты думаешь, у нас нет информации на каждого из твоей семьи? Одно моё правильно или неправильно подобранное слово в нужных местах, и твои родители из высоких положенцев превратятся в отключённых. Даже на сраный завод их не возьмут, если коммуникатор будет принудительно удалён. И всё потому, что их неосторожный сынок изволил высказать сепаратистские настроения. Ты понимаешь к чему я клоню? Если Я! захочу, их не спасёт даже Партийная неприкосновенность. Если тебе скажут внести свои данные, ты, как миленький, внесёшь свои данные! Знаешь, что по Общему Уставу Северной Империи бывает за сепаратистские настроения, дружок?

– Так точно, товарищ лейтенант, – с дрожью в голосе ответил Костя.

– А теперь будь так добр. Возьми планшет и сделай, что от тебя требуют! – он выхватил планшет у Стаса и ткнул им Косте под рёбра.

Костя трясущимися руками перехватил планшет. Сухожилия рук натягивались в гневе, глаза прожигали нахального офицера, скулы напрягались от злости.

Стас смотрел на лейтенанта и думал: – Какой же сукой надо быть? Еб*чий урод. Попал в СС и радуется. Дайте маленькому и обиженному на жизнь хоть немного власти и получите озлобленное животное.

– Выполните сканирование сетчатки, – скомандовал планшет металлическим женским голосом. Костя поднёс объектив ближе к глазу. – Выполнено. Подтвердите личность.

– Степанов Константин Семёнович, – он старался держать голос как можно ровнее, что давалось ему с трудом. Злоба и желание ударить нахального офицера выжигали его. Костя приложил правую ладонь к экрану дактилоскопического сканера и на том сбор данных закончился. Он передал планшет сзади стоявшему одногруппнику.

Лейтенант улыбнулся и тихо сказал: – Я запомнил тебя, Константин Семёнович. Не натвори глупостей. Тем более, твои поступки отразятся на твоих родственниках.

Тут Костя не выдержал такого нахальства. Он выбросил, почти крича: – Кто ты такой, чтобы разговаривать так со мной, скотина позорная?! – парень едва не набросился на офицера, но смог себя сдержать, понимая опасность необдуманной драки. Он тут же продолжил: – Я из Партийной семьи! А ты человеком стал совсем недавно, когда закончил свою Академию. А до этого, ты родился в грязи, жил в грязи, и ведёшь себя как поганая грязь! Прежде чем мне угрожать, подумай. Хватит ли тебе сил, мозгов и смелости на угрозы мне и моей семье?!

Лейтенант улыбнулся и усмехнулся: – Хорошо, пусть будет по-твоему, – спокойно ответил он. Офицер смерил тяжёлым взглядом Костю, поиграл напряжёнными скулами и отошёл от него.

В голове Стаса роились мысли и не давали успокоиться: – Совсем оборзели эти службисты. Уже перестали бояться самой Партии. А что если… Да нет, не может быть такого. Ему не хватит сил на это. Тем более, чтобы до Костиных родителей добраться, с их то положением… Нет, он не сможет, – Стас посмотрел на друга и положил руку ему на плечо. – Ты весь бледный, братан. Не бери в голову. Он ничего не сможет, – сказал он со спокойствием и заботой.

– Я не волнуюсь из-за него. Я злюсь. Какая-то грязь низкородная смеет так себя вести.

– Разве тебя это удивляет? Гвардейская Академия – единственный способ рабочеобязанному выйти в люди. Тут проблема в другом. В эти службы идут самые бесчеловечные и аморальные отбросы.

– Отставить разговоры, – оборвал Стаса комиссар.

– Мы же тихо говорим, Геннадий Семёнович, – осторожным шёпотом сказал Костя.

Командир подошёл ближе к парням, почти вплотную, и тихо сказал: – Даже я услышал о чём вы шепчетесь. И я тебя прекрасно понимаю, Степанов. Опасайся Чёрных Шакалов. Надеюсь, ты и сам понимаешь, почему в народе их называют Шакалами. Они – самые опасные люди в нашей стране. Потому что их коварство и подлость не знают пределов.

