Текст книги "Дикие нравы"

Автор книги: Максим Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 19 страниц)

Покрытый арабской вязью, высокий, полтора метра от пола кальян, запузырился налитым в колбу белым вином с пряностями, дохнул полузабытыми восточными ароматами. Кальян Старик себе позволял, свято веря, что очищенный вином дым не наносит обычного разрушительного вреда организму, наоборот, помогает расслабиться напряженным нервам, отдохнуть, прийти в нормальное и спокойное рабочее состояние. Глаза сами собой закрылись, губы втянули новую порцию сладковатого дыма, унося Старика прочь от заваленного бумагами стола, от кондиционированной прохлады щитового модуля, прочь, прочь из Экваториальной Африки. Горячий ветер пустыни ласкал щеки, нежно сдувая с них налипшие песчинки, ероша длинными жаркими пальцами волосы. Точно так же как это делала Лейла, молодая алжирская проститутка, полукровка, охотно принимавшая за скромную плату на своей бедной квартирке легионеров. Там ее и нашли, точнее, нашли ее тело. Голова стояла отдельно, на маленьком кухонном столике, из посиневших опухших губ торчал сморщенный обвисший член. В комнате приколотый кривой бедуинской саблей к кровати легионер, штаны спущены до колен, в паху кровавое месиво. И мухи, жирные зеленые мухи, жужжащей тучей носящиеся под потолком из стороны в сторону, вспугнутые вошедшими людьми. Еще живыми, но такими же вкусными, как эти распростершиеся подле друг друга на закрытой балдахином кровати. Ничего их время еще придет, мухи и трупные черви всегда точно знают, свое время придет для каждого из двуногих.

– Ла иллаху Алла ллахи, ва Махамадун расулу ллахи, – выводит откуда-то с недосягаемой высоты минарета чистым сильным голосом муэдзин.

Дым ароматной струей течет в легкие, кружит голову.

– Я-а! Я-а! – накатывается волной дикий крик несущихся на верблюдах всадников в белых, развевающихся по ветру одеяниях. – Алла!

Кажется никто и ничто не в силах остановить неудержимо устремившуюся к оазису лаву. И меньше всего на это способна жидкая цепочка легионеров, затаившаяся в наспех отрытых в песке стрелковых ячейках за намотанной спиралью колючкой.

– Я-а! Я-а!

Уже отчетливо видны искаженные яростью бородатые лица, зловеще отблескивают металлом, занесенные для удара сабли.

– Огонь, сукины дети! Покажем этим уродам! Огонь! – раненым медведем ревет капитан Галуа.

Последние слова уже полностью тонут в ураганной стрельбе, давно сдерживаемое желание нажать на спуск автомата, наконец получило выход. Теперь можно не просто лежать, в ожидании неумолимо надвигающейся из пустыни смерти, а вступить с ней в бой, возможно даже победить. Первый магазин опустошается с рекордной быстротой, практически не целясь. Выстрелы подобны мелким камешкам, летящим в набегающую штормовую волну, так же бесполезны и неспособны остановить ее яростного натиска.

– Алла!

Первые ряды атакующих налетают на заранее поставленные мины. Песок взлетает в воздух огромными рассыпающимися по сторонам султанами. Сработали мины-лягушки. «Прыжок в небеса» называют их между собой саперы Легиона. Знаменитые прыгающие мины, впервые примененные еще немцами. Начиненный стальными шариками корпус подскакивает на полтора метра от закрывающего его песка, разбрасывая во все стороны визжащую выкашивающую все вокруг смерть. Несущаяся на верблюдах кавалерия беспорядочно сбивает ряды, валятся на землю убитые и раненые, в ужасе разбегаются в разные стороны потерявшие седоков животные, сталкиваются друг с другом, бьются в агонии взрывая песок копытами. Яростный боевой клич атакующих заглушают проклятия и стоны раненых. И тут с двух сторон по сбившимся в кучу людям и животным начинают бить пулеметы, кромсая длинными очередями, разрывая в клочья тела…

Вошедший в кабинет Старика Артур деликатно замер возле двери и для верности постучал еще раз:

– Разрешите?

