Текст книги "Том 1. Повести, рассказы, стихи 1892-1894"
Автор книги: Максим Горький
сообщить о нарушении
Текущая страница: 31 (всего у книги 32 страниц)
– Нет!.. Нет!.. Нет!..
В комнате остался Ляхов. Он подошёл к стене, снял с неё какую-то фотографию и, обратясь к Кириллу, который с неподвижною до ужаса сосредоточенностью в глазах смотрел куда-то в угол, ласково сказал ему:
– Ну, пойдёмте и мы!
Кирилл покорно встал и, не сказав ни слова, пошёл.
– Я ворочусь через час! – сказал Ляхов какой-то женщине, запирая дверь комнаты Кравцова.
– Я ворочусь через час! – как эхо повторил за ним Кирилл Ярославцев, взглянув на него своими мёртвыми глазами.
Теперь они оба в лечебнице – Кирилл Иванович Ярославцев и Марк Данилович Кравцов. На выздоровление Кравцова есть надежды, на выздоровление его ученика – нет.
Они встречаются друг с другом на прогулках в саду заведения. Когда Кирилл издали увидит черноусое и всегда пылающее возбуждением лицо Марка, он мелкими шажками бежит к нему и, снимая колпак, тихо шепчет:
– Говори, учитель!..
Кирилл говорит очень мало и всегда не иначе, как робким шёпотом. Если Кравцов ходит, то Кирилл, согнувшись, подпрыгивая, бегает за ним, а если он сидит, то Ярославцев садится у его ног, жалко смотрит ему в лицо и изредка просительно шепчет:
– Говори, учитель!..
И учитель говорит своему ученику возмущённо и строго о гонениях духа и страданиях духа, торжественно и важно о будке всеобщего спасения и с гордостью о самом себе, великом учителе и пророке разбитых жизнью людей.
Песня о Соколе
Море – огромное, лениво вздыхающее у берега, – уснуло и неподвижно в дали, облитой голубым сиянием луны. Мягкое и серебристое, оно слилось там с синим южным небом и крепко спит, отражая в себе прозрачную ткань перистых облаков, неподвижных и не скрывающих собою золотых узоров звёзд. Кажется, что небо всё ниже наклоняется над морем, желая понять то, о чём шепчут неугомонные волны, сонно всползая на берег.
Горы, поросшие деревьями, уродливо изогнутыми норд-остом, резкими взмахами подняли свои вершины в синюю пустыню над ними, суровые контуры их округлились, одетые тёплой и ласковой мглой южной ночи.
Горы важно задумчивы. С них на пышные зеленоватые гребни волн упали чёрные тени и одевают их, как бы желая остановить единственное движение, заглушить немолчный плеск воды и вздохи пены – все звуки, которые нарушают тайную тишину, разлитую вокруг вместе с голубым серебром сияния луны, ещё скрытой за горными вершинами.
– А-ала-ах-а-акбар!.. – тихо вздыхает Надыр-Рагим-Оглы, старый крымский чабан, высокий, седой, сожжённый южным солнцем, сухой и мудрый старик.
Мы с ним лежим на песке у громадного камня, оторвавшегося от родной горы, одетого тенью, поросшего мхом, – у камня печального, хмурого. На тот бок его, который обращён к морю, волны набросали тины, водорослей, и обвешанный ими камень кажется привязанным к узкой песчаной полоске, отделяющей море от гор. Пламя нашего костра освещает его со стороны, обращённой к горе, оно вздрагивает, и по старому камню, изрезанному частой сетью глубоких трещин, бегают тени.
Мы с Рагимом варим уху из только что наловленной рыбы и оба находимся в том настроении, когда всё кажется прозрачным, одухотворённым, позволяющим проникать в себя, когда на сердце так чисто, легко и нет иных желаний, кроме желания думать.
А море ластится к берегу, и волны звучат так ласково, точно просят пустить их погреться к костру. Иногда в общей гармонии плеска слышится более повышенная и шаловливая нота – это одна из волн, посмелее, подползла ближе к нам.
Рагим лежит грудью на песке, головой к морю, и вдумчиво смотрит в мутную даль, опершись локтями и положив голову на ладони. Мохнатая баранья шапка съехала ему на затылок, с моря веет свежестью в его высокий лоб, весь в мелких морщинах. Он философствует, не справляясь, слушаю ли я его, точно он говорит с морем:
– Верный богу человек идет в рай. А который не служит богу и пророку? Может, он – вот в этой пене… И те серебряные пятна на воде, может, он же… кто знает?