– И что Вы посоветуете мне? Терпеть такое хамство от этой мрази?!

Комиссар понимающе посмотрел Косте в глаза и ответил: – Терпеть нельзя, ни в коем случае, дружок. Партийцы должны насмерть стоять за свою честь, как предписывает Устав Партии. Но… Что есть этот Устав для них? Людей, которых угнетали многие годы. И вот они вырвались из угнетения, им дали свою власть, дали оружие, дали команду охранять порядок…

Стас прервал его: – Разве это есть порядок? Одно насилие и никакой справедливости.

Комиссар выдохнул и продолжил: – Именно поэтому, будьте с ними осторожнее.

Стас обернулся назад. – Смотрите, они уходят.

Костя, Стас и комиссар посмотрели вслед уходящему лейтенанту. Офицеры СС и патрульные Гвардейцы обошли все группы и собрались у колонны броневиков с перекрестием мечей на бортах. Лейтенант, будто на прощание, посмотрел на Костю. Зловещий и холодный прищур простреливал на вылет свою жертву. Натянутая улыбка тонких губ, широко раскрытые глаза и медленный кивок головой не сулили ничего хорошего. Это было предупреждение: «Я не забуду тебя. Запомни моё лицо». Костя проводил его взглядом, сжимая до хруста кулаки.

Учебная группа строем пошла вдоль Площади к своему автобусу. Стас шёл, опустив взгляд в пыльную брусчатку. Лицо застреленного парня отпечаталось в памяти и не давало покоя мыслям: – Они… Они – звери. Нет. Даже звери себя так не ведут. Покойся с миром, бедолага. Больше тебя никто не потревожит. Пал жертвой своей храбрости, вот ведь нелепица. Интересно даже. Зачем поставили на крышу снайперов? Они ожидали того, что случилось? Нет, могло случиться всякое, тут не поспоришь. А раз так, то зачем убивать? Чтобы нагнать страха на остальных? Ааааа!!! Поскорее бы уехать подальше от этого безумия, – казалось, Стас даже дышать перестал. Пустой и безразличный взгляд, бледное лицо и вопросы в голове, не дающие покоя, на которые никто не мог ответить.

– Группа, становись в две шеренги, – тихим голосом скомандовал комиссар, ребята выстроились спиной к автобусу. Никто не издавал ни звука. Лишь томные и тяжёлые вздохи разбавляли повисшую мрачную тишину. Комиссар продолжил: – Дорогие мои, до начала банкета остаётся около трёх часов, – он поджал губы и откинул рукав. – Кто хочет прокатиться до Гимназии, залезайте в автобус. Кто хочет погулять, пожалуйста. Всем явиться к четырём часам в актовый зал. И очень вас прошу, товарищи выпускники. Не болтайте лишнего про то, что сегодня здесь случилось. Сами понимаете, ситуация, мягко говоря, не стандартная. Разойдись.

Костя тихо сказал, толкнув Стаса в бок: – Поехали до меня, наполним флягу и, как раз, придём к началу.

– А для меня фляга найдётся? – Стас усталыми глазами посмотрел на друга.

– Думаю, да. У отца этого барахла как грязи.

Парни неспешно пошли по Народному Проспекту. Патрульные на перекрёстках улиц отдавали им приветствия, вскидывая кулаки. На углу Народного и Владимирского стояли два патрульных броневика со включёнными световыми сигналами. – Я шёл на пункт выдачи за едой. Отпустите меня -, послышался робкий и напуганный голос. Сержант открыл бортовую дверь и рывком толкнул рабочего внутрь. Гвардеец посмотрел на проходящих мимо парней и поднял правый кулак. Стас с Костей ответили на формальность.

– Не задерживайтесь, товарищи Партийные, – сказал Гвардеец через опущенный щиток.