Отсутствующий взгляд начальника охраны оставался неподвижно уставленным в потолок, если бы не механические движения правой руки, периодически подносящей к губам мундштук булькающего на полу кальяна, Артур решил бы, что Старик мертв, так нереально для живого существа неподвижна была его поза. По кабинету плыл густой сладковатый аромат марихуаны. Постояв с минуту на пороге, маленький казах осуждающе покачал головой и тихонько вышел, деликатно притворив за собой дверь. За ней продолжали греметь выстрелы, хрипели пузыря губы кровавой пеной раненые верблюды, визжали, размахивая саблями, берберы, обжигал ладони раскаленный автоматный ствол, а пулеметчик, бывший власовец Петр Сазонов, звавшийся теперь отчего-то Пьер Дюбуа в упоении орал по-русски: «Передавай привет Аллаху, ублюдки!», кладя очередь за очередью в перемешавшуюся людскую кашу. Плыл, завиваясь кольцами наркотический дым, возвращая Старика обратно в шальные дни его молодости.

Наблюдатель

В хижине из тростника царил полумрак, окон ее конструкцией предусмотрено не было, потому приходилось довольствоваться тем светом, что проникал внутрь через многочисленные щели. Днем этого вполне хватало: и внутреннее по-спартански простое убранство импровизированной тюрьмы и единственный ее узник, развалившийся на связанных из бамбука нарах, видны были достаточно отчетливо. Вторые нары, явно предназначенные для него, Максим углядел в дальнем углу, если не считать накрытого крышкой ведра, источавшего недвусмысленное зловоние, больше ничего в хижине не было. Артур с Лешим добросовестно исполнившие роль злых конвоиров втолкнули Максима за фанерную дверь с немалым энтузиазмом, так что он едва удержался на ногах, чуть не взрыв носом утоптанный земляной пол узилища. Однако, должного впечатления подобное неделикатное обращение на единственного арестанта видимо не произвело. Он не торопился бросаться на помощь товарищу по несчастью, не интересовался причинами его ареста, вообще никак не отреагировал на его появление, продолжая меланхолично разглядывать свисающие с потолка лохмы пожухлой травы.

– День добрый, – дружелюбно поздоровался Максим, получив в ответ лишь ленивый кивок.

– Меня Максимом зовут, – нерешительно представился он, не зная, как бы разговорить своего угрюмого соседа.

Никакой ответной реакции на свою реплику Максим так и не дождался и, демонстративно вздохнув и пожав плечами, проковылял к свободной лежанке. ООНовец, не обращая на него ни малейшего внимания, продолжал смотреть в потолок. Максим для пробы поерзал на жестком, покрытом лишь тощей травяной циновкой ложе и недовольно кряхтя начал рыться в брезентовом мешке с затягивающейся веревкой горловиной, в который поместил нехитрые пожитки. Это действие вызвало у его соседа первый вялый проблеск интереса.

– Курить нет? – не поворачивая головы, спросил он.

– Найдется, – отозвался Максим, выуживая из мешка пачку сигарет.

– Дай.

– Щас прям! – неожиданно озлился Максим. – Ни доброго утра, ни как зовут, а как курить, так вынь да положь?! Хер тебе, а не курево!

– Утро добрым не бывает, это во-первых. Зовут Андрей, во-вторых, – усаживаясь на нарах, усмехнулся наблюдатель.

– А в-третьих, есть? – дерзко вскинул голову Максим.

– Есть и в-третьих, – невозмутимо кивнул ООНовец. – В-третьих, зря стараешься, никаких особых тайн я не знаю, а если бы и знал, с тобой обсуждать их не стал бы. Так что ничего интересного, ты от меня все равно не услышишь. Можешь не тратить время даром и сразу свистнуть охране, чтобы тебя отсюда забрали.