Тёмное, могуче размахнувшееся море светлеет, местами на нём появляются небрежно брошенные блики луны. Она уже выплыла из-за мохнатых вершин гор и теперь задумчиво льёт свой свет на море, тихо вздыхающее ей навстречу, на берег и камень, у которого мы лежим.
– Рагим!.. Расскажи сказку… – прошу я старика.
– Зачем? – спрашивает Рагим, не оборачиваясь ко мне.
– Так! Я люблю твои сказки.
– Я тебе всё уж рассказал… Больше не знаю… – Это он хочет, чтобы я попросил его. Я прошу.
– Хочешь, я расскажу тебе песню? – соглашается Рагим.
Я хочу слышать старую песню, и унылым речитативом, стараясь сохранить своеобразную мелодию песни, он рассказывает.
I
«Высоко в горы вполз Уж и лёг там в сыром ущелье, свернувшись в узел и глядя в море.
Высоко в небе сияло солнце, а горы зноем дышали в небо, и бились волны внизу о камень…
А по ущелью, во тьме и брызгах, поток стремился навстречу морю, гремя камнями…
Весь в белой пене, седой и сильный, он резал гору и падал в море, сердито воя.
Вдруг в то ущелье, где Уж свернулся, пал с неба Сокол с разбитой грудью, в крови на перьях…
С коротким криком он пал на землю и бился грудью в бессильном гневе о твёрдый камень…
Уж испугался, отполз проворно, но скоро понял, что жизни птицы две-три минуты…
Подполз он ближе к разбитой птице, и прошипел он ей прямо в очи:
– Что, умираешь?
– Да, умираю! – ответил Сокол, вздохнув глубоко. – Я славно пожил!.. Я знаю счастье!.. Я храбро бился!.. Я видел небо… Ты не увидишь его так близко!.. Эх ты, бедняга!
– Ну что же – небо? – пустое место… Как мне там ползать? Мне здесь прекрасно… тепло и сыро!
Так Уж ответил свободной птице и усмехнулся в душе над нею за эти бредни.
И так подумал: «Летай иль ползай, конец известен: все в землю лягут, всё прахом будет…»
Но Сокол смелый вдруг встрепенулся, привстал немного и по ущелью повёл очами…
Сквозь серый камень вода сочилась, и было душно в ущелье тёмном и пахло гнилью.
И крикнул Сокол с тоской и болью, собрав все силы:
– О, если б в небо хоть раз подняться!.. Врага прижал бы я… к ранам груди и… захлебнулся б моей он кровью!.. О, счастье битвы!..
А Уж подумал: «Должно быть, в небе и в самом деле пожить приятно, коль он так стонет!..»
И предожил он свободной птице: «А ты подвинься на край ущелья и вниз бросайся. Быть может, крылья тебя поднимут и поживёшь ты ещё немного в твоей стихии».
И дрогнул Сокол и, гордо крикнув, пошёл к обрыву, скользя когтями по слизи камня.
И подошёл он, расправил крылья, вздохнул всей грудью, сверкнул очами и – вниз скатился.
И сам, как камень, скользя по скалам, он быстро падал, ломая крылья, теряя перья…
Волна потока его схватила и, кровь омывши, одела в пену, умчала в море.
А волны моря с печальным ревом о камень бились… И трупа птицы не видно было в морском пространстве…
II
В ущелье лёжа, Уж долго думал о смерти птицы, о страсти к небу.
И вот взглянул он в ту даль, что вечно ласкает очи мечтой о счастье.
– А что он видел, умерший Сокол, в пустыне этой без дна и края? Зачем такие, как он, умерши, смущают душу своей любовью к полётам в небо? Что им там ясно? А я ведь мог бы узнать всё это, взлетевши в небо хоть ненадолго.
Сказал и – сделал. В кольцо свернувшись, он прянул в воздух и узкой лентой блеснул на солнце.
Рождённый ползать – летать не может!.. Забыв об этом, он пал на камни, но не убился, а рассмеялся…
– Так вот в чём прелесть полетов в небо! Она – в паденье!.. Смешные птицы! Земли не зная, на ней тоскуя, они стремятся высоко в небо и ищут жизни в пустыне знойной. Там только пусто. Там много света, но нет там пищи и нет опоры живому телу. Зачем же гордость? Зачем укоры? Затем, чтоб ею прикрыть безумство своих желаний и скрыть за ними свою негодность для дела жизни? Смешные птицы!.. Но не обманут теперь уж больше меня их речи! Я сам всё знаю! Я – видел небо… Взлетал в него я, его измерил, познал паденье, но не разбился, а только крепче в себя я верю. Пусть те, что землю любить не могут, живут обманом. Я знаю правду. И их призывам я не поверю. Земли творенье – землёй живу я.