– За что вы меня задержали? – послышался голос рабочего.

Сержант снял электродубинку с пояса и сказал ему: – За дело задержали! Ты что делаешь в этом квартале? Где отметка о разрешении на перемещение?!

Костя ухватил Стаса под руку и ускорил шаг. – Не на что смотреть. Пойдём отсюда.

Парни перешли улицу и присели на лавочку трамвайной остановки. Костя устало выдохнул и сказал: – Сегодня, Стасик, мы с тобой увидели ещё одну причину не задерживаться в столице, – он достал старый портсигар, друзья вытащили по папиросе. – Даже две причины, – с грустной улыбкой добавил Костя.

Стас кивнул в сторону патрульных и сказал: – Ты об этом?

– И это тоже, братан. Только в столице шакальё такое борзое. Потому что в этом городе сидят Правитель и его люди. А служивые, от самого мелкого рядового – до золотых погон, все выслуживаются перед хозяином. Ты знаешь?… За всем этим интересно наблюдать со стороны. Но когда эта гниль касается тебя, стараешься убежать как можно дальше. Вот, повезли горемыку разбираться в отдел. Хотя… Сам виноват. Надо следить за документами. Если тебе нельзя появляться без разрешения в других кварталах, где ты не работаешь и не живёшь. Зачем нарушать? Так сложно посмотреть отметку что ли?

– Ну, не знаю, Костян. Как по мне, эти меры только создают новые проблемы, а не решают те, что есть. И для чего столько контроля за рабочими, я тоже понять не могу. Кстати. Помнишь, год назад был председатель Совета, Макаров? – спросил Стас, устало выпустив дым.

– Помню. Поймали на взятке и торговле медикаментами. Потом его место занял твой отец, – Костя удивлённо прищурился на Стаса, тот улыбался и посмеивался. – Так, подожди… Хочешь сказать, что без твоего отца не обошлось?

– Тебе рассказать, как так вышло?

– Рассказывай.

– На той неделе я зашёл в отцовский кабинет. На его столе лежала папка с документами. Я её полистал и ох*ел. Этот Макаров стал неудобен для большинства Совета и людей из Министерств. Очень много брал из бюджета, а толку от него не было. И ничего не мог сделать, что бы от него ни требовалось. Как при нём в городе жилось ты и сам помнишь. Рабочие выли от доп смен на производстве, а продпайки и зачёт трудочасов не поменялись. И в один прекрасный момент Макарова решили подвинуть, но сделали это максимально полезно для всех. Мой отец провёл по его подписи большую партию лекарств. Обставил так, будто он ими приторговывает. Опять же, спасибо маме, что в Надзоре по медицине нашла людей, которые смогли эту партию вывезти со склада. А потом всё стандартно: Макарову дают пожизненное на валке леса в Карелии, отца ставят на его место. Следом, ему дают премию за помощь следствию против Макарова. Потом Секретная Служба начинает проверку МедНадзора и проводят инвентаризацию складов. Нашли виновных в краже наркотических препаратов, с десяток работников склада уехали в трудовые шахты на десять лет, начальника снимают с должности и мою маму ставят на его место. А другу отца из СС дают золотые погоны за раскрытие двух особо важных дел. Ну и, как же без любимого всеми Правителя? Всё это показывают по Главному Каналу и крутят по всем центральным радио. Ради этого даже не отключали электричество в городе днём. Чтобы все увидели, как хорошо работают наши Партийные службы. Как хорошо живётся при нашем Верховном. Арестовали и наказали врагов Империи, так сказать. Рабочеобязанные ссут кипятком от радости и на время забывают, что в домах трещины и горячей воды нет уже полгода. Потому что средства на ремонт их ветхих домишек ушли на раскрытие преступлений. Вместо этого всем выдали талоны на дрова для печей.

– Понятно всё. Ничего нового. Ловкая подстава неугодных. В нашей стране всегда так было. А народец радуется, глядя на этот цирк, и восхищается. Всё потому, что люди не видят всей картины целиком. Да никто и не покажет её.