– Вон как?! – присвистнул Максим. – Ошибаешься, однако, дружище ты на мой счет. Я тут по своему делу, а вовсе не по твоему. Мелковат ты, чтобы к тебе «наседок» подсаживали, уж не взыщи! Ладно уж, кури, отравы не жалко, смотри только пожар не устрой.

Он кинул наполовину пустую сигаретную пачку с всунутой туда же зажигалкой на нары ООНовцу и с наслаждением растянулся во весь рост, кольцами пуская к потолку дым.

– Не «наседка», говоришь, ну-ну, – скептически хмыкнул наблюдатель, щелкая зажигалкой и смачно затягиваясь.

Максим не счел нужным отвечать, наслаждаясь щекочущим горло табачным вкусом. Прилетевшая обратно пачка шлепнула его по животу.

– Про волшебное слово не забыл? – ворчливо напомнил наемник.

– Спасибо, – донеслось из темноты.

Курили молча, растягивая удовольствие, смакуя каждую затяжку, подолгу задерживая дым в легких. Макс украдкой рассматривал еле видное в полумраке исхудавшее с заострившимися чертами лицо наблюдателя. На того ослабленного, полуживого человека, которого они нашли в лагере людоедов, он теперь походил мало. Как все-таки разительно могут изменить облик два дня нормального питания, мытье и чистая одежда, невольно подумал Максим. Пребывание на прииске явно пошло ООНовцу на пользу, вот только благодарности он от этого не преисполнился, не без основания полагая, что попал из огня да в полымя, не даром ведь сразу заподозрил в Максиме специально подосланного провокатора. В некотором роде он был даже прав в своих подозрениях. «В некотором роде?» – Максим про себя невесело хмыкнул. Честно говоря, он еще и сам до конца не определился с тем, что же ему теперь делать. Собирается ли он выполнять поручение Старика, казавшееся глупым абсурдом. Ну зачем весь этот цирк? Если уж хочешь получить какую-то информацию, возьми и просто поговори начистоту с человеком, для чего устраивать тут шпионские страсти? Что такого может скрывать злополучный найденыш, какую такую опасность он может представлять для огромной Компании, контролирующей целую отрасль горнорудной добычи? Да кто его вообще слушать станет, даже если он доберется до своей миссии?

О роли ООН в этом регионе мира Максим имел весьма общее и от того превратное представление. Он, конечно, слышал, что где-то ближе к административным центрам провинции дислоцирован военный контингент миротворческих сил индийской армии численностью до батальона. Однако никакой заметной роли индийцы, которых наемники между собой презрительно обзывали индюками, в жизни провинции не играли, озабоченные не столько решением возложенных на них миротворческих задач, сколько надежной охраной своего собственного лагеря. Они даже от патрулирования окрестностей полностью отказались, опасаясь нарваться на засаду одной из многочисленных вооруженных группировок претендующих на контроль над территориями северного Киву. Кроме того, существовали еще и разбросанные по всей зоне конфликта, так называемые Тим сайты военных наблюдателей ООН, вот здесь уже попадались военнослужащие самых разных национальностей, работой которых являлось наблюдение за ходом противостояния. Эти, в отличие от индюков совали свой нос везде, где ни попадя, хотя даже оружия не имели. Основной их задачей был сбор информации на местах, обобщение ее, и доклад в штаб-квартиру ООНовской миссии урегулирования конфликта в Киншасе. Судя по всему именно из таких и был их найденыш, непонятно каким ветром занесенный в людоедскую клетку. На этом умозаключении собственно и основывались все опасения Старика на его счет. Конечно, ООНовец запросто мог сообщить своему начальству о нелегальном прииске существующим в оккупированном Руандой районе. Но, по мнению Максима, такая неполная и отрывочная информация опасной быть никоим образом не могла. Никакой конкретики ведь у наблюдателя не было. Кто ведет разработку? С чьего разрешения? Каковы пути транспортировки танталита? Куда он идет, для кого? Точные координаты прииска, наконец? Ничего это ООНовец знать не мог, а без этих сведений вся его информация имела нулевую ценность базарных сплетен. Ведь и без него известно, что множество коммерческих фирм с громкими именами и огромными капиталами вовсю ведут нелегальную добычу природных богатств этой раздираемой вечной войной всех против всех страны. Все знают, что это незаконно, но для того, чтобы предъявить кому-нибудь реальное обвинение, ООН нужны факты, а не расплывчатые подозрения человека, пусть даже лично бывшего очевидцем нелегальной добычи танталита.