И он свернулся в клубок на камне, гордясь собою.
Блестело море, всё в ярком свете, и грозно волны о берег бились.
В их львином рёве гремела песня о гордой птице, дрожали скалы от их ударов, дрожало небо от грозной песни:
«Безумству храбрых поём мы славу!
Безумство храбрых – вот мудрость жизни! О смелый Сокол! В бою с врагами истёк ты кровью…
Но будет время – и капли крови твоей горячей, как искры, вспыхнут во мраке жизни и много смелых сердец зажгут безумной жаждой свободы, света!
Пускай ты умер!.. Но в песне смелых и сильных духом всегда ты будешь живым примером, призывом гордым к свободе, к свету!
Безумству храбрых поём мы песню!..»
…Молчит опаловая даль моря, певуче плещут волны на песок, и я молчу, глядя в даль моря. На воде всё больше серебряных пятен от лунных лучей… Наш котелок тихо закипает.
Одна из волн игриво вскатывается на берег и, вызывающе шумя, ползёт к голове Рагима.
– Куда идёшь?.. Пшла! – машет на неё Рагим рукой, и она покорно скатывается обратно в море.
Мне нимало не смешна и не страшна выходка Рагима, одухотворяющего волны. Всё кругом смотрит странно живо, мягко, ласково. Море так внушительно спокойно, и чувствуется, что в свежем дыхании его на горы, ещё не остывшие от дневного зноя, скрыто много мощной, сдержанной силы. По тёмно-синему небу золотым узором звёзд написано нечто торжественное, чарующее душу, смущающее ум сладким ожиданием какого-то откровения.
Всё дремлет, но дремлет напряженно чутко, и кажется, что вот в следующую секунду всё встрепенётся и зазвучит в стройной гармонии неизъяснимо сладких звуков. Эти звуки расскажут про тайны мира, разъяснят их уму, а потом погасят его, как призрачный огонёк, и увлекут с собой душу высоко в тёмно-синюю бездну, откуда навстречу ей трепетные узоры звёзд тоже зазвучат дивной музыкой откровения…
Комментарии
Девушка и смерть
Впервые напечатано в 1917 году. Вошло в сборник рассказов «Ералаш» и во все собрания сочинений. Начиная со сборника «Ералаш», печатается с подзаголовком «Сказка».
Сказка, по свидетельству самого Горького, написана в 1892 году. Горький послал сказку в «Волжский вестник», но она не была помещена в газете по цензурным условиям.
11 октября 1931 года А.М. Горький читал сказку «Девушка и Смерть» посетившим его И.В.Сталину и К.Е. Ворошилову. На последней странице текста сказки товарищ Сталин тогда же написал: «Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте (любовь побеждает смерть)».
Страница сказки М. Горького «Девушка и Смерть» с надписью И. В. Сталина
Печатается по тексту, подготовленному Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
Емельян Пиляй
Впервые напечатано в газете «Русские ведомости», 1893, номер 213, 5 августа.
Рассказ был передан редакции «Русских ведомостей» без ведома А.М.Горького его товарищем Н.З.Васильевым. Опубликование «Емельяна Пиляя» в «Русских ведомостях» было первым выступлением Горького в столичной прессе.
Рассказ включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту, подготовленному М.Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
Макар Чудра
Первое опубликованное произведение М. Горького.
Впервые напечатано в тифлисской газете «Кавказ», 1892, номер 242, 12/24 сентября под псевдонимом: М.Горький.
Рассказ написан в 1892 году в Тифлисе, где Горький работал в мастерских Закавказских железных дорог.
Рассказ включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту, подготовленному Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
О маленькой фее и молодом чабане. Валашская сказка
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1895, номер 98, 11 мая; номер 100, 14 мая; номер 105, 20 мая; номер 106, 21 мая; номер 107, 24 мая, с подзаголовком «Валашская сказка». В воспоминаниях «В.Г.Короленко» Горький говорит о том, что сказка была написана ещё в Тифлисе, то есть в 1892 году. Одна из песенок чабана, начинающаяся словами «В лесу над рекой жила фея», неоднократно переиздавалась под названиями: «Легенда о Марко», «Валашская сказка», «Валашская легенда», «Фея», «Рыбак и фея». Текст этой песни после первой публикации был значительно исправлен стилистически, изменена концовка стихотворения и прибавлено заключительное четверостишие.