Стас ответил с тоской в голосе: – Ты задумывался когда-нибудь, Костян? Почему мы живём вот так? Почему у Партии есть всё? И она за это «всё» держится мёртвой хваткой. Для того, чтобы залезть повыше, нужно подставить, оболгать. До этого, я считал родителей примерными и порядочными служащими, пока не прочитал ту папку с документами.

– А ты их считал самыми честными? Не вини их, Стасон. Все в Партии так делают. Ты думаешь эта тёмная страна когда-нибудь изменится? Я очень в этом сомневаюсь. Со времён князей и бояр тут мало что поменялось. Разве что, они сменили соболиные одежды на кители с погонами, они стали ещё влиятельнее. Точно так же идёт грызня между ведомствами за право на власть, как раньше воевали между собой князьки. Плетут интриги, подставляют друг друга, меняются в креслах и кабинетах. И всё вокруг дряхлого старца, который является всем, потому что обеспечивает баланс между ними. И ничем, потому как он сам себе давным-давно не принадлежит. Для того, чтобы здесь начались изменения, этому несчастному народцу нужно выйти из темноты страха и неизвестности. Проблема в том, что нынешние бояре держаться на чужом неведении и пассивности. И от того страна находится в таком положении.

– Я не могу этого принять. Отправить в лагеря и на тот свет такое количество народа, чтобы твоя жопа была в тепле и сытости… Многие простые работяги же понимают прекрасно, что происходит вокруг, и что можно изменить, чтобы жилось лучше и свободнее. Начать уважать самих себя и близких тебе людей, хотя бы. Но они и этого не делают… И возникает справедливый вопрос: им так нравится их положение? Или их на столько запугали и оскотинили, что они не знают как дальше быть? И тут уже возникают другие вопросы: а кто виноват во всём? Партия с Советом во главе, которые запретами, штрафами и Гвардейским беспределом поддерживает эту ситуацию? Или же сами рабочеобязанные виноваты, которые всё понимают, но ничего для себя не делают?

– Чем больше думаю обо всём этом, тем больше боюсь получать ответы, братан. Я не знаю… Наши родители несут ответственность за эту возню, я не спорю. Но, лично я, не хочу ей заниматься. Каждый день проходя по улице, я замечаю на себе множество взглядов ненависти. Просто потому, что на мне белый китель. А ведь с этими работягами мы даже не знакомы. Да и я сам никому зла не сделал в этой жизни. Но всё равно… Эти взгляды. Они будто желают мне смерти. Я глубоко уверен, если бы не кругом висящие камеры и не патрули Гвардии, я бы не дошёл и до соседней улицы. Этот город сводит меня с ума. Поскорее бы уже уехать отсюда. Отец много рассказывал, как живётся в других странах. Поэтому, я хочу к нему в отдел. Хочу посмотреть мир.

– Не волнуйся, скоро начнутся вступительные, потом три года учёбы. И сможем распрощаться с этим гнилым городом. Никаких тебе патрулей, проверок и косых взглядов. В дальних областях гораздо спокойнее чем здесь. А тебе вообще хорошо, покатаешься по миру. Хотя бы по Азиатским соседям.

– Ага… Если ВП не начудит и не разругается с ними окончательно. В его возрасте надо сидеть дома и готовиться к своему концу. Я просто удивляюсь. Сколько ему лет стукнет в октябре? Девяносто… – Костя запрокинул голову и считал в уме, загибая пальцы. – Девяносто три.

С Народного Проспекта выехали три броневика СС. Пронзительный вой и треск сирен заполнили улицу. Световые сигналы бросали блики на тонированные стёкла. Они повернули на Владимирский Проспект и ехали в сторону Управления СС.

– Смотри. Шакалы едут в свою нору, – расслабленно кивнул головой Стас в сторону автоколонны. Он посмотрел на Костю и протяжно добавил: – Слууушай, я знаешь что подумал? Говорили бы мы потише. У меня нехорошее предчувствие после вашего разговора с тем лейтёхой.