Тем не менее, начальству под хвост не заглядывают, а жираф большой, ему виднее. Раз приказал начальник охраны попытаться прокачать этого перца, значит надо приступать к выполнению задания, сколь бессмысленным оно бы не казалось.

– Я вот все никак не догоняю, Андрюха, каким макаром ты у дикарей в плену умудрился оказаться? Что, шлялся по лесу без присмотра? – он говорил нарочито ленивым тоном, показывая, что если бы не вынужденная скука совместного заточения, этот вопрос его бы никоим образом не заинтересовал.

Однако показная небрежность тона наблюдателя отнюдь не обманула, реплику товарища по заключению он воспринял в штыки.

– Тебе что за дело?

– Честно? Никакого, – миролюбиво вздохнул Максим. – Просто забавная, наверное, история, рассказал бы, чтоб время скоротать.

– Ничего забавного, – отрезал наблюдатель.

И тут же сам перешел в атаку:

– Ты лучше расскажи, за какие такие грехи, тебя ко мне засунули. Если конечно, ты и впрямь не подсадной…

Максим естественно ждал этого вопроса с самого начала и был к нему готов. Еще только подходя под конвоем двух охранников к превращенной в тюрьму хижине, он твердо решил рассказать ООНовцу чистую правду. Это гарантировало от многих неприятностей, типа случайных проколов в выдуманной легенде, словесных ошибок и оговорок, да и притворяться лишний раз не придется. Недаром кто-то из древних сказал, что у лжеца должна быть очень хорошая память, это ведь только кажется, что врать просто. На самом деле обмануть настороженного, заранее не доверяющего тебе человека практически невозможно, для этого надо виртуозно владеть искусством лжи. Ибо обманывают обычно лишь тех, кто сам готов обмануться, а наблюдателя ООН в такой готовности заподозрить было весьма сложно.

– Да тут даже не скажешь, что за грехи, – он сел на нарах, озадаченно почесывая затылок. – Знаешь, я и сам до сих пор толком не пойму что случилось? Нет, я, конечно, знаю какова причина, просто никак поверить не могу, что такое возможно. Вроде бы нормальные, разумные люди были вокруг и вдруг на тебе!

Эмоциональный насыщенный подробностями и деталями, полный вовсе не наигранного возбуждения рассказ Максима, произвел на ООНовца довольно сильное впечатление. Когда наемник замолчал, Андрей еще долго тер пальцами переносицу, недоверчиво качая головой.

– Нет, ну это вообще полная шиза! Такого при всем желании не придумаешь! Извини, парень, теперь я действительно верю, что ты не специально ко мне подсажен. Чтобы такую легенду разработать надо быть окончательным идиотом. Клиническим.

– Вот и я о том, – горячо поддержал его Максим. – Я сам никак от этой заявки не очухаюсь! Нет, я, конечно, понимаю, что в мире полно разных шизов, сектантов, экстрасенсов и лохов, которые верят в подобную мурню. Но чтобы вот такой фортель произошел в солидной охранной фирме, в элитном подразделении на территории иностранного государства, это уже полный бред.

– Да уж, попал ты! – невольно ухмыльнулся Андрей. – А ты не того, ночью меня не покусаешь? А, одержимый?

– Ладно издеваться-то, на себя посмотри, – обиделся Максим. – Надо умудриться, целый майор, офицер атомной державы, в двадцать первом веке сидит в клетке у первобытных людоедов. Расскажи кому – засмеют. Как они тебя не сожрали-то, деятель?

– Э, брат! Я у них был чем-то вроде талисмана, удачу приносил короче. Так колдун ихний решил, а тот ошибаться не может. И кто же таких ценных кадров с гастрономической целью употребляет? То-то! Я там почти как наследный принц в авторитете был.