В собрания сочинений сказка не включалась.
Печатается по тексту «Самарской газеты».
Биограф [ия]
«Биограф[ия]» является продолжением «Изложения фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца». Написана, очевидно, вскоре после «Изложения». Отдельные эпизоды соответствуют событиям, описанным в повести «В людях».
Трактовка событий и образов «Биограф[ии]» и «В людях» различная, так же как в «Изложении фактов и дум» и «Детстве».
Начало рукописи до слов: «Следует возвращение в недра семейства моих хозяев» не связано непосредственно с «Изложением…» и носит характер обращения к корреспонденту, которому адресована вся рукопись, все воспоминания о годах жизни «в людях». Исходя из фактов биографии, следует предположить, что это обращение к О.Ю. Каминской, которая послужила прототипом героини позднейшего рассказа «О первой любви».
Печатается впервые по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.
Дед Архип и Лёнька
Впервые напечатано в нижегородской газете «Волгарь», 1894, номер 35, 13 февраля; номер 37, 16 февраля; номер 39, 18 февраля; номер 41, 20 февраля; номер 43, 23 февраля.
В оригинале набора для собрания сочинений в издании «Книга» Горький, уточняя время написания рассказа, исправил дату 1894 на 1893 год.
Рассказ включался во все собрания сочинений.
Печатается по тексту, подготовленному Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
Изложение фактов и дум, от взаимодействия которых отсохли лучшие куски моего сердца
Впервые напечатано в сборнике Института мировой литературы им. А.М.Горького «Горьковские чтения», 1940.
«Изложение фактов и дум» – черновой набросок. Некоторые эпизоды близки эпизодам повести «Детство», но произведения, отделённые по времени написания почти двадцатилетием, содержат различную трактовку образов, различны и по стилю.
Вся последняя часть «Изложения» после слова «Стоп!» не связана тематически с повествованием и носит характер обращения к некоей Адели. Рассуждения же и выводы о смысле жизни идейно близки «Изложению». Это и послужило основанием для того, чтобы печатать черновую рукопись как единое целое.
Написано в 1893 г. В собрания сочинений не включалось.
Печатается по рукописи, хранящейся в Архиве А.М.Горького.
Месть. Параллели
Впервые напечатано с цензурными изъятиями в газете «Волжский вестник», 1893, номер 211, 18 августа; номер 212, 19 августа; номер 214, 21 августа. Подпись: М. Г-ий. Цензорский экземпляр был обнаружен после смерти Горького в казанском архиве.
Как видно из письма к С.П.Дороватовскому от 18 октября 1898 г., Горький предполагал включить «Месть» в III т. «Очерков и рассказов».
В собрания сочинений рассказ не включался.
Печатается по тексту газеты с восстановлением вычеркнутого цензурой.
О чиже, который лгал, и о дятле – любителе истины
Впервые напечатано в газете «Волжский вестник», 1893, номер 220, 4 сентября. Подпись: М. Г-ий. Включалось во все собрания сочинений.
Начиная с первой публикации, текст печатался с цензурными изъятиями.
Готовя текст к собранию сочинений в издании «Книга», Горький внёс многочисленные стилистические исправления, но не восстановил вычеркнутого цензурой, по-видимому, потому, что не имел под руками цензурованного экземпляра, обнаруженного после смерти Горького в казанском архиве. В настоящем издании вычеркнутое царской цензурой восстановлено. Впервые печатается полный текст рассказа.
Приводим части текста, где были сделаны цензурные изъятия. Выделено вычеркнутое цензором.
«…птицы, испуганные и угнетённыевнезапно наступившей серенькой и хмурой погодой»
«…в них преобладали тяжёлые,унылые и безнадёжные»
«И вот вдруг зазвучали свободные,смелые песни»
«…когда птицы пели свободные,звучные гимны солнцу»
«Но тут один находчивый щеглёнок, журналист по профессии,спросил чижа»
«… общественноесознание» (вместо слова «общественное» цензор написал «наше»)
«…там мы, великие, свободные, всё победившие птицы,насладимся созерцанием нашей силы»
«Туда – в страну счастья! где ждёт нас великая победа, где мы будем законодателями мира и владыками его,где мы будем владыками всего».
В остальном рассказ печатается по тексту, подготовленному Горьким для собрания сочинений в издании «Книга».