– Твою мать, – прошептал Костя, увидев холодный тяжёлый взгляд и хищную улыбку. Рядом с водителем в головном броневике сидел лейтенант СС и прожигал взглядом парней. Офицер и Костя смотрели друг на друга. – Стас… Почему мне кажется, что он меня преследует?

Стас, немного побледнев, проводил взглядом броневики и тихо сказал: – Подожди… Сейчас проверим. Отец недавно показал один способ, – он встряхнул левую руку, прислонил своё запястье к Костиному и набрал его коммуникатор. – А теперь посмотри, – Костя нервно выдохнул, перебарывая тревогу. Он расправил ладонь. – Сссука…– прошептал Стас. Изображение на ладони покрылось рябью тёмных полос и точек. – Теперь они за тобой следят…

– И… Что теперь делать, братан?

– Для начала, отставить панику. Я поговорю с отцом. Быть может он сможет чем помочь.

– Допустим… – Костя согнул тело и обхватил голову. – Бл*ть… А если родители узнают?

– Я надеюсь, мой отец поможет быстрее. И потом, твоих родителей не будет в городе до завтра.

– Ты прав… Надо успокоиться. Во, как раз подходит трамвай.

Парни зашли через заднюю дверь и приложили пальцы к терминалу на поручне при входе, автомат выплюнул два контрольных талончика. Они сели на задних рядах, отгороженных прозрачной пластиковой стенкой – местах для Партийных и Гвардейцев. Рабочеобязанным приходилось довольствоваться поездкой стоя, для них сидения не полагались. Ржавые и облезлые поручни многие годы не видели свежей краски. Пыльные стёкла, покрытые пятнистыми разводами, давно никто не протирал. Портрет Правителя в золочёной рамке висел под потолком в передней части трамвая и был виден каждому. Несколько рабочих в грязных комбинезонах бросали косые, напуганные взгляды на Стаса и Костю. Но быстро отворачивались в стороны, когда парни смотрели на них. Один рабочий крепко спал, опёршись спиной на оконное стекло. Трамвай скрипел и покачивался по разбитым колеям путей. Он ехал на северо-восток города, в Партийный Район, куда рабочеобязанным был закрыт путь, вплоть до ареста.

– Вон, посмотри. Логово открыло свои ворота, – Костя толкнул Стаса в бок и показал на колонну броневиков у ворот во внутренний двор Управления СС.

– Не волнуйся ты так. Готов поспорить, что он о тебе уже забыл, – ответил Стас спокойным тоном.

– А на прослушку меня тогда зачем ставить? Они не имеют права меня слушать без разрешения Совета. Кстати о спорах. С тебя бутылка за спор на площади. Помнишь?

– У меня есть план, смотри как делаем. Берём из припасов твоего отца коньяк, разливаем по флягам. На обратной дороге зайдём в ГПУ и возьмём хорошей водки. Нам всю ночь гулять.

– Главное, не выпить всё на Красных парусах, братан.

– Ну… Тут уж как повезёт, – парни тихо посмеялись.

Трамвай остановился, скрипя тормозами, и распахнул старые двери. Захрипели звуковые динамики: – Владимирский Проспект, дом четыре. Рабочеобязанным покинуть салон.

Работяги вышли из трамвая. Остался лишь тот уставший. Уснул так крепко, что не проснулся от громкого объявления. Стас встал с места, чтобы подойти и разбудить его. Но был остановлен Костиной мощной хваткой за руку. Он сурово посмотрел на друга и сказал: – Ты хорошо подумал? Вспомни статью двадцать три Устава Партии.

– Но… У него будут проблемы, если он переедет мост.