– Ага, прынц! То-то они тебя в клетке держали…

– А, это я бежать пробовал, – досадливо махнул рукой ООНовец.

– Далеко убежал? – ехидно поинтересовался Максим.

– Далеко, – мечтательно закатил глаза Андрей. – Метров сто пятьдесят, а то и все двести будет.

После этих слов оба рассмеялись, легко и радостно, будто немудрящая шутка наблюдателя последней каплей весенней капели упала на лед взаимного недоверия, окончательно растапливая его, разламывая на остро отсверкивающие холодными гранями, но уже безобидные куски. Отсмеявшись же, глянули друг на друга уже гораздо дружелюбнее, понимая, что пусть помимо их воли, но на какое-то время судьба свела их вместе, и хочешь, не хочешь, а налаживать нормальные отношения придется.

– Ну так что? Расскажешь, как ты сюда вляпался? – Максим с улыбкой глянул на ООНовца, приглашая его в свою очередь поделиться своей историей с товарищем по несчастью.

– Да чего уж там, только это долгая выйдет история и совсем не веселая…

– Ничего, времени у нас с тобой много, так что вполне успеешь, – подбодрил его Максим.

– Ну раз так, слушай, – устраиваясь поудобнее начал Андрей. – Служил я раньше себе спокойно в обычном мотострелковом батальоне помощником по воспитательной работе. Жизнь, сам понимаешь, не сахар. Зарплата такая, что едва концы с концами сводишь, а у меня семья: жена и две дочки. Жена не работала, в военном городке вообще тяжело работу найти, а у нас и вовсе, вроде бы Подмосковье цивилизация и все такое, ан нет, такой медвежий угол, почище иных забайкальских гарнизонов. Три девки в семье, это я тебе доложу полное разорение, дочки хоть и маленькие еще пигалицы, а уже тоже хотят и одеться получше и мобильник покруче и украшения хотя бы простенькие, прически… Да мало ли куда женщины деньги спускают! Полная жопа короче, известно, на майорскую получку особо не разгуляешься, да еще и служба нервная дерганная. Помощник по воспитательной это ведь что? За всех солдат ответственный, в каждой бочке затычка. Как эти уроды учудят чего-нибудь, так меня первого к ответу. Как воспитывал? Почему не досмотрел? Ночь, полночь, никого не волнует, вперед на разборки… В итоге дома меня практически не видели, вроде по документам есть муж и отец, а где он? А хрен его знает, очередному бойцу задницу вытирает!

Разволновавшись, Андрей, досадливо рубанул воздух рукой и отвернулся, медленно цедя сквозь зубы воздух. Максим лишь сочувственно покивал, что тут сказать, работа с личным составом всегда была самая нервная и неблагодарная, особенно в бесправной Советской, а позже Российской армии, в которой у офицера окончательно отняли все рычаги воздействия на солдата по призыву, вместе с тем до нельзя опустив планку отбора набираемого на военную службу контингента. Не зря же неписанная военная мудрость гласит, что лучше иметь в подчинении десять сейфов, чем одного солдата. С сейфами все просто, уходя вечером домой скажешь им: «Смирно!» и можешь быть уверен, они так и будут стоять до утра. А с бойцом попробуй! Хрен он будет спокойно находиться там, где положено, или в самоход сорвется к девкам, или водки нажрется, или подерется с сослуживцами, одним словом что-нибудь да организует, хоть куда-нибудь да влипнет. А ты давай, майор, воспитывай, только гляди пальцем тронуть солдатика не смей! Не дай бог! Военная прокуратура бдит! А что чем дальше, тем чаще среди солдат попадаются такие отморозки, что слов просто не понимают, это всем наплевать. Крутись, майор, как хочешь, тебе за это денежки платят. Чуть меньше конечно, чем продавщица на рынке получает, раза этак в два, но ничего, с голоду ведь еще не умер. Нет? Не умер? Ну, молодец! Так иди, работай, пока квартальной премии не лишили! Что ж, таким условиям службы оставалось только сочувствовать.