Разговор по душе. История мало вероятная, но вполне возможна
Впервые напечатано в газете «Волжский вестник», 1893, номер 233, 12 сентября, с цензурными изъятиями. Подпись: М. Г-ий.
После смерти Горького цензурный экземпляр газеты был найден в казанском архиве.
Сохранилась черновая рукопись рассказа с несколькими различными концами спора между Пороком и Добродетелью – героями произведения.
Рассказ в собрания сочинений не включался.
Печатается по тексту, опубликованному в «Волжском вестнике» с восстановлением вычеркнутого цензурой.
Нищенка
Впервые напечатано в газете «Волгарь», 1893, номер 259, 31 октября. Первый рассказ из серии «Маленькие истории», печатавшейся в нижегородской газете «Волгарь» осенью-зимой 1893–1894 года.
В собрания сочинений рассказ не включался.
Печатается по тексту газеты «Волгарь».
Исключительный факт
Впервые напечатано в газете «Волгарь», 1893, номер 279, 24 ноября.
Второй рассказ из цикла «Маленькие истории». В основу рассказа положен действительный факт: 29 апреля 1893 года в Н.Новгороде хоронили писателя-шестидесятника, историка Нижегородского края А.С.Гацисского. О его могиле и идёт речь в рассказе. Уже в советские годы в письме к племяннику Гацисского – К.Александрову, Горький писал: «…смерть и похороны А.С.Гацисского действительно взволновали меня, и я напечатал в газете «Волгарь» рассказ, который был озаглавлен, если не ошибаюсь, «Двоеточие» или «Над могилой» («Горьковская коммуна», 1934, номер 248). Название своего рассказа Горький запамятовал.
В собрания сочинений рассказ не включался.
Печатается по тексту газеты «Волгарь».
Убежал
Впервые напечатано в нижегородской газете «Волгарь», 1893, номер 303, 23 декабря; номер 307, 29 декабря; номер 309, 31 декабря. Четвёртый рассказ из серии «Маленькие истории».
Рассказ в собрания сочинений не включался.
Печатается по тексту газеты «Волгарь».
На соли
Впервые напечатано в «Самарской газете», 1895, номер 18, 22 января и номер 21, 26 января.
Рассказ был послан одновременно с «Емельяном Пиляем» в «Русские ведомости» летом 1893 года, но не был напечатан. Указания на это содержатся в письмах В.Г.Короленко к М.А.Саблину и к И.Г.Короленко.
В собрания сочинений рассказ не включался.
Печатается по тексту «Самарской газеты».
Горемыка Павел
Впервые напечатано в нижегородской газете «Волгарь» в 1894 году в двадцати пяти номерах газеты: с номера 80 – 8 апреля по номер 152 – 6 июля.
В письме к А.М.Горькому от 7 января 1910 года доктор В.Н.Золотницкий сообщал, что в среде нижегородских знакомых Горького возникла мысль об издании сборника его ранних произведений с благотворительной целью. Золотницкий упоминал при этом и повесть «Горемыка Павел». Прося разрешения на публикацию, Золотницкий указывал, что ранние рассказы будут собраны и присланы Горькому на просмотр. В письме (без даты) с острова Капри Горький ответил, что он будет очень благодарен, если В.Н. Золотницкий и другие лица, заинтересованные в издании его рассказов, помогут их собрать.
Горький указывал, что более подходящим для данной цели, возможно, окажется «Горемыка Павел», просил достать комплект «Волгаря» и перепечатать повесть на машинке. Просьба, по-видимому, была выполнена – в Архиве А.М. Горького сохранилась машинопись с текстом рассказа, являющимся перепечаткой газетной публикации. Текст машинописи имеет авторские исправления. На первых четырёх листах правка очень значительна, дальнейший текст до двадцать второго листа содержит замены и вычерки отдельных слов.
Исправленный А.М. Горьким текст следует считать началом второй, незаконченной редакции повести.
В письме от 18 августа 1930 года к директору Литературного музея имени А.М. Горького в Нижнем Новгороде А.И. Елисееву А.М. Горький сообщал, что повесть «Горемыка Павел» перед публикацией в «Волгаре» «портили в две руки: редактор «Волгаря» А.А. Дробыш-Дробышевский, человек сухой, самовлюблённый и упрямый, вычеркнул из повести фигуру повара, которая проходила с начала повести до конца, а затем цензор» (письмо опубликовано в «Комсомольской правде», 1939, 21 июня).
В собрания сочинений повесть не включалась.
Так как новая редакция повести была только начата, – в настоящем издании «Горемыка Павел» печатается по тексту газеты «Волгарь».