– А у тебя их будет не меньше, если ты с ним заговоришь. Случая на Площади с этим уродом в погонах тебе было мало? Видишь? Вон там, в углу, висит камера, – резким тоном отрезал Костя. – Поэтому, сядь и не рискуй зря. Давай посмотрим, что будет. Он сам виноват. Нечего спать в общественном транспорте. Надо следить за собой.

Двери трамвая захлопнулись и он выехал на мост через реку. Лёгкий ветерок уносил прочь от города столбы дыма и покрывал рябью мутную речную воду. Слева от моста, на маленьком островке стояла мощная крепость, наследие прошедших лет. Старые каменные бастионы были усилены пулемётными вышками, по периметру толстых стен ходили неусыпные часовые в полной броне с автоматами. И портреты Правителя с Верховным Советом во всю длину стены, они зорко смотрели своим тяжёлым взглядом на другой берег реки, в сторону Дворца.

Со скорбью на сердце, Стас рассматривал эти стены, обнесённые витками колючей проволоки и думал: – Для чего Правителю такая укреплённая тюрьма? Кого он прячет за толстыми стенами? Неугодных политических? А этот портрет. Сморщенный старик, весь в медалях. Побрякушек больше, чем ему лет. Смотрит, будто хвастается этими медальками. Но за какие заслуги он себя ими обвесил? Стоят ли они хоть что-то? Кого он хочет ими впечатлить? Безумец…

Костя, тем временем, беззаботно слушал радио Главного Канала на личном коммуникаторе. Он переводил взгляд, то на уснувшего рабочего, то на блокпост на въезде в Партийный Район. Пара автоматчиков стояла у будки со шлагбаумом. Лица были скрыты тонированными забралами, полная броня с головы до берец, на поясах висели электродубинки.

Трамвай приближался к ним и плавно замедлял ход. Костя спокойно посмотрел на левую ладонь и, смахнув пальцем, выключил радио. – Смотри, братан. Представление порядка и правосудия начинается, – безразлично выбросил он.

Трамвай остановился в метре от шлагбаума и со скрипом открыл двери. Поднимаясь по ступеням свинцовыми шагами, Гвардеец повернул голову в сторону парней и поприветствовал их, качнув головой. Он снял с пояса электродубинку и высек яркую искру. Работяга моментально открыл глаза от пугающего треска дубинки и смотрел на Гвардейца. Робкий взгляд загнанной мыши, дрожащие ноги и сбитое дыхание. В чувства его привёл резкий удар под рёбра тяжёлой руки в титановой бронеперчатке. Бедолага согнулся и захрипел: – Прошу Вас… Не надо…

– Ты нарушил режим перемещения. На выход! – пробасил громила своим каменным голосом.

Он взял работягу за шлейки комбинезона и резко вытолкнул его из трамвая. Гвардеец вышел, повалил бедолагу на землю, двери трамвая захлопнулись. Дежурный поднял шлагбаум, выхватил дубинку и пошёл к месту расправы. Трамвай въехал на территорию Партийного Района. Сквозь пыльное стекло друзья смотрели, как двое с безумием избивают тощего рабочего. Стук тяжёлых колёс об колею перемешался с глухими ударами тяжёлых берец об худое и немощное тело. Один Гвардеец выкрутил до упора регулятор напряжения и вонзил наконечник дубинки в бедро лежащему. Тело забилось в судорогах, вздулись вены на руках, выступили сухожилия под тонкой кожей, лицо стянула гримаса боли и отчаяния.

Стас резко отвернулся в ужасе и тихо зашептал: – Животные. Бездушные и злые животные…– дыхание его прерывалось, пережитые за сегодня потрясения мелькали образами перед глазами.

– О чём ты, старик? Тебе разве не понравилось представление? – Костя смотрел на Стаса с ухмылкой.

Он медленно повернулся на Костю, хрустнув кулаками. – Ты адекватный человек?! По-твоему это весело?! Человека выкинули из трамвая. Как мусор. Его избили лежачего! Из-за чего?!

– Он нарушил правила – к нему применили силу. Всё в рамках закона, – сухо отрезал Костя.