– Беспросветность короче полнейшая, – подвел итог Андрей. – И вдруг, как луч солнца! Знакомый кадровик, с которым не одна бутылка водки совместно распита, по секрету сообщил, что набирают добровольцев для работы за границей. А это же деньги, причем такие, которые занюханной махре и не снились! Да что там деньги, даже не в них дело, это же возможность вырваться из череды серых однотонных будней, как-то прорвать этот замкнутый круг. Естественно я за нее ухватился обеими руками. Не просто так конечно все было, у нас ведь как, не подмажешь не поедешь. Пришлось и взятки давать через того же кадровика, и подарки с гостинцами посылать, но, в конце концов, вожделенное направление на курсы военных наблюдателей в Солнечногорск оказалось у меня в кармане. Дальше все пошло намного проще. Экзамены сдал сравнительно легко, благо еще в училище диплом военного переводчика получил. На французском говорю практически свободно, почти как на родном, с детства у меня склонность к языкам была. По остальным предметам вроде тоже не дурак. Короче приняли, экзамены сдал, конкурс выдержал. Потом учеба, говорили тяжело, нагрузки большие, а я там отдыхал. После родного батальона, рабочих дней по двенадцать-пятнадцать часов, да с одним-двумя выходными в месяц, курсы для меня оказались просто курортом. Не успел оглянуться, как закончил учебу, а там и вызов пришел в часть, с направлением в миссию сюда в Конго. Ты даже не представляешь, какое это тогда было для меня счастье…

Андрей мечтательно прищурил глаза, взгляд его разом помягчел, потерял привычную собранность и цепкость, уходя куда-то в недоступные окружающим глубины его души, в глубину памяти…

Изрядно пропыленная, разбитая колесами машин, грунтовка прихотливыми змеиными кольцами вилась через джунгли. Настоящие тропические джунгли Экваториальной Африки с обязательными пальмами, острыми стрелами листвы банановых деревьев, еще какими-то широкими мясистыми листьями почему-то красноватого цвета, прикрывающими бледно-розовые цветы, огромными деревьями великанами, по три десятка метров в высоту. Одуряющее пахло до предела насыщенным кислородом воздухом, рождая в кружащейся голове Андрея легкую эйфорию, будто только что хлобыстнул залпом бокал шампанского. Мощный рэйндж-ровер, утробно взрыкивая мотором, легко скакал по ямам и колдобинам дороги, разбрызгивая мощными колесами по сторонам красноватые комки высохшей глины. Приемник изливался звуками джаза, заглушая птичий щебет и резкие крики мелких обезьян сновавших в ветвях деревьев. Водитель, худощавый, бритый наголо чернокожий парень в огромных закрывающих пол лица очках-консервах, меланхолично перекатывал крепкими челюстями жвачку, в такт музыке мотая из стороны в сторону головой. Сгоравший от любопытства Андрей попытался было расспросить его о конечной цели их поездки, но водитель оказался парнем на редкость не разговорчивым, на вопросы отвечал односложно, отделываясь лишь общими фразами, порой вообще демонстративно пропускал их мимо ушей, вынудив, в конце концов, непоседливого пассажира тоже замолкнуть, наслаждаясь окружающими видами. А посмотреть и вправду было на что.

Открывающийся взору пейзаж не походил ни на что виденное майором ранее. Настоящие девственные леса, те, которые покрывали всю поверхность суши в доисторические времена, сжимали с двух сторон узкую ленту дороги, а по ней самой непрерывным потоком двигались живописно одетые мужчины и женщины всех цветов и оттенков кожи от темно-синей баклажанной до почти белой с желтоватым отливом слоновой кости. Мужчины шествовали важно, неторопливо, бросая на их машину любопытные взгляды, женщины, как правило, несущие на головах огромные тюки, мелко семенили, опустив глаза в дорожную пыль, глядя лишь себе под ноги. Некоторые толкали рядом с собой нагруженные корзинами велосипеды.

– Куда они все идут? – удивленно спросил Андрей у водителя, наблюдая за этой всеобщей миграцией.

– Туда где жизнь лучше, – философски отозвался, с удовольствием хлопнув надутым пузырем жвачки, чернокожий. – Куда же еще?

– А почему тогда все идут в разные стороны? – не сдержавшись, улыбнулся Андрей.

– Потому что для каждого счастье свое. А значит, и находится в разных местах, – терпеливо объяснил водитель, удивляясь такой бестолковости белого пассажира.

Лес по сторонам дороги расступился, обнажая клетки обработанных полей с первыми зелеными всходами каких-то растений. Несколько женщин не взирая на давящую полуденную жару упорно размахивали мотыгами, рыхля вдоль ростков красноватую глинистую почву. Работа была даже на взгляд со стороны весьма нелегкой, но двое сидевших на краю поля мужчин в белоснежных рубахах, даже не помышляли о том, чтобы как-то помочь несчастным.

– Почему эти битюги сидят себе в тени, а женщины вкалывают на солнцепеке? – возмущенно воскликнул Андрей, вертясь на сиденье.

– Так устроен мир, – проследив за его взглядом, изрек водитель. – Мужчины созданы для великих дел и свершений, а женщины для заботы о них и повседневной работы.

– Да неужели, – саркастически улыбнулся Андрей. – И какие же великие дела должны совершить эти лентяи?

– Эти? Видишь, они в белых рубахах, это значит, что они взрослые мужчины, имеющие жен. Кстати, те, что работают на поле, как раз и есть их жены.

– И что из того?

– Как что? Раз они имеют жен, значит, уже построили свои собственные дома. А построить дом великое дело, достойное мужчины. После этого он уже не обязан отвлекаться на разные мелочи.

Андрей невольно вспомнил убогие, связанные из тростника домишки придорожной деревеньки, которую они проскочили отчаянными воплями клаксона распугивая разгуливающих по главной улице кур и радостно визжащих перемазанных грязью детишек. По мнению Андрея, построить дом подобный виденным в деревне, можно было, не особо напрягаясь, за пару недель. Вряд ли этот подвиг мог служить оправданием последующего полного отстранения от физической работы.

– Э-э, бвана, – хитро улыбнулся в ответ водитель. – Дом это ведь не только стены, совсем нет…

Андрей отметил, что чернокожий спутник впервые за все время общения поименовал его почтительным колониальным титулом бвана, правда, в голосе африканца при этом никакой почтительности не было, а вовсе даже наоборот слышалась явная ирония. Этакая скрытая усмешка все знающего и понимающего взрослого человека при виде маленького забавного ребенка самонадеянно утверждающего явную глупость. Поняв, что спорить с местным жителем о правильности устройства с детства окружавшего того мира, по меньшей мере, бесперспективно, Андрей замолчал, вглядываясь в бегущую к горизонту дорогу. Но вскоре не выдержал, неожиданно вспомнив об еще одной заинтересовавшей его детали. На этот раз она касалась самого водителя. С левой стороны от него к дверце машины был прихвачен ремнями масляно поблескивающий автомат, в котором Андрей с первого взгляда опознал укороченный калаш.

– Зачем ты возишь с собой оружие? Здесь ведь безопасная, подконтрольная правительству территория. Или я чего-то не знаю?

Водитель от души расхохотался.

– О, ты еще многое не знаешь о нашей стране, бвана. У тебя впереди много открытий. Здесь если хочешь жить, надо заботиться о себе самому, не полагаясь на правительство и его армию, особенно на армию. Так что мой тебе совет, бвана, поскорее купи себе оружие. Калашников великий человек. Он подарил каждому негру свободу, каждому у кого есть деньги на его автомат.

Резкий с явно проскальзывающими металлическими нотками смех водителя вызвал в душе Андрея неожиданный неприятный осадок. Разговаривать ему враз расхотелось и даже вдруг неодолимо захотелось, последовав совету чернокожего поскорее обзавестись каким-нибудь оружием, желательно посолиднее. Только что манящие невиданной экзотикой джунгли по сторонам дороги каким-то неуловимым образом враз превратились в мрачные, таящие откровенную угрозу заросли, а весь мир будто поблек, теряя свою яркость и праздничность, становясь черно-белым. К сожалению, желание вооружиться было насквозь невыполнимым и нереальным, так как шло в разрез с категорическим требованием устава ООН, в котором четко определялся правовой статус наблюдателя. Сражаться на той или иной стороне конфликта, применять оружие, даже для самозащиты, просто иметь его при себе запрещалось. Это было вовсе не их дело, от них требовалось беспристрастное наблюдение и фиксация происходящих вокруг событий. Что бы ни творили друг с другом или с мирным населением противоборствующие стороны, наблюдатель не имел права вмешиваться, его роль сводилась лишь к сбору и передаче наверх возможно более точной и правдивой информации. А если уж Организация Объединенных Наций, проанализировав полученные сведения, сочтет нужным вмешаться, то она пришлет сюда специальный воинский контингент, и тогда наводить порядок и разъединять враждующие стороны будут солдаты в голубых касках.

«Быстрее бы добраться до Тим сайта», – мелькнула в голове непрошенная мысль. Андрей после слов водителя начал чувствовать себя чрезвычайно неуютно, ему все время казалось, что чей-то недобрый взгляд следит за ним из зарослей, злорадно подмигивая, провожает еле ползущую по колдобинам машину, столь легкую добычу для любого нападения. Спиной он почти физически ощущал раскаленную жгущую кожу красную точку лазерного целеуказателя ползущую по левой лопатке. Его все время так и подмывало обернуться, и хотя он ясно осознавал, что это всего лишь дают о себе знать расшалившиеся нервы, желание это порой делалось совершенно непреодолимым, заставляя его воровато кидать взгляд через плечо на убегающую назад красную глину дороги. «Быстрее бы добраться до Тим сайта!»

Он уже знал, что Тим сайтом по ООНовской терминологии зовется пункт постоянной дислокации команды наблюдателей. Название произошло от соединения английских слов: «Team» – команда, группа и «Side» – сторона, место размещения. Такие посты наблюдателей были разбросаны по всей зоне вооруженного конфликта, перекрывая определенный сектор ответственности. Группы из пяти шести ООНовских наблюдал, те самые «Тимы», под командой старшего – Тим лидера, осуществляли постоянное патрулирование своего сектора, налаживали связи с представителями всех сторон конфликта, добывали информацию об общем состоянии дел на подконтрольной территории, постоянно отправляя ее на анализ и обработку в центральную миссию. А там уже специалисты-аналитики формировали из разрозненных кусочков информационной мозаики полученной с мест, общий развернутый отчет о положении в стране, представляемый в штаб-квартиру ООН.

Вот в один из Тим сайтов провинции Киву и получил назначение российский наблюдатель Андрей Богданов, именно туда вез его сейчас вооруженный АКСУ чернокожий водитель по дороге режущей дикие джунгли, мимо чахлых деревенек из тростниковых лачуг, жалких клеток полей и бредущих невесть куда с узлами на головах африканцев.

По расчетам Андрея до деревни, в которой располагалась штаб-квартира наблюдателей, оставалось не многим более десятка километров, когда его неприятные предчувствия начали сбываться. За поворотом, дорогу машине неожиданно перегородил огромный высохший куст, кривые узловатые ветви которого были щедро усыпаны длинными, сантиметров по десять колючками. Прямо за кустом стояли, белозубо улыбаясь два африканца с пулеметами Калашникова на шеях. Отливающие воронением стволы ПК, будто невзначай смотрели на водителя и пассажира замершей в нескольких шагах от куста машины. Вместо того, чтобы пристегнуть к пулеметам короба с лентами, оба негра предпочли ими просто обмотаться на манер революционных матросов, что придавало им в глазах Андрея несколько комичный вид, однако при взгляде на чутко подрагивающие стволы смеяться ему враз расхотелось.