Текст книги "Дикие нравы"

Автор книги: Максим Михайлов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 19 страниц)

– Прости, брат, попутал я. Кого-то не того в тебе углядел. Бывает так иногда. Прости.

– Так что, идем к Старику? – неожиданно хриплым, чужим голосом произнес Максим, встряхивая головой, будто отгоняющая мух лошадь, стараясь отделаться от чуть не ставшего реальностью наваждения.

– Идем, конечно, идем… Вот прямо сейчас и пойдем… – зачастил, засуетился Ремиз, угодливо замирая перед ним в нелепом полупоклоне. – Вот прямо сейчас и пойдем… Да… А как же…

Макс слишком поздно понял, что произойдет дальше, и не успел среагировать на быстрое движение сзади. Он еще только разворачивался к возникшей за спиной угрозе, когда на его голову с силой опустился кованый затыльник автоматного приклада. Удар был страшен. Окружающий мир взорвался изнутри, лопаясь по швам, выплескивая из себя мутную чернильную тьму. Макс еще успел почувствовать, как бросившийся ему в ноги Ремиз, заваливает его продолжающее каким-то чудом стоять тело вниз, на траву, а потом его настиг очередной удар. На этот раз кажется каблуком ботинка в висок, и сознание оставило его окончательно.

Очнулся он от жуткой тряски. УАЗ буквально летел по разбитой дороге, подпрыгивая на каждой колдобине и безбожно скрипя перегруженными рессорами. Максим осознал себя лежащим на железном полу собачьего отсека с неестественно вывернутыми за спину руками. Впрочем, это он определил скорее зрительно, потому как сами затекшие от неудобной позы руки полностью потеряли чувствительность, и в первый момент ему вообще показалось, что они, как таковые, отсутствуют. Голова буквально взрывалась болью после каждого толчка подлетевшей на очередной кочке машины. С трудом, подтянувшись всем телом и все-таки после долгих усилий придав себе сидячее положение, он осмотрелся. Первым, кого он обнаружил, оказался скрючившийся на полу собачника Андрей. Руки ООНовца были также стянуты за спиной узким брезентовым ремнем. А под глазом набухал багрово-синим цветом роскошный синяк. Похоже, он тоже решил оказать сопротивление везущим их теперь невесть куда уголовникам. Андрей в отличие от него самого в себя еще не пришел и его голова безвольно моталась в такт колыханиям пола, гулко стукаясь о железо. Оба уголовника, Ремиз и Рашпиль, вольготно развалились на заднем сиденье машины, при желании Максим мог бы дотянуться до их бритых затылков. Они о чем-то тихо переговаривались между собой, но услышать, что именно они говорят, мешали завывания мотора и гулкий шум крови в висках. Других машин вокруг видно не было, да и дорога не слишком походила на ту, что вела к взлетной полосе, та спускалась с плоскогорья и ныряла направо, вдоль самой кромки джунглей, а сейчас тропический лес стоял стеной с обеих сторон узкой грунтовки. Все это отчаянно Максиму не понравилось. Он не понимал, что собственно происходит, и это было страшнее всего, невозможность верно сориентироваться в происходящем мешала строить какие-то планы спасения, рождала противное ощущение собственной полнейшей беспомощности и обреченности. Однако, что-либо предпринять теперь уже было жизненно необходимо, иначе ситуация грозила стать полностью неуправляемой, она и так уже судя по всему стремительно приближалась к запланированному неведомыми недоброжелателями финалу. А в том, что уголовники отнюдь не питают к нему добрых чувств сомневаться уже не приходилось.

– Эй, бамбук, – напрягая горло, просипел Максим, толкнув плечом в спину фиксатого.

– О, гляди, очухался! – с веселым удивлением развернулся тот в полоборота на заднем сиденье УАЗа. – Я же тебе говорил, Ремиз, эти твари живучие, так просто не прихлопнешь!

– Курить дай! – не обращая внимания на издевательский тон уголовника, потребовал Максим.

– Ага, щас прям, разбежался! – скривился тот. – Перетопчешься, лупень! Здоровым помирать приятнее!

– Ладно, дай ему напоследок, – вмешался молчаливо наблюдавший за происходящим Ремиз. – Последнее желание, святое дело…

– Вот ты и давай, раз такой добрый, – зло огрызнулся в ответ фиксатый. – У меня курево не казенное!

Ремиз осуждающе поглядел на него, но ничего не сказал. Вместо этого полез в нагрудный карман своей камуфляжной куртки и долго ковырялся в нем пальцами. Наконец выудил измятую, выгнутую дугой сигарету с фильтром и, потянувшись через спинку сиденья, всунул ее в губы Максиму. Тяжело вздохнув, щелкнул у него перед носом зажигалкой, дождался, пока табак разгорится, и с отчетливо слышимыми в голосе нотками сострадания произнес:

– Кури, паря, кури… Вишь, как жизнь-то поворачивается, кому орел, кому решка…

Максим с жадностью втягивал в легкие горький табачный дым. У него правда тлела смутная надежда, что ему, прежде чем дать сигарету, освободят руки, но до такой степени конвоиры осторожность не потеряли. Но и так маневр принес свою пользу, по крайней мере, теперь точно было ясно, что везут их не на мифический самолет для отправки в Кигали, а просто подальше в джунгли, где без помех можно будет прикончить и спрятать трупы, а там и концы в воду. Никому из охранников прииска никогда не придет в голову слишком уж интересоваться судьбой неудачника лишившегося работы и отправленного на «большую землю», особенно если учесть, что и пробыл-то он в коллективе всего чуть больше месяца. А про ООНовца и вовсе говорить нечего, до него никому никакого дела. Был и сплыл, делов-то! Горло запершила очередная глубокая затяжка, все же курить без помощи рук не самое приятное дело, дым так и норовил пойти не в то горло, а после каждой затяжки приходилось старательно щурить слезящиеся глаза. Однако первая за день сигарета все равно самая вкусная, в голове плеснулась легкая волна эйфоричного опьянения, будто сто грамм без закуски треснул. Сейчас это было, кстати, хоть ненадолго унялся тяжелый гуд бьющейся в виски крови. Наконец распухшие потрескавшиеся губы втянули вместо табачного дыма горькую химию горящего фильтра, и Максим сильным толчком языка выплюнул окурок на дно собачника, придавив на всякий случай подошвой ботинка.

– Спасибо, – выдохнул он в стриженый затылок Ремиза.

– Не за что, – не оборачиваясь, буркнул тот.

– Слушай, – не отставал Максим. – А откуда вы такие взялись? Что-то я вас раньше в лагере не видел?

– Ты много чего не видел! – издевательски хохотнул второй конвоир. – Мы специальная команда, лупень! Именно для таких случаев… Специально ради вас вчера бортом прилетели. А как ты думаешь, без службы безопасности ни одна контора не обходилась! Ты нас не видишь, зато мы всех видим, и про всех знаем, втянул?

– Втянул, – сговорчиво закивал Максим. – Только не понятно все равно, какой борт, если расписание полетов надо за месяц с пограничниками согласовывать?

Сейчас следовало как можно больше говорить, втягивать в разговор этих покрытых тюремными наколками мужиков, создавать иллюзию психологической близости, тесного общения. Мало того, что это может дать какую-то полезную информацию, которую так или иначе удастся использовать, так еще и создает некую связь между будущими убийцами и их жертвой. Некий порог, который уже труднее будет перейти. Гораздо проще выстрелить в затылок совершенно незнакомому человеку, чем тому, с кем только что почти по-дружески трепался, коротая дорогу. Когда наступит решающий момент, именно это может дать хотя бы маленькую заминку в доли секунды, перед тем, как этот самый фиксатый нажмет на спуск. Незначительные доли секунды, которых не замечаешь в обычной повседневности, те самые от которых иногда зависит сама жизнь…

– Э, родной… – начал было фиксатый.

– Базаришь много, Рашпиль! – резко прервал его Ремиз. – И ты тоже заткнись, пока зубы целы!

Рашпиль что-то недовольно буркнул себе под нос, но замолчал, Максим тоже не стал пока продолжать попыток возобновить разговор, не стоило лишний раз обострять отношения. Заворочался на дне кузова, застонал, приходя в себя ООНовец. Макс с болезненным интересом наблюдал, как постепенно осознает себя его товарищ по несчастью, всего несколько минут назад он сам вот так же корчился на железном полу, пытаясь придать себе сидячее положение. Наконец Андрей открыл глаза, окинул окрестности мутным взглядом и, в конце концов, сфокусировался на лице Макса.

– Что случилось? Где мы? – голос наблюдателя звучал как воронье карканье.

«О, прогресс, – горько усмехнувшись, подумал Макс. – Кажется объявленный расисту и ублюдку бойкот в силу вновь открывшихся обстоятельств отменен. Ну-ну, то ли еще будет!» В слух же кратко и емко охарактеризовал сложившееся положение, отвечая на последний вопрос Андрея.

– В жопе, причем необъятных размеров. Эти господа нас везут убивать.

– Вот как? – мотнул головой ООНовец и тут же скривился, издав болезненный стон. – А зачем?

– За чем? Думаю, за стволом какого-нибудь подходящего баобаба! – жизнерадостно оскалился Максим.

– А ну заткнулись, там в собачнике! – резко развернулся к ним Ремиз.

Максим разочарованно пожал плечами, показывая всем видом, что он, конечно, побеседовал бы с ООНовцем еще, но вот какое горе, начальство не позволяет.

– Клоун, – сплюнул в сердцах себе под ноги Андрей.

– Че не понял, ушлепок! Пасть завали! – зло рявкнул на него Ремиз, замахиваясь прикладом.

Андрей в ответ лишь гневно сверкнул глазами, но больше заговорить не пытался. Вместо этого он усиленно принялся дергать стянутыми за спиной кистями рук, надеясь ослабить путы и освободить руки. Максим сочувственно наблюдал за его потугами, он уже знал, что сам связан на совесть, так что надеяться освободиться, таким образом, нереально. Говорить, однако, о бесполезности усилий Андрею он не стал, пусть уж лучше займется хоть чем-нибудь и перестанет выводить из себя охрану. Сам Максим не тешил себя лишними иллюзиями и лихорадочно обдумывал варианты спасения, своим шутовством на краю гибели, нелепыми высказываниями, он уже сумел создать у охраны превратное впечатление о степени своей опасности и готовности к сопротивлению. Последняя реплика ООНовца наглядно доказывала успешность подобной тактики.

Шансы, честно говоря, были весьма и весьма призрачными. Они оба связаны и вряд ли уголовники собираются перед смертью освобождать их, это просто не нужно, а такие изыски как последнее желание, повязка на глаза и прочие благородные прибамбасы у этой публики не в ходу. Скорее всего, когда они прибудут на выбранное место, все будет обставлено просто и буднично, выволокут из собачника и прикончат выстрелами в упор. Трупы даже закапывать и маскировать не надо, вечно голодная лесная живность уже через пару дней не оставит ничего от тел. В мозгу отчаянной чередой громоздились планы один нереальнее другого: вывалиться на ходу из машины и рвануть в подступившие к самой дороге джунгли, резким ударом головы в затылок вырубить одного за другим обоих охранников, попытаться перегрызть ремни стягивающие руки ООНовца, предоставив ему потом шанс одолеть врагов в рукопашной… Все не то, все хорошо для голливудского боевика, но ни за что не прокатит в реальной жизни! Как ни крути, получалось, что действовать можно будет лишь в тот короткий момент, когда их будут выводить из машины перед расстрелом. Со связанными за спиной руками они не смогут без помощи охранников выбраться из собачника, а это значит, что на какой-то момент конвоиры и подконвойные окажутся рядом друг с другом в тесном контакте. Это и будет единственный шанс. Двое вооруженных против двоих связанных, не слишком веселая перспектива, но и не полностью безнадежная. Особенно если этот ООНовский чистоплюй не оплошает и хотя бы чуть-чуть поможет. Конечно, остается еще и водитель, но тут уже не до тонких расчетов, если удастся завалить этих лосей, то как-нибудь позаботимся и о водителе, он, кстати, кажется без оружия, по-крайней мере, когда этот перец залезал в машину там, в лагере, в руках у него точно ничего не было. Возможно ствол в салоне, а возможно и нет… В любом случае ничего лучше не придумать, тут уж приходится рисковать. А сейчас нужно всеми силами изображать из себя полного идиота, неопасного клоуна, не понимающего, несмотря на более чем прозрачные намеки, куда и зачем его везут. Давай, давай, зыркай на меня исподолобья, не видишь, я лох, я совсем не опасен! Для такого крутого парня, как ты, я вообще не соперник, даже непонятно для чего ты держишь меня связанным, я ведь покорен, как идущий на бойню баран. Главное не воспринимай меня всерьез, не считай даже малейшей угрозой.

Ремиз, наконец, отвернулся, послав напоследок ему недоверчивый, так и сочащийся высокомерным презрением взгляд, чем-то сродни унизительной пощечине. Ничего, ничего, пусть смотрит, даст Бог, скоро сочтемся и за это молчаливое унижение тоже, подведем полный баланс под дебетом с кредитом.

Машина, резко вильнув в повороте, взревела пониженной передачей и проломившись сквозь чахлый кустарник вкатилась на маленькую полянку в стороне от грунтовки. Все, похоже, приехали, самое место для того, чтобы неприметно избавиться от двух нежелательных трупов. Подтверждая суматошные мысли Макса, УАЗик затормозил, плавно качнувшись, посреди полянки и встал, напоследок фыркнув заглушенным мотором.

– Выходи, уроды. Конечная, – глумливо оскалился Рашпиль, распахивая дверцу машины.

Ремиз одним слитно гибким движением выметнул свое жилистое тело прямо через верх, не утруждаясь открыванием ручки. Внимательно наблюдавший за ним краем глаза Максим оценил отличную физическую форму противника, тут же решив про себя, что если судьба предоставит возможность выбора, то этого он возьмет на себя.

– Что оглохли там? – рявкнул тем временем подошедший вплотную Рашпиль и для пущей убедительности потыкал ООНовца автоматным стволом в бок.

Тот в ответ что-то зло и неразборчиво прошипел, не разжимая зубов, завозился на полу в тщетной попытке перевалиться через борт, однако быстро оставил свои потуги, сообразив, что эдак запросто может спикировать с полутораметровой высоты вниз головой.

– Ты помог бы, начальник, или развязал, – хриплым от волнения голосом просипел Максим, заискивающе заглядывая в глаза уголовнику. – Так ни хрена не выйдет…

– Начальники на зоне, – недовольно окрысился Рашпиль.

Но все же подошел ближе, подхватил одной рукой ООНовца под локоть, помогая удержаться на борту. Автомат спокойно висел на плече и, как успел разглядеть Максим, предохранитель был защелкнут. Значит, чтобы выстрелить теперь придется потратить несколько драгоценных мгновений, чтобы скинуть вниз неподатливый металлический флажок, с которого взмокший от волнения палец, еще и обязательно соскользнет. К тому же вполне возможно, что и патрона в патроннике нет, тогда еще секунда на то, чтобы передернуть затвор. В обычной повседневной жизни не стоящий внимания временной промежуток, а в условиях скоротечного ближнего боя почти стопроцентное преимущество. Если бы еще руки не были скручены за спиной! Но если бы, да кабы…

Так, а где же второй? Максим крутнул головой, словно разминая затекшую шею. Ага! Вот и номер два! Ремиз стоял далековато, настороженно глядел, прищуренными глазами, на возню в машине, тиская в руках автомат. Тот еще волчара, сразу видно, недоволен поведением напарника, но не считает нужным что-то говорить. Вроде как уже дороже выйдет останавливать непутевого, пусть уж лучше по-быстрому поможет кандидату в покойники слезть и отойдет с опасной дистанции, чем начнет сейчас выяснять, чем конкретно недоволен старший. Черт, далековато стоит, далековато… Только в прыжке можно достать, но кто же прыгает со связанными руками… Никто не прыгает, но это в тренировочном зале, а здесь выбора нет. Этого валить надо первым, первым без вариантов, причем надежно, на полный отруб, только тогда будут хоть какие-то шансы. На самом деле для человека понимающего, ясно, как день, что если сойтись в упор, а не танцевать на дистанции, то скрученные за спиной руки, вовсе не гарантия победы соперника. Профессионально занимавшийся в военном училище рукопашным боем Максим не просто знал это, а не раз прочувствовал на себе самом в многочисленных учебных боях. Тело, прошедшее через многолетние изнурительные тренировки не нуждалось даже в командах мозга, на инстинктивном животном уровне зная, как надо действовать в подобной ситуации. Неожиданный удар головой в лицо с гарантией отправит в нокаут любого, а потом дело довершат ноги. Но все это хорошо, когда удается прорваться вплотную к врагу, даже если между вами всего метр, то шансы на победу в такой схватке становятся призрачными, исчезающе малыми, а если у противника в руках автомат и он ждет нападения, то и вовсе стремительно превращаются в ноль.

Так что предпринимать что-то нужно именно сейчас, только в этот момент есть такая возможность. Потом все будет быстро и просто, как только они окажутся на земле, их отконвоируют к ближайшим кустам и всадят в затылок по пуле. Рыпнешься, получишь не в затылок, а в живот и будешь умирать исходя криками в чудовищных муках, только и всего… Нет уж, надо начинать сейчас, уже через секунду будет поздно. Именно сейчас, когда Андрей с Рашпилем стоит почти в обнимку, исключая его вмешательство в схватку. Вот только как достать этого чертова уголовника, ну что бы ему не подойти поближе, так же удобнее контролировать ситуацию. Что же ты замер там, гнида? Но выбора нет, сейчас или никогда. Значит, придется вложить в прыжок все силы, сделать невозможное, только и всего. А почему бы и не совершить невозможное ради спасения собственной шкуры, господа? Попробуем? Конечно! Бурные рукоплескания в зале…

Не сумев сдержать истеричный смешок, Макс прыснул в плечо, одновременно подтягивая под себя ноги и кругля спину. Инерция разгиба тела в полете, даст еще несколько столь необходимых сантиметров… Все равно слишком далеко… Все равно не долететь… Все равно… Заткнись, урод, заткнись! Должен долететь, должен, я сказал! Долететь и вцепиться зубами в этот поросший редкими волосами кадык! Порвать эту суку! Иначе все, иначе не жить! Ну, же!

Глубокий вдох с расслаблением всех мышц, пошел привычный отсчет: «Три! Два! Один!», наполненная адреналином кровь бурлит по жилам, разнося живительный кислород, мускулы стонут от сдерживаемого до поры усилия…

– Ты чего там бормочешь, ушлепок?! Вылазь, сказано, или особое приглашение надо? Так я сейчас приглашу!

Лицо Ремиза искривляется в гневной гримасе, верхняя губа по-волчьи вздергивается, обнажая кривые, желтые от никотина зубы, правая рука закидывает автомат за спину, а левая тянется, чтобы ухватить строптивого пленника за ворот куртки, никак не достает и уголовник делает шаг вперед… Всего лишь один маленький шажок… Полметра в корне меняющие всю ситуацию…

«НОЛЬ!» – взрывается в голове последняя цифра отсчета.

Ох, как трудно прыгать, не балансируя руками, да еще когда прямо перед тобой металлический борт УАЗа и лететь надо через него, отчаянно выгибая спину, будто олимпийский прыгун в высоту. Максим почти физически ощутил сопротивление влажного тропического воздуха, возмущенного его рывком. Время будто замедлилось, обретя вязкую пластичность, он словно застыл, подобно вплавленной в янтарную смолу мухе, замер между двумя мгновениями, провалившись в черную яму безвременья. А потом ботинки гулко ударились каблуками об землю, правая подошва предательски скользнула на мокрой траве, но он все-таки сумел удержать равновесие. Прямо перед глазами, близко-близко, так что невозможно рассмотреть, взгляд не фокусируется, оставляя лишь светлое размазанное пятно, оказалось искаженное яростью лицо Ремиза, на котором сквозь маску гнева еще только проступали удивление и страх. И вот эта доля секунды, когда Максим ясно видел нарастающий в блеклых бельмах бандита ужас, ужас и понимание того, что сейчас должно произойти, короткое, как вспышка молнии и долгое, как сама жизнь мгновение, наполнили его уверенностью, что все обязательно получится, что они справятся, и все будет хорошо. И когда напряженные мышцы шеи до предела откинули назад его голову, набирая размах и скорость для удара, он улыбался. Улыбался широкой и радостной улыбкой победителя, уже точно зная, что врагу не устоять. Удар был страшен, короткий шажок левой ногой, помог вложить в него вес тела. На миг в голове вспухла предобморочная чернота, а потом разом весь мир вокруг крутнулся расплывчатыми цветными пятнами, но тут же замер, вновь обретя четкие очертания и глубину. Максим отчетливо услышал, как хрустнули под его лбом чужие кости, такие податливые и хрупкие, что никак не могли остановить его сокрушительного движения. В уши ударил отчаянный горловой вопль, прозвучавший просто неземной музыкой. Он тоже что-то выкрикнул, что-то среднее между победным ревом хищника и боевым кличем кровожадного дикаря, и, высоко подпрыгнув, обрушился подошвами тяжелых ботинок, на оседающее вниз, ему под ноги безвольное тело. Под каблуками что-то противно чавкнуло, затрещало, а крик боли перешел в неразборчивое бульканье. Есть! Этот готов! По-крайней мере на ближайшие несколько минут, точно опасности не представляет. Все существо Максима захлестнула злобная радость, он едва поборол желание еще раз ударить поверженного противника, растоптать его, вбить тяжелыми каблуками в землю. Он даже сам себе удивился, вообще подобная кровожадность по жизни ему свойственна вовсе не была, с другой стороны раньше его еще никто не ставил на самую грань зияющей холодной чернотой пропасти небытия. Во всех юношеских потасовках и спортивных боях на ринге его хотели лишь победить, но ни в коем случае не уничтожить. Так что же удивляться столь аномальной реакции на ненормальные обстоятельства?

В любом случае сейчас не до этого. Остается еще второй уголовник, да и водителя не стоит сбрасывать со счетов. Нешуточным усилием воли Макс заставил себя отскочить от вырубленного бандита и осмотреться по сторонам. Увиденное вовсе не добавило оптимизма, скорее наоборот, напрочь вышибло из головы неуместную победную эйфорию, швырнув его в бездну отчаяния. Все усилия оказались напрасны. ООНовец не сумел завалить второго бандита, и сейчас тот, отскочив назад, уже вскидывал автомат. Андрей сидел возле УАЗа на корточках и тихонько подвывал, уронив на грудь разбитое в кровь лицо, превратившееся в гротескную расплющенную маску, полностью утерявшее привычные человеческие черты. «Похоже, получил прикладом прямо в харю, чистоплюй ООНовский. А понтов-то было, спаситель мира, блин. На деле полный лох!» – с неуместной злостью подумал Макс и вновь себе удивился. Ясно же, что изначально шансов было не много, и если ему самому повезло и удалось завалить одного из бандитов, это совсем не означает, что Андрей тоже должен был легко справиться со своей задачей. Да, строго говоря, у него и задачи никакой не было. Максим ведь не мог с ним заранее договориться о скоординированных действиях. Так что наблюдатель мог вообще не сообразить, что пора броситься на своего уголовника и просто получил по голове прикладом, даже не предприняв попытки напасть. Чего уж теперь… Выходит не повезло, монетка выпала решкой. Атаковать уже поднявшего автомат Рашпиля – полная глупость. До него метров десять не меньше, а это, даже если не учитывать связанных рук, не меньше трех секунд. За это время можно высадить весь автоматный магазин, а на такой дистанции не промахиваются. Все, остается расслабиться и получать удовольствие, так кажется, советуют жертвам неизбежного изнасилования. Вот только их тут не насиловать, а убивать будут… Чертов наблюдатель, надо же быть таким лохом! Напрасно! Все напрасно! Накатило горькое разочарование, отдавшееся холодной пустотой внизу живота, мышцы, сведенные злой судорогой запредельного усилия обреченно расслабились. Навалилась безразличная апатия, что делать, это уже явный проигрыш и переиграть, никак не получится. Качнулись перед глазами зеленые кроны деревьев. Неудержимо потянуло просто сесть на землю, покрытую такой мягкой, такой уютной даже на вид травой. Ничего не делать, никуда не рваться, ничего не предпринимать, и будь что будет, пусть убивают, он уже сделал все, что было возможно. Остальное не в человеческих силах. Значит, не повезло. Что ж бывает…

И он действительно уже почти сдался. Уже подогнулись колени, отказываясь удерживать в стоячем положении тело, уже заиграла на губах усталая обреченная улыбка, но откуда-то из потаенных глубин естества из мрачных дебрей подсознания вдруг рванулась тугая ослепляющая ярость. Холодным белым пламенем опалила мозг, жидким огнем пробежала по жилам, встряхивая, передергивая безвольные мускулы, заставляя их вновь напрячься, в отчаянной попытке спастись. «Это все равно бесполезно», – подумал было Максим, но мозг пронзила такая вспышка боли, что мысль мгновенно взметнулась испуганной птицей, забиваясь в самые дальние неизведанные глубины сознания. Он вдруг почувствовал, что кто-то огромный, мощный и переполненный лютой злобой будто прорастает у него внутри, неотвратимо беря под свой контроль его тело, подчиняя себе его волю. Он попытался сопротивляться этому внутреннему агрессору, но с ужасом осознал, что больше не может командовать своими мышцами. Он стал будто сторонним наблюдателем, заключенным в собственной черепной коробке, которому осталось лишь пассивно смотреть за тем, как неведомый захватчик распоряжается его руками и ногами, и даже языком…

– Грр-ах… Аргх… Рру! – выдало в пространство бесцеремонно скрученное горло, и Максим не узнал в этом рычанье собственного голоса.

Он с ужасом следил за пляшущим зрачком автоматного ствола, уставленным ему точно в лицо, понимал, что вот сейчас раздастся выстрел. Знал, что достаточно просто опуститься на землю, и можно будет хоть на несколько мгновений оттянуть неизбежную гибель, и не мог себя заставить просто согнуть колени, просто упасть в траву. Вместо этого предавшие его ноги сделали шаг навстречу целившемуся в него уголовнику, сначала короткий неуверенный шажок, потом еще один, еще один и еще…

– Стой, где стоишь, сука! Не подходи! – истерично заверещал Рашпиль, дергая стволом из стороны в сторону.

– Грра! Рра! Р-разорву! – взревело в ответ нечто подчинившее себе тело Максима.

Палец бандита ощутимо подался назад, выбирая свободный ход спускового крючка, Макс ясно видел его движение и, казалось, мог с точностью до десятой доли миллиметра предсказать, в каком именно месте это движение пройдет точку невозвращения, за которой раздастся выстрел. Она была все ближе и ближе. Но и сам Рашпиль приближался к нему стремительными дергаными рывками. Макс чувствовал, что его ноги уже бегут, несут его тело вперед огромными скачками, но все равно не успевают, не могут успеть. Ощущал ярость и гнев, того, кто управлял сейчас им, презрительную досаду, на неловкость и несовершенство подчиненного тела. Видимо это нечто тоже осознало, что просто физически не может опередить выстрел, и резко остановилось, замерев на полдороги. В этот момент и ударила истеричная длинная очередь на полмагазина. Максим ясно видел, как из черного тоннеля автоматного ствола рванулось яркое пламя, расцветая на его конце четырехлучевой звездой. Он даже приготовился мысленно к боли, к тупым ударам, разрывающих тело пуль, но новый хозяин его мышц тоже был начеку, резким броском вниз и влево он отбросил тело Максима с линии огня, и пули лишь злобно взвыли, безобидно рванув воздух возле самых ушей.

– Р-разорву! Р-разорву в клочья!

Горло саднило от утробного рева, кишки будто вязали узлами. Стегнул по нервам испуганный заячий вскрик бандита, бросившегося куда-то в бок и в сторону. И тут нестройными пачками ударили выстрелы. Откуда-то сзади из-за окружившей поляну непроглядной стены джунглей. Замер, словно налетев на невидимую стену, Рашпиль, из угла губ вдруг плеснуло кровью, а потом и на груди будто сама собой проклюнулась серия кровавых фонтанчиков. «Как в фильме про «Чужих»», – отрешенно подумал Максим, вспомнив ужастик в котором личинки монстров вот так же вылуплялись из тел людей, разрывая их. Несколько томительно долгих секунд бандит еще стоял, потом рухнул навзничь. По спине шла ровная строчка черных входных отверстий, перечеркнувших пятнистый комбинезон.

– Май-майя! Май-майя! – звонко донеслось из джунглей.

Голос был тонкий детский и никак не вязался с происходящим вокруг.

– Май-майя! – подхватил целый хор таких же ломких мальчишеских голосов.

Этот крик будто бы снял наложенное заклятие, Максим с удивлением понял, что снова чувствует свое тело, опять может приказывать вышедшим из повиновения мышцам. Это открытие наполнило его такой сумасшедшей радостью, что он даже забыл на миг о том, кто он собственно такой и где находится. Не обращая внимания на стрельбу, свист пуль и вопли невидимых стрелков, он с полным ощущением свершившегося чуда, сжимал и разжимал кулаки связанных рук, крутил головой, приседал и вновь распрямлялся в полный рост. Тело исправно выполняло команды, кем или чем бы ни был неведомый захватчик только что подчинивший себе его плоть, сейчас он полностью исчез, а может быть затаился, так что никакого следа его присутствия обнаружить не удавалось, как Максим не старался.

От самокопания его отвлек мучительный крик боли, раздавшийся сзади, почти над самым плечом. Максим стремительно обернулся и уперся взглядом прямо в расширенные зрачки водителя, медленно оседающего прямо ему под ноги. Видимо водила, выскочив из кабины, когда началась стрельба, пытался спастись бегством, но меткая пуля невидимого стрелка все же достала его в тот момент, когда он как раз поравнялся с пленником. Только сейчас Макс в полной мере осознал, что ничего еще не закончилось. Кто эти столь своевременно пришедшие ему на помощь освободители? С какой целью они напали на зазевавшихся уголовников? Вряд ли для того чтобы спасти шкуры двух обреченных на смерть людей, которые им даже неизвестны… Такой бескорыстный альтруизм на пустынных дорогах африканских джунглей не встречается. Так что вполне возможно, что они с ООНовцем просто попали из огня да в полымя. Причем не просто возможно, а наиболее вероятно. Но предпринять сейчас он все равно ничего не мог. Бежать – бессмысленно, мало того, что со связанными руками по джунглям особо не побегаешь, это еще было бы пол беды, так ведь неизвестно даже куда собственно бежать, да и зачем. На прииск возвращаться нельзя, ничего хорошего, как выяснилось, там не ждет. Пытаться дойти без оружия и снаряжения через девственные леса полные самых различных опасностей до какого-нибудь цивилизованного города – глупо. Да и непонятно в каком направлении двигаться, тут ведь не старушка Европа, где маленькие городки и деревушки натыканы через каждые несколько километров. Можно весь остаток жизни пробродить, так и не встретив больше ни одного человеческого существа. Причем этот самый остаток жизни, скорее всего, станет весьма и весьма коротким. Так что хочешь, не хочешь, а деваться некуда. Придется оставаться на месте в надежде, что удастся поладить с напавшими.