– Тебе не кажется, что давно пора что-то менять?! Хотя бы, в самих себе, друг дорогой. Обязательно ли было бить человека? Не проще ли было дать ему спокойно уйти? Зачем столько насилия?

– Мне интересно даже, Стасик. Что ты собрался менять? Все, кто хотел перемен, либо в электроошейниках в лагерях и шахтах, либо в земле в деревянных ящиках. И то, ящик – это роскошь, не каждого так хоронят.

Стас зажмурился и с болью в голосе сказал: – Я не могу смотреть на всю эту звериную жестокость. Но понимаю, что я не могу с этим ничего сделать.

– А ничего и не надо. Живи свою жизнь. Делай свои дела. А все остальные пусть сами несут за себя ответственность. Всегда думай о себе в первую очередь, братан. Осталось поступить, всего три года учёбы и уедем из города с концами. Но как ты будешь с такими управляться, когда сам станешь комиссаром, я не представляю.

Стас спокойно ответил: – Я буду хорошим комиссаром. Человеком, а не бездушной тварью. Не надо за меня волноваться, Костя, – он медленно отвернулся.

Трамвай выехал на Большой Проспект Партийного Района. Идеально вычищенные улицы разительно отличались от остального города. Ни пылинки, ни мусоринки, ни единой трещины или ямы на дорогах. Рабочие готовили набережную к гуляниям и собирали каркас сцены на Центральной Площади. Патрули околачивались возле рабочих бригад, не давая времени на отдых. Казалось, лишь кордоны с автоматчиками и мутная река разделяют Партийный Район от остальной серости и нищеты города. Но воздух здесь был чище и свежее, вдоль дорог росли деревья, приветливые и сытые люди в белой форме безмятежно гуляли по улицам.

Трамвай проехал вокруг Центральной площади и остановился у здания Главного Партийного Универмага. Двери распахнулись и парни бодро спрыгнули на гладкую брусчатку. Они пошли вдоль здания, в сторону стоянки транспорта. – Вон, смотри, свободный стоит, – Стас показал на пустой электрокар.

Парни подошли к нему и машина открыла дверь. Они сели на задние места, Костя приложил большой палец к панели и указал адрес своего дома. Дверь закрылась и беспилотник плавно поехал по Большому Проспекту в сторону квартала Кости. На мягких креслах парней клонило в сон, едва слышно работал климатизатор, люди на улицах отдыхали на открытых террасах под навесами.

Стаса одолевали мысли. Он смотрел в окно, разглядывая беззаботную жизнь элиты общества столицы Империи. – Интересно даже. Что бы было с ними сейчас не будь Правителя и его Министров? Если бы он не созвал Верховный Совет. Если бы простые люди не испугались в тот год пойти против. Когда это было возможно. До того, как всем поставили эти коммуникаторы. Вот ещё вопрос. Люди так трусливы или настолько доверчивы? Подумать только. «Внедряем высокие технологии. Документ учёта личности, кошелёк, доступ к Общему Справочнику – всё это в одном устройстве». «Откажись от кошелька, установи коммуникатор» – кричали по всем каналам. И что в итоге? За любое преступление коммуникатор блокируют. Ты не можешь ничего взять за свои, потом и кровью выстраданные трудочасы. И за тобой постоянно следит СС. А если не установишь коммуникатор, то ты – сепаратист и предатель. Но самое страшное в другом. Всё всех устраивает.

Электрокар остановился у дома Кости, парни вышли, машина закрыла дверь и поехала на узловую стоянку. Забор, что окружал дом, был украшен замысловатыми деталями на манер ветвей деревьев и виноградной лозы. Объёмные фигуры Правителя, членов Совета и героев истории дополняли его торжественность. Он напоминал крепостную стену, ощетинившуюся в небо чугунными пиками и бетонными столбами опор. Внутри кольца этой стены стоял дом в четыре этажа. Облицованный мрамором фасад давал чувство тепла и защищённости. Выбеленные колонны у входной двери придавали дому облик резиденции императоров древности. Костя приложил палец к сканеру и тяжёлая магнитная дверь распахнулась перед ними.

Они вошли во внутренний атриум, залитый светом от панорамной стеклянной крыши. В центре атриума журчал фонтан, вокруг которого приютились лавочки. Климатизаторы охлаждали воздух и убирали тот скудный заводской смог, которому удалось добраться до этого островка жизни. Шустрым тараканом суетился автомат-уборщик, снующий из угла в угол по мозаичному полу. Входные двери выходили на уютный балкон-корридор. Парни поднялись на лифте на четвёртый этаж и подошли к тридцать пятой двери. Костя посмотрел в сканер сетчатки, пискнул магнитный замок, друзья вошли в жилой отсек.

Пять комнат чистой роскоши для семьи из трёх человек. Высокие потолки, богато отделанные расписной лепниной, паркет из дорогих пород деревьев был только у Степановых. Запрещённый импорт одежды, мебели, бытовой техники и прочих удобств.

Костя повесил форменный китель на резную деревянную вешалку и вопрошающе посмотрел на Стаса. – Кофе?

– Не откажусь, – он повесил свой китель на пустой крючок, Костя ушёл на кухню. Стас встал у ростового зеркала и молча смотрел в своё отражение. Уставший взгляд, проявились синяки под глазами, нервно дрожащие скулы делали его лицо ещё более худым. Он отрешённо смотрел на себя, потирал рукой висок и думал: – Всё нормально. Мир такой, каков он есть. Есть законы и нормы, которые надо соблюдать. Действительно ли это так? Что важнее? Закон или справедливость? С другой стороны, никто не обещал, что всё будет весело и здорово. Бред… Не может такого быть.

Костя взял со стола пульт и квартира начала оживать. Автоуборщик отделился от зарядной станции и, наводя шорох, принялся подметать и мыть пол. Открылись механические шторы на панорамных окнах и квартира наполнилась мягким дневным светом. Тихо зашумели климатизаторы, наполняя прохладой и свежестью воздух.

Стас глубоко выдохнул и пошёл в гостевой зал, вдумчиво рассматривая хоромы друга с тоской на сердце. – Откуда у его отца такая привычка? Чем ярче, золотистее, цветастее – тем лучше. Даже мой отец позавидовал бы. Гигантские ковры, только пыль собирают, ладно хоть автоуборщик есть. А этот шкаф-стенка. Просто чудо. Под потолок почти, три метра красного дерева в высоту, потрясающе. И заставлен всяким барахлом, – он стоял и рассматривал содержимое витрин сквозь стеклянные дверцы. – Сервизы, фотографии, раритет и прочий хлам… Сам весь резной, в вензелях и золоте. И пластинка золотая с гравировкой. Ну ка… – он присмотрелся к табличке. – Made in EU, Milan. Просто слов нет. Желание выделиться, чтоб соседи завидовали? Разве это красиво? С другой стороны, если Семёну Валерьевичу это нравится, то пожалуйста. Интересно даже, сколько здесь осело народного добра и труда? Простой и честный человек работает на заводе, бывает, берёт смены сверх плана. И вместо того, чтобы труды человека шли на медицину людям, образование детям, пенсию старикам, они стекаются сюда. Тем, кто портит им жизнь. А те, кто портит людям жизнь скажут, что виноваты кто угодно: от азиата и европейца, до банальной засухи. Парад лжи и лицемерия.

– Стасон… Ты там где? – крикнул Костя с кухни и поставил стеклянную кружку в кофеварку. Стас очнулся от мыслей и прошёл на кухню. Он сел на резной деревянный стул, обитый подушками. Кофемашина тихим шорохом перемолола порцию зёрен и наполнила кружку ароматным напитком. Костя направил пульт на инфопанель. – Что сегодня интересного расскажут? – он взял кофе и поставил на стол перед Стасом